Папино тяжелое детство

 

               

     Эта давняя семейная традиция нравилась всем: дочкам, мужу, да и мне - работающей маме, у которой вечером начиналась самая страда. В доме воцарялись покой и тишина, прерываемые голосом рассказчика и смехом слушателя или, позже, сразу двух слушательниц.

     Происходило это так. Ребенок уже в кровати. И после вечерней сказки (а порой вместо нее) маленькая дочь обращалась к  отцу: «Пап, расскажи про свое детство!».
     Его рассказ начинался с коронной фразы, произносимой с притворно тяжелым вздохом: «Детство у меня было тяжелое…», после которой рассказчик и слушатель обменивались улыбками -  и за этим следовали истории в разной последовательности, в разные вечера меняясь местами, обрастая новыми подробностями, так что старшая, на двенадцать лет раньше уже слышавшая их, иногда говорила: «А ты мне эту историю немножко по-другому рассказывал».

     Мир папиного детства был волшебным и сказочным, а главное, - он был очень веселым. Местом действия и одним из главных героев этих рассказов был «Двор». Двор образовывали три больших четырехэтажных дома, стоящих полукругом на некотором расстоянии друг от друга. Деревья и кусты, когда-то посаженные самими жильцами, тянулись вверх, подрастая вместе с маленьким папой и его друзьями, а потом, обгоняя растущих детей, дотягивались верхушками до второго, а то и третьего этажей. Они давали жителям двора тень жаркими летними днями, а птицам и стол и дом. Основным «населением» тополей, кленов и караганников были маленькие серые воробьи, чирикающие свои веселые песенки, заглушаемые только голосами и смехом детей, населяющих этот большой и просторный двор.
     Тут были две песочницы и карусель, которую нужно было крутить самим, катая сидящих внутри, а потом меняться местами и сидеть, крепко вцепившись в поручни , пока не начинала кружиться голова. Когда-то, во времена папиного детства, здесь находились и остатки соцроскоши: два фонтанчика, в которых жаркими летними днями плюхались все, кому не лень. К «своим» относились и еще два фонтана поблизости: один у Дворца Горняков, другой у Летнего кинотеатра. Все эти водные пространства использовались с той же целью - плескаться в жаркие дни, пускать сделанные из газет кораблики, сидеть на краях, спустив в воду ноги и болтая ими.
     Однажды у Вовки Корнева кто-то украл трусы, пока пацаны плескались в фонтане перед Летним Театром (трусы снимались перед купанием, чтобы не появиться дома в мокрых и не получить от родителей подзатыльника.)
     Друзья повели Вовку домой, окружив со всех сторон, доставили прямо до дверей подъезда. Подождали внизу, - было тихо. А потом из окон раздался его рев. Мама у пацана была строгая.
     Но купаться в фонтанах все равно не перестали.
     Это папа уже начал свой рассказ.

     -В ту пору считалось нормальным, что дети лет с трех-четырех гуляли во дворе сами, а мамы и бабушки приглядывали за ними с балконов и из открытых окон. Когда было время идти домой, дети сзывались криками: «Коля, Таня, Оскар, Лиля …домой!». Детворы было много, в каждой семье - по двое-трое детей, и после уроков, а летом весь долгий день двор был полон шумом и гамом, беготней и спорами, реже - ссорами. И вся эта замечательная жизнь проходила на виду у всех, и все знали друг друга…


       -  В теплую погоду, чаще летом, мы строили «штабы». Для этого шли в ход картонные коробки, всякие деревяшки, взятые из мусорных ящиков, стоящих во дворе, - на первых этажах в наших домах были магазины, и там много чего можно было найти для строительства. В штабах проводились собрания, обсуждения новостей, выяснения отношений. В них хорошо было скрыться от летней жары и взглядов взрослых (ничего предосудительного там не делали - курить мы начали гораздо позже). А еще нам нравилось в штабе есть. Таскали из дома самую нехитрую снедь - хлеб, кильку, колбасу, и, конечно, делили все по-братски на всех. И это было здорово и очень вкусно!

   -  Одним из любимых наших развлечений были походы на «Золотую помойку». Дворец Культуры Горняков, где работали кружки и студии, проходили концерты и спектакли самодеятельных театров, находился от нашего двора через небольшую пешеходную дорожку. А во дворе Дворца стояли огромные ящики со старыми декорациями, каким-то реквизитом, что-то красивое лежало прямо на земле - это и была наша «Золотая помойка».
     Организатором и руководителем походов была Света, рыжая конопатенькая девочка из нашего двора. Она была старше всех нас года на два, и ей очень нравилось быть учителем. Света выстраивала нас в линию по двое и, держась за руки, мы переходили через дорогу. Она сама стояла посередине с флажком в руке, как настоящая воспитательница.  Мы заходили во двор ДКГ - и начиналось счастье! Кому-то удавалось найти деревянный щит, меч или каску. Из найденных сокровищ можно было сделать обмундирование, как у крестоносцев из кино, девочки могли разжиться  проволочкой, из которой плелись колечки и браслеты; это могли быть красивые тряпочки для пошива кукольных платьев. Домой шли так же, строем. И все, как один, возвращались из похода с «золотыми» зубами из фольги, сверкающими на ярком летнем солнце почище драгоценных! Это было то еще зрелище!
 
     -А сколько всяких вкусных радостей было - только выйди из двора на улицу! Вон там, прямо за углом - стоит тетка в белом халате, надетом прямо на шубу, в перчатках с отрезанными пальцами, у нее в фанерном синем ящике - горячие пончики с ливером - наша всеобщая дворовая любовь (мама, правда, называла их «тошнотиками»).
     Однажды мы нашли под лавкой пять рублей - целое состояние по тем временам  (пончик стоил четыре копейки!) Накупили почти ящик пончиков, нашли пустой коробок, насыпали их туда и кормили весь двор!
     Там же, на улице перед домом, стоял автомат с газировкой! Три копейки стакан с сиропом, одна копейка - без сиропа. Но с газом!
     А в магазине на первом этаже нашего дома был автомат с одеколоном. Он висел довольно высоко, и к нему приставлена была подставка для тех, кто не мог дотянуться. И одна девочка (это была ваша тетя в возрасте пяти-шести лет), как только ей попадалась нужная монета - это удовольствие стоило пятнадцать копеек, - сразу шла к этому автомату и подставляла голову под струю с одеколоном. Иногда она могла позволить себе двойное удовольствие, тогда моя сестра-двойняшка возвращалась домой со стекающими с волос струями парфюма, счастливая и пахучая, а наша старшая сестра комментировала: «Наша принцесса опять наодеколонилась!».

     -В те времена было у мужиков во дворе известное по тем временам развлечение. Они стучали в домино; деревянный стол и скамейки всегда были заняты отдыхающими от рабочих смен шахтерами. Когда во двор выходил четырехлетний Мишенька, они радостно подзывали его. Мальчик только что вернулся домой - интеллигентные родители отправляли ребенка на все лето к бабушке в деревню, где он выучил много новых слов. Смысла многих из них он не понимал, но хорошо запомнил. И это были те слова, знание которых в любом возрасте не обязательно, но отборный изощренный мат из уст маленького мальчика из хорошей семьи приводил доминошников в полный восторг. После беседы с ним они громко и с удовольствием ржали. Мишенька был их героем.
     Мама к новым знаниям маленького сына относилась совсем по-другому. И вечером, когда сынишке пора было возвращаться домой, она с балкона сначала звала его: «Мишенька, домой, - потом протягивала сверху останавливающую руку к нему и быстро говорила: Мишенька, только НИЧЕГО НЕ ГОВОРИ!»

      -Однажды летом появилось одно общее на всех увлечение. Каждый из нас считал своим долгом приручить бродячую собаку - их было много в ту пору. Питомцам строились самодельные будки из картонок и фанерок. Из дома, конечно, тайком,  выносилась еда. Питомцев кормили, с ними играли. Наверное, бездомные собаки района передали всем окрестным бродяжкам весть о дворе, где кормят, где можно в тепле заночевать, потому что таких гостей становилось все больше. Это продолжалось бы и дольше, если бы родители не взяли наш почин под контроль и не начали разгонять нежданных гостей, не слушая наших просьб и не глядя на наши слезы. Конечно, подкармливать несчастных собак мы не перестали, но делали это уже тайно, и домиков не строили.

     -Помню, как-то одним летом у нас во дворе началась охота на ящериц. Валерка Евстигнеев откуда-то узнал и сказал нам, что ящерицы ловят мух. И вот мы всей толпой отправились на ловлю ящериц. Во дворе их было немного - и мы отправились в парк. Тот день прошел не зря - каждый принёс по кепке, полной юрких животинок. Я высыпал дома своих - и они разбежались по всем комнатам. Когда сестры обнаружили карабкающихся по шторам и пробегающих под ногами ящериц, они подняли страшный визг. Мама велела мне всех ящериц собрать и отнести назад, в траву. Дня три я гонялся за ними, ползал под диваном, кроватями и тумбочками, пока не поймал последнюю. Так же закончилась эта история у всех моих друзей. Зато я узнал, что если схватить ящерицу за хвост, она оставляет его в твоих руках и быстро исчезает. Еще какое-то время мы играли во дворе, запрягая ящериц в повозки из спичечных коробков, устраивали гонки ящериц, но постепенно интерес этот ослаб и ящерицы спокойно продолжили свою жизнь

     -В одном из наших домов жила одна тетя из бывших театральных. Она любила заниматься с нами, она ставила маленькие спектакли, где мы играли роли как настоящие артисты: мы репетировали, учили слова. А потом девочки в принесенных из дома тюлевых занавесках на голове или на плечах изображали героинь. У нас роли были поменьше, но играли мы с удовольствием. Представления проходили прямо в одном из подъездов. Это было здорово. Никто из наших ребят в артисты, кажется, не пошел, но игра эта нравилась всем - и актерам и зрителям, и даже родителям.

     -Был у нас в доме такой Витя Осипенко, лет пять или шесть ему было. Почти каждый день он подходил к железному фонарному столбу и стучал по нему камнем или какой-нибудь железной палкой. Этот грохот «Бам-бам-баммм!» раздавался по всему двору. Потом он поднимал голову к своим окнам на третьем этаже и начинал звать: «Мам! Мам! Мааам!».
      Мама выглядывала в открытое окно и спрашивала: «Чего тебе?»
Мам, кинь на мороженое!
Откуда я тебе столько денег наберу! Каждый день морожено! - кричала тетя Сима и закрывала окно.
     Витька не унимался и начинал стучать снова - бам, бам, бам!
     Тут уже открывались другие окна и соседки кричали Витькиной маме: «Сима, да кинь ты ему на мороженое, он ведь, паразит, моего разбудит, а тот с ночной смены, только уснул».
      Если Сима выдерживала характер и не кидала сыну копейки, тогда из других окон кидались двадцатикопеечные монеты, чтобы только маленький паршивец замолчал.
     Если улов был большим, Витька покупал мороженое для тех, кто в это время гулял во дворе.
     На следующий день представление продолжалось в том же виде: Бам-бам-баммм! - Мам, мам, мааам!

     -Еще внашем дворе жили два брата-погодка Сергей и Юрка, одному шесть, другому семь лет, которые изобрели свой способ разбогатеть. Они приходили в магазин на первом этаже нашего дома - это был довольно большой универмаг, снимали фуражки, клали их на пол и изображали несчастных сироток. Им бросали копейки, на которые они покупали мороженое, пирожки и ходили в кино. Одна из соседок случайно увидела пацанов за работой и рассказала матери. Та схватила их за шкирки и приволокла домой. И оставила «под арестом» дома на целый месяц. Так что уже не только мы, но и взрослые спрашивали друг у друга с беспокойством, где они и не случилось ли чего. Ничего не случилось, они появились вскоре; как всегда, вместе, и были такими же заводными и веселыми. Но в магазины уже ни ногой…

     -Наши соседи очень любили праздники. Или выходные дни. Была одна семья, у них каждое воскресенье собирались друзья или родственники. Эти люди были очень веселые. Они всегда пели, окна по лету были открыты, и мы слышали уже хорошо знакомые нам песни. Среди них были не только такие задушевные, как «На тот большак, на перекресток»*, но и «Широка страна моя родная»**, а заканчивалось непременно песней «Люди мира, на минуту встаньте!»***
     А один большой праздник был как пир на весь мир, то есть для всех соседей. Дядя Боря, шахтер, праздновал «второе рождение». Он упал в ствол шахты и не убился. Как-то там сработал его пальто-плащ, то ли как парашют, то ли зацепился, падая, за что-то. И вот этот дядя Боря заезжает во двор на большой машине, выгружает столы, закуску и все, что положено. В тот вечер весь двор гулял. И пели, конечно, раньше ни одно застолье не обходилось без песен.

     -Эта история с лилипутами запомнилась всем нам. Дело было летом. В город приехал цирк лилипутов. Гостиниц тогда было мало, поэтому для артистов начали снимать квартиры поблизости, и маме пришло в голову сдать им одну комнату. Когда папа пришел с работы и узнал, что четыре человека теперь с полмесяца будут проживать в его квартире, он сначала очень возмутился. Но потом смирился. А для нас это был сплошной праздник: мы ходили на все представления, у нас дома жили интересные люди, одетые как взрослые, но ниже нас ростом, и говорили они детскими голосами. И было как-то естественно для нас начать опекать этих людей. Мы практически сопровождали их - просили пропустить их в автобус и подсаживали на высокие ступеньки. Показывали город и объясняли, что и где можно купить, могли помочь и в магазине с высокими для них прилавками. Нас удивляло в этих людях все -  и то, что они, такие маленькие - меньше нас, детей, - курят, как большие, а папиросы в их руках казались просто огромными. Нам, конечно, захотелось попробовать.
     Ну само собой, первые опыты в курении проводились в укрытиях - в угольных ящиках у наших домов (тогда еще у всех в квартирах стояли печки). Однажды мама решила отследить, где меня так долго носит. Вышла во двор - и увидела, как из угольного ящика идет дым. Подошла, открыла крышку и обнаружила нас с Афоней, у каждого в руке свой окурок. Мама была решительная женщина, и на этот раз воспитывала меня не только словами. В ход пошел веник, вернее, его ручка. Но на довольно долгое время этот урок сработал.


    - Одним из любимых мест, зимой особенно, была детская библиотека им Абая (она была на первом этаже одного из домов). На улице холодно, а в библиотеке тепло, уютно и много книг. Некоторые книги можно было читать только  в читальном зале, и сколько приключений и других интересных книг я прочитал там.  Другие книги можно было брать с собой.
     А дома закинешь картошку в духовку, а потом запеченную картошечку жуешь, огонь в печке потрескивает - и сидишь читаешь. А взятые у соседей книжки, как и библиотечные, всегда заворачивал в газету, чтобы вернуть чистыми.

     -А еще однажды мы узнали, что через дорогу от нашего дома, на проспекте Советский, открыли гастроном с огромным - от потолка до пола - аквариумом с живыми рыбами. Мы пропадали в этом магазине, любуясь на разномастных и разновеликих рыбин. Одно было плохо - там был огромный дядька в белом халате и с сачком в руке. Когда покупатель выбирал себе ту, которую он хотел купить, этот дядька начинал гоняться с сачком за рыбой, а мы страдали. Но не молча, наоборот, мы кричали и помогали рыбе убежать от сачка. Мы кричали: «Левей, левей, дальше, дальше, беги скорей! Назад! Давай быстрее, направо теперь!». В конце концов, нас стали выгонять из магазина: «Идите, играйте на улице, мальчики, не мешайте покупателям. И продавцам тоже не мешайте». Но время от времени мы-таки проникали к аквариуму, когда после работы магазин был полон и продавцы не замечали нас. Тогда мы могли любоваться рыбками и переживать за тех из них, чья участь уже была решена.

     -Во всех трех домах нашего двора жили разные люди - шахтеры, рабочие, технички, а еще много всяких важных лиц: директор городского вокзала, директор филармонии, директор шахты, врачи, профессора институтов, и еще какие-то «шишки» (так их тогда называли) - это же был самый центр Нового Города. На одной с нами лестничной площадке жила семья главного архитектора города. И дядя Эдик, приезжая иногда домой на обед, говорил своему шоферу: «Покатай ребят, Андрей». Вся наша орава бежала к газику, мы кричали: «Андрей, подожди меня!» и со смехом набивались в машину. Красавец, похожий на киноартиста Харитонова, в какой-то летчитской куртке и фуражке-восьмиклинке, с кудрявым чубом из-под козырька, Андрей честно выполнял команду босса и катал нас вокруг нашего квартала, потом еще круг и подвозил назад к подъезду, где его уже ждал его начальник.
     И еще один важный человек жил рядом с нами - директор городского парка. Звали его Даниил Степанович, но мы его звали дядя Даня. Одинокий, без семьи и детей, дядя Даня был необыкновенно высок и толст, обувь на его ногах выглядела как лодки небольших размеров. Добряк и детский любимец, дядя Даня иногда устраивал для всех детей двора волшебные праздники. А как же не волшебные - если он подгонял целый небольшой автобус и забирал детей с собой (родители уже знали, что дети едут на экскурсию в местный парк). Там мы катались (бесплатно!) на всех каруселях и качелях, мороженое каждому давалось тоже бесплатно! Вот это было время! Вот это были люди.
     И еще одна святая женщина - тетя Люся. Своих детей у нее не было, и она любила всех нас и забавлялась, как ребенок, играя с нами в жаркие дни. Она выносила ведерко с водой на балкон, а мы уже кричали: «Тетя Люся, облей нас!» и она выливала воду нам на головы, весело хохоча, и убегала назад в квартиру за новой порцией воды для нас, «деточек», как она нас называла. Она могла крикнуть: «Подождите, деточки, не убегайте!» и добавить к водной процедуре еще и конфет для всех, кто бегал по двору.

     Прошло очень много лет, целая жизнь, а я помню лица этих людей, их имена. И что бы ни говорили сегодня про то время, про трудности, про что-то еще, о чем я тогда ничего не знал, - у меня было главное - мое счастливое детство. Мне повезло.

    



—————————————-
*”На тот большак, на перекресток…” - песня из кинофильма «Простая история», муз. М. Фрадкина, сл. Н. Доризо.
**”Широка страна моя родная» - муз. И. Дунаевского. сл. В. Лебедева-Кумача.
***”Люди мира, на минуту встаньте!» - муз. В. Мурадели, сл. А. Соболева.