Верная память Гульнур

В  деревне Ахманы живёт удивительная женщина Гульнур Акрамовна Хайруллина. Любимая учительница русского языка, поэтесса и писательница, выпустившая несколько книг на татарском языке, человек активного долголетия. Все эти темы она раскрыла во время нашей задушевной беседы, начав свой рассказ с главы о том, как жили её предки до войны и в период Великой Отечественной.


Мулла Салахутдин и его богобоязненная жена

А начала она как истинный филолог с правильного написания своей фамилии, поскольку я уточнил: с одной или с двумя буквами "л" она пишется? С двумя, объяснила Гульнур Акрамовна.
 - А почему тогда у некоторых татар одна "л" в фамилии стоит, - поинтересовался я.
 - Это люди сами так делали, чтобы проще звучало, - объясняет учитель. - Но они себе медвежью услугу оказали, когда меняли фамилии. При учёте трудовых лет и назначении пенсии у многих возникли сложности из-за разночтения паспортных данных с метриками. Даже у моих детей фамилия с одной буквой  "л" пишется. Всё-то они любят упрощать, вот и теряют буквы.
После этих лингвистических изысканий мы перешли к корням семейного древа героини публикации, которые тянутся из Татарстана.
В 1921 голодном году её предки переехали в Западную Сибирь. Дедушка по отцовской линии обосновался сначала в Киндере, а потом его направили в Юрты-Иску, поскольку там имелась мечеть, а собственного имама не было.
 - А чем имам отличается от муллы? - поинтересовался я у собеседницы.
 - Это довольно похожие понятия, - рассказывает Гульнур Акрамовна. - Оба они священнослужители, руководители мечети. Разницу можно увидеть в том, что имам - это более широкое понятие и может трактоваться как пример для подражания. Кроме того, имамы имеют соответствующее образование, они, как правило, оканчивают медресе или другие учебные заведения. В некоторых мусульманских странах их выбирают прихожане и утверждают местные власти. Так что имам - это прекрасное понятие. А муллой может стать практически любой человек, обладающий грамотностью и умеющий толковать  Коран.
Дедушку звали Салахутдин, а в народе он был известен как Салах (опять таки наша извечная черта всё упрощать). Его жена, богобоязненная женщина, учила девочек читать намаз. В семье подрастали два сына и три дочери.
Так Гульнур Акрамовна перешла к описанию матери и отца, безусловно любимых ею людей, которым она посвятила весомую часть своей истории.

Хуснинур: прикосновение к личности

Дед с бабушкой перебрались в деревню Булгар Нижнетавдинкого района. К тому времени её мама Хуснинур Ахметовна окончила краткосрочные учительские курсы в селе Ембаево и её распределили в Юрты-Иску учительницей начальных классов, где она повстречала будущего мужа Акрама Салаховича. Её папа поначалу работал трактористом, затем выучился и стал водителем в колхозе, а мама героини публикации продолжала учить детей в течение восьми лет.
Почему её профессиональная жизнь сделала вираж, Гульнур Акрамовна точно не знает. То ли образования не хватило продолжать учительствовать, или ей надо было следить за собственными детьми, но суть в том, что женщина перешла работать в школу ликвидации безграмотности.
В 1940 году она стала членом КПСС, и Хуснинур назначили заведующей товарно-молочной фермой в деревне Юрты-Иске.
 - Я её хорошо помню, - рассказывает Гульнур Акрамовна. - Ферма имела соломенный колпак, но дождь она не пропускала, потому что под кровлей была настелена береста. Мама руководила этой фермой в течение девяти лет, выведя её в передовые сельскохозяйственные предприятия в масштабе нашего района. О ней даже написали статью в газете "Красный передовик". За свой ударный труд Хуснинур Ахметовна неоднократно получала премии и благодарности. А однажды мама пришла с работы с новеньким драповым пальто кофейного цвета производства Ленинградской швейной фабрики, подаренным руководством за успехи в работе. Такие на картинках показывали. Красивые пуговицы, тонкий поясок. Она его один раз перед зеркалом примерила, а на другой день поехала в Канаш продавать, потому что не уродился картофель. В Канаше наоборот получили хороший урожай, так что домой мама приехала с пропитанием. В другой раз ей подарили восемь метров синего сатина. Из этого материала в то время модно было шить мужские трусы. И мы с мамой пошли пешком в соседнюю деревню Цигарку, которой уже нет на земле и на карте, чтобы поменять материал на четыре ведра пшеницы. Её загрузили в большой мешок, и так она зерно тащила, опуская периодически груз на какой-нибудь высокий пень. Если бы мама опустила мешок на землю, то поднять бы его уже не смогла. Так мы и шли долгой дорогой: с одной стороны чернел еловый лес, а с другой простирались поля.
А ещё в деревне была овчарня, которой также руководила Хуснинур Ахметовна. И однажды приключилась беда.  В начале лета там стригли коз. Позвали телятниц и доярок. Они принялись выполнять эту работу. И неожиданно соломенная крыша вспыхнула ярким пламенем, и овчарня сгорела за несколько минут дотла. Испуганные женщины побежали с ведрами за водой на реку, но их усилия перед огненной грозой оказались тщетными. Уцелело лишь несколько телятников. Естественно, начались судебные дела и проверки. В результате выяснили, что доярка во время обслуживания коров завела сизый дымок, чтобы отпугнуть наглых слепней и прочий многочисленный гнус, а погасить его позабыла. Ветер доделал худое дело, огонь незаметно переметнулся на солому, а когда взлетел вверх, никто его уже не мог остановить.
С заведующей фермы сняли всякие обвинения, но неприятный осадок на душе у неё остался, и она решила поменять место проживания на деревню Казарово, где, как говорили знающие люди, торговали молоком и хлеб имелся в достатке. И Хуснинур Ахметовна запрягла лошадь, нагрузила полный воз сена и отправилась с дочкой и маленьким сыном в небольшое путешествие через Тарманы, где они переночевали у хороших людей, пока наконец не добрались до тётушки.

Пропавший без вести

Где же в это время был Акрам Салахович? Он после армии всего три года находился дома и с первого дня Великой Отечественной войны был призван на фронт. Осенью 1941 года новобранец уже попал в действующую армию. Гульнур Акрамовна нашла его единственное письмо, когда отец ещё пребывал в учебной части: он вспоминал воинскую науку и тренировался. Письмо было написано латинским алфавитом. Здесь уместно дать небольшую справку.  Оказывается, татарский народ на протяжении своего существования использовал разные системы письменности.  До 1927 года распространялось арабское письмо. Латиница была в ходу в 1927-1939 годах. А с 1939 года и по настоящее время используется кириллица. Гульнур Акрамовна, не владеющая латинским алфавитом, по буквам перевела это письмо. Она отметила, что сейчас в Татарстане снова активно обсуждается вопрос о переводе татарского языка на латинскую письменность, поскольку она более соответствует речи этого народа. В период жизни героев повествования в национальных журналах часто встречалась проза и стихи написанные латиницей. Удивительная страница истории.
В 1943 году в семью Хайруллиных пришло известие, что отец пропал без вести. Позднее (уже после войны) к ним домой пришёл знакомый, увидел диптих, одну часть которого занимало зеркало, а вторую фотография отца, и говорит: "Так я же его знал, мы вместе воевали. Он выскочил из горящего танка, тут же его немцы и расстреляли". Действительно, в мирное время Акрам Салахович работал трактористом на гусеничном тракторе, и он бы мог получить военную учётную специальность танкиста, однако, его судьба сложилась совсем по-другому.
Когда в дверь постучалась новая весточка об отце Гульнур Акрамовны, её мама Хуснинур Ахметовна устроилась в тепличное хозяйство деревни Казарово, где выращивали рассаду, огурцы и помидоры. И она практически сразу стала бригадиром, поскольку была грамотной и состояла в партии.
И вот из Юрты-Иски сестра отца пересылает письмо с пометкой, что оно пришло от Акрама Салаховича на имя жены. В действительности было три послания: одно на русском языке, второе на узбекском, а третье на неизвестном им диалекте. В письме мужчина, кто бы он ни был, обращается к семье: «Дорогие мои Гимрановы, привет тебе, жена, дочь и сын. Поскольку моя правая рука повреждена из-за ранения, я попросил человека написать эти строки.  Сам я нахожусь  в заключении на Южном Урале. Жизнь и быт здесь ужасные, не хватает абсолютно всего, поэтому каждый день мы находимся в стеснённых обстоятельствах. Я очень прошу вашей помощи, если есть такая возможность. Требуется крупа, масло, нужны сигареты. Буду благодарен любой поддержке с вашей стороны… Прощаюсь и жду с нетерпением встречи с вами. Всегда ваш, муж и отец Акрам Гимранов».
 - Многие участники Великой Отечественной войны, попавшие в немецкий плен, заключались в тюрьмы. Из письма мы поняли, что как будто бы и отец прошёл через это мытарство. Одно из таких мест действительно находилось на Южном Урале. Мама поначалу не поверила этим вестям. Недоумение вызывал факт, почему письмо было написано на трёх языках. Однажды мы с мамой поехали в Тюмень продавать молоко. Доехали до старого рынка и случайно увидели заключённых, бывших военнопленных, которые под надзором конвоя выполняли какую-то работу. Мама подошла к ним и спросила: «Есть ли здесь кто-нибудь из узбеков? Я  не могу прочитать письмо». Оказалось, что его содержание повторяет текст на русском языке.  Тогда мама почему-то обиделась на отца, она решила его забыть, сожгла все письма. Мотивом такого поведения послужила мысль, что она, член партии, уважаемая советская женщина не хочет быть женой и иметь что-то общее с изменником Родины. Если бы я была постарше, то попробовала бы переубедить мою маму, но это сейчас мы понимаем, что многие были осуждены незаконно, - рассказывает Гульнур Акрамовна.
И хотя Акрам Гимранов на самом деле не побывал в плену, как мы это выясним чуть позднее, действительно многие советские военнопленные после фашистских лагерей попадали в наши. Ситуация стала меняться к лучшему лишь после принятия постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 29 июня 1956 г. «Об устранении последствий грубых нарушений законности в отношении бывших военнопленных и членов их семей». В данном постановлении отмечалось, «что во время Великой Отечественной войны и в послевоенный период были допущены грубые нарушения советской законности в отношении военнослужащих Советской Армии и Флота, оказавшихся в плену или в окружении войск противника. Наряду с разоблачением некоторого числа лиц, действительно совершивших преступления, в результате проявления огульного политического недоверия и применения недозволенных методов следствия, было необоснованно репрессировано большое количество военнослужащих, ничем не запятнавших себя в плену, а семьи военнослужащих, попавших в плен, неправильно лишались денежных пособий и других льгот, без учета причин и обстоятельств их пленения».
 - Но зря мама думала об отце плохо, - продолжает Гульнур Акрамовна. – Спустя годы удалось установить истинные обстоятельства его гибели. Моя сноха Мадина нашла кое-какие сведения, а внучка  Наиля, уже будучи директором Тарманской школы, сделала запрос в Музей-мемориал Великой Отечественной войны 1941-1945 года в Казанском кремле, где хранятся документы о бойцах татарской национальности.
Заведующий музеем Михаил Черепанов откликнулся, написал доброе письмо и выдал справку, в которой содержится информация о моём отце. Там сказано, что Гимранов Акрам – красноармеец 14 стрелкового полка 72 стрелковой дивизии. Погиб в конце января 1945 года на берегу реки Одер в районе города Крапковице (Польша), по данным Центрального архива министерства обороны РФ.

Юные годы Гульнур

От описания судьбы родителей Гульнур Акрамовны перейдём к её жизни, наполненной трудом, верностью профессии и яркими красками творчества.
Через два года семья вернулась из Казарово обратно в Юрты-Иску. Причиной послужила инфекционная болезнь Гульнур, которую она запамятовала назвать. Мать предполагала, что недуг развился в результате употребления очень плохой, гнилой и затхлой местной воды. Отпускать ценного работника не хотели, тогда женщина решила сходить к секретарю обкома, взяв с собой дочку, чтобы наглядно показать, что им здесь оставаться нельзя. Они прошли мимо каменных часовых, бюстов Ленина и Сталина. Секретарь выслушал доводы, взглянул на исхудавшую девочку и согласился.
- Местный врач тоже не хотел меня отпускать, - вспоминает моя собеседница. – Причиной, что он все-таки выпроводил меня из Казарово, послужило моё вздорное поведение. Мы пошли к доктору, и я увидела сквозь приоткрытую дверь, что одну девочку обстригают налысо. Её толстая чёрная коса упала на пол, а я подумала, что и меня ждёт та же участь и стремглав кинулась из больницы к воротам. Помню, что на территории больницы было много раненых мужчин, хромых, безногих и безруких. Один из них даже выставил костыль, чтобы меня задержать, но это не помогло. За мной бежали мама и санитарка. Остановилась я, только добежав до узкоколейки. Поймать меня удалось лишь милиционеру. И тогда врач дала добро, чтобы я перебралась в другую деревню.
В Юрты-Иске девочке поначалу пришлось тяжело. Если в прежней школе она училась на четвёрки и пятёрки, за что её «премировали» настоящими тетрадками и карандашами (надо заметить, что дети её поколения в первых классах писали на старых газетах), то в новой она скатилась из-за болезни и адаптации к изменившимся условиям жизни. Ну а в последствии подтянулась, и учёба вернулась в прежнее русло.
Дальнейшую её судьбу определила благая весть от местного парня Марса Хурамшина, который грыз гранит науки на втором курсе в Тобольском педагогическом училище. Однажды он пришёл в гости и предложил старшекласснице Гульнур поступить именно туда, расхвалив преподавателей и жизнь студенческого братства и пообещав отдать все учебники.
А что было дальше, читайте в следующей статье, посвящённой Гульнур Акрамовне Хайруллиной.