04. 02. 2023 Про баню

            Пару дней назад случайно шла мимо телевизора, по которому в это время две прелестные дамы почти юного возраста около 30  с пылом обсуждали,  должны ли дети видеть голых людей до определенного возраста ( видимо до 18+), и не получат ли они случайно моральную травму, психологический стресс от страшного увиденного? И не повлияет ли это на их будущее сексуальное воспитание  не увильнет ли оно  от того, куда положено по природе (оставим пока, что сами границы того, куда положено, в наше время размылись ураганом свободы).

           Я застыла   на лету. Нога, делающая шаг, замерла в воздухе, мозг сразу переключился на воспоминания и анализ: как на нашу сексуальность повлиял наше натуралистическое детство? Не последствия ли психологических травм наши любовные неудачи? Не покалечило ли нашу психику безвозвратно невыносимое количество взрослых голых тел? И отсутствие знаний о границах в те необразованные смутные времена?

          Так как спросить прямо в тот момент мне было не у кого, начала анализировать саму себя.

           Непобедимым чемпионом по натурализму, конечно, в поселке была баня.
И эта не та аккуратная домашняя деревянная банька, что была в некоторых хозяйствах на семью, где в парилке помещалось 1-2 человека, и эти люди были мама с папой.
И даже не те сауны, с романтичной приглушенной подсветкой, отделанные тонкими брусочками, пахнущие луговыми травами, с красивыми чашами, висящими над каминами и длинными скамьями, которых полно в Европе, и в которых может поместиться в рядочек человек 10. Чужих друг другу, но прикрытых во всяких спорных местах.
И даже не те (на те же человек 10+), в которых в Австрии и Германии те же десять незнакомцев разного полу будут сидеть голыми в тот же рядочек, тренируя беспристрастность и сексуальную невозмутимость вблизи   чьего-нибудь  очень даже будоражащего воображения, но чужого тела.

          Наша баня была суровой бабкой всех бань. Человек на 100-150.

          Это было отдельное здание. Хорошее такое большое здание. В нем бы запросто поместились два школьных класса человек на 30 каждый в раздевалке и еще три таких класса в помывочной.

         Стояла баня романтично, как Ласточкино Гнездо в Ялте, на краю обрыва, спускающегося к водам озера. Возможно, изначально это задумывалось, как близость к воде и легкие пробежки окунуться (в том числе в прорубь) согласно классике русских традиций, но что-то неправильно рассчитали. Обрыв был метров 20-30, густо заросший бурьяном, кустарником, камнями и другим хламом, крайне круто, почти отвесно  к уровню воды, прокладывать дорожку там было самоубийственно , прыгнуть в воду можно было только, если с трамплина. Но так как этот вид спорта в поселке никто не практиковал, то идея контрастных ныряний как-то поутихла и народ обходился без нее.

          Здание самой бани было кирпичным, окруженным палисадником, заросшим кустами сирени летом и засыпанным снегом зимой, с прелестным низеньким декоративным заборчиком и крышей уголком над милым крылечком с парой ступенек. Большие сияющие манящим теплым светом окна, неминуемо манили к себе любопытных и страждущих зрелищ фанатов женского тела. Стекла периодически бились, здание оглашалось звонкими голосами и матом, фанаты разбегались, поймать их никогда не удавалось.

          Когда администрации надоело менять окна, часть оконных проемов заделали фанерой, а часть большими стеклянными кубами, двойными, резными, через которые даже свет едва просачивался. Смотрелись эти кубики очень декоративно. Но увидеть, что скрывалось за ними, было, конечно, совершенно невозможно. Эта, присущая всему советскому строю сумасшедшая эклектика: соседство грубой, криво приколоченной фанеры и красиво выложенных утонченных стеклянных изысканных окон лично мне казалась чудовищной (а по нынешним временам, кстати, один из модных трендов). Но народ был удовлетворен: основную задачу они выполняли, и, хоть народные умельцы потом неоднократно норовили проковырять дырочку в фанере, визгу в бане стало меньше.

           С крылечка ты попадал в большое фойе. Пара кресел у окон на бескрайние просторы нашего водохранилища (помним, что баня стояла на краю обрыва над ним), зеркало -тройник. Суровая бабушка -билетер у входа в святилище. Перед бабушкой на столе рулончик с билетиками по 5 копеек (выходные 10) и блюдечко с мелочью.

           Со среды по субботу в бане были женские дни, в воскресенье и понедельник — мужские. Вторник- санитарный. Мне всегда было интересно, почему вторник не выходной, а санитарный. Видимо, кому-то захотелось выделиться таким способом.

            Раздевалка была большая даже по меркам взрослого человека, а уж ребенку она вообще казалась огромной, в паре отсеков были столы, которые сейчас мы бы назвали пеленальными. И, да, туда ходили даже с совсем маленькими, до года. Ряды нормальных таких деревянных крашенных ящичков, куда мог легко поместиться поиграть ребенок лет 3-4..7-10, скамеечки тут же, узенькими тонкими реечками, достаточно широкие, чтобы на них поместилась попа даже большого размера. Под скамеечку можно было поставить обувь (если не поместилась в ящик), над ящиком можно было поставить еще все что угодно, если ты приволок в баню много лишних сумок или тазиков (ну вдруг). Довольно функционально и удобно, удобнее даже, чем во многих современных фитнес-клубах, хоть, конечно, не так лощено. Ящички закрывались на защелку. Кажется. Иногда защелка была сломана, но, так как свободных не было, приходилось занимать то, что есть.

        Воровства не помню вообще. Очень смутно, один или два раза, когда у кого-то что-то пропало, вроде бы поднимался шум, один раз даже нашли, второй как-то сам собой забылся. Но в общем и целом те нехитрые пожитки, что могли оказаться в ящике никого не интересовали. Одежда была простая, ценных вещей у большинства и дома не было, драгоценностей на выход в баню не предполагались, денег баня стоила копейки, лишних разумные люди туда не брали. Поживиться при всем желании было нечем.

        В баню собирался узелок. В чистую ткань заворачивались простые вещички: нижнее белье, полотенце, платок на голову.

С собой мочалка и мыло. И все.  Сверток укладывался в тазик узелком вниз, чтобы не надуло грязи в щели сверху.  Тазик  поддерживался одной рукой, другой упирался в бок.  По этому характерному виду всегда можно было определить кто куда идет. Сухой — туда, мокрый — оттуда.  Научусь рисовать —  одна из моих картин будет «Из бани».  Очень романтично получится, не сомневайтесь ( авторские права на идею мои, если что).
       Возвращаясь к делу.

        Шампунь в 70е был дефицитом. Не удивлюсь, если он  в те времена только начал появляться . Мне кажется, даже шампунь для взрослых в наших краях был с перебоями, детского  какое-то время вообще не было в природе, в результате частенько мы мыли волосы  обычным мылом. Особо брутальные товарищи, не  требовательные к ядреному запаху - хозяйственным мылом.

        При наличии шампуня первый раз волосы намыливались мылом, второй шампунем — так считалось, что они промоются лучше. Помню мою радость от появления первого «Кря-кря», детского шампуня, в желтом пластиковом флакончике, чудесно пахнущего какими-то синтетическими фруктовыми запахами, казавшимися ах какими вкусными и фиг то с ним, что синтетические...

        Но перейдем к главному действию: помывочная была огромна, штук 8 длинных широких каменных скамей, у стены, на одной из скамей стопка жестяных тазов с ручками, больших и маленьких, у другой стены - стойка с кранами. Краны на английский манер парами, отдельно кран с холодной и горячей водой.
Опять кому-то захотелось выделиться и усложнить жизнь населению: холодная была леденяще холодной, горячая была почти кипятком. Советскому человеку, голышом стоящему с суровым жестяным тазиком, нужно было поставить тазик на стойку и умудриться включить воду так, чтобы она не брызнула на тебя (ничего приятного, особенно если учесть, что брызжет как раз на самое дорогое, которое находится плюс — минус на уровне краников). Перемешивая воду, добиваешься нужной тебе температуры. Контролируешь, чтобы нигде не перегрелся тазик, он, подлец, мог стать за секунды горячим, если не уследил, куда и сколько налилось кипятка. Потом, лавируя между телами с тазами, нужно как-то добежать до места, не подскользнувшись  и  не расплескать приз и  уже там, на своей скамейке, приступить к таинству.

        У одной из стен  помещения были душевые кабинки. Штуки три. Открытые все ветрам, без загородок (ну а что уж там стесняться, когда в голом виде с тазиками неоднократно нарезал зигзаги у всех на виду? Не знаю, почему, но ими почти никто никогда не пользовался. Вот бы меня сейчас туда — я бы от входа сразу  под душ, попой к обществу,  не разворачиваясь весь спектакль, из-под душа , не меняя основной позиции, вдоль стеночки к выходу и домой. Все нормально, просто  в условиях без одежды  социальные инстинкты во мне гаснут, я хочу исчезнуть.

        Но в детстве не то, чтобы смелости не хватало: не было даже  мыслей   поступить так. Вот она — сила общественного мнения в действии, не позволяющая тебе даже подумать о том, чтобы пойти наперекор всеобщему порыву, прибивающая тебя неосознанными  порывами к скамейке, тазику и играм с краниками. Надо - значит надо. Ничего, конечно, приятного, но подумаешь, походим между парой десятков  теток голышом. Они и сами все голые.

        В противоположной от входа стене была еще одна дверь — дверь в парную. В ту самую, которая считается классической русской. Большая (прямо гордость берет), с огромной настоящей печью. С потемневшими от влаги и времени деревянными стенами, огромным полком, двухэтажным, куда нужно было еще по лесенке подняться. Там везде была полутьма, даже, я бы сказала, тьма, насыщенный влагой теплый, пряный воздух.
Но именно там и жил настоящий банный дух. С вениками, замоченными в тазиками, поддаваниями воды черпаками и хлесткими характерными ударами, летящими откуда-то с верхнего этажа. И запахом можжевельника, или дубовых распаренных листьев, или березовых. И ты, такой, выбегал оттуда, задорный, веселый, с банным листом, прилипшими к жопе. И тебе уже вообще все равно было, кто тут вокруг и в какой степени одетости.

            Возвращаясь к вопросу, должно ли показывать детям голые тела? И не повлияет ли на них?

            Я помню, что я не любила баню. Именно из-за того, что там много чужих голых людей. В моем случае, смесь детского любопытства (посмотреть на других) смешивалась со стеснением (другие-то тоже тебя видят) и в результате я выбирала свою защищенность. Пусть я не увижу чего-то, но зато свои тайны не открою. В любом случае, огромное количество голых тел мною лицезрелось безоценочно, примерно так же я смотрела на сотни сосен в лесу, на сотни камней на дамбе - вот оно так, да, его много, оно разное. Но  в те времена, когда у нас еще не было информации, что за интересные всякие вещи можно с этими телами делать и источником какого рода неведомых нам удовольствий они могут быть — детское сознание дальше созерцания и не шло. Помню только, что некоторые казались мне более красивыми, некоторые нет, но в эту тему, я тоже не углублялась, как ни странно, хотя мне всегда нравилось размышлять и находить красивое в любом, даже в тех местах, где его были самые крохи.

         Точно помню. Что более юные девушки и женщины вели там себя явно более стеснительно. Никто не прикрывал чресел, конечно, но по общим позам, по попытке забиться в угол, насколько это возможно в комнате без углов, отвернуться от большинства это чувствовалось. Более взрослые иногда несли себя с гордостью и желанием показать. И я, далекая от идей о тогдашних стандартах нагой красоты, искренне недоумевала, чем там хвастаться. А некоторые вели себя там с таким безразличием, которое вообще стирало грань между одетостью и раздетостью.

          В общем и целом, будучи там, даже среди сотни голых людей, ты воспринимал это как часть действа. Ну — голые. Ну...вот да, такие все… ну... и всё.

           В любом случае, я с радостью бежала одеваться, когда все заканчивалось, накручивать платок на мокрые волосы (в фойе стояли два парикмахерских фена, но никто не пользовался ими практически никогда, чтобы не удлинять и без того  некороткое время, потраченное на все эти моционы. И домой. С тазиком , в котором лежали мокрые пожитки, завернутые в простынку.
        Полчаса до дома, по дамбе, вдоль плещущейся  в паре шагов от тебя воды, по мостику и через весь поселок, вдоль длинной аллеи деревьев,   сначала  двойной — лип, потом одинарной — тополей, какая бы ни была погода, летом, зимою, пешком, по лужам, по снегу, в холод, и в жару.

        А вы говорите, повлияло ли на секс... После такого путешествия уже не до секса….  поспать бы...
        А... вы имели в виду в перспективе? ... Перспективе, как оказалось, было пофиг.