Я хочу рассказать о своей жизни, о своей семье, не приукрашивая и ничего не придумывая. В моей жизни было много ошибок, и если своей исповедью я кого-то остановлю от ошибок или кто-то задумается о своей жизни и изменит ее или себя в лучшую сторону – уже хорошо. Родилась я в уральской деревне Дягилева. Деревенька наша стояла в окружении таких же деревень на расстоянии от километра до пяти. Кругом был сосновый красивый бор. Речка Иленька мелководная с высокими крутыми берегами. Она впадает в реку Ницца. Ницца в Туру и так до Северного Ледовитого океана. Но во время ледохода Иленька превращается в быструю, шумную реку, снося на своем пути мешавшие ей мосты и переходы. У нас большая семья. Я одиннадцатый ребенок в семье, а всего у наших родителей было двенадцать детей. Начиная с 1917 года по 1937 год – через каждые два года появлялся малыш. Первых детей сына и дочь родители назвали своими именами – Иван и Анна. У остальных всех детей имена начинались на букву «А». Выжили, выросли восемь человек: два брата и шесть сестер. Я – Алла – младшая из сестер. По характеру и внешне мы разные, конечно есть сходство, но мы больше разные, чем похожие.
Мое деревенское детство
О родителях. Мой отец Иван Гаврилович Дягилев родился в 1894 году в деревне Дягилева. В нашей деревне почти все были Дягилевы по названию деревни. Жизнь отца с детства была очень трудной. Он батрачил у своего отца, человека жестокого, разгульного. При живой жене, в доме жила его любовница Параша — бесстыдная, курящая, ленивая баба. В молодости отец был отчаянным, красивым парнем. Голубоглазый блондин. Женился он на девушке-сироте Аннушке, которая была из соседней деревни. Отец был грамотным человеком по тому времени. Моя мама — Анна Григорьевна — неграмотная, она не умела писать, читать. По характеру была очень энергичная, трудолюбивая. Не будучи большой красавицей на лицо, была красива своим станом, с очень красивыми ногами, легкой походкой, с длинными толстыми черными косами. Отец в добрые времена называл ее павой. Вскоре у родителей Пошли дети. Вся работа по дому, по хозяйству, забота о детях легли на плечи мамы. Первые годы их совместной жизни они жили хорошо, дружно, но с появлением детей становилось больше работы, заботы и всяческих житейских проблем, вместо того, чтобы помочь Маме, он все чаще и чаще стал обижать ее. Мама долгие годы молчала, сносила его оскорбления и обиды. Надеялась, что отец одумается и все наладится. Однако затишье в семье снова и снова сменялось буйством отца. В деревнях без помощи мужчин очень трудно женщинам. Надо заготовить дров, обогреть дом, наносить воды для скота и семьи, приготовить еду, накормить всех — да всю работу и не перечислить. А сколько терпения, внимания и ухода требуют дети, плюс ко всему еще работа в колхозе обязательно. В деревне не было даже электричества, лампочка Ильича загорелась много, много лет спустя. Бедная моя мама, она не знала покоя ни днем, ни ночью. Если же отец начинал что-то делать во дворе, то его мат разносился по всей округе доставалось и скоту, и маме, а дети прятались. Мама убедилась, что своими слезами, терпением, она ничего не может изменить. Ста ла отвечать на брань отца. Дело часто доходило до драки. Я опишу то, что гама помню. Будучи дома, мама чаще всего находилась в перепече. Это небольшой закуток перед русской печью, отделенный от комнаты печкой-буржуйкой. Над входом в дом были большие полати, где спала вся семья. С полатей хорошо было видно, как мама умело орудовала в перепече ухватом, клюкой и другими кухонными инструментами. В лучшие времена пекла блины и по очереди звала детей есть блины. Вкуснятина необыкновенная. Я до сих пор люблю такие блины, и как прежде ем их руками, макая в сметану или масло. Когда возникала ссора между родителями, шум стоял до потолка, в выражениях не стеснялись. Отец то и дело подбегал к перепечю, пытаясь ударить маму, но явно побаиваясь ее горячей клюки. Мама заранее просила нас с братиком, сидевших на полатях, мы были самыми маленькими, громко плакать и кричать, когда он будет бить ее.
– Папа, не бей маму.
Мы ревели, орали во все горло, сидя на полатях, не потому что нас просила мама, нам было очень страшно и жалко маму. Это останав-ливало отца, хотя шум продолжался еще долго. Помню случай. Была зима. Отец избивал маму. Она вырвалась. Успела накинуть на себя большой тулуп и выскочить в сенки. Там было темно и холодно. Отец настиг ее, сбил с ног. Маме удалось незаметно выползти из тулупа и убежать раздетой. Отец в запале не сразу понял, что мамы уже нет в тулупе. Зашел в дом злой и посылает меня идти искать маму. Через дорогу от дома была зерносушилка, там работала подруга мамы, ко-торая не раз прятала там маму, и на этот раз мама была там. Я, увидев маму, успокоилась, что она жива и в тепле. Мама домой не пошла. Отцу я сказала, что мамы там нет, и разревелась. Мне очень было жаль маму. Почему она днем вся в работе и заботах, а ночью спать на зерне в какой-то сушилке. Старших сестер и брата в семье я не помню, почти ничего не помню и никого, ведь разница в возрасте между старшими и младшими была 22 года. Выросли старшие дети и поразъехались кто куда. А мама... мама продолжала мучиться и жить, жить и мучиться. Отец предавал маму. Даже были дети на стороне. Он работал на руководящих должностях. Председателем колхоза. Иногда даже в другом районе. Дома появлялся от случая к случаю, ссылаясь на занятость. В 1937 году был большой голод по всей стране. Я родилась зимой этого года. Мама меня родила в роддоме, первых детей рожала дома. Она рассказывала, что брат мой Саша, тогда ему было 14 лет, приходил к ней на лыжах в роддом, и она ему передавала в форточку свою еду. Обычно это была манная каша. Саша нес ее домой, а дома делил между всеми. Позднее государство выплатило маме большие деньги за меня, одиннадцатого ребенка. Она не разговаривала, что я спасла семью от смерти голодной. А ведь это не я спасла семью от голодной смерти, а мама. Предвоенные, военные, да и послевоенные годы были тяжелыми и голодными. Отец за свою жизнь прошел три войны. Весь в шрамах от ранений, какое уж там здоровье, какие нервы – вот и срывался на маме от своего бессилия. Во время Великой Отечественной войны был в трудовой армии - как говорил "вшей в окопах кормили". Старшая сестра Анна - учительница и 17-летний брат Саша ушли на фронт добровольцами. Моя бедная, родная, любимая мамочка, как она мучилась, чтобы накормить нас, как у нее болело сердце за дочку, за сына, за мужа. В теплое время года было легче прожить Мы собирали и ели лопух, крапиву, липу, пережженные найденные кости. После схода снега искали на полях картошку, если находили она была почти черной, похожая на резину. Мама со слезами меняла последние оставшиеся вещи еще из ее приданого на картофельные очистки. Она и мы, дети, работали в колхозе. Нас отмечали в списках и ставили палочку — это значит трудодень, а на эти палочки-трудодни колхозникам нечего было дать. Еще надо было платить налоги — яйца, молоко, мясо — даже если у тебя нет ни коровы, ни куриц.
Я очень жалела и любила маму и сейчас очень люблю, скучаю по ней. Помогала по дому, со скотом управляться. Мама называла меня правым крылышком и гладила по голове — мне это очень нравилось. Работала я и в колхозе — если можно мою работу назвать работой. Напротив нашего дома были колхозные капустник и огуречник и еще там были гряды моркови. С моего роста они казались такими длин-нющими, просто бесконечными. Гряды нужно было пропалывать. Мама показывала мне, какие травинки надо вырывать, какие оставлять. Я полола. Один раз я просто опозорилась. Было очень жарко, я устала и уснула прямо в борозде, а проснулась дома в постельке. Мама нашла меня спящей в борозде и унесла домой, а я, работничек, даже не проснулась. Помню хорошо, как мы с мамой много раз поливали колхозную капусту и огурцы. Воду носили ведрами из речки. Берега высокие, крутые. Ступенек много, они земляные, осыпаются. Ведра с водой тяжелые. Надо много раз принести воды. Силенок мало. Поднимаясь с ведрами, падала, обливаясь водой. Трудно было понять, где вода, а где слезы. Но я не ревела. Я боялась, что если зареву, мама отправит меня домой. Тогда ей придется всю работу делать самой. А слезы сами бежали. Не всегда и не все получалось так, как надо. Тогда были и подзатыльники и шлепки от мамы. Доставалось всем. Ей некогда было вникать в детские разборки. Ругая детей, она часто говорила:
— Будьте вы прокляты.
Я знаю, мама не желала нам плохого, говоря так, но эти слова проклятия часто вспоминаю, возможно, поэтому у меня такая жизнь никчемная. Но ведь даже споткнувшись, мама говорила — будь ты проклят. Может как поговорка? Игрушками у меня были гусиные горлышки, скрученные восьмеркой или колечком, с зернышками внутри, гусиный носик. Посуды в доме было мало. Мама сама делала стаканы. Накаливала в печи проволоку до красноты, накручивала вкруговую на бутылки — верх бутылки отлетал — вот тебе и стакан. Вот так и жили, так мы и росли. Никогда я не слышала ни от мамы, ни от папки, чтобы они говорили, что государство не помогает растить детей. Никому, ни на что не жаловались. Родители считали, что детей они родили для себя, их бог дает. Убивать, уничтожать детей, даже в утробе матери, непростительный грех. Любили нас, оберегали. Конечно, воспитывать, чему-то учить нас было некогда и некому, времена-то какие были.
Шло время, росли дети, росли и заботы. Пришел с войны отец. Вернулся брат Саша с медалями и орденами, но инвалидом. Он был танкистом. Горел в танке, но остался жив. Ноги он вылечил — муравьи помогли. Находил муравьиную кучу, вставал в нее и простаивал часами. Первое время ноги ничего не чувствовали, но со временем все прошло. Сначала бросил костыли, потом бросил и палку, потом перестал даже хромать. А вот осколок в груди так и остался на всю жизнь и ушел с ним в мир иной. Вернулась с войны и Анна. Тоже с наградами, тоже с ранениями и контузией.
Какой я была маленькой по рассказу сестры. На лицо — папина дочка. Белоголовая, голубоглазая с ямочками на щеках. Улыбчивая. Жуткая непоседа. Шагом не ходила — все бегом. Никогда не плакала, хотя порядком набивала себе шишек. Худенькая, худенькая, такой белоголовый одуванчик на тонком стебельке. Училась хорошо. Умела постоять за себя и других девочек. В школе я была председатель совета отряда, потом председатель совета дружины. Помню позорный случай в моей жизни. Пришли врачи в школу с проверкой учащихся на вшивость. Было такое раньше. У Нюры, подружки из нашей деревни, были вши. Она мне сказала поздно, уже прозвенел звонок. Что же делать? Чтобы ей не опозориться, надо убежать, но в дверях можно встретиться с учительницей. Забежав в класс, мы выпрыгнули в окно. На завтра приходим в школу, а на стене уже висит стенгазета с разрисованными: я — председатель совета дружины с черными вшами в белых волосах и грязная Нюрка. (А вшей-то ведь у меня не было.) О, ужас! Какой позор! Я сорвала газету. Вскоре вызывает нас с Нюркой директор школы. Директором была удивительная Татьяна Александровна Кухарева. Как она мне нравилась! Мне совсем не хотелось ее огорчать, но взглянув на Нюру — смех просто душил меня — она просто тряслась от страха.
Еще был случай. Горючее из МТС возили на лошадях за 20 с лишним километров. В наш колхоз возил постоянно один и тот же мужик и всегда спал в своей телеге, а лошади зная дорогу, шли не спеша, пощипывая траву с обочины дороги. А я часто слышала от отца, что из-за отсутствия горючего простаивает техника. Задерживается уборка урожая. Мы с ребятами шли из школы в свою деревню (5 км) И опять навстречу этот мужик. Он спит. Лошади едят траву. Я вырвала турнепс, что рос у дороги на поле, и закатила им в мужика. Попала. Он мгновенно проснулся, схватил кнут и на нас. Ребята бросились врассыпную. Мне было как-то стыдно бежать. Он подбежал ко мне замахнулся, но не ударил. Материл, конечно. На следующий день пришел в школу с этим кнутом к директору. Директор пришла в класс и сказала, чтобы я построила линейку. Я так и сделала. Только хотела отдать рапорт, как увидела мужика с кнутом.
— Вот она, вот она. Это белоголовая чертовка. Я ее чуть не избил этим кнутом.
— Почему ты бросила в человека турнепсом? — Спросила меня Татьяна Александровна.
— Потому что он всегда спит, а комбайны без горючего простаивают. Я хотела его разбудить, чтобы он быстрее ехал.
— Кто тебе это сказал?
— Отец.
Такого моего объяснения не ждал ни мужик, ни директор. Не стали даже просить моего извинения. Мужик подумал, что я расскажу отцу и сам ему признался. Я помню — отец похвалил меня. Неожиданно, конечно, но приятно. Да много было случаев в моей школьной жизни. Опишу еще один. Я уже писала, что училась хорошо, но не хотела учить немецкий язык. Ненавидела немцев из-за проклятого Гитлера, из-за проклятой войны. А зимой жила на квартире у учительницы немецкого языка Ульяны Артамоновны. Она меня спрашивала почти каждый урок и в журнале против моей фамилии сплошным строем стояли единицы. Я присутствовала на уроках, все слышала и знала материал, но не хотела отвечать на немецком языке.
Утрами я всегда вставала рано и затапливала печь. Встала. Рас-топила печь. Открыла крышку подполья, чтобы принести картошки, и отошла к печи. Почему-то я всегда побаивалась спускаться в темноту. Я не слышала, как проснулась Ульяна Артамоновна. Она открыла дверь и упала в подполье. Какой умник только додумался сделать лаз в подполье у двери комнаты. Подполье было глубоким, стояла лестница, и как же ушиблась она. Стоял такой грохот и крик. Муж ее вскочил с постели бегом на кухню и в подпол на свою жену рухнул. Я не успела и рта открыть. С большим трудом с набитыми шишками вытащили мою учительницу. Как же ей было больно, а как мне было стыдно. Я не знала, что мне делать и от стыда заплакала. Учительнице пришлось менять прическу, чтобы замаскировать шишку. Ученики же были удивлены смене прически, а я, чувствуя свою вину, стала добросовестно отвечать на уроках немецкого языка. За год была пятерка. Много лет спустя, поступая в пединститут, я получила пятерку по немецкому языку на экзамене. Я отвлеклась и забежала вперед.
Каким бы голодным и трудным ни было мое детство — было и ра-достное время — когда мы целой ватагой ребятишек бежали на речку купаться. Шума и смеха было вдоволь. Стояла жара и мы подолгу не выходили из воды. И надо же такому было случиться — у меня в трусиках размок бумажный жгутик (тогда резинки не было вообще) и я потеряла трусики. А как без трусиков из речки выйдешь? Вот я и сидела в речке до посинения. Простыла. К вечеру мне стало плохо. Чтобы мама меня не увидела, я ушла в огород и легла у копны сена. Думала полежу и все пройдет. Вечером прошел сильный дождь, но я этого уже не чувствовала, когда меня нашли — я была без сознания. Фельдшер направила меня в районную поликлинику — за 18 км, куда повезла меня мама. Врач маме сказал, что у девочки туберкулез и ее надо срочно вести в г. Ирбит, иначе ребенок может погибнуть. Моя добрая, хорошая мама бросила все свое хозяйство, взяв с собой бидончик сметаны, оставила всех и повезла меня на лошади в город за 60 км. Жара. Дорога грунтовая, разбитая грузовыми машинами, с глубокими колеями — приехали в город на колхозную квартиру только к вечеру. Хозяйка квартиры и мама хорошо знали друг друга — когда учились старшие мои сестры в городе, мама много раз бывала на этой квартире. У меня была высокая температура, двустороннее воспаление легких — поставила диагноз врач, дочь хозяйки. С их помощью меня положили в детский противотуберкулезный диспансер, где я пролежала более полугода. Мама редко, но навещала меня. Однажды мама спросила меня.
–Что тебе хочется, Алинка?
–Белый фартучек, мама. Такой фартучек, какие носят городские девочки.
Мама купила мне такой фартучек. Какой же он был красивый, с кружевцами. Сколько же мне было радости от этого подарка. После выписки я была очень слабенькой, худенькой. Мама не пустила меня в школу. Так пропал целый учебный год. Старшая сестра Анна, а в семье все дети, даже родители, звали ее Лялька, в то время жила в Крыму. Узнав о моей болезни, она настаивала, чтобы меня быстрее привезли к ней. У нее я быстрее поправлюсь. Отец повез меня. Я впервые увидела поезд. Он мне не понравился. Пыхтел, гудел. В Джанкое при пересадке не могли купить билеты. Мы какое-то время ехали на подножке. Отец собою прижимал меня к стене вагона, чтобы не упала, а сам руками держался за поручни. Страшно было очень. Увидев нас, проводник запустила нас в коридор вагона.
Анна — Лялька
Разница в возрасте у нас с Лялькой больше 18 лет. Я не помню, чтобы мы вместе жили в нашем родном доме. Помню ее молодой и очень красивой. Огромные серые глаза, темные длинные локоны. Миниатюрная, невысокого роста, с красивыми маленькими ножками. С красивым, как у мамы, сильным голосом. Работала учительницей начальных классов в сельской школе. Умна, любознательна, обаятельна. Рано вышла замуж за красивого парня из соседней деревни Яшу Карсканова. Молодая красивая пара. Вскоре Яшу призвали на службу в Армию. Сестра осталась в положении. Вскоре началась страшная, кровожадная война с фашисткой Германией. Сестра родила сына и назвала Вольтом. Вольт прожил всего несколько месяцев и умер. Мне шел 5-й годик. Я помню, как он лежал на столе одетый в красивый голубой чепчик, красивую белую одежду. Он лежал, как красивая спящая кукла. Я не могла понять, почему так плачут мама и Лялька. Она еще не пришла в себя после смерти сына, пришла похоронка на мужа. В доме стояла жуткая тишина, только мама с Лялькой не плакали, а громко выли. Было страшно. Мама почему-то сидела вдоль лавки с вытянутыми ногами и выла. Злая, беспощадная война. Беда за бедой, но надо было жить, надо было и работать. В этой же школе работал учителем цыган, вернее, полуцыган, Василий Константинович. Его бабушка была цыганкой, а дед русским. Высокий кудрявый красавец с огромными черными глазами. Гроза всех девушек и женщин. Он любил Ляльку и всяческими путями добивался ее внимания. Я не знаю, сколько времени прошло, они поженились. Как они жили между собой, я не знаю. Маленькой была, да и жили они отдельно. Родился у них сын Ренальд. Копия отца. Глазастый, кудрявый. Бабушка цыганка называла его «мой цыганеночек». В то время страна переживала страшно трудное время. Враг грязными сапогами топтал нашу землю, уничтожая все и всех на своем пути. Лялька просила мужа идти вместе на войну. Он каким-то образом достал себе броню. Лялька же, оставив шестимесячного сына Реню нашей маме — ушла на войну добровольцем. Я не знаю, к сожалению, всего военного пути сестры, и не буду сочинять. Знаю, она победу встретила в Германии. За отказ быть генералу официанткой и выполнять другие обязанности была направлена на передовую связистом. Не раз и не два ползала, зажав провода в зубах, обеспечивая связь во время боев. Несколько раз была ранена, контужена, засыпана землей. Имеет правительственные награды. Сколько же натерпелась моя бедная сестричка. Научилась курить на войне и могла выпить водки. Вернулась домой после окончания войны. Сын подрос и был маленькой копией своего отца. В 5 лет он уже мог читать газетный текст. Мой отец очень его любил. Часто поговаривал -- такой же башковитый, весь в меня. Муж Ляльки, пока она была на войне, женился на ее подруге и они уехали в Красноярск. Сказать, что Лялька трудно переживала это двойное предательство, значит ничего не сказать. Бывало — она выпивала водки и тихонько пела, а пела она замечательно, а потом уходила в другую комнату и никого не пускала. Не хотела, чтобы видели ее слезы. Лялька всю свою жизнь любила мужа. Переживала очень тяжело предательство его и подлость своей подруги. В школу работать не пошла. Побыв дома, сестра уехала в Свердловск. Устроилась на работу диспетчером. Взяла сына к себе. Пыталась забыть прошлое. Были встречи и снова разочарования. На работе был механик Аленин Иван Васильевич. Он был старше сестры. Это был благороднейший человек, потерявший во время войны всю свою семью. Он прекрасно понимал Ляльку, старался помочь ей, защищал ее. Насколько он был добрым порядочным человеком, настолько он был некрасив внешне. Весь какой-то тяжелый, неуклюжий. Ходил сильно сутулясь. Большая голова, мясистое лицо. Все это бросалось в глаза рядом с красивой миниатюрной Лялькой. Любили ли они друг друга? Скорее жалели друг друга. Поженившись, они уехали в Крым, на Коса Чушка. Это полоса суши, которая вдается в море на 1,5-2 км. Самый узкий перешеек, по которому проложена узкоколейка для подвоза пресной воды, 45 м. Здесь в основном жили рыбаки, водолазы, была воинская часть, маяк. Была школа, магазин и кругом вода. С одной стороны Черное море, с другой Азовское море и Керченский пролив. Ивана Васильевича я звала крестным. Он работал мотористом на катере в порту. Лялька диспетчером в мостопоезде. К Рене крестный относился прекрасно, был заботлив и внимателен к Ляльке.
Она была замечательной хозяйкой. Готовила изумительно. Сама всегда чистая, аккуратная, красивая. Вот сюда к Ляльке с крестным меня и привез отец.
Коса Чушка
Лялька с крестным встретили нас очень хорошо. Мы с Реней быстро подружились, хотя я его старше. В первый же день нашего приезда я объелась жареных керченских бычков — такая вкуснятина — язык проглотишь. Много ели вишни. Не помню, почему мы с Реней забирались под стол и там ели и дурачились. У родных было много всякой вкуснятины и много, много воды — целых два моря и пролив. Погостив, отец уехал домой на Урал, а я осталась жить в семье сестры. Отношение сестры и крестного ко мне было просто отличным. Не было ругани, не было ссор, не было мата. Сейчас я могу точно сказать, что крестный любил нас с Реней, как своих родных детей. Я не припомню ни одного случая, когда бы он обидел меня или Реню, отругал бы за что-то. Такого не было никогда. Пошла в школу. Познакомилась и подружилась с ребятами, только моя речь, мой разговор, мое «окание» вызывало любопытство и смех у многих ребят. Особенно когда я читала басни или стихотворения, но это был не злой смех. Прошло какое-то время и я разговаривала уже иначе, путая уральское «окание» и хохляцкое «г». Наверное, еще хуже стала говорить. Подружилась я с двумя сестричками Валей и Людой Чевпатович. Мы с Валей стали подругами, как говорится, «не разлей вода». Их растила одна мама. Жили мы почти по соседству. Все было хорошо, только я скучала по дому, особенно по маме. Так прошел не один год. Я стала замечать, что Лялька иногда приходила с работы домой какой-то необычной, выпивши, что ли? Это было не очень часто и не очень заметно. Сначала такое бывало, когда крестный уходил в ночную смену работать. Шло время и сестра стала пить все больше и чаще. Придя домой пьяной, начинала ругать и бить сына. Это были не просто шлепки или подзатыльники, а избиение, если мне не удавалось защитить или отнять Реню. Тогда и мне попадало за компанию. Мы убегали от нее, прятались под лодками на берегу моря. Ночевали там. Ночами очень холодно и страшно было. В квартиру заходили, когда она засыпала. Наутро просыпаясь, она плакала и просила прощения. Но все снова и снова повторялось, чем дальше, тем хуже. Когда крестный был на работе, а мы были с Реней одни, нам было очень плохо. Сестру уволи-ли с работы. Дома стало совсем плохо. Мы часто уходили в школу, не спавши и не выучив уроки. Крестный был темнее тучи. У него по-стоянно стало болеть сердце. Он не кричал, не бил Ляльку. Ему было просто больно. Он очень тяжело переживал, но ничего не мог изменить. Лялька, будучи пьяной, в лицо кричала ему, что не любит его. Проклинала всех и вся и свою жизнь. Больше всех перепадало Рене. Начиная — ты, цыганское отродье, да чтоб ты сдох, чтобы мои глаза тебя не видели. Она пыталась порвать ему рот, поломать руки. Иногда Лялька не приходила домой сутками. Приходила грязная, голодная, виноватая. Проходило какое-то время и все повторялось. Вскоре крестного не стало. Наша с Реней жизнь превратилась в постоянный страх-кошмар. Лялька не появлялась дома уже по несколько дней. Если приходила, то злая и пьяная, мы уходили из дома. Рядом с нашим домом был пустой барак — часто прятались и ночевали там. Но ведь нам надо ходить в школу, учить уроки, что-то есть. Помогала подруга Валя и ее мама, хотя им самим было трудно жить. На Косе Чушка было мало людей. Все знали друг друга. Кому-то была безразлична наша жизнь, кто-то жалел нас. Мне было просто стыдно. Стыдно, что люди знали, что мы хотим есть, стыдно за Ляльку. Как же выжить? Я не могла брать милостыню или угощение просто так. Я просилась помочь по хозяйству, посидеть с ребенком, принести воды или любую другую работу. Реня ходил к солдатикам или матросам и тоже приносил кое-что из еды. Так мы и жили. Уехать к родителям у нас не было денег. Родителям я не писала, как нам плохо. Они бы все равно не смогли помочь, а переживать переживали бы. Жили мы одним днем. Мне казалось, что Реня стал подворовывать. Однажды принес целую булку хлеба. Пошли слухи, что мостопоезд (сейчас не помню его номер) будет перебазироваться на Урал, в Верхотурье. Строить мост через реку Туру. Попасть в мостопоезд — это была единственная возможность попасть ближе к дому. Как попасть в этот поезд подсказала мама Вали, к кому надо обратиться и попросить помощи, рассказать о своей жизни. Было стыдно, но я так и сделала. Мне пообещали забрать нас. Мы стали с Реней потихоньку готовиться. Рассказала пришедшей домой Ляльке, что она поедет с нами. Лялька очень обрадовалась. Даже заулыбалась. Не уходила из дома, пить стала меньше. В мостопоезде товарные вагоны были приспособлены под временное жилье. Были широкие полки и даже окна. Каждый знал свой вагон и свое место. Был известен день от-правки состава. Были упакованы и перенесены вещи в вагон. Мне надо было сняться с комсомольского учета в горкоме комсомола города Керчи. Я рано утром уехала в Керчь и как раз пришло сообщение, что умер И.В. Сталин. Какой же тогда это был ужас! Казалось, пришел конец света. В горкоме все плакали. Стояла гробовая тишина. Говорили только шепотом. Я тоже плакала. Я очень любила и верила Сталину. Я не могла себе представить как люди и страна будут жить без него. Я даже вспомнила, как сразу после окончания войны, Сталин отменил многие налоги с крестьян. Я задержалась в горкоме, когда вышла, было уже темно. Сильный ветер. Шторм. Когда пришла на причал, не было никакой связи с Косой. Я была просто в отчаянии. Мостопоезд уходил сегодня. Вернее уже ушел. Была глубокая черная ночь, когда мне удалось уговорить команду одного рабочего катера, на котором раньше работал крестный, перевезти меня на Косу Чушка. Как же долго мы шли. Наш катер бросало по волнам, как спичечный коробок. Черная вода слилась воедино с черным небом. От тошноты разламывалась моя голова, а желудок вырывало наружу. Не знаю, сколько мы шли, вернее, болтались в воде, кажется целую вечность. Как удалось причалить, я не знаю, но я была на берегу. Спасибо большое всей команде. На берегу я узнала — мостопоезд ушел. Я сейчас удивляюсь, как мое сердечко не разорвалось. Я ребенок, одна за тысячи километров от дома, от родных, без копейки денег, без вещей и еды, без жилья. Я добилась, чтобы нас взяли, и я же осталась. Ой, мамочка моя, что же мне делать? Помоги мне. Забери меня, мамочка. Я долго сидела на земле в темноте ночи. Ревела, кричала от бессилия. Не было сил подняться. Некуда было идти. Да жить было незачем. Не знаю, сколько я так сидела, и чтобы я стала делать дальше, если бы не услышала свое имя. Я подумала, что мне показалось — ведь глубокая ночь. Снова крик. Это моя подруга звала меня. Они искали меня со своей мамой, зная, что состав ушел и я не уехала. Как я им обрадовалась. Они меня забрали к себе, привели меня в порядок, накормили, а утром мы поехали догонять поезд. Догнали на станции «Ильичевка». Что бы я делала без добрых людей? Страшно подумать. Ура! Я еду на Урал, я еду почти домой. Я лежала на полке смотрела в окно и была счастлива. Наш поезд шел целый месяц до Урала. Он больше времени стоял, чем шел. На станциях наш состав загоняли в тупик и мы стояли по несколько дней. Никто не мог сказать, когда будет отправление и поэтому люди боялись отойти от вагона, чтобы купить продуктов. Как мы питались этот месяц пути, знает только Бог. Я тогда поняла, что если часто пить воду небольшими глотками — меньше хочется есть. И еще не смотреть, как другие едят. Иногда угощали нас соседи. Приносил еды и Реня. Говорил, что угощают. Так мы ехали на Урал. Как только наш состав останавливался, к вагонам бежали нищие. Особенно поразило это в Пермской области. Огромная толпа нищих. На всем пути я такого не видела. Итак, месяц в пути и мы приехали в деревню Белая Глина Верхотурского района Свердловской области. Это уже не тысячи километров до дома и мамы, а всего сотни километров.
Белая глина
В деревне Белая глина мы сняли комнату в деревенском частном доме у Курдюковых. Хозяйка одна растила троих детей. Коля и Зина стали мне хорошими друзьями. Хозяйка дома, к сожалению, не помню ее имени, стала доброй подругой Ляльки. Мы помогали им по хозяйству, огороду, а они давали нам картошки, молока. Правильно говорят, что мир не без добрых людей. В этом я не раз убеждалась в своей жизни. Но и плохих людей немало — в этом я тоже убеждалась на собственной шкуре. Лялька устроилась на работу в мостопоезд. Прошло немного времени и мы все в доме стали жить как бы одной большой семьей. Хозяйка часто болела и Лялька брала на себя все заботы. Мы с Реней снова пошли в школу. Я училась уже в 7-м классе, предстояли экзамены в школе. Приходилось много заниматься. Мне очень нравилось вставать рано утром и учить уроки, готовиться к экзаменам, когда все еще спят. Тихо, тихо. Солнце всходило часов в пяти утра и комната мгновенно наполнялась солнечным светом, так как наш дом со многими окнами стоял на пригорке у реки. Кругом такая красотища! Как было хорошо здесь после всех переживаний на юге. Мне очень нравились хвойные деревья — кедры, пихты. Такие могучие, величавые, раскидистые. Когда я ложилась спать, всегда клала себе на грудь маленькую веточку кедра и засыпала с ней. Однажды я заболела. Высокая температура, сильная слабость. Лялька все делала для того, чтобы я быстрее поправилась. Просыпаюсь днем, а у меня на груди веточка кедра. Моя хорошая Лялька. Она не была злым человеком. Она не могла справиться сама с собой. Ей было очень плохо. Она не могла смириться со сложившимися обстоятельствами и губила себя все больше и больше. Проклятая война. Не будь ее, разве так бы сложилась жизнь умной, красивой русской женщины. Вот я закончила школу. Успешно сдала экзамены. Так мне хочется увидеть маму, всех родных, нашу деревню, речку. Ляльке будет легче без меня — я ведь не зарабатывала еще. Написала домой письмо. Хочу домой. Приезжай — встречу на вокзале в Ирбите, печатными буквами вывела мама в своем письме. Поехала. Встретила меня моя мама на лошади. Радости целое море. Поехали домой по той же разбитой дороге, по тем же ухабам. Ничего не изменилось, к сожалению.
Я дома
Вот я и дома. Узнаю: старший брат Саша женат. Живут в Елани с женой и приемной дочерью. Хорошо обеспечены. Жена акушерка, брат в милиции водителем работает. Тася живет в деревне, работает продавцом. Личная жизнь ее не сложилась. Гутя окончила педучилище. Работает учительницей начальных классов в соседней деревне. Родила сына Колю. Тоня окончила медицинское училище, работает фельдшером в Чурмане. Не замужем. В нашем большом доме остались папка, мама, младший братик Алеша, который учился в школе. Я закончила 7 классов. Школы десятилетки нет. Средние учебные заведения в г. Ирбите (60 км). Остаться жить в колхозе, это остаться без образования, быть никем. Даже паспортов долгое время не было в колхозах, чтобы люди не могли уехать из колхоза. Я хотела учиться дальше, но был какой-то страх перед неизвестностью. Отец говорил, что он не может учить дальше — нет средств. Живи в колхозе и зарабатывай сама. Мама плакала.
— Я боюсь тебя отпускать, Алинка. Как ты будешь одна, такая мо-лоденькая жить в таком городе. Там столько хулиганья. Да в такую даль не наездишься к тебе, сама знаешь, как туда добираться. Но как смогу, Алинка, буду помогать тебе.
Сестрам было, наверное, все равно. Каждая жила своей жизнью. Я не могла принять решение. И только бывшая однокурсница сестры — Таисия Андреевна, учительница из нашей деревни, просто уговаривала меня ехать в город и поступать учиться.
— Не оставайся ты в этой дыре, Алла. Погибнешь тут, такая кра-савица. Уезжай. Выучишься. Все у тебя получится, не бойся.
Я из худенькой девчушки превращалась в красивую девушку. По-хоже, все лучшее у родителей я позаимствовала. Красоту и ум у отца. Фигуру, пластику, энергичность, трудолюбие, юмор, доброту и веселый нрав от мамы. Что же делать? Ехать в город — нет ни денег, ни одежды, впереди зима. И все же я решила ехать. И я поехала. Собрала в узелок книжки, выбежала на дорогу, по которой возили зерно на элеватор, остановила машину и через минуту сидела в кузове на пшенице. Нашла строительный техникум. Зашла. Шел прием заявлений. Написала заявление и пошла в общежитие техникума, где можно было остаться на время сдачи экзаменов. Экзамены сдала успешно, прошла большой конкурс и была зачислена в Ирбитский строительный техникум на факультет промышленное и гражданское строительство.
Я была рада поступлению в техникум, но честно признаюсь, плоховато представляла, кем я буду после его окончания.
Учеба в техникуме
Время учебы в техникуме было самым интересным и самым голодным. На 1-м курсе стипендия была 140 рублей в месяц. Из этих денег 50 рублей за «угол», 90 руб. на все, про все: одежду, обувь, питание. Зимой и осенью я носила резиновые ботики с фланелевой подкладкой. Ноги мерзли очень, но на другую обувь не хватало денег. Весной и летом носила спортивные тапочки, а еще у меня были черные матерчатые туфли на высоком каблучке, которые мне очень нравились. Правда, уже на 3-м курсе. Чтобы не было видно, что туфли матерчатые, я чистила их черным обувным кремом. Когда носок туфлей пронашивался, я подклеивала клеем и снова чистила кремом. Туфли эти я берегла, одевала в основном на танцы и иногда погулять в сухую погоду. К зиме купила рабочую фуфайку, которую сама перешила. Вшила моднее рукава, подложила плечики. Платья и блузки я шила сама на руках из ситца, сатина, фланели. Сама придумывала фасоны, сама кроила. Ни у кого не было такой одежды. Все девчонки считали, что я хорошо одевалась. Смешно. Моими помощницами были журналы «Крестьянка» и « Работница». Они стоили копейки, а столько было в них советов нужных, выкроек — просто молодцы! Что бы без них делала, не знаю. Низкий поклон им за помощь. Сейчас множество всевозможных журналов, красочных, но простите, какие-то они никчемные, пустые что ли, на мой взгляд. При поступлении в техникум нас предупреждали, что техникум не может всех обеспечить общежитием. В этом городе жила моя тетя (сестра отца по отцу) пенсионного возраста. У нее была маленькая комната с отдельным входом в кирпичном доме. Пенсия ее была маленькая и тетя сдавала угол квартирантам. У нее не было родных детей, вся забота только о себе. Характер тяжелый. С моей мамой не было взаимного понимания, не было дружбы между ними. Я тоже не могла рассчитывать на ее помощь, что и услышала от нее, но она разрешила мне ночевать у нее в сенках, пока не найду жилье себе. Сенки были маленькими, из теса со сквозными щелями на стенах. Хуже было то, что они выходили на центральную улицу. Весь шум с улицы был слышен. Я боялась каждого шороха и засыпала глубокой ночью. Тетя познакомила меня с соседкой по улице — тетей Дусей, которая жила в своем доме через пару домов от нее. Вместе с ней жила ее дочь Оля, которая работала официанткой в столовой строительного училища. Тетя Дуся сама пригласила меня к себе жить, т. к. в сенках было уже холодно спать. Сейчас я спала на полатях в тепле и ничего не боялась. Питалась очень скромно. На пол-булки черного хлеба и баночку пюре из яблок мне нужно было прожить 2 дня. Очень редко я забегала в диетическую столовую около техникума и брала там гарнир из гороха, он был самым дешевым, и пила воду с уксусной эссенцией. В столовой всегда стоял на столе графин с такой водой — бесплатно. Часто такая водичка помогала — попьешь ее, и ка-кое-то время есть не хочется. Это я вкратце описала бытовую часть моего бытия. В группе у нас были девчонки и мальчишки в основном из деревень. На курсе мальчишек было больше, чем девчонок. Строители были только на первом курсе. На 2, 3 и 4-м курсах учились будущие агрономы и зоотехники. После окончания техникума распределение на работу было по всему Советскому Союзу. Набор строителей оказался первым и почему-то последним. Учились ребята и после армии, т. е. постарше были. В техникуме была интересная спортивная жизнь. Физрук Александр Иванович не давал покоя ни себе, ни нам. Сначала он проводил соревнования в группе, потом между группами, потом между курсами, потом между учебными заведениями города на первенство города. Создавал спортивный костяк. А уж потом выжимал из нас даже невозможное, это я испытала на себе. Я больших высот не достигала, только на дистанции 800 метров занимала 1-е место. Всегда ставили в эстафету — бегали не с плохими результатами. Нравилось заниматься фехтованием на рапирах.
Очень любила танцевать. Сначала занималась во дворце пионеров, позднее в доме учителя у народного артиста СССР Мазая (и сейчас люблю танцевать). Мы исполняли танцы народов мира. Выступали на лучших площадках города. Принимали нас очень хорошо. Счастливое было время. Голодное, холодное, но счастливое. В техникуме на вечерах я пользовалась большим вниманием юношей. Как только начинала звучать музыка, меня приглашали самые красивые мальчики и преподаватели. Два преподавателя работали первый год после окончания института и часто приходили на вечера. Приходили преподаватели и постарше. Каждый старался пригласить первым. Смешно было наблюдать. Мне часто говорили, что я легко и красиво танцую. Приятно было слышать и видеть, как спешат пригласить. Мне не нравилась навязчивость юношей, их ухаживания. Меня это раздражало. Наверное, я была еще маленькой. Мне никто не нравился, я не знала, что значит любить. Вот потанцевать, пошутить, похохотать, поболтать — это пожалуйста. Почти с самого начала учебы я познакомилась с Виктором Чайкиным. Он учился на 4-м курсе аг-рономического отделения. Был отличником учебы, я знала по табелю успеваемости, висевшим на стене в аудитории. Против его фамилии стояли всегда только «5» . Внешне мы были похожи с Виктором и нас считали братом и сестрой. Он не бегал за мной, не подкарауливал меня, как многие ребята, но всегда приглашал на танцах. С вечеров мы часто уходили вместе, т.к. жили недалеко друг от друга на параллельных улицах. Проводив меня до дома, он быстро уходил к себе домой, т. к. у меня мерзли ноги в ботиках. Когда мне мама прислала теплые носки, связанные из ваты, Виктор заметил и тоже был рад. Помню его слова: «Аллочка, тебе теплее сейчас». Прошел год моей учебы в техникуме. Виктор с отличием закончил техникум. По распределению был направлен в Читинскую область, но военкомат его не отпустил, но он и не мог устроиться на работу в Ирбите, т. к. был распределен после учебы. В его семье было четверо детей. Виктор был старшим. Отец Виктора и брата Саши погиб на войне. От второго брака еще двое детей: Зоя и Гена. Они были еще маленькими, но готовились уже к школе. Отчим был психически неуравновешенным человеком. Может от ранения, может от врожденной дури. Виктор ждал повестки от военкомата 3 месяца. После получения ее, Виктор неожиданно сделал мне предложение — быть его женой. Какая я жена? Практически ребенок. Мы и не целовались даже с ним. Были хорошими друзьями и не больше. Я отказалась. Виктор уговаривал меня. Мы только распишемся с тобой, я тебя не трону. Ты будешь жить у нас. Тебе не надо будет платить за квартиру. Я не согласилась. На вечер — проводы Виктора я была приглашена. Г остей практически не было. Их семья, я, двоюродная сестра Виктора Нина, с которой мы учились в одной группе, и еще какая-то родственница. Как плакала на проводах его мама не передать и не забыть. Прошло долгих 57 лет, а я помню все, как будто и не было этих лет. Мы с Виктором сидели на скамье рядом у стола. Он был очень, очень грустным. Его мама, Анисья Васильевна, опустилась перед нами на колени, положила свою голову на колени сына и горько, горько плакала. Да она не плакала, просто ревела голосом. Просила Виктора и меня не оставлять ее. Она была в полном отчаянии. На Виктора было больно смотреть. Если б я тогда знала всю правду их жизни, я бы, думаю, могла предотвратить трагедию. Мы всю ночь проговорили с Виктором, а утром проводили его. На третий день я получила письмо от Виктора. Он просил меня сходить к ним домой. Очень беспокоился за мать. Рассказал в письме о своей жизни, о маме, об отчиме. Отчим был деспотом, он издевался даже над родными детьми, жестоко избивал мать. Виктор и Саша защищали мать, как могли — тогда попадало всем от отца. Саша был еще практически ребенок. Поступил на 1-й курс мотоциклетного техникума. Отчим за сотню килограмм бугай. Сейчас Виктора нет. Мать практически один на один с этим зверем, иначе я не могу его назвать. Вот когда я поняла материнское горе, материнские слезы, просьбу Виктора стать его
— Где ваша мама?
— Она болеет, — и показали на темную кладовку.
Когда я зашла, мать попыталась встать, но не смогла.
— Что с вами?
— Давление высокое, температура.
Я включила свет. Боже. Ее лицо было распухшим и черным. Кра-сивые темно карие глаза были заплывшими. Она стеснялась меня и ничего не рассказывала. Я сказала, что получила от Виктора письмо и знаю всю правду о вашей жизни. Виктор очень волнуется за вас. Она расплакалась и показала свою голову. Не поверите — это была не голова, а сплошная страшная шишка, к которой невозможно было притронуться, больно. Тело было синим от побоев. Муж избил ее сразу же после проводов сына и вот она третий день лежит и подняться не может. Наревевшись вместе с ней, я сбегала в аптеку, стала делать какие-то примочки, поить таблетками. Скорую помощь она не давала вызвать. Муж убьет тогда. Приготовила и накормила детей. Немного успокоились. Прибрала в доме. Уже темно. Осталась на ночь. Глубокой ночью проснулась от мата во дворе. Все как по команде проснулись. Детей и мать трясло от страха. Боялась и я. Отец с грохотом ввалился в дом, и, матерясь, пошел к жене в кладовку. Стараясь не показывать страха, я вышла к нему и включила свет. От неожиданности он замолчал, потом начал улыбаться, извиняться, что задержался и выпил на работе. Жена же пару дней назад упала и сильно ушиблась. Я ему не могла сказать, что все знаю. Меня умоляла мать, чтобы ничего не кому не говорить, иначе он ее прибьет. Не заходя к жене, он пошел спать. Я стала часто приходить к Чайкиным. Отношение ко мне было хорошее. Меня ждали всегда, даже отец. От Виктора письма приходили часто. Он был рад, что мы подружились с его мамой. Обменивались фотография-ми. Отец стал реже приходить с работы пьяным. Избиений матери я больше не замечала, а ее заплаканные глаза видела часто. Так прошло около года. Я очень хотела, чтобы в семье Чайкиных был мир и лад. Я приглашала их в драмтеатр на спектакли, правда очень редко — денег не хватало. Не один раз я находила в кармане рубль, приходя от Чайкиных. Первый раз я даже не поняла, как у меня остался еще рубль? Обрадовалась находке. Позднее поняла, мама Виктора хоть так пыталась мне помочь. Спасибо ей. Виктор прислал портрет, где мы были вместе с ним, портрет был сделан с разных фотографий. Была удивлена. После этого писем больше не было ни мне, ни родителям. Я продолжала писать, ответа не было. Просила объяснить свое молчание — в ответ тишина. Мать тоже очень переживала. Я подумала, что Виктор встретил и полюбил другую девушку. Стала реже бывать у них. Начались экзамены. Я схватила трояк по статике сооружений. Меня лишили стипендии. Ссылались на какое-то постановление — если студент получает на экзамене «3», а семья имеет возможность помогать — лишают стипендии. В выданной справке для меня из колхоза значилось, что на иждивении родителей находится один ребенок. В техникуме решили лишить меня стипендии. В действительности было далеко не так. В колхозе не выплачивали на трудодни, не было связи деревни с городом. Изредка маме удавалось передать мне с кем-либо льдинку молока. Один раз мама прислала баночку сметаны. Как же я была рада. Мне всех хотелось угостить сметаной, я тогда жила в общежитии. Я была горда тем, что могу угостить. Что же мне сейчас делать? Уже 2-й курс. Бросать учебу — жалко. Ехать в деревню — не хочу. Стала искать работу, любую работу. Не берут — мало лет. Написала брату Саше. Выслал 5 руб. Даже в том положении мне было стыдно идти на почту получать эту пятерку. Больше я никогда ничего не у кого не просила. Не помню уже сейчас, сколько времени я искала работу. Помню, что не ела я уже 3-4 дня. Скоро платить за жилье. Зима. Холодно и голодно. Вечером приходит с работы Оля и говорит мне.
— Я рассказала о тебе нашему директору. Он сказал, чтобы ты приходила в нашу столовую и ела там пока не найдешь себе работу. Еще протерпела сутки, а вечером пошла с Олей. Ой, мамочка моя. Как же мне было стыдно. Мне казалось — все на меня смотрят и знают, что я очень хочу есть. Зашли мы к директору. Мужчина лет 50, нерусский. Он сказал мне, чтобы я приходила и ела. Я попросила, чтобы мне дали что-нибудь поработать, а потом я поем. Директор припугнул меня, что отправит меня в больницу, если сейчас же не отправлюсь в столовую. И так один раз в сутки я приходила в столовую около недели. Ходить было очень далеко. Наконец-то меня взяли разнорабочей на сапоговаляльную фабрику. Фабрика находилась у черта на куличках. За городом. Работать с 17 часов до 00 часов. Работа была грязная и тяжелая. Было очень трудно дышать. Я мыла шерсть в холодном помещении в длинном фартуке из клеенки. Мыла вручную. Фартук стоял колом, почти не гнулся. Спецодежды кроме фартука не давали. К концу смены я была почти ледышкой. До дома я добиралась часам к двум ночи, а то и позже. Автобусы уже не ходили. Трамваев и троллейбусов в городе не было. Вот я и буксовала в своих детских резиновых ботиках. Страшно боялась ночью, город спокойным не назовешь. Утром надо было идти в техникум на учебу. До 14-15 часов в техникуме. В 17 часов надо быть на работе. Плохо было еще то, что я работала в помещении совершенно одна. Не с кем слова сказать за всю смену. И почему-то не было письменного оформления на работу. Заниматься дома совсем не оставалось времени. Нахватала двоек. Запустила материал. Отказывалась от всех мероприятий в жизни техникума, не объясняя причины. Никто в техникуме не знал, что я работаю. Получала я копейки. Одно из двух — или плохо работала, но старалась изо всех своих силенок, или обманывали. Простыла. Я понимала, что так долго не протяну. Стала искать другую работу. Взяли на мукомольный завод грузчиком, через дорогу от дома. Я грузчик. Опять без оформления. Мой рост 160 см, вес 43 кг. Размеры мои были 88-58-90. Мне давали разную работу. Я таскала мешки с мукой на тележке, весят они 50 кг. Тележка с высокой ручкой. Подъезжаю к мешку и как бы подсекаю его тележкой, уперев тележку в себя, а руками сверху стараюсь подтянуть мешок и везу, куда сказали перевозить муку. Если по дороге мешок падал, тогда его поднимать было очень трудно. Мешок тяжелый — поднять не могу, а тележка откатывается назад. Тут и без слез не об-ходилось. Склады были огромными и холодными. Полы бетонные с выбоинами. Тележки то и дело застревали. Было и такое, уснула на мешке. Мешок свалился с тележки, и я никак не могла затащить его на тележку. Мучилась, мучилась, присела на мешок, наревелась и уснула. Да что греха таить, не раз такое бывало. И почему-то я опять одна работала ночами в этих огромных складах. Может, и не надо было таскать эти мешки из угла в угол. Самой тяжелой была работа по уборке снега с крыш. Крыши были почти плоскими. Снега много. Он очень уплотнен ветром. Лопаты тяжелые. Ночь. Темнота. Мороз. Я одна на крыше. Почему? Ну почему одна? Неужели ночами не работает никто? Сейчас сама удивляюсь, где я брала силы? Как могла так жить маленькая девочка?
Виктор Чайкин разбился
От Виктора писем не было. К его родным я стала заходить очень редко — времени просто не было. За маму Виктора я переживала. Она тоже терялась в догадках, почему не пишет Виктор. Плакала. Прошла холодная длинная зима. Дни стали светлее и длиннее. Ночью приходит ко мне на работу Саша Чайкин и передает письмо. На мое имя по адресу Чайкиных пришло письмо от командира части, где служил Виктор. Командир части писал — Чайкин Виктор разбился на тактических занятиях — врезался на мотоцикле в дерево на большой скорости. Все это время находится в госпитале на лечении. Приходя в сознание, Виктор просит прочесть Ваши письма, а писем нет. Я отпросилась с работы и мы с Сашей побежали к ним. Мать ждала нас. Материнскому горю не было предела. Сначала даже отчим присмирел. Господи, как могло такое случиться? Так ли все это случилось? Ведь Виктор был умницей, рассудительным, серьезным. Снова писала письма Виктору, успокаивая и подбадривая его. Ни слова о своих трудностях. Писала почти ежедневно. В ответ ни слова. Как будто письма шли в никуда. Нина, сестра Виктора, рассказала в техникуме, что случилось с Виктором. Что я уже давно работаю и решила уходить из техникума. Меня вызвали к директору техникума.
— Вы девушка Чайкина Виктора?
—Да.
— Расскажите, что с ним случилось?
— Я очень мало что знаю.
— Вы работаете?
—Да.
— Кем?
— Грузчиком.
— Как грузчиком?
— Грузчиком на мукомольном заводе.
— Как давно?
— Как лишили стипендии.
— Вы решили уйти из техникума? Почему?
— Я не смогу прожить так еще 2 года.
— Вы сдадите без троек экзамены и будете получать стипендию.
— Мне не сдать экзамены. Родители помочь не могут.
— Хорошо, идите.
Ничего себе! Что хорошего? Кому хорошо? Утром, придя в техникум, читаю приказ. Мне назначили стипендию и дали место в общежитии.
И чего я разревелась? Все же хорошо, или почти все. Я седьмая в комнате. Уволилась с работы. Заработала только-только на еду и рассчитаться с тетей Дусей. Она не хотела отпускать меня. Живи у меня, не надо мне с тебя никаких денег, говорила она мне. Есть же добрые люди. Запустила учебу капитально. Стала добросовестно заниматься, но некоторый материал просто не могла понять. Да иногда не хотелось уже понимать, не хотелось думать. Хотелось помочь Виктору, поехать к нему, но не было никакой возможности. Что с ним — полная неизвестность. Месяца через 2 пришло сообщение — Виктора комиссовали. При-везут домой. На вокзал поехали встречать на мотоцикле отчим, мама Виктора и я. Было раннее весеннее утро. Мы с нетерпением ждали прихода поезда. Не зная номера вагона — мы разошлись по перрону. Народу на перроне было немного. Сначала послышался тревожный гудок, потом показался и состав. Выходили пассажиры изо всех вагонов, а Виктора все не было. Я подумала — по какой-то причине он не приехал. И тут я увидела, как двое военных осторожно выводят из вагона Виктора. Он как будто боялся ступить на землю. Мы все были уже у вагона.
Прошло 57 лет. А я не могу вспоминать без слез о нем. Пишу, а у меня трясутся руки. Виктор. Милый Виктор. Он никого не узнал, ни- кого не увидел. Посадив Виктора в коляску, они поехали к себе домой, а я в техникум. Сдержав слезы при встрече, сейчас мое лицо было мокрым от слез. Что же делать? Что будет с Виктором? Как та кое горе переживет его мама? За что? За что такое наказание заме- чательному, красивому, умному парню? За что его искалечили? Так ли все было в действительности? За что такие страдания его родным, его маме, которая столько выстрадала, чтобы вырастить такого сына. Я не могла ни о чем думать, не могла идти в техникум. Я пошла на кладбище. Там были в одной из секций похоронены солдаты войны.
Во время войны в Ирбитский госпиталь привозили раненых солдат. Многие солдатики умирали от тяжелых ран и их хоронили в г. Ирбите. Была целая секция таких могилок — холмики с деревянными башенками и красными звездочками вверху. Никаких надписей на них не было. Никогда не было на могилках ни цветов, ни венков. Но я знала, что здесь лежат в основном молодые ребята, которые умирая, защищали меня, всех нас, нашу землю. Сейчас к ним никто не приходит. Возможно, и родные не знают, где похоронены их родные. Еще раньше, когда мне было очень тяжело в моей жизни, казалось, пгт больше сил, я шла сюда. Приносила им самые первые цветы — мать- и-мачеху. Одуванчики. Красивые листья и веточки. Убирала могилки. Поговорив с ними и наревевшись досыта я уходила. Они никому не говорили о моей слабости, о моих слезах. Надо быть веселой, сильной. Вот и сейчас наревевшись и придя в себя, я поехала к Чай киным. Встретила меня во дворе мать Виктора. Где брала силы эта маленькая хрупкая женщина, знает только один Бог.
Забегая немного вперед, расскажу о Викторе. После травмы Вик- тор почти шесть месяцев был без сознания в госпитале. Изредка на короткое время приходил в сознание, потом снова был в коме. Сей- час дома: со временем он приходил в себя на какое-то время, узпа вал родственников, меня. Разговаривал нормально. Проходило совсем мало времени, и Виктор уже никого не узнавал, и его поступки становились совершенно непредсказуемыми.
К этому невозможно было привыкнуть. Вот и сейчас, придя в себя дома, Виктор сказал матери:
— Аллочка не пришла даже встретить.
— Сыночек, Аллочка встречала тебя вместе с нами. Ты просто за- был. Она скоро придет.
И еще. Виктор ничего и никого не видел, хотя глаза были откры-тыми. Было трудно поверить, что человек слеп. Если горела элек-трическая лампочка, Виктор видел светловатое пятно. Мое лицо он смотрел руками. Сядет рядом и долго гладит лицо руками. Какая же ты красивая, Аллочка! Постепенно Виктор научился ориентироваться в доме, во дворе. Быстро уже ходил. Когда, видя меня в окно, говорили в доме: вот и Аллочка идет, он шел, выставив руки вперед, спешил меня встретить.
Шло время. Я часто приходила к ним. Помогала матери по дому, огороду. Много проводила времени с Виктором. Гуляли с ним по го-роду. Когда проходили соревнования, мой этап эстафеты почему- то всегда начинался или заканчивался около дома Виктора. Болельщиков хватало. В их числе обязательно был Виктор. Болел за меня бурно. Ходили с Виктором на реку. Даже смотрели ледоход на реке. Он не видел, но слышал шум реки. Я старалась отвлечь его от его же самого. Его мама говорила мне, что без меня Виктор все больше лежит. Молча лежит, только часто спрашивал сколько времени. Я боялась Виктора, когда он становился... Когда это будет, сколько времени и что сделает Виктор — предсказать было невозможно. Буйного поведения не было. Он мог взять меня за руку, вывести во двор, и закрыв в туалете, уйти. Не буду писать об этом. Ему нужен был покой, тогда его состояние было лучше.
От малоподвижного образа жизни Виктор полнел. Появилась как бы отечность. Я думала, что он мало двигается, потому что не видит. Уговорила Виктора пойти на операцию глаз. У нас с ним голубые глаза. Пусть у нас будет по одному глазу, но мы оба будем видеть. В Свердловске был врач окулист от Бога, как говорили. Кажется, его фамилия была Мальгин.
Мы поехали. После полного обследования — убийственное для нас с Виктором заключение — перебит центральный нервный узел. Операция невозможна. Я страшно переживала этой неудаче, а о родных и Викторе даже говорить не стоит. Лучше бы мы не ездили, оставалась бы какая-то надежда. Я замечала нервозность в доме, заплаканную часто мать. Пенсия у Виктора была маленькой, т. к. не было трудового стажа. Отчима бесило, что один приемыш инвалид, а другого учить надо. Все это он вываливал на мать. Виктор понимал это и ему чаще становилось плохо. Иногда при мне Виктор не входил в нормальное состояние. Мне было тяжело видеть Виктора таким, очень трудно, как приходить к ним, так и уходить от них. Боялась там же разреветься.
Моя первая производственная практика
Стояла прекрасная летняя погода. Вот и подошло долгожданное время моей 2-месячной производственной практики в г. Тюмени. Наревевшись еще в общежитии, я пошла к Чайкиным попрощаться. Увидев меня, мать подошла ко мне, не здороваясь обняла меня и расплакалась. Я поняла, что Виктору плохо. Наплакавшись, мы пошли с ней к Виктору. Виктор лежал в полном безразличии ко всему. Что я могла сделать — не знаю. Мать плакала. Она боялась мужа, боялась за Виктора, но ничего не могла изменить. Прошло около часа, Виктор встал и подошел ко мне, обнял и поцеловал меня. Значит, узнал меня? Я хотела рассказать ему, что завтра уезжаю на практику, но его мама остановила меня. Так и не рассказав ему, мы попрощались. Договорилась с сестренкой его, что на мои письма они с Виктором будут отвечать мне вместе. На практику мы ехали всей группой — 30 человек. День был яркий, солнечный. В вагоне было шумно, весело. Все радовались предстоящей жизни без зубрежки. Я никак не могла отвлечься от мыслей о Чайкиных. Лежала на второй полке общего вагона и смотрела в окно. Смотрела, но ничего не видела. Я отвернулась к стенке, чтобы девочки не видели моего лица, моих слез, не приставали ко мне с расспросами.
— Девушка, что случилось? Могу я вам помочь?
— Нет.
Молодой человек молча отошел. Прошло несколько часов. Снова слышу тот же голос. Молодой человек кладет мне на полку какой- то лист бумаги и говорит:
— Это для вас и о вас.
Уходит. Это были стихи. Хорошие стихи о красивой девушке. И подпись — Леонид Черных. При подходе поезда к Тюмени Леонид еще раз подошел ко мне. От ребят он уже знал мое имя, что мы едем на практику в их город. Сказал, что у него отличная музыка — заходите в гости — я живу в центре города на Советской улице. Я ничего не ответила. Нас поселили на окраине города, на Холодильной улице. Таких общежитий было 3 здания и все под одним номером. Работали мы на строительстве телецентра. Девочки пошли в бригаду маляров-штукатуров, я пошла в бригаду бетонщиков-арматурщиков. Даже с Надей мы были в разных бригадах, но на одной площадке. Работа у меня была не из легких. Очистка арматуры от ржавчины металлическими щетками, приготовление бетонной смеси, бетонирование различных конструкций. Работала в мужской бригаде. Не хотела, чтобы мною были не довольны в бригаде, старалась очень. Уставала, но в работе на людях немного забывалась. Писем из Ирбита не было. На мои не отвечали. Не знала что и думать. Девочки успокаивали. Прошло, наверное, дней 20 нашей практики. Работая на перекрытии здания, я поймала себя на мысли, что вспоминаю Леонида- попутчика, его стихи. Помню его. Высокий. Чуть ниже плеч кудрявые волосы цвета спелой пшеницы. Темнее волос сросшиеся брови над огромными голубыми глазами. И какие-то хлопающиеся, пушистые ресницы. Необычная внешность. Нет. Я не сожалела, что не познакомилась с ним. А вспоминала. Однажды мы с Надей, моей самой лучшей подругой, поехали в выходной день в баню. Баня была в центре города. Идя по улице, мы услышали из открытого окна громкую красивую музыку. Я вспомнила, что Леонид в поезде говорил о музыке. Около дома играл мальчик лет шести.
— Мальчик, ты знаешь, у кого играет эта музыка? — Почему-то спросила я у мальчика.
— У дяди Лени. — выпалил малыш и убежал.
Мне показалось, он на нас и не взглянул. Мы с Надей, испугавшись, бросились бежать за угол и спрятались. Подождав, выглянули. Леонид метался из стороны в сторону. Постояв, ушел во двор. Мы пошли дальше в баню. Работа на стройке продолжалась. Писем от Чайкиных я так и не получила. Прошло около недели после той бани. Сидели мы на стройплощадке и из битого кирпича били кирпичную щебенку. Все были в красноватой пыли — и лица и одежда. Слышу:
— Волченок, к тебе. (В группе иногда ребята называли меня Ал- ченок, местные рабочие, не поняв, называли Волченок.) Так и осталось — Волченок. Я взглянула и совсем близко увидела подходившего Леонида. Нарядный, чистый, улыбающийся. Не зная, что делать, стесняясь своего вида, я побежала и прыгнула в котлован, где работали заключенные. Заключенных охраняли с оружием и категорически им и к ним запрещали подходить. Поднялся такой переполох на площадке. Леонида не подпускают. Я не выхожу. Охрана на меня орет, грозится пристрелить. Я уже плачу. Меня вывели живой и невредимой, только очень грязной. Так состоялась наша встреча. Он принес много пирожного и угощал всех нас. Леонид рассказал, что приехав домой, он рассказал своей маме о встрече со мной в поезде. По совместному решению с ней, он стал меня искать по стройкам города. Не найдя в городе, подумал, что отправили нас в область. Искал и по области. Был в 2-х зданиях нашего общежития на нашей улице. Не знал о 3-м здании, в котором жила я. Где искать еще? А тут прибегает соседский мальчишка и рассказывает о нас. По описанию мальчика, я сразу понял, что это была ты. Понял, что ты в городе и снова начал искать. Нашел. Леонид стал забегать на стройку почти ежедневно. Угостит нас с девушками, перебросится несколькими словами и уходил. На его приглашения встретиться вечером, погулять, поговорить — я отказывалась. В группе все знали о Викторе, как о моем молодом человеке, не зная всей действительности. Леонид мне нравился. Внимательный, красивый, добрый. В один из выходных Леонид пришел в общежитие, так как я никуда не ходила с ним одна. Они уговорили меня с Надей сходить в парк втроем. Надя убедила меня. Парень неплохой, вам поговорить надо. Расскажи о себе. Он поймет и оставит тебя в покое. Леонид жил с матерью и бабушкой. Отец погиб. Получали пенсию за отца. Работали. Леонид хорошо рисовал, писал стихи. Признался, что еще в поезде я очень понравилась ему, полюбил меня. Для меня это было первое признание в любви. С Виктором, вернее всего, у нас была просто дружба, а несчастье сроднило нас. В таком состоянии я не могу его оставить, предать. Быть вместе с ним мы тоже не можем — это я тоже понимала. Чтобы не вводить Леонида в заблуждение — я рассказала ему все о Викторе. Отказалась от дальнейших наших встреч. Писем от Чайкиных так и не было. Ни одного письма за все время. Леонид заходил на работу, приглашал на различные мероприятия в городе, покупая сразу несколько билетов, зная, что я одна не пойду. Иногда это срабатывало, иногда девочки шли гулять без меня. Наша группа раскололась. Кто-то осуждал меня, кто-то защищал. Всем было дело. Все знали, что и как мне надо делать, только одна я не знала. Очень нравился Леонид. Мне льстило, что такой парень влюблен в меня. Девчонки завидовали мне. Мы часто коллективно ходили в парк на танцы. Вот сейчас тоже. Леонид сказал, что ему на минутку надо заскочить домой. Пожалуйста. Через пару минут выходят вместе с его мамой. Очень неожиданно для меня. Знакомимся. Его мама пригласила нас на чай. Зашли. Познакомилась с бабушкой. Мне очень понравились его родные. Особенно бабушка. Седая кучерявая полная старушка, сама доброта. Когда мы с Леонидом заходили к ним, она сразу накрывала стол. Леонид, садясь рядом со мной на скамейку «верхом», кормил меня сам. Шел провожать меня, всегда поцеловав
— Алочка, я обязательно добьюсь твоего вызова на преддипломную практику в Тюмень. Тогда и решим наши проблемы. Я тебя очень, очень люблю, Аллочка.
Милый Виктор, где ты
Снова Ирбит. Б этот же день я побежала к Чайкиным. Дома был отчим и незнакомая женщина, которую он тут же представил своей женой. Я была шокирована. С его слов. Вскоре после моего отъезда в семье начались ссоры. Я знала — отчим сволочь. Но что на такое он способен, все-таки не предполагала. Мать не выдержала издевательств мужа. Она отправила Виктора с Сашей на огород за реку и... повесилась. Представляю, как ей было плохо, но сделать этого она не могла. Она безумно любила Виктора, переживала за него, знала, что Виктору не выжить без нее и оставила его? Сама повесилась? Не верю и сейчас. Ой, мамочка моя, как же дальше жить? Ничего неподозревавшие братья вернулись только к вечеру. Для Виктора смерть матери, которую он очень любил и жалел, стала практически его смертью. И мама знала это, сама бы она никогда не пошла на это. Виктор больше не приходил в себя. Отчим сразу отправил его в д. Кирга в психбольницу (30 км от Ирбита). Родных детей Зою и Гену сдал в детский дом. Сашу выгнал. Сразу же привел новую жену.
— Где живет Саша? Это же дом его матери! — Зло спросила я.
— Был его матери, стал моим домом. Саша не маленький, пусть живет в общежитии или у друзей. Зачем ему со мной жить?
Я сразу же поехала в Киргу. Это была богом забытая деревушка, утопающая в непроходимой грязи. Нашла эту психушку, как называли жители эту больницу. Виктора там не было. Его отправили в г. Свердловск в больницу на Агафуровские дачи, как тяжело больного. Вернулась обратно. Моему отчаянию не было предела. Через какое-то время, собрав денег, я поехала в Свердловск. С трудом нашла эту больницу, но не нашла Виктора. Там было много отделений, много очень корпусов. Я не знала, когда он поступил, в каком он корпусе, с каким диагнозом, ничего не могла толком объяснить. Никто не хотел со мной разговаривать, выслушать меня. Не пускали даже в коридоры корпусов. Я не могла пройти через закрытие металлические решетки. В лучшем случае подходила медсестра и на мой вопрос — нет такого. Уходила. Сейчас с колокольни моего возраста я поняла, что мне надо было идти в администрацию больницы, может быть, тогда бы и нашла я Виктора. Хотя бы он знал, что я помню о нем, я с ним. Так я больше никогда не видела Виктора Чайкина, не видела его братьев и сестру. Помню его. Помню день его рождения — 13 июня 1936 года. Я не знаю даты его смерти и где он похоронен. Слышала, что Виктор умер в 1960-м году. Что и как я могла изменить — я не знаю. Я очень переживала, винила себя, но ничего уже изменить не могла. Мать Виктора мешала зверю-мужу, и он просто уничтожал ее. Я лее помню, как она была им избита после отъезда Виктора — живого местечка не было на ней. Одна сволочь убила не одного человека, покалечил жизнь своих родных детей и остался безнаказанным. Как он мог жить дальше? Как могла жить его новая жена? Ведь она не могла не знать всей этой трагедии. Скорее всего, отчим из-за нее так жестоко относился к своей жене.
Общежитие
Я не рассказала, что после того, как меня поселили в общежитие, я подружилась очень с Надей Тараненко. Всегда и везде были вместе. У нас с Надей не было серьезных взрослых отношений с юношами. Пошутить, посмеяться, потанцевать — это пожалуйста. Надя училась хорошо. Я училась гораздо хуже. Не по всем предметам могла понять материал, т. к. во время работы на производстве запустила учебу. Помню одни позорные для меня экзамены. Все ребята уже ответили. Кто-то лучше, кто-то хуже, но ответили. Остались мы вдвоем с Ниной Макушиной. Остался последний экзамен. Ничего не идет в голову — только страх — не сдам экзамен — опять искать работу. Стыдно, чуть не плачу. Преподаватель молодой инженер, кореец Югай. Он относится ко мне прекрасно, на вечерах всегда приглашает танцевать. Принес мне учебник и сам ушел. Позор. Как я могла воспользоваться учебником? Конечно, нет. Прошло какое- то время, он приходит. Учебник как лежал, так и лежит.
— Я не могу ответить на билет. Я не знаю материала.
— Хорошо. Идите.
Даже Наде я не могла рассказать о своем провале экзамена. Пошла на кладбище. Побыла там. Погоревала. Лучше уехать домой, решила я. Ничего из меня не получается. Вернулась в общежитие с тяжелыми мыслями.
— Алла, ты где была? Я тебя уже потеряла. Спрашивала у Югая. Молодец ты. Зря я за тебя боялась.
— Надя ты о чем?
— О экзамене.
— Я не смогла ответить.
— Как не смогла? У тебя четверка.
— Кто это тебе сказал?
— Сам Югай.
Тогда я Наде рассказала о своем позоре. Надя успокоила меня.
— Еще неизвестно, как бы другие выдержали то, что выдержала ты.
Я стала учиться дальше. Забегу немного вперед — последующие экзамены, практику, учебу я закончила не хуже других. Достойно за-щитила диплом. В общежитии мне не очень нравилось. Мне казалось, нет искренности между девчонками. Какая-то зависть что ли? Ревность ли? Мутили воду кто был постарше. В нашей группе была одна девушка. Взрослая очень. Никто не знал, сколько ей лет. Приехала поступать вместе с мамой. Удивительно. Но им видней. Страшненькая девушка. Больше была около детдомовских девочек. Их было четверо. Хорошие. Государство обеспечивало их хорошо. Они хорошо одевались, хорошо питались. Не буду ничего больше плохого писать. Кто как мог, тот так и жил. Кто как хотел, тот так себя и вел. Я несколько месяцев копила денежек на блузку. Экономила на всем, на чем можно. Очень понравился материал. Очень красивый и очень дорогой. По 100 рублей за метр. Я частенько бегала в универмаг посмотреть — не распродали ли? Я уже придумала фасон. Мне надо было всего 70 см, ширина материала была метровая. Мне хватало. Наконец я купила. Счастливая. Показала девочкам в комнате и положила в тумбочку с книгами. Сверточек-то маленький был. Сходила к Наде, она жила в другой комнате. Похвасталась. Пошли смотреть покупку, а ее нет. Я долго не могла поверить, что материал украли. Искала долго. Думала, что кто-то из девчонок пошутил. Мне просто не верилось, что кто-то из девочек мог взять. Как уж я плохо ни жила, как ни голодала, но мне и в голову не приходило у кого-то что-то взять. Девочки искали вместе со мной, все охали, но так и не вернули. Я ушла из общежития. Вместе со мной ушла Надя. Вскоре ушли еще две девочки — Галя с Нелей. Дружили все вместе. Мы с Надей сняли недалеко от техникума закуток за русской печкой в частном доме у тети Зои. Там помещалась одна кровать, тумбочка и оставался узкий проход около печи. Дом был старый и его стены промерзали, но когда тетя Зоя протапливала русскую печку, было хорошо. Мы спали тогда на печи, красотища, теплынь. Галя с Нелей часто приходили к нам. Мы с Надей ходили к ним. На вечера в техникум ходили все вместе. Хорошо, что у меня были хорошие подруги.
Преддипломная практика
Продолжалась учеба, продолжалась студенческая жизнь. Из Тюмени от Леонида приходили теплые письма. Писал о своих чувствах, планах. «Поставил твое фото в рамочку на пианино — теперь мы вместе с тобой слушаем музыку вечерами». Время летит быстро. В техникуме уже шли разговоры о преддипломной
практике. Практика должна быть на Урале и в Сибири. Я ждала вызова из Тюмени, а его все не было. До начала практики оставалось не многим больше недели. Приходит письмо из Тюмени от Людмилы. Большое письмо на 12 страницах, написанное карандашом. Людмила писала — Я соседка Леонида. У меня есть сын (тот самый мальчик, который узнал нас с Надей). Мы давно встречаемся с Леонидом и любим друг друга. Он убрал вашу фотографию с пианино. Если вы не будете нам мешать — мы поженимся. Оставьте Леонида и не мешайте его счастью. Когда вы будете женщиной, тогда поймете меня. Много чего было написано на 12 страницах. Для меня это письмо было громом среди ясного неба. Письма Леонида были полны внимания и любви ко мне. Он ждал меня. Как просила Людмила — я не стала мешать его счастью. Вложила письмо Людмилы в чистый конверт и отправила заказным письмом Леониду, не написав ни сточки. За три дня до начала практики пришел вызов на мое имя из Тюмени, как и обещал Леонид. Я отказалась. Поехала в Тугулымский район Тюменской области. Глушь. Как говорят — дыра. Поехали вместе с Надей. Там было 2 места. Одно на центральной усадьбе кладовщиком на складе строительных материалов, другое в д. Тямкино за 17 км от центральной усадьбы — прорабом. Я выбрала второе. Надю больше устраивало первое предложение. На том и остановились. У меня было два объекта. В деревне Тямкино строили коровник. Строили уже несколько лет и не могут закончить. Еще в 17 км строили гараж в другой деревне. Равносторонний треугольник. Привез меня председатель колхоза прямо на стройку в санях. Мороз. Снегу просто горы. Техники не было. Какие-то мужики копошатся на покрытии. Прямо передо мной спрыгнул с перекрытия мужик, утонув в снегу по пояс. Смотрел и улыбался. Боже мой. Какой урод, какой он страшный, подумала я. Я никогда не видела, чтобы человек был так похож на обезьяну. Ну прямо живая горилла. Очень низкий лоб. Курносый широкий нос с открытыми ноздрями кверху, большой, очень большой рот с крупными зубами. Ужас. Как же можно жить на земле таким страшным, а он еще и улыбается. Сколько же ему лет. Лет 40, нет, наверное, больше. Осмотрев стройку, поговорив с рабочими, председатель спросил, кто пускает на квартиру в деревне. Держала квартирантов мать этого гориллы за трудодни. Повез меня председатель к ней. Небольшой деревенский домик. Хозяевами оказалась интересная пара. Муж маленького роста, с черной окладистой бородой, с черными маленькими глазками, где-то далеко под бровями. Жена крупная высокая женщина. Более чем на голову выше мужа.
И рот. Видела уже такой рот у ее сына. Очень крупный рот, наверное, поэтому нос маленький. Впечатление, что ему не хватило места на лице. Главной в доме была явно она. Она и договаривалась с председателем о трудоднях. Мне же было безразлично, где и у кого жить. Хозяева мне не понравились. Я просто не видела таких пар. А вечером пришел их сын. Оказывается, он живет вместе с ними. В домике всего одна комната. Где же мне тогда жить? Председатель уехал. Я никого не знаю. Осталась на этой квартире. Приступила к работе. Познакомилась с рабочими, с проблемами, которые мешали работе. На центральную усадьбу приходилось ездить часто. Не хватало материалов, инструментов, спецодежды. С трудом, но дело начинало двигаться с мертвой точки застоя. Рабочие замечали мою заботу, мои старания — была хорошая отдача с их стороны. Мне было самой удивительно, что взрослые люди слушают меня, спрашивают, как надо делать ту или иную работу. Я старалась, как могла. У меня были хорошие помощники — книги. Как я догадалась накупить книг и привезти с собой. Зимой я ездила на объекты на лошади в санях. Много теряла времени. С наступлением весны, тепла дороги стали просто непроходимыми. Местность болотистая. Можно было добраться до центральной усадьбы на тракторе или верхом на лошади, последнее было много быстрее и дешевле, а главное ни от кого не зависеть. Выезжала ранними утрами верхом на лошади. Много раз слышала вой волков. Побаивалась, конечно. Надеялась на лошадь и себя. Неплохо держалась в седле. Один раз был курьезный случай. По дороге спустилась с лошади в лесу по нужде. Снова сесть в седло лошадь не дает. Скормила ей все свои пряники — не пускает. Пытается укусить, когда ставлю ногу в стремя. Долго кружили мы с ней на месте. Привязала лошадь к дереву, села в седло. Едва смогла отвязать лошадь от дерева через ее голову. Помчались. Вдруг за мной мужик верхом на лошади. Еще что-то орет. Этого мне еще не хватало. Если я ни от кого не слышала, что волки загрызли человека, то о всяческих событиях в лесу была предупреждена рабочими. Долго он от меня не отставал. Моя лошадь оказалась сильнее, быстрее. У своего дома я сняла седло, а под седлом до крови стерлась кожа. Рана большая. Сколько она терпела, вот почему не давала мне сесть в седло, а я... Зашла домой, залезла на печь. Спустя время заходит мужчина, оказался знакомым сына хозяйки и рассказывает, как пытался догнать попутчицу. Днями мне было легче. Я полностью уходила в работу. А вот вечерами, ночами... Мне было не понятно поведение Леонида. Мы ничего не должны друг другу. Между нами не было ни каких обязательств. Писать в письмах одно, а в действительности... Все это мне страшно неприятно, но больнее была боль за Виктора, за его семью. Часто я слышала, четко слышала, как он звал меня ночами, чувствовала его дыхание, но не могла увидеть. Не могла его найти. Несколько раз Николай уводил меня ночью с улицы. Я не помнила этого, возможно лгал. Прошло больше месяца нашей практики. Приходя с работы, я иногда замечала заплаканную хозяйку. Хозяин почти всегда молчал. Угрюмая семья. Что-то в их семье было не так. А что — я не знала. Мы мало разговаривали. В обед хозяйка подошла ко мне и попросила поговорить с сыном. Николай решил уехать в Белоруссию (они белорусы, хотя уже долгое время они жили в России). Родители в солидном возрасте и просто в панике, как они будут без него жить. Надо
— Дягилева, все, что угодно, только не замуж. Упаси тебя господи. Только не замуж. Практика заканчивается. Я останусь здесь, чтобы больше ничего не случилось, и выйдем на дипломную работу. Все будет хорошо, только не плач. И никакого замужества, гони ты эту семейку.
В суд из-за моего состояния здоровья решили не подавать. Позднее было письмо от Николая, раскаивался в своем поступке, просил прощения и не бросать его. Винил во всем свою мать. Так закончилось мое несостоявшееся замужество. Страх, боль, ненависть от интимной близости прошли через всю мою дальнейшую жизнь. Только приехала с практики, звонок из Тюмени. Звонила мать Леонида. Она звонила много раз, но меня не было в техникуме. Со слезами Валентина Ивановна рассказала, что Леонид сидит в тюрьме. Ему дали 5 лет. Получив письмо Людмилы в моем конверте, он пошел к ней. Людмила не знала, что ее письмо у Леонида и отрицала все. Леонида вывела из себя ее ложь. Был большой скандал. Он побил Людмилу, но она не хотела терять Леонида и поставила ему условие. Женишься на мне — прощу. Нет — посажу. Не женился. Посадила. Долгое время приходили письма от Леонида. Я написала обо всем, что произошло со мной на практике. «Этот козел (о Николае) еще поест землю за твои мучения от меня. Заканчивай техникум. Приезжай ко мне. Меня отпустят на поселение. Все у нас будет хорошо». Больше Леониду я не отвечала. Много лет спустя в газете «Вечерний Свердловск» продолжительное время были сатирические и юмористические шаржи. Подпись Л. Черных. Мне кажется, что это работа Леонида. Его стиль. Но не утверждаю.
Учеба позади
После окончания техникума, я была направлена работать в с. Патруши прорабом. Пригород, тогда еще Свердловска. Перед началом работы я поехала в Крым, в гости к сестрам Тоне и Шуре. Тоня жила в военном городке. Работала фельдшером в ДОКе на берегу моря. Я приходила к ней днями на работу, а вечерами ходили гулять, на танцы, на море. Мне очень нравился город Керчь. Красивая набережная. Гора Митридат. Обширное обозрение города. Чисто, тепло, солнечно. Тоня жила в маленькой комнатке деревянного барака коридорной системы. Мне понравились ее соседи. Тесно, шумно, но мирно. До сих пор помню их даже по именам. Тоня отлично плавала, а я как топор. Завидовала Тоне. Один раз зять решил меня поучить плавать. Ни мне, ни Шуре не сказал ничего. Посадил в лодку, отвез от берега и просто выбросил из лодки. Вот уж я покричала, побарахталась, поглотала соленой водички, а сестра кричала на мужа с берега. Он сидел в лодке и улыбался. Мне же не хотелось утонуть. А зять оправдывался, что только так и надо учить плавать. Как-то днем на море Тоня познакомила меня с матросом Мишей. Раньше я его не замечала. А тут он стал часто попадаться на глаза. То около барака, то навстречу попадет, то случайно встретились в парке, то на танцплощадке. Танцевать пригласил, а танцевал очень плохо. Не нравился мне этот парень. Не о чем было с ним разговаривать, не интересно. Мое отношение было к нему, как к знакомому сестры. Не более. А он все попадался то там, то тут. Миша рассказал, что он из Запорожской области. Живет его семья в деревне. Четыре брата, отец, бабушка. Его мама умерла при родах пятого братика Пети. Братик остался жив. Вско-ре отец привел в дом русскую женщину, ставшую ему женой и матерью детям. Эта история произвела на меня сильное впечатление. Мне было очень жаль Мишу и его братиков. Я не знала ту женщину, которая пошла на пятерых детей, какая она? Почему так поступила, я восторгалась ею. Мне было жалко Мишу. По себе знаю, как плохо без мамы. Я поняла, почему у него нет образования — только одногодичные курсы мастеров десятников, нет никакой гражданской одежды, нет денег, ему почти никогда не приходят письма, не то что переводы или посылки.
Закончился мой отпуск и я уехала по месту распределения на работу в с. Патруши. Село, люди, природа — все мне очень понравилось. Познакомилась со строительными объектами, а их было не мало, т. к. колхоз был миллионером. Нашими шефами была воинская часть. Мы часто устраивали субботники, воскресники — было очень весело и выполняли много работы. Здорово солдатики помогали нам по строительным работам. А мы с девчонками заранее насобираем яблок, ягод для них. Солдатики довольны и у нас работа выполнена. Большое внимание оказывал мне ст. лейтенант Иван Баранов. Он был интересный, кудрявый брюнет. Окончил военную академию в Москве. Единственный сын военных родителей из Приморского края. Он мне нравился, как порядочный человек, не более и еще... меня смущало... Иван да еще Баранов. Вот глупая девчонка была. Серьезно его ухаживания я не принимала, чем и огорчала его. Буквально через пару месяцев моей работы, меня выбрали секретарем комсомольской организации. Жила я на частной квартире в частном доме. Вдруг неожиданно приехал Миша. Ему дали отпуск, он не поехал домой, а приехал ко мне. Радости почему-то не было. И интересного тоже ничего не было. Жила на частной квартире. Хозяйке ни к чему лишний человек в доме. Она была не довольна. Я целыми днями на работе. Миша сделал мне предложение.
— Да ты что, Миша? Мы даже не друзья с тобой. Какая мы пара?
Миша был очень расстроен. Кроме жалости к Мише — у меня ни-чего не было. Закончился его отпуск и я проводила его на службу, сама продолжала жить и работать. Мне дали квартиру в деревянном неблагоустроенном доме. Сначала не умела топить печь, угорала, но все приходит с опытом.
Все было хорошо. Вдруг слияние колхозов. Наш колхоз соединили с Бородулинским колхозом. Пошли сокращения, увольнения. Меня уволили в связи с сокращением штата. Оставили строителем местного пожилого строителя из села Бородулино. Это было незаконное решение, я же по распределению направлена. Тогда я этого не знала. Что мне делать?
Горькое замужество
Я решила ехать в Керчь к Тоне. Мы с ней были очень дружны, вместе нам было хорошо. У Тони не было подруг и я, по-моему, ей мало мешала. Сразу по приезду к Тоне, я стала искать работу. Сначала по специальности. Найти работу в Крыму, да еще хорошую — это фантастика, еще в то время. Я не знала этого. На иждивении Тони я не хотела быть. Искала уже хоть какую работу. Деньги, полученные при расчете с работы, быстро расходовались. Миша постоянно прибегал к нам с Тоней. Рассказывал о своей службе, жизни. Снова сделал мне предложение. Меня бесила его настойчивость. Какая женитьба? Что ты можешь дать жене, семье? Скоро есть нечего будет. Нет работы, негде практически жить. Какая женитьба? Он появлялся всюду, где мы были с сестрой. Мне кажется, он не служил, а следил за мной. Ревновал, плакал. Это повторялось постоянно. Я уже не могла переносить его ссоры и слезы. Надоело все, вместе с ним. Несколько дней его не было. Понял человек, наконец- то хоть что-то. Порадовалась я. Сглазила. Приходит вечером Миша, веселый, с хорошим настроением. И чуть ли не с порога:
— Командование дало разрешение на брак. В роте все ребята знают, что я женюсь. Я уже и домой написал.
— Подожди, подожди, Миша. Ты о ком говоришь?
— О нас с тобой. Уже все знают. Что там было!
– Все согласны, все знают, только не знаю и не согласна я.
Опять его слезы, уговоры. Упрямство и слезы его каждый день. Позднее пошли и угрозы.
— Алла, если ты не выйдешь за меня, я жить не буду, покончу с собой. Я не смогу жить с таким позором. Все уже знают и спрашивают у меня, когда свадьба.
Нервотрепка тянулась месяцами. Боже мой. Сколько я слез пролила с этим замужеством. Я плакала всю дорогу, плакала в загсе. Я ничего не могла изменить, как мне казалось. А надо-то всего было послать его далеко-далеко и надолго. Наш брак зарегистрировали 19 апреля 1959 года. Что-то изменилось в лучшую сторону — конечно нет. Я доходила до отчаяния. Деньги заканчивались. Я устроилась работать кондуктором в АТП г. Керчи. Чтобы там работать, надо было жить в городе, чтобы утром успевать на смену. Пришлось снять комнату в городе. Будучи очень стеснительной, я стеснялась этой работы. Мне было стыдно протягивать руку за деньгами (билет стоил 3 копейки за один пролет), Требовать оплаты за проезд, правильной оплаты. Следить, не проехал ли пассажир лишний пролет, не обманул ли меня. От моей выручки зависела и моя заработная плата, и зарплата водителя. Очень обижала меня грубость пассажиров, их нечестность. Слава богу, я зарабатывала уже деньги. Хоть небольшие, но свои деньги. Могла заплатить за комнату, на еду. Купить все необходимое себе, мужу. Муж большую часть находился в воинской части. Домой приходил, когда был в увольнении. Я вручную шила ему гражданскую одежду. Покупала материал и шила. Курточку. Брюки. (Этому я научилась, еще учась в техникуме.) На готовую одежду не хватало денег. Михаил не мог помочь. Скоро узнала о своей беременности. Рада бы радоваться беременности, но не могла. Опять стоял вопрос — что же делать? Работать не смогу. Платить за комнату не смогу. Страх и ужас просто уничтожали меня. Среди родных я не слышала, чтобы кто-то избавлялся от ребенка. Ни Тоня, ни Миша ничего не могли изменить. Я винила себя, злилась на Мишу. Ведь ревел белугой, надо было жениться, так возьми на себя хоть какую-нибудь ответственность, хоть за что-нибудь? Хотел быть мужем, так будь и мужчиной. Жить без уважения, без любви, на одной жалости, это, наверное, хуже ярма на шее. Не убивает, но и не дает даже дышать. Грех за убийство нерожденного ребенка до сих пор на моей душе. Мне кажется, с того времени я просто возненавидела мужа.
Несколько раз пыталась исповедаться, стояла в очереди на ис-поведание, но подходила очередь и я не могла говорить, слезы меня просто душили. Прошло больше полвека, 52 года.
— Прости меня Господи, прости дите мое. Я очень раскаиваюсь, сожалею, но тогда я не нашла другого выхода. Простите.
Работа кондуктором не из легких, особенно в часы пик. Вечерами, когда молодежь возвращается с различных мероприятий, когда ставят не на свой маршрут, когда ставят на маршрут с чужим водителем, да множество разных нюансов. В то же время когда работаешь по разным маршрутам, узнаешь лучше город, его окрестности, людей. Много раз слышала от пассажиров, что эта работа не подходит вам. Идите учиться. Здесь будете такой же, как другие. В этот день я работала по чужому маршруту. В салон зашел молодой человек, просто неземной красоты. Мне почему-то было очень стыдно. Заплатил за проезд и сел на место. Я чувствовала, что он наблюдает за мной. Я не могла называть остановки, еще путала их названия, неправильно сдала сдачу. Я готова была убежать из салона. Молодой человек доехал до нужной ему остановки, выходя, тихонько сказал мне:
— Белая, несмелая, ромашка полевая.
Вышел. Ушел совсем. Как же он мне понравился. Я постоянно ду-мала о нем. Какие у него необыкновенные глаза. Высокий. Красивый. Интересно, кто он? На следующий день меня поставили на свой мар-шрут и я потеряла надежду', хотя бы еще раз увидеть эту красоту. Во-обще я очень люблю все красивое. Я могу любоваться, восторгаться красотой женщины, ребенка, мужчины — просто красотой. Цветами, полями, лесом. Все красивое меня очень радует и улучшает настроение. Видя вокруг себя красоту — просто хочется жить, несмотря на то, что на душе кошки скребут. Спустя несколько дней во время моего обеденного перерыва наш автобус стоял на автовокзале. Я высыпала мелочь на колени из сумки и считала (мелочи было очень много и мы считали заранее, чтобы вечером быстрее сдать деньги в кассу). В рас-крытую дверь автобуса вошли двое молодых людей. Один из них был ОН. От неожиданности я быстро встала и вся мелочь со звоном раз-летелась, раскатилась по грязному полу автобуса. Я чуть не распла-калась. Ребята тоже очень растерялись. Извинились. Постояли немного и стали все собирать деньги. Только собрали деньги, всю эту мелочевку, подошел водитель и надо было ехать по маршруту. Ребята вышли. Мы даже не познакомились. Вот такая встреча. Как же я ругала себя. Все у меня не как у людей. Почему я такая? Была суббота. Я уже писала, что трудно работать в часы пик и вечерами, когда молодежь возвращается домой. Автобус битком набит. Смех, шум. Мало кто оплачивает проезд. Пройти по салону и обилетить пассажиров просто невозможно. Мой голос, моя просьба просто тонут в гаме-шу- ме. Вдруг слышу мужской голос с передней площадки:
— Всем приготовит билеты к проверке.
Ну что за день? Контроль, а у меня столько безбилетников. Не ви-дать мне премии. Еще выговор схвачу. Деньги мне чуть ли не потоком стали передавать, но при контролере я не имею права обилечивать. Что делать?
— Обилечивайте пассажиров, кондуктор.
И только тогда я разглядела контролеров. Это были ТЕ ребята. Они решили мне помочь, но напугали-то меня как. Конечно, я была рада их видеть.
Доехав до конечной остановки, ребята поехали со мной обратно. Смеясь, познакомились. ОН — Радий, друг — Женя. Евгений был по-старше своего друга. Тоже очень симпатичный, скромный, но далеко не Радий. Женя уже работал. Радий готовился поступать в духовную семинарию. Ребята вышли. Вышла какая-то радость. Осталась со мной моя грусть. Моя никакая жизнь. Меня не устраивала моя работа совершенно, не устраивали наши семейные отношения с Мишей, мне в тягость была его необоснованная ревность и мои объяснения, не могла уже терпеть его слезы, не хотела никакой близости после упреков и слез, а он мог часами настаивать на своем желании. Я снова и снова вспоминала свою горькую, страшную для меня историю.
В нашей жизни не было шуток, радости. Я не могла поделиться с Мишей — как мне помогли ребята. У меня появилась маленькая тайна.
По какому бы маршруту я не работа, ребята каким-то образом на-ходили меня, частенько заходили в мой автобус, но чаще один Радий. Мы почти не разговаривали, т. к. люди то заходили, то выходили. Я чувствовала, как Радий смотрел на меня, наблюдал за мною. Побыв какое-то время в автобусе, выходил. Он ничего не знал обо мне и не спрашивал. Мы никогда ни о чем не договаривались. Найдет ли он меня еще, зайдет ли он в мой автобус, не знала. Я узнала от Жени, что Радий ехал на могилку отца, когда первый раз увидел меня. Отец умер недавно. Он был главой г. Керчи. Больше о ребятах я ничего не знала. Выручали они меня в выходные с проверкой билетов еще не раз. Мне было интересно, почему друзья были всегда вдвоем, без девушек, но спросить стеснялась.
Иногда мне казалось, что я нравлюсь Радию. Не помню, сколько прошло времени, как я знаю Радия, он пригласил меня погулять днем по набережной, когда я буду свободна. Как же я была этому рада. Каким был прекрасным день. Чудесное море, солнце. Мне казалось, все вокруг радуются и смеются. Мы ходили по набережной, взявшись за руки. Радий много читал мне Есенина. Как можно столько выучить и помнить? Мы смотрели друг на друга, радовались друг другу. Он был сама скромность и красота. Он не позволял себе не малейшей вольности.
Я была так горда идти рядом с этой красотой. Мне не хотелось ду-мать ни о ком, и ни о чем. Мне не было стыдно, что я гуляю с молодым человеком. Мне было хорошо, как никогда в жизни! Бывало ли мне так хорошо еще когда-нибудь? Не помню. Погуляв, я вернулась к себе. Проработала я кондуктором полгода. Постоянные пассажиры говорили мне, что я становлюсь другой.
— Раньше вы были другой, никогда не ругались. Не ваша это работа, уходите с нее. — Говорили мне постоянные пассажиры.
К разговору подключился мужчина средних лет. Учиться идите.
— Я окончила строительный техникум, приехала с Урала и не могла найти работу по специальности. Мужчина пообещал помочь мне. Когда и куда прийти. Я пришла и только там узнала, что он директор филиала Севастопольского института «Гипроград». Меня приняли техником-строителем. Я была очень рада. Очень быстро уволилась с прежней работы. Но... я навсегда потеряла Радия. Еще не найдя, уже потеряла. Найдя работу, потеряла друга.
Я не знаю, что было со мной? Увлечение, влюбленность или лю-бовь? Что испытывал он ко мне? Искал ли он меня? Помнит ли? Не знаю. Я помню и никогда не забывала, никогда больше не встречала такой красоты и скромности. Я ничегошеньки не знаю о нем. Помню выражение его глаз, улыбку, легкое пожатие руки. Есенинские стихи, которые он читал мне. Перечитывая сейчас Есенина, всегда вспоминаю Радия. Сожалею до сих пор, что не сказала ему о своем увольнении тогда. Я понимала, что я далеко не пара ему. Тем более чужая жена. Страдала молча. Много плакала. Наверное, я полюбила Радия? Хотя бы иногда, хотя бы издали видеть его. Несбыточные мои мечты!
Подарок Бога
Новый коллектив мне понравился. Работа не очень. Меня посадили на сметы. Это цифры, цифры и цифры. Меня никогда не интересовала подобная считалка. Я любила живую результативную работу. Но ведь другой не найти. Плохо работать стыдно в первую очередь перед директором. Зарплата была небольшая у техника, едва нам хватало с Мишей. Наступило лето. Со мной произошел ужасный случай. После работы поехала к Тоне в городок. Автобус был битком набит пассажирами. Жара. Духота. Я потеряла сознание. Меня вынесли из автобуса, вызвали скорую, которая увезла в больницу. Дежурный врач решил, что у меня внематочная беременность.
— Нужна срочная операция, иначе может быть летальный исход. Вы очень бледная.
Я уверяла, что я в жизни очень бледнолицая, белокожая. У меня просто критические дни и они пришли абсолютно день в день, как должно и быть. Просто в автобусе было очень душно. Меня не слушали и готовили к операции. Родным и мужу я не могла сообщить. Рабочий день закончился, телефонов нет. Прооперировали. После чего поместили в большую 12-местную палату. Самочувствие плохое. Родные меня потеряли. Через пару дней пришел муж. Переживал он очень. Позднее рассказывала Шура — Миша приехал от тебя в ужасном состоянии. Плакал. Аллочка очень плоха. Даже не может говорить. Бледная, бледная. У лечащего врача я спросила: — Кто же у меня был — мальчик или девочка?
— Причем тут мальчик или девочка?
— Меня оперировали с подозрением на внематочную беременность.
В палате женщины подтвердили это. Врач ушла. Вернувшись, спросила.
— В суд подавать будете?
— В чем дело? Дайте хоть оклематься, мне плохо.
— Конечно, будет плохо после такой операции. Вам удалили яичник и еще неизвестно что. Ни о какой внематочной беременности и слова нет.
— Не пугайте меня, пожалуйста. Мне очень плохо.
Я была права — никакой беременности внематочной у меня не было В 1986 году я узнала, что у меня действительно был удален яичник. И это в 22 года. Никогда и ничего у меня до этого не болело. Выздоровление мое было медленным. Подошла к концу служба мужа. Начались поиски работы сейчас для него. Сначала приобрели необходимую гражданскую одежду. В военном городке и Керчи работу Миша не нашел. Нашел работу в поселке Аршинцево мастером производственного обучения в строительном училище. Загруженность небольшая, соответственная и зарплата. Большая часть денег уходила на оплату жилья. К тому же мы ждали прибавления в семье. Врачи мне настойчиво рекомендовали и записали в карточке, чтобы я рожала в областном центре. Правда у меня редкая кровь — вторая группа «А» с отрицательным резусом. Такая кровь бывает редко в запасе многих больниц. Такие разговоры, предупреждения нас очень пугали. Пойдя в декретный отпуск, мы решили ехать к родителям мужа, в Запорожскую область. В г. Запорожье жила родная тетя мужа и она приглашала нас. Родные мужа встретили нас замечательно. Просто окружили заботой и лаской. Мачеха мужа была замечательной женщиной. Она любила всех детей. Младшего Петю просто обожала. Таких любящих матерей родных не часто встретишь. Миша мне о ней говорил неправду при знакомстве. Вернее, он ничего плохого о ней не говорил. Но слово мачеха само за себя говорит о многом. Скорее всего, я неправильно поняла Мишу. Мама обращалась ко мне только «Аллочка». Спрашивала советов у меня, хотя во всем сама разбиралась прекрасно. Отец, как и подобает мужчине, был суровее матери в семье. Семья была очень бедная. Я никогда раньше не видела, чтобы в доме был земляной пол. Крыша из соломы. Конечно, в таком доме трудно поддерживать чистоту. Особенно меня раздражали мухи. Я не могла ничего есть, кроме помидоров. На них мухи не садились. Отец Миши был недоволен, что я плохо ем. Все говорил: «Ничего не ешь, вот и родишь кошеня» (т.е. маленького, худенького). Там еще узнала новость. Мишу в армию провожала девушка. Ждала его все это время. Миша мне о ней никогда ничего не говорил. В отпуск на \рал приезжал. Везде и всюду выискивал меня. С угрозами настоял на свадьбе. Ведь я просто пожалела его. Вышла не любя. Приехала сюда с таким животом, конечно, девушке было трудно все это видеть и слышать. В деревне все знали, что она его ждет. Если бы я знала тогда об этом, не бывать бы свадьбе нашей, точно. Не может же быть, чтобы он ей не писал, а она ждала его 3 года. Он лгал ей. Лгал мне. Это была, пожалуй, первая наша серьезная ссора, не считая его ревности. К предполагаемому сроку родов мы уехали в Запорожье. Встретили нас хорошо. Я встала на учет в женскую кон-сультацию. Моим врачом был молодой мужчина. Живот у меня был огромный. Мне казалось, что я уже вечно беременная. Жара. Тяжело. Когда я вваливалась в кабинет к доктору и спрашивала:
— Доктор, но когда же?..
— О, господи. А я-то думал, что вы уже родили. Сам Господь толь-ко знает. Потерпите.
Почти ежедневно Миша выгуливал меня по гористой местности. Вечерами я читала вслух для всей семьи (почему-то я читала лежа). Мужа из-за меня, вернее моего живота, не было видно. Тетя жила в 2-этажном бараке на 2-м этаже. Все удобства были на улице. Был этот барак на Завокзальной улице. В один из вечеров мы пошли гулять, около барака что-то развеселились, муж схватил меня, поднял и перевернул. Тетушка увидела в окно, перепугалась и давай ругать Мишу. Ты думаешь, что ты делаешь, чем может это кончиться. Потом и мы испугались. Ночью постоянно хотелось в туалет. Пока дойду до туалета — никакой надобности. Только лягу в постель, хочу в туалет. Так несколько раз.
— Вставай, Алла. Будем собираться в роддом.
Роддом был недалеко и мы не стали вызывать скорую. В 3 часа ночи 20 августа 1960 года тетя, муж и я пошли пешком. Шли мы долго, т.к. надо было переходить через многочисленные рельсы (узловая станция). Начались схватки, мы часто останавливались. Долго стучали, звонили в дверь. Нас впустили, сделали все необходимое. Взвесили - 60 кг. Подняли на 4-й этаж кирпичного красивого здания. В палате я была двенадцатой. Положили около двери. Самочувствие и настроение у всех женщин было самое разное. Кто-то кричал, кто-то стонал, кто-то рассказывал смешные истории. На одной кровати сидела, поджав под себя ноги, красивая, полная женщина- украинка, она смеялась от души, слушая рассказ соседки. Вдруг как закричит — вин идэ. Кажись, я рожаю. Сбегали за врачом. Идет ребенок. Женщину унесли. Роды прошли легко и быстро. Родилась девочка 5 с лишним кг. Я немного успокоилась, что рожать, не так уж страшно, глядя на эту женщину. В палате были крики, стоны, слезы, а врачи почти не заходили к нам. Прошло уже больше суток. Боли стали продолжительными и сильными. Ко мне из врачей никто не подходил. Кричать я стеснялась. Кусала от боли свои губы, руки, подушку. Давно отошли воды. Я ничего не ела и не спала, уже прошло более двух суток. Кажется, не остается уже никаких сил терпеть эти боли. От мужа передавали записки, написанные карандашом «Крепись, Аллочка. Я тебя очень люблю. Я с тобой». Эти ночи муж ночевал в роддоме, в приемном покое. Никто из врачей не подходил ко мне. Я теряла свои силы и веру. Мои руки были синими от укусов, распухшие губы, разорвана наволочка на подушке. Прошло трое суток. На мое счастье пришла акушерка, которая меня принимала. Она пришла на последнюю смену — уходила на пенсию. Она уже не должна была работать, попросили кого-то подменить. Увидев и узнав меня, она была в ужасе от моего состояния. Больше 3-х суток постоянных схваток без еды и сна. Она сразу увела меня в родовую. Что делали, я уже плохо помню. Она просила, кричала на меня — тужься, тужься, моя хорошая.
— Не получается. — Еле слышно отвечала я.
— Красавица моя, помоги своему ребеночку, ему тоже очень плохо, а он ведь маленький. Помоги, прошу тебя. Ты должна справиться. Вы должны жить. Но по-мо-ги же ты мне!
Она сама плакала, опять ругалась. Кричала на врачей. Показался ребенок, пуповина дважды обвилась вокруг его шейки (это я узнала позднее). Он может задохнуться, если промедлить. Кто-то тер мне виски и лицо нашатырным спиртом, с двух сторон простыней выдавливали плод, держали капельницу надо мной. Я слушала только акушерку и старалась изо всех оставшихся своих силенок. Не получалось. Акушерка подошла ко мне с боку к моему животу и всем своим весом надавила на живот. Выдавила ребеночка. Он молчал. Она взяла его за ноги вниз головой и давай шлепать по попке. Он закричал. Она подошла ко мне с полными слез глазами, и молча погладила по голове. Очнулась я на этом же столе. Шла сильная гроза. Раскаты грома не прекращались. С потолка лилась вода в расставленные ведра и тазы. Мне показали роскошный букет цветов с капельками воды на лепестках. Это был букет от мужа. Он и третью ночь ночевал в приемном покое роддома. Когда ему сказали, что родился сын, он пошел на рынок за цветами. Из-за грозы там никого не было. Миша зашел в частный дом и рассказал, что родился сын, и ему нарезали самых красивых цветов большой букет. Сын родился 23 августа 1960 года в 9 часов утра. Мои роды продолжались трое суток и шесть часов. Вес сына 3 кг. 650 гр. При выписке из роддома мой вес был 46 кг. Потеряла я в роддоме 14 кг. Первые три дня не приносили сына на кормление из-за моего состояния. Акушерка, спасшая нас с сыном, приходила навестить нас:
— За всю свою многолетнюю работу не видела такого красивого ребенка. Посмотрите — глазенки у него, как огоньки горят. А мамочка, какая молодец! Просто чудо девочка-мама. Не зря я за вас сражалась. Ты уж не сердись, мамочка, что я на тебя кричала, боялась, что погибните оба. Сильная ты, девочка. Сама была уже без сил, а помогла ты своему сыночку и мне... Что уж скрывать, потеряли время врачи.
— Вы спасли нас с сыном. Спасли мою жизнь и помогли рождению сына. Без вас бы мы не выжили, вы это знаете. Бог привел вас в роддом. Спасибо вам.
Внук очень понравился деду, не говоря уже о папе. Он был явно в породу Бутурлиных. Мальчик действительно был очень красивым и во многом необычным. У него были глаза необычные (все замечали это) черные, блестящие. Они даже в темноте светились. Белолицый. Бровки полукругом. Черные волосы на голове. Когда Миша вез нас из роддома на такси мы сидели на заднем сидении. Малыш закапризничал. Я дала ему пустышку. Он сразу же выплюнул пустышку так шумно, сильно, что она улетела к водителю. Ничего себе — сказал водитель. Мужик у вас что надо. Мы все посмеялись, а «мужик» сложил свой язычок пополам и давай сосать. Не соску, не пустышку так и не признал, игнорировал полностью. Муж и вся его семья относились к нам с сыном с большой заботой, даже нежностью. Миша каким-то образом находил наши пеленки и стирал их ночью. Выхожу утром, а они уже сухие висят. Мама ко мне относилась так, как никто ни до, ни после ко мне не относился так трепетно, с такой заботой и вниманием. Всю свою жизнь помню о ней и благодарна ей за все. Она вставала утром очень рано. Готовила мне отдельно. Я знала, что в доме нет мяса, а мне она готовила мясные блюда. Мама, где вы взяли мясо? Улыбается и не говорит. Я старалась помогать маме. Одни же мужики в доме, кроме нас с ней. Утром рано встала, чтобы помочь и увидела — мама брала голубя, зажимала его головку между пальцами и делала взмах рукой. Головка оставалась в ее руке, а тушка голубя трепетала на земле. Как мне было плохо. Я убежала. Мама меня не видела. У нас голубей не едят. Называют голубем мира. А я? Ой. Когда мы сели обедать, мама мне наливает опять из другой кастрюльки. Не могу я есть, не могу проглотить. Как будто эта тушка трепыхается у меня во рту. Вот-вот вырвет. Меня тошнит. Я поем позднее. Чем ты будешь кормить сына, если сама ничего не ешь — возмущался дед. Позднее я объяснила маме и мужу, что не ем голубятину. Не обиделись. Как она их ловила, где? До этого я даже не замечала, чтобы летали голуби. Забота ее и мужа чувствовалась во всем. Со своей стороны мне тоже хотелось помочь маме. Она целыми днями крутилась по хозяйству, как белка в колесе. Мама по национальности русская, но так давно жила на Украине, что русскому человеку ее очень трудно понять. С моей родной мамой, когда они встретились, совершенно не понимали друг друга. Смотрели друг на друга, говорили, кивали головами, улыбались. Слушаю их — одна говорит про одно, другая про другое. Вот так и поняли — что не понимают. Гак было и со мной. Не совсем все-таки так. «Мама, что помочь?» «Дочка, сходи на горище, та принеси крашенки». Я постеснялась переспросить, подумала, найду на горе что-то крашеное и принесу. Пошла на огород. Бахча большая. Ходила, ходила. Даже горки нет, не то что горищи. Крашеного ничего нет. Они уже меня потеряли. Когда я рассказала — где была и что делала, посмеялись надо мной. А всего-то надо было подняться на чердак и принести яиц. Как бы хорошо не относились родные, в таких условиях с маленьким ребенком было трудновато.
Декретный отпуск тогда был 56 дней и пора было ехать в Керчь. По приезду в Керчь сняли флигель. Небольшой домик с кирпичной печкой. Миша мне помогал во всем. Правда, у него были частые командировки. Он работал в училище и его часто отправляли с ребятами в колхозы на недельку, то и больше. Из колхозов Миша привозил томаты, другие овощи. Один раз привез арбузы, да так много, наверное, целую машину. Сложность у нас была с деньгами. Катастрофически их не хватало. Надо было купить уголь, заплатить за домик, надо хотя бы необходимое купить к зиме себе, Мише и ребенку. Коляску купить так и не смогли, поэтому всегда носила его на руках, а позднее на Урале возила на санках.
Мы живем в училище
Мише дали служебную комнату в училище, вернее не комнату, а класс. Почему-то одно крыло производственного здания было свободным. И вот в одном классе, комнате на 1 -м этаже, у нас была кухня, в другом, через коридор, как бы жилую комнату сделали. Удобств, кроме отопления и света, не было. Стали обустраиваться. Нам дали на временное пользование стол, кропать, шкаф. Не могли нарадоваться. Одни. Сами себе хозяева. Живи и радуйся. Не надо покупать уголь, не надо платить за квартиру. Сын уже подрос. Нашла няню. Она была почти нашей соседкой. Их балкон выходил в сторону нашей кухни. Это была женщина средних лет. С двумя мальчиками 7 и 14 лет. Муж работал один. Дополнительный заработок был им нужен. Детей она любила. Была очень доброже-лательна. Я шла утром на работу и заносила к ней сыночка своего. Приезжая с работы, я заходила за сыном. Все было отлично. Все всех устраивало. Мише его работа нравилась, только он с трудом мирился с командировками. Очень мешала его ревность. Ко всем и ко всему. Все можно было пережить — неудобства приготовления еды на электроплитке, стирку и мытье посуды почти в холодной воде — это были такие мелочи, тем более стали оба работать, никто не вмешивался в нашу жизнь. Но эта необузданная ревность убивала к мужу мое доброе отношение. Я думала — раз он меня ревнует, значит, так думает плохо обо мне. Если у меня хорошее настроение, значит дело не чисто, что-то тут не так. Сомнения, подозрения мучили его, когда он меня не видел. Такое отношение просто постепенно уничтожало меня. Мне надоели его подозрения, извинения. В такое время просто не хотелось его видеть, не то, чтобы иметь близость, я просто боялась ее. Чтобы не обидеть мужа, я скрывала это. Как-то придя с работы, увидела на столе разрезанный портрет Виктора Чайкина, который он присылал из армии еще будучи здоровым. Моя фотография цела, Виктора фотографии нет.
— Миша, что это значит? Где фотография Виктора?
— Я порвал ее.
— Миша, я еще до замужества рассказывала все о наших с ним от-ношениях, о его жизни. И вот, когда Виктора нет уже в живых, я даже не знаю, где он похоронен, и ты уничтожил последнюю память о нем. Чем, ну чем тебе мешал этот портрет? Лежал он в чемодане, ты это знал. Я не могу тебя понять, Миша. Какая твоя цель? Чего ты добиваешься? Я не хочу больше так жить, не хочу. Что тебе не хватает, ты поговори со мной. Миша, ты все рушишь, все убиваешь. Сначала ругань, потом — прости меня последний раз. Миша, это уже, наверное, тысяча последний раз. Мне уже надоели твои извинения, твои слезы. Ты же мужчина. Красивый, добрый, хороший. Так будь таким, не мучай себя, не мучай меня, и все будет хорошо. Зачем же так унижаешь себя? Или что-то другое, я ни как не могу понять, но не могу уже так жить, терпеть больше не могу. Что же делать нам? Ведь у нас сын. Я совсем не хочу, чтобы он жил без отца.
А каким красивым рос наш сын — было просто удивительно. Всегда улыбка до ушей. Стоило выйти с ним во двор погулять, как тут же, откуда не возьмись, собирались ребята (учащиеся училища — девчонки и мальчишки) и не спускали его с рук. Он им, а они ему радовались. Как он начал ходить интересно — мы с Мишей сидели недалеко напротив друг друга и разговаривали. Сын был на руках у мужа. Потянулся сынок ко мне, муж поставил его на ножки и сынок, зажмурив глаза, протянув ручки ко мне, сделал первые самостоятельные шаги. После этого пару дней, наверное, приходил в себя, а потом стал бегать. Няня и ее семья полюбили нашего малыша, всегда играли с ним с удовольствием. Просили оставить его еще, мы сами его принесем. Через некоторое время няня предложила мне не приходить за сыном, она сама будет приводить.
— Так мне же по пути, мне не трудно.
— Пока ваш сын у нас, вы можете дома что-то поделать, а то сын отвлекает. Мои ребята с удовольствием с ним занимаются.
— Хорошо. Договорились. Буду ждать своего сыночка у себя дома. Прошло недели две. Уложив спать сына, мы пошли с Мишей на кухню ужинать. Только сели за стол, прозвучал выстрел. Мы сначала опешили. Ничего не поняли. Я и не поняла, что в меня стреляли. Пуля прошла через стекло, оставив в нем дырку, коснулась моих волос и ушла в косяк двери. Быстро выключили свет. Ушли из кухни. Муж побежал в милицию, т. к. телефона не было. Стук в дверь. Даже боюсь открыть. Кричит у двери няня. Открыла дверь. Она была белая, как мел.
— Жива, жива. Слава Богу.
Повторяла наша няня. Со слезами кинулась ко мне. Целовала меня. Я ничего не могла понять. Откуда она могла знать о выстреле. Опустилась на колени передо мной.
— Простите. Ради Бога, простите. Стрелял мой Вовка.
— Как Вовка? Почему?
Да, выстрелил ее четырнадцатилетний сын. К несчастью он полю-бил меня. Сначала она замечала, как ее сын ждал моего прихода за сыном, не сводил с меня глаз. Когда мы уходили с сыном, он выходил на свой балкон и ждал когда загорится свет на кухне. И пока мы не выключали свет на кухне, он был на балконе. Видимо ему было очень плохо и он рассказал матери. Вот тогда няня и попросила меня не приходить к ним за сыном. Думала, что так ему будет лучше, а со временем и совсем забудет. А я ничегошеньки не знала, да и подумать о таком не могла. Он плакал, подкарауливал меня, а няня оберегала его. И вот он решил убить меня из охотничьего ружья своего отца. Чуть-чуть ошибся, на какой-то сантиметр. Няня просила простить сына и ничего не говорить Мише. Когда пришли милиционеры и Миша, я уже все знала. Писать заявление отказалась. Ничего не рассказала мужу (он и до сих пор не знает), но четко решила уехать из Керчи. Наверное, я поступила неправильно тогда, уехав с Юга. Я была очень напугана — как и о чем можно было разговаривать практически с ребенком. Кто мог дать гарантию, что подобного больше не случится ни с моими родными — мужем и сыном и ни со мной? Решили ехать на Урал.
Возвращение на Урал
На Урал мы приехали в сентябре месяце 1961 года в рабочий поселок Двуреченск, к моей сестре Августине. Двуреченск находится в 50 км от Свердловска. С населением 5000 человек. С хорошим медицинским центром. Красивый дворец культуры. Большая школа-десятилетка. Своя, хотя и маленькая, хлебопекарня (хлеб пекли очень удачный, вкусный). Был завод ферросплавов мирового значения. Таких заводов было всего два в Советском Союзе. Директором завода много лет был Игнатенко Геннадий Федорович. Технически грамотный руководитель. Большой, доброй души человек. Люди в поселке жили хорошо. Уже в то время у многих рабочих были свои машины. Велось большое строительство жилых домов, большого, красивого дворца спорта из стекла и бетона, 2-этажной пекарни, с готовностью под отделочные работы. Все остановилось, прекратилось полностью строительство всяческих объектов, хуже того, все разрушается с приходом перестройки, а особенно с появлением Росселя — так называемого губернатора. Все развалилось. Завод продал немцам. Да видимо не тем, т. к. там не выполнялись никакие работы. Люди остались без работы, т.к. практически негде больше работать. Пьянство, наркомания, о которой люди раньше и не знали. Прошу прощения, «забежала» вперед. Просто сердце болит из-за всего этого безобразия. Так вот приехали мы в Двуреченск, остановились у сестры. Уже 5 октября 1961 года я вышла на работу в строительное училище преподавателем. Преподавала материаловедения, специальные дисциплины для плотников, каменщиков, столяров. Дали благоустроенную большую комнату в коммунальной квартире. Для Миши по специальности работы не было. Его взяли преподавателем физкультуры в это же училище. Для нас с Мишей эта работа, как для него, так и для меня была мало знакома. Но выбора у нас не было. Нам нужна была работа и жилье. У сестры была своя семья и едва ли они нашему приезду были рады. Мише было очень трудно. Какой же он физрук, да еще на Урале. Здесь лыжами занимаются, а он никогда на лыжах не стоял, от спорта очень далек. И пожалуй, самое главное, не сложились от- ношения с ребятами. При всем своем желании он ничего не мог дать ребятам, их это не устраивало. На его требования реагировали неаде- кватно. У меня тоже не хватало моих знаний. Но было много специ-альной литературы. Почти ночи напролет я готовилась к занятиям. Часто вообще не ложилась в постель. Наклонюсь над столом, немного подремлю и опять за книги. На удивление добрые и доверительные отношения сложились с ребятами. Я поняла, что ни в коем случае нельзя лгать. Если сделала независимо по какой причине что-то не так, самое лучшее признать свою ошибку, свою вину хоть перед коллегами, а особенно перед ребятами. Обязательно будешь понята. Таких отношений я добилась и между ребятами. Конечно, не сразу между всеми ребятами было полное понимание. Занятия проходили интересно и быстро. В группах каменщиков и плотников ребята были в возрасте от 14 до 18 лет. Многие из них были исключены из школы в свое время. В этом вина больше учителей, а не исключенных ребят, это мое мнение было, оно не изменилось и сейчас. Ребята далеко не ангелы, но их и не пытались понять. Если они настаивали на своем мнении, их тупо давили учителя, давая еще рекомендации родителям ученика, как надо с ними поступать. А тем некогда разбираться. Раз учитель сказал, значит так и надо делать. Появлялась озлобленность на учителей, родителей. Возможно, я не права, я не психолог, не учитель, но были отличные ребята из них с большой, доброй душой. В группе столяров учились ребята с производства, в основном из сельской местности Удмуртии. Старше меня лет на 8-10. Много было интересных случаев во время занятий. Поначалу было и такое, зададут каверзный вопрос кто-нибудь из старичков-столяров — как наточить цепь у станка, и с любопытством ждут ответа. Вопрос вро-де бы и к делу не относится, но отвечать надо. Отвечаю. А сама не могу дождаться окончания занятий, чтобы проверить правильно ли я ответила. И как же я была довольна собою и правильными ответами. Когда не могла ответить, просила подождать, разберусь — все объясню. Скоро такие вопросики совсем исчезли. С просьбами обращались довольно часто, даже личного характера. Например, помочь жене выбрать подарок и др. Среди преподавателей я одна была женщина. Ко мне относились коллеги очень доброжелательно, с уважением. Я была очень довольна своей работой. У сына была няня. Материально стало жить легче. Мы покупали вещи на себя, в комнату покупали мебель и все необходимое. Все было бы хорошо, если бы не ревность Миши. Он ревновал даже к работе. Может это не ревность. Может человек просто не может быть спокойным, не видя рядом с собой меня. Иначе как понять? Пошла я к сестре по делам с его согласия, это через несколько домов от нас на 25 минут. Задержалась я около 30 минут. Прибегает Миша. Видит, что посторонних нет. Сестра, ее сын и муж. Закатывает скандал. Не к кому ревновать, тогда почему скандал? Потом раскаяния, слезы. Как всегда. Неужели человеку было необходимо просто ругаться, устраивать скандал, самоутвердиться что ли. Так какое уж там утверждение со слезами для мужчины. Я пыталась хотя бы в душе своей оправдать
Мишу, что его не устраивает работа, вот он и срывается (но ведь так было и в Крыму). Миша нашел себе работу на заводе в столярном цехе. Это было его желание. У Миши золотые руки. Работа ему нравилась. На работу и с работы мы почти всегда ходили вместе с Мишей. Завод находился рядом с училищем. Даже во время обеденного перерыва Миша прибегал ко мне. Коллеги все его знали, относились к нему нормально. Прошло больше года нашей жизни на Урале. Приближался Новый год. Мы решили сходить в ДК, где обычно проходили торжества. Все было красочно, красиво! Концерт, вечер танцев. Мы остались с Ми-шей. У нас была молоденькая няня, мы знали ее еще плохо и беспо-коились за сына. Миша посадил меня в уголок, чтобы я посидела, а он сбегает домой. Наш дом рядом с ДК. Не прошло и пяти минут прибегает возмущенный Миша. Ребенок мокрый, плачет, а няня разговаривает с молодым человеком, не обращая внимания на ребенка.
— Где они сейчас? — Спросила я Мишу.
— На улице.
— Почему на улице? Зачем же ты бегал?
Мы быстро оделись и побежали домой. Тропка узкая, я бежала впереди, Миша за мной. Вдруг сзади сильный удар по голове. Впервые в жизни посыпались искры из глаз, и я оказалась в снегу. Сразу я не поняла что произошло? Мы не ссорились, Миша был абсолютно трезв. Ссора началась в комнате.
— За что?
Миша ударил меня снова в лицо. Он снова набегал на меня. Я пя-тилась к окну, нащупала чашку на окне, и чтобы его остановить кинула эту чашку в него. Чашка вскользь задела его голову, и упав, разбилась. Миша сразу отошел от меня к зеркалу. Никаких следов от чашки на нем не было. Меня он больше не бил. От всего случившегося я была просто в шоке. Половина моего лица была разбита и посинела. Не прошло и пару часов, Миша стал просить прощения и плакать.
Я не знаю, что на меня нашло. Такого никогда не было и больше не будет. Аллочка, прости меня.
Так я встретила Новый год.
На вопрос сотрудников:
— Алла Ивановна, что с вами случилось?
— Муж избил.
Мне не поверили...
Поступление в институт
Жить продолжали в одной комнате. Наняла другую няню- бабушку. Очень добрая, заботливая. Своих детей вырастила. Мне стало спокойнее за сына. Работа моя мне была в радость. Меня беспокоило то, что я ведь не знала какой-то научной методики, я вела себя и преподавала свои предметы так, как счи- тала нужным. Присутствовали на моих уроках и директор, и завуч, и преподаватели, разбирали мои уроки. Похваливали, в пример ставили. А мне самой порой не хватало знаний по методике и я решила поступить в педагогический институт в Свердловске на заочное отделение. Убеждала Мишу, что ему тоже надо учиться. Советовала поступить в строительный техникум. Он азы знает и я бы могла при необходимости помочь. Миша решил ехать в Харьков и там поступить в техникум.
Отвезла я сына на время сдачи экзаменов в деревню к маме. Вместе с сестрой подали документы в пединститут на географический фа-культет (сестра много лет назад закончила педучилище и работала учительницей начальных классов). Конкурс был огромный. Почти 15 человек на место. Сестра «срезалась» на 2-м экзамене. Продолжала болеть за меня. Я русский и немецкий языки сдала на 5. Последний предмет география. Я зашла в числе первых, взяла билет и начала готовиться. Ответы конспектировала на бумаге. Через какое-то время заходит молодой человек, опираясь на тросточку. Боже мой — это же Виктор. Значит, он жив. Он выжил. Я уже ничего не видела, не слышала, не соображала. Я не слышала, когда он называл свою фамилию. Абитуриенты заходили, ответив или не ответив, уходили, а я все сидела.
— Вы готовы отвечать?
А я не могу говорить, не могу встать. Мне казалось, что если я встану, я упаду.
— Что случилось? Хорошо, сидите на месте и отвечайте на вопро-сы. На какой реке стоит Ленинград?
Не могу вспомнить. Молчу. Кто-то из комиссии взял бумагу, на которой я писала ответы на вопросы по билету.
— У вас же все правильно написано, прочтите, что вы написали.
Я не могу. Вдруг я смогла расплакаться. Все ушли. Я осталась. За-шла сестра.
— Алла, это не Виктор. Я сама спросила у него. Он с области. Ра-ботает в школе.
Я сожалела, что так получилось. Я и сейчас не могу объяснить, что со мной было. По географии мне поставили 4. Что я не ожидала. Я поступила в институт. Приехал муж из Харькова. Он не смог поступить в техникум. Настроение у него было просто паршивое. Стало еще хуже, узнав о моем поступлении. Он стал категорически против моей учебы в институте. Ссора. В таком настроении мы поехали с ним за сыном в деревню к маме. По случаю нашего приезда собрались все наши родственники, приехал старший брат с женой и даже некоторые соседи. Сели за стол, все было нормально. Я волновалась за Мишу — он пил водку. Пить мужу нельзя. На свадьбе Миша выпил бокал шампанского и попал в госпиталь. От спиртного у него начинаются головные боли и просто «крыша едет». Неожиданно Миша резко встал из-за стола и позвал меня в другую комнату. У меня на руках был сын. Я зашла в комнату, ничего не опасаясь.
— Я убью сына, тебя и себя.
Он размахивается, чтобы ударить сына. Я успела развернуться, и удар пришелся по мне сзади. Я закричала. В комнату вбежали братья и зять. Миша устроил такую возню, что его едва утихомирили. Я просила родных, чтобы его не били, а успокоили. Так и было. Сестра Тася увела нас с сыном к себе. Они жили через 2 дома от мамы. У них домик был маленький, и Тася не знала, куда нас спрятать. Аличек от испуга все плакал. Не мог успокоиться.
Я очень боялась. Если он при всех моих родственниках мог такое себе позволить — это просто безумие. Неужели они бы меня не за-щитили. Что он может еще сделать, одному ему известно. Ночь была очень темная. Тася спрятала нас в огороде в копне сена, чтобы не было слышно плача сына.
Ночь прошла спокойно. Муж не приходил к сестре. Не было мужа и в доме родителей. Не появился он и днем. Чтобы уехать домой, надо было пройти 18 км лесом по грунтовой дороге до райцентра. Дорогу он знал плохо. Ушел темной ночью, когда все уснули. Я уже волновалась за него. Всякое может случиться, тем более он выпивши. Надо ехать домой. Боялась его угроз. Если уж он замахнулся на сына... Если бы я не успела отвернуться, что бы было с сыном. От его удара у меня огоньки из глаз летели, а тут маленький ребенок. Родные боялись меня отпускать домой. Прошло уже 2 дня, да и отпуск уже оканчивался. Поехали с сыном. Мужа дома не было. Зайдя в свою комнату, я ее не узнала. В комнате ничего не было, кроме голой кро- вати с панцирной сеткой. Не было ничего из моих вещей и обуви. Не было электросчетчика, не было и дров, купленных на зиму для кухонной печки для приготовления еды.
Вечером приходит Миша (ездил в районный город сниматься г партийного учета).
— Миша, что происходит? Где вся мебель, вещи? — Я все продал. Мы уезжаем.
— Кто мы?
— Все мы уезжаем. Я уволился с работы. Уволил тебя с работы.
— Как уволил меня?
—Я сходил к директору училища, написал заявление от твоего имени. И он подписал заявление.
— Подписал?
—Я сказал, что ты сама не можешь прийти и не хочешь работать.
— Куда ты собрался?
— Точно не знаю. На Украину. Где найду работу.
Я никуда не поеду и тебе не советую уезжать. От себя не убе- жишь, не уедешь. Здесь есть все необходимое для жизни. Работа, жи- лье, приличная зарплата. Мы никогда так еще не жили. Сами себе хозяе- ва. Опять ехать в никуда. Это просто безумие. Что мешает тебе, Миша, здесь нормально жить? Что ты вытворяешь совершенно невозможно по- нять. Где мои вещи? Мне нечего одеть. Где наша мебель? На чьи деньги она была куплена? Продал, а где деньги? И куда-то ехать с тобой при таком твоем отношении. Нет. Никуда я не поеду с тобой. Не хочешь нормально жить, уезжай, Миша. Уезжай один, но знай — от себя уехать невозможно. Мы с сыном останемся здесь. Подумай хорошо.
Оставив сына у няни, я пошла в училище к директору. Он был удивлен и рад меня видеть. Я сказала, что изменились обстоятельства я остаюсь в Двуреченске и хочу продолжать работать у вас.
– С огромным удовольствием, Алла Ивановна. Ждем вас.
Дома Миши не было. Записка на голой кровати.
Я знаю, ко мне бы ты не вернулась, а к сыну вернешься. Адрес сообщу, как он появится. Мы с Артуром уезжаем.
Что угодно можно было ожидать от пьяного мужа, но от трезвого и такое, я и подумать не могла. Еще не верилось. Пошла к няне.
– Сыночка муж увел.
– Муж что-то сказал?
– Нет. Он очень спешил.
Я их не нашла. Потянулись черные дни. Спасением была моя работа, но я заболела. Ничего не болело. Болело все. Вот тогда я поняла, как любили меня мои ребята. Они заставили меня жить. Они не оставляли меня одну ни днем, ни ночью. Спорили между собою, кому остаться со мной. Где-то раздобыли дрова, топили печку, покупали продукты, готовили еду, притащили матрац, постельное белье. Милые мои озорники, как же и я вас всех люблю. Даже сейчас мне подумать страшно, что бы я тогда делала одна... Прошел черный месяц. Пришло письмо от мужа из г. Мелитополя, вернее снова записка. «Адреса нет. Ищу работу и жилье». О сыне ни слова. Из следующего письма узнала больше. Муж устроился мастером производственного обучения в училище. Снял комнату в частном доме. Сын ходит в ясли. Адреса снова не было. Немного успокоилась. Раньше сын не ходил в ясли, всегда был с нянечкой, но по характеру он был общительным мальчиком. Должен быстро освоиться. У меня было одно желание — ехать за сыном. Ехать. Но нет денег даже на обратную дорогу. Нет одежды. Я осталась, как после пожара, в чем была. Распродав все, уволив меня с работы и получив расчет, Миша не оставил мне ни рубля. И еще. Если я уволюсь, я останусь без жилья. Комната служебная. К тому же подошло время — первой зимней сессии в институте. И надо же такому случиться, в первый день моего приезда в Свердловск у меня вытащили кошелек из сумки. Не осталось даже мелочи. Обнаружила, когда зашла в трамвай, чтобы ехать обратно из института к тете. В кошельке денег было не много, но они мне были очень нужны. Мне надо было прожить 10 дней. На улице было уже темно. Я была зла как 100 чертей. Еще какие-то ребята пытались со мной заговорить, я грубо ответила им и сама же заплакала.
— Девушка, что с вами случилось? Мы из милиции г. Первоуральска.
Только тогда я увидела, что они все трое в меховых полушубках. Я рассказала, что вытащили кошелек и мне приходится ехать обратно, не сдав сессию. Ребята вышли на моей остановке и предложили мне деньги. Мы обменялись адресами, я взяла их деньги и мы попрощались. Вот ведь как бывает. Кто-то берет последние деньги, а кто-то сам предлагает помощь незнакомому человеку. Успешно сдала экзамен и зачеты. Уже третий месяц я без сына. Спасает работа.
Очередная подлость Михаила
С сестрой и подругой в субботу поехали в город на рынок купить к зиме одежду. На рынке скупились. Я купила сыну теплый костюмчик, себе зимнее красное пальто с черным воротником из цигейки. Пальто было мне широковато, поэтому я его не застегивала, а запахивала и завязывала поясом. На голову — берег из искусственного меха. Еще купила туфли на каблучке для работы. Пока скупались, опоздали на последний автобус в Двуреченск. Таким трио к тетушке не пойдешь. Места не хватит. Пошли замершие и голодные в гостиницу. Тут решили мои бабоньки зайти в ресторан. Я никогда не была в ресторане, и толком не знала, как там. Пошли, а нас не пустили. Видимо наш вид не из лучших и вещей полно. Посмеялись и мы. Пошли в гостиницу. В гостиницу пустили. Отогрелись. Сестра давай уговаривать сходить поесть в ресторан. Столовые уже закрыты. Подчепурились и пошли. Охранник нас узнал. Пошутили. Пустил он нас. Мы сели втроем за столик. Народу было уже много. Очень громкая музыка. Цены бешеные. Шумно. Мне сра- зу не понравилось. Мы еще не поели, только сделали заказ — меня пригласил молодой человек на танец.
—Извините. Я не могу танцевать. Я жду свой ужин, есть хочу. Потанцуем, потом поедите.
— Нет. Я сначала поем, а там видно будет.
Молодой человек был крайне удивлен, что ему отказали.
— А вы знаете, кто я? Кто мой отец, знаете? —Я не знаю ни вас и ни вашего отца. Мне это не интересно. Простите меня, я очень хочу есть. Мы с утра еще не ели.
В ресторане, конечно, я и согрелась и наелась. Но чуть не лишилась своих туфель, да еще и наплакалась. Видимо я очень задела самолюбие молодого человека, отказав с ним потанцевать, и он устроил драку с пригласившим меня летчиком. А когда мы уходили из ресторана и одевались в фойе, он взял мои туфли и сел с ними в машину, которая стояла чуть ли не на пороге ресторана. —Садитесь. Я позвонил домой и за нами приехал брат. Нас ждут.
Моему возмущению не было предела.
— Какая самоуверенность. Как вам не стыдно? Я замужем. Мы за-шли просто поесть. Давайте мои туфли.
На выручку подошел парень из-за соседнего стола со своим другом (оказывается он не только флиртовал с моими соседками, но и наблюдал за мной). — Отдайте туфли девушке.
Поспорив еще какое-то время, отдал туфли. Взяв туфли, я побежала догонять сестру с подругой. Мы чуть не поругались. Так сожалела, что согласилась идти с ними в ресторан. Чуть мои туфли «не ушли». Помирились и легли спать. Рано утром выходя из гостиницы, мы увидели стоявшего молодого человека, который заступился за меня в ресторане. Он был смущен. «Я с 6 часов здесь. Боялся, что вы уже ушли». Проводил нас до автовокзала, и мы уехали со своими покупками. По дороге он рассказал, что вчера они с другом сдали очередной экзамен в институте и пришли в ресторан, где работает его мать. Через несколько дней Эдуард приехал в Двуреченск. Из разговора он понял, что я работаю в училище. Училище в Двуреченске было одно, и он нашел его, нашел и меня. Приезжал на несколько часов днем. У меня не было времени с ним разговаривать, т. к. шли занятия. Я вела уроки, он слушал в коридоре. Потом так же незаметно уезжал, как и приезжал. Мне не нужны были его визиты, пусть и молчаливые. Чужой человек в училище был очень заметным и вызывал любопытство. У меня своих забот было выше головы. Я рассказала Эдуарду, что я замужем. У меня сыну 3-й год. С мужем мы в конфликте. Как только я узнаю адрес, я поеду за сыном. Будем мы вместе с мужем или расстанемся, я не знаю.
Эдуард продолжал приезжать. Признался, что любит меня. Просил приехать в город, чтобы познакомиться с его мамой, Галиной Константиновной. Я же ждала только письма с обратным адресом. Получив письмо, я уже знала куда ехать. Директор отпуска без со-держания не дал.
— Алла Ивановна, потерпите еще пару месяцев. Заменить мне вас, даже на время, некем.
Я написала заявление об увольнении. Пока шло время моей отра-ботки, пытались изменить мое решение. Я уволилась. Собрала чемодан. Сдала ключи от комнаты и поехала в Украину в г. Мелитополь. Сейчас у меня не было работы, не было жилья. В глубине души я надеялась, что Миша может действительно все понял и любит меня, как он пишет в письмах. Миша встретил меня на вокзале. Пришли в дом, где он снимал комнату.
— Где Артур?
— В яслях, — не моргнув глазом, ответил Миша.
— Пойдем за ним сходим, я очень соскучилась.
— Еще рано.
— Миша, уже почти вечер, пойдем за сыном.
— Его там нет.
— Как нет? Где же он?
—Он болеет свинкой, его высадили из яслей. Он у няни. — Так что же ты сидишь? Пойдем быстрее к няне.
— Нет. Не пойдем к няне.
Господи, какие мысли только не побывали в моей голове. Пору-гались в дым. Я не знала, что мне делать? Пошел второй день. Миша ушел на работу. Я узнала, где ясли. Пошла в ясли, чтобы узнать, где сын. В яслях ко мне отнеслись отвратительно. Не хотели разговаривать. Я ничего не могла понять. —Я сейчас пойду в милицию. Почему вы ко мне относитесь, как к преступнице? —А что вы хотели? Бросили ребенка, отказались от него, а сейчас о правах своих вспомнили.
Я была шокирована. Разве я ожидала такое услышать о себе. Где сын не сказали, а возможно действительно не знали. Миша заврался выше головы. Жду его с работы. Пришел — опять ссора. Не говорит, где сын. Пошел уже третий день, как я приехала, а сына еще не видена и не могу найти. Поздно вечером слышу за окном монотонное завывание. Сначала я не обратила внимания, но это продолжалось довольно долго. Я поняла, что кто-то пытается тихонько петь. —Миша, выйди, тебя же ждут.
Сказала я, еще сама не поверив в это. Через несколько минут вернулся Миша и протягивает мне подтаявшие леденцы в его руке. (О, культура).
—Ешь сам, Миша. Тебя угостили. А мне скажи адрес, где нахо-дится мой сын.
—Не скажу.
—Тогда, Миша, послушай, что я тебе скажу. Спорить, ругаться, я с тобой больше не буду. Ты писал в письмах одно, на деле совсем другое. Я тебе сказала, что я уволилась с работы. Сдала комнату, у меня были мысли, что ты действительно что-то понял и изменился. что любишь меня, и у нас все может наладиться. Каким ты был, Миша, таким ты и остался. Только еще во лжи вывалялся до неузнаваемости и совершенно без надобности. Такая манипуляция со мной не пройдет. Если ты мне сейчас не скажешь адрес няни, завтра я иду в милицию и пишу заявление о похищении сына, в котором все описываю и прилагаю твою записку и письма. Затем иду к директору училища и расскажу, каков ты на самом деле. Найду аргументы, чтобы тебя уволили. После того, что ты сейчас вытворяешь, я с тобой не останусь и не оставлю тебе сына. Он тебе не нужен. Ты его не забираешь от няни, он тебе мешает, в том числе и песенки слушать, а из яселек его надо забирать ежедневно. Все. Ты сейчас знаешь, что я буду делать. Тебя я не боюсь, сына не оставлю. Думай до утра.
Думать до утра Миша не стал. Подействовало. Через три долгих дня я пошла к няне. Ласточка моя сразу же узнал меня. Солнышко мое. Он вытирал мои слезки.
— Мама, не плачь, — говорил он, целуя меня.
Аличек не болел. Как предполагала, так, к сожалению, и было в действительности. Чувствовал себя он отлично. Почему-то был без штанишек, но в рубашке и при галстуке. Дедушка и бабушка его очень любили. Бабушка заплакала, когда прощалась с ним. Ругала Мишу. За-чем он так поступил. Конечно, я была очень благодарна за сына деду и бабушке. Миша с работы пришел выпивши и еще принес с собой бутылку водки. Вспомнила деревню... Мне было страшно и за себя, и за сына. Миша стал пить водку. Пил один. Много. Его состояние было хуже любого «обвалявшегося» животного. Он не мог подняться, не мог говорить. Я позвала хозяйку и мы вместе более-менее привели его в порядок и уложили в постель. Утром мы уехали с Артуром за билетом на вокзал. На этот день билетов не было. Купила на следующий день, вернее вечер. Миша был дома. Я сказала, что уезжаем с сыном завтра вечером. Мы почти не разговаривали с ним. Я собрала чемодан с детскими вещами. Моих вещей и здесь не было. На вокзал Миша не пришел. Я до отхода поезда ждала его. Некуда же мне было ехать и не к кому. Ни работы, ни жилья, ни денег. Слезы просто душили меня. Счастье, что сын со мной. Как только мы выживем? Мы ехали в плацкартном вагоне. С нами ехал мужчина лет 37 в Тулу. Его состояние было не многим лучше моего. Он рассказал, что едет от жены. Они в разводе. У них два сына, 13 и 15 лет. Жена не разрешает ему встречаться с детьми. Живет у своих родителей на Украине. Мужчина, кажется, его звать Виктор, очень любит детей и страшно переживал. В Туле живет один в квартире. Как-то так получилось, что я рассказала ему о своей истории. На завтра Виктор говорит.
— Знаете, Алла, выходите вы в Туле. Первое время побудете у меня. Вы мне не помешаете. Я вам постараюсь помочь с работой. Не все ли равно где вам остановиться? Вы молодая, красивая, в такой ситуации и погибнуть можно.
— Нет, Виктор. Спасибо. Вас я совершенно не знаю. Никого не знаю в этом городе, и город не знаю. Мне страшно. Поеду ближе к родным.
— Возьмите мой адрес — предложил Виктор. Если все у вас сло- жится хорошо, не пишите. Будет трудно, напишите. Я помогу вам.
Большое спасибо, Виктор. Вы добрый человек, жена одумается и все у вас будет хорошо.
В поезде днем занималась с сыном, пассажиры то выходили, то за- ходили — отвлекалась от своих мыслей. Вечером, когда засыпал сын, не могла справиться со своими слезами и тяжелыми мыслями.
Как нам выжить с сыном
Поезд пришел в Свердловск ночью 23 марта 1963 года. Нас встретил Эдуард, я просила его встретить нас. Подарил тюльпаны. Сын спал. Зашли в здание вокзала.
— Я ходил к твоей тете.
— Ты же с ней не знаком?
— Я еще раньше запомнил ее адрес. Пошел к ней и попросил ее приютить вас хотя бы на первые дни. У нее живут в комнате квар-тиранты. Сама она сейчас в пристрое живет. Там очень мало места. С трудом ее уговорил.
Дождались утро на вокзале и поехали к тете. Встретились с тетуш- кой. Артур ей очень понравился. Она даже оставалась с ним, когда я уходила искать работу. Тетушка не была злой. Просто действительно было мало места. Если мы будем мешать, квартиранты уйдут — не будет денег. Пенсия у нее маленькая. Тетушка выделила нам место за комодом, где мы можем спать с сыном. До стены было чуть больше метра и комод не широкий — мы должны были там поместиться с сыном. Пол был холодный. Я садилась спиной к комоду, вытягивала ноги, на них клала подстилку и укладывала свое чудо спать. Удиви- тельно, он никогда не капризничал. Днями был на постели тетушки, уже мягко и хорошо. Я искала работу. Где я только не была? Обходила, объездила, обзвонила, наверное, весь город. Работы с жильем не было. У меня не было прописки. Без прописки не могло быть и разговора о работе. Замкнутый круг. Почти не осталось денег. Я доходила до отчаяния. Я пила только чай с хлебом. Сына кормила, в основном, кашами. Помогла мне комендант общежития моего института. Про-писала меня в общежитие, но там нельзя было жить с ребенком. Но уже есть прописка. У меня осталось 17 копеек. Билет на трамвай стоил 3 копейки. Телефонный звонок стоил 2 копейки. Стала больше ходить пешком, что занимало много времени и мало пользы. Уже ближе к концу рабочего дня зашла к начальнику отдела кадров треста «Гор- жилремстрой» г. Свердловска.
— Помогите мне. Нужна работа и любое жилье, иначе мы погибнем с сыном.
И не выдержала, расплакалась. Не могу успокоиться. Напоили сна-чала водой, потом валерианой. Успокоилась кое-как. Начну говорить, опять слезы. Все-таки рассказала все, как есть. Где и кем работала. Где прописана. Начальник отдела кадров стал звонить по телефону. Звонил очень долго. Я еще подумала, кому он звонит, с кем разговаривает, когда рабочий день давно закончился? Это позднее я узнала, что он обзвонил все Райжилуправления города, председателей Исполкомов. Наконец он сказал мне:
— Завтра утром подойдите в Верх-Исетское Райжилуправление.
Это было 16 апреля 1963 года. На следующий день я уже была принята на работу техником в домоуправление. Мне обещали дать комнату в ближайшее время. Этой новостью я порадовала свою те-тушку. Прошло 23 дня, как я приехала в Свердловск. Долгих 23 дня. Я была на пороге отчаяния. Выжила. Через 9 дней работы, мне дали благоустроенную комнату 16 кв.м, на 1-м этаже пятиэтажного дома в хорошем районе. В смежной комнате жила семейная пара с маленькой дочкой. Девочка слышала, как мой сын называет меня мамой, и она стала звать меня мамой. Очень повезло с детским садиком. Пришла к заведующей детсадом вместе с Артуром. Объяснила, что работаю рядом в домоуправлении, техник-строитель. Сына оставить совершенно не с кем.
— Помогите, пожалуйста, мне. При малейшей моей возможности, я постараюсь помочь вам.
Приняли моего сына и главное рядом с работой. На работу иду. завожу сына в садик. Иду с работы, забираю сына. Спустя месяц, как я уехала из Мелитополя, я устроилась на работу, получила комнату, устроила сына в садик без всякой лжи. Правда, маленький оклад, всего 53 рубля. Но все это наше с сыном. Мы не от кого не зависим. Я была довольна. Эдуард готовился к защите диплома. На работе у меня все было хорошо. Я старалась изо всех своих силенок. Работа для меня была единственным источником жизни, я боялась остаться без работы. Работать мне было не трудно. Я знала все виды работ и технологию их выполнения. На заявки жильцов сначала выходи ла сама. Определив вид и объем работ, ставила рабочих. После выполнения работ, проверяла качество работы. Если были замечания, заставляла исправить. Сначала рабочим, это не нравилось, потом привыкли. Стало меньше переделок, меньше жалоб от жильцов. Успевали больше сделать работы. Правда, за день так набегаюсь, что сил нет. Эдуард сделал мне предложение. —Я замужем, Эдик. На развод я подавать не буду.
На что я надеялась, сама не знаю. Миша не писал писем и не высылал сыну денег. Возвращаться к нему не было никакого смысла.
—Алла, давай будем жить вместе. Я тебя очень люблю. Когда будет у тебя развод, мы зарегистрируем наш брак. Тебе же трудно, я буду помогать тебе.
Эдуард сказал матери, что хочет жениться на мне.
—Этому не бывать. Жить вам не дам, так и знай. Выбирай я или она, нищенка?
—Я хочу, чтобы была она и ты. —Запомни, этому не быть.
Эдуард взял спортивную сумку, лыжи, зубную щетку и пришел к нам. Нас стало трое. Сын сам стал называть его папой. Эдик вплотную занимался дипломом. Галина Константиновна, его мать, приходила к нам с «гостинцами» из ресторана, за которые я должна была отдать деньги. Стипендию Эдуарда она забирала себе, как говорила, на оплату своей квартиры. Это повторялось из месяца в месяц. Моей зарплаты едва, едва хватало. У нас были бутерброды только с маргарином. Эдик часто готовил сам, это ему нравилось. А когда уже не было продуктов и денег, он говорил
—Сейчас ты дежурная.
У меня почти из ничего получался вкусный суп. Правда сын спрашивал.
—Мама, когда закончится твое дежурство. Папа дежурит вкуснее, Эдуард защитил диплом. В институте была военная кафедра, не смот- ря на это, его взяли в Армию на 2 года. Прожили мы с ним семь меся- цев. А ведь он убеждал меня, что в Армию его не возьмут. Лгал или не знал? Если б тогда я это знала.... Я была очень расстроена. Хотела семьи, стабильности, опоры, а опять такое случилось. Когда Эдик делал мне предложение, он говорил, что тебе же трудно одной, я буду помогать тебе. Что было в действительности? Семь месяцев был на моем иждивении, помошничек, а потом «загремел» на 2 года в Армию.
Проработав девять месяцев, укрупнили домоуправления. Сливали два в одно большое. Меня перевели на должность главного инженера укрупненного домоуправления. Неожиданно для меня, но приятно. Правда, шума и недовольных было много. Сократили многих. Работы стало больше, побольше и оклад. Была и неприятная новость. Сменились мои соседи по квартире. Поселили семью кочегаров с двумя детьми. Старший мальчик умственно отсталый 13-и лет и 2-х лет мальчик. Муж очень заикался. С трудом выговаривал слова, поэтому он почти всегда молчал. Женя Галя. Она не умела разговаривать без мата. Неважно с кем, с мужем ли, с детьми ли. Старший сын по развитию лет пяти. Неимоверно сопливый, грязный мальчик. Сопли у него были всегда, длинные, зеленые. Даже на груди рубашки не успевали подсыхать. Зрелище было жутким. Маленький Вова ходил в ясли. Домой родители приходили поздно. Витя ждал их под дверью квартиры. Я впускала его в квартиру и кормила. Когда приходили его родители, между ними, почти всегда, начинался скандал. Мат Гали разносился по всей квартире, потом она «влетала» в мою перегородку. Уже начинался вой. Потеряв терпение, муж молча переходил к действиям. От его ударов Галя вылетала из своей комнаты и влетала в мою комнату. Трещали доски, рвались обои. Я не всегда успевала наклеить новые обои. Как я тогда боялась этих драк. Их дети все это видели. Я часто замечала, что у меня пропадали продукты, оставленной еды на вечер, почти не оставалось. Соседям ничего не говорила, я ведь не видела, кто брал. Однажды после работы захожу на кухню, а Витя прямо руками ест из моей кастрюли. Ужасно. Говорить что-либо ему бесполезно. Накормила его, остальное вылила. Больше никакой еды я старалась не оставлять на кухне. Вечером Гале рассказала о случившемся. Она тут же в прихожей схватила зимний мужской ботинок и стала бить Витю прямо по голове с потоком мата. Я хотела, чтобы Галя следила за ним, кормила его. Если бы я знала, что так будет. Он ревел в коридоре, я в комнате. Дальше, еще хуже. Галя стала просто издевательски относиться ко мне. Если я заходила в ванную комнату постирать, она закрывала дверь снаружи на шпингалет, выключала свет. Постоянно маты, плевки, оскорбления. Я боялась приводить домой сына. Пыталась поговорить с ней по-хорошему, ничего не получалось. Сказала ее мужу, что невозможно мне так жить. Я буду жаловаться. У них скандал, драка. Пошла я к управляющему нашего дома, пригласила в квартиру пого-ворить с соседями. Пришли к нам. Пригласили моих соседей. Миша молчит. Галя все отрицает. Я ничего не могу доказать. Ушла комиссия. Я наплакалась, и пошла стирать белье в ванную. Галя услышала, что я в ванной. Закрыла и выключила свет и ушла к себе в комнату. Я стала бить в дверь и руками и ногами. Подобного никогда себе не позволяла. Думаю, разобью дверь и буду с ней драться. Убью на фиг. Не могу больше так жить. Ни днем, ни ночью покоя нет. Будь, что будет. Галя, услышав грохот, пришла и открыла дверь.
— Ты что, одурела? — Спросила она.
— Я одурела? Это ты одурела, и уже давно.
Я пошла в свою комнату, она за мной. Думаю, что сейчас под руку попадет, тем и грохну ее. Она кричит, плюется. Я вытерла ее плевки полотенцем и говорю ей:
—Галя, ты все отрицала, а сейчас у меня есть доказательства. Я сдам твои плевки на анализ. Твою ругань и маты я записала на пленку.
Магнитофона у меня не было, а на радиоле была поднята крышка, правда радиола не была включена. Стала одеваться. Галя вышла. Бук-вально через пару минут стук в дверь. Это первый раз за все время.
— Нельзя. — Крикнула я.
— Я не буду ругаться, Алла Ивановна.
— Я тебе не верю.
— Не буду. Не буду больше ругаться.
Зашла. Вижу по ней, что она поверила и испугалась. У меня прошла вся злость на нее, думаю, хоть бы не рассмеяться. Галя начала извиняться. —Я хотела, чтобы ты освободила комнату. Нас четыре человека, а комната маленькая, 12 метров.
—Галя, куда же я пойду с ребенком? Мне некуда идти. Я тебе не верю и иду в санэпидстанцию. Сейчас ты так говоришь, а потом опять будешь хамить. Пиши расписку.
Галя пишет «Я, Грачева Галина Ивановна, прошу прощения у Аллы Ивановны, что материла, плевала, оскорбляла, не давала жить. Такого больше не будет». В расписке было больше ошибок, чем слов. После этого Галя вела себя нормально. Я много лет хранила эту расписку, как эталон человеческой глупости. И смех и грех.
Как дальше жить
Только наладились соседские отношения, новая неприятность. Заболел их сын Вова. Подозрение на полеомелит. Карантин на три месяца. Высадили из садика и моего сына на три месяца. Дай бог, чтобы диагноз не подтвердился. Больничный лист оплатили только три дня. Ой, как же будем жить с сыном? Так едва сводила концы с концами. Устроилась ночной санитаркой в ВОСХИТО. С 20-и часов вечера, до 8 часов утра. Палат много, больных много. Есть тяжелые больные, лежачие. Есть после операции. Нужно вымыть полы в палатах, коридоре. Умыть больных. Убрать утки и т. д., и т. д. Не боялась работы, боялась за сына. Укладывала спать рано. Иногда убегала, он еще не успевал заснуть. Вдруг проснется ночью, или соседи своими криками испугают. За ночь три раза бегала его посмотреть. Бегала через Ивановское кладбище, так ближе. Времени было мало, я же не отпрашивалась. Боялась, конечно, поэтому бегала бегом. Уставала я на работе. Больные жалели меня. Дочка, учиться тебе надо, а не горшки таскать — говорили мне. Мне не нравилось, как большая часть врачей и сестер относились к больным. Или они уже привыкли к людским страданиям, к их боли. Возможно, поэтому мне хотелось больше помочь больным. В одной палате лежал один больной мужчина. Палата была узкая, мрачная. Его кровать стояла посреди комнаты. Дверь в палату была всегда плотно закрыта, чтобы не слышать его стонов. Больной лежал лицом к закрытой двери. Он никого, и ни чего не мог видеть целыми днями, месяцами кроме закрытой грязной двери. Он был с заросшим лицом, с слипшимся грязными волосами. Очень худой. Я думала этому деду лет 65-70. Он давно не поднимался. Воздух в палате был очень тяжелым. Я вычистила, вымыла всю палату. Хорошо ее проветрила. Когда я первый раз принесла таз с теплой водой, стала мыть ему руки, умывать его, он заплакал. Я сначала не поняла. Вытираю его лицо, а оно снова мокрое. Плакал он молча, у него просто текли слезы.
— За три месяца это первый раз меня умыли.
Насколько можно было, протерла я его тело. Жена отказалась, не приходит. Сыну 16 лет. Первое время приходил. Сейчас очень занят. Больному 38 лет. Навещают часто сотрудники, и приходит отец. Отец его был маленького роста, такой крепыш с окладистой бородой. Мне казалось, он похож на старовера. В тумбочке больного были продукты, фрукты, но он почти ничего не ел. Пить воды ему не давали, т. к. моча не выходила. Когда он уже не мог терпеть боль, громко стонал, я находила дежурного врача и просила, чтобы ему помогли. Один раз даже со слезами просила. Это не нравилось врачам, но иногда я добивалась своего. Они думали, что он мой родственник. Так повелось, что приходя на работу, я сначала заходила в его палату. И вот я прихожу на работу, захожу к нему, а его уже нет. Нет, он еще в палате, но ему уже не нужна моя помощь. Как же мне его было жаль. Ему не помогали врачи, они просто ждали, когда он умрет. Как они могли помочь ему, если не заходили в его палату. Наревевшись, я пошла в его палату, чтобы поддержать его отца. Ведь умер молодой родной сын. Каково же было мое изумление, когда я увидела, открыв дверь. Отец стоял на коленях около тумбочки, и уплетал все, что там было. Такого кощунства я не могла понять. Через какое-то время пришли молодые ребята милиционеры. Шутя и смеясь с медсестрами, они вынесли тело из палаты. Видимо тоже привыкли. Очень тяжелая ночь была для меня. Дежурному врачу я сказала свое мнение. Когда я на завтра пришла на работу, мне сказали, что я уволена с работы. Не справляюсь со своими обязанностями. Это не справедливо, конечно. Я работала больше других санитарок. Я просто не умею делать плохо, какая бы ни была работа. Тем более, мне нужна была работа, другого заработка у меня не было.
Написала Мише письмо в Мелитополь, что алименты настолько унизительно малы - 17 руб. (в другом положении бы не написала) Миша ответил быстро. Написал, что сходил в бухгалтерию, проверил, начисляют правильно. На этом связь снова прекратилась. Что же мне делать? От Эдуарда письма приходят ежедневно. Добрые. Но как мне жить? Все его обещания о хорошей жизни куда-то улетели.
Мать Эдика продолжает делать гадости. Пишет Эдуарду всяческие не- былицы про меня, что я развращаю его младшего брата. Интересно, каким образом, если я не бываю у них, не вижу его. Спуталась с мужем его сестры. С работы меня уносят и увозят на машинах. Я была в отчаянии. Не придумав ничего, я взяла веревку, простилась со спящим сыном, пошла на кладбище. Была глубокая черная ночь. Путаясь в высокой траве, стала искать дерево. Нашла. Села на землю завязываю узел и реву. В памяти прошла моя жизнь, вспомнила свою маму. Как мне было плохо без нее. Как будет плохо моему сыну без меня, как будет горевать моя мама. Долго я так сидела. Кажется, у меня не было сил подняться с земли. Наступал рассвет. Я пошла домой. Мой сыночек даже не проснулся. Не зная, сын и мама заставили меня дальше жить.
Видимо бог сжалился надо мною. Утром сижу у окна на кухне, смотрю в окно, а видеть, ничего не вижу. В голове была одна мысль, что делать? Вдруг слышу стук в окно и свое имя. Это была давняя подруга моей тети, тетя Ира. Оказывается она жила в соседнем доме.
— Увидела тебя и испугалась, Алла. Ты сидишь, как каменная. Кричу тебя, не слышишь.
Зашла ко мне тетя Ира. Я рассказала, что сына высадили на ка-рантин. Тетя Ира согласилась быть с сыном, только у нее дома. Спасительница ты моя, тетя Ира. Артуру у нее очень нравилось. Одна проблема была решена. Я сразу же вышла на свою работу. Навестила бабушку Симу и деда Мишу Балаш. Это была родная бабушка Эдуарда по линии отца. Свекровь моей свекрови. Отношений они не под-держивали. Моя свекровь вышла вторично замуж с двумя детьми, когда еще ее муж был жив на войне. Свою первую дочь она родила вне брака в 17 лет. Бабушка Сима переживала, что сын на войне, а сноха снова замуж вышла. Сына у бабушки убили на войне. В этот же год у них умерла дочь. Они остались совершенно одни. Ни жена сына, ни внучка не интересовались их жизнью. Навещал внук Эдик. Бабушка была парализована. Плоховато действовала рука и нога, но она могла ходить. Они были уже старенькими. Жили в комнате коммунальной квартире на пятом этаже. Деду было трудно подниматься с продуктами. Жили они очень бедно. Дед был военнопленным венгром. Я решила с ними съехаться. В Райисполкоме мне помогли, поменяв их комнату, на комнату в моей квартире. Мне хотелось семьи и покоя. Так спокойнее было и Эдуарду. Полегче стало и старикам. Но как говорится, покой нам только снится. Мне нужно было платить няне, за комнату, одеваться и питаться. Денег не хватало. Я устроилась в школу работать уборщицей. Школа была рядом. Мыла полы в механической мастерской и в нескольких классах. В классах было мыть легче, а в мастерской мелкая стружка резала руки. Приходя с работы, я забирала сына от няни и брала его с собой в школу. Посажу его за парту, дам игрушки, или бумагу с карандашами и мы работали. Он никогда мне не мешал. Сделав дело, шли домой и пели. У нас с сыном есть наша песня «Не страшны тебе ни дождь, ни слякоть...». Даже сейчас, когда сын услышит эту песню, звонит мне по телефону и включает. Жить стало опять легче.
Снова повышение
Проработав полгода главным инженером укрупненного домо-управления, меня переводят инженером-строителем техни-ческого отдела Городского управления жилищного хозяйства. Для меня это было так неожиданно и радостно. Я готова была возгордиться. Другие десятилетиями работают техниками в домо-управлении. И столько домоуправлений в городе, не счесть, а предло-жили мне одной. Работа в самом главном здании города Свердловска! Вот это да! Вот это сюрприз! Если раньше моя работа больше сводилась с жильцами домов, то сейчас совершенно другое. Я вела и отвечала за выполнение ремонтно-строительных работ во всех семи районах города. Работала с начальниками управлений, их главными инженерами. Была в госкомиссии по приемке зданий и сооружений. Нужно многое знать, многому научиться. На оперативках у управляющего трестом я была единственной женщиной. Там я встретилась с начальником отдела кадров треста, который помог мне с работой, когда я было в полном отчаянии. —Так это вы Алла Ивановна? Много, много наслышен о вас. Восхищен вами. А я все думал, кто эта Алла Ивановна? Умница вы!
—Да что вы. Я бесконечно благодарна вам! Страшно подумать даже сейчас, что было бы с нами, если бы не вы, не ваша помощь. Рада, что не подвела вас и вам за меня не приходится краснеть. Спасибо от сердца моего. Многому я научилась у мужчин. Оперативки проходили шумно, с руганью. Кто-то кому-то не дал во время кран, транспорт, не подвезли строительные материалы, и многое другое. Сначала я думала, что после такого шума - разбирательства, люди осунутся врагами. Какое же было мое удивление, что в перерыв эти спорщики курили и шутили вместе. С тех пор я никогда не перехожу на личное, на оскорбления в спорах. А споров хватало. Итак, днем работа, вечером работа - уборка в школе, занятия с сыном, занятия по институтской программе. Я успешно сдавала сессии. После двух лет учебы в педагогическом институте, я была обязана перейти работать в школу. Этого раньше я не знала. Я просто хотела знать методику преподавания. К сожалению, в институте я ничего нового для себя не узнала. Я предполагала, что буду работать в строительном училище, когда поступала в институт. Школа не входила в мои планы. Моя специальность, моя работа мне нравились. Результат моей работы был сразу виден даже по отношению ко мне людей. Меня это радовало, мне еще больше хотелось сделать, больше узнать самой.
Проучившись два года, я ушла из института.
Моя семейная жизнь
От Эдуарда письма приходили ежедневно на протяжении всей его службы. Если сегодня не было письма, то завтра обязательно будет два. Он писал обо всем. Много знал. Я сначала, как губка, впитывала в себя все новое. Мне было все интересно. Он это чувствовал. Мы оба любили природу, музыку. Он был очень чистоплотным, следил за своим внешним видом. Умел делать приятные сюрпризы. Много занимался фотографией. С ним было интересно. Во время его службы, в свой отпуск, я ездила к нему в Саяны. С трудом собирали деньги с бабой Симой на дорогу. Пытались что-то сдать в ломбард, играла в черную кассу. Эдик копил с ежемесячных его пятирублевых получек мне на обратный билет. Эдуард приезжал в Свердловск на Всесоюзные соревнования по лыжам Вооруженных сил. Я была его ярой болельщицей. Снега было много. Я проваливалась в своих ботиночках глубоко в снег. Видимо меня пожалели организаторы этого мероприятия, мне дали большие валенки, которые я одела прямо на свои ботиночки. Армейский полушубок мне, мягко говоря, был великоват, но как стало мне тепло и уютно! Правда ходить было трудновато, да и мой видок вызывал улыбки. Признаюсь, меня это мало смущало. Я старалась вовремя напоить, поддержать мужа.Эдуард выступал хорошо. К концу соревнований почти все болельщики болели уже за Эдика. Вместе со мной кричали:
— Э-дик, Э-дик, Э-дик.
И Эдик бежал изо всех своих сил очень красиво. Мы запомнили эти соревнования и нас с ним запомнили. Даже командование Округа.
Про мою работу, про нашу с сыном жизнь за это время, я рассказала выше. Так прошло долгих два года. Я ждала Эдуарда со дня на день. Он обещал приехать ко дню рождения сына 23 августа. В садике с детками отметили день рождения сына. Готовилась и дома. Приехала моя сестра, пришли бабушка с дедушкой, две моих сотрудницы, но почему-то не со своими детками, как я ждала, а со своими друзьями, что мне не понравилось. Особенно это не понравилось бабушке. Покушав, они ушли к себе. Я ждала Эдуарда в этот день, и знала, что ему такая компания не понравится, поэтому мое настроение было испорчено сюрпризом сотрудниц. Эдуард задержался на три дня. Отслужив, он вернулся домой 27 августа. Баба Сима тотчас рассказала внуку, как мы отмечали день рождения Артура. Кто был в гостях. Как было шумно и весело. Эдик был страшно зол на меня. Не хотел разговаривать со мной, не хотел сесть за стол. Не хотел и не надо. Мы ушли с Аликом в свою комнату. Конечно, я винила себя в душе. В то же время искала оправдание себе. Почему я только должна вкалывать и мучиться. Терпеть оскорбления и унижения его матери и сестры. Я ни какой вольности не позволяла себе все эти годы. Я ни где, и ни с кем не встречалась, нигде не была за все это время. А тут за гри дня до приезда Эдика случилось такое. Случилось. Что теперь делать? Забегая вперед, расскажу:
У меня не было подруг. Добрые, доверительные отношения были с сотрудницами, с соседями. Если ко мне кто-то приходил из сотрудниц, что бывало крайне редко, муж, не скрывая, нервничал, грубил.
—У нее, наверное, есть брат?
—Да нет у нее ни какого брата.
Я не могла даже проводить гостью. Моими друзьями, если можно так назвать, были друзья мужа и их подруги. Они любили бывать у нас, даже когда мы жили в одной комнате. Очень часто приходил Гера. Приходил с разными девушками.
—Гера, мне очень нравится твоя Наташа. Такая умница, скром-ница. Почему ты не женишься? Спрашивала я у него.
—Вот найду такую, как ты, женюсь.
—Такую, как я не найдешь, Гера. Я одна такая, а я, жена твоего друга. —Да, повезло ему. Остается только завидовать.
—Завидовать, Гера, не надо. Зависть, это отвратительная черта характера, она убивает лучшее в человеке, я так думаю. Все у тебя будет хорошо. У тебя есть квартира, работа, только себя не растеряй. Любила бывать у нас и мама мужа. Особенно в праздники. Мы все- гда устраивали какие-то игры, конкурсы, танцы. Оформляли юмори- стические стенгазеты. В новый год, встретив его, выходили во двор кататься с горки, на чем попало. Всем нравилось. Веселились, смея- лись, танцевали. Никто из гостей не знал, как мама относится ко мне, что вытворяет, как унижает, когда мы бываем у нее, при гостях. Она ездила с нами и на природу. Катались на лодках, ловили раков. Ели арбузы на островках Верх-Исертского пруда. Фотографировались много. В такие минуты забывались все обиды и оскорбления ее. Ко- гда мы с мужем приходили к ней, ее отношение ко мне резко меня- лось в худшую сторону. Особенно это было заметно при гостях, хотя я тоже была приглашена. Во время ужина за столом она нарочито громко говорила:
—Эдик, положи своей нищенке еды, она ничего не ест.
Мои слезки капали в мою тарелочку, но я никогда не отвечала ей грубостью. Такое повторялось несколько раз. Приходил к ней один Эдик, она закатывала ему скандал. Вот она какая, не хочет прийти и т.д. Приходили вместе, снова скандал. Один раз ее родные сестры (тетя Оля и тетя Юля) прямо за столом заступились за меня.
—Если ты будешь так относиться к Алле, мы просто не будем при- ходить к тебе. Когда уж ты станешь человеком? Поссорились с ней.
Когда я получила решение суда о разводе с Мишей, я написала Эдику в Армию, что брак расторгнут. Он телеграфировал, что осталось узаконить новый брак. Что мы и сделали вскоре после его приезда. Мать это событие вряд ли обрадовало. Она хотела сыну жену из торгового круга, те богатые люди. Не могла мне простить, что я съехалась с ее бывшей свекровью, которая о ее жизни знала все. В новом моем статусе начались новые испытания. Первое, что она сказала Артуру:
— Какая я тетя Галя? Хорошо, стала бабуся. — И далее. — Я тебе не Галина Константиновна. Чтобы в ситцевом платье ты здесь больше не появлялась. И скажи мне, зачем он тебе нужен? Ты идешь, на тебя заглядываются, оборачиваются. А он лысый, сутулый.
— Но что вы все сочиняете, мама. И он не лысый, не сутулый, и на меня никто не заглядывается. Все у нас хорошо.
— Да что у вас хорошего? Посмотри на себя. Нищенка и есть ни-щенка.
Всего не расскажешь. Как она сказала, на все пойду, жить не дам, так и делала. Все это я терпела семь лет. Я понимала, что она мать и хочет своему сыну лучшего. Она не могла или не хотела понимать, что ее сын любит меня. Между нами с мужем начались конфликты, особенно когда он приходил от своей мамы. Он был сердит, не доволен чем-то, молчал. Я начинала разговаривать с мужем, он воспринимал так, раз хочет поговорить, значит виновата. А я не могла понять, как два взрослых человека, если у них одна цель, быть вместе, не могут сесть и поговорить, решить проблему, если она есть. Зачем молчать и сердиться. Я стала замечать, что иногда муж стал приходить домой с запахом алкоголя. Он объяснял, что в обед выпил бутылочку пива. Со временем это стало повторяться чаще. На работе у мужа был спирт. Он работал военпредом на одном из заводов города. Я была против выпивок на работе, начинались снова ссоры. Муж демонстративно надевал лучшую одежду и уходил. Обычно его не было 3-4 часа. Так продолжалось довольно часто, с периодичностью в две недели. Вижу, опять собирается мой муж. Я, ничего не говоря, тоже стала собираться. Надела красивое платье, в котором я особенно нравилась мужу. Причесываюсь.
— Куда это ты собираешься?
— Я у тебя не спрашиваю, куда ты собрался. Собрался, оделся. Иди.
— Нет, куда это ты собралась, я спрашиваю?
— Куда мне надо, туда и собралась.
— Не куда ты не пойдешь.
— Пойду.
— Я сказал, не пойдешь. Я не пойду, но и ты не пойдешь.
Почему я так поступила, не знаю. Мне некуда было идти, и никто меня не ждал. После этого случая его похождения прекратились. Не прекратилась его ревность. Если мы ехали в транспорте, то редко обходилось, чтобы он с кем-то не поскандалил. Разговор его начинался так:
— Не смотри на нее, она моя жена.
— Повесь табличку.
— Я тебе сейчас повешу.
В ход шли кулаки. А дома ссора. Я виновата, что кто-то на меня посмотрел. Один раз вообще был парадоксальный случай. Гуляли в парке мы с мужем и его сестра с мужем. Отдохнули хорошо. Пошли на автобус. Народу было много. Мы с Эммой залезли в автобус с трудом с первой площадки, а наши мужчины с задней площадки. Едем, слышим скандал на задней площадке. Крики. Голос мужа. Кондуктор кричит водителю, чтобы остановил автобус. Я попросила открыть и переднюю дверь, чтобы выйти. Выходим с Эммой, и вижу, вылетают с задней площадки Эдик и Вадим. У одного оторван рукав у рубашки, у другого часы исчезли и наградили их еще напоследок пинком при выходе. Что случилось? Один из парней сказал, посмотри, какая красивая девчонка зашла. Где? Да вон на первой площадке. Я сейчас пробьюсь к ней. Муж посчитал, что речь идет обо мне. Скандал. Драка. Ребят оказалось четверо. Еще хорошо, что было тесно в автобусе. Вадиму за компанию попало крепко, не за что. В конце концов, я оказалась виноватой. Ссора. Мужа совершенно не устраивала моя работа. Он постоянно твердил, чтобы я ушла с этой работы, Если он звонил мне, и меня не было в кабинете, все, скандал. Вплоть до того, что он приходил ко мне на работу, и мы обходили те объекты. на которых я была днем. Унизительно, обидно. За день так уматываюсь, а тут еще доказывать, что ты была на работе. Не понимаю, почему мужчины женятся на женщинах, если себя считают хуже их, хуже других мужчин. Обижало меня такое отношение мужа. Я стала часто плохо себя чувствовать. Врачи признали у меня тахикардию и сильную аритмию сердца. Я не могла защитить себя от нелепых обвинений мужа. За все время нашей совместной жизни я два раза не смогла защитить сына от мужа. Мама пригласила нас к себе. Дома мы договорились, чтобы нам не заезжать домой после работы, Аличек приедет к бабусе сам. Не помню почему мне пришлось заехать домой после работы. А дома Аличек в ужасном состоянии. Как после бани. Весь заплаканный, мокрый. — Что случилось, сынок?
Артур рассказал. Я приехал к бабусе, а ее дома нет. Я поехал обратно домой. Мы не предупредили ребенка, что если нет бабуси дома, подожди ее. Она обещала быть дома. Приехал папа, я рассказал ему. Эдуард бил сына армейским ремнем, зажав ребенка между своих ног, пока сын не описался. Пинал его, даже не сняв туфель. Избил жестоко. Я наревелась вместе с сыном. Выкупала, успокоила его и решила съездить к маме. Только я зашла, мать, увидев меня, спросила:
— Алла, что случилось?
— Ничего не случилось, мама.
Я сначала хотела поговорить с Эдиком наедине.
— Я же вижу, что ты не в себе. Рассказывай, что случилось?
Я рассказала ей при муже.
— Алла, я не верю, что Эдик мог так поступить с Артуром.
— Это так, мама. Я говорю вам правду.
Муж стал отпираться, что я все придумала. До сих пор помню его глаза, идиотские. Конечно, ссора. В результате они меня выгнали. Я уехала к сыну. Ночью приехал он. В тот момент кроме презрения ничего не было к этому человеку. Еще был случай, я зашла в комнату во время наказания Артура. Он также зажал сына между ног... я налетела на мужа, стала бить его своими кулаками, громко кричать.
— Еще хоть один раз ты тронешь сына, мы с тобой разводимся, без всяких объяснений. Даю тебе слово, что будет так. Ты меня понял?
После этого случая не замечала, но маме своей он жаловался, что я не даю воспитывать ему сына. Артур рос послушным, чутким мальчиком. Соседи по дому всегда восхищались им. Какой у вас до-брый, хороший сын. Когда он замечал мои заплаканные глаза, спра-шивал:
— Мама, что случилось?
Я что-то придумаю ему, чтобы его не расстраивать, а он выслушает меня и говорит:
— А сейчас, мама, скажи правду.
Сложной была наша жизнь. Всегда ждали выходных, чтобы уехать на природу с ночевкой. Пока муж не увлекался выпивкой, жили гораздо лучше, и ревности было меньше.
Ездили своей семьей, или с институтскими друзьями мужа. Сыночек всегда был с нами. Он никогда не капризничал, не плакал. Все любили его. А однажды он спас нас. Вот как было дело. Как обычно с друзьями и моей сестрой поехали на водохранилище. Мужчины ставили палатки, запасали дрова для костра, а мы, женщины, готовили ужин. Отдыхали, ужинали, желающие купались. Погода была чудесная. Я уложила сына спать в палатку. Все сидели у костра. Муж предложил нам с сестрой покататься на лодке. Мы с удовольствием согласились. Была тихая теплая ночь. Огромное водохранилище. Звездное небо. Красотища неописуемая. Отплыв от берега метров двести, муж достал бутылку водки. Предлагает выпить. Не было не закуски, ни рюмок. Как пить?
—Эдик, оставь до берега, там выпьем у костра. Он не послушал нас, и стал пить водку из горлышка, хохоча и наслаждаясь нашим ис-пугом. Он выпил всю водку. От берега мы были очень далеко. Муж был пьян. Мы просили его сидеть спокойно и не раскачивать лодку. Сестра и муж знали, что я совершенно не умею плавать, да и им не проплыть такое расстояние. От его раскачиваний лодка переверну- лась к верху дном. Мы оказались все в воде с головой. У меня сразу утонули туфли, берет уплыл. Но к счастью, лодка осталась на воде. Мы держались за борта лодки руками. Гутя с одной стороны, я с дру- гой стороны лодки. Муж постоянно пытался вскарабкаться на лодку, и она под его тяжестью уходила под воду. Мы боялись, что лодка еще перевернется, наберет воды и затонет. Без лодки и мы утонем. Сестра стала звать на помощь. Помогите, тонем. Кричала несколь- ко раз. У нас с сестрой одинаковый голос. Спавший сын первым услышал крик, бросился в воду. Поднял крик. Плакал. Ему было всего четыре годика. Ребята проснулись, вытащили его из воды. Растерялись. Не могут найти весла. Когда они собрались, к нам уже подплы- вал рыбак, который предупредил нас, чтобы мы были осторожнее. Он был трезв, наш спаситель. Первым в его лодку полез муж, не обращая на нас с сестрой внимания. Благополучно доплыли до берега, переоделись в сухую одежду, обогрелись у костра. Муж выбрался из лодки и тут же уснул.
Утром объяснил свое поведение тем, что ничего не помнит. А од-нажды мы поехали на водоем своей семьей. У нас не было палатки, а был квадратный полог. Муж установил его, натаскали хворосту для костра. Он всегда это делал быстро, с удовольствием. А поздно вечером решил порыбачить с лодки. Я уложила сына. Поддерживала огонь в костре, ждала мужа. Прилегла к сыну и уснула. Проснувшись ночью, увидела сидящего у костра незнакомого мужчину. Мужа не было. Очень испугалась. Мужчина начал меня ругать, что я не думаю не о себе, не о ребенке.
Разве можно приезжать без палатки. В палатку не каждый заглянет. Сюда не все отдыхать приезжают. Зачем так рисковать собою, ребенком. Ругал он меня. Я как-то немного успокоилась. Сказала, что я не одна, а с мужем.
— А где он?
— На рыбалке. Он был поражен моим ответом, вернее поведением мужа. И тут подплывает муж. Пьяный, без рыбы. И видит у костра чужого мужчину. Ссора, драка, шум. Мужу попало хорошо. Когда мужчина ушел, попало мне.
— Тебя и здесь нельзя одну оставить.
Вместо того, чтобы разобраться и сказать мужчине спасибо, лезет в драку. Если бы был трезв, наверное, до него бы что-то и дошло. Когда не пил, все было хорошо. Постоянно ходили на концерты в филармонию. В оперном театре у нас была своя ложа. Ежегодно ездили на юг в отпуск. Где мы только не были.
Нам втроем было интересно и весело. Не давали жить хорошо мать его и алкоголь. Муж постоянно настаивал, чтобы я ушла с работы. Его не устраивал мой ненормированный рабочий день, окружение меня мужчинами-строителями бесило его.
Я не хотела уходить с этой работы. Интересная работа, она мне очень нравилась. Высокая зарплата. Перспектива роста. Результатами моей работы, были довольны в управлениях и тресте. Почему я должна бросать эту работу, искать что-то другое? Не могла убедить своего мужа, его маму. А надо было еще тогда их послать куда подальше, а не уходить с работы. Не послушала совета добрых, умных людей. О чем сожалею до сих пор. Хотела сохранить семью, покой в семье.
Устроилась на работу в проектный институт «Уралгипроруда» техником-строителем. От инженерной должности отказалась сама, т. к. эта работа для меня была новой. Я хотела начать с низов. Мне не нравились специалисты, которые плохо знали свою работу, с такими работать очень трудно. А уж тупые начальники — это просто гиблое дело. Здесь мне с начальником повезло. Семен Григорьевич Матвеев начальник строительного отдела был редкий умница. Отличный че-ловек. Специалист от Бога. Говорят человек с большой буквы, так это точно о нем. О нем можно писать книги, но мне с этим не справиться, к моему огорчению. Проработала я там шесть лет. Была частой «гостьей» на доске почета нашего института. В должности старшего инженера уволилась по семейным обстоятельствам. Очень тяжелым для меня был 1970 год.
Приезд Бутурлина
Зимой 1970 года неожиданно приехал Миша с женой из Ме-литополя. Я была на работе. Звонила Римма Ивановна, учи-тельница сына.
—Алла Ивановна, приезжайте быстрее, приехал ваш бывший муж. Он в школе. Я была не первый год в родительском комитете. С Риммой Ива-новной были дружеские отношения. Она многое знала из моей жизни Меня очень напугал ее звонок. Страх, что он увезет сына, этого испугалась и Римма Ивановна. Вот я уже в школе. Миша уже ушли. Привела Римма Ивановна сына. Артур сказал, что на перемене к нему подошли дядя с тетей. Расспрашивали его обо всем, угостили конфетой. Начался урок, Артур ушел и их больше не видел. Мы пошли с Риммой Ивановной к директору школы, т. к. я хотела забрать сына из школы. Оказалось, что Миша были и у директора. Они наговорили обо мне всяческих небылиц. Она плохая мать. Плохой человек. Ей нельзя доверять сына. Ее надо лишить родительских прав. Им было сказано, что они меня знают отлично и какая я мать, и какой я человек почти пять лет. Услышанное, их не остановило, они продолжали меня оскорблять.
—Приходите все вместе завтра, тогда и будем разговаривать.
Я забрала сына домой. Дома бабушка рассказала, что они прихо- дили к нам домой. Она их не пустила, т. к. нас нет дома.
—Откройте дверь, мы с вами хотим поговорим. Вы не знаете Аллу, какая она есть на самом деле.
—Мы с нею живем больше шести лет и знаем ее прекрасно. Если не уйдете, вызову милицию.
Ушли. Как могла меня так «хорошо знать» эта женщина, если мы с нею даже никогда не встречались, и заочно не общались? Что я сделала плохого этой женщине? Не могу понять. Это не я легла под чужого мужа, раздвинув ножки, зная, что у него есть жена и сын. Это не я ходила под окнами дома с леденцами, мыча песенки, зная, что в доме жена, приехавшая за тысячи километров. Это не из-за моей прихоти и похоти ребенок был у чужих людей и не видел своего отца. Так ведь было! Если бы так вела себя молодая девушка, можно было попять, ссылаясь на ее молодость. Это была женщина солидного возраста, имеющая сына подростка почти 12 лет. Намного старше Михаила. Я сразу же дала согласие на развод. Получала мизерные 17 руб. алименты. Подала на алименты, когда была в отчаянном положении по вине Михаила. За что на меня их немилость?
Артура я отвезла к своей сотруднице, и он там жил, пока они не уе-хали. На завтра вечером мы собрались у директора школы. Пришла и Римма Ивановна. Сначала директор обратилась к Мише.
— Расскажите о цели вашего прихода в нашу школу.
Боже мой! Что я услышала о себе. Если бы я сама не слышала, а мне передали, что такое говорил обо мне мой бывший муж, который любил и любит меня, я бы не поверила. Я ничего не могла говорить. Что у меня за характер? Почти до старости лет, я теряюсь от хамства. Когда прихожу в себя, порой, обидчика и след простыл. Говорила Римма Ивановна и директор. Директор даже рассказал, что я мыла в школе полы, когда сын еще не учился в ней. Он был маленький, и тогда он был с ней.
— Я еще тогда удивлялся и восхищался их взаимоотношениями. Такая молодая мама, а какая умница. Как она любит своего сына. Вы в разводе. Вы мужчина, как вы могли позволить, чтобы мать вашего ребенка мыла полы вечерами вместе с малышом. Плохо им пришлось.
Я так ничего и не могла сказать. У меня еще в учительской заболело сердце, но я постеснялась взять валидол. По дороге домой, хотя дом рядом, я потеряла сознание прямо на дорожке. Очнулась сама и дошла до дома. На завтра Миша позвонил мне на работу (откуда он только узнавал телефон, адрес, школу), просил нас с мужем подойти к ним в гостиницу после работы. Мы пришли. Той агрессии, что была в школе, и в помине не было, но я прекрасно знала какие люди рядом с нами. Никакого желания общаться с ними у меня не было. А внешне я ее не видела ни в школе, ни в гостинице, ни разу не взглянула на нее. Для меня она не существовала. Еще в детстве я видела переживания и слезы мамы, когда отец изменял ей с другими женщинами. Я ненавидела этих женщин. Дала себе слово, что никогда не заставлю плакать других. Это я помню всю свою жизнь. Для меня женатые мужчины — не мужчины. Как бы они не добивались моего внимания. Они были для меня кем угодно, сотрудниками, начальниками, подчиненными, соседями, друзьями, но не мужчинами. Тут я эту женщину просто не видела и не разговаривала с ней. Мое мнение о ней — далеко не умница. Я не высказывала своего мнения о ней Мише. Наш разговор с Мишей закончился тем, что он отказывается от своего сына Артура. Завтра он распиской подтвердит свое решение в Исполкоме Верх-Исетского района. Ой, мамочка! Как же так? Ведь только вчера он хотел, чтобы меня лишили родительских прав. Что творится? И откуда он знает, что надо идти в Исполком и в какой-то расписке отказываться от сына? Где этот Исполком? Заpанее ходили что ли?
—У меня уже есть в семье два сына, — сказал Миша.
Дурак, какой же ты дурак, Миша. Где твои мозги? Одумайся! Оду- майся, пока не поздно. Хотелось мне орать во все горло!
—Хорошо. Я усыновляю Артура, тем более, что сын меня считает своим отцом. Другого отца он не слышал и не видел. В школе он на моей фамилии, — произнес Эдик.
Я едва держалась на ногах. Кто-то помог мне надеть пальто, и мы ушли. Не знаю почему, но они спустились с этажа и шли за нами до входной двери. Дорогой снова прихватило сердце. На улице было очень холодно, и мы в кафе переждали приступ. —Эдик, почему ты сказал, что усыновишь Артура? У нас с тобой раньше был разговор на эту тему, ты не хотел усыновлять его.
—Усыновлю. Я тебя очень люблю, и хочу, чтобы Артур был моим сыном. Сказал там, хотел, чтобы он почувствовал, кого он теряет. Я видел твое лицо, твои глаза, когда он сказал, что отказывается от сына. Не плачь, все будет хорошо.
На следующий день мы встретились с Мишей в Исполкоме. Он впервые был один. Миша на каком-то бланке заполнил отказную. Юрист спросила его:
—Вы хорошо подумали?
—Да.
—Подумайте хорошо. Ошибку будет невозможно исправить.
Эгой же ночью они уехали обратно. Я наревелась. Съездила за Ар- туром. Он так и ничего не понял. Утром отвела Артура в школу. Рас- сказала Римме Ивановне, чем дело закончилось.
—Как отказался? Официально отказался? А зачем ему надо было весь этот спектакль разыгрывать?
—Римма Ивановна, не мучайте меня, пожалуйста. Я ничего не могу ответить, ничего не могу понять и поверить в то, что случилось.
Вскоре Эдуард усыновил Артура в том же Исполкоме. При мне юрист спросила у него.
—Вы понимаете, что с момента подписания вами документа об усыновлении ребенка, вы несете полную ответственность за него?
—Конечно, понимаю.
—Зачем вам это надо?
— Ничего себе вопрос? Они нужны мне. Я очень люблю его мать. Люблю сына. Хочу, чтобы он был моим сыном по закону. Не понятно, что ли?
В глубине своей души я была против усыновления моего сына Лу-каниным. К этому времени я уже хорошо знала его. В его порядочности и надежности, как человека, у меня были серьезные сомнения. Я даже сама боялась признаться в этом самой себе. Посоветоваться мне было не с кем. Потом... рвалась последняя ниточка, соединяющая нас с Мишей.
За 36 лет я звонила Мише несколько раз. Первый раз, когда Артур окончил военное училище и получил звание лейтенанта. Я была горда и счастлива за сына, и немножко за себя. Хотела поделиться с Мишей этой радостью. Мне не верилось и не верится всю жизнь, что Миша с легкостью отказался от сына, и ему не интересно, что стало с его сыном. Второй раз позвонила, когда у моего сына родился сын. Михаил стал дедом. И еще, когда Артур был ранен. Миша ни разу не спросил о сыне. У меня и сейчас один единственный вопрос к Мише. Почему он никогда ни разу не спросил о сыне? Неужели действительно безразлично, кто он? Кем стал? Здоров ли? Трубку брала всегда его жена.
— Пригласите, пожалуйста, Мишу. — Просила я.
— Его нет дома.
Через секунду трубку брал Миша. Боялись? Кого или чего? Как трудно мне ни приходилось в жизни, я никогда не вмешивалась в их жизнь. Так было до тех пор, когда Артуру исполнилось 38 лет, и он решил встретиться с Мишей. Отец оставил его полуторагодовалым. Официально отказался от сына, когда ему было десять лет. Сын мне говорил:
— Мама, я только посмотрю ему в глаза.
Получилось иначе. Расскажу попозже. Артур до 13 лет не знал, что Эдуард не родной ему отец. Ему об этом не говорила даже мать мужа. Рассказала моя родная мама. О маме расскажу в главе «Мама».
Поездка на похороны отца
В отпуск, как всегда, мы собирались вместе всей семьей. В Керчь. К моей сестре Тоне и ее мужу Борису. У Эдуарда отпуск большой и мы решили так. Муж с сыном едут вдвоем, позднее приезжаю я, отдыхаем, и домой возвращаемся все вместе. Мои мужчины уехали в Керчь, а через некоторое время Керчь закрыли на карантин из-за холеры. Что там происходит, в прессе практически не было информации. Я много раз заказывала разговор с мужем, но на разговор приходила одна сестра. Она говорила, что Артур лежит больнице, у него дифтерия. Эдуард с ним в больнице. Мои мысли были чернее черных. Оказалось, что Артур действительно болел и был в больнице, а муж пил ежедневно. Приходил к сестре под утро пьяным, днем спал, а вечером снова уходил. Это я узнала от сестры гораздо позже. Сестра не хотела меня расстраивать. Так продолжа- лось три месяца. 9 августа 1970 года приходит телеграмма. Я очень обрадовалась. Подумала, что муж поздравляет меня с моим профес- сиональным праздником, днем строителя. Читаю. «Умер отец.» Стала собираться на похороны. Поезд шел в 00 часов. До Ирбита ехать по- ездом, а там 60 км по грунтовой дороге, как и на чем придется. Скорее всего на попутке, вряд ли будет какой-то автобус.
Одела черный костюм, черные туфли. Надо купить живые цветы. На плотинке их продают до глубокой ночи. Позвонить сестре в Двуреченск. Зайти на работу к свекрови, сказаться ей и попросить позвонить на мою работу, сказать, что уехала на похороны отца. Купила на плотинке 12 очень красивых гладиолусов и пошла на главпочтамт. Обратила внимание, что за мной идет молодой человек. Видела его на плотинке, и вдруг на почтамте. Может просто совпадение? Позвонив сестре, я поехала к маме. Кафе уже было закрыто. Поворачиваюсь от двери — стоит тот парень. Совпадений быть уже не могло.
—Что вам надо? Чего вы за мной ходите? — Со злостью спроси ла я его.
—На плотинке совершенно случайно я стал свидетелем, что на вас поспорили какие-то ребята. Я решил вас защитить.
Я слышала раньше, что подобное бывало. Услышав это, я очень испугалась. А вдруг этот парень и есть проигравший, и он меня дол жен убить. Чувство страха просто сковало меня. Как на грех погас свет в городе. Остановились трамваи. Темно. Моментально на остановке скопилась толпа народа. Я боялась этого парня, боялась всех. Сколько так продолжалось, даже не знаю. Загорел свет. Вскоре подошел трамвай. Толпа бросилась в него, я тоже. Сама думаю, вот в этой толкотне пырнут меня ножом, и никто даже не увидит, не защитит, В салоне трамвая я снова увидела этого парня. Он пытался пробраться ко мне через толпу пассажиров. Разглядела его при свете. Высокий блондин. Со вкусом и модно одет. В белой водолазке. Тогда это был шик моды. Очень молод и красив. Вроде не похож он на бандита. Да кто знает, какие они бывают бандиты? Молча едем в трамвае.
Доехали до железнодорожного вокзала. Я выхожу, выходит парень. Нужно спускаться в подземный переход. Я боюсь. Вот думаю, он там меня и прикончит. Глухая ночь. Народа в переходе мало. Спускаюсь, не чувствуя своих ног. Говорю ему.
— Я еду в деревню на похороны отца. Я обязательно должна дое-хать. Если со мной что случится сейчас, мама просто не переживет такого горя. Она меня любит. Ей много лет, она больна. Я боюсь вас. Оставьте меня.
А сама и его боюсь, и боюсь тех ребят, о которых он говорил.
— Прошу вас, не бойтесь меня.
Показал свой студенческий билет. Студент УПИ. Зашли мы в би-летные кассы. Я не могу открыть сумочку, достать деньги, трясутся руки. Попросила Владимира. Он достал деньги, купил билет и мы пошли на платформу, т. к. состав был уже на месте. Сразу же зашла в светлый вагон и села на место. Было светло, были люди, и я начала успокаиваться. Владимир рассказал немного о себе. Отслужил в армии. Поступил в УПИ. На втором курсе. Староста группы. 24 года. Живет с родителями. Один сын. Отец — начальник цеха на заводе. Мать пианистка, работает в филармонии.
— Алла, до отхода поезда осталось очень мало времени. Когда вы вернетесь обратно?
— Не знаю.
— Возьмите домашний номер моего телефона. Позвоните, я обя-зательно вас встречу. Алла, вы простите меня, пожалуйста, но я очень боюсь вас потерять. Вы мне очень понравились, как только я увидел вас.
— И вы придумали историю о проигрыше меня?
— Нет, что вы? Не придумал. Как вы появились на плотинке, все внимание было на вас. Вы никого не замечали, а вас заметали все.
— Так уж и все?
— Я наблюдал. Даже девушки.
— О, господи. Что этим людям больше нечего делать?
— Просто вы очень красивая девушка и люди увидели это. Я про-шу, чтобы вы были со мной. Я познакомлю вас с родителями.
— Володя, бог с вами. Что вы такое говорите? Вы совершенно меня не знаете. Я замужем. У меня есть сын. Ему 10 лет. Мне 33 года. Вы ненамного старше моего сына.
— Тем быстрее и лучше я пойму его.
— Вы как будто мне делаете предложение через пару часов нашего знакомства?
— Да, Алла. Умоляю вас, Алла, позвоните мне. Поезд отходит.
Я же хотела только одного, чтобы быстрее тронулся поезд. Все, я в пути. Остальная часть пути прошла без приключений. Дома сразу включилась в заботы по похоронам отца. Мама держалась молодцом. Отец долгое время тяжело болел, был лежачим. Все тяготы его болезни и его характера были на маме. Она очень устала. Сколько горя она натерпелась за все эти годы. Ее спасало еще то, что она плохо слышала. Она просто не слышала тех оскорблений, которыми он отвечал на ее заботу. Приехала Гутя. Приходили соседи, приезжали родственники. Все прошло, как принято. Вечером в доме остались мама со своей сестрой и мы с сестрой. Мы забрались на русскую печь, а мама со своей сестрой сидели за столом и разговаривали. Вдруг мы услышали едва уловимое пение мамы. Мы не могли поверить тому, что слышим. Я не могу и сейчас понять, что это было, хотя прошло после смерти отца 40 лет. Радость освобождения от многолетних страданий? Горечь утраты? Неимоверная усталость или еще что-то другое?
На следующий день все сходили на кладбище. По дороге я рассказала сестре о случае на плотинке. Гутя тоже была напугана. Домой мы решили ехать другой дорогой. Прошли 18 км пешком, потом ехали автобусами с пересадками. Шло время. Чтобы добраться с работы до дома раньше я часто проходила пешком по ул. Ленина до остановки "Площадь 1905 года", это пара кварталов, а там садилась на свой автобус. Так меньше платить за проезд. Прошло достаточно времени после встречи с Владимиром и я снова пошла по ул. Ленина. В первый же раз меня встретил Владимир. Оказалось, он ежедневно после семнадцати часов вечера ждал меня на этом месте. Там, где увидел меня первый раз. Он надеялся, что я обязательно должна здесь приходить. Так и случилось. Владимир снова признался мне в люб-
ви. Был просто счастлив, что встретил меня. На все его предложения, схоить в театр или кино, я не могла согласиться. Даже не было вре- мени и желания просто прогуляться. Ждала с нетерпением своих из Керчи. Нужно было переезжать в новую квартиру. Куча дел и забот, Владимира, его разговоры, его объяснения в любви, я просто серь- езноо не воспринимала. А он не хотел или не мог понять, что между нами ничего не может быть. Каждый день после работы он ждал меня у института. Проходил со мною до автобуса, я уезжала, он оставался на остановке. На завтра снова ждал после работы. В сентябре он с группой поехал в колхоз. Бедный мальчишка. Он поделился со своим отцом, что полюбил женщину с ребенком. И с такой радостью говорил мне, что отец его понимает и поддерживает. Хочет со мной познакомиться. Несколько раз приезжал из колхоза, чтобы просто увидеть после работы. Рассказывал о своей учебе, новостях. Расспрашивал, как я живу, чем он может мне помочь? На Новый Год пригласил к себе в институт на вечер.
— Володя, ты посмотри вокруг себя, сколько красивых девушек рядом с тобой. Зачем тебе нужна я с сыном подростком? У меня со-вершенно другая жизнь, чем у тебя. Другие планы, другие мысли, другие заботы. Зачем тебе все это? Ты молодой, красивый парень. У тебя все впереди. Тебе еще учиться и учиться. Подумай хорошо, и ты согласишься со мной.
— Аллочка, я так много думал о тебе, о нас. Я перейду на заочное отделение, устроюсь на работу к отцу, и у нас все будет прекрасно. Я очень тебя люблю. Мы будем всегда вместе.
Как можно такое говорить, так думать? Практически мы совершенно не бываем вместе. Мы ни разу даже не целовались, он не знает меня, не видел моего сына. Видел меня пару часов, сделал предложение, по истечению полгода делает снова предложение. Абсолютно ничего не требуя от меня, только желание помочь мне. В то тяжелое для меня время, его слова, его признание было поддержкой для меня. На Новогодний вечер в институт к нему я пошла. Уговорил-таки. В душе опасалась, что вдруг однокурсники что-то скажут, не понравлюсь
девчонкам, ребятам. Как он будет себя вести по отношению ко мне при студентах. Моя тревога была напрасной. Его внимание, отношение ко мне было просто изумительное. Мы столько танцевали, смеялись, шутили. Отношения с его группой были просто отличные. Выпили шампанского. Девчонки по секрету сказали мне, как сильно он меня любит. С вечера шли пешком. Настроение было отличное. Шутили, дурачились. Была какая-то сказка. Не хотелось возвращаться в свою бытность. Но надо. Долго, на протяжении полугода я отучала от себя Владимира. Не раз плакали вместе. Если бы мы были одного возраста, возможно, что-то бы изменилось в моей жизни. Мне было приятно его внимание, но я не была влюблена в него. На этом мои огорчения в 1970 году еще далеко не закончились. Нам дали ордер на двухкомнатную квартиру с учетом сдачи ордера моей комнаты. На эту же квартиру дали ордер еще одним жильцам. Сколько стоило времени, сил и нервов, чтобы доказать, что эта квартира для нас. Мы уже сдали свой ордер. Получила ордер. Авария в подъезде, лопнула труба, залили весь подъезд. В конце концов, заехала в новую квартиру. Четвертый этаж, без лифта. Из родственников мужа никто не помог. Со всеми этими делами и переживаниями за сына, за мужа, похороны отца, новая работа, переезд, я очень похудела. Весила не многим более 40 кг. Очень огорчало, что мы разъехались с бабой и дедом. Я предлагала им, чтобы их комнату и нашу новую квартиру обменять на трех комнатную и жить вместе. За 8 лет, прожитых вместе, мы никогда не ссорились, даже когда бабуля сдала меня по полной. Они съехались с подругой бабы в этом же доме на первом этаже, что для них было важным, а нам хотелось повыше. Я часто прибегала к ним. Чем могла помогала, да просто скучала. Со временем дедушка совсем ослеп и скучал по своей Родине (Венгрии). Бабушка не могла ходить. У нее, даже лежа в постели, ломались кости. Я, уже будучи без мужа, помогала их хоронить. Похоронили их рядом на Ивановском кладбище.
Мои возвращаются домой
Снят карантин с Керчи и пришла телеграмма о приезде сына и мужа. Я купила шампанское, накрыла стол в новой квартире, и поехала встречать на ж. д. вокзал. Заехала за мамой. Она жила недалеко от вокзала. И вот мы ждем прихода поезда, разговариваем. Я пригласила ее к нам, заодно и посмотреть квартиру. Когда подходил муж с чемоданом, мама бросилась ему навстречу. Обхватив за шею, расплакалась, крича. —Какую же ты змею пригрел на своей груди. Эта сука со всеми перетаскалась. Что она только тут вытворяла, ты бы знал.
Я опешила. Была просто изумлена. Мы только что с ней разгова-ривали. Я никогда не отвечала на ее оскорбления, унижения. Придя в себя, я сказала.
—Торговка, есть торговка.
Взяла Артура за руку, и мы пошли с ним на автобус, чтобы уехать домой. Муж ничего не сказал ни мне, ни матери. Взял чемодан и они пошли к ней. Настроение у меня было ужасное. Была просто поражена поведением мамы. Но, слава Богу, сын здоров и со мной. Больше я его одного никуда не отпущу. Артуру понравилась квартира. Особенно его комната. Правда, она маленькая, всего восемь квадратных метров, но его. Поздно ночью приехал муж. Мне и сейчас трудно описать мое состояние, мое отношение к нему. За что со мной так? За три месяца, что они были в Керчи, он ни разу не пришел на переговоры. Никакой весточки ни о сыне, ни о себе в такое тревожное время. Жил у моей сестры, не стесняясь их постоянно пьянствовал. При таком оскорблении меня своей мамой, он промолчал. Я не хотела его ни видеть, ни слышать его болтовни.
— Ты же знаешь мою мать, не стоит обращать внимания на нее.
— Так почему тогда ты обращаешь? Почему меня не защитил от этой грязной лжи. Не поехал домой, а пошел к ней. Даже не подойдя ко мне. Сколько я пережила за это время с квартирой. Думала, что отдала комнату и не получим квартиру. Похоронила отца. Даже переезд, сколько сил забрал. Ведь мать твоя даже ничего этого не знала. Я чуть с ума не сошла, ничего не зная о сыне 3 месяца. Мне очень плохо. Я не хочу так жить. Я не хочу вас видеть.
Его разговоры о любви ко мне меня уже бесили. Рано утром прие-хала его мама с Эммой. Прямо с порога, не замечая меня:
— Ты что меня обманул? Сказал, что заберешь вещи и приедешь ночью. Ты же пообещал, что жить с ней больше не будешь.
Мне было плохо. Болело сердце. Я собрала сына и мы ушли с ним на улицу. Вслед она кричала:
— Вот видишь, какая она? Даже разговаривать не хочет.
Артуру было десять лет, и он многое уже понимал. Мне хотелось оградить его от взрослых проблем, от хамства, да, откровенно говоря, от издевательства над нами. Я пыталась скрывать от него мое истинное состояние. Не плакала при нем. Так наша жизнь в новой квартире сразу незаладилась. Переехав из комнаты в 2-х комнатную квартиру, ощутимо не хватало мебели. Поездки по магазинам заканчивались испорченным настроением. Однажды мне повезло. Зашла после работы в магазин, а там продавали кресло-кровать, что мы так долго искали для Артура. У меня не хватило денег. Я оставила в залог свои часы до 19 часов и поехала домой за деньгами. Приехав домой, взяла деньги и бегом на остановку. Автобуса, как назло, нет и нет. Времени оставалось в обрез. Смотрю «летит» такси. Я подняла руку. Водитель со страшным скрежетом проехал мимо и остановился. Я подбежала к машине и выслушала целую лекцию, что поздно подняла руку.
— Послушайте, давайте побыстрее поедем, а то магазин закроют и я ничего не куплю, еще и часов могу лишиться.
Рассказала водителю, куда и зачем надо ехать.
— Что ты сама занимаешься такими делами? Муж-то где?
— На кладбище.
— О, Господи. Царства ему небесного.
— Да вы что, с ума сошли? Он же пошел привести в порядок мо-гилку отчима, завтра у него день памяти.
— Ну и ну. С вами не соскучишься
Подъехали к магазину за 10 минут до закрытия, а нас уже не пускают. Водитель стучит в дверь и кричит
—Моя жена оставила в залог часы, пропустите нас.
Пропустили нас. Купила я кресло-кровать, отдали мне часы. Вы- тащили кресло на улицу, т. к. магазин закрывали. Как его увезти домой? Не знаю. Водитель стал его затаскивать в свою машину. Не получается. Прохожие, видя, что водитель не может затолкнуть кресло, давай помогать. Вышел продавец, молодой парень, помогать. С шутками, со смехом затолкали кресло в машину. У подъезда встретил сын. Покупке он очень обрадовался, но покупку никак не могли вы тащить из машины. Столько времени потерял водитель. Опять с по мощью соседей вытащили кресло.
Так я купила кресло-кровать для сына. Познакомилась с водителем такси Юрием Колясниковым, которому я была очень благодарна за помощь. Вряд ли мне без него удалось бы купить. Со мной он потерял уйму рабочего времени, а заплатила я по счетчику. За помощь не взял. Эдику я рассказала, как покупала кресло. Как затаскивали и вытаскивали из машины. Похвалила водителя. Ночью вижу во сне Юрия. Он лежал в канаве у дороги пьяный. Я разбудила его, помогла подняться на ноги. Дальше сон как-то прервался. Или из-за этого сна, или из-за его доброты я вспомнила о нем. Как он накричал сначала на меня, как стучал в магазин, как втаскивал и вытаскивал кресло из машины — все это мне понравилось, и была приятна его забота, 23 апреля, буквально на завтра, муж пришел с кладбища изрядно выпивши. Там он встретился с матерью, братом и сестрой. Мать, как всегда, обвинила меня, что я не пришла.
—Эдик, помнишь, как прошлый год она меня прямо на могилке отчитала? Чего ты приходишь, если человека ни разу живым не видела? Что тебе тут делать? Здесь собираются близкие родные люди.
—Ведь до этого, пока мать не ругалась, мы с тобой ежегодно хо- дили. Убирали могилку вместе. Я не пошла, чтобы мать не ругалась. Поминки я с тобой отправила. Мы же с тобой договорились. Что я не так сделала?
—Могла бы и сходить. Может быть она не стала ругаться?
—Почему ты трезвый говоришь одно, выпивши другое. Сколько можно издеваться надо мной? Когда вы устанете зло делать?
—Не нравится, иди отсюда.
Ссора. Взяла я Артура за руку и пошли мы с ним, куда глаза глядят.
—Мама, ты не плачь. Я скоро вырасту, тогда он нас не выгонит.
Я не могла придумать, что мне делать? К его матери не пойдешь. Близких знакомых, чтобы переночевать нет. Как скажешь, что пьяный муж выгнал. Стыдно. В гостиницу дорого. Нет таких денег. Решила ехать на ж.д. вокзал, там переночевать, а утром уехать к сестре в Двуреченск. На вокзал надо ехать с пересадкой на улице Вайнера. Доехали. Пошли на автобус. Вдруг слышу:
— Алла, куда это вы направились на ночь глядя?
Это был Юрий. Оказывается, он живет в центре города, на этой улице. Шел домой. Видя заплаканное лицо мое, он спросил:
— В чем дело?
— Да все в порядке. Мы решили побыть на вокзале, а завтра утром едем к сестре.
— Пойдемте ко мне, здесь рядом. Не бойтесь. У меня ночуете, а завтра мне на работу. Я вас отвезу к сестре.
Было стыдно, но я понимала, что для Артура лучше будет у Юрия, чем на вокзале. Артур обрадовался дяде Юре, и мы согласились идти к нему. Юрий жил в 3-комнатной коммунальной квартире, занимая большую комнату с огромной лоджией, с видом на центральную улицу. Он жил один. В комнате было неуютно. Окна грязные. Голый стол был с отчетливым следом горячего утюга и ножа, который с большой силой всаживают в столешницу стола. Было большое желание уйти побыстрее, но куда? Как-то страшновато. Я не знаю этого человека. Хорошо, что он трезвый. Мы остались. Легли с Артуром на кровать, а Юрий на раскладушку, которую принес от соседки. Артур быстро уснул. Мы проговорили часов до четырех.
Юрий рассказал о себе, о своих родителях, которых уже нет в жи-вых. Был женат. Есть дочь Лариса. Он из Крематорска. Жена и дочка живут там. Никогда не любил жену, поэтому не может быть с ней. Так получилось в жизни. Брак не расторгнут, но не живут уже 28 лет. Жена так больше и не вышла замуж.
Многочисленные знакомства с таксистом заканчиваются после одной ночи и больше не продолжаются из-за доступности девушек. Так проходят годы. Познакомился с женщиной. Понравилась. Она ушла от мужа профессора. Скрыла, что у нее две взрослых дочери, которых оставила мужу. Но жизнь не сложилась, после профессорского обеспечения и профессорской квартиры, таксистское быстро наскучило. Расстались. Утром Юрий сходил за машиной и отвез нас в Двуреченск. Мы с Артуром должны были приехать домой в воскресение к вечеру. Неожиданно днем в воскресение приехал Юрий со своим сменщиком за нами.
—Юрий, что вы делаете? Зачем приехали? У меня нет денег, разъ- окать на такси в такую даль ежедневно. — Возмущалась я.
—Вы не заказывали такси. Вам не за что платить, это наше желание приехать.
Домой мне ехать не хотелось. Надоели скандалы, пьянство мужа. Вдруг муж опять пьяный. Когда выгонял нас, знал, что нам идти некуда и мы придем обратно. А получилось так, как получилось. Мы приехали. Муж был трезвым. Он не скандалил, но и не извинился. Отношение к мужу не однозначно. Когда был трезвый, можно жить, если не вспоминать плохое, которого стало гораздо больше, чем хорошего. Что мне делать? Усыновил Артура. Любит. Хочет быть вместе. Я тоже хочу, чтобы была семья, но не такая как у нас. Ушла с такой работы только из-за мужа, чтобы он был спокоен. А каков результат? Где он этот результат? Он ссылается, что пьет начальник (подполковник). Неудобно отказаться. И не пойдешь, не пожалуешься, что семья на грани распада. И от мамы его поддержки не дождешься. Живу, как на вулкане последнее время. Тревога и пустота в душе. Очень часто стало болеть сердце. Вспоминаю Юрия. Несколько раз заходила в телефонную будку, но так и не хватило смелости набрать его номер телефона. Я помнила его грязные окна. Очень хотелось, чтобы у него все было хорошо.
Развод
Время идет быстро. Скоро Новый Год. Как всегда с друзьями решили его встретить у нас. Подготовка шла полным ходом. Распределили обязанности. Уже оформляли красочно квартиру. Готовили юмористическую газету с фотографиями. Закуплены продукты, фрукты, шампанское и все необходимое. Каждый готовил себе новогодний костюм. Я после работы 30 декабря еще побежала по магазинам купить подарки своим. У нас жила моя мама. Она больна. Ей нужно было особое внимание. Пришла домой часов в семь вечера. На площадке меня встречает соседка по площадке.
Аллочка, сегодня Эдуард Борисович пришел домой никакой. По лестнице поднимался, то пританцовывал, то матюгался. В какой-то мазутной грязной шапке. Я его таким никогда не видела.
Выслушав, я хотела открыть дверь ключом, но она была закрыта на задвижку. Я долго стучала, звала, все напрасно. Мама слышала мой голос, подходила к двери, но не могла (в силу своей болезни) понять, что нужно сделать. Я просила ее разбудить мужа. Муж не мог проснуться. Так я с 7 часов вечера проторчала около двери до 10 часов.
Наконец муж подошел к двери, и долго, очень долго не мог открыть дверь (отодвинуть задвижку). Зайдя в прихожую, я увидела мужа в зимней одежде и обуви. Сломан нос. Поразили его глаза. Они были совершенно мутно-зелеными, а не карими, как обычно. Я поставила сумки, повесила свою шубку, и не успела закрыть шкаф, как муж сбил меня с ног, ударив по голове. Я стояла к нему спиной, закрывая шкаф. Муж молча избивал меня, не давая подняться. Бил головой о пол, пинал, рвал на мне одежду, удары просто сыпались на мою голову. И все молча. Я только говорила ему:
— Эдик, это же я, Алла. Эдик, остановись.
Всю одежду на мне порвал. Платье превратилось в какие-то лен-точки, лохмотья. Он стал меня душить. Я не могла уже дышать. Чув-ствую, что теряю последние силы и сознание. Мне удалось согнуть свои ноги, и выпрямив их, столкнуть его с себя. Дверка шкафа была открыта, и он завалился спиною в шкаф и сел там. Пока он поднимался, я успела схватить шубку и выбежать на площадку. На площадке были мои спасители-соседи, милые старички, семейная пара. Они всегда переживали за меня и готовы были прийти на помощь. Соседи зашли к нам. Я спустилась на улицу. Что мне делать? Прислонилась к стене дома, стою плачу. Лицо мое распухло мгновенно. Даже глядеть трудно, заплывают глаза. Кровь течет.
— Девушка, что случилось?
Повернулась, вижу капитан милиции.
— Понятно. Где вы живете?
— Четвертый этаж.
— Идемте.
— Боюсь. Муж очень пьян.
Действительно боюсь. Милиционер худенький, маленького роста. Поднялись в квартиру. Что-то выяснять с мужем не было смысла. Он вел себя при капитане отвратительно. Хамил ему. Капитан предложил проехать в отделение милиции.
— Вы не имеете права меня забирать, я офицер.
— Хорошо, я вызываю военный патруль.
— Не надо вызывать, я поеду. Где моя шапка? Найдите мне мою шапку.
— Эдуард Борисович, вы пришли с работы в чужой шапке. Я видела. Вот она. — Сказала соседка, подавая мазутную шапку.
Выругавшись и бросив шапку на пол, муж пошел к двери. Мужа увели. Зимой, в мороз, пошел с лысой головой. Ушли изумленные по- ведением мужа соседи. Успокоила, уложила в постель перепуганную маму. Сына все еще нет из школы. Он предупреждал, что в школе будет вечер, он задержится. Беспокоюсь за него. Пошла в школу. Хорошо что было темно, и не было людей. Дошла до школы. В школе все окна темные. Пошла обратно. Артура шубка висит в прихожей. Он пришел домой. Тихо. Подумал, что мы спим. Прошел к себе и лег спать. Я зашла к Артуру, он еще не спал.
—Мама, мама, что случилось?
Рассказала. Оба наплакались. Ночью у меня поднялась высокая температура. Болело все тело, болела голова. Тошнило. Руки не под-нимались выше пояса. Утром позвонила на работу, попросила прие- хать свозить в поликлинику. Приехала сотрудница. Объяснять мне ничего не надо было. Поехали в поликлинику. Артур остался дома один. Он учился во вторую смену. Без меня пришел Эдуард. Артур только спросил:
—Папа, что же ты сделал с мамой, за что?
Муж набросился на него с кулаками, Артуру было 12 лет. Когда приехала из поликлиники, видела, что Артур плакал. На нем был свитер, с разорванным воротом. Артур не стал мне все рассказывать. Ему было тяжело, и в таком состоянии надо идти в школу. И боль, и обида, что не может постоять за себя, защитить меня. Муж забрал все, что было куплено к новому году, и ушел, не дождавшись меня. Я обзвонила всех друзей, что встреча Нового Года отменяется, не объясняя причины. Поздно вечером звонок в дверь. Пришел друг и сослуживец мужа. Он был в командировке и не знал, что встреча отменена. Увидев меня он, долго стоял молча.
—Аллонька, что с тобой случилось. (Владимир, и еще одна моя подруга Рая, всегда называют меня Аллонькой.)
—Эдуард избил.
—Такого не может быть. Он не мог так сделать, он очень тебя любит. —Еще больше он любит выпить. Сделал, Володя.
Я попросила его не уходить, если нет других планов по встрече праздника. Я боялась прихода пьяного мужа. За праздничные дни Эдик не приходил. Позднее, я узнала, что 30 декабря муж выпил на работе со своими коллегами. Пошел с работы через Центральный стадион . Там познакомился с какими-то мужчинами. Выпили вместе. Поссорились. Они избили его. Сняли норковую шапку. Сломали нос, серьезная травма ноги. Избивая меня, он думал, что он бьет своего обидчика. Я очень хотела, чтобы у меня была семья. Все делала, чтобы сохранить ее. Но все мои старания были напрасны. Я не могу ему простить избиение себя, а избиение сына, тем более. Я его еще раньше предупреждала, заденешь Артура — развод. Суд проходил для меня очень тяжело, да еще разболелось сердце. Из-за слез я не могла говорить. Конечно, у меня к этому человеку уже не осталось ни каких добрых чувств. Я хотела иметь семью, оберегала эту семью. Семью разрушила не я, а муж, который всегда кричал о своей любви ко мне. Он променял меня на водку, на тот самый спирт, которого было вдоволь на работе. Мне было бы менее обидно, если бы он кого-то полюбил. Я бы поняла и отпустила его. Сейчас на суде перечисляет, что ему надо из вещей, из мебели. Называет мебель, которую мы взяли в кредит на меня, и я заплатила только первый взнос. Судья переспросил у него,
— Действительно ли так, как говорит жена.
— Да, так.
— Что получается? Вы хотите взять мебель, за которую будет рас-считываться ваша жена? Это не по-мужски, и не по закону.
Нас развели. Разменом квартиры муж не занимался. Когда я на-ходила очередной вариант, он отказывался, даже не смотря комнаты. В нашей квартире он повесил висячий замок на дверь маленькой комнаты и затащил в комнату все, что можно было затащить. Приемник, телевизор, всю посуду, кресла и т.д. Даже снял шторы в нашей комнате. Была голая комната. Когда приехала навестить нас моя сестра, не было даже чашки, чтобы напоить чаем. Делал нашу жизнь невыносимой. Пьяные скандалы, угрозы. Маму я отвезла к сестре. Сама часто лежала в больницах. Дома оставался один сын, наедине с пьяным зверем. Эдуард взял пропуск у сына и приходил в палату больницы, устраивая там разборки. Мне становилось хуже и меня не выписывали из больницы. Сын приходил ко мне по два раза в день под окно. Когда шел в школу, и когда возвращался из школы. Было уже темно.
— Аличек, тебе же не видно меня.
— Мама, я вижу твое отражение на стекле рамы.
— Как там дома, сыночек? — Все хорошо. Ты не волнуйся.
— Как дела в школе?
— Хорошо, мама.
— Беги, сыночек, домой. Уже поздно.
Так сын говорил мне, чтобы я не переживала за него. Помню на Октябрьские праздники я отпросилась у заведующего отделением домой на ночь. Аличек был дома один. Поздно вечером приходит Эдуард пьянющий, все лицо в крови. Сама боюсь, но думаю хорошо, хоть сын не один. Спать легли с сыном вместе на одну кровать (больше и не было). Спустя, наверное, год сын вспоминал.
—Мама ты мне говорила, не бойся, сынок. Все будет хорошо. Я нисколько не боюсь. А я чувствовал, как тебя трясло.
Однажды после прихода мужа в больницу ко мне, у меня резко ухудшилось мое состояние здоровья. На обход приходит врач ко мне и вслух говорит.
—Ничего не могу понять, что с вами происходит? Топчемся на одном месте.
—К ней вчера опять муж приходил.
—Вот в чем дело, вернее в ком. — Сказала врач.
—Выпишите меня, пожалуйста. У меня дома один сын.
Врач ушла. Ближе к концу дня вызывает меня к себе в кабинет. Посадила меня напротив себя, и начала разговор глаза в глаза.
—Выслушайте меня, Алла. Если так будет продолжаться ваша жизнь, ваш сын навсегда останется один, поверьте мне. И это может быть очень скоро. Не хотите думать о себе, подумайте о вашем сыне. Бегите от своего мужа куда угодно. Дальше будет еще хуже.
Поверьте мне.
И рассказала мне про свою аналогичную жизнь. Она бросила все. Работу, квартиру, абсолютно все. Забрала дочку и из Владивостока приехала в Свердловск, и вот живут спокойно.
—Я выпишу вас, но он не оставит вас в покое. Он будет издевать- ся над вами. Вы снова попадете к нам. Хорошо, если живой. Сколько это может продлиться? Без него вы успокоитесь, уйдет от вас и аритмии. уйдет тахикардия. Сердечко ваше успокоится и окрепнет, пока порока сердца не нажили. Послушайте меня, бегите от него. Обещайте мне.
—Обещаю, Валентина Борисовна. Верю вам. Спасибо большое.
—Завтра я вас выпишу. Берегите себя и сына. Будьте осторожны.
Я продолжала искать размен квартиры. Варианты были, но муж продолжал отказываться каждый раз. Принудительно, через суд можно, но люди не хотели ждать суда. Разрубив один узел, как я считала, разведясь с мужем, я решила сменить работу. Не хотела, чтобы на работе знали, как я живу. Правда, дальше от дома. На работу надо было сейчас ездить на автобусе с пересадками.
Новая работа
Мне хотелось начать все с начала. Меня приняли ведущим инженером в строительный отдел № 1. Я и на бывшей работе была уже ведущим инженером. Эту работу я хорошо знала. От коллектива я не была в восторге. Не было никакого задора, интереса, что ли, у людей. Больше болтовни, чем работы. Ко мне относились спокойно, хорошо, но я чувствовала какой-то холодок от некоторых сотрудниц. Вроде все хорошо, но что-то не так. Спустя какое-то время я узнала, что при поступлении мне дали оклад выше, чем у работающих здесь в этой же должности. Ведущим инженером хотела быть женщина из нашей бригады. Я этого ничего не знала. Моей вины в этом не было, но чувство неловкости у меня осталось. Не могла же я идти в отдел кадров и просить меньший оклад, чтобы утешить сотрудницу. Или ходить, натягивая улыбку. Я не могу притворяться, я просто не умею этого делать. Заявление на увольнение у меня не приняли. Главный инженер института предложил перейти в другой строительный отдел на должность руководителя экстремальной группы.
— Что-то о такой я здесь и не слышала.
— Ее пока нет. Вы ее организуете и возглавите.
— Какие задачи у этой группы?
— Наш институт многие годы в основном занимается привязкой типовых проектов к местным условиям. Нам необходимо самим раз-рабатывать планировку помещений, расчет и замену конструкций, принятых в типовых проектах, на местные конструкции и материалы. Необходима такая работа.
— Да, работа очень интересная, ответственная, но не пойду.
— Почему?
— Я думаю, для этой работы у вас найдутся желающие из ваших кадров, а я новый человек в вашем институте. Будут опять недовольные.
— Послушайте, Алла Ивановна. Мы переведем вас в другой отдел. Начальником там очень сильный и грамотный специалист. Энергичный, знающий. Вы с ним сработаетесь. Соберем собрание отдела, объясним задачи группы. Объявим вас руководителем группы. Желающих работать с вами вы будете сами отбирать. Если желающих не будет, наберем новых специалистов. Согласны?
— Согласна. Меня это устраивало. Работа интереснее, оклад больше. Больше, чем у других руководителей групп. Вот собрание. Ведет собрание на- чальник отдела Ищенко Александр Дмитриевич. Присутствует глав- ный инженер института Николай Яковлевич. Опытный, истинный строитель. Пожилой человек. Я волнуюсь. Как меня примут в отделе. Все знали, что я работала в первом отделе. Все мои волнения были на- прасны. Главный инженер прочел приказ о моем переводе и назначении. О задачах и планах этой группы. Озвучил должностной оклад (так мы договорились) После собрания ко мне сразу подошли две девушки.
—Алла Ивановна, можно с вами поговорить? Я Оля, техник. Пол- года аботаю. Практически ничего не делаю. На побегушках в группе. Ничего нового не узнала за это время. Очень хочу с вами работать.
—Хорошо, Оля. Напиши заявление на имя начальника отдела о переводе в мою группу.
—Ой, спасибо, Алла Ивановна.
Другая девушка Лена. Постарше. Инженер. Опыта больше. Краси- вая графика. Недовольна своей работой и отношениями в группе. Де- вушки обе из одной группы. Так наша группа с первого дня была три человека. Сразу же был объем работ. Так прошло месяца три. День был пасмурный, холодновато. К вечеру еще пошел небольшой дож- дик. Рабочий день закончился. Я надела рабочую фуфайку на свою одежду, в которой ездили в колхоз, и пошла на остановку автобуса. На остановке сразу же ко мне подходит молодой человек с красимым букетом роз.
—Это вам.
—Вы ошиблись. Я вас не знаю.
—Действительно, вы меня не знаете, но этот букет для вас.
А розы такие красивые, и на их лепестках капельки дождя. Очень красиво!
—Объяснитесь, кто вы и по какому поводу цветы?
—Примите, пожалуйста, цветы. Спасибо.
Илья
Он попросил меня пройти пешком и стал рассказывать.
— Еще в начале лета я увидел вас в автобусе. Вы ехали на ж.д. вокзал. Вы мне очень понравились, но я постеснялся к вам подойти. Я постоянно думал о вас. Искал вас. Спустя какое-то время, я увидел вас в окне автобуса, идущего по ул. Декабристов. Я понял, что вы местная, и стал при малейшей воз-можности искать вас на этой улице по ходу автобуса 18-го маршрута. Я нашел вас, но подойти так и не решился опять. На этой остановке вы ждали автобуса после работы и уезжали. И вот сегодня я насмелился подойти к вам и подарить вам цветы.
Так мы шли пешком под моросящим дождичком и разговаривали. Как-то так получилось, что я ему, чужому человеку, рассказала о себе, что я болею. Часто лежу в больнице. Сын Артур. Мы его часто зовем «Алик». Развелись с мужем, но ни как не можем разъехаться. Выложила все, как было, и даже на душе как-то легче стало. Так в разговоре мы дошли до нашей улицы. Поворачиваем за угол и чуть не столкнулись с Эдуардом.
— А, цветы. Я так и знал, что у тебя кто-то есть. — Эдуард был не-много выпивши. — А ты кто такой? Ты знаешь, что у нее есть сын?
— Знаю.
— Ты знаешь, что она больна?
— Знаю.
— Так, значит, вы давно встречаетесь. А я, осел, вот когда узнал.
— Наверное, осел, раз такую женщину обижаешь.
Мы тихонько пошли дальше. Что удивительно. Муж стоял, что- то еще кричал, но ведь не набросился на Илью. Около дома был Артур, он уже ждал меня. Познакомила их с Ильей.
Удивительно, но Илью тоже называют Аликом. Тот Алик, другой Алик. Посмеялись по этому поводу, и мы с Артуром пошли домой. Муж пришел домой очень пьяный. Спустя столько лет не могу даже сейчас описать его издевательства и оскорбления. Кричал на меня, на сына. Посмотри, какая у тебя мать. Плевал на меня. Я только просила сына:
— Аличек, молчи. Ничего не говори, не отвечай ему. Он специально провоцирует на драку. А нам с ним не справиться.
На полу лежала дорожка. Мы стояли на ней. Он стал вытягивать из-под нас эту дорожку. Угрозы и маты разносились по всему дому. Было уже темно. Я вышла на балкон и почему-то крикнула:
— Алик, где вы?
Из темноты, в дождь:
— Я здесь.
Наступила тишина. Даже Эдик перестал орать. Я и подумать не могла, что Илья не ушел.
— Можно мне зайти?
— Да, Илья. Поднимитесь.
Мужа как ветром сдуло из нашей комнаты. Он зашел в свою ком- нату, закрылся на ключ и стал орать. Илья подошел к его комнате, постучал.
—Открой дверь, поговорим. В ответ мат из-за закрытой двери.
—Если ты сейчас же не прекратишь орать, я вынесу эту дверь вме- сте с тобой из квартиры. И ты сюда больше не зайдешь. Посмеешь хоть раз обидеть Аллу или Артура, будешь иметь дело со мной.
Удивительно, но помогло. Замолчал. Как будто его там и нет. Kaкой подлый трус, он и раньше доказывал это не раз. Воюет с тем, кто слабее его. Мы с Артуром успокоились.
—Илья, я даже не знаю, кто вы?
—Я работаю на 79-м заводе. Рабочая специальность. Но мне нра- вится моя работа. Я ударник коммунистического труда. Зарабатываю хорошо Женат. У меня два сына. Живем в бараке, в комнате. Кори- дорная система. Жена рабочая на фабрике «Спорт обувь».
Посидев немного, я проводила тихонько Илью, чтобы муж не знал, что мы остались с сыном одни. Струсил Эдик, видя сильного, смелого Илью. Муж перестал врываться к нам в комнату и издевать- ся над нами. Даже пьяный уходил к себе, правда, приходил поздно.
Когда его не было, нам с Артуром было спокойнее. Я иногда думала, что если бы Юрий знал, как нам живется с Артуром, он бы тоже помог нам. Я стеснялась ему позвонить, сказать как мне плохо. На завтра, в его обеденный перерыв, Илья подошел к нашему институту. Я сказала, что ночь прошла спокойно. Поговорив минут 15, Илья убегал, чтобы успеть на работу. У них на заводе была пропускная система. Надо еще успеть до завода доехать. Илья часто приходил к институту и обязательно с цветами. За 15 минут много не поговоришь. Я не всегда могла выйти. Илья попросил разрешения встретить меня по- после работы. Мы пошли той же дорогой, когда я увидела его в первый раз. Шли молча. Илья тихонечко напел какую-то песню.
— Что это за песня? Красивая, но я никогда не слышала ее.
—Я ее написал только вчера. Эта песня о нас. О моей любви к тебе. Я тебя люблю. Очень люблю, Аллочка. Еще не зная тебя, только увидев тебя, я полюбил. Я постоянно думаю о тебе. Я вижу тебя, когда тебя нет. Писал эту песню дома, играя на пианино. В проеме двери стояла ты и улыбалась. Я видел тебя. Жена спросила меня: ты кого- то полюбил? Да, — ответил я ей.
Илья, ты пугаешь меня. Как же можно так? Я совершенно не готова к каким-либо отношениям. Я благодарна тебе за помощь, за поддержку и не более. Ты интересный, сильный, красивый, внима-тельный человек, но не мой. У тебя семья. Мне надо решать свои про-блемы, у меня их выше головы. Ты сам был свидетелем.
— Послушай, Алла, о моей семье. Мы с женой уже давно чужие люди. Мы не любим друг друга, но мы не можем разъехаться. Нам не разменять комнату. Я мог бы снять квартиру или уйти в общежитие, но я боюсь оставить детей с ней. Старший сын Эдик, стал по ее вине инвалидом, с тех пор ее для меня нет.
— Как это случилось?
— Я работаю посменно. В день, в ночь. Когда я уходил работать в ночь, а она, утром уходя на свою работу, брала с собой выходную одежду. После работы, не заходя домой, шла гулять. Ходила в кафе, в рестораны. Дети были предоставлены сами себе. Старший сын неудачно упал с сарая. Травмы головы, позвоночника. Соседи отправили в больницу на скорой. После длительного лечения он плохо ходит. Инвалид.
После этого случая соседи рассказали Илье о его жене все, что знали. Илья не смог простить жену. Они только остались жить в одной комнате. Понимая Илью, я не могла ему ответить взаимностью. Он снова и снова приходил к работе с цветами. Илья рассказал, что жена вызвала из Владивостока его родного брата летчика, рассказала его отцу, что Илья полюбил другую женщину, и просила их помочь сохранить их семью. Она просила встретиться со мной, или они придут с его отцом ко мне на работу. Все услышанное мне было неприятно, у меня своих забот хватает. Согласилась на встречу с ней. Был солнечный теплый вечер. После работы я пошла в сквер около оперного театра, как договорились. Села на скамеечку. Моя совесть была чиста перед собой и перед этой женщиной. Моей вины нет, что меня полюбил ее муж. Подходит и садится на скамейку рядом со мной женщина. Когда она подходила, еще не зная, она ли, я обратила внимание, что очень тяжело идет. Как будто с каждым шагом, что-то вдавливает в землю. Какая-то грузная что ли, раскачивается из стороны в сторону. Рыжая. Ярко рыжая. Окрашенные или натуральные волосы, не знаю. Я терпеть не могу рыжие волосы. Большая копна волос, красиво уложенных в парикмахерской. Маленькие, желтоватые глазки. Яркая многоцветная одежда. На мой взгляд, полнейшая безвкусица. К сожалению, неприятное впечатление произвела. Куда ей до Ильи.
— Вы Алла Ивановна?
— Да. Вы хотели меня видеть? Слушаю вас.
Молчит.
—Илья любит вас.
—Знаю.
—Оставьте Илью детям, семье. Вы очень красивая, вы еще най-дете себе.
—Я никого не теряла, и никого не ищу.
Я почувствовала какую-то злость к этой женщине, из-за ее же сына инвалида, из-за ее разгульства. И тут пришла, как матрешка разукрашена. Оставьте в семье. Сама же семью разрушила. А может,
Илья мне неправду сказал, такое тоже бывает, подумала я, и спросила:
—Илья любит вас?
—Нет.
—Вы любите Илью?
—Нет.
—Какая же это семья? Вы оставляли детей одних ночами. Уходи- ли гулять, когда муж зарабатывал деньги для вас?
—Да. Сейчас я все поняла. Если Илья уйдет, мне не справиться одной с детьми. Оставьте отца детям, я вас очень прошу, Алла.
Не ответив ей, я поднялась и ушла. Значит, Илья мне говорил
правду. Мне стало жаль эту заблудившуюся женщину. Я не имею пра-
ва судить ее. В обед приехал Илья. Разговора не получилось. После
работы он встретил меня. Шли пешком. Илья говорит:
—Как прихожу с работы, отец, брат и жена одно и то же твердят. Подумай, подумай о детях. Эдика без тебя и в больницу не свозить. Что они будут делать? А я сижу с ними и никого не вижу, кроме тебя.
—Илья послушай меня. Ты любишь своих сыновей. Они тебе до- роже всех. Ты им нужен. Понимаешь, нужен. Даже больше, чем твоя жена. Ты это знаешь. Нельзя тебе поступать с ними так, как она по- ступала с ними. Она ошиблась. Сейчас все поняла. Ваши дети ни в чем не виноваты. Вы оба нужны им.
—Я люблю тебя, Аллочка.
—Время, Илья, хороший лекарь. Мы не можем быть вместе. У тебя своя жизнь, у меня своя жизнь. Ты даже не представляешь, сколько у меня проблем. Неизлечимо больна мама. У меня проблемы со здоровьем. Проблемы с сестрой. Ты же не знаешь всего. Давай каждый будем разбираться в своих проблемах. Ты успокойся, Илья. Не предавай своих сыновей, чтобы потом не казнить себя, как сейчас казнит себя твоя жена. Ей сейчас очень плохо. Прости ее ради ваших же детей. Не приходи больше ко мне в институт. Ты сам сказал, что стал работать хуже.
— Не могу я так больше жить. Я уйду. Уйду в общежитие. Понимаю все, но не могу ее видеть, зная, что ты есть. Знаю, что тебе трудно. Ты нуждаешься в моей помощи. Разреши, хоть помогать тебе, я ведь видел, слышал его.
— Ты уже помог мне. Я тебе благодарна очень, Илья. Только ты не мучай себя. Не приходи, не ищи встреч со мной. Пойми меня, Илья. Прошу.
На завтра в обед Илья пришел с цветами.
— Илья, мы вчера поговорили обо всем. Я просила не приходить. Ты нужен детям. Ты должен быть в своей семье. Мы никогда не сможем и не будем вместе. Я помирилась с мужем. Цветы принять не могу.
Ушла.
Вечером выхожу с работы, а цветы лежат на снегу. Что за разговор был у них дома, не знаю, но в обеденный перерыв около института ходила жена Ильи с его отцом. В институт не зашли.
В действительности не могло и быть речи, чтобы я помирилась с Эдуардом. Узнав о жизни Ильи, мне было искренне жаль его. Я совсем не хотела причинять ему боль. Еще много раз, выходя из института, я видела цветы на снегу.
На много лет забегу вперед и скажу. Сменила работу, сменила квартиру, Илья нашел меня. Мой сын учился уже в военном училище, я была одинока. Мы долго разговаривали. Илья сказал, что вырастил детей, хорошо подлечил старшенького, с женой давно разошлись. Одинок. Как и прежде, любит меня.
— Готов сделать для тебя все, чтобы ты была счастлива.
— Ты не обижайся, Илья. Я хочу быть одна. Вместе мы не будем. Не приходи.
Илья приходил еще два раза. Последний раз я не открыла дверь.
Дома больших скандалов стало меньше. Мы жили, как чужие люди. Соседи. Утром сын собрался в школу и попросил у меня рубль. Надо было за что-то сдать по рублю в школе. У меня денег не было. В этот день я должна была получить получку.
— Что ты не сказал вечером, я бы попросила у соседей. Рано утром идти неудобно.
Из комнаты вышел Эдуард. Я попросила у него до вечера рубль.
— Обойдетесь.
Обошлись. Пошла и заняла у соседки. В тот же день написала и от-несла заявление на алименты.
Издевательства Луканина
Страшно и сейчас вспоминать тот вечер, когда он пришел с ра-боты, получив много меньше, чем обычно. Пьяный, наорав-шись досыта.
—Ха-ха. Я нищим не подаю, так это вам, нищете, от меня подачка. Возьмите, подавитесь, а то еще с голоду сдохните.
—Нет, Эдуард. Это не твоя подачка. Ты рубля не одолжил до вече- ра. Это законно удержанные с тебя алименты. Ты на себя брал обяза- тельства, усыновляя Артура, тебя никто не просил об этом, тем более не принуждал, это было твое желание. Обязательства надо выполнять. Не ори на меня.
Получая алименты первый раз, я была удивлена.
—Так много. Это за несколько месяцев?
—За один месяц.
Вот паразит. И тут обманывал. Когда у меня жил семь месяцев без единой копейки, матери отдавая свою стипендию, он еще считал мои деньги. Сколько брала денег, идя в магазин. На сколько рублей купила продуктов, подсчитывал. Считал сдачу. Мне и в голову не приходило что-то скрывать, хитрить. Не могла дождаться того времени когда мы разъедемся.
Что греха таить, часто вспоминала Юрия. Понравился мне этот человек. Добрый. Мужественное, красивое лицо. Его смущенность до покраснения лица. Такой человек не может быть подлецом. Сколько времени прошло, даже не знаю, я ему позвонила. Удивительно, но он был дома, и как будто ждал моего звонка. Узнал по голосу и был рад. И пообещала, что в следующий выходной мы приедем к нему в гocти с Артуром, и наведем у него порядок. Юрий принял это за шутку, а мы пришли. Он был трезв. Вымыл даже пол. Все-таки, похоже, он нас ждал. Пришел его старший брат Василий. Познакомились. Я выпроводила их гулять, а сама принялась за дело. Сначала за окна, потом за лоджию. Переставила мебель по своему усмотрению. Стало уютнее, светлее. Закрыла комнату, отдала ключ соседке и мы ушли, Вспомнила свой сон, когда его из канавы поднимала. Сон оказался вещим. Практически, сложно встретиться в таком огромном городе, не договариваясь. А мы встретились буквально на завтра, как он привез кресло. Я не звонила Юрию, но постоянно помнила о нем. Так прошло лето. Прошла дождливая, а для меня слезливая осень. Зима. Не можем разъехаться с мужем. Изболелась вся моя душа. Холодно.
Одиноко. Набралась храбрости, позвонила Юрию. Подошла соседка. Телефон у них общий, висит в коридоре.
– Пригласите, пожалуйста, к телефону Юрия.
– Юрия нет. Он продал квартиру и уехал в Воркуту с Галиной.
Той самой Галиной, с женой профессора.
Я выскочила из будки. Думала, у меня разорвется голова. Мне так хотелось орать. Я медленно, медленно умирала. Тогда поняла, что я люблю этого человека. Можно сказать впервые люблю, в 34 года. Боже мой! Воркута. Как же мне жить? Оказывается, как трудно любить. Я столько времени прятала свои чувства, сама не знала, что я люблю его, и он не знал. Он ничего не знал о моей жизни. Я же ему не сказала, что мы разошлись. Видимо он любит эту Галину. Она красивая, я видела ее фотографию. Не знаю, сколько прошло времени, пока притупилась эта боль. Теперь поняла, как страдал Илья.
С мужем наконец-то разъехались. После расторжения брака, два года жили в одной квартире. Нет, я не жила, я была в аду эти бесконечные два года. Эдуард выезжал из квартиры первым. Он забрал все, что было в квартире, что мы покупали еще вместе, что покупала я за 2 года, пока он служил. Даже кресло-кровать Артура. Осталась софа, за которую я рассчитывалась по кредиту. Старенький холодильник «Саратов» и секретер. Уже отъезжая от дома, выбросил из машины два табурета из кухонного гарнитура.
– Вы сдохнете без меня, — крикнул он громко, уезжая.
Я допишу об Эдуарде, чтобы больше не возвращаться к этой теме. Он переехал в большую светлую комнату с балконом в двухкомнатной квартире. Мы с сыном переехали в однокомнатную квартиру на первом этаже двухэтажного деревянного дома. Дом был старенький, поэтому пол находился ниже уровня земли. Нужен был ремонт квартиры, чем мы с сыном и занялись сразу после переезда. Наш дом находился метрах в двухстах от прежней квартиры. Я была рада, что мы разъехались, даже не пугала такая квартира. Рано радовалась. Прошло дня два, и Эдик появился около нашего дома. Без преувеличения скажу, что он днями и ночами был около наших окон, когда был свободен от работы. Так продолжалось долгие семь лет. Мы постоянно закрывали дверь на ключ. Я наняла плотника отремонтировать пол в квартире. Он пришел со своим 16-и летним внуком. Работали. Мы с сестрой помогали. Что-то принести, убрать, чтобы быстрее сделать работу. Дверь не закрыли на ключ. Зашел пьяный Эдуард. Накинулся па бедного плотника с кулаками. Сбил его с ног. Такую устроил свалку, что мы едва его оттащили от старика. Приревновал. Видит, что
старик не сможет дать сдачи, вот и распоясался. Будь на месте ста- рика Илья, рта бы не открыл, трус. Целую неделю уговаривала плот-ника, чтобы закончил работу. И заплатила дороже. Доскажу о квар- тире. Покрасили мы пол с сыном. Наклеили обои. Даже в подполье навели чистоту и порядок. Сделали там полочки. Красота, да и только. Привезла от сестры маму. Одолжила денег, купили с сыном телевизор приемник, диван для Артура, необходимую посуду. Жизнь, можно сказать, налаживалась. Если бы не бывший муж. Правильно говорила врач, что не оставит в покое. Даже съехавшись с тетей, сменив квартиру, он нашел меня. В выходной день я пошла в магазин за продуктами. Тетя забыла закрыть дверь на ключ. Прихожу из магазина тетя перепугана и показывает мне на ванную комнату, шепча. —Луканин там.
Из ванной слышно его пение. Открываю дверь, из-за пара плохо видно. Он сидит в воде. Пьяный. Лицо и тело покрылось вишневыми пятнами.
—О, Алка! —Эдик, выйди из ванны. Посмотри на себя, что с тобой творится, ты же вишневого цвета. Поднимайся, выходи сейчас же.
—Ты выходи отсюда. Раскомандовалась.
Стал брызгать на меня водой из ванны. Вода была очень горячая.
—Эдик, выйди из воды или мы с тетушкой сейчас уйдем.
—Только посмейте. Догоню, убью ту и другу.
Стал подниматься. Мы с тетушкой боимся его. Пока он одевается, я бы успела убежать, а тетушка не убежит. Я же не могу ее оставить одну. Только потом дошло, нам надо было тихонько уйти к соседям и переждать там, или вызвать милицию. Мы остались дома. Зашел он комнату и с порога полились на меня оскорбления.
—Эдик, послушай, пожалуйста. Ты хороший, умный. Я плохая, ну совсем никакая, с твоих слов. Зачем ты ищешь и идешь к этой ник- чемной? Зачем ты годами, годами, а не месяцами преследуешь меня? Сам не живешь, и мне жить не даешь.
—Я люблю тебя.
—Знаешь, Эдик, что я тебе скажу — вмешалась в разговор тетуш- ка. — Вот какое платье я люблю, я берегу его, жалею. А у тебя какая, такая любовь, что от нее только одни слезы у Алки.
—А, я понял. Ты нашла себе хахаля. Ничего у тебя с ним не по- лучиться. Я не дам.
—Не я нашла себе хахаля, а ты потерял себя.
Кинулся на меня драться. Я забежала к тете и села на стул к стене. Думала, может тети постесняется. Нет. Давай бить меня головой о стену.
— Эдик, ты с ума сошел. — Кричит тетя, и проталкивает между моей головой и стеной думку.
Он бьет кулаками по моим плечам. Плюет мне в лицо и тут же целует его. Долго была на больничном листе. Опять боялась подать в суд из-за его угроз о убийстве. Был еще дикий случай. Тетушка лежала в больнице. Я прибежала домой после работы на минуточку, чтобы взять продукты для нее в больницу. Не закрыла дверь на ключ. Заходят Эдуард с Герой пьяные. Где они прятались, как я их не заметила, не знаю. Поздоровалась.
— Ребята мне надо срочно идти в больницу к тетушке. После 19 часов меня не пустят, а тетушка ждет. Пожалуйста, уходите.
Куда там. Достают еще бутылку водки, командуют на кухне. Пьют водку, сами едва на ногах держатся.
— Не пейте здесь. Если хотите пить, выпейте дома.
— А я и так дома. Никуда я не собираюсь уходить. — Заявил Эдик.
Так они пили и издевались. Была уже поздняя ночь. Я взяла ключи и вышла на улицу. Думала, увидят, что меня дома нет, уйдут. Час не выходят, два. Времени третий час ночи. Боюсь. Позвонила в милицию. Дождалась. Заходим в квартиру вместе. Тишина. Спят. В неимоверных позах и местах, в одежде. У Луканина широко открыт рот, открыты глаза, а не шевелится. Страшно. Думала, умер. Милиционеры их разбудили.
— Ваши документы? Прописка другая. Почему здесь?
— В гостях мы.
— У кого?
— У нее. Ответили дружно гости.
— Вы приглашали?
— Нет. Не приглашала, — ответила я на вопрос милиционера.
Забрали в милицию. После этого он больше не приходил. Несколько раз менял жилье свое. Пьет он сутками один, на протяжении многих лет. Если в месяц три дня трезвый, это уже событие. Пьяный он очень громко орет. Маты разносятся по всему дому. Бьет в дверь к соседке, которой 87 лет. Вызывают милицию, приезжают. Он слышит, что приехала милиция, не открывает дверь, молчит. Уезжают. Издевательство продолжается. Так множество раз. Семь раз был суд. Сначала в суд подавала соседка. Последние иски в суд практически были уже от жильцов всего дома, с просьбой о выселении. Дом 3- этажный 12-квартирный. Последний раз заплатил большой штраф с последним предупреждением. «Заработал» туберкулез легких и костей тазобедренного сустава. Оперировали в госпитале, вылечили. Осип практически полностью. Артур устроил его на операцию одного глаза. Был с ним в больнице, после операции забрал к себе. Через год операция второго глаза, история повторилась. Только ничему она не научила его. Деградация полнейшая, до неузнаваемости. В комнате, где он живет, просто удушье. Вонизм невообразимый. Горел. Трудно быть там и пять минут. Куда-то сесть, на что-то, практически невозможно. Всюду тараканы стаями. Что бы сейчас я не написала о нем, трудно представить какой он есть сейчас в действительности, какой его быт? Какой интеллект? Не знаю, что бы он делал, если б не Артур, который постоянно ему помогает во всем. Покупает и привозит ему все продукты. Все зимы привозим свою картошку, разные овощи, варенье. Пока лежал в больнице Эдуард, Артур нанял рабочих, сделали полный ремонт комнаты. Выбросил вонючий матрац, дорожку и другое хламье. Купил все новое. Новые шторы повесили. В комнате стало легче дышать. Купил ему сотовый телефон. Привозит одежду. Не прошло и года, все стало, как прежде. У Эдуарда только одна забота. одевается, сумку через плечо и в винлавку. Затаривается. И «гудит» сутками. Это он может. Сходить в магазин, купить себе продуктов и все необходимое, это он не может. Звонит Артуру. Надо ему в собес, магазины, в поликлинику, звонит Артуру. Артур едет за 30 км. везет его. Так и хочется ему напомнить, что он говорил, когда мы разъезжались, «Вы здохните без меня». И еще спросить: «А ты без нас?». Как говорится, лежачего не бьют. Мы с сыном не бьем.
Ищенко
Работая во втором отделе, первое время многое, да почти всю работу, я делала сама. Объясняла своим сотрудницам, почему нужно делать именно так, чем руководствоваться. Что долж- ны знать в первую очередь, даже не заглядывая в ГОСТы, СНиПы и справочники. Знать, как азбуку. Спасибо девушкам моим, они мне поверили. Буквально на третий день не вышел на работу начальник отдела. Заболел. Утром он позвонил, интересовался, как идут наши дела, чем занимаемся. У вас все получится, я уверен. Мне было при- ятно. Человек болеет, а беспокоится о работе, о сотруднице, кото рая проработала буквально пару дней. Я перешла во второй отдел 4 февраля, а 11 февраля у меня день рождения. Приехала моя сестра. Я принарядилась сама, принарядила маму, и мы собрались пообедать своей семьей. К дому перед нашими окнами подъехало такси. Вышел мужчина с огромным букетом цветов. Такой мороз, а он даже бумагой не прикрыл цветы, подумала я.
— Мамочка моя, да это же мой начальник! К кому это он? В наш дом идет. Господи, что угодно, к кому угодно, только не к нам. У меня такая квартира, в таком доме. Как поведет себя моя мама?
Стук в дверь. Открыла сестра. Я боялась появления Луканина, а тут сюрприз еще похлеще. Если бы я знала об этом визите, я бы что-нибудь придумала, ушла из дома. От неожиданности, я просто растерялась. Он же держался совершенно спокойно, свободно. Поздравил. Сел за стол. Поинтересовалась его здоровьем, когда ждать его на работе? О чем еще разговаривать. Я была просто сбита с толку. Вопросов больше, чем ответов. Я с трудом уволилась с прежней работы. Директор рвал мои заявления. Подала заявление через секретаря. Когда дошло мое заявление до директора, он пригласил меня. Пригласил секретаря. Если вы еще раз примите заявление от Аллы Ивановны, я вас уволю. И тут же порвал мое заявление. Когда я снова принесла заявление секретарю для регистрации его, она заплакала.
— Алла Ивановна, он меня уволит, и посоветовала мне это заявление послать по почте заказным письмом.
Что я и сделала. Я не хотела, чтобы подобное повторилось. Я хочу только работать. Работать. После выходных начальник вышел на работу. Весь наш отдел занимал помещение площадью 300-320 кв. м. Шкафами и кульманами помещение было разделено по бригадам. Мы сидели в конце зала, нас это устраивало. Дальше от начальника, тише и спокойнее. Мои сотрудницы очень старались. Схватывали все на лету. Оля говорила, что она у меня за месяц узнала гораздо больше, чем за полгода до этого. Нас было уже пять человек. Этого было достаточно. Приходила женщина из 1-го отдела. Из гой группы, где работала я раньше.
— Алла Ивановна, я хотела бы работать у вас. Ваши девчонки зарабатывают гораздо больше, чем мы в своей бригаде.
— Они больше работают, больше и получают. Прием на работу не входит в мои функции. Тем более из другого отдела.
— А вы не будете против моего прихода к вам.
— Буду. Мы справляемся с работой, но как решит начальник, я буду обязана подчиниться.
Не знаю, ходила ли она к начальнику. Вскоре до меня дошли слухи, что начальник влюбился в Аллу Ивановну, и она всем командует в отделе, как хочет. Последнее, сущая ерунда. А влюбился ли, не знаю. От начальника действительно не стало покоя. Он раз по 5 в день при-глашал к себе в кабинет.
Сидел он в этом же помещении за высокими шкафами. Видя все это, мои девочки рассказали мне, что он женат. Очень любит выпить и красивых женщин. С той был, бросил. Из планового отдела была, бросил. Перечень внушительный. Отказа он не знал. Дирекция прекрасно знала о его увлечениях и прощала ему все. Он действительно знающий инженер. Находил заказчиков и умел поддерживать с ними хорошие отношения. Иногда и на работу приходил в «радушном» настроении. Это длилось годами еще до моего прихода. Все к этому привыкли и не обсуждали, зная его крутой характер. В отделе все го-товились к переаттестации.
Сначала из каждой группы брали любую работу по усмотрению комиссии и проверяли. Комиссия состояла из главных инженеров проектов, начальников отделов, под руководством главного инженера института. По моему проекту было одно замечание. Не в несущей кирпичной стене над проемом шириною три метра, я поставила ленную перемычку вместо обычной брусковой. Я поставила усиусиленную перемычку специально, т. к. очень большой проем, и сомневалась в качестве изделия. Со мной согласились. Следующий этап — устно отвечать на вопросы комиссии. Вопросов было так много, не знала к кому поворачивать голову. Наконец:
—Спасибо. Вы свободны.
Конечно, все мы ждали результатов атестации и переживали. Ре-зультаты моей аттестации отличные. Рекомендация по повышению в должности. Видя, что никакие комплименты и объяснения на меня не действуют, начальник решил действовать другим способом. Я при-несла ему на подпись выполненный проект. Минут через 15 идет к нам.
—Алла Ивановна, опять идет. Предупредили меня девочки. Я с ис-пуга схватила какой-то лист и уставилась в него, авось пройдет. Он подошел, посмотрел и говорит.
—Алла Ивановна, переверните лист и зайдите ко мне.
Черт, лист держала «к верху ногами». Подошла.
—Садитесь. Алла Ивановна, вот тут неправильно, здесь не так, там ошибка. — Подает мне мой проект. Точно зная, что нет ошибок, я шнырнула ему на стол проект.
— Напишите замечания по проекту, и мы совместно с вами их рас-смотрим у главного инженера, ведь ему тоже подписывать проект.
И ушла. На следующий день прихожу на работу, а на нашем месте другая группа. Что это все значит? Где наши столы, кульманы? Где наше место?
— Алла Ивановна вашу группу переселили рядом с начальником.
— За какие грехи?
Подхожу к новому месту. Шкафы начальника раздвинуты, а мой стол стоит метрах в двух от него. Полнейшее безобразие.
— Как мы будем работать, когда у вас всегда люди, шум? Телефон звенит постоянно, т. к. один для всех. Вы посадили нашу бригаду чуть ли не на голову себе.
— Алла Ивановна, успокойтесь. Работа у вас сложная, нужен по-стоянный контроль. Уберем телефон. Создадим нормальные условия для работы. Повезло с людьми, не повезло с начальником. Что делать? Все устраивает, а работать невозможно.
Не успела сесть на место, приглашает начальник.
— Алла Ивановна, возьмите проект. Я его подписал.
— А как же с вашими замечаниями?
— Замечаний нет.
Удивительно, но мы целую неделю работали спокойно.
Мама
После смерти папки мама одна осталась в большом неблаго-устроенном деревенском доме. Ей было 74 года. Ей не с кем поговорить, пожаловаться, посоветоваться. Она не могла ни написать, ни прочесть письма. Раньше в доме всегда было многолюдно. Выросли, разъехались дети. Сестра Тася жила через 2 дома от мамы. К маме больше приходила тогда, когда в своей семье были скандалы. Саша жил в районном центре Байкалово за 18 км. В своем доме. Семья. Хозяйство. Дети, внуки, работа. Нет времени к маме приехать, хотя бы навестить, помочь. Первое время маму еще можно было оставить в деревне. Ее все знали, уважали, и обидеть ее не могли. К зиме маму забирали к себе я и Гутя. Мама жила у нас с сестрой по очереди. Месяца по два, по три. У сестры жила даже дольше, т. к. школа, где сестра работала, была рядом с домом. Да и уроков у малышей было максимум четыре в день. У меня было сложнее. Обеденный перерыв был 45 минут. Далеко от дома. И вот бегом, укорачи-вая путь, через дворы, через двухметровые заборы таксопарка или дырки в них я бегала, чтобы накормить маму горячим обедом. Запомнила. Бегу обратно с обеда на работу, а дыру в заборе заделали. На забор-то забралась, а спрыгнуть не могу. Устала, что ли? Сижу на заборе и реву. Слезы сами бегут. Уже опаздываю. Едва слезла. Саша и Тася даже погостить не взяли маму. Помню, мы с Гутей приехали в деревню, где встретились с ними. Это было ранней весной. На реке был ледоход. Разговаривали о маме.
—Для меня хоть в реке топите, а мне ее не надо, — сказал Саша.
—Я тоже подтверждаю, хоть в реке топите, мне ее не надо, — под-твердила Тася.
Хорошо, что мама не слышала этого разговора. Продолжать его не было смысла. Но как понять сущность этих людей. Брат был самым любимым ребенком мамы, в семье все это знали. Мама пролила море слез, когда он был на войне, и подолгу не приходили письма от него. Помню, она посадила фикус и загадала. Если фикус хорошо растет, листья зеленые, сын жив и здоров. Если появляются желтые пятна на листьях или опадают листья, сыну плохо. Он ранен или болен. Когда фикус начинал распускать новые листочки, мама просто оживала.
—Поправляется, поправляется Санчик. Скоро придет письмо.
Это действительно совпадало. Приходит письмо, был ранен, лежал в госпитале. Не беспокойтесь, все хорошо, писал он. Как она выхаживала его после войны. Как мама помогала Тасе, ее детям. Тася же взяла у мамы из дома все, что дарили им на золотую свадьбу. Стиральную машину, диван, проигрыватель и др. вещи. Все забыли. Прожили всю жизнь под боком у мамы, под ее защитой, когда она была сильная, здоровая. Хоть бы годик им в детстве прожить без мамы, узнали бы всю горечь бытия. Господи, прости меня. У мамы был атеросклероз сосудов головного мозга. Здоровье ее ухудшалось с каждым годом. Она не могла уже осознавать своих поступков, своего поведения. Рассказывать, что она делает, когда остается одна и это твоя мама, очень тяжело. Скажу только, что это постоянный страх за ее жизнь. Все предусмотреть было просто невозможно. Я не могла ей дать должного внимания при всем моем желании. В половине восьмого ухожу на работу, на обед прибегаю, только бы успеть накормить маму, увидеть, что все в порядке или успеть этот порядок навести, и опять бежать на работу. Вечером забежать в магазины и быстрее домой. Пыталась нанять женщину, чтобы она только разогрела обед и накормила маму. Отказывались. Или называли сумму, больше моей зарплаты. Пенсия у мамы была очень маленькая. 8 рублей. Книжка ее была у Таси в деревне. Но это все не важно, особенно сейчас. При таком заболевании, мама не была агрессивной. Глядя на нее и не подумаешь, что у человека проблема со здоровьем. Иногда такое сказанет, просто ухохочешься. Ходячий юмор. Я спала с мамой на одной кровати, чтобы чувствовать, когда она проснется, сводить в туалет. Когда хронически не досыпаешь несколько дней, сон когда-то возьмет свое. Утром просыпаюсь, а моя сорочка мокрая.
– Мама, ты опять меня замочила?
– Это не я. — С уверенностью отвечает мне мама.
– А кто же, мама?
– Вон, видишь, сидит, сволочь, глаза-то скосил. — Показывает на большого плюшевого мишку с раскосыми глазами.
Когда я приходила с работы, мама всегда сидела у окна и ждала меня. Как только я появлялась из-за угла дома, увидев меня, мама начинала улыбаться, радовалась моему приходу. Я была довольнехонька, что она радуется мне, ждет меня. Заходя домой, я сразу же одевала маму, и мы прогуливались по двору в любое время года, в любую погоду. Мама по квартире мало двигалась и я боялась, чтобы она не слегла вообще. В то же время, маме полезно было бывать на улице, какое- то разнообразие, свежий воздух. В теплое время, в выходные, старалась устроить ее на улице около окна под тополем. Ставила раскладушку, стелила матрац, чтобы удобнее было маме, рядом табурет- столик с едой, водичкой. Мамочка моя радовалась, как ребенок. Когда ты вырастила такой сад, спрашивала она. (Видела бы она сейчас мой сад.) Когда мама смотрелась в зеркало трельяжа, она не могла понять, что это ее отражение. Она называла эти три отражения себя, подругами. Так как мама была очень гостеприимным человеком, первая ее забота была накормить человека. Что у нее было, она все выкладывала на стол. Долгое время я не могла понять, почему зеркала постоянно грязные. Однажды вечером только налила маме супа, она берет тарелку и идет в комнату, и начинает кормить свое отражение. Все льется мимо, мама сердится. Видя эту картину, говорю маме:
— Мама, ты сама ешь, подруги увидят, что ты ешь, тоже будут есть.
Так и получилось. Мама сразу повеселела. Зеркала стали чище. Помню, когда я маме сшила новое платье, красивое, с голубыми цве-точками, с кружевцами на груди, оно ей очень понравилось. Пошла к своим подружкам похвастаться. Подойдя к зеркалу, очень рассердилась.
—Зачем они надели мое платье? — Спросила меня моя мама. Я сначала растерялась.
—Мама, я сшила вам всем одинаковые платья. Вы как сестрички. Посмотри, как вы похожи?
Мама успокоилась. Помню еще случай. Сын учился в 9 классе. Я пришла с работы. Сыну надо готовить уроки. У меня была срочная работа, надо было поработать дома. А мама вдруг распелась. Раньше она знала много песен, частушек. Пела очень долго и громко. Сын не выдержал и резко остановил ее. Она замолчала, нахмурилась. Подошла к зеркалу и жалуется.
—Чего он ругается?
Я сначала слушала маму, а потом стала записывать частушки. Храню их до сих пор. У сына спросила, слышал ли он хотя бы раз, чтобы я повысила на маму голос за все время, что она живет у нас? Больше сын никогда не огорчал маму. Трудно было нам с мамой, а ей, наверное, еще труднее с нами. Ведь временами она приходила в себя, рассуждала, радовалась, огорчалась. Наверное, ждала от своих деточек весточки, что они помнят, любят ее. Но была тишина. Гутя навещала, когда мама была у меня. Тоня, выяснилось спустя 30 лет, ежемесячно высылала деньги по 100 рублей для мамы на адрес Гути на протяжении почти 10 лет. Это не малые деньги по тому времени. Гутя никогда не говорила об этом даже маме, никогда не приносила маме никакого
гостинца, никакого подарка. Как так можно? Лучше бы мне этого не знать. Остальные пятеро детей, никто из них, ни разу не написал, не позвонил, не спросил годами, как там мама? Пусть мама не помнила моего имени. Она улыбалась и говорила «Моя девчонка». Помню, было раз и такое. Мама долго смотрела на меня и спрашивает.
—А ты кто такая?
—Мама, я твоя дочка Алинка (как она меня раньше называла).
—Нет. У меня все собаки. Ты добрая. —Мама, что ты. Мы все тебя любим, очень, очень.
Я была поражена ее ответом. Значит, она знает, помнит, какое мы все дерьмо. Так моя мама ничего хорошего не видела в своей жизни ни от мужа, ни от детей. Мне кажется такое очень страшно понимать. Упаси меня Бог от такого.
Какое же надо иметь доброе сердце, чтобы всех сберечь, накормить, одеть, понять. Помню два случая из раннего моего детства. Была ранняя весна. Появились прогалины земли. Мама заметила куры соседки бегают к колхозным складам с зерном. К чему бы это? Пошла посмотрела. Ночью взяла металлическую кружку, соломинки и пошла к складам. Залезла под склад, едва там перевернулась на спину. Лежа на мерзлой земле, при морозе, ночью, проталкивая соломинку в щелки пола, пыталась достать зернышки, чтобы покормить детей. Мама понимала, что она рискует не только своим здоровьем, своей жизнью. Ее бы посадили точно за воровство. Не каждый чело век, даже не каждая мать, пойдет на такое. Не знаю, сколько мне было годиков, я читала при лучине сказку «Аленький цветочек». Мне так было жалко младшую сестричку, что я разревелась. Видимо громко, что разбудила маму. Мама спала на печи.
— Алинка, ты че ревешь?
Она объяснила мне, что это сказка такая, выдумка. Успокоила и уложила спать. Разные совершенно случаи, а как они многое говорят о маме. Мама никогда не жаловалась, что у нее что-то болит, что ей плохо. Милая моя, хорошая мама. Когда такое случилось со мной на практике, отец не хотел меня знать. Он просто не видел, не замечал меня и не разговаривал со мной. Полностью меня игнорировал, запретив настрого выходить мне из дома. Мама. Мама плакала вместе со мною, успокаивала, часто гладила меня. Начала для меня ткать деревенские половики, готовить перину, подушки.
— Мама, не надо ничего для меня готовить. Не сердись, мама, но я не поеду туда, я просто боюсь их, не отправляй меня туда, мама.
Знаете, я очень люблю маму. Я, дожив до такого солидного возраста, скучаю по маме до сих пор. Часто плачу. Мне не хватает ее. Я всегда помню маму. Сестры говорят, что я очень похожа на маму своим характером. Такая же неутомимая непоседа. Все хочется успеть сделать самой. Так же всегда и всех хочется защитить от трудностей, накормить получше и побольше. За что частенько «перепадает» от сына.
— Ну что ты, мама. Сколько можно?
Я очень расстраиваюсь, если что-то забыла поставить на стол, а родные или гости уже уехали. Ушла мама 18 марта 1980 года в 12 часов 20 минут в Двуреченске у сестры. Еще 8-го марта я была у Гути, отмечали праздник. Мама была рядом с нами за столом (сестра тоже не стеснялась мамы, и ее сын Коля не обижал маму, подшучивал над нею). Мама поела, выпила рюмочку, еще немного тихонечко попела. 15 марта впала в кому. Как будто она спала, похрапывая. Так трое суток. Я ложилась рядом с ней, стараясь изменить ее положение тела, своим телом, поддерживая ее. Трудно лежать в одном положении. Но не получалось, да и сестры не давали ложиться рядом. Последнюю ночь я провела с живой мамой, уже понимая, что маме не справиться со смертью. Утром подошла сестра и сказала, чтобы я пошла поспала. Через пару часов сестра будит меня. Я подошла к маме. Мама дышала иначе, чаще. На ногах появились темноватые пятна. На лице, над верхней губой и пазухах носа, появились маленькие капельки пота, как испарина. Мама очень глубоко вздохнула, на долю секунды от- крыла ничего не видящие глаза и... ушла. ОЙ-Е.
Я почему-то не помню, как одевали маму... Ничего не помню. Из всех похорон помню какие-то отдельные эпизоды. Соседка пела молитвы над мамой. Были сильные морозы, техника ломалась на кладбище. Все заботы по могилке взял на себя Коля. Земли практически не было, а были большие комья мерзлой глины. На могилке и сейчас плохо растут цветы. Землю носила рюкзаками. Сажу и однолетние и многолетние цветы, но растут плохо. Черемуха, что посадили с Юрием, прижилась. Уже цвела и ягоды были несколько лет, но сестра с Колей срубили ее. Говорят, что места мало. Места действительно не много. Но они приходят к маме от силы пару раз в год. Очень не хочу, чтобы сестра потом была рядом с мамой. Места мало. Маме будет хуже. Сестра злая. Если действительно там есть жизнь, Господи, помоги, пожалуйста, нашей маме. Пусть хоть там ей будет легче, чем на земле. Помоги Господи, я всегда тебя прошу об этом. Царства небесного тебе, моя мама.
Тетушка моя
О своей тетушке я уже писала. Это была очень сильная, власт-ная, красивая женщина с жестким характером. Еще до войны она жила в Свердловске, в частном доме. Работала конюхом, дворником. Она рассказывала, как она вставала в 5 часов утра и шла на работу. Когда люди шли на работу, улицы уже были чистыми. Дворники с метлами и лопатами не путались у них под ногами, поднимая тучи пыли, как сейчас. На зиму она не одну машину покупала дров. Чтобы были дешевле, покупала неколотыми. А колоть-то надо. Вот я выпью пару кружек бражки и иду колоть дрова — рассказывала она. Сильный характер. Много раз выходила замуж. Даже за вдовца с детьми. Но как-то не удачно, или характер ее мешал. Последний раз вышла в 76 лет. Тетушка надеялась, что муж похоронит ее. Дед был моложе. Получилось иначе. Мы хоронили деда. Через год другое горе. Обнаружили рак груди. Нужна операция. Преклонный возраст, да тетушка еще полной была. Очень боялись. Операция прошла успешно, но пришлось полностью удалить грудь. Тетушка поправлялась с большим трудом. К тому же сестры мужа, которые при его жизни относились к ней с почтением, после смерти их брата, решили выселить ее из квартиры.
В результате всех передряг, тетушка осталась в комнате, далеко от меня. Ее это не устраивало, и она обменялась ближе ко мне. Когда мы разъехались с мужем, тетушка стала настаивать, чтобы мы с ней съехались. Обещала присматривать за мамой, когда я буду на работе, что для меня было самым важным в то время. Тетушка быстро нашла обмен. Небольшая двухкомнатная квартира с изолированными комнатами. 9 кв. м ей, 15 кв. м мне. Солнечная, теплая квартира на ул. Посадской, на втором этаже.
Только съехались, тетушка отказалась присматривать за мамой, сказав, решай свои проблемы сама. Маму увезла Гутя. Так мы жили с тетушкой. Все чаще придя с работы, стала замечать, что тетушка как-то странно себя ведет. То веселая, добрая, то сердитая, агрессивная без видимых на то причин. Соседи по этажу стали мне говорить, что как только я ухожу на работу, приходит какая-то женщина. Уходит перед моим приходом с большими узлами. Вчера унесла стиральную машинку «Малютка». На следующий день прихожу с работы раньше. Открываю дверь, стоит женщина лет 45 в плавках и лифчике.
— Кто вы? Что здесь делаете? Почему в таком виде?
— Я дочь Анны Гавриловны. Живу здесь, только ночевать ухожу в другое место.
— Быстро одеваемся и бегом отсюда. Если еще хоть раз появитесь здесь, будете иметь дело с милицией.
Не появлялась. Тетушка сказала, что это дочь ее бывшего сожителя, сидела в тюрьме. Тетушка не видела ее лет 30. Утром, около 5 часов я проснулась от захлопнувшейся двери и мата тетушки, чего никогда не бывало. Соскочила с постели, не могу понять, что случилось. Стоит тетушка, в руках курица и колбаса, что я вчера купила ей по талонам. Самые лучшие слова в мой адрес были: подлая, воровка, сволочь.
— Тетушка, скажи, что случилось? Где ты была в такое время?
— У соседки. Она сказала, что ты купила одну колбасу, а сказала дороже. Курица весит не 1 кг, как должны были дать по талону, а 950 грамм. Ты меня обманула и присвоила себе мои деньги. Господи, неужели как с мамой? Но мама хоть не ругалась. За что же мне такое? Где взять сиделку и чем ей платить? Через несколько дней, опять ночью, едва слышно: «Алка, Алка.» Что на этот раз случилось? Уже боюсь. Хочу открыть дверь в ее комнату, не могу. Как не стараюсь открыть, не получается. Тетушка стонет, кричит. Вызвала скорую помощь. Приехали. Втроем едва открыли дверь. Тетушка лежит на полу, подперев дверь собою. Хотела ночью сходить в туалет, упала с кровати. Увезли в больницу. Перелом шейки бедра. Ходила к ней через день. Через 9 дней, лечащей врач говорит мне:
—Мы выписываем вашу тетю. У нас не хватает мест. Она одинока, за ней будет ухаживать наша медсестра. Ее комната будет пере-оформлена на нашу сотрудницу. Больная дала письменное согласие.
Если не согласны, забирайте, ухаживайте сами.
—Но я не могу за тетей ухаживать, я работаю. Одну ее оставить нельзя, вдруг снова упадет, или что-то взбредет в ее голову, меня же посадят
—Ничего не знаю. Это ваши проблемы, решайте их сами.
Я пошла к руководству больницы. Меня выслушала молодая, кра-сивая женщина (сейчас я не помню ее должность). Я была в жутком состоянии. Больше ревела, чем говорила. Она подняла какие-то до-кументы, и сказала, что моя тетя, по документам, лежит в больнице уже три месяца.
—Девять дней моя тетя в больнице. Всего девять дней. Можно проверить по вызову скорой помощи.
Мне поверили. Тетушку оставили в больнице. Я была в обиде на тетушку. Как можно так предавать меня. Я могу в любое время остаться в 15-метровой комнате вместо однокомнатной квартиры. Что мне делать дальше? Чем защитить себя? Я пошла к руководителю Соцзащиты. Не знаю, как правильно называется, они находились на ул. Большакова. Рассказала, как жили, что случилось, что еще может случиться.
—В отчаянии я. Не знаю, что мне делать?
—Вы оформляйте ее в дом престарелых, мы вам поможем.
—Только, пожалуйста, не далеко, чтобы я могла ее навещать. Хорошо?
—Да ее надо отправить в другую область, чтобы вы могли прийти в себя и спокойно жить.
Видимо я очень перенервничала, выйдя из кабинета, я потеряла сознание на лестнице. Очнулась снова в кабинете, вызвали скорую помощь. Придя в себя окончательно, пошла домой.
Вечером ко мне приехала сестра, и мы решили навести порядок в комнате тетушки. Я открыла платяной шкаф, там абсолютно ничего не было. На полу шкафа лежала только грязная блузка. А где шуба, одежда, постельное белье? У тетушки три больших сундука. Раньше были битком набиты вещами. Поднимаем крышку верхнего сундука, абсолютно нет ничего. Снимаем его, открываем крышку второго сундука, пусто. Снимаем сундук, открываем крышку третьего сундука, там лежит одна подушка.
Эта женщина вытащила даже перину из-под тетушки. Да что это такое? Как я ничего не знала? Почему тетушка отдала все, она же была еще в своем уме. Запугали? Мы с сестрой были просто в шоке. Полное недоумение. Как так можно было поступить с тетушкой, я не понимала. Тетушке нечего было одеть, в полном смысле. Я, как и прежде, навещала тетушку в больнице через день. Протирала ее, переворачивала, она была грузная. Ничего у нее не спрашивала, кроме адреса дочери.
Больные в палате жаловались мне на тетушку, что все время кричит. Ни днем, ни ночью нет покоя.
— Мы же сами больные и нуждаемся в покое. Будем жаловаться, пусть ее убирают. Как могла, успокаивала тетушку, больных. Прихожу через день, 21 августа, а ее нет в палате.
— Тетушку куда-то перевели? — Спросила я.
— Нет. Она ночью умерла. Мы не спали всю ночь. Она все время звала вас. Кричала до последнего дыхания.
Я не ожидала смерти ее. Была не готова к этому. Мне не в чем хоронить тетушку, ее увезли в больницу в халате. Пошла к так называемой ее дочери. Она снимала флигерь около рынка. Зашла в домик и была поражена, все в домике было тетушкино. Подушки, шторы на окнах, полотенца, все.
— Тетушка умерла, ее не в чем хоронить. Я пришла за ее одеждой.
— А там шкафу есть такая веселенькая кофта, ее надо простирнуть.
— Сейчас ты соберешь вещи, которые я дарила тетушке, отвезешь в морг. Иначе милиция. Ты сама знаешь, что тебе будет за грабеж.
Тетушка была нарядная. Поминки были в кафе. Соседи простились с ней у подъезда. Многие старушки поехали на кладбище. Похоронив тетушку, я на кладбище больше не была.
Прости меня тетушка. Царства тебе небесного. Так после ухода мамы 18 марта 1980 года, ушла тетушка 21 августа 1980 года, в этом же году 7 октября ушла Лялька.
Царства тебе небесного, Лялька.
Лялька
Перед Лялькой, я считаю, у меня совесть тоже чиста. Я много раз ее лечила. В стационаре всего один раз. Она не хотела больше туда ложиться. Говорила, что там кормят только кашей, и заставляют работать. Амбулаторно лечила много раз. Однажды лечение продолжалось три месяца. Я строго контролировала прием таблеток, не отходила от нее, пока она не проглотит таблетку. Заставляла открыть рот. Ей очень это не нравилось. Она грубила мне. За это время она несколько раз срывалась. Прихожу с работы домой, она открывает дверь, и, не глядя на меня, идет на кухню. Опять срыв, но каким образом, если она одна в закрытой квартире на третьем этаже. Ищу заначку. Так и есть. Нашла. Чесночная настойка на спирте в маленьких бутылочках, запрятанная в валенки. Канун Первомайских праздников, лечение закончилось. 8-го мая иду с работы, Лялька около магазина пьяная.
—Алка, сестричка моя, Победа. Ты понимаешь, наша Победа.
От бессилия своего, от обиды я чуть не расплакалась там же, на улице. Полнейшее поражение мое от зависимости алкоголем Ляльки. Много горя мы пережили с ней из-за ее пьянок. Привозят на скорой ночью с тройным винтовым переломом ноги пьяную. Почему ко мне? Почему не в больницу? Не откажешься же. Долго не могла ходить через какое-то время стала ходить по комнате с табуретом. Периодически возила ее в травмпункт. Поправилась, похорошела. Одела ее, обула. Прихожу с работы, ее нет. Ночью приходит пьяная и босиком.
—Где была? Почему босиком? Где твои новые туфли? — Спрашиваю я.
—Какой-то мужик привязался, едва убежала. Туфли слетели.
—Золушка, ты моя, золушка.
Хорошо было еще то, что она никогда ни с кем не знакомилась по пьянке. Ни с женщинами, ни с мужчинами. Всегда одна. Когда трезвая, это самая умная, самая знающая по любой теме собеседница. В курсе всех событий в стране. Поразительно, когда она успевала прочесть, прослушать все новости. А дома чистоплотная, аккуратная, опрятная. Загляденье. Напьется, глаза бы мои ее не видели и уши не слышали. Исчезла Лялька на какое-то время. Оказалось, съездила Лялька в г. Красноярск к бывшему мужу и своей подруге, жене мужа. Не рассказывала Лялька об этой поездке. Сказала, что подруга много плакала и просила прощения. Жаловалась, что муж очень жесток, даже по отношению к своим сыновьям. За малейшую провинность закрывал сыновей в темный подвал. После поездки Лялька почти не вспоминала о муже. Не справилась Лялька со своей болезнью или не хотела справляться. 4 октября 1980 года, в день рождения отца, пошла в соседнюю деревню за водкой, дорогой выпила и замерзла. Ей был 61 год. Трагически сложилась и судьба ее сына Ренальда, с которым мы вместе жили еще в Крыму. Пока я училась в техникуме, я его потеряла из виду. Позднее слышала, что он живет в Качканаре. Как попал на зону первый раз? С девушкой решили сходить в кино. Реня опоздал. Когда подбегал к кинотеатру, дверь закрыли. Он начал стучать в дверь. Из фрамуги двери выпало стекло и разбилось. Его судили, дали полтора года. Отсидел. Устроился на работу. Реня был электриком пятого разряда. Дали комнату 8 кв. м. Женился. Родился сын Юра. Через 4 недели после рождения сына, жена, оставив ребенка, уехала с каким-то шофером. Лялька поехала помочь сыну с ребенком. Как она могла помочь, когда сама нуждалась в постоянной помощи? Ребенка взяли в детский дом. На этом закончилась его семейная жизнь. Начались пьянки, гулянки. Снова зона. Если был судим, попасть на зону пара пустяков, а человек погибает. Так повторилось пару раз. Реня писал мне письма. Я посылала ему посылки. Ездила два раза. Он был за Ивделем. Место там страшное. Натерпелась страха. Он не ожидал меня увидеть. Когда его пригласили на свидание, он подумал, что ошибочно. Все время нашей встречи он проплакал. Я никогда не видела его таким. Он всегда был с улыбкой, неиссекаемый ходячий юмор. Высокий, красивый, кудрявый умница, и такой несчастный. У меня жизнь не сахар, а у него хуже не придумаешь. Во многом виновата его мать, я так думаю. Не смогла справиться со своими чувствами, и сына не поддержала в трудное для него время. Из зоны Реня приехал ко мне. Ночью, пьяный. Без денег, без вещей. Украли на вокзале в Нижнем Тагиле, когда уснул. Мое терпение и силы были просто на исходе. То тетушка, то мама, то Лялька, то баба Сима с дедом Мишей, то Реня и всем помоги. Всем я должна, да что это такое? Когда я успела всем задолжать? Мой сын в Перми, в военном училище. Я к нему езжу ежемесячно. Ему я должна, должна своей маме и все. Не могла же я выгнать Ренальда. Сама шила и покупала ему одежду. Устраивала его в больницу на лечение от алкоголизма, навещала его там. Он сбежал из больницы. В последний приезд у Ренальда была открытая форма туберкулеза. Положили его в туберкулезный диспансер. Через день прихожу навестить его, а он уже сбежал из больницы. Через три дня приходит снова ко мне домой. Не впустив в квартиру сказала, что ре-зультаты анализов подтвердили диагноз. Его ждут в диспансере, иди туда срочно, а домой я не пущу. Приду завтра в диспансер к тебе. Хо-дила я в диспансер к врачу. Не приходил Реня к ним. И ко мне больше не пришел. Искала я его по городу, не нашла. Раньше, бывало, находила
в мужском туалете на железнодорожном вокзале, последний раз не нашла. Не знаю, жив ли он? Помогала я ему до пятидесяти лет. Жалко. Виню себя, конечно.
Работа в тресте
Работа в отделе, исключая поведение начальника, меня вполне устраивала. Только неадекватное поведение тетушки пугало меня. В любую минуту я могла лишиться квартиры, остаться в комнате коммунальной квартиры, и это после всех моих мук и стараний. Неожиданно ГИП нашего института Гинзбург Наталья Алексеевна приглашает меня к себе в кабинет.
—Алла Ивановна, у меня есть к вам разговор. Желательно, что- бы он остался между нами в любом случае. Обещаете?
—Обещаю. — Была удивлена. Я практически не общалась с этим ГИПом.
—Алла Ивановна, — начала разговор Наталья Алексеевна, — у меня есть знакомый начальник технического отдела большого треста. У треста семь управлений, опытный завод, автопарк. Эти управления находятся в разных областных городах. География большая. нужен опытный толковый строитель. Организатор и руководитель ПКБ. Он попросил подыскать такого специалиста. Я хорошо знаю всех наших специалистов. Думаю, что эту работу можно доверить только вам.
—Простите, но меня вы плохо знаете. Мы мало знакомы.
—Я специально интересовалась вашей работой, смотрела ваши проекты, слышала много отзывов о вас, была членом аттестационной комиссии. Я уверена, что вы справитесь и с этой работой. Подумайте.
На следующий день позвонил мне начальник техотдела того самого треста, господин Эрман. Он попросил о встрече. Договорились. Встретились. Работа для меня была не нова, но начинать надо было все с нуля. Набор сотрудников, индивидуальные разработки, много- численные согласования, принятие конструктивных решений. Полная самостоятельность, полная ответственность. Пообещала подумать. Для себя решила, что не пойду в трест. Слишком хлопотно, да и командировки смущали. Через два дня звонок Эрмана.
— Что надумали, Алла Ивановна? Какое ваше решение?
— Решила остаться на прежнем месте. Много за, но много и против, чтобы сменить работу.
— Я прошу вас, подумайте еще. На каких бы условиях вы перешли к нам? Хорошо? — Хорошо.
— Это снова вас беспокоит Эрман. Алла Ивановна, ваши условия?
— Мне нужна квартира, — ответила я, считая диалог оконченным.
— Алла Ивановна, приходите завтра. Порешаем этот вопрос вместе с Управляющим треста.
Встретились. Управляющий треста Файнюд, Эрман и я. Их требования. Организовать ПКБ треста, выполнение проектно-сметных работ для всех подразделений треста, ведение и контроль качества выполнения строительных работ. К работе приступить немедленно. Мое условие — нужна квартира. Я прекрасно знала, какие многоты сячные, многолетние очереди в нашем городе на квартиры. Заранее предполагала, что мне ответят. К удивлению, мое условие приняли.
— Получите квартиру через месяц, — пообещал управляющий треста.
Я приняла их требования. Мне было приятно, что такие люди поверили в меня. Я постеснялась попросить письменную гарантию о предоставлении мне квартиры через месяц. Оформили перевод на работу в трест. Я приступила к своим обязанностям. Заявок от управлений было много. Все срочные. Я сама занималась разработкой проектов, согласованием технических конструкций с заказчиком, согласованием проекта с заказчиком. Мне нужны были знающие специалисты, вернее думающие. Научить можно. Правда времени было мало, чтобы учить. Через 34 дня мне дали большую однокомнатную квартиру улучшенной планировки, с большой лоджией в новом 12-этажном доме на 5 этаже по ул. Боровой. В результате обмена, я имела большую 2-х комнатную квартиру, улучшенной планировки с изолированными комнатами, с большой лоджией на 3 этаже в новом 12-этажном доме в прекрасном районе. По работе ко мне со стороны руководства треста и со стороны руководства управлений пре тензий никогда не было ни по качеству выполненной работы, ни по срокам ее выполнения. Отношения со смежниками в отделе были нормальными, рабочими. Конечно, были споры по распределению денежных средств между отделами. Несколько раз была на оперативках у Файнюда. Мне не нравилось, как он себя вел. Сидят в кабинете 8-13 умных, грамотных специалистов, русских мужчин (начальники управлений, гл. инженеры, директор и гл. инженер завода), я одна женщина, а управляющий, этот маленький еврей, орет на них, иногда даже не вникая в суть дела. Если даже что-то у кого-то не получилось или кто-то что-то не выполнил, почему не узнать причину этому. Впредь не допускать подобного. Для дела же лучше. Или я не права? Говорили, что до моего присутствия еще похлеще было, крыл матом. Это просто хамство, считаю я. О культуре на производстве не могло быть и речи у этого человека. Чувствовал себя всем и вся. Ни какого сравнения с работой в бывшем тресте. Там культу-pа и уважение. Почему терпели и молчали? Боялись. Пикнут, выгонит. Я бы так не стала работать. Отстаивая свою позицию по тому или иному вопросу, объясняла, почему нужно было делать и делаю именно так, а не иначе. Сейчас подчас удивляюсь, как я везде успевала и справлялась? На работу я не шла, а бежала с радостью. Бывали, конечно, трудные моменты. В монтажном управлении нашего треста в г. Оренбурге еще до меня начали самостоятельно строительство на своей площадке производственного здания без всякого проекта. Строили, строили и пришли в тупик. Что делать дальше? Если бы здание было отдельно стоящим, было бы проще. Надо здесь сделать примыкание к существующим строениям, соблюдая все нормы и правила. Звонит начальник управления Ватазин. Чудо человек, умница большая, богатейшей души человек.
—Алла Ивановна, выручайте. Окончательно зашли в тупик. Не знаю, что дальше делать? Жду вас.
Еду. Встретили на машине, объявив по радио. Создали все условия для работы. Разбираюсь. Как могли такого наворочать, не понимаю. Сразу не могла принять конструктивного решения, которое бы меня в первую очередь устраивало. Просидела там почти две ночи. Сделала несколько вариантов, но чувствую сама, что-то не так надо. А как надо, еще не знаю. Уехала домой. Пару дней еще дома промучилась. Кучу вариантов набросала, но не то. Ночью вижу сон с решением этого узла. Встала, набросала по памяти на бумагу. Рано утром прибежала на работу, села за кульман. На тебе, вот как надо! Вот он этот узел! Сон помог. Такое было еще раз. Много было интересных случаев в работе. Вызвали в Нижневартовск. Нравился мне этот город. Отделка фасадов зданий была очень эффектной. Со вкусом подобраны колера, чистые тона красок. Совсем иначе, к сожалению, в Сургуте. Приехала в Нижневартовск вечером. Шел дождь. Повезли меня в гостиницу. Подошла к двери и растерялась. В фойе лежит шикарный ковер. Правда, еще на улице стоит мойка для обуви. Оказывается, эту гостиницу построили к приезду Горбачева. А что там внутри понаворочали и писать не хочется. Для сравнения напишу, как жили некоторые рабочие. Деревянный барак. Не из бруса или бревен, а из досок. Внутри двухярусные нары. Отопление — электрические печки. На полу лежит снег. Вверху теплее. Вот бы поменять местами, хотя бы на сутки руководителей и рабочих. В командировках насмотришься, в каких условиях живут и работают рабочие, как необходимы гаражи для техники, как не хватает площадей и т. д., очень хочется просто помочь
людям и как можно побыстрее. Всяческие домашние неурядицы очень мешали работе. Работа меня практически спасала. Если бы не такая работа, я бы, наверное, сошла с ума. А так мне некогда было думать о себе, о своей жизни. Приходя с работы, когда уже не было мамы, Ляльки, я брала почту из почтового ящика, проходила в спальню, даже не заходя в кухню. Утром снова на работу.
Юрий вернулся
Летним ранним утром бегу на работу. Слышу «Алка» и резкое торможение машины. Из остановившейся на дороге машины такси выходит Юрий и подбегает ко мне. Улыбающийся красавец. Обнимает и целует впервые, средь белого дня, при народе, на улице. Я не могу еще прийти в себя. Его машина закрыла проезд по дороге, водители сигналят. Пассажир из его машины кричит:
— Вот это мужик, наш водитель. Орел! Ведь какую девушку углядел.
Договорились о встрече на завтра. На завтра Юрий рассказал, что после смены у них медосмотр, у него было высокое давление и его отправили на больничный. Я тоже целый день волновалась и ждала встречи. Почему он в городе? Когда приехал? Один? С Галиной? Почему так обрадовался нашей случайной встрече? Тысяча и один вопрос были в моей голове. Юрий встретил меня.
—Алка, Алка. Как же я люблю тебя. У меня чуть сердце не выскочило из груди, когда я увидел тебя. Почему ты не позвонила мне?
—Я даже и не знала, что ты вернулся.
—Тогда почему не позвонила, я месяцами ждал твоего звонка. Спасибо тебе за окна.
—Какие окна?
—За вымытые окна на Вайнера.
—Ой. Я и забыла. А ты вспомнил.
—Я и не забывал.
—Не забывал такую мелочь, а меня забыл. Сбежал на край земли.
—Я не забыл. Я вернулся через два года, как уехал. На следующий же день я пошел к твоему дому и трое суток я неотлучно был на скамейке около твоего подъезда. Спал, как бомж. Боялся уйти, чтобы не пропустить тебя или Артура. Боялся подняться на твой этаж, просто боялся сделать тебе плохо. Я же знал, как ведет себя твой муж.
—Юра, мы разошлись и уже давно разъехались. В то время когда ты сидел на скамейке, я минимум два раза в день проходила мимо тебя. Я жила почти рядом с моим домом. —Алка, а ты не вышла снова замуж?
—Нет, конечно.
—А как Артур? Вырос?
—Он закончил школу. Поступил в ПВАТУ. В Перми. Я езжу к нему часто. Иногда с его девушкой Мариной, одноклассницей. В марте умерла моя мама. Трудно было с ней, а без нее очень плохо. Она всегда ждала меня с работы у окна, и как только замечала меня, улыбалась. Значит, она радовалась мне, любила меня, хотя таких слов и не говорила мне. Я скучаю по ней. Очень ее люблю. Я все о себе. Расписки, Юра, о себе.
—Да что рассказывать? Когда понял, что я тебе совсем не нужен, пить еще больше стал. На работе сделал прогул, потом еще раз. Скан-
дал на работе. А тут позвонила Галина. Продал комнату и уехали вме-сте. Быстро понял, что наломал дров. От себя не убежишь. Видишь, не знал, как ты ко мне относишься. Месяцами ждать звонка просто невыносимо. Вот, дурак, и уехал на край света, а забыть так и смог.
—Юра, точно ты дурак. Почему в адресный стол не обратился? К соседям по этажу?
—Когда я прождал напрасно три дня, я подумал, что ты уехала из
города. Я догадывался, что у тебя не все ладно в семье, но ты ничего не рассказывала. Алка, Алка, наконец-то я тебя все-таки встретил.
—А ты не женился?
— Нет, что ты, моя хорошая. Выходи за меня замуж!
— Юра, у тебя точно давление. Голова болит?
— Болит.
— Вот когда пройдет головная боль, мы с тобой поговорим. Хорошо? Только ты больше не уезжай, а то мое сердечко может не выдержать.
— Правда? Ни-ку-да ни-ког-да не уеду. Пойдем, моя хорошая.
Юрий проводил меня до дому. В это время я жила с тетушкой. Она болела, и я не могла ее оставлять одну на долгое время. С Юрием мы стали встречаться. Приехал на каникулы сын. Они встретились, уже как взрослые люди. Через некоторое время сын спрашивает меня:
— Мама, а почему ты не хочешь выйти замуж за дядю Юрия? Он так хорошо к тебе относится. Он любит тебя.
Я не знала, что Юрий написал письмо своей жене, прося у нее развода. И вот пришло большое, горькое письмо от его жены. Юрий принес его мне. Я читала его и плакала. Как любит его эта женщина. Как ей плохо без его любви, без него. Она знает, что он ее не любит и никогда не любил. Она благодарна ему за дочь. Письмо полное душевной муки и согласия на развод. Видимо ты действительно полюбил. Юра. Уж если никого не любя, ты ко мне не вернулся за все эти годы, а полюбив, не вернешься. Тебе уже 44 года. Будьте с ней счастливы. Вот такое пришло тяжелое письмо. Я была поражена ее мудростью, ее большой любовью к Юрию. Ни одного слова упрека в этом письме. Он был нужен ей. Я не могла прийти в себя от ее письма долгое время. Я ее прекрасно понимала. Люблю я Юрия, но я хотела, чтобы он вернулся к этой достойной женщине, вернулся к семье. Я ответила «нет» на его предложение. Пока я приходила в себя от ее письма, Юрия взяли на переподготовку в армию, в Краснодарский край. Позднее перевели в Казахстан. Когда перевозили в Казахстан, он сбежал домой на несколько часов. В это время умерла моя тетушка. Юрий очень помог, практически всю заботу о похоронах взял на себя. Похоронили, и он уехал в Казахстан.
Закончилась его командировка. Жаловался, что молодые называли его дедом. Да, быстро молодость проходит. Юрий однозначно сказал, как бы ни сложились наши с ним отношения, он не вернется в Крематорск ни при каких обстоятельствах. Похоронив тетушку, решив свой квартирный вопрос, мы стали жить гражданским браком. Познакомилась с семьей старшего брата, тетей Юрия. Родителей у него не было. Отец не вернулся с войны, мама давно умерла. Посмотрела его холостяцкую комнату. Никакого сравнения с бывшей комнатой. Тоже в коммуналке. 12 кв. м. Окно выходит в торец глу-хой кирпичной стены соседнего близко стоящего дома. Окно кухни с видом на помойку. Полутемная. О Галине Юрий не хотел ни гово-рить, ни вспоминать, ни видеть. Прошло лет пять, Галина умерла. Ее дочь через работу Юры сообщила ему о ее смерти. Юрий даже не знал, что следом за ним она вернулась в Свердловск. На похороны Юрий не пошел. Такова вот жизнь! Со всеми ее сюрпризами и неожиданностями. Да, я не сказала, что приехав из Воркуты, Юрий купил Волгу-21 и гараж, так что мы частенько ездили к сестре, на приро-
ду. Я всегда восторгалась его ездой. С ним не было страшно. По лесу он проезжал спокойно, чуть ли не по тропке, оставляя буквально по сантиметру между деревьями и машиной. Очень любил эту машину, с оленем на капоте. Живя постоянно вместе, быстрее узнаешь человека. Мне по-прежнему нравился этот человек. Его доброжелательное отношение к людям. Не было унизительной, оскорбительной ревности. Он знал себе цену. У него не было высшего образования, но он был интересным человеком. Большой любитель книг. Беспокоило меня его увлечение выпивкой. Много раз он давал обещания не пить, почти столько же раз нарушал их. Правда, приезжая со смены ночью, он был трезвым и не привозил с собой вина, как раньше было. Ему нравилось,
что я жду его после работы, не ложась спать до его прихода с готовым ужином. В выходные дни уходил в гараж, а там соседи по гаражу, брат Василий любил его навестить, вот coбиралась компания. Он не видел в этом криминала. Криминала и не было. Я хорошо помнила, с чего началось у Эдуарда. Меня это просто пугало. Позднее, еще хуже. Если у меня до получки оставалось хоть 50 рублей, он все равно настаивал, чтобы купить вина, меня это очень огорчало. Бывало, даже продавала свои вещи, чтобы дожить до получки. Продавать не умела, очень стеснялась, и отдавала вещи за бесценок. Все это сказывалось на моем настроении, взаимоотношения портились. Часто приезжая со смены или в обед Юрий стал жаловаться, что у него мерзнут пальцы у одной ноги. Связанные из пуха носки, теплые стельки в обуви не помогали. Диагноз врача был странен, облитерирующий эндетриит. Нужна операция, т.к. может быть гангрена. Назначен день операции профессором Макаровой. Вшить протез гофрированный в паху, заменяя часть артерии, где не проходит кровь. Очень боялись оба, оба очень переживали. Оперировал молодой врач. Забыла его фамилию, столько лет прошло, да и память уже не та, ассистировала Макарова. Врач был очень хорошим специалистом, он готовился к защите кандидатской по этой теме. Операция прошла очень успешно. Пульс в ноге стал отменным. Доктор сравнил мой пульс и пульс Юры. У Юры был сильнее. Доктор был сам очень доволен результатом операции. Юрию категорически был противопоказан никотин и алкоголь, которые утолщали стенки сосудов, препятствуя прохождению крови. Еще в больнице, Юрий продолжал курить, а выписавшись, и пить. Начались у нас серьезные ссоры. Прошло полтора года. Возобновились страшные боли в ноге. Снова мы пошли по врачам. Сделали снимки, анализы. Заключение — только ампутация ноги по самое никуда. При первой операции сосуды были уже плохими. С большим трудом мне удалось положить Юрия в эту же больницу. Лечение не помогало. Нужна операция. Я целую неде лю приходила в больницу и просила доктора, чтобы он сделал опера цию, только сохранив ногу. Я умоляла доктора, чуть ли не на колених. Назначен день операции. В операционной работали на трех столах. Уже давно вывезли прооперированных больных. Прошло много часов. Уже вечер. Вывозят Юрия под капельницей. Он бледный, как белое полотно. Спустя достаточно времени из операционной выходит наш доктор. Его трудно узнать. Ссутулившись, низко опустив голову, он шел вытирая лицо своей шапочкой. Мне кажется, он шел никого и ничего не видя перед собой. Мне очень было жаль его. Я ждала больше часа, чтобы доктор принял меня. Видя такую усталость, изможденность его, мне было стыдно за
свою настойчивость и за безрассудство Юрия к своему здоровью. Доктор сказал.
— Я знал, что положение сложное, но чтобы за полтора года так уничтожить себя, это надо постараться. Такого я не предполагал. Его сосуды не розового цвета, какими должны быть, а черные. Сосуды, как изгнившая ткань. Невозможно пришить протез, сосуды просто рвутся.
Вот так милый доктор мучился много часов и все-таки сохранил ногу. Мне кажется, многие врачи, видя такую ситуацию, ампутировали бы ногу и были правы.
— Если бы знал такое состояние сосудов заранее и не дал бы вам обещание, я ампутировал бы ногу.
— Простите меня ради бога, доктор. Мне стыдно. Большое вам спасибо.
Юрий поправлялся очень медленно. Ему дали инвалидность. Не мог работать на такси. Уволили. Еще страшное для него осталось только желание быть мужчиной, а возможности нет. Никакие мои убеждения, что мы любим друг друга, это гораздо важнее. Все мои доводы, не могли его переубедить. После операции доктор при мне разговаривал с Юрием. Объяснил его состояние. Категорически запретил курить и пить. Юрий с нетерпением ждал выписки из большими. И только выписался, началось ежедневное винопитие, с закуской никотином. Он покупал большую бутылку вина, их еще называли огнетушителем, закрывался в спальне и пил. Так часов до 10-11 вечера. Выпив вино, выкидывал бутылку в окно и выходил в большую комнату ко мне. Просил раздеться, я отказывалась. Раздевал меня сам. Молча смотрел на меня и гладил по плечам, груди. Я очень стеснительная, для меня раздеться даже при муже, это пытка. Я стеснялась, боялась, я плакала, ругалась. Я не могла уже этого терпеть. Боялась идти домой после работы. Я не могла видеть его систематическое, медленное самоубийство. Это безумие для меня повторялось каждый вечер. Не знала, что мне делать? Я зашла в милицию и рассказала обо всем. Обещали приехать сегодня же часов в 10 вечера. Они приехали, как и обещали. Его попросили проехать в отделение милиции. Из милиции он уехал к себе в комнату. Он был крайне оскорблен и возмущен, что его, Колясникова, забрали в милицию. И позвонила его брату, рассказала, в чем дело. Попросила съездить к Юрию, побыть с ним. Юрий пил сейчас целыми днями. Родные обвинили меня, что Юрий пьет. Уже не знаю, сколько времени прошло, рано утром звонок в дверь. Открываю. Юрий. Я собиралась на работу. Он стал грубо сдирать с меня одежду. Бросил меня на кровать, пытаясь изнасиловать меня. От своего бессилия и моего сопротивления, он просто обезумел. Ударил меня несколько раз по лицу, и только когда увидел кровь у меня на лице, остановился. Заплакал. Так громко, просто жутко.
—Алка, я не могу без тебя жить, я не могу не видеть тебя. Я пришел убить тебя и покончить собой. Поверь мне. Не могу так жить. Я не хочу такой жизни.
—Я тоже, Юрий не могу и не хочу так больше жить и не буду. Я люблю тебя. Все зависит только от тебя. Брось пить. А сейчас уходи. Мне нужно идти на работу. Он ушел. Несколько лет я не видела его и ничего не слышала о нем. Уже будучи на пенсии, я продолжала работать. Утром шла на работу. Навстречу идет мужчина на костылях. Без ноги. Это был Юрий. Обнялись, заплакали оба. Он шел в гараж. Не могли говорить, как сейчас не могу писать. Второй случай. Поехала в сад, жду на автовокзале автобус. Юрий сидит на скамейке. Я подошла к нему, поздоровалась. Хотела сесть рядом с ним. Он протянул ко мне руки и посадил к себе на колено. Обнял меня заплакал. — Если бы мы с тобой были вместе, этого бы со мной не случилось, Алка. Мне так плохо без тебя. Я даже плачу ночами, моя ты хорошая.
В рюкзаке за спиной была только бутылка водки. Ни хлеба, ни продуктов. Он тоже ехал в сад, только в другом направлении. Он рас сказал, что в его комнату его просто знакомая женщина вселила свою семейную дочь, оформив фиктивный брак с Юрием, которую он даже не видел. Юрий по договоренности должен был жить в квартире этой женщины и она обещала ему помогать. Фактически отняла комнату для дочери, машину отдала своему племяннику в Камышлов, гараж продала. А Юрия с апреля по октябрь отправляет в свой сад за 80 км от города, где есть холодный старый домишко. Сама остается дома с лежачей больной ее мамой. Жив ли он сейчас, я не знаю. Болезнь у них наследственная. Деду ампутировали обе ноги. Отец молодым погиб на войне. У старшего брата болели ноги. Он боялся операции. Умер. Если бы Юрий не пил, я бы взяла его в любом состоянии.
Так мы расстались с Юрием. Переживала тяжело. Болело и болит мое сердце. С работы на скорой увезли в больницу.
Николай Роговенко
В техническом отделе треста работал инженером Николай Са-вельевич. Нам приходилось постоянно пересекаться с ним по работе. Он был внешне заметным, видным мужчиной. Очень коммуникабельным, но... Я бы сказала, инженером ПТО на побегушках, да и трудягой бы его не назвала, это точно. Что скажут, сделает. Безынициативный товарищ. Он зимой и летом всегда ходил в одном и том же костюме. Придя в техотдел, я заметила, что у него порваны брюки, тихо ему сказала, чтобы другие сотрудники не слышали.
— Знаешь, сдал костюм в химчистку, а одеть нечего. Пришлось это одеть.
Вот те раз! На обед, да и при себе у него никогда не было больше рубля. Женат. Детей нет. Долгое время жили в Польше. Отец жены в свое время был одним из руководителей Октябрьского района. Жена больше десяти лет больна раком. Ее оперировали несколько раз, проводили всевозможные лечения. Она очень располнела. Чтобы сесть, ей нужно было сначала руками поднять свой живот. Не могла наклониться. Очень трудно ей было. Все родные Николая и его 98-летняя мать жили на Украине в сельской местности. Проработав в тресте много лет, внезапно Николай уволился. Мне он не звонил и я ничего не знала о его жизни. Прошло года три. Я уехала в очередной отпуск. Вышла на работу. Узнаю, что у него умерла жена. Все наши ходили на похороны. Он спрашивал, где Алла Ивановна? Между нами были добрые отношения, я позвонила ему и выразила свое соболез-нование. Буквально через день, вечером звонок в дверь. Открываю. Николай Савельевич сияющий в новом модном костюме. Вот тогда он рассказал мне о болезни жены, об их жизни, о любви ко мне. Тут же сделал мне предложение быть его женой.
—Подожди, подожди, Николай. Что ты такое говоришь? О какой любви? О какой женитьбе можно говорить, когда не прошло и 40 дней после смерти твоей жены. Это делают минимум через год, насколько я слышала.
—Алочка, выслушай меня, пожалуйста.
—Хорошо, слушаю.
—Я тебя прошу сейчас съездить ко мне на несколько минут, чтобы ты лучше поняла, о чем я говорю. Я тебя сразу привезу обратно.
—Хорошо, поедем.
Приехали. Большая 3-комнатная квартира на втором этаже, че-тырехквартирного особнячка. Я опишу кратко. То, что меня поразило. Полная квартира хрусталя. На столе хрустальная ваза небывалой красоты с хрустальными в ней цветами. Всевозможные наборы хрустальных фужеров, ваз, компотниц, даже поварешек. Всего не по-считать и не запомнить. Все это покрыто толстым слоем пыли. Всем этим добром никогда не пользовались и никогда не мыли. В кабинете до потолка стеллажи с книгами по всем стенам. Зарубежная и оте-чественная классика. Чего там только нет? Книги не читали. Просто было модно. Все это было под покрывалом пыли. Многочисленные позолоченные чайные и кофейные импортные сервизы неописуемой красоты. Очень красивыми были китайские сервизы. Всего не опишешь. Николай говорит.
—После нее я нашел несколько сберкнижек с солидным капиталом. Массу золотых украшений. А я годами ходил в одном костюме. Я шутил и смеялся, когда мне хотелось плакать. Я хочу жить. Через год мне исполнится 50 лет. У меня нет детей, которых я очень люблю. Стоит мне выйти во двор, как ребятня собирается вокруг меня, а своих детей нет не по моей вине. Больше десяти лет назад, я обещал ей, что буду верен ей, когда ей сделали первую операцию. Все эти годы между нами не было близости. Я был лишен всего, но тем не менее я был верен ей все эти годы, верен своему слову. Когда ты пришла работать в трест, ты мне очень понравилась. Да не только мне, я это знаю. Узнавая тебя, я влюбился, как мальчишка. Я не мог приступить утром к работе, не увидев тебя. Ты же ничего и никого не видела, кроме своей работы. О моей любви к тебе знали все в тресте и вашем ПКБ. Не знала и не замечала только ты одна. Так продолжалось почти шесть лет. Однажды придя с работы, жена спросила меня.
— Ты полюбил кого-то?
— Я признался ей. Рассказал о тебе. Жена попросила сменить работу. Вот причина моего увольнения из треста. А сейчас я просто хочу жить. Я очень тебя люблю. Люблю давно. Имею я право нормально жить?
— Ну и дела! Кто бы мог подумать?
— Алочка Ивановна, кроме тебя, в тресте все знают, что я давно тебя люблю.
— Ты не обижайся, но такого я не могу сказать о себе. Я ничего тебе не могу обещать. Для меня это полная неожиданность.
Николай не торопил меня с ответом, но постоянно звонил мне. Предлагал выехать на природу, свозить меня в сад, встретить после работы. Когда он возил меня в сад, он брал деньги с меня. Через какое-то время он предложил отремонтировать его машину «пополам» со мной. Почему? У него куча денег, при чем тут я? Если куда-то ехали отдохнуть на машине с ним и его взрослой племянницей, он всегда «забывал» свой кошелек дома, а машину обязательно надо заправить, и как раз в магазине было то, что он так долго искал. Был забавный случай. Приезжал мой сын в отпуск из Венгрии с семьей. Николай предложил помочь мне купить продукты. Спиртное было по талонам и были большие очереди, просто давки. Я согласилась. Николай принес бутылку водки, арбуз и две бутылки минеральной воды. Сын приехал, я пригласила Николая. Познакомила. Все хорошо. Отдавая ему деньги, я забыла включить стоимость воды. Он напомнил. Мне было так стыдно, так неловко, готова была провалиться сквозь землю. Рассчиталась полностью. К нему приехала его родная племянница. Устроилась на работу. Хорошая девушка Оля. Места много. Даже веселее ему. Так я думала. Через какое-то время отказывает ей в жилье. Сначала дал ей поносить кольцо жены Ирины. Забирает обратно это кольцо, ссылаясь, что все эти украшения сейчас Алочки.
— Что ты? Что ты? Я никогда не возьму ничего. Мне это не надо. И тебе зачем? Отдай Оле. Подари своим сестрам. Что ты продавать пойдешь?
Так прошел год. Николай собирается в отпуск навестить родных. Пригласил меня с собой. Я собиралась в Керчь, к сестрам. Согласилась заехать к его родным на несколько дней, оставляя наши отношения прежними. Никакой близости. Согласие. Поехали. Приехали ранним утром. Родные не знали о нашем приезде. Встретили очень тепло. Сестры понравились. Добрые, открытые. Труженицы большие. Сначала испугалась его матери. Прости меня Господи, но я никогда не видела таких страшных старушек. Хотя было часов пять утра, его мама уже не спала. Зашли в маленькую комнату. Сидит худенькая старушка с большой палкой в руке. Палка с сучками. Совершенно без волос. Но главное ее лицо, ее нос. Естественно в таком возрасте зубов как-то очень глубоко. Подбородочек торчит к верху, а нос длинный, кончик носа ниже подбородка. Это ужасно! Бровей нет. Ресничек тоже нет, а красный ободок вокруг глаз. Когда бабуля встала, палка с сучьями была гораздо выше ее. Мне стыдно, но впечатление она произвела жуткое на меня. Баба яга по сравнению с ней красавица. Она взяла мою руку в свою и крепко держала.
—Ты крещеная? — Спросила меня бабуля.
—Нет. Я не крещеная.
—Я дарю тебе крестик, покрестись. Обещаешь?
—Обещаю.
Я покрестилась позднее. Бабуля была в полном здравии ума. По случаю нашего приезда собрались все их родственники. Приехал старший брат Николая, Василий. Насколько нравились мне его род-венники, настолько, к сожалению, не могу этого сказать о Николае. Его высокомерное отношение к своим же сестрам. К Марии, которая живет с матерью. Ходит за нею. Моет ее в большом корыте. Носит воду из колонки. Греет эту воду. Тянет на себе все хозяйство, огород. Ты приехал, так помоги хоть. Поблагодари свою сестру за свою мать. Нет. Сестра попросила его поднять мешок с зерном, он на нее замахнулся. Я увидела эту картину. Он сделал вид, что пошутил. Он не привез никому никакого подарочка, даже матери. Я привезла всем женщинам красивые платки. От Николая охраняла меня его сестра Мария. Мы спали с ней вместе, что бесило Николая. 23 августа ему исполнялось 50 лет. Старшая сестра пригласила меня к себе одну. «Есть разговор», — сказала она. Пришла.
—Алла, мы разговаривали с родными и все очень бы хотели, чтобы вместе с днем рождения Николая справить вашу свадьбу. Ты нам очень понравилась. Что ты на это скажешь?
—Нет. Пожалуйста, не надо.
— Ты не любишь его?
— Даже не в этом дело. Я заехала к вам, чтобы познакомиться с вами, и лучше узнать Николая. Вы все мне очень понравились, я бы даже согласилась здесь жить, но... я еще не могу принять сейчас никакого решения. Не обижайтесь на меня, пожалуйста. Я должна еще подумать.
Снова собрались родные отметить день рождения Николая. Все было хорошо. Как они красиво поют. Сильные, чистые голоса. На завтра Николай повез брата домой на Ниве родственника. Я поехала с ними.
Дорога была грунтовая, быстро не разгонишься. Недалеко от дороги на раскопанном участке работала молодая женщина с сынишкой лет пяти. Они принесли с собой маленького котеночка. И этот котенок залез в колею дороги. Прекрасно видя его, Николай с хохотом проехал. Ребенок громко заплакал. Женщина бросилась к котенку. Николай, не останавливаясь, ехал дальше. Я на ходу выскочила из машины. От котеночка ничего не осталось.
Подходят Николай с братом. Я готова была его убить. У ребенка истерика. Плачет и мать его.
— Я не видел котенка.
— Не лги. Ты прекрасно видел. Я сидела на переднем сидении, рядом с тобой, и все прекрасно просматривалось. Чему ты хохотал? Раздавил котенка на глазах ребенка и едешь дальше. Ты просто урод. Моральный зазнавшийся урод. Я дальше не поеду.
Попрощалась с его братом Василием. Николай пообещал ребенку сегодня же другого котенка и повез дальше брата. Обратно ехали молча. Дома я напомнила ему о котенке для ребенка.
— А где я его возьму?
— Ты же обещал. Ребенок ждет. Поспрашивай в деревне, ты же всех людей знаешь. Я думаю можно найти в деревне котенка.
— Никуда я не пойду.
На следующий день я купила билет на самолет домой. Николай провожал меня, но я не могла с ним разговаривать. С нетерпением ждала своего рейса. У меня перед глазами был раздавленный котенок. Улетела. Через пару дней звонок в дверь.
— Кто там?
— Алочка, это я. Я очень соскучился, открой дверь. — Просил Николай.
— Не открою. Я не хочу тебя видеть и не открою. Не надо приходить ко мне, не надо мне звонить.
Не открыла дверь. Пришел снова утром. Я вышла сама в коридор.
—Давай поговорим в квартире, Алочка. Я так соскучился за эти дни. Я тебя люблю очень.
—Разговора между нами не будет. Ты любишь только себя. Ты не любишь даже свою мать. Тебя выучили только одного из всей большой семьи, тебе все помогали. Ты стал инженером, возгордил-ся. А что ты сделал для сестер, для матери? Не надо приходить ко мне, не надо кричать о своей любви ко мне. Сейчас ты богат, у тебя все есть, ты проживешь и без меня. Вместе нам будет только хуже, и тебе, и мне. Подумай, и ты со мной согласишься.
Через некоторое время Николай поменял свою квартиру, на одно-комнатную квартиру куда-то на Украину. Был обижен на меня, что применяла его на котенка. Не понял и не поймет. Честно признаюсь. Я хотела устроить свою личную жизнь, возможно, поэтому и согласилась заехать к его родным. Получилось так, как получилось. Я и сейчас читаю, что тогда поступила правильно. Возможно, жестоко? Не знаю. Разные мы.
Спасена своим сыном
Большая нагрузка на работе, домашние неурядицы и постоянные стрессы отразились на моем здоровье. Болело сердце, нарушение менструального цикла. Частые кровотечения заканчивались вызовом скорой помощи, стационарным лечением в гинекологическом отделении 40-й больницы. Отношение врачей к больным было просто отвратительным. Все лечение сводилось к болезненной отвратительной чистке матки женщинам. Большинство больных женщин, едва успев выписаться, поступали в отделение снова. Так было и со мной. Не раз везли в больницу на скорой под сиреной. В лифте я уже теряла сознание. Поднимаясь с постели, я уже теряла сознание и падала на пол. Соседи по палате поднимали шум и бежали за врачом. Приходила врач.
—Что с вами?
—Вы врач. Скажите, что со мной? Помогите мне. У меня нет сил. Обход заведующей отделением один раз в неделю. Кажется, ее фамилия была Зинченко.
—А это что у нас за зеленый цветочек?
Спрашивала она у лечащего врача, глядя на меня. Значит, лечащий врач даже не докладывала о тяжелых больных.
— Влить кровь. — Говорила зав. отделением.
Вливали, но она выходила обратно. Наши сотрудники коллективно сдавали кровь. В больнице никакого анализа, обследования не делали. Так длилось месяца три. Поступала, выписывали. Выписывали, снова поступала, только все в худшем и худшем состоянии.
— Потерпите, вот приедет наш профессор Бенедиктов, посмотрит вас и решит, что с вами делать. Возможно, будем готовить к операции.
Прооперировали мою соседку по палате тетю Катю. Прооперировав, выкатили в коридор, по которому постоянно ходили люди, в том числе и в столовую. Господи, если бы вы ее видели? Она еще была под наркозом, а все ее тело — грудь, ноги, руки было фиолетово темным, с желтыми пятнами, с болтавшейся бутылочкой. Что с ней сделали? Какой мясник-бездарь так ее разукрасил? Почему се тяжелую больную оставили на сквозняке в коридоре? В палате она так и не появилась.
— Где моя соседка тетя Катя? Я хочу ее навестить.
— На лечении. К ней нельзя. — Ответила наша врач Обоскалова.
О сквозняке. Со мной было такое. Молодая медсестра рано утром покатила меня на каталке на какое-то обследование по подземным галереям в другой корпус. Галереи там огромные. Все здания связаны между собой ими. Сквозняк гуляет там только так. «Минуточку подождите», — сказала медсестра и убежала. Эта минуточка продолжалась несколько часов, вплоть до ужина. Я закоченела на металлической каталке под простынкой. Проходящим мимо меня до меня не было никакого дела. Телефона нет. Сама я идти не могу. В крови, на сквозняке, я простыла капитально. Уже к ужину пришла женщина и укатила меня обратно. А ведь везли утром на обследование. Передо мной даже не извинились. Когда приехал профессор, он действительно меня посмотрел, но из-за простуды нельзя было оперировать. Возможно, выпишем домой. Когда пройдет простуда, тогда и будем решать вопрос, сказала мне та же Обоскалова. Сволочи! Сейчас поймете мое негодование.
Знаете, есть Бог. Он много раз спасал меня. Помогал мне. В это время приехал в отпуск мой сыночек с семьей из Венгрии, он там служил. Навещая меня в больнице, он видел, что мое состояние все хуже и хуже.
— Мама, надо что-то делать срочно.
Не спрашивая у врача разрешения, он повез меня на своей машине в больницу Железнодорожного района (через знакомую). Посмотрели.
—Знаете, своих больных мы не доводим до такого состояния, Больная очень тяжелая, но вы не из нашего района и мы не можем принять вас.
Сразу же сын повез меня в институт ОММ (материнства и младен-чества). В приемной попросили направление. У нас его не было. Сна-чала врач отказалась посмотреть меня. Вглянув на меня, она изменила свое решение. Посмотрев, кому-то громко закричала.
—Срочно в хирургию, бегом.
Я не успела понять, что речь идет обо мне. Как-то очень быстро я оказалась в палате на третьем этаже. Там же взяли анализ крови. Тут же к врачу акушеру на осмотр. Посмотрев меня, опять закричали уже другая врач:
—Срочно на операцию. Открытое кровотечение.
Меня провели в палату, пришел анестезиолог. Что-то спрашивал. Пришла сестричка, надела на меня широкую белую рубашку, в которой я просто потерялась.
—Пойдемте в операционную.
—Подождите, я сыну записку напишу.
Начала писать, прощаться с ним. Написала, что я его очень люблю. Заплакала. Не дав дописать, сестра повела меня в операционную. А соседка по палате вслед мне говорит, что все будет хорошо. Здесь очень хорошие врачи. В операционной было пять врачей и все молодые ребята.
—А кто это? — спросил один.
—Это наша больная. Сейчас будем оперировать.
—Она же такая худая. — Не унимался тот же врач.
—Она не худая, она просто прозрачная.
Перед наркозом прошу зав. отделением, чтобы моему сыну про-длили отпуск, чтобы он успел похоронить меня.
—Алла Ивановна, мы с вами обязательно поговорим после операции.
—Вы думаете, что мы сможем с вами поговорить?
—Конечно. Видите солнце. Оно еще ярче будет, когда вы про-снетесь.
—Спасибо вам, доктор, за добрые слова, за поддержку.
Реанимация. Сколько спала, не знаю. Так болит низ живота. Хочется повернуться и лечь на живот. Постоянно хочется пить, а пить нельзя. Только губы смачивает сестричка. Она ставила мне капельницы, уколы. Боль не проходила. Отпускала на короткое время и снова боль.
— Да что это сегодня за день? Какой-то мужчина забрался на дерево и поет. Часами поет. Дождик уже прошел, а он все сидит на дереве и поет. Наверное мокрый весь после дождя. Я прислушалась и узнала голос сына.
— Сестричка, милая. Это мой сын, Артур. Скажите ему, пожалуй- ста, что операция прошла успешно. Все хорошо.
Открыв форточку, сестра прокричала:
— Артур, слезай с дерева. Хватит петь. Мы с твоей мамой тебя услышали. Все у нас нормально. Иди домой, соловей. Надо же, до чего додумался?
Оставив меня в ОММ, Артур решил навестить меня. Как я уст роилась, как себя чувствую? Ему сказали, что я в операционной. Такой поспешностью и он был удивлен. Узнал, где находится реанимация. Залез напротив ее на дерево и пел. Таким образом, давая о себе знать и поддерживая меня. В реанимации я была одна. Сестра не оставляла меня одну ни днем, ни ночью. Несколько дней боли не оставляли меня.
— Вы, наверное, пьете? — спросила меня сестра. — Я вам даю двойную дозу, мне же за лекарства надо отчитываться.
— Да, попиваю. Налейте мне еще водички.
Через пару дней я встала.
— Да вы такая маленькая оказывается, а препараты не помогали.
Мы с ней еще посмеялись. Спрашивая, пью ли я, она думала про алкоголь, а я думала про воду. Удивительно доброжелательное отношение всего медицинского персонала к больным. Все сестрички, врачи, санитарочки обращались ко всем больным по имени отчеству. Знали всех больных. Мое состояние было тяжелым. После операции я не могла есть и не хотелось есть. Я не ела несколько дней. Лечащий врач и зав. отделением сидели минут по 40 у меня, убеждая меня, что надо есть, а то у меня выйдет последний белок и меня уже не спасти.
— Алла Ивановна, помогите нам, пожалуйста, помогите себе.
Мне было стыдно, что они столько времени теряют со мной Я обещала есть, но проходил день, и опять то же самое. Помню сел рядом Щербинов Александр Егорович,
— Вы же вчера мне слово дали, что будете есть.
—Александр Егорович, не сердитесь на меня, пожалуйста. Ну, ни-как не могу есть. Даже видеть не могу еду, меня начинает тошнить.
—У меня дома отличное есть сало, я вам принесу. Хорошо?
—Мне сало нельзя. У меня печень.
—К черту вашу печень! — закричал Александр Егорович. — Хотите жить, ешьте все. Иначе вам не подняться. Вы меня слышите? Больше я к вам не зайду.
Я просто стала вталкивать в себя еду, пережидая рефлекс тошноты. Моя операция была срочной и я не была подготовлена к ней. Даже кишечник не был очищен, это сказалось после операции. Я же
стеснялась сказать сестричкам. Артуру продлили отпуск на несколь-ко дней. Они навещали меня всем семейством. Забота и внимание сына были постоянными. Его отпуск заканчивался, им нужно уезжать. Артур забрал меня из больницы раньше на несколько дней положенного срока. Сын приехал с цветами для меня и для врачей. Провожая меня, зав. отделением поздравил меня со вторым днем рождения. Сыну сказал:
—Если бы вы привезли свою маму на 15-20 минут позднее, мы бы не смогли ее спасти.
Спаc меня в 1986 году мой сын и врачи ОММ. Что думали специа-листы 40-й больницы, отправляя меня домой? Не могли не знать, что отправляют меня домой на верную смерть в 49 лет! Когда жить мне оставалось 15-20 минут. Это не врачи, это просто нелюди. Чтобы умирала дома, а не у них в больнице. Каково же было мое удивление, нет, просто изумление, когда спустя 23 года я увидела по телевизору, что главный врач гинеколог Екатеринбурга Обоскалова Т., я узнала ее. Она была моим лечащим врачом в 40-й больнице, которая довела меня до такого состояния, где просто издевались над больными, я убеждена, гробили их, как и меня. У нее не было своего мнения, решения, как врача. Ужас, что она главный гинеколог нашего города. За какие заслуги? А где же умницы врачи, работяги? Болеющие за больных, спасают их, дающие им жизнь. Исправляют ошибки врачей-бездарей. По заключению патологической лаборатории и проведенной операции у меня ничего серьезного не было. Был маленький полип на шейке матки, который не давал полного сокращения (закрытия) матки, вот и было кровотечение. Что можно было убрать в свое время амбулаторным лечением. Проглядели врачи 40-й, спасли
врачи ОММ, но я уже была морально и физически искалечена. Через три дня после выписки моей сын с семьей уехали в Венгрию. На работе не знали, где я и в каком состоянии. Сестра Гутя и сваты знали, но ни разу не навестили. Родных здесь больше нет. Надо было выживать, надо было жить. А каково было сыну оставлять меня в таком состоянии? Он видел мою беспомощность. Но мы выжили, мы же Дягилевские.
Валерий
По новому адресу отношения с соседями сложились доброжелательные, иногда даже праздники отмечали вместе. На нашем общем коридоре было четыре квартиры. В одной квартире жил капитан милиции Егорыч с молодой женой и двумя детьми. Далее, соседка пенсионерка Клавдия Федоровна с сыном инвалидом Виктором. Жили они бедно. Со скандалами, иногда даже с драками между собой. Ее сын судим. Его мама часто заходила ко мне и жаловалась на свою жизнь. Я угощала их фруктами, ягодами из своего сада. Помогала, чем могла.
— Я вам сегодня привет принесла. — Сказала моя соседка.
— От кого это интересно?
— От Валерия.
— Кто это?
— Да вот когда Виктор был на зоне, там познакомился с отличным парнем. Познакомились, подружились. Этот парень ни за что сел. Виктор с ним переписывается и написал о тебе, что поселилась одинокая соседка красавица. Еще красивее, чем Анне Вески. Так вот от Валерия пришло письмо, он передает вам привет. Спрашивает, как вы живете?
— Клавдия Федоровна, вы не обижайтесь, но мне, неприятно, что Виктор пишет обо мне кому-то. Приветы мне не нужны, тем более от незнакомого человека, от зека.
Обиделась на меня соседка. Долго не заходила ко мне, но общаться общались.
— Алла, я блинов напекла, пойдемте ко мне блины есть.
— Блины я люблю. Спасибо. Сейчас приду.
На кухне кроме соседки с сыном был незнакомый мужчина.
— У вас гости, я зайду попозже.
— Проходите, проходите. Места всем хватит.
Зашла. Поздоровались. Познакомились. Валерий. Не тот ли зек? Больно худой, стеснительный. Мелькнула у меня такая мысль. Стало не по себе. Зачем обманывают. Минут через пять я ушла. Соседка продолжала навещать меня, не забывая поговорить о своем госте. Он освободился. Ему некуда идти, соседка прописала его у себя. Его родной старший брат успел обменять однокомнатную квартиру, где раньше жил Валерий с матерью, и свою комнату на 2-комнатную квартиру, где для Валерия места уже не было. У них растет маленький сын, и они не хотят, чтобы Валерий жил вместе с ними. Мать Валерия несколько лет назад замерзла пьяной. Соседка жаловалась мне, что деньги, которые привез с собой Валерий, заканчиваются, а он не может устроиться на работу. Не берут с судимостью. Не знаем, что и делать?
—Клавдия Федоровна, я не знаю, чем и как я могу помочь Валерию. Я не знаю, что он за человек. Что умеет делать? Кем и где работал раньше? —Алла, а вы поговорите с ним, он сам все расскажет.
—Хорошо, пусть зайдет ко мне, только не сегодня. Поговорим с ним.
Я помогла Валерию устроиться на работу. На зоне он научился столярному делу, резьбе по дереву, изготовлению мебели. Его взяли в фирму по изготовлению мебели в центре города. Зайдя ко мне, он рассказал, как они жили на Дальнем Востоке.
Отец занимал высокий пост в свое время, позволял себе многое. Мать была дома, занималась своими детьми. На работе у отца случились какие-то неприятности, и они всей семьей приехали в Свердловск. Отец продолжал ходить по ресторанам, всюду таская за собой маленького сынишку. Работать не хотел. Мать от бессилия, что-то изменить в лучшую сторону, тоже пристрастилась к выпивке. Вскоре отец умер. Валерий вспомнил, как мать отправляла его в школу в первый раз, в первый класс. Надела белую рубашку, купила букетик цветов. Выходи, сказала она. Я закрою дверь и пойдем в школу. Я вышел во двор и запачкал штаны. На улице были лужи после дождя. Увидев грязные штаны, мать очень рассердилась, стала ругать и бить меня. Я уже запачкал кровью белую рубашку, а она продолжала хлестать меня цветами. Вернулись домой. Вечером мать напилась и снова избила меня. Рассказал, как он пацаном иногда воровал фрукты в магазинах и нес их домой, чтобы накормить мать и поесть самому. Он рассказывал и плакал.
Я вспомнила, как мы с Реней жили в Крыму. Если бы не добрые люди, как бы я выжила, какой бы стала? Я справилась, выучилась, хотя и наделала кучу ошибок в своей жизни. Реня не смог, а ведь был не глупее меня и учился лучше меня. Мне было жаль этого человека. Родители покалечили ему жизнь. Это мое мнение. Увидев у меня гитару, Валерий спросил:
— Вы играете на гитаре?
— Нет, не играю. Мне подарили уже три гитары, сотрудники почему-то думают, что играю.
— Можно посмотреть?
— Конечно, можно.
Валерий настроил гитару и тихонько заиграл. Ничего подобного ни на концертах, ни на телевидении, ни в жизни я не слышала. Бесподобная манера исполнения. То, что я слышала раньше и слышала позже, простите меня, просто насилие над инструментом. Он самоучка.
Прошло достаточно много времени, зашла ко мне Клавдия Федоровна. Пришла и молчит, что на нее не похоже.
— Что-то случилось?
— Случилось, но даже не знаю, как и сказать. Да и не сейчас уже случилось.
— Так говорите, может вместе, что и придумаем. — Да Валерка наш влюбился.
— Так это же хорошо, почему вы расстроились?
— Хорошо-то хорошо, только как он будет жить с этой любовью.
— Как все люди живут, по-разному.
— Алла, да из-за вас он ночами не спит. С пяти часов утра уже торчит на лоджии, чтобы не просмотреть, когда вы уходите на работу. С работы приходит и первое, что спрашивает, пришли ли вы с работы?
— А вы откуда можете знать, пришла ли я?
— Да мы все вас по каблучкам узнаем.
— Как это по каблучкам?
— По стуку каблучков. Никто так не ходит, как вы. Быстро, легко.
— Ну, вы и даете. Напридумывали все. С Валерием поговорите серьезно. Нечего дурью маяться.
— Как я с ним только ни говорила.
— Хорошо, пусть зайдет, я сама с ним поговорю. Только не сейчас.
Валерий зашел вечером. Никак не могла начать разговор. Как говорить мне о его любви ко мне, когда он мне не слова ни говорил о ней. Спросила о работе. О его новостях в жизни. По работе все в порядке. Сделали новые образцы некоторой мебели. Руководство довольно. Тут же, с франко потолка подняли цены на изделия, но не зарплату рабочих. Ходил к брату. Поговорили ни о чем. Очень по нравился племянник, подарили мне его фотографию. Проходил мимо барака, где последнее время жил еще до зоны. Заглянул в окно.
—И что ты там увидел?
—Увидел бывшую девушку Любу. Она спала пьяная, открыв рот. А мухи облепили рот... меня чуть не вырвало. Я убежал.
—Зрелище неприятное но, возможно, это нелепая случайность в ее жизни. Увидел, надо было поговорить.
—Алла Ивановна, разрешите на гитаре поиграть.
Валерий играл и начал тихонько петь. Есть в песне слова «...за это можно все отдать...» За пение Валерия можно отдать многое. Слушала и слушала бы. Как поет песню «...у меня на голове лежит не тая снег» отличить от исполнения Валерия Леонтьева невозможно. Другие песни он пел еще лучше. О чем хотела поговорить, не получилось. Месяца через три, не глядя на меня, опустив голову, Валерий сделал мне предложение. У нас не было никаких отношений, тем более интимной связи. Ни о каких чувствах, тем более о любви с моей стороны, не могло быть и речи.
После операции я долго восстанавливалась. Мне было очень непросто. Работа у меня не из легких, которая требует много сил и времени. Сад за 50 км от города. Все работы, связанные с землей, а так же работы по ремонту теплицы и домика я делала сама, одна. Вплоть до резки стекла и остекления теплицы. Я подумала, дадут месяца три на раздумье. За три месяца многое может измениться. Подали заявление в загс. Каким-то образом Валерий договорился, что нас распишут через 20 дней. Незадолго до регистрации Валерий признался мне, что
ему 41 год. Почти 20 лет из них он был на зоне. Судим семь раз. Ме-жду последними сроками был на свободе всего 19 дней. Первая суди-мость еще в юности. С ребятами пели песни, играл на гитаре вечерами, ночами. Соседи написали коллективное письмо, что мешают. За нарушение общественного порядка дали 1,5 года. Он говорил, что там стояла подпись даже глухой бабушки, которая вообще не слышит. Ос-вободился, зашли с друзьями в ресторан, выпивали. Не хватило денег рассчитаться. Один из них отдал свои часы, позднее сказал, что его заставил это сделать Валерий. Посадили за ограбление. Пошло, поехало. Бандитизм, разбой. Его знакомая Люба жила на Эльмаше.
Двое ее мужей и отец сидят в тюрьме. Третий ее муж в бегах. Валерий не хотел возвращаться к прошлой жизни. Он цеплялся за жизнь на свободе. После такого признания Валерия, я совершенно не знала, как мне поступить? Когда не знала всего, я практически не отказала за ему. Отказать сейчас, что с ним будет? Мне не хотелось, чтобы он снова попал на зону. Хотелось помочь человеку. Вытащить его из этого болота. Он больной человек. На инвалидности. Отказывая Николаю Роговенко, я сама отказалась от обеспеченной жизни, но я понимала, что Николай проживет и без меня, не пропадет. Здесь было другое. Я решила быть с ним. Умом своим я понимала, что этого делать мне не надо. Опять эта жалость. Опять разум с сердцем не в ладу. Опять те же грабли. Я не только наступаю на них, я хожу по ним всю свою жизнь. Купили Валерию хорошую обувь, одежду. Помню, когда покупали ему зимнюю меховую шапку, он заплакал. Он ничего хорошего ни от кого не видел в жизни, ничего приличного никогда не носил, хотя сидел за ограбление и бандитизм. Купили кольца. Валерия было просто не узнать. Он стал даже выше ростом, выпрямился. Как будто сбросил какую-то неимоверную тяжесть. В день регистрации на машине съездили в загс со свидетелями. Была хорошая музыка, цветы. Дома Валерий много играл на гитаре и пел. Все собравшиеся были просто очарованы. Началась наша совместная жизнь. Не любя, жить с человеком, даже имея золотой характер, я думаю сложно. Валерии плохо видел, но не хотел носить очки. У него было косоглазие и он очень этого стеснялся. Никогда не смотрел в лицо, в глаза. Разговаривал, как бы отвернувшись, хотя глаза были красивыми, голубыми. Он никогда не ел вилкой. Даже салаты и второе ел ложкой. Я понимаю, что привычка, но можно же ее изменить. Если хотел сесть, то не в кресло и не на стул, а садился на корточки к стене. Нормально садился, когда играл на гитаре. Ходил всегда заложив руки за спину. Конечно, я знала за кого шла, но не до такой же степени все это сидит в нем, думала я. Внешне Валерий выглядел старше меня, хотя был моложе на восемь лет. И опять ревность. У него была манера ходьбы, буквально на полшага идти сзади меня, и в то же время как бы рядом, и наблюдать, кто и как смотрит на меня. Так и жили. У них была встреча с братом, сказал брату, что женился. Жена работает начальником строительного отдела и т. д. Они ему не поверили, но пригласили на день рождения брата. Ехать было далеко и мы немного не рассчитали со временем. Гости были все в сборе, когда мы приехали. На наш звонок вышли брат с женой встретить нас. Не поздоровавшись, они стояли молча и смотрели на меня. Мы молчали. Вышли гости, не понимая тишины в прихожей. И та же немая сцена. Я ожидала удивления, но не до такой же степени. Не до потери речи. Вечер прошел весело. Валерий пел и играл на гитаре. Пели и играли вместе с братом. Танцевали много, что я умею и люблю делать до сих пор. Только подруга жены брата ссорилась со своим мужем, приревновав его ко мне. И зря. Мы даже не разговаривали с ним. Если смотрел на меня, так все смотрели. Валерий был почти трезв. Уходили мы первыми, т. к. далеко ехать, а завтра на работу. В трамвае у Валерия резко изменилось настроение. Что произошло? Я не поняла. Или его тоже шокировало внимание ко мне его родных и гостей, не знаю. Он предложил выйти на ж.д. вокзале. Я отказалась. Он вышел. Домой не приехал. На работу на завтра не вышел. Пришел вечером выпивши:
—Был у друзей. Захотелось встретиться, выпить. Обручальное кольцо отдал под залог, другу. Когда отдам ему деньги, он вернет кольцо. Что тут такого? Не сердись.
Срывы начались повторяться снова и снова. Приходил, просил прощения, плакал писал письма.
«Милая ты моя Аленушка. Ну что же ты со мной сделала? Я так не хотел опускаться на дно, хотел хоть немного удержаться, как за соло-минку за тебя. Конечно, лучше сказать, что я с собой сделал. Да, моя хорошая, милая девочка, слишком дорогую цену я заплатил, чтобы это понять только теперь. И с собой, и с тобой сделал. Милая моя, если бы ты только знала, как я кляну себя, как ругаю последними словами. Ведь ты так хотела, чтобы я был человеком, чтобы у тебя был верный друг и помощник, а я... Скотина я, Алла. И действительно, во всем, абсолютно виноват я сам, даже в самой малости. Ведь ты же хо-
тела мне только добра. Но я пишу не для того, Аленушка, чтобы пе-речислять и исповедоваться в своих грехах перед тобой. Ты знаешь все и я тоже. Извини, письмо мое, конечно, сумбурное, беспорядочное, но Алла, моя маленькая, милая девочка, я так люблю тебя. Я не знал, что такое может быть. За это время в груди у меня все закаменело, зачерствело, я уже на пределе, готов на все, но только мысли о тебе сдерживают меня от последнего шага. Мысли и надежда, маленькая, ничтожная, но надежда. Эту надежду дает мне моя любовь к тебе. Так мне необходима ты. Милая моя. Все это время я жил воспоминаниями о тебе, о нашей жизни. Я по каждому дню перебирал ее, начиная с того дня, как увидел тебя. Все, все, милая моя девочка, мне дорого в тебе. Ты для меня, моя милая. Я без тебя не смогу, пойми. Не дай мне погибнуть. Я буду для тебя всем, чем ты хочешь. Рабом, слугой — хоть кем, но умоляю, ради любви, возьми меня обратно. Я знаю, моя любимая, что после всего, что я натворил, сделать это будет очень трудно, но я так люблю тебя, Аленушка. И еще жалею. Какой же я скот, Алла, по отношению к тебе. Ведь почти каждый день нашей жизни я хоть чем-то, но умудрялся отравить. Милая моя, но постарайся простить меня. Я знаю, что никакие клятвы сейчас не помогут мне, но пойми своей душой, Аленушка. Обида и слезы душат меня за свою непутевую жизнь. Ну неужели я рожден лишь для того, чтобы приносить людям горе и сидеть в тюрьме. Нет, Алла. Я это понял только теперь. Я понял, что надо было слушать каждое твое слово, исполнять любое твое желание — все было бы хорошо. Я только теперь это понял, моя любимая. Проста, проста, проста... Моя хорошая, добрая девочка, заклинаю тебя, ну дай мне последнюю возможность искупить свои грехи и вновь заслужить твою любовь. Я плачу, Алла. Родная моя, будь милосердна, я так мало видел доброго в своей жизни, что, наверное, не привык ценить это. Родным и преданным человеком может быть только один, которому отдаешь самого себя без оглядки. Только сейчас я понял, что этот человек ты, Аленушка. Ну постарайся простить, постарайся забыть весь этот кошмар, всю эту грязь, а я помогу тебе в этом. Любое твое слово будет для меня безоговорочным законом. Я буду всем для тебя, только прости и забери меня. Ради тебя я готов на все, ведь без тебя мне все равно не жить. Поверь мне, моя милая девочка, все будет хорошо. Нам будут завидовать еще, Аленушка, и твое сердечко больше никогда не заболит, я уверяю тебя. Я знаю, что тебе тяжело одной и в саду, и дома, и на работе. Наибольшую часть этого груза я буду нести на себе, только прости, Аленушка. Я согласен на все, только будь моей и со мной. И не дай бог потерять тебя. Алла. Я этого, наверное, не переживу, честное слово. Прости родная моя, хорошая, милая, ласковая девочка. Больше у меня нет никого, пойми, никого. То, что есть — это не друзья, не
подруги, никто. Все это шелуха. Забыть всех, выкинуть из памяти и быть только с тобой и для тебя, так я решил. А тебя умоляю я, Аленушка. Не бей меня наотмашь. И так вся душа у меня кровоточит и саднит. Люблю я тебя, Алла — всю тебя, все в тебе, все, что связано с тобой. Прости родная. Валерий».
Простила. Все повторялось снова.
Снова писал письма, давал клятвенные обещания и опять... Делал прогулы на работе. Я несколько раз по его просьбе просила его оставить, оставляли.
Но и их терпению пришел конец. Домой стал приходить ночами и пьяный. Не пускала, бил в двери. Кричал: «Я законный муж». Однажды прихожу с работы, а входная дверь в квартиру выбита. Валерий сидит на кухне и ест.
— Сейчас же вон отсюда или я вызываю милицию.
— Проста.
— Не хотел жить, как человек, уходи.
Вышла из квартиры. Рядом с домом строили дом. Я попросила рабочих помочь мне. Рассказала о ситуации. Трое парней пошли со мной. Приходим, его уже нет. Убежал. Квартира открыта. Потом эти же ребята отремонтировали и поставили дверь. Работать практически было невозможно, постоянные телефонные звонки от Валерия. Телефон отключила. Включила в конце дня. Звонок от Валерия.
—Умоляю, выслушай. Сегодня мы ограбим магазин, будут деньги. Нас четыре человека. За 15 минут до конца рабочего времени мы должны зайти в магазин. Аленушка, милая. Я не хочу этого. Я не хочу снова в тюрьму, но я не могу отказаться. Приезжай, забери меня, только времени остается очень мало. Спаси меня, умоляю. Мы стоим у стены магазина. Я отошел в будку, чтобы позвонить тебе. Спаси меня, Аленушка.
Господи. Да что это такое? Что же мне делать?
Я выскочила с работы, добежала до остановки такси. Пожалуйста, только быстрее, на Эльмаш. По пути я вкратце рассказала водителю, что муж попал в дурную компанию, ему нужно помочь. Подъезжаю ближе к магазину, я увидела эту компанию и мужа, чуть в сторонке стоящего. Попросила водителя развернуться, чтобы можно было быстрее отъехать, и пошла к мужу. Еще переходя дорогу, я поняла, что они все обратили внимание на меня. Быстро подойдя к Валерию, беру его под руку и увожу. Сели в машину и быстро отъехали.
—Вот это чмо, ваш муж? — Спросил удивленно водитель.
Я сидела рядом с водителем и обернувшись, посмотрела на Валерии. Это было действительно грязное, вонючее чмо. Вся шея была в синих засосах. Слипшиеся грязные волосы. Услышав оскорбление в словах водителя, Валерий возмутился.
—Ах ты грязная мразь, вон из машины. — Закричал водитель.
—Не надо. Не высаживайте его. А ты едешь молча или пойдешь пешком.
А сама думаю, куда же мне его деть? Что с ним делать? Я прощала его много раз. Я пыталась вытащить его из этой трясины, не думая о себе, не жалея себя. Все напрасно. Я делала все, что было в моих силах. Привезла его домой. Позвала его друга с мамой. Увидев Валерия, Клавдия Егоровна, недолго думая, закатила ему оплеуху.
—Ты не благодарная скотина. Завтра же я выпишу тебя из квартиры.
Ушли. В коридоре на полу ночевал Валерий. Рано утром молча ушел. Я подала на развод. С неделю не было ни его, ни звонков. Позвонила женщина. Представилась Любой.
— Алла Ивановна, я прошу вас, помогите Валерию устроиться на работу.
— Люба, куда и кому вы звоните?
— Наверное, в отдел кадров? Мне Валерий дал номер телефона. Знаете, у меня папа освободился, вот мы все отмечаем его возвращение.
— А вы кто, Люба.
— Я жена Валерия.
— Вы ошибаетесь, Люба. Жена Валерия я. Посмотри его паспорт.
— Вот... обманул. Папа сейчас вправит ему мозги.
Подала на развод. Наш брак расторгли без присутствия Валерия.
Спустя пару месяцев, Валерий стал звонить каждое утро в 8 часов, как только я приходила на работу, из Краснодарского края.
— Прости меня, дурака, Аленушка. Я не могу жить без тебя.
Если утрами он звонил трезвым, под конец рабочего дня он звонил уже выпившим. Что-либо объяснять, было бесполезно. Каждый день одно и то же. Я долгое время ничего не отвечала, думала, что человек сам все поймет и перестанет звонить. Звонил.
— Ты продолжаешь звонить мне, хочешь услышать меня. Слушай. Мы с тобой в разводе. Твои клятвы и обещания, это пустой звон. Ты мне не нужен. Я тебя никогда не любила, ты это прекрасно знал. Я ценила твои чувства ко мне. Хотела помочь тебе снова стать человеком. Знаю, как бывает трудно, когда ты никому не нужен, никому нет дела до тебя, а у тебя уже все силенки на исходе. Доходишь до отчаяния. Я не думала о себе, выходя за тебя. Моему любимому человеку выпивка оказалась дороже меня, дороже его собственного здоровья. Мне было очень больно. Никто был не нужен мне. Любое внимание ко мне только раздражало. Который раз подвела моя жалость. Ты ничего не понял и не поймешь. Больше мне нечего тебе сказать. Не звони. Тебя для меня просто нет.
Тоже из письма Валерия. «...И еще мне очень обидно. Ал, что ты не поверила в последний раз, а я был готов на все ради твоего прощения и ради того, чтобы снова быть с тобой и жить для тебя. А сейчас я смят, разбит, раздавлен, и с полной отчетливостью понимаю, что во всем виноват сам. И поэтому я решился. Но главное потому, что без тебя мне моя жизнь не нужна и не хочу тебе принести горя еще, когда встречу тебя с кем-нибудь другим, а это неминуемо, потому что такая женщина одна не может долго оставаться. Ну вот и все, Аленушка. Знай, моя дорогая, что я никого, никогда так не любил и хочу попросить, моя любимая женщина, ради моей любви, постарайся меня простить и, главное, понять. Я умру с твоим образом и с гноим именем. Конечно, сказано высоко, но будет именно так, моя cветлая, чистая, красивая. Возьму гитару, буду долго петь и только для тебя моя золотоволосая девочка. Прости, Аленушка».
Валерий покончил собой. Вскрыл вены и пел. Вся гитара была в крови.
Хотела спасти человека, а получилось, что погубила окончательно. Я ли?
Главный инженер проекта
Проработав в тресте девять лет, я многое сделала, многому научилась сама. Приобрела богатый опыт. Когда пригласили работать ГИПом в институт «РОСГИПРОМЕСТПРОМ», я согласилась. Работая в тресте, я выполняла работу ГИПа. Это входило как бы в обязанность начальника отдела. В институте объекты были серьезнее и разнообразнее. Например, мебельная фабрика в Кызыле, Томский умелец, Томская карандашная фабрика, Ижевская сапоговаляльная фабрика и многие, многие другие объекты. На- значение объектов разное. У каждого своя технология производства работ, разные климатические пояса, разная геология. Работы много. Как всегда работа срочная. Чтобы выпустить грамотный, экономичный проект, нужны хорошие знания и большое желание работать. Новый большой коллектив, ни одного знакомого лица. Надо работать. Работать, так работать. Как говорится, нам не привыкать. Хозяйство (кабинет) мне досталось запущенное. Воздух как в курилке. Пыль, грязь. Начала с рабочего места, т.е. с кабинета. Сняла шторы, вымыла и покрасила окно. Выгребла весь хлам из шкафов. Что удивительно, документация по «Томскому Умельцу» лежала в низу шкафа, где стояла обувь бывшего ГИПа. Как же он работал? Проветрила хорошенько, принесла комнатные цветы. Изменения были на лицо. Всю мою работу не рассказать. Опишу несколько примеров моей работы, чтобы иметь представление о ней, а значит и обо мне. Еще до меня институтом был выдан проект Мебельной фабрики в г. Кызыле. Грунт скальный. Каким образом были согласованы и запроектированы институтом свайные фундаменты, не понятно. В результате 7 свай забивали 5 лет. Забить не могли, сломали. Заказчик требует переработать фундаменты, институт требует на это деньги и время. «Воюют» уже не один год. Пока заказчик боролся с институтом, на другой его производственной площадке в Кызыле «Восток рыба» отхватил у него солидный кусок площади. Построил там свои здания и поставил высокий забор. Разработанный институтом проект на данном этапе: генплан с посадкой всех зданий и сооружений, инженерными сетями, увязкой их между собой согласно СНиПа летит к черту, так как площади не хватает. А гл. инженер, тувинец, окончивший с золотой медалью строительный институт (по его словам) даже не может «врубиться», почему ругается ГИП из Свердловска? Чем занимался мой предшественник ГИП Усов? Или тоже золотой медалист?
Досталось и директору. Вынуждена остановить проектирование, пока площадка не будет освобождена полностью. Летала несколько раз в Кызыл. Решила вопрос. А тут долбанная перестройка. Затратив уйму времени и денег на проект, его согласование даже в Минфине, не только не построили новое, но и развалили старое, что было. Для Ижевска выполняли проект сапоговаляльной фабрики. Согласованы строительные конструкции. Выполнена геология площадки. Все есть Строительный отдел работает. Начальник отдела пришла на работу в Институт одновременно со мной. Есть ведущий конструктор. Отдел укомплектован кадрами полностью. Ко мне не обращаются, я не мешаю работать. Приносят чертежи на предварительное согласование. Начинаю смотреть с геологии грунта. Грунты хорошие. Генплан Не плохо. Есть маленькие замечания, но это мелочь. Нулевой цикл, фундаменты. Боже мой! Что это такое? Свайные фундаменты кустами по 5-8 шт. длиной 12 метров. Какие же надо иметь колоссальные нагрузки, чтобы взять восемь двенадцатиметровых свай при хорошей несущей способности грунта? Прошу принести расчеты. Несут три дня. Вернула чертежи в отдел с той же просьбой. Вызывает глав ный инженер института. Прихожу. Там начальник строительного отдела. Главный инженер обращается ко мне.
— Алла Ивановна, нас поджимают сроки выпуска проекта по Ижевской фабрике. Мы не можем сорвать этот выпуск. Иначе у института будут большие неприятности, и мы понесет большие финансовые потери. — Я это хорошо понимаю, Станислав Иосифович, но дело не во мне. Три дня назад я попросила принести расчеты по запроектированным фундаментам, которые вызвали у меня большое сомнение Расчетов до сих пор у меня нет, хотя обязаны предоставить вместе с чертежами, тем более если поджимают сроки. Проект без проверки расчетов подписывать не буду. Я уверена, что данные фундаменты к нашему проекту не имеют никакого отношения. Исполнители взяли узлы фундаментов из другого проекта и использовали их. Так не пройдет. Заказчик потеряет миллионы рублей, да не просто потеряет, а сам же будет забивать их в землю бабой.
Гл. инженер поручил начальнику отдела провести экспертизу проекта. Приносят мне заключение экспертизы. «Все правильно при-нято в проекте». Такого не может быть! Просто не может быть. Или я тупее самого тупого. Узнаю, что экспертизу делали в институте, где сейчас работает мой предшественник Усов, который является сожи-телем исполнителя. Экспертизу никто и не делал. Я была наверное злее ста чертей. Как, ну как так можно работать? Опять гром и молнии в кабинете главного инженера. Их целый отдел, плюс приятельницы из смежных отделов, а я одна. Прошу назначить независимую экспертизу.
—Проект подписывать не буду, вплоть до увольнения.
Главный инженер сам вызвал независимую экспертизу. Переживала очень. Если с первой экспертизой такая непорядочность, кто знает, какие специалисты будут сейчас и кто они? Заключение. Дословно уже не помню. Нагрузки на фундаменты собраны неправильно, увеличены в несколько раз. Количество свай завышено. Где надо три, а где-то четыре сваи шестиметровых, вместо восьми свай двенадцатиметровых. Что и требовалось доказать.
Никто не извинился передо мной. Да мне и не надо было этого. После этого случая у меня прибавилось работы, чего я не ожидала, В процессе работы приходили ко мне сами разработчики, даже смежники, и советовались, как лучше сделать. Ездила в Томск. Там строили производственное здание. Смонтировали перекрытие третьего этажа уже почти полностью. А на перекрытии второго этажа смонтировано несколько плит (три или четыре, точно уже не помню) явно бракованных. Брак серьезный, на перекрытие будет большая нагрузки, вибрация от оборудования и т. д. Остановила работу. Пригласила на объект подрядчика начальника Томского умельца. Указала на брак. Согласились со мной.
—Но сейчас невозможно произвести замену плит перекрытия второго этажа, почти смонтирован план третьего этажа, говорит ген. подрядчик. —Я не буду у вас спрашивать, где вы были и куда смотрели, когда монтировали брак. Вам подсказать, как это можно сделать? Это необходимо сделать сегодня, завтра до моего отъезда. Дальнейший монтаж плит будет только после устранения брака в работе. Иначе стройка будет остановлена.
Сделали в тот же день, правда, работали до позднего вечера.
— Я видел эти бракованные плиты, но боялся испортить с ними отношения. Спасибо вам, Алла Ивановна, — позднее говорил мне заказчик.
После шести месяцев работы в институте, приглашает меня гл. инженер.
— Алла Ивановна, мы направляем вас в Ростов-на-Дону на всесоюзную конференцию ГИПов поделиться опытом.
— Да что вы. Станислав Иосифович? Каким опытом? Я у вас работаю полгода. У меня много работы. Я не успеваю и не могу ехать.
— Алла Ивановна, ехать придется. Уже приказ по институту подписан.
— Хорошо, поеду. Только выступать не буду. Точно не буду. Не записывайте, пожалуйста, ни на какую тему. Поеду, чтобы самой поучиться.
— Договорились. — Пообещал главный.
Поехала. Все хорошо. Удобный номер в гостинице, красивый город. Актовый зал просторный, светлый. Доброжелательная обстановка. Все красивые. Настроение отличное. Записываю себе в блокнот темы выступлений и ставлю плюс, что нравится. На второй день испортили мне настроение. Записала тему. Слышу: докладчик Дягилева Алла Ивановна г. Свердловск. Это же я? Во те раз! Докладчик! Тему слышу в первый раз. Ведь просила же не записывать меня. Обещали. Наверное, вытянулась моя мордашка. Сижу, молчу. Слышу, снова называют мою фамилию. Сижу. Вы здесь? Да здесь-то я здесь, да только я ничего не знаю. В зале хохоток. Выходите, поднимайтесь на сцену. Что делать? Темы не знаю, да и не умею я доносить до слушателей что-то заученное. Не выйти, еще в институт сообщат. Вышла. Сказала правду, что не готовилась и тему слышу впервые.
— Если кому-то что-то интересно, спрашивайте, я отвечу.
Сама подумала, кто у меня что будет спрашивать, если меня видят в первый раз, а получилось наоборот. Много было вопросов. Видимо моя искренность подкупила людей, надоели им заученные фразы. Долго меня «пытали», а потом «бурно» проводили до места. Даже настроение у меня поднялось. Вот так я съездила на конференцию. Все у меня не так, как у людей. Я же не знала, что так получится. Еще о Томске. Очень нравится этот город и люди там хорошие, добрые. Не то что Кызыл. Злые, малограмотные, некрасивые. Не все, конечно, но большинство. Русских не любят. Хуже тупой, но свой, тувинец. Это мое мнение. Буду рада, если ошибаюсь.
Снова в Томске. Я приехала на карандашную фабрику в основном, и здесь по пути посмотреть, все ли в порядке. Все нормально. Сделали много. Даже замечаний нет. Показалось интересным мне, что даже работницы в цехах узнают и первыми здороваются, как будто со знакомой. Мелочь, а приятно. После обеда пригласили меня в склад готовой продукции.
—Что там у вас случилось?
—Нет. Ничего не случилось. Посмотрите, какую мы выпускаем продукцию. — С гордостью говорит начальник цеха.
—Молодцы. Ассортимент большой. Красивые изделия.
Выберите, что вам понравилось.
Денег у меня было мало, и я выбрала складную сумку и черные гамаши. Отдаю деньги, не берут.
—Возьмите обратно то, что я выбрала.
—Это вам подарок.
—Если хотите со мной мирно жить, никаких подарков и впредь. Идет?
Взяли деньги. Вечером задержались часов до восьми, все какие-то вопросы.
—Алла Ивановна, а это вам новогодний подарок. — Говорит директор.
—Опять за старое?
—Да вы посмотрите, это принесли наши работницы, — и открывает коробочку.
Там 10 очень красивых елочных шаров. Соблазнилась. Взяла. Очень долгие годы берегла эти шары, украшая ими новогодние елочки.
На карандашной фабрике была совсем другая ситуация. Огромная пилорама двухэтажная. Большие производственные корпуса по подаче стволов и по приемке пиломатериалов. Распиливают могучие кедры для обычных карандашей (как такие кедры не жаль уничтожать!) Там в свое время лечили алкоголиков (ЛТП). Они работали на пилораме. Заведений этих уже давно не было. Фактически эта пилорама уже давно простаивала. Работала от случая к случаю. Фабрика перешла на другой профиль. Москва обязывала установить еще одну пилораму. Это значит сделать проект, построить несколько здании. потратить уйму денег, и все это заранее никому не нужно, все будет простаивать.
Руководство фабрики доказывало это на разных уровнях в Томске, Москве, но их и слушать не хотели. Москва — закон. Сказали, делай. Полетела я в Москву, сначала в Госстрой (не только по этому вопросу).
Последнее время там почти никто не работал с появлением Ельцина. Все стояли на ушах. Разборки. Где что написали, где что сказали? Кто прав? Кто не прав? Дел хватало, только не по сути работы. Я рассказала о сути своего вопроса. Мне посоветовали обратиться к министру, говорят неплохой старик. Пошла.
Стучу, тишина. Захожу, здороваюсь. Тишина. Большущий кабинет, глубокий. Полумрак в кабинете. В конце кабинета за столом сидит человек, низко наклонив голову. Лица не видно, только лысина поблескивает. Такое впечатление, что человек вздремнул. Такого же не может быть, деловой человек, министр, шутка ли?
Подошла поближе, поздоровалась громче. Представилась. ТИП такого-то института, такого-то города, Дягилева А.И. по вопросу Карандашной фабрики г. Томска. Стою. Сесть мне не предложили, и сам министр не встал (или не знаком с этикетом, или посчитал ниже своего достоинства).
Объяснила суть дела.
— Надо строить еще одну пилораму, — говорит министр.
Возможно, он меня не расслышал, все-таки старенький уже? Или еще не проснулся полностью. Решила еще пояснить министру.
— Вторая пилорама не нужна, т. к. простаивает существующая из-за ее ненадобности.
— Надо строить, повторяю я. Такое распоряжение от Рыжкова Н.И. Он знает, что надо делать.
Я завожу свои руки за спину, делаю две фиги и продолжаю. Мне сын рассказывал, что сделаешь фиги и меньше нервничаешь. Точно.
— Николай Иванович там не был. Вы тоже не были. Не знаете сути дела. Пожалуйста, командируйте на место специалиста, мы можем с ним вместе съездить.
— Вы учите меня работать?
— Да что вы! Как можно? Я только что приехала из Томска, знаю все обстоятельства и пытаюсь их донести до вас. Вот и все, но у меня никак это не получается. Вы меня не слышите.
— Будем строить без вас. Вы уволены.
— Как уже?
— С завтрашнего дня.
— С завтрашнего дня не получится.
— Это почему?
— А я в Москве буду еще три дня. Знаете, я по наивности думала, что меня может уволить тот, кто приглашал и принимал меня на работу. А тут такая честь — министр уволил.
—Вон из кабинета. — Это он кричал уже стоя.
—Всего вам доброго.
Приехала из Москвы, дословно рассказала главному разговор с министром. Пошутили, посмеялись. Не проектировали и не строили пилораму. Оставила их в покое Москва. Что подействовало? Не знаю.
На прежнем месте была постоянная горячка, а здесь еще горячее. Пожалуй, большую часть времени я была в командировках. Из года времени около полугода я была в Москве, а сколько ездила, летала еще по-своему Восточно-сибирскому региону.
Дважды попадала предаварийную ситуацию на самолете. Была вынужденная посадка в г. Абакане. Посадили нас в другой самолет, а наш отправили в г. Красноярск на ремонт.
Второй раз летела из Ижевска в Екатеринбург ночью. При посадке не вышло шасси. Долго кружили над Екатеринбургом, расходуя горючее. Было страшно, но все закончилось благополучно.
Были и курьезные случаи. Из Красноярска ухажер «нашелся». Бывший полковник в отставке. Молод, красив. Прилетел даже не по моим объектам, т.е. не ко мне, а к другому ГИПу. Зашел ко мне в кабинет, случайно наверное. Познакомились. Показал фотографию дочурки. Прелестная девочка лет двенадцати. Вдовец. У меня уже было два внука. Неужели не заметно? Как ни день, опять заглянет в кабинет.
—Алла Ивановна, приглашаю вас после работы в ресторан.
—Спасибо. Я поздно заканчиваю работу.
—Прошу вас, сделайте исключение для меня.
—Я не любительница ресторанов.
—Алла Ивановна, oт меня так легко не отделаетесь. Я с вас не слезу.
—Знаете, милый человек, чтобы с меня слезть, надо сначала на меня залезть. У вас это не получится.
Ухажер мой пулей вылетел из кабинета. Больше я его не видела.
В институте я проработала не долго, не многим больше двух лет. Не отпускали, уговаривали, убеждали, что не надо уходить. Не послушала. Отработала и ушла. Было время, сожалела, что ушла.
Абашев
Еще работая в институте, шла мимо строящего здания в обеденный перерыв. И надо же было мне сунутся к рабочим. Я понаблюдала за их работой и ужаснулась. Они выполняли фундамент под лифтовую шахту, где должна быть максимальная точность в разбивке и выполнении работы. Согласно СНиПа даются минимальные отклонения стен по вертикали. Рабочие стояли, спорили, не зная что и как надо делать. Я без всякой задней мысли подошла к ним, объяснила и ушла. Забыла об этом случае. Прошло несколько дней, заходит в кабинет некто. Представляется:
— Абашев Райис, председатель кооператива «Сверджилпромстрой».
— Простите, но я с кооперативами не работаю.
— Знаю. Я несколько дней искал вас. Мне о вас рассказали мои рабочие и я решил найти вас.
— Вы что-то путаете. Вернее всего, вы ошиблись и нашли не того человека, который вам нужен.
— Я не ошибся.
— Хорошо. Слушаю вас.
— Я вас искал, чтобы пригласить к себе на работу главным инженером.
— Спасибо. Меня полностью устраивает моя работа.
Абашев приходил почти ежедневно в течение полугода со своим предложением, каждый раз приводя новые аргументы, почему я должна сменить свою работу: заработная плата будет выше, чем здесь, время приближается к пенсии. Не будете ездить в командировки. В вашем распоряжении будет автомашина. Все вопросы будете решать сами, т.к. я не специалист. Я бывший каменщик. В его предложении были интересные для меня аргументы. Командировки мне действительно уже поднадоели. Мотаюсь по всему Союзу. Всегда интересовало производство строительных работ, тем более полная самостоятельность в работе. Интересно, что из меня получится. Справлюсь ли? Уговорил. Если бы я только знала, что меня ждет впереди...
До меня были объекты у Абашеева, та самая лифтовая шахта, с ко-торой его к тому времени уже выгнали. Ремонт подвала в кинотеатре «Мир». Планировка площадки у поликлиники Октябрьского района. Все. На следующий день Абашев повез меня знакомиться с объекта ми рабочими. Смех и грех. В подвале кинотеатра двое рабочих в полутьме ремонтировали стену. Приехали на площадку к поликлинике Техники нет. В бытовке сидят пять мужиков, пьют пиво. 11-й час дня. К работе еще не приступали. Абашев представил меня.
—Сколько дней проработали на площадке? — Поинтересовалась я.
—Пятый день.
—Какой объем работ выполнили? — Молчание. — Кто из вас
старший?
—Нет старшего.
—Какой инструмент у вас есть? —Две лопаты.
—Пиво сейчас же вылить. На будущее — не только пива, но и запаха его чтобы не было. — Кроме одного, выбросили бутылки. — Предупреждаю. Хоть раз замечу кого выпивши, немедленно будет уволен. Сейчас все по домам. К работе не допускаетесь. Всем за сегодняшний день прогулы.
Предполагала, что плохи дела, но не до такой же степени. Разговор с Абашевым в конторе был неприятным и для меня и для него.
—Так работать нельзя. Что я видела и работой не назовешь. Надо ломать это безобразие и начинать работать с нуля. Кто занимается поиском объемов работ?
—Я занимаюсь, но ничего дельного не попадает.
—Почему нет контроля за выполняемой работой? Нет мастеров? Пригласите.
—Нет денег на счете.
—У вас практически нет рабочих, нет объектов, почему вы лично не контролируете? Почему разрешаете пить на работе? Я ждала, когда вы разгон устроите рабочим за пьянство. Вы промолчали. Пять человек пьют почти неделю, а вы им рабочие дни ставите.
—Если их прижать, они уйдут.
—Их надо гнать, и гнать немедленно, а не бояться, что уйдут. Создайте условия для работы. Что должны делать пять мужиков двумя лопатами? Вы меня простите, это не работа. Давайте решать что делать или я не приступаю к работе.
—Что посоветуете делать, Алла Ивановна?
—Надо срочно искать объемы работ. Нет денег на счете, значит надо работать материалами заказчика или брать деньги в долг, Я вижу эти два варианта. И строгая дисциплина.
— Алла Ивановна, не уходите, давайте будем работать вместе.
— Посмотрим.
На завтра вместе с Абашевым приезжаем на площадку, предварительно купив лопаты. Снова сидят с пивом двое из пяти. К работе не приступали. Один из них тот, который не выбросил вчера бутылку. Здоровенный мужик, нерусский.
— Вы уволены, — проговорила я нерусскому, едва сдерживая свой гнев. — После обеда зайдете за трудовой книжкой. Вы идете домой. За сегодняшний день у вас прогул. Если завтра будет пиво, будете уволены по статье. Вы трое приступаете к работе. Рабочий день с 8 часов утра. Вы старший. Буду у вас на объекте ежедневно.
Пришел в контору тот мужчина. Сначала просил не увольнять. Потом стал ругаться и угрожать. Уволили. На третий день и позднее пива больше не было. Не знаю, насколько интересно читателю, поэтому постараюсь рассказать кратко. Абашев Райис, все звали его Сашей, татарин. Был женат. Двое детей. Младшей Катюше не было и годика. 3-комнатная кооперативная квартира. Злой и жестокий человек. Деспотическое отношение к жене, избиения. Отец жены увез ее с детьми к себе домой на Украину, бросив квартиру. Осталась одна с двумя детьми. Абашеву 38 лет. Без образования. За плечами только школа. Внешне красивый брюнет небольшого роста. Любитель выпить. В молодости в драке была серьезная травма головы металлической трубой. Как я позднее убедилась, эта травма сказывалась не только в пьяном угаре.
Как воздух нужны объемы работ. Я посоветовала Абашеву обратиться к управляющему треста «Горстрой». Ему отказали. По прежней работе в ГЖУ я хорошо знала управляющего. Много раз встречались по работе. Делать нечего, решила съездить. Удачно! Нам дали в долг большую сумму и строительство девятиэтажного жилого дома с выполненным нулевым циклом. На строительной площадке смонтирован башенный кран. Это то, что нам надо. Самолюбие Абашева было задето, но он стерпел, временно, как я поняла позднее. Срочно набрали рабочих, мастеров. Приступили к работе. После двух месяцев моей работы у нас было около ста человек рабочих. Четыре мастера. Вели кирпичную кладку стен еще двух девятиэтажных жилых домов на улицах Таганской и Таватуйской. Строили двухэтажный детский сад на Эльмаше, жилой дом на ул. Московской. Один из домов строили «с колес». Конструкции не складировали на площадке, а сразу монтировали. Впервые в Свердловске. Это было сложно, но и интересно. Должна быть четкая работа по заказу и своевременной доставке строительных материалов и конструкций. Мастером был грамотный молодой парень. На этом доме было два позорных случая для меня, расскажу о них. Была суббота. На доме должно было рабо-тать звено из пяти человек по монтажу гипсобетонных внутренних перегородок, мастер и крановщик. Приехала на объект. Тишина. Под краном стоит машина с панелями перегородок. На этаже мастер с одним рабочим устанавливают перегородку. Машина простаивает.
—Здравствуйте. А где остальные рабочие? — Спросила я мастера.
—Здравствуйте, Алла Ивановна. Они в бытовке.
Захожу в бытовку. На столе стоит наполовину выпитая бутылка водки. Пять рабочих сидят за столом и пьют в разгар рабочего дня. Схватила эту бутылку и ббух ее на пол. Бутылка не разбилась, но из нее вытекала водка. Тот рабочий, что принес бутылку водки был на больничном листе. —А я ничего, я зашел навестить ребят. — Схватил бутылку с вытекающей водкой и бегом в дверь. Это длилось несколько секунд. Трое сидят, как сидели. Онемели. Пожилой мужчина, даже не поворачивает головы. Смотрит перед собой и ни одного слова от него. Я сама испугалась за него. Так за все время и не сказал ни слова. Пришел мастер. Ему «досталось» без рабочих.
—Машину разгрузить и отправить срочно. Составить акт по простою автомашины и срыва работы. К работе пьяных рабочих не допускать.
Злая, как мегера, уехала домой. В понедельник утром мастер докладывает, что монтаж перегородок выполнен.
— По щучьему велению?
—Нет, Алла Ивановна, все рабочие вышли в воскресенье и работали до позднего вечера.
Второй случай на этом же объекте, но с другой бригадой. Вели кирпичную кладку стен третьего этажа с междуэтажного перекрытия. Каждую пятницу в 8 часов утра у нас были оперативки с присутствием управляющего треста «Горстроя» Таргонского. Подводили итоги за прошедшую неделю и планировали работу на следующую неделю. Времени уже около 8 часов. Вот-вот должен подъехать управляющий. Рабочие уже поднялись на этаж. Вдруг вижу ползет, понимаете, ползет из строящего дома в бытовку бригадир. Опытный, принципиальный. Бывший афганец, чернобылец, хороший организатор и ползет. Рабочие уже на этаже, а бригадир пьяный выползает из дома. Я на какое-то время просто онемела, а он шмыг и в бытовке. Следом из дома выходит молодой человек, не наш. Заметно выпивши. Идет ко мне и что-то говорит. На меня накатило что-то и я выругалась матом, да так громко, что сама испугалась. Взглянула на рабочих, а они как по команде все присели на перекрытии. Парень резко повернул от меня на выход с площадки. Позднее я вспоминала, как же я сматерилась, и не могла вспомнить. У рабочих неудобно спрашивать, наверное, придумала новый мат. Боюсь идти в бытовку. Слышал ли, видел ли все это безобразие управляющий? Какой позор! Он был в бытовке, но вида о случившемся не показал. В понедельник рано утром пришел бригадир. Просил прощения. Рассказал, что жена уехала на курорт, а 16-летнюю дочь изнасиловал парень. Придя с работы домой, он застал эту картину. Схватил оружие и за парнем. А позднее дочь призналась, что у них давно любовь с этим парнем. Парень ничего не нашел лучше, как прийти на работу к отцу и уладить это дело без милиции. По работе дела наладились. Есть работа, есть коллектив, уже есть деньги. Рассчитались с долгом. Покупаем нужную технику или арендуем при необходимости. Рабочие довольны заработной платой, мы довольны ими. У меня распорядок дня был таков. С 8 до 9 часов утра решаю в офисе текущие вопросы. С девяти часов объезжаю все объекты и решаю вопросы прямо на месте. Выясняю в чем и какие есть трудности. Перед концом рабочего дня, часов в 16, снова объезжаю объекты. Таким образом, к оперативке вечером с мастерами я полностью в курсе, где, что и как выполнили за день. Планируем завтрашний день. Ругани с мастерами, с рабочими не было. Где наш шеф, чем занимается, часто не знала я и не знали рабочие. Появились деньги на счете фирмы. В бухгалтерию этих дел я не вникала, есть хозяин. Хозяин стал вмешиваться в мою работу. Ему не нравилось то одно, то другое. По отношению к себе я еще терпела, но когда он явно перегибал палку с будуна на рабочих, этого я не могла допустить. Он очень мстительный человек. Прав или не прав человек, он ведь судил со своей «колокольни», а колокольня-то была гниленькая. Приходилось защищать рабочих, что ему страшно не нравилось. Начались ссоры, угрозы. Он всячески пытался сломить меня, в выражениях и своих действиях не стеснялся. Было страшно мне, но показать ему, что я его боюсь, это потерять себя полностью, чего он и добивался. Он «забыл» в каком был положении до меня. Его бесило уважительное отношение рабочих ко мне. Был случай. Подошел к моему водителю Виктору и говорит:
— Мне надо туда-то по личному делу, свози меня.
— Алла Ивановна разрешила?
— Почему я ее должен спрашивать?
—Потому что я работаю с главным, а у тебя есть свой водитель.
—Ты уволен. -- Заявил ему Абашев.
Виктор подходит ко мне и говорит:
— Меня только что уволил Абашев.
—За что?
Рассказал. Захожу к шефу.
—Пишите два приказа на увольнение — водителя и меня. Хотя ото противозаконно, но мы оспаривать не будем. Пишите.
—Да я же пошутил. Он что шуток не понимает?
Чем дальше, тем серьезнее были проблемы с шефом. Он поставил перед собой три задачи. Первая — стать миллионером (недавно лопату не на что было купить), вторая — жениться на Алле Ивановне, третья — забрать дочку Катюшу у матери.
Утром столько дел, ждут люди. Он вызывает по селектору: «Алла Ивановна зайдите ко мне». Закрывает дверь на ключ.
—Поехали в загс.
—Да вы что? Какой загс? Работать надо. Включите мозги. Хватит, находилась я по загсам. Скоро внуков женить буду.
Доходит дело до криков, угроз. Слышу:
—Алла Ивановна, сломать дверь? — Это спрашивает бригадир Брагин (который полз в бытовку).
—Ломайте.
—Вы что с ума сошли? — Испугался Абашев.
—Это вы с ума сошли, а не я.
Открыл дверь. Едва уговорила Брагина не связываться с ним. Поссорился со своим другом, тоже татарином. На завтра утром того находят с перебитым позвоночником, стал инвалидом.
—Заберу дочку. — Не раз говорил Абашев.
—Кто тебе ее отдаст, какая мать? — Говорила я ему.
—С матерью всякое может случиться. Несчастный случай или авария.
—Как может прийти в твою голову такая страшная мысль по отношению к матери твоего же ребенка? Креста на тебе нет! — Искренне возмущалась я.
Если после работы мне удавалось выбежать из кабинета незамеченной им, то подъезжая к дому, он уже ждал меня. Жизнь моя превратилась в ад. Был нервный срыв, попала в больницу. Навещал меня Абашев каждый день, ссылаясь на необходимость по работе. После больницы решила сходить в отпуск, немного отдохнуть, уж очень не легким был проработанный год. Абашев согласился, подписал приказ на отпуск. Я не вышла на работу. Буквально на завтра приезжает ко мне домой Абашев.
— Выходите на работу завтра, иначе будете уволены. — Показывает приказ.
— Делайте что хотите, только не приезжайте больше ко мне, я не открою. На работу я не выйду, т. к. в законном отпуске. После отпуска сама решу, что мне делать. — Порвал приказ, уехал.
Было два покушения.
Один в собственном подъезде, на нашем этаже. Спас сосед, майор милиции, и моя расторопность.
Второй — в саду у меня. Мой сад был на берегу реки «Исеть», за огородами, в поселке Двуреченск. Как говорят в народе, «на отшибе». До своего сада все руки не доходили. Вместо домика сосед построил мне маленькую времянку из теса. Приезжая на выходные я там и спала. Летом тепло. Крыша над головой была. По улице, у соседа по саду, таджики строили дом. Жили они в строительной будке около их дома. Абашев приезжал к ним. Позднее от него к таджикам приехали двое мужчин. Пили. Я проснулась около двух часов от мужского разговора у меня за стенкой. Один видимо болел, он постоянно покашливал. Шел дождь Я прислушалась к разговору. Ясно услышала фамилию Абашев. Мне стало страшно. Один настаивал сделать дело и получить деньги. Другой убеждал, что от Абашева денег не получим в любом случае. Если убьем Аллу, он уберет нас, как исполнителей. Будет она жива, будем и мы живы. Скандал его мы переживем.
Так они спорили до пяти часов утра. Когда стало светать, запели петухи, они ушли. У меня разболелось сердце, живот. Простите, пожалуйста, но когда они спорили за стенкой, я сидела на горшке. Вот какая я трусиха.
Утром заехал ко мне племянник.
— Что с тобой случилось, ты вся отекла. У тебя глаз не видно.
Я рассказала ему. Мы пошли с ним к таджикам. Они подтвердили, что от Саши к ним приезжали гости, но ночью они уехали обратно.
Примерно через месяц они у племянника выполняли работу. Вернулись в разговоре к этому событию. Признались, что были в кур се дела, но никак меня не могли предупредить, чтобы я уехала. Их просто запугали.
Едва мне исполнилось 55 лет, на завтра я уволилась. К моему сожалению, преследования Абашева на этом не прекратились. Я вынуждена была уехать к сыну в Заполярье, закрыв свою квартиру на ключ. Их семья четыре человека, да еще я, жили в одной комнате полгода. Вернулась домой, устроилась на работу зам. директора по строительству в Гуманитарный лицей. Очень быстро Абашев снова нашел меня. Выследил, где я работаю. Встретил около работы.
—Выходи за меня, Алла, иначе тебе не жить.
—Саша, тебе что в таком огромном городе девушек и молодых женщин не хватает? Я тебя старше на 18 лет. Мы с тобой совершенно разные люди. У меня свои цели, свои планы, не связанные больше с мужчинами. Я абсолютно разочарована в мужчинах. Мне никто не нужен, тем более я никого не люблю. Я самостоятельная женщина. Оставь свои преследования меня, прошу тебя. Устраивай свою жизнь. — Переубедить мне его не удалось.
Я к директору с заявлением о увольнении.
—Что случилось?
Я все рассказала.
—Алла Ивановна, когда он вам позвонит, соедините со мной.
Я так и сделала. Абашев повторил свои угрозы в мой адрес и директору.
—Вы разве не понимаете, что я сейчас свидетель, если с Аллой Ивановной что случится? — Спросил мой директор.
—А мне плевать на вас, понятно?
Через пару часов мне звонит мужчина и спрашивает о Саше. Где он живет. ФИО полностью. Что я хочу от него?
— Только одного, чтобы меня оставил в покое.
Это директор обратился в спец. фирму. Вскоре Саша снова встречает меня у работы. Скандал, угрозы. Я даю тебе еще два дня. Я снова пошла к директору.
—Юрий Владимирович, Абашев дал два дня, что будет дальше, даже сама представить не могу.
Директор при мне набрал чей-то телефон.
—Что же вы за специалисты, если одну женщину не можете защитить от какого-то татарина.
—Были у него. Мы его предупредили.
—Плевать он хотел на ваше предупреждение, когда он ей дал срок дна дня. Один день уже проходит, вы понимаете?
Прошло два дня, прошла неделя. Тихо. Я к директору.
—Юрий Владимирович, прошла неделя, тихо, но я боюсь.
—Конечно будет тишина и бояться вам больше нечего. Этого придурка размазали по стенке.
— О, господи! Как размазали по стенке?
— Что оставалось им делать, если человек не хотел понимать добром?
— Но он хоть жив?
— Жив. Успокойтесь. И, слава богу, вы живы остались.
Жила и боялась с ним встретиться. Прошло больше одиннадцати лет. Подхожу к автобусной остановке. Слышу:
— Алла Ивановна, здравствуйте. — Узнала голос. Сердце мое, куда-то упало. А человека не вижу.
— Вы не узнали меня? — Спрашивает тот же голос.
Изменился до неузнаваемости. Садимся в один автобус, выходим на одной и той же остановке.
— Вы что в этих краях делаете? — спросила я.
— Я живу здесь. Снимаю комнату.
— Почему снимаете комнату, у вас же 3-х комнатная квартира?
— Потерял я ее, Алла Ивановна. Как вы живете? Замужем?
— Хорошо живу. Муж подполковник милиции. Внук в милиции работает. Сын с семьей здесь живут.
— Алла Ивановна, нам поговорить надо. Давайте зайдем в кафе.
— Нет, Саша. Сегодня я не могу. Давайте завтра.
— Хорошо. Думаю, лучше поговорить, чем опять жить и бояться. Специально сказала, что муж милиционер.
Встретились. Выпили кофе. Рассказал, что все рухнуло, как я ушла. Люди стали сразу увольняться. Брал еще главного, но у нее ничего не получилось.
Дисциплина упала, упали заработки у рабочих. Срывали сроки выполнения работ, стали терять объекты. Продал и пропил всю технику. Какое-то время занимался продажей водки в пригороде. Все погорело. Продажей китайских игрушек занялся, заложил свою квартиру, ничего не получилось, и квартиру потерял. Сейчас без денег, без квартиры, без работы, без семьи.
— Возьмите меня на работу. Любую работу буду выполнять.
— Саша, я своему мужу рассказывала о тебе, о твоем преследовании. Вчера сказала, что встретила тебя. Муж против всяческого общения с тобой. На работу я тебя взять не могу. Могу дать немного денег.
Денег не взял. Еще несколько раз видела его пьяного и избитого, ехавшего в трамвае.
Мой сын и его служба
Остались мы с сыном вдвоем, когда мне было около 25 лет, а ему полтора года. Жили и росли. Росли и жили. Аличек с раннего детства был добрым, улыбчивым. Его приходилось рано будить по утрам, чтобы отвести в ясельки, а позднее и в садик, и самой успеть на работу к 8 часам утра. Утром у нас всегда был «мостик». Тихонько будила сына, поглаживая его по животику, и спрашивала
—А где наш мостик? Мостик, мостик!
Сыночек улыбался, потягивался, прогибал спинку, выпучивая животик-мостик. Я хвалила этот мостик, а сыночек довольный улыбался. С таким хорошим настроением мы собирались по своим делам. Зимой сажала сына на санки и поехали. Несмотря на погоду и свое настроение обязательно запевала песню «А дорога серою лентою вьется, залито дождем смотровое стекло, пусть наш грузовик через горы пробьется, я хочу сынок, чтобы нам повезло...» Я сама не заметила, как у меня это вошло в привычку. Сначала я напевала потихоньку одна, а через какое-то время стал подпевать и сынок. С этой песней мы ходили в садик и из садика. Это наша песня с сыном. Удивительно, ведь он был маленький, а помнит. Даже сейчас, когда он слышит эту песню в своей машине, он звонит мне по телефону «Мама, слушай». Когда песня заканчивается, сын спрашивает «Слышала»? «Слышала, слышала сынок, спасибо». Я вам уже рассказывала, помните? Очень нравится эта песня в исполнении Леонида Агутина. Радовал меня сыночек каждую раннюю весну. Вернувшись с прогулки по двору, заходит в прихожую и улыбается, пряча свою ручонку за спиной.
—Что там у нас? Что мы прячем от мамы?
И он демонстративно протягивает маленький букетик цветов. Это несколько цветочков мать-и-мачехи или одуванчиков. Видя, что мне приятно, я рада, и он был очень доволен. В таком возрасте замечал красоту в природе, когда взрослый не каждый заметит этой скромной красоты. Смешные были периоды в его детстве. Противоположные. Одно время, что он увидит или найдет на улице, во дворе, подбирает и несет домой.
— Аличек, зачем ты взял? Выбрось!
—Мама, в хозяйстве пригодится.
Думала вырастет хохол-скряга. Даже боялась этого выражения «в хозяйстве пригодится». Сейчас сам смеется. Прошел этот период.
Стал брать вещи из дома и дарить. Исчезали сережки, не обе, а по одной и всяческие безделушки, которые ярче, красивее.
—Аличек ты видел мою сережку?
—Видел, мама.
—А где она, сынок?
—Я подарил ее девочке.
—Аличек, так нельзя делать. Она же мне нужна.
—Мама, я же тебе оставил одну.
Прошел и этот период. Артуру было уже 10 лет. Один раз Артур очень пристыдил меня. Я старалась, чтобы дома у Артура постоянно были фрукты. Была у нас плетеная ваза для фруктов. Я намою в большинстве случаев яблок полную вазу и оставляю на столе. Прихожу с работы ваза пустая. Ребенок не может столько съесть за день.
—Аличек, к тебе друзья приходили и съели все яблоки?
—Да.
— Могли бы не все яблоки есть. Оставить на завтра.
— Мама, а ты что жадная?
Вот так! Никогда не лгал, не отказывался.
В то время трудно было купить в магазинах даже необходимую одежду. Я себе и сыну все шила сама. Даже зимнее пальто. Когда сыну было лет 6-7, сшила ему костюмчик из офицерской ткани цвета хаки китель и брючки. Он был такой стройный, высоконький. Гуляли мы с ним около дома. Идут двое мужчин. Один другому говорит,
— Посмотри, какая молодая мама, а такой взрослый сын.
— Ей уже под сорок, смотреть надо хорошо. — Аличек, ты почему рассердился? Почему под сорок лет, мне еще 30 лет нет?
— А что они смотрят на чужих мам?
Вот такая ревность.
Много было увлечений у сына. Захотел плавать на байдарках. Повела его в эту секцию. Помню, при зачислении надо показать, как ты плаваешь. Я сказала тренеру, что сын плохо плавает, боюсь за него. А Артур как нырнул с бортика и быстро-быстро, как рыбка, поплыл по водной дорожке. Ребята из секции с восторгом побежали за ним по бортикам. Тренер, повернувшись ко мне, сказал — ничего себе не умеет плавать. Артур доплыл до стенки, перевернулся и поплыл обратно. Вот это дал! Тренер и ребята были в восторге. Даже когда он в первый раз сел в байдарку, он ни разу не перевернулся в воду, как многие из ребят, уже занимающихся в секции. У сына с малых лет получалось все, чем бы он ни занимался. Выжиганием. Получалось все аккуратно и быстро. А как умело плел различного рисунка металлические цепочки из разного материала по цвету и толщине, и дарил мне. Я с удовольствием носила их, храню их. А только каких животных Артур не приносил домой. И слепых котят из канализационного колодца, больного голубя, какую-то полудикую кошку, которая, придав свои ушки, бросалась на сына, кусая и царапая ему руки. Совершенно не умела играть. Подобрал собачку, принес домой. Мордашка симпатичная, как у лисички, только более с темным носом. Непонятной породы. Длинненький, низенький, на кривых коротких ножках. Смешной. Назвали его Сусиком. Долгонько он жил у нас. Паренек он был шумный. Любил полаять, побегать. Встретит и проводит любую машину, велосипедиста. Всех, кто двигается. Отвезли в деревню к сестре. Там свободы больше, риска для его жизни меньше, так думала я. Там ему понравилось и он понравился. Мы навещали его. Все и всем было хорошо, исключая злую бабульку, живущую через несколько домов от них. Отравила она Сусика битым стеклом. Какая жестокость. Сестра похоронила его. Жаль его очень было. Еще интересный случай. Был выходной день. Я пошла бросить письмо в почтовый ящик. Сын остался дома. У подъезда остановилась с соседкой. Чувствую, кто-то у меня берет письмо. Не взглянув, отдала письмо, подумав, что пошутила другая соседка. Повернулась, смотрю, стоит рядом со мной красивая большая собака и держит мое письмо в зубах. Вот это да! Погладила собаку, поговорила с ней. Письмо она мне не отдает. Я пошла под свое окно, она за мной с письмом в зубах. Крикнула сына. Увидев нас, он так обрадовался.
— Мама, где ты ее взяла? — Я рассказала, как было дело. — Мама, веди ее домой. Зима на дворе.
Я пошла к своему подъезду, она за мной. Я на 4-й этаж, она за мной. Артур встретил нас. Собака оказалась очень доброй, ласковой. Умница. Мы назвали ее «Буран». Потому что он был каким-то могучим, сильным. Он как-то сразу принял свое имя (не могу сказать — кличку). А какой у него был красивый голос. Просто не описать мне. Прихожу домой, сын говорит мне
— Мама, послушай. Артур берет гитару, начинает играть и тут начинает петь Буран. Так красиво, громко. С чувством. Подняв высоко голову, закатив глаза. Аличек не может сдержаться от хохота, останавливается играть, Буран тоже останавливается. Я боялась, что Буран обидится и не будет петь. Нет. Все повторялось снова. Артуру было с ним веселее, пока я была на работе. В то время мы развелись с Луканиным, но жили еще в одной квартире. Буран спал у нас в прихожей. Интересно. Буран не любил Луканина, может, потому что тот был почти всегда выпивши. Как только тот выходил из своей комнаты, Буран, лежа на полу, начинал тихо рычать. Луканин, прижавшись к стенке спиной, проходил. Буран был нам защитой от него. Видя такую защиту нас и угрозу для себя, Луканин поспешил избавиться от Бурана. Пришли с сыном домой, а Бурана нет. Как мы с ним были расстроены, не рассказать. Бегали, искали, звали Бурана до поздней ночи. Прислушивались к каждому лаю собак, ведь голос Бурана невозможно было спутать с другими собаками. Безрезультатно. Луканин придумывал то одно, то другое. Лгал нам. Плохо нам было без этого друга, особенно сыну.
Я уже писала, что себе и сыну почти всю одежду шила сама. Сын научился пользоваться швейной машинкой очень рано. В раннем возрасте уже появился хороший вкус.
Помню, мне удалось себе купить польские брючки. Берегла их. Редко одевала. Приходит сын из школы и что я вижу. В форменные школьные серые брючки вшиты зеленоватые клинья. Я сразу и не поняла, что у меня уже нет брюк. Поняв, начались разборки. Сын логично мне объясняет, что у меня будут шорты, а у него модные расклешенные брюки. Забегая вперед скажу, что в военном училище он также подгонял военную форму по своей фигуре вручную, да так, что было любо-мило посмотреть. Ребята просили помочь им. Будучи еще холостым офицером, первым делом он купил себе ножную швейную машинку. Свой характер сын показал, когда он узнал, что Эдуард не родной ему отец. Сыну было 14 лет. Незадолго до этого сын сказал мне.
— Даже не верится, что у меня такой отец.
Я сначала пыталась все отрицать, убедить сына, что это его родной отец. Не могла же я сказать тогда сыну, как поступил с нами его родной отец. Очень было тяжелое время для меня. Муж пьянствует, сын грубит, хамит, мама тяжело больна. Сын грозился уйти из дома. Помню, один раз бежала за ним по бетонному покрытию около завода, уговаривала его, споткнулась, и на бегу упала на бетон. Ушиблась очень. Едва поднялась. Сын даже не оглянулся. Не знаю, как дожила до вечера, пока не пришел сын.
Идя с работы, зашла в наш магазин «стекляшку» за продуктами. Накупила продуктов полные сумки. Тяжеловато, но дом недалеко, донесу.
— Девушка разрешите, я вам помогу?
— Спасибо. Мне недалеко идти.
—Нам же по пути, я помогу. Отдала сумки. Подходим к дому, нижу свет горит дома, значит, сын пришел уже из школы.
— Спасибо вам. Мы уже пришли. Сын дома. Спасибо.
Через несколько дней, идя с работы, встретила его около нашего дома. Не узнала, не ожидала еще встретить. Поздоровались. Поговорили несколько минут. Познакомились. Комаров Владимир, командир ТУ-134. Живет в Кольцово, в общежитии. Должен скоро улететь в Москву на переподготовку на командира ТУ-154. Понравился Владимир. Рассудительный, спокойный. По моему мнению, его специальность говорит о многом. Высокий, красивый брюнет. Не назначали свиданий, но он встречал меня еще несколько раз. Попросил познакомить его с Артуром. Я рассказала сыну о Владимире, он промолчал. Когда приехал Владимир, я пригласила его к себе. Это было днем выходного дня. Познакомила их. Поставила чайник. Села рядом на диван с Владимиром. Владимир немного рассказал о себе, и говорит:
— Артур, твоя мама мне очень понравилась, и я хотел бы, чтобы мы были друзьями и с тобой.
Положил свою руку на спинку дивана за моей спиной. Артур сидел напротив нас. Сын подошел, убрал его руку со спинки дивана, и сел молча между нами.
— Ты против нашей дружбы, Артур?
— А что не понятно? — Был ответ сына.
Больше он не сказал ни слова. Чаепитие наше так и не состоялось. Проводила Владимира. Перед отъездом в Москву он приезжал еще. Я поступила, как хотел мой сын, отказалась от Владимира. Через полтора года Артур поступил в военное училище и уехал в г. Пермь. Я осталась одна с постоянными угрозами и преследованиями Луканина, которые продолжались еще семь лет после нашего с ним развода, но жаловаться было уже некому, так же, как и защитить меня. После окончания школы сын спрашивал совета, куда ему поступать. Ему очень хотелось в военное училище. Я сама всегда относилась с большим уважением и почтением к людям в военной форме. Считала их людьми чести, совести и слова. В жизни, а особенно в военной службе, важно, чтобы эти люди были умными, грамотными, требовательными, тактичными командирами, таким людям подчиняться и выполнять их приказы легче. Сказать «Есть» и выполнять эго «Есть». Если у командира нет таких качеств, а таких командиров, к сожалению, немало, но надо подчиниться и говорить «есть» и не только говорить, но и выполнять, а если это, простите, дурь и блажь командира? На гражданке я пошлю такого начальника куда подальше, а в армии далеко не так. Ты этого сделать не можешь и остают-ся постоянные стрессы, раздражение, чувство несправедливости, которые очень отражается на характере и здоровье человека. Это мое мнение, я не врач и не психолог, говорю из собственного опыта. Зная характер Артура, его обостренное чувство справедливости, некую несдержанность и самостоятельность, я боялась, что ему будет трудно в армии. Но категорически отговаривать не стала. Сын поступил в ПВАТУ г. Пермь. Прошел большой конкурс. Познакомился и подружился с ребятами. Так мой сын в 17 лет стал учиться и служить в Советской Армии. Я почти ежемесячно ездила к сыну своими незамысловатыми гостинцами. На службу сын не жаловался. Был участником парада в г. Перми.
В госпитале училища сделали сыну операцию по удалению аппендицита. Вскоре после выписки после маршброска на 30 км сын снова попал в госпиталь. Собрала я гостинцы, удалось купить коробку конфет «птичье молоко», сын любил их, поехала к нему в госпиталь. Очень хотелось угостить его, а в палате лежало девять человек.
— Аличек, ты хоть конфеты съешь сам.
— Мама, ты что? — Удивленно спросил сын. Не могла заставить его что-то поесть одного. Я прекрасно все понимала, понимала что он правильно поступает, но мне так хотелось его накормить, он похудел после операции. Не получалось. Он все делил на всех. Первые дни покупала виноград и другие фрукты, потом пришлось перейти на овощи, но зато для всех ребят. В каникулы Артура съездили с ним в Крым на море. Хорошо отдохнули. Сын загорел, поправился.
С восьмого класса сын с Мариной учились в одном классе. Дружба началась на выпускном вечере после белого танца. Марина после окончания школы поступила в сельскохозяйственный институт на агрономическое отделение. Навещала меня во время учебы сына в училище. Несколько раз ездила к Артуру в Пермь вместе со мной. В каникулы сына часто встречались, приезжали вместе ко мне на дачу Отношения их были красивыми, чистыми. Но как говорится, в жизни
всякое бывает. В одно время у ребят были сложности в отношениях После окончания училища, будучи дома в отпуске перед службой, уже не было между ними прежних отношений, хотя Марина приходила к нам почти ежедневно. Я видела, что они оба переживают, но наладить отношения так и не получилось. Артур уехал на место службы по назначению в Южный округ, в Туркмению, где служил с 1980 по 1985 годы, недалеко от города Небит-Дата. Его специальность вооруженец боевых самолетов. Вне части был один единственный дом — ДОС-1 — дом офицерского состава. В первую же свою получку Артур накупил мне кучу подарков и прислал мне. От шубки до стирального порошка. Я вся сияла от радости и гордости. Прислал деньги. Сейчас храню талон на 100 рублей от 15.10.80 года. Вот его слова на талоне для письменного сообщения:
«Мама, здравствуй, моя хорошая. Поздравляю тебя, моя хорошая, с праздником — с первой получкой сына. Трудно тебе это далось. Помни мама, я с тобой. Меня не серди. Используй перевод по своему желанию. У меня все хорошо. Не волнуйся и не переживай за меня. Привет всем. Целую, Алик».
Все-таки мы выжили с сыном, и не только выжили. Мой сын офицер Советской Армии. И он не забыл обо мне. Я купила на деньги сына красивые красные кружевные шторы с люрексом. Частенько украшаю ими свое жилище и сейчас. Марина продолжала учиться и, навещала меня. Я писала сыну о Марине только хорошее, какой считала ее сама. Скромная, симпатичная девушка, без вредных привычек, каких в наше время, к сожалению, мало. Конечно, ее родителей, ее характера я не знала. Прошел год. Заканчивалось лето. Пришла ко мне Марина.
—Алла Ивановна, а я к Артуру еду, — улыбаясь, сказала она.
—Он тебя пригласил? — Спросила я.
—Нет.
—Что же будет, Марина?
—Дети будут, Алла Ивановна.
Огорошила меня Маришка и убежала. Ничего себе! Вот это дев-чонка! Настроение у нее было отличное. Уехала Маришка. Гостила там почти месяц. Приезжает домой. Где-то дней через десять приезжает Артур. Свадьба. Марина боролась за свою любовь и победила, вернее, сохранила ее. 30 лет как они вместе. Продолжать служить в Туркмению уже поехали вместе. Жили одни в квартире. Уже семья. Надо создать уют в квартире. Спустя немало времени Марине удалось устроиться на работу в г. Небит-Даге. Надо было добираться до города, целый день быть на жаре, а жара дай боже какая там! Марина готовилась стать матерью. Каково было ей? Как мог себя чувствовать сын, как мог спокойно работать, зная, что жене очень трудно в таком положении не только жить, а еще работать в таких условиях. Я сколько могла, помогала ребятам. «Играла» в черную кассу, получу денежку, вышлю ребятам. Какое-то время рассчитываюсь, погом получу, опять вышлю, опять рассчитываюсь. Велика ли эта помощь? Конечно, нет. Когда Маришка написала, что купили стиральную машину, я порадовалась. В таком положении находилась, да и сейчас находятся не только семья моего сына, а сотни тысяч таких семей. Неужели настолько бедна наша страна, что не может обеспечить хотя бы нормальное проживание молодых офицерских семей. Ведь спрос с военного человека идет по большому счету, так создайте вы этим людям такие условия, чтобы они спокойно могли выполнять свой долг, не думая о том, чем сегодня накормить свою семью, что будет завтра. Ведь их жены не по своей вине или вине мужа теряют свои специальности и дипломы, так как зачастую в военных гарнизонах для жен военнослужащих нет работы. Я уважаю и ценю людей любой специальности, связистов, электриков и др., но по-моему вооруженец боевых самолетов, это более опасная, сложная и физически тяжелая работа. Бомбы, ракеты, это простите, не моток кабеля. У Артура ранение. Да и дома всегда стоял чемоданчик. Сын сразу предупредил меня, когда я была у них в гостях.
— Мама, если будет сирена, ты не пугайся и не задерживай меня. Я должен буду быстро уйти с этим чемоданчиком в любое время суток.
И как я поняла, видя, что вдруг откуда-то вылетают самолеты, когда садятся, через какое-то мгновение, их как и не бывало. Значит работа вдвойне трудная, если она выполняется под землей. Первое пополнение в семье Луканиных 25.09.1982 года, родился их сын Коля, мой первый внук. Непоседа и красотулечка. После пятилетней службы в Туркмении с вылетами в Афган, конечно, не на прогулку, сына перевели на службу в Венгрию. Служил Артур в Венгрии тоже 5 лет, с 1985 по 1990 годы. Я хотела, очень хотела, чтобы сын поступил учиться в военную академию в Москве. Была согласна помогать, снять комнату Марине в Москве, чтобы она не беспокоилась и была рядом с мужем. Я говорила им об этом. Артур подбирал уже необходимую литературу для подготовки. Марина была против, послушала свою маму. В Венгрии 25.09.1985 года родился второй их сын Алеша. Когда они мне сказали по телефону, я грешным делом сначала даже растерялась. Дети, это бесспорно чудесно, я сама из многодетной семьи, но как трудно их вырастить. Старшему Коле не было еще и 3-х лет. Им было трудно материально еще в Туркмении, как же сейчас будет? Понятно, что я не была против ребенка, именно против Алеши. Я была против трудностей в жизни семьи. Как ни крути, добытчиком в их семье является муж. Что добудет
муж, из того приготовит жена, а как и где «добыть», то забота мужа. Возможно, я не права, но я думала так, и не хочу обелять себя сейчас. Пыталась себя успокоить, что в Венгрии, за границей офицеров-то своих страна уж обязана обеспечить. У меня очень развито чувство интуиции. Я чувствую, когда сыну плохо или трудно очень. Меня не оставляет какая-то тревога, не могу успокоиться и найти себе места, как говорится (сын это знает). Звоню ему в Венгрию. Еще не успею спросить, а он отвечает
— Мама, успокойся, уже все хорошо.
Очень трудно для матери знать, что сыну трудно, а ты не можешь помочь. Плохо от своего бессилия. Дети приглашали к себе в гости. Ездила. В Венгрии мне очень понравилось. Сын возил в парковую зону «Залокарош». После этой красоты я не могла прийти в себя несколько дней. Настолько все красиво, продумано для детей и взрослых. Чисто. Внимательное отношение, быстрое обслуживание. Я много раз была в Крыму, на Кавказе, но такой красоты и внимательного отношения не встречала, к сожалению. Ездили мы в лес с сыном и его друзьями на велосипедах за ягодами, попали в сильную грозу. Промокли до нитки. Ягод мы набрали мало. Я нашла красивое растение, нежный кустик-цветок. Откопала несколько стебельков и привезла домой. Посадила. Назвала Мадьяркой. Вот уже 23 года она меня радует. Я каждую весну с тревогой жду ее появления, не замерзла ли? Артур подшучивал надо мной, что везу домой какой-то сорняк. Сейчас и ему приятно, что Мадьярка прижилась. Память о Венгрии. Ездила к детям и мама Марины, двоюродная сестра Марины с сынишкой. Приезжали в отпуск к нам и дети. Привозили всевозможные угощения и подарки всем родственникам. Всем было приятно, все довольны. А как я узнала много лет спустя, дети залезали в долги, чтобы купить подарки, и расплачивались за них чуть ли не до следующего отпуска. Так история повторялась. Помогала поддерживать семейный бюджет и Марина. Когда была возможность поработать, она шла работать, хотя было двое малолетних детей.
В 1990 году Артура переводят служить в Заполярье, г. Оленегорск. Он должен был комплектовать и сопровождать состав, т.к. воинская часть должна была полностью перебазироваться в Советский Союз. Первой на новое место службы поехала одна Маришка с двумя маленькими детьми, с багажом. За тысячи километров, в полную неизвестность. Сама еще как ребенок. Маленькая, миниатюрная. О, Господи! Я бы, наверное, не смогла так. Конечно, рядом были какие-то сослуживцы, но это чужие люди и у них хватало своих забот. Поселили в комнату 2-комнатной квартиры. Соседями была семейная пара с детьми. Восемь человек на один совмещенный узел, на одну маленькую кухоньку, совершенно чужих, незнакомых людей с четырьмя маленькими детьми. Что же это творится такое? В этом же Оленегорске, рядом на улице стоят несколько пятиэтажных пустых блочных домов с размороженными батареями отопления, выбитыми окнами, настежь раскрытыми дверями. Неужели нельзя было решить вопрос о ремонте необходимого количества квартир для перебазирующихся из Венгрии военнослужащих, ведь не в другой же стране эти дома стоят? Отремонтировать, а уж потом переводить часть. Не в один же день, месяц решался вопрос перевода части. Никто не думал о людях. А надо было дать возможность людям нормально жить и служить своему народу, своей же Родине. Как можно допустить, чтобы работающие офицеры не получали денег, физически голодали, это даже в голове не укладывается у нормального человека, у власти же страны это получается. Военные всегда пользовались большим уважением и авторитетом у народа. Престижно было выйти замуж за военного.
Переезд из мягкого климата Венгрии в Заполярье не мог не сказаться на состоянии здоровья детей. Эти полярные дни и ночи! Как испытание какое-то. То жарища и пески Туркмении, то Заполярье. На севере Марина и Артур служили оба, но это не мешало быть Марине хорошей, любящей матерью и женой. Справлялась со всеми трудностями и никому не жаловалась. Конечно, им было тесно в одной комнате, и еще я, в силу своих сложившихся обстоятельств, жила у них полгода. Марина ни разу не выразила своего недовольства по поводу моего присутствия у них, за что я ей очень признательна и благодарна.
Плохо мне было без сына, болела часто. Часто лежала в больницах.
Мама, знай, что все будет хорошо! Береги себя, заботься о своем здоровье
Прошла районную медицинскую комиссию, затем городскую военную медицинскую комиссию по состоянию своего здо-ровья. На областной комиссии сказали, что если бы у вас была последняя стадия рака и вы были уже лежачими, тогда «да», а так не имеем права по закону. Ох и законы у нас в стране! Слава Богу, у меня не было ни начальной, ни последней стадии рака. Сын приехал в отпуск, мы сходили на прием к Главнокомандующему нашего округа. Мы были внимательно выслушаны. Последовал вопрос сыну.
— Вы не боитесь потерять в зарплате? — Я боюсь потерять больше. — Ответил мой сын.
В конечном итоге помогли. В 1993 году сына перевели служить на Урал, недалеко от Екатеринбурга. Сейчас это в черте города. Сначала приехали внуки, т.к. учебный год желательно было начинать в новой школе. За то короткое время, которое они проводили у меня во время отпуска родителей, я узнавала многое о внуках. Коля был большим непоседой, за ним было трудно уследить. Иногда он успевал посадить себе и шишку. Помню, Коля ел гречневую кашу и ему попал маленький камушек.
—Гиблое дело, камни жую. — Сказал с негодованием внук.
Не каждый взрослый так сказанет. И еще. Собрались они с Мариной куда-то по делам. Коля быстренько оделся и ждет свою маму в прихожей. Видимо устал ждать. Присел на корточки и так серьезно громко говорит:
— Мама, автобус скоро пойдет в обратную сторону.
Каково выразился ребенок? Он был уже постарше. Было ему лет девять. Я иду вместе с Алешей и Колей. Навстречу идет мужчина. Остановился и спросил.
— Девушка, подскажите, где мастерская по резке стекла.
Ответив ему, мы пошли дальше. Вдруг Коля возмущенно говорит.
—Бабушка, он что, слепой? Какая ты девушка? Если ты девушка, гак значит я младенец?
Что тут скажешь! Не было ему и 3-х лет. Внешне он был очень заметным и любознательным мальчиком. У него были белые, белыe густые волосы, подстриженные под «горшок». Вот стоит такое чудо на заднем сидении автомашины и собирает Кубик-Рубик. Разве могли пройти мимо него с серьезным лицом взрослые люди? Конечно, нет. Пригласила я к себе приятельницу с работы, «похвастаться» своими детьми и внуком (Алеши еще не было) Майю Петровну, а заодно и попробовать коньячок «Наполеон», что привезли дети. Мы его попробовали по пробочке, т.к. хотелось как можно больше гостей угостить им. Сидели, разговаривали, смеялись от души. Сотрудница собралась идти домой.
— Я тебя провожу, Майя.
Я тоже хочу проводить Майя,— Говорит Коля.
Только вышли на улицу, Коля тянет свои ручонки, чтобы его взяли на руки. Майя взяла его на руки. При прощании Коля, сидя на руках у нее спросил.
— А ты когда еще придешь к нам? Приходи, я тебя опять пойду провожать.
Вскоре приехали Артур с Мариной. Квартиру в воинской части им дали не сразу, т. к. Артура долгое время не отпускали с прежнего места службы, и квартира, которая предназначалась ему, была отдана другому офицеру. Для меня не стояло вопроса, где будет жить мой сын со своей семьей. Конечно дома. Просторная 2-комнатная квартира улучшенной планировки, с изолированными комнатами, большой застекленной лоджией, я одна. Марина со своей мамой были категорически против этого. Хотя ее мама не приглашала жить у нее, а хотела, чтобы дети шли на частную квартиру. Нашли частный неблагоустроенный дом, хозяин которого уже не первый год сидел в тюрьме. Даже привезли к дому старые брикеты торфа для отопления дома. Я была в полном отчаянии. Как можно в Уральскую холодную продолжительную зиму идти жить с малыми детьми в такие условия? Я не видела, просто не находила здравого смысла в этом. Они бы мучились там, плюс платили деньги за дом, покупали дрова, а я бы одна жила в 2-комнатной квартире. Не хотят со мной вместе жить, проще мне одной уйти на квартиру (даже сейчас не могу спокойно переживать то время). Сын был против того, чтобы я шла на квартиру. Не знала, как решить этот вопрос, который перерос в проблему. Для меня и вопроса не было — живите, сколько хотите. В выходной купила чекушку водки и пошла на Верх-Исетский пруд. Думала выпью водку, усну и тихонько замерзну. Посчитают несчастный случай. Пришла на пруд, там на льду рыбачили рыбаки. Я посидела, наревелась. Сдерживает, что самоубийство, это большой грех. Бога не обманешь. И таким людям в том мире будут вечные мучения. Думаю, здесь такая неладная моя жизнь, и еще там будет вечное мучение. Вспомнила случай, который произошел со мной примерно год назад. Поехала рано утром на работу на трамвае, т.к. должна была зайти по пути к подрядчику. Вышла на остановке «Белореченская». Жду своего светофора. Загорелся зеленый, я пошла через улицу. Из-за поворота с улицы Посадской вылетели на большой скорости красные жигули, и т. к. перед светофором стояла машина, ожидая своего светофора, чтобы в нее не врезаться, Жигули летели прямо на меня. Мне некуда было деться и некогда. Я только успела громко крикнуть.
— Господи, спаси меня!
Очнулась. Сижу на земле, поджав под себя ножки (обычно я так сижу в кресле), аккуратно прикрытые юбочкой. В одной руке держу свою сумочку, другой опираюсь о землю. По мне прошел как будто электрический ток, мгновенная боль. Ко мне бежали два парня из Жигулей. Как оказалось, после моих слов к Господу водитель сбил меня. Я оказалась на капоте машины, проехав так метров 13, я упала с капота, оказалась сидящей на земле, а водитель проехал еще метров 10 уже без меня, и только тогда смог остановиться. В этой жуткой для меня
истории я не могу понять, почему я не помню, ведь я не ударилась головой. Как я оказалась на капоте, не только не поломав ног, но даже не порвав колготок. Как слетела с машины на землю на такой скорости и не ушиблась. Ответ только один — помог Господь Ног. Он услышал меня и успел прийти на помощь. Когда подбежали ко мне ребята и предложили увезти меня в больницу, я подумала, что это третья попытка Абашева убить меня и отказалась. Боялась, что убить не удалось, могут увести не в больницу. Сама дошла до подрядчика, поднялась на второй этаж, но когда секретарь спросила:
— Алла Ивановна, что с вами? — я потеряла сознание и упала на пол...
И тут на пруду я снова обратилась к Богу.
— Помоги мне, Господи, как-то разрешить мою проблему. Прошу тебя.
Подошла к рыбаку, отдала ему чекушку водки и пошла домой, надеясь на помощь Господа Бога. Конечно, я никому из родных не говорила, что я хотела сделать. Вечером поговорили с детьми. Артур мне сказал.
— Мама, я не думал, что ты так тяжело воспримешь все это.
Они остались жить у меня. На территории лицея, где я работала в то время, стоял небольшой деревянный домик. В домике было отопление, подведена вода холодная. Со временем, с разрешения директора, я заняла этот домик. Там не было страшно. Рядом большая сторожевая собака. Ни на работу, ни с работы ездить не надо. Все рядом. Сын со временем согласился со мной. Частенько, перед тем как ехать к себе на службу, заезжал ко мне на минутку. Всегда чувствовала его заботу. Все закончилось благополучно. Даже удалось купить металлический гараж и поставить его официально почти рядом с домом, что было удобно для сына. Жили. Шло время. Сыну дали квартиру. Артур с Маришкой обживались на новом месте. Оба работали-служили. Дети учились в школе в Горном Щите. Детей из военного городка возили на спец. автобусе. Сначала им дали 2-комнатную квартиру. Где они живут, изумительно красивое место. Рядом большой пруд. С одной стороны сосновый бор. С другой стороны смешанный лес. Такая красотища! А воздух! Дыши, не надышешся. Птицы поют, а сколько дятлов! Постоянно слышится их «стукание» то тут, то там. Сложились отличные отношения с сослуживцами, с соседями, командиром части Тунисом. Время идет. Многое меняется. Иногда, к сожалению, в худшую сторону. К большому сожалению, сменился командир части. Пришел (или поставили) какой-то выпивоха, который в рабочее время мог сесть мимо стула. Как говорят, не всегда у него хватало сил выйти самостоятельно из кабинета после окончания рабочего дня на своих двоих. Ему ничего не стоило перед офицерами, в том числе и женщинами, выражать свои мысли с помощью мата, так было не однажды. Артур не выдержал такого очередного его хамства и при построении оборвал его тираду мата. Самодуру это не понравилось и началось его беснование против Артура. Даже когда в штабе сыну выделили 3-комнатную квартиру взамен 2-комнатной, он не выполнял какое-то время их приказа. У Артура была не служба Родине, а повседневная нервотрепка с моральным уродом в погонах, который занимал немаленький пост и калечил, ломал людей. А куда пойдешь, кому пожалуешься? 21 апреля 1998 года Артур уволился. Отдав 21 год службе Родине. Назначили пенсию около четырех тысяч рублей. Мне было стыдно смотреть сыну в глаза. Гражданской специальности нет. Одному сыну 16 лет, другому 13 лет. Жена служит в звании ефрейтора. Ее диплом о высшем образовании давно утратил силу. Квартира служебная. Как жить, а вернее как выжить, как выучить детей? Многие офицеры, в звании полковника, подполковника с умными головами и не смогли выжить. Спились. Семьи развалились. А что творилось в это время в стране, да и сейчас не многим лучше. Страшно! Не трудно представить моральное состояние моего сына. В таком положении не только можно психом стать, рассудка лишиться не долго. По истечении некоторого времени командир части был уволен из вооруженных сил России. Гад такой, прости меня Господи!
Работа в лицее
На работу в лицей я попала случайно. Меня пригласила зам. директора по воспитательной работе, предлагая работу воспитателя. Директор лицея присоединился к нашему разговору.
— Вы меня извините пожалуйста, я инженер-строитель.
Директор явно оживился. Он сказал, что они уже второй год ведут ремонт школы на Малоконном полуострове, поэтому ребята классами занимаются в разных зданиях, что очень затрудняет работу. Нужен ремонт еще нескольких зданий, в том числе и памятник архитектуры. Помогите по строительству. У меня есть зам. по строительству, по ей одной трудно.
— Хорошо.
Назначили оклад 800 рублей. Это, конечно, мало, но все-таки добавка к пенсии. К слову. Пенсию насчитали мне хорошую, максимальную. Назначили очень маленькую. Почему так? Отвечают мне: «Существует закон. Максимальная пенсия, это три минимальных пенсий, это потолок». Не надо мне этих три, дайте то, что я заработала. Минимальная пенсия была очень маленькая. Вот и жила я под этим «потолком». Медленно, со временем поднималась минимальная пенсия, а моя пенсия не хочет расти. Почему? «По закону, есть предел, максимум. Так сказать, крыша». Так и жила я, то под потолком, то под крышей, чего или кого сама не знаю. Наверное тех, кому ДУМАть нечем, а получают по максимуму.
Приступила к работе в лицее. Первым делом поехала на объект, в школу. Здание постройки 1937 года. За два года работы подрядчиком был разобран дощатый настил пола площадью 20 кв. м в одном классе, простроган дощатый пол в коридоре, площадью 34 кв. м. Прокопана для канализации траншея, но почему-то с уклоном не от школы, а в сторону школы. Все! Первый этаж школы использовался подрядчиком как складское помещение. К инженерным сетям не приступали.
У себя в кабинете просмотрела всю документацию, в том числе и на выполненные работы. По документам не только выполнены все работы по смете, но выполнены и прошли испытания все инженерные сети. Есть подписанные акты выполненных работ. Я была шокирована, я ничего не понимала. Процентовки на выполненные работы фиксировала зам. директора по строительству, после чего их подписывал на оплату директор, видимо, доверяя своему заму. Гор-ОНО подписывало, не проверяя, видя подпись директора. Хотя это прямая их обязанность. Таким образом, подрядчик не выполняя работы получал деньги. Оказалось, зам. директора и подрядчик давние друзья и однокашники, в институте учились вместе. Я составила ведомость фактически выполненных работ и их стоимость. Еще одну ведомость составила на запроцентованные работы и их стоимость.
По смете были выбраны все деньги подрядчиком, и он уже там не работал. Сторож лицея охраняла его склад в школе, а директор лицея платил ей зарплату. Анекдот и только! Составила перечень работ, не учтенных сметой, их примерную стоимость. Подготовила все это, написала заявление об уходе и пошла к директору. Просмотрев всю мою писанину, директор спросил:
— Алла Ивановна, вы не ошибаетесь?
— В чем?
— Что ничего не сделано?
— Юрий Владимирович, какая работа выполнена, я написала в ведомости. По нормам времени выполнение всей выполненной работы всего несколько часов, а не годы работы. К сожалению, я не ошибаюсь. А вы когда там были?
— Я не ездил. Я доверял своему другу и своему заму. Едем на объект. Приехали. Он был просто потерян. Приехав обратно в лицей, я спросила:
— Как вы будете решать этот вопрос? Подавать в суд?
— Я не знаю, что мне делать?
Я попросила подписать мое заявление на увольнение. Если не успели сделать запись в трудовую книжку, не записывайте. Я всего пробыла здесь три дня. Мне делать здесь нечего. На школе денег нет, значит, и нет работы. Фактически других объектов нет, по документам я не знаю. Мне хватило школы!
— Нет, нет, Алла Ивановна, не уходите. Помогите. Я действительно не знаю, что мне делать?
— Срочно смените подрядчика. Выбивать деньги из Гороно по дополнительной смете на неучтенные работы основной сметой. Здесь на лицо мошенничество, ваша халатность, если не причастность, халатность Гороно, параллельно решайте этот вопрос. Возможно, Гороно найдет возможность помочь вам, они были обязаны курировать объект и следить за расходованием средств вами. А мне подпишите заявление. Не сложатся у нас отношения с вашим замом.
— А ее нет. Она уволилась. По собственному желанию. Да, Алла Ивановна, давайте до завтра оставим этот вопрос, подумаем.
— Хорошо. Как говорится «Утро вечера мудренее».
Утром приходит ко мне в кабинет директор и спрашивает:
— Алла Ивановна, при какой заработной плате вы останетесь работать? Назовите сумму.
— Юрий Владимирович, какая работа? Нет денег, нет работы. Без денег не будет работать никакой подрядчик, это же ясно.
—Давайте сейчас о вас, Алла Ивановна, зарплата тридцать тысяч рублей вас устроит? Или вы сами назовите сумму, которая вас устроит.
—Тридцать тысяч рублей, это, конечно, не 800 рублей, но я не хочу разбираться в этом мошенничестве, это по большому счету, преступление, «ушли» большие деньги. Я просто боюсь этого.
— Вы будете заниматься своей работой.
Осталась зам. директора по строительству с окладом 30000 рублей. Несколько раз ходили вместе с директором в Гороно, настояла, чтобы он сам рассказал всю правду. Я снова обратилась к управляющему треста «Горстрой» Таргонскому. Нашла порядочного подрядчика, заключили договор на выполнение ремонтно-строительных работ, вела жесткий контроль за качеством выполненных работ. На оперативках присутствовал не только начальник управления, но и управляющий трестом, если меня не устраивали сроки выполнения работ. Директор честно рассказал в Гороно, что произошло на объекте. Несколько раз был разговор директора с юристами в моем присутствии. Все говорили, что виноват и сам директор. Как я не настаивала, чтобы он подал все-таки в суд, он этого не сделал. Через четыре месяца напряженной работы, школа была принята в эксплуатацию к радости детей и администрации лицея. Были запущены в работу другие объекты, в том числе и памятник архитектуры, но... Я не смогла продолжать работать, уличив директора в непорядочности, назову это так... Без доверия, уважения, я считаю и сейчас, невозможно работать вместе. Притворяться я не умею. Что у меня за идиотский характер. То в глаза все говорю, то с рогаткой на танк, как говорит мой сын. Я уволилась, хотя очень нужна была работа. Сын работал на предприятии охранником, заработная плата была всего 5000 руб. В стране было такое время тяжелое, что не платили заработную плату по несколько месяцев, а то и лет. Еще при службе в армии сын попал в ДТП, Артуру нужна была моя помощь.
Работа кондуктором
Устроилась я на работу в производственное пассажирское ав-тотранспортное предприятий № 1 на ул. Челюскинцев, 35. Гараж (возможно называется иначе), где должны были быть водители и кондуктора, далеко за городом, куда их возил дежурный автобус. На работу я вышла 31 января. Работала на автобусе 21-го маршрута. Железнодорожный вокзал — Онуфриева. Постараюсь коротко описать об условиях работы. Тяжело переживать все заново, хотя прошло много лет. Из дома нужно выходить не позднее 3 часов 20 минут ночи, т.к. дежурный автобус проходил мимо моей остановки в половине четвертого. Автобус никого и никогда не ждал. Если опоздаешь на автобус, добирайся сам, как сможешь. Автобус, на котором я работала, не отапливался. На конечных остановках не было ни туалета, ни столовой. Иногда на вокзале удавалось сбегать в платный туалет и купить в буфете пирожок. Водитель на обед ездил на автобусе к себе домой, я ждала его в холодном автобусе, т.к. даже погреться было негде. Заканчивался обед, снова в рейс, так до конца рабочего времени, глубокой ночи. Подсчет денег, очередь сдачи денег в кассу. Все спешат на дежурный автобус. Лезут без очереди. Ссоры. Нервотрепка еще та. Домой приезжаю никакая. Слава Богу, что живая. Без всякого преувеличения. Работать трудно целый день зимой в холодном автобусе, это одно, самое страшное, как добраться до работы и остаться живой. Мне от своего дома до остановки автобуса пройти всего ничего, меньше квартала. Опишу несколько случаев, хотя такие случаи были почти в каждую смену, один хлеще другого. Выйти из квартиры глухой ночью одной страшновато, тем более сосед в квартире напротив торгует наркотиками. В коридоре часто стоят и сидят какие-то ребята, просят денег.
— Нет у меня денег.
— Хоть не много.
Кто знает, что у них на уме? Надеюсь, что никого нет, выхожу и иду на дорогу. Из соседнего дома, что стоит торцом к моему дому в 15 метрах, выходит из подвала мужчина и идет прямо ко мне. Что делать? Забежать в подъезд не успею, догонит в два прыжка. Остановилась и закричала.
— Эй, где вы там? Сколько вас можно ждать?
Почему я закричала? Ждать мне было некого, сама не знаю. Мужчина резко развернулся и пошел обратно в подвал дома. Я ни жива, ни мертва, пробежала мимо этого дома, успела на автобус. Другой случай. Боялась выйти из квартиры. Кто-то вышел из общего коридора, я подождала, пока уйдет. Задержалась, и опоздала на автобус. Мне надо было добраться до улицы Ясной, там успеть на другой дежурный автобус. Где шагом, где бегом, добежала до улицы Волгоградской. Улица широкая, освещенная. Смотрю, впереди меня на расстоянии метров 40 задом к тротуару встает автомашина. Из нее вышел совершенно голый мужчина. Взял из салона машины белую простынь и накинул на себя. Опешила от неожиданности. Не могу придумать, что мне делать? Иду вперед, как шла. Он стоит рядом с машиной. Не доходя до его машины, я перехожу на другую сторону улицы немного по диагонали быстрым шагом. Очень боюсь, но не бегу бегом, чтобы его не спровоцировать на бег. Он стал переходить на другую сторону улицы прямо. Я иду быстрее его. Мне надо успеть дойти до дома первой и там рвануть бегом по двору. Получилось. Двор совершенно темный. В подъезд побоялась забежать. Возможно двери закрыты и я время потеряю. Побежала, что есть духу по двору на ул. Ясная, под арку. И в темноте с разбегу грохнулась в глубокую канаву. Слава Богу, ноги, руки, кажется целы. Думаю надо отползти в сторонку, а то грохнется на меня, если бежит за мной. Отползла. Посидела. Тихо. Не могу вылезти из глубокой траншеи, да еще ничего не видно. Пошла по траншее. Где-то же она кончается. Вышла. Грязная, перепуганная. На ул. Ясной на остановке стоят два человека. Боюсь, но подхожу. Это наша кондуктор с веником и ее провожает муж старичок. Автобус еще не прошел.
— Вы почему с веником? — Спросила я бабульку.
— Это мой талисман. — Как это? — Поинтересовалась я.
— Да у нас в доме и во дворе полно наркоманов (показала двор и дом, где я бежала и упала), прохода не дают. Просят деньги. Я им сказала, что иду убирать подъезды, какие у меня деньги. С тех пор и хожу с веником.
Плохо было еще тем, что на остановке приходилось ждать автобус одной. Рядом был ресторан «Айсберг», работающий до шести часов утра. Это было еще наказание то. Зимой надевала белую куртку и белые брюки, чтобы не быть заметной на снегу. Пряталась за рекламные щиты, деревья, то садилась в снег. По глубокому снегу было трудно убегать. По пальцам можно посчитать, сколько раз я спокойно добиралась до места работы. Или я такая трусиха. Недалеко от меня, метрах в 60, зарезали нашего водителя, который шел на остановку, чтобы уехать на работу. Парень прослужил в Чечне, пришел домой, женился, дочке семь месяцев. Его отец работает здесь, пригласил его вместе работать и вот такое горе. Подонки сняли поношенную шапку и взяли 30 рублей, которые он брал на обед. Я рассказала несколько случаев, как я добиралась до работы. А сама работа... Помню первый день работы. Приехали на вокзал. Стоим несколько минут. В салон проходит водитель и начинает во всех дырках салона искать билеты. Они помятые. Нашел несколько штук и подает мне. Вот, думаю, какой чистоплотный. Как следит за чистотой салона. Засунула билеты в карман, не бросать же их на пол салона. И так несколько раз в день. Я побежала купить себе пирожки, водитель попросил купить ему пару бутылок пива, что я и сделала. Деньги за пиво не отдал, подумала, что нет денег с собой. В следующий раз подает мне смятые билеты, а я вместе с рукой вытащила из кармана ранее собранные им билеты. Водитель в удивлении:
— А это что за билеты?
— Это вы насобирали уже столько билетов.
После этого, он билетов больше не собирал и пива не заказывал. Неприятный случай был на вокзале 1 мая 1997 года. Приехали мы на вокзал. Удивительное дело, контролеров не было видно. Обычно они набрасываются на людей, как только подойдет автобус. Водитель высадил людей, закрылся в своей кабине. Посмотрела в окно, стоит толпа контролеров кружком. В центре стоит прилежно одетый мужчина, в очках, на шее золотая цепочка с крестиком, и что-то объясняет контролерам. Подходит еще один контролер с милиционером. Милиционер очень крепкого телосложения, в форме, высоких ботинках сразу зашел в круг собравшихся, что-то спросил у мужчины и тут же не размахиваясь резко ударил мужчину под подбородок снизу вверх. Мужчина молча, как подкошенный упал на спину на бетонное покрытие вокзальной площади. Я открыла окно в салоне и стала кричать:
— Прекратите безобразие срочно.
Хотела выйти из автобуса, водитель не открывает двери. Закричал на меня:
— Сиди и молчи. Отвернись от окна. Ты ничего не видела, иначе эта банда контролеров не даст нам нормально работать, понятно?
Я снова к окну. Мужчина на ногах стоит. Милиционер требует какие-то деньги, трясет его цепочку с крестом. Я кричу в окно, но на меня никакого внимания. Снова такой же удар милиционера, мужчина снова на бетоне. Пытается подняться. Я закричала во все горло:
— Люди, помогите. Мужчины, защитите человека, его убивает милиция.
Реву и кричу. Помогите люди! Людям не видно. Стоит толпа мужиков, ну и пусть стоит. Криков, шума нет. Я в автобусе, выше их, мне все видно. Когда я закричала, милиция убивает, некоторые контролеры начали отходить. Один подошел к моему водителю, водитель резко поехал с площади, даже не взял пассажиров. Я ехала и ревела. Обозвала водителя трусом и т. д. На остановке сел мужчина в милицейской форме. Я вкратце рассказала о увиденном и спросила его: — Посоветуйте, что мне делать?
—Вы ничего не докажете, успокойтесь пожалуйста.
Мужчину не знаю, кто он, откуда? Я до конца смены не могла успокоиться. Вечером стояла в очереди сдавать деньги. Передо мной без очереди встает женщина, моложе меня лет на 20.
— Займите очередь. Вы здесь не стояли.
— А ты кто такая? Еще командовать тут будешь.
— Впереди меня ты не станешь, деньги вперед меня не сдашь. После меня, если кто-то тебя пустит, это его дело. Понятно я тебе объяснила? Не теряй времени, занимай очередь.
— А ты зареви.
Я поняла, она знает, что я ревела в автобусе, и, наверное, не одна она. Я немного растерялась, но ответила.
— Да, я ревела в автобусе. Ревела от своего бессилия, что не могу помочь человеку, а вы как трусы, сидели по своим автобусам и молчали. Здесь я не зареву и ты не пройдешь.
Я была такая злая, такая сильная, что готова была драться, но не пустить ее. Дело до драки не дошло. Нашлись защитники меня, чего я не ожидала. Вокруг меня стало много порядочных, добрых женщин. А пассажиры. Да, они очень разные. Не раз предлагали свои рукавички зимой, погреть руки. Спрашивали, а вам не стыдно работать кондуктором?
— Не надоело ходить с протянутой рукой? — спросил грубо мужчина средних лет.
— А вы можете предложить другой вариант? — Замолчал.
— Солнышко, не для вас эта работа. Я бы с радостью увез вас с собой. — Сказал рыжий-рыжий мужчина. Далеко ли, близко ли, не спросила. Сыну помогала отдавать долг ежемесячно. Заехали навестить меня сын с Мариной. Узнала, что с долгом рассчитались. На следующий день уволилась. Девять месяцев я дрожала от страха. После увольнения продолжительное время нигде не работала. Занималась своими садовыми делами. Купила домик в Двуреченске. Потихоньку приходила в себя.
Купила домик в Двуреченске
Где бы я ни жила, в Крыму ли в Свердловске, всегда хотелось жить в деревне. Красота природы, доброта людей, их непо-средственность, доброжелательность с лихвой перекрывают их недостаточное образование. Несмотря на тяготы их бытия, были оптимистами, с большим и добрым чувством юмора. Сказанут, так сказанут. Понимая невозможность вернуться в свою деревню, я купила домик в поселке Двуреченск, в 50 км от Свердловска. Этот поселок мне близок. Красивая очень природа. Работа в училище оставила очень теплые воспоминания. Там похоронена моя мама. Сестра живет в Двуреченске. Сад. Многое связывает с этим поселком. Домик был практически никакой. Много лет в доме не жили, исключая временное пребывание, иногда бомжей. Когда-то в домике был взрыв газа. Огород большой, но по нему было даже трудно пройти, чтобы не упасть. Очень высокая трава. В остове теплицы вырос ясень выше крыши домика. Можно сказать, купила работу. С удовольствием взялась за нее. Много, очень много помогал сын. Заменил часть стены между кухней и комнатой. Кухня была пристроена к домику. Заменил у нее перекрытие и кровлю. Отремонтировал баньку. Всюду сменил электропроводку. Всего и не перечислить, что он сделал. Пришлось нанять и рабочих, чтобы выполнить сварочные работы, отремонтировать отопительные трубы, восстановить газовое отопление. Сложить кирпичную печку в кухне. Получилась смешная печка. Я назвала ее конек-горбунок. Полностью привели домик в жилое состояние. Даже с фасада покрасила его, ворота и забор в коричневый цвет, а наличники окон и другие детали — в желтый цвет. Красотища! Даже флигель со временем привела в божеский вид, как говорится. Привели в порядок огород. По земле Марина помогла. Поделили этот огород на две части, мне и семье сына. Посадите, что хотите, и где хотите. Будьте сами хозяевами. Я буду следить и поливать. На том и сошлись. Я познакомилась с соседкой, напротив моего дома, Марией Васильевной. Великая труженица. Очень строгая и справедливая мать своих четырех детей. С очень сложной и трудной судьбой. Умела бы я хорошо писать, правильно излагать свои мысли, я бы обязательно о ней написала книгу. Очень бы поучительная правдивая история была, а никакой-то дешевый вымысел. Васильевна подарила мне Чапу. Чапу она вырастила с маленького щенка. Зять купил красивую Кавказкую овчарку, а Чапу отвезли на стройку. Разговорились мы по соседству и с ее зятем Альбертом съездили на стройку и привезли себе Чапу. Большая собака, немного похожа на дога. Прожили мы вместе с ней с полмесяца и я заболела. Не рассчитала свои силы. Кладут срочно в больницу. Что делать? Как оставить собаку и дом без присмотра? Сын не наездится в такую даль каждый день, тем более он работает. Предложила свои услуги другая соседка со своей подругой, я отказалась. Я раньше знала эту женщину. Пришла ко мне Мария Васильевна, я поделилась с ней своей проблемой.
—Я бы могла посмотреть за вашим домом и Чапой, но вы же меня не знаете, не доверите мне, — сказала она.
— Я буду рада и благодарна вам, если вы мне поможете.
Три недели врач не разрешал мне даже ходить, в палате делали капельницы и уколы, а не в процедурной. Васильевна навещала меня и в больнице, «пожаловалась» мне на Чапу. Пришла после меня первый раз накормить Чапу, а он ее в дом не пускает. «Ты что, сдурел? Я же тебя вырастила, а ты меня не пускаешь в дом». Так и не пустил. Позднее пошла снова. Та же история с Чапой.
— Ты что делаешь? Мне же тебя накормить надо. Твоя хозяйка заболела. Ты же умрешь с голода, если меня не пустишь.
Договорились. Даже с трудом верится, что так может понимать и вести себя собака. У Марии Васильевны большое хозяйство, огород, хватало забот и с внуками, еще и мне помогает. Заболела она. Ее положили в больницу недели через три после меня. Что же мне делать? Пошла к зав. отделением.
— Разрешите сходить домой только покормить собаку и сразу же обратно в больницу.
— Алла Ивановна, у вас же сестра здесь живет.
— Да. Но... она не может.
Правдивее было сказать, она не хочет. Пролежала я в больнице 33 дня. Сестра не навестила ни разу. Живет она почти рядом с больницей. В больнице лежала женщина на дневном стационаре из ее же дома. Сестра не могла не знать, что я в больнице. Ее дача через три дома от моего дома, куда она ходила кормить кошку, пока я была в больнице. Просто сестра не хотела иметь лишних забот. Когда болела она, была на операции по удалению желчного пузыря в г. Сысерти, я так боялась за нее, ведь возраст ее большой, постоянно ездила к ней в больницу. Уеду после работы, ночую у нее в больнице, утром еду на работу. Сын ее не приезжал ни разу. Лежала она в больнице в Двуреченске, так же приезжала и ночевала. Отвлеклась я на сестру. Жилось мне хорошо в этом домике. Часто приезжали Маришка с Артуром навестить, помочь, в баньку сходить. Ходили мы в лес, к реке на санках покататься, в снегу поваляться. А Чапа — мой друг. Не друг, а дружище верный! О нем даже не рассказать, это надо было видеть его отношение ко мне. По утрам он будил меня. Подходил обязательно к тому окну, у которого я спала и тихонько своей лапой водил по стеклу. Я просыпалась, и подходя к окну я улыбалась ему, и его заботе, он тоже улыбался. Не верите, правда, он умел улыбаться. Так же он поступал, когда ему надо по нужде. Я выходила, мы шли гулять, и он делал свои дела. Однажды он разбудил меня в три часа ночи зимой. Выхожу.
— Чапа, ну что случилось?
Он к воротам. Побаиваюсь, но пошли. Видимо у него живот разболелся и он не мог больше терпеть. Был случай весной. Я убиралась во дворе. Пришла Васильевна. Мы сели с ней на скамеечку, разговариваем. Чапа подошел, сел рядом со мной, положил свою голову мне на плечо и заглядывает через плечо прямо мне в глаза. Как человек, только в шкуре собаки. Васильена шлепнула его по мордашке, он обиделся, наклонил голову. У меня, видимо, было удивление на лице, Васильевна сказала Чапе, нечего подслушивать чужие разговоры. Не могу забыть тогдашнее выражение глаз Чапы, какое-то виновато-просящее, что он хотел сказать, не знаю. По нашей улице, мимо моего дома, ежедневно ходила стая собак, утром в одну сторону к девочке последнего двора, вечером обратно. Впереди всегда ходил темно-коричневый вожак. Он был ниже ростом Чапы, но коренастый крепыш. В их стае я ни разу не видела драки между собой. Мы с Чапой всегда ходили вместе по воду на колонку. Чапу раздражала эта компания собак. Он начинал лаять, подбегать к ним. Боясь, что собаки раздерутся, я крикнула ему громко «Чапа», чтобы остановить его. Получилось наоборот. Он воспринял это моей командой, как будто только ее и ждал. Набросился на вожака, через какое-то мгновение он подмял его под себя. Когда вожак оказался на спине, он набросился на остальных собак. Меня совершенно не слушал. «Разбросал» всех собак. Вожак, наверное, от неожиданности и наглости Чапы растерялся. Он очень сильный, злой, но справедливый. Наблюдать за ним одно удовольствие. Я сначала не поняла, что мой окрик послужил причиной драки Чапы и вожака. Когда я окрикнула Чапу в следующий раз, вожак был готов к нападению Чапы. Дрались долго. Только когда Чапа оказался на спине, вожак отошел от него и с лаем удалились всей сворой. Не прожив и два года в домике, мне его пришлось продать. Чапу мне некуда было брать, к моему большому сожалению. Я покупателю поставила условие, что Чапа остается при доме. Ни в коем случае его не бросать. Договорились. На следующий день мне сказали, что Чапу видели в поселке. Я пошла его искать. Нашла. Приходим с ним к новому хозяину дома. Хозяин говорит, что выл целый день, а потом как махнул через забор, только его и видели. Оставила я Чапу. Посадили его (вре менно) на цепь. Ему плохо, мне тоже очень плохо без него. Скучала очень. Сын говорил мне:
— Мама, ты лучше не ходи к дому, пусть Чапа успокоится. Когда я приезжала в свой сад, первый месяц я постоянно слышала его вой и лай. Он лаял, я плакала. Я считала себя предателем по отношению к нему. Один раз не выдержала, взяла ему еды и пошла к дому. Во дворе тишина. Ворота на замке. Подхожу ближе к дому. Чапа залаял. Я подложила еду под ворота. Тихонько сказала «Чапушка», он видимо хотел лаять, но вспомнил меня по запаху, и у него сорвался голос. Сидели так какое-то время, он по одну сторону ворот и скулил, я по другую сторону ворот. Спустя несколько лет узнала, что Чапа погиб. Ходили с хозяином по воду на ту же колонку, Чапу сбила машина и тащила его за собой 30 метров. Хозяин считает, что Чапа спас ему жизнь, но погиб сам.
Домик я продала за 215 тыс. рублей, разделила их с семьей сына, они же помогали мне. Буквально через год цены на недвижимость (дома) подскочили в 5-7 раз. Невезучая. Подобное произошло и с сыном. Он продал свою старую машину, занял деньги в долларах у своего шурина и поехали с другом купить машину в Белоруссию, якобы гам машины дешевле. Поехали зимой. Я была категорически против, как будто сердце чувствовало. Намучились, намерзлись. Чуть не погибли. Купили старую машину. Сумели доехать до дома. Поставил около дома и машина «сдохла». Не мог завести полгода. Что делать? Живут за городом. Машина нужна, как воздух. А тут еще доллар «вскочил» на небывалую высоту. Продала свою квартиру, купила другую в старом кооперативном доме в отдаленном от центра районе. На разницу в стоимости квартиры был сделан дорогостоящий ремонт машины и отдан долг сына шурину. Фактически машина обошлась втридорога. Прожив пять лет в квартире, я вернулась в свой район, почти по старому адресу. Квартира сейчас у меня 2-комнатная, меньше, но уютная, теплая, светлая, с лоджией. Одной хватает места.
Работа с сыном
Продав домик в Двуреченске, я снова стала жить в Екатерин-бурге, в своей квартире. Вскоре меня пригласили работать в ООО Научно-производственное предприятие «Техпро- мизоляция», директором которого был полковник милиции в отставке. В семье у сына новые семейные заботы. Коля, старший сын, окончил лицей милиции в поселке Калиновка. Артур каждый день возил его на занятия. Надо учиться дальше. Сын хотел, чтобы Коля поступил в высшую школу милиции, сейчас Академия МВД. Поступить туда было очень сложно, почти невозможно. Бесплатное обучение. На полном государственном обеспечении. Желающих учиться там было более чем достаточно. Артур старался сделать все возможное, чтобы сын продолжал учиться в том же направлении. Не получилось. Я не знала, где находится это заведение, как туда попасть при пропускной системе. Я рассказала своему шефу о своем внуке, его желании учиться дальше. Попросила его свозить меня в училище, хотя бы иметь представление об этом заведении, кто, чем занимается и какое имеют отношение к приемным экзаменам. К сожалению, друзей у шефа там не было, но на территорию мы прошли. Правда, узнать ничего не узнали. Позже я несколько раз ездила одна. Познакомилась со многими сотрудниками в разных должностях и званиях. Взяток никто не просил и я не предлагала. Трудностей у института было много, сами выживали как могли в то время. От поступающих не возбранялась какая-либо помощь институту. Я, как строитель, видела все их проблемы. Я предложила выполнить теплоизоляцию теплотрассы. Был у нас еще плюс, что Коля окончил лицей милиции с хорошим аттестатом и хорошей характеристикой. В своей организации купила теплоизоляционные скорлупы, приготовили металлические хомуты и за работу. Выполняли работу своими силами: Артур, Маришка, Коля, Алеша, Сергей (брат Марины) и я. Погода была солнечная, настроение хорошее, рабочее. Я показала, как надо делать, какие требования нужно выполнять, и дело пошло. Работа была выполнена быстро, за несколько дней, качественно и принята в эксплуатацию. Коля постарался и успешно сдал вступительные экзамены, прошел по конкурсу и был зачислен в институт. После зачисления Коля с Артуром пришли ко мне с огромнейшим, красивейшим букетом роз. Коля написал мне в открытке: «Бабуля! Большое тебе СПАСИБО за то, что помогла мне поступить в институт. Я очень доволен. Коля. Спасибо. 8.08.2000.»
Артур написал в этой же открытке «Золотце!!! С великой благо-дарностью! Здоровья, счастья! Побольше отдыхай. Целуем тебя. По-здравляем с зачислением твоего внука в юридический институт при МВД России и присвоением ему первого звания — рядовой милиции. 8.08.2000 г.» Сама открытка очень красивая со словами
Ты заслужила в жизни радость
На много-много лет вперед
Пусть будет впредь тебе не в тягость
И каждый день, и каждый год.
Коля закончил институт. Я была на принятии присяги и присвоения ему звания — лейтенант. Рада и горда за Колю.
Сейчас Коля уже в звании капитана. Работа у него сложная, требующая большого терпения, выдержки, самообладания и риска, я так думаю. Ненормированный рабочий день. Женат. Жена красавица Даша. Растет славный сынишка Димулька, которому исполнилось три годика. К месту. Недавно разговор зашел о Коле в семье сына.
— Хорошо, что тогда мужик помог поступить Коле, — говорит Марина.
Артур в удивлении спрашивает:
— Какой мужик?
— Откуда я знаю. — Ответила Марина.
— Да это же мама помогла.
Я не ждала никакой благодарности, ни от кого, ни тогда, ни сейчас. Это же мой внук, я люблю его. Мне очень хотелось ему помочь, что я и делала. Конечно, хватило тогда нам с сыном нервотрепки. Слышать такое от Марины, от матери, мне было неприятно. Мать не должна быть в стороне от семейных проблем или забот, как угодно их можно назвать, тогда и решить их будет легче, и радоваться вместе. Это мое мнение.
Работа охранником Артура совершенно не устраивала. Да и не могла устроить молодого, энергичного, умного мужчину, который умеет и знает многое. Военному человеку приспособиться к гражданской жизни очень не просто. Военный сказал, сделал. Гражданский сказал, завтра другое сказал, а после завтра забыл, что говорил и что обещал. Сейчас, после 90-х годов, очень страшно и опасно работать. Кидают только так! Зачастую никакой порядочности, ответственности в рабочих отношениях между работодателем и исполнителем нет. Артур ушел из охраны. Устроился на работу к одному предпринимателю. Все условия были оговорены. Месяц проходит, зарплаты нет, второй проходит, зарплаты нет, одни обещания. Обещаниями сыт не будешь. Небольшой аванс и опять работа. Так продолжалось с полгода. Сын поделился со мной, что такая работа его не устраивает. Они хотели бы с одним мужчиной поработать вместе, он инженер строитель. Где-то что-то уже пытались сделать. Из разговора с сыном у меня возникли большие сомнения, что мужчина строитель, да еще инженер. Строитель так безграмотно не может делать, даже думать так. Действительно, мужчина оказался дорожником. Был объект — расширение цеха мороженого на 140 кв. м. Надо было вписаться между тремя разными существующими зданиями, это сложнее, чем строить отдельно стоящее здание. Проекта нет, только одно устное желание заказчика. Решила помочь. Познакомилась с заказчиком. Сделала рабочий проект за неделю. Разработала все узлы, даже несложные, чтобы легче было работать исполнителям. Согласовала проект и строительные конструкции. Заключили договор с заказчиком. Нашла хорошую бригаду строителей из Челябинска. Начали с нулевого цикла. Буронабивные сваи. Металлические колонны и балки. Перекрытие из сборных железобетонных плит, мягкая кровля. Сложная внутренняя отделка. Требования были высокие к объекту. Построили и сдали объект под ключ за четыре месяца. На объекте мне пришлось быть постоянно, т.к. называемый инженер не имел представления о строительных работах. Получил деньги и больше не показался. Объект мы строили и сдавали заказчику вдвоем с Артуром.
Параллельно я искала новые объемы работ. Давала объявления в газеты, обзванивала заводы и предприятия, на что уходила уйма времени. Так мы стали работать вместе с сыном. Готовы были выполнять любые работы. Нашли работу в цехе одного предприятия. Выполняли работу без остановки основного производства работ. Работали сын, его сыновья и я. Практически выполняя работу мужчины, я подсказывала, что и как надо делать. Ребята выполняли работу очень старательно и аккуратно. Был забавный случай. Алеша закончил работу и громко кричит в цехе:
— Бабушка, я уже все сделал, посмотри.
У всех работников цеха любопытство, где бабушка, откуда она могла взяться в цехе?
— Алеша, ты меня в цехе не называй бабушкой, ладно?
— Понял. — Сказал мой внук.
Закончили работу. Все вместе собрались. Алеша шепотом обращается ко мне: «Алла Ивановна». Ну что скажешь, ребенок еще практически. Школьник.
Нашла работу. Реконструкция цеха. Работа очень сложная, трудная. Высокая температура в цехе. Многие конструкции в аварийном состоянии. Работу нужно выполнять без остановки производства. Многие подрядчики, познакомившись с объектом, отказывались от работы. Мы с Артуром посоветовались между собой, и принялись за эту работу. Бригада рабочих была из Киргизии. Со многими видами работ рабочие никогда не встречались и не знали, что и как делать. Нужно было постоянное объяснение, как выполнять ту или другую работу. Не только объяснять, но и показывать не по одному разу. Необходим постоянный строгий контроль за выполняемой работой. Было трудно, очень трудно нам с Артуром и нашим рабочим. Мы упаковками покупали минеральную воду для рабочих, чтобы им было легче работать. Артур своевременно обеспечивал необходимыми строительными материалами. Отношения между всеми нами были очень добрыми. Отношения с заказчиком сложились очень доброжелательные. Работать было трудно, но легко в отношениях. Не буду описывать процессы выполняемой работы. Скажу, мы смогли выполнить работу в срок при хорошем качестве. Это скромно сказано. Отличное качество работы. После шести лет эксплуатации при колоссальных нагрузках и вибрации от оборудования на отремонтированных нами конструкциях не было дефектов. Видя наше добросовестное отношение к работе, заказчик сам стал предлагать нам работу. Нами был выполнен огромный объем всевозможных строительных работ. Десятки тысяч кв. м. мягкой кровли. Евроремонт столовой, медпункта, административных помещений, вет. лаборатории. Всего и не перечислить. Мы с Артуром были целыми днями на объектах. Артур говорил:
— Мама, как хорошо, что мы с тобой каждый день вместе.
С рабочими были самые добрые отношения. Мы с Артуром, как и чем могли, помогали ребятам. Кого-то прописывала к себе, не требуя ни каких денег, устраивали в больницу, мед. пункт, мирили с их же родственниками. Покупали подарки на дни их рождения. Много чего хорошего было! Заработную плату мы с сыном получали одинаковую. По этому вопросу у нас никогда не было разногласий. Ребята заработком были довольны, говорили, что они зарабатывают у нас больше всех в городе. Из каких источников им было это известно, я не знаю. Было такое. У нас работал Нурик, молодой парнишка. Просто золотой. Его просить не надо, сам всю работу видит. Получал 15-18 тысяч в месяц сначала, а его отец в другой фирме 3-4 тысячи. Пришел к нам его отец, потом дядя. Это только один пример. Я считала так, если ребята работают хорошо, должны и получать хорошо. Мы получали свое, они свое. Так мы проработали не один год. Много работали. Много раз выигрывали тендеры, где соперников бывало больше 13 организаций, все здоровые молодые мужчины в основном. Было уважительное отношение заказчиков, которые открыто говорили, что хотят работать только с нами. Заказчиков было немало.
Жить стало легче и детям. Не стало долгов. Артур с Мариной съездили в отпуск по путевкам на юг. Можно сказать, что все было хорошо, пока Артур не встретился с Бутурлиным, язык не поворачивается сказать с отцом.
Встреча моего сына с Бутурлиным
Узнав правду, повзрослев, Артур всегда хотел встретиться с родным отцом. Говорил мне: «Мама, я хочу посмотреть ему в глаза и все». Я всегда считала сына надежным, такой никогда не оставит человека в беде. Никогда не предаст, не подведет. Я и сейчас хочу так думать. В одну из поездок сына и Марины в Керчь к моей сестре, Артур с сыном сестры, Олегом, поехали в Мелитополь к отцу. Приехав из Крыма, при первой же нашей встрече с сыном, он сказал:
— Мама, я был у отца. Он тебя до сих пор любит.
Почему он сделал такой вывод, я не знаю. Сказал, что отца дома не было, их встретил их сын Олег. Поздоровавшись, спросил: «Вы из Свердловска»? Когда приехал Миша с работы, увидев Артура, он не узнал его. После слов Олега «У нас гости из Свердловска», Мишу начало «колотить». Возможно, испугался, вспомнив свое предательство сына.
Артур с Олегом остались у них. Когда поехали обратно в Керчь, Миша с женой ехали за ними в Керчь. Был ли между сыном и Мишей разговор, я не знаю. Артур мне не говорит. После приезда сына домой, между ними завязались тесные отношения, телефонные разговоры, переписка. Если звонил Миша, Артур перезванивал, чтобы отец не платил за разговоры. Миша и его жена писали оба в одном письме. В конце письма она подписывалась «Мама Ада». Возможно, она и есть мама всего ада, только не моего сына. Давала советы и поучения Артуру, намекая, что некоторые родители бросают своих детей из-за денег. Марина и Артур, простите, проглотили это. Однажды Марина посетовала при мне, что не успела еще ответить на их письмо. Сказать, что мне было очень горько и больно, все это слышать и видеть, значит, ничего не сказать. Ладно, еще Марина. Она не знала всего, да и я ей чужой человек, и по большому счету, ей без различна моя жизнь, мое состояние, если она может месяцами не позвонить, не приехать, и я знаю, какой она человек. А вот Артур? Я очень долго молчала. Когда Артур попал в аварию, я не выдержала, написала письмо Мише. Тогда же я сделала копию этого письма, дала почитать сыну, боялась, что меня могут в чем-либо обвинить. Вот то письмо.
«Здравствуйте.
Я знаю, моего письма вы не ждете, но я решила написать, кое-что объяснить, сказать вам, вернее тебе, Миша. Извини за обращение, но иначе я к тебе не обращалась. Для меня ты не Михаил Петрович, а как прежде. Миша. Хочу сразу же успокоить тебя и твою супругу, что у меня никогда не было и сейчас нет даже мысли сделать вам плохо. Вы счастливы, и слава Богу! Я же, какой ни была моя жизнь за эти почти полвека, ни разу не сожалела, Миша, что мы расстались. Своими подозрениями, ревностью, безрассудным упрямством, кулаками, ты сам разрушил нашу жизнь. Я не могла больше так жит ь. Я никогда тебе не изменяла, в этом не было никакой необходимости. Чтобы изменять, надо, наверное, любить, а я никого не любила. Сейчас, конечно, ни к чему ворошить этот тяжелый пласт взаимных обид и огорчений. Звонила же я тебе, Миша, за эти 49 лет несколько раз, чтобы рассказать о сыне. Я наивно думала, что тебе это важно. Где он? Какой он? Первый раз я позвонила, когда наш сын в 19 лет стал офицером Советской Армии. Я была счастлива и горда. Хотела поделиться с тобой этой радостью. Я тогда хотела забыть, что ты официально отказался от него. Позвонила в день свадьбы сына. Он был таким красивым, так похож на тебя. Мне очень хотелось сказать тебе, что у сына свадьба. Надеялась, что ты поздравишь его, ошиблась. У Артура родился сын, он назвал его Коля. Хотела порадовать тебя, сказать, что ты стал дедушкой, что у тебя есть родной внук Коля, но... Вы так пугались моих звонков, что оскорбляли меня, лгали. Брала трубку твоя жена и на мою просьбу пригласить к телефону тебя, отвечала, что тебя нет дома. Через пару секунд ты брал трубку. Для меня поразительно, Миша, что ты ни разу, никогда ничего не спросил о сыне. Пусть на меня ты зол, в обиде, но ничего не хотел знать о сыне, понять этого я не в силах и сейчас. После встречи с Артуром, вы так «воспылали любовью» к нему, особенно «Мама Ада». В поздравлении ко дню рождения Артура, подписывается «папа, братики, мама Ада». Умно? В ее письмах столько лживой лести, лицемерия. Такая демагогия о смысле жизни, счастье, деньгах, что хватило ума написать, цитирую «некоторые люди даже предают своих детей из-за денег и т. д., но не в деньгах счастье». Что это? От небольшого ума? Или подножка тебе, Миша? Или еще раз напомнить Артуру, что с ним так поступил его родной отец когда-то, с ее же подачи, зачем она и приезжала в Свердловск. Я жива еще. и прекрасно все помню. В конце ее писем «мама Ада». Неужели Артур вам показался таким дураком? Если так, то уверяю вас в обратном. Ему абсолютно не нужны наставления «мамы Ады». Ведь это, мягко говоря, не умно. Пожалуйста, подумайте! Пощадите его от глупостей. Миша, ты предлагаешь сменить фамилию Артуру опять на твою, и что Алла Ивановна будет против. Миша, причем тут я? Надо было тебе об этом думать много лет назад — это первое. Как ты думаешь, офицеру в 37 лет сменить фамилию, сыновья уже взрослые. Я не уверена, решился ли бы он на это, если бы это было даже возможно? Почему вы не думаете? Я его люблю так, что моя жизнь ничего для меня не представляет, если ему плохо, если ему что-то угрожает. У него очень нелегкая служба, жизнь. Но я никогда не буду против его желаний. Лишь бы ему было хорошо. Как бы мне ни было горько, я постараюсь его понять. Если захочет поехать к вам, пусть едет. Дело в том, что вам они не нужны. У Артура семья. Их 4 человека. Он вам один, ребенком был не нужен, а сейчас тем более не нужен ни он, ни его семья. Вы с мамой Адой хотели сделать мне больно через самого дорого мне человека, вам это удалось. В 1970 году чужие люди защитили меня от вас. Сын не смог. Он не знал вашей лживой сущности, вашей цели. Он подумал о вас лучше, чем вы есть. Поверил вам. Хотите приехать сюда, пожалуйста, приезжайте, у меня хватит ума и такта. Только не тревожьте его, если у вас действительно теплое отношение к нему. Я понимаю, что встреча для вас была нелегкой, но я рада, что вы встретились. 14 января у нас случилась большая беда, попал в аварию Артур. На своей машине врезался в стоявшую девятку. Слава богу, все живы. За девятку платить 30-20 млн руб. Узнаем точно 22.01.97 г. Своя машина разбита. Все это очень горько, но главное все живы. Вот и все. Я прошу прощения за свое письмо. Миша, прости меня за все, в чем считаешь меня виновной, за все обиды, если можешь. Обещаю больше не писать и не звонить. Будьте здоровы и счастливы вы и ваши дети».
Письмо никакое, но я была страшно возмущена, как можно называть чужого почти сорока летнего мужчину сыном, когда ты его видишь в первый раз? Нашлись, ****ь, папа с мамой, которые палец о палец не ударили, чтобы его вырастить. Что было бы с сыном, каким бы он вырос с таким характером, если бы я его так же предала, как вы? Где бы он был? Не известно! Каким был? Не известно! Случилась ДТП у Артура, попал парень в беду, помогите, поддержите, вы же папа и мама Ада, как вы пишите. Глухо. Я же девять месяцев день изо дня тряслась от страха, не зная, что меня ждет завтра, помогала сыну, ежемесячно отдавала по 1 млн руб., себе оставляла мелочевку. Сын не просил меня помочь ему и брать не хотел деньги. Дело доходило до ссоры. Но я мать, и этим все сказано. Я и сейчас бы так же сделала. Жизнь, есть жизнь. Сегодня я тебе помогу, завтра ты мне поможешь.
Семейные дела сына
После отпуска Артура мы продолжали работать с ним вместе. Работы было много. Прежде чем поставить на объект рабочих, мы определяли объемы и виды работ, виды и количество необходимых материалов, их доставку. Изучали проектносметную документацию, часто ее просто не было. Артур уже многое знал и умел. Интересовался технической литературой, но не признавал ни ГОСТов, ни СНиПов, а без них нам, строителям, никак нельзя. Во многих вопросах разбирались вместе с Артуром. Электротехнические, сантехнические работы и отопление он знал лучше меня. Очень добросовестно относился к работе.
Первые годы нашей совместной работы было полное понимание между нами, работали согласовано. Была даже радость в работе, за какую работу ни возьмемся, все у нас получается. Заказчик, довольный качеством и сроками выполнения работ. Кроме нас подрядчиков практически не осталось на объекте. Тендеры выигрывали без особых трудностей, хотя претендентов бывает 8-13 организаций. Рабочие довольны заработком, говорят, что больше всех зарабатывают в городе. Приводят своих родственников и друзей к нам на работу. Мы зарабатываем неплохо. Хочется работать еще и еще. Артур такой же. Он не умеет беречь себя, не умею этого делать и я. Я говорила Артуру, если ты что-то не знаешь или не можешь ответить, подойди ко мне, спроси тихонько, я тебе объясню, и ты ответишь ребятам. В этом ничего нет зазорного. Все знать невозможно, тем более за такой короткий срок. Так было до Мелитополя.
Сейчас Артур поступал иначе. Он начинал спорить при ребятах. Объясняю сыну, почему надо делать так, а не иначе. Докажи. Объясняю еще раз. А ты меня не убедила. Черт возьми! Сколько можно?
Почему я должна убеждать, доказывать? Мы работаем вдвоем, получаем одинаково. По сути, ты должен знать это. Не знаешь, послушай. Прими. По результату работы поймешь, хотя бы на будущее. Сам сделаешь выводы. Работа наша тем и хороша, что ее результат виден почти сразу. Многие вопросы могут просто сами исчезнуть. В конце концов, я отвечаю за работу, поэтому я принимаю решение. Ответственности за свою работу я не боялась, я не хотела допускать ошибок в работе, переделок, которые требуют больших затрат времени и средств. Работа, есть работа. Это не личное дело, где можно сказать: будь, что будет! Постоянные выяснения отношений. Если мы хотим работать и зарабатывать, я понимала, что подобные отношения просто недопустимы при нашей работе, но ничего не могла изменить. Испорченное настроение даже у рабочих. Очень хотела работать. Конечно, нагрузка была большая, не по годам. Артур видел, что я устаю. Подскакивало давление, головокружение. Сын постоянно был около меня, боялся за меня, очень нервничал.
— Мама, я тебя очень прошу, побереги ты себя, пожалуйста. Сколько можно говорить и просить тебя? Разве можно в твои годы подниматься на такую высоту по пожарной лестнице, когда молодые рабочие боятся подняться. Закружится голова, упадешь с такой высоты, разобьется насмерть. Что тогда? Как ты, мама, не понимаешь этого? Бегать по кровлям в твои-то годы.
Как я могла поставить рабочих выполнять работу, не видя ее сама? Я не могла так работать. Понимала, Артур мужчина. Ему хочется быть самостоятельным. Он молодец. Я знала его способности и возможности. Его бесконечную любознательность, все знать и все уметь, его дотошность, его хохляцкое упрямство. Не могла я взвалить весь груз работы на сына, полностью положиться на него. Парень горячий, может не хватить выдержки, знаний, опыта. Если раньше наша работа радовала Артура и он говорил «Как хорошо, что мы каждый день вместе, мама». Сейчас он постоянно был в каком-то страхе за меня. Только и слышала:
— Подумай о себе. Послушай ты меня, мама.
Артур постоянно шел со мной на участок, всегда подстраховывал меня, где было опасно. Он боялся за меня, я боялась за него. В одну из наших ссор, Артур сказал:
— Я не хочу с тобой работать.
Впервые за 51 год работы я услышала такое и от кого? Это его право. Его выбор. Комментировать это не буду. Жаль было бросать работу, столько было положено сил и времени, чтобы достичь того,
что мы достигли. Я решила сходить и поговорить с заказчиком, зам. директора по строительству.
— Мы с Артуром работаем у вас уже несколько лет. Вы прекрасно нас знаете, знаете нашу работу. С вашей стороны к нам никогда не было претензий ни по качеству, ни по срокам выполнения работ. Мои годы большие и я хотела бы уже отдохнуть. Артур знает работу, очень ответственно относится к работе, вы это тоже знаете, он справится и без меня. Что вы мне скажите?
— Алла Ивановна, я с большим уважением отношусь к вам с Артуром, вы не раз выручали нас. К сожалению, у Артура нет строительного образования, и я не могу его одного оставить, да и одному ему не справиться без вас. Вы сами знаете, сколько у нас было подрядчиков, сколько мы с ними мучились. Остались только вы. Возьмите отпуск, отдохните. Договорились? Да, Алла Ивановна. Я вчера видел вас в окно из кабинета на кровле «высотки», мне чуть плохо не стало. Как вы туда попали?
— Как? Как? По пожарке.
— Как это?
— Поднялась по пожарной лестнице, что такого?
— Чтобы я вас там больше не видел. Понятно?
— Понятно! Больше не увидите, обещаю. Артуру я ничего не сказала о нашем разговоре.
Мы не работаем вместе с сыном уже больше 2-х лет. Правда, до сих нор звонят ребята. Спрашивают, когда выходить на работу? Свою работу без нас с Артуром, они почему-то называют халтурой. Для меня очень важно быть нужной, тогда и жизнь имеет смысл. Я не умею жить для себя. Сейчас Артур работает охранником на производстве. Мое сердце болит за него. Отношения с Артуром доброжелательные, конечно мы желаем друг другу только добра и здоровья, но легкими их назвать, трудно. Мне кажется, мешает в жизни сыну его категоричность, и не только по отношению ко мне, но и по отношению к его семье, переходящая иногда в грубость. Сыновья его, Николай и Алексей, хорошие ребята, с золотыми руками, умными головами. Без преувеличения скажу, все умеют, все сделают. Всему научил их Артур. Они с уважением относятся к родителям. Дружат, поддерживают и помогают друг другу. Ребята уже взрослые люди, они женаты, у них есть уже свои дети, у них есть и свои мнения, это естественно. И их мнения могут и должны отличаться от мнения родителей. Это то же естественно. Может сказаться разница в возрасте, разные обстоятельства жизненные и многое другое. Я пожилой уже человек, но иногда хочется посоветоваться, поговорить, хочу услышать мнение сына о моем решении, спрошу у сына, больше мне не к кому обратиться и слышу категоричное: «Тебе сказали», «Короче», «Сколько раз можно повторять», «Я еще не все сказал». Моментальное отрицание всего, что предложу, еще не дослушав до конца. Иногда мне кажется, что сын меня просто не слышал. Если можешь, посоветуй, подскажи, скажи свое мнение, но не так категорично. Не обижай, не унижай. Не можешь или не хочешь, откажись. Я пойму. Что ни скажу, что ни сделаю, все не так, даже если это касается только меня. В то же время, безграничная забота, опека, помощь. Готовность в любое время помочь. Как это можно все понять? Совместить? Был такой случай. Давно. Я была на даче в Двуреченске одна. В течение дня несколько раз разговаривали с сыном. Все хорошо, все спокойно. Вечером я забыла телефон на веранде, ушла спать в дом. Проснулась от резкого стука в окно около 3-х часов ночи. Испугавшись, подбежала к окну. Артур! В руках у него был мой телефон. Он был в жутком состоянии. Открыла. Сын звонил мне множество раз. Я не слышала звонков. Зная о моем здоровье, сын подумал о самом худшем. Он ехал на бешеной скорости — 60 км за 20 минут. Приехал, увидел мой телефон и все понял. Сын так рыдал, он очень долго не мог успокоиться. Я поняла, насколько я дорога своему сыну. Я предполагаю, что Артуру порой самому бывает очень плохо. При всей его показной агрессии, он очень ранимый. Это какая-то самозащита, неправильная, но самозащита. Он не может высказать зачастую, что у него на сердце, в душе. Он по каким-то причинам, а скорее по своей доброте, не может изменить то (или того), что (или кто) ему мешает. Постоять за себя он не может. Он начинает нервничать, срывается. У него доброе сердце, это точно. Как он, таких мало, их еще надо поискать. Все заботы о детях лежат на нем. Помочь отремонтировать жилье Коле не однажды (нужно время, деньги), помочь купить машины Алеше, Коле, опять забота на нем, не только забота, но и деньги и время. Содержать всю технику в надлежащем состоянии. Сыграть свадьбы, одному, другому сыну. Справить свою серебряную свадьбу. Построил сам 2-этажную сауну, большую веранду с овощной ямой, гаражи. Всего и не перечислить. Дети, жена со своими запросами, а тут еще я со своими вопросами, проблемами. Кто тут выдержит? Надо быть железным человеком. Артур не железный, вот и срывается. Я не вмешиваюсь в его семейную жизнь. Бываю у них очень редко. Пару раз в год по праздникам, хотя живем в паре десятков километров. Нет, они мне не отказывали. Артур часто зовет к себе. Марина стоит рядом и молчит. Как поедешь? Артур же не один живет. За 30 лет их совместной жизни, Марина пригласила меня всего один раз. «Мама, приезжай к нам» сказала она, уезжая от меня. Невольно вспоминаю случай, когда к ним очень хотела приехать на денек, другой родная племянница Артура, Даша с подругой. Девочка хорошо учится, воспитана, начитана. Умница девчонка. Наслышалась, что очень красивые места, пруд рядом, лес. Спокойное место. Одна стеснялась. Спору было много. Артур хотел, чтобы Даша приехала, Марина была категорически против приезда Даши с девочкой. Против приезда был Алеша, как говорила Марина. Не разобравшись, я поддержала Марину, о чем очень сожалею. Алеша умный, добрый парень. Если бы Марина объяснила ему, что родные со стороны Артура бывают у нас крайне редко, а ему хочется их увидеть у себя, Алеша бы понял. Жаль, что Марина сама не понимает этого. Ее родные: мама, брат с женой, дочкой, собакой, а последнее время и с подружкой дочки по всякому событию и без события приезжают на сутки, а то и двое. Артур принимает их. Я не
— Давай позовем Олю. Она тебе все-таки сестра, отдохнем, а то все мои, да мои родные.
Я не права, Марина? Попробуй мысленно поменяться с Артуром местами и ты поймешь ситуацию и меня. Хотела бы ты, чтобы в семьях твоих сыновей было подобное? Артур у меня единственный сын, я хочу, чтобы ему было хорошо в семье. Он все делает для семьи, не считаясь ни со своим здоровьем, ни со временем. Он не альфонс и мне тяжело слышать и видеть, как ему было неудобно, когда ты даже при мне отчитываешь его, что он опять надел брюки Коли или ботинки Алеши. Это было не однажды. Последний раз я вмешалась, что же ему одеть, если свои порвались, других нет, а надо ехать на работу? У тебя, у ребят все есть, все было, кто зарабатывает, у того нет и его же еще и отчитывают. Почему так? Особенно меня пугает, даже не пугает, а страшит мама Марины, Анна Яковлевна, которая очень частая гостья у них. Ее и гостьей назвать трудно, т. к. она ежедневно у них с ранней весны до середины осени. Внешне приятная женщина, очень нравится, как она поет. Чистоплотная, трудолюбивая. Любит давать советы всем и во всем, когда ее не просят об этом. Страшит ее влияние на Марину, которая часто выражается даже словами своей мамы. Скажу о паре эпизодов, свидетелем которых была я. Это было давно, но не могу забыть глаз бабы Тани. Выкопали картошку на Широкой Речке. Спускали в погреб. Баба Таня, мать Анны Яковлевны, была в погребе и принимала ведра с картошкой, которые рассыпала по кучам: на семена, Вале, Анне Яковлевне, себе. Дуда скажут, туда и сыпала. Анна Яковлевна подавала ей ведра и говорила куда сыпать. Мы с Валей подносили ведра с картошкой. Баба Таня перепутала и высыпала одно ведро не в ту кучу.
— Нюся, я высыпала не туда, куда надо. — Честно призналась баба Таня своей дочке Нюсе. Что тут началось! На бедную бабу Таню посыпался град оскорблений. Поразила фраза А. Я. своей маме:
— Надо было тебе сдохнуть, а не отцу.
Каково услышать такое пожилой матери от своей дочери? Надо было видеть глаза матери, чтобы узнать каково ей? Такое поведение А. Я. Комментарии излишни. Второй случай. Возвращались мы из Двуреченска. Артур остался в машине ждать нас. Мы с Мариной поднялись к Анне Яковлевне. Она хозяйничала на кухне. Поздоровались. Марина зашла в туалетную комнату, я ждала ее в прихожей. Разговаривали с А. Я. Вышел из комнаты сват, поздоровались. Он молча тихонько идет к кухне. Анна Яковлевна со скалкой накинулась на него:
— Иди отсюда, чтобы я тебя не видела и т. д. Вот приедет Сережка, мы тебя с балкона выкинем.
Выходит Марина, Анна Яковлевна жалуется ей:
— Готовлю, а он зашел на кухню и набросился на меня.
Как так можно врать своей дочери и вести себя пожилой женщине? Я не вытерпела:
— Анна Яковлевна, так это ты набросилась на свата со скалкой.
Не моргнув глазом, отвечает:
— Ты не слышала, что он мне наговорил.
— Сват рта не раскрыл, только поздоровался со мной.
Бедный сват. Конечно, его с балкона не выбросили. Зачем же детей настраивать против отца? Зачем нагло врать? Что можно хорошего ждать от такого человека? Что она может принести в семью дочери? Приезжает к детям одна. А где сват? Я его не взяла. Так и хочется спросить, он что сумка, чемодан? Сват всю жизнь проработал экскаваторщиком. Работа тяжелая. Шум. Газы. Постоянная вибрация, нервотрепка. Дождь. Снег. Не позавидуешь. Заработок хороший. Любит детей, Анну Яковлевну. Выучили детей. На заработок электрика тюрьмы и кассира института, кем работала А. Я., не выучишь детей. Жила на зарплату свата, кладя свою пенсию на сберкнижку. Заболел сват. Не может работать. Сирота. Детдомовский. Кроме жены и детей нет родных. Нуждается в помощи. Разделились. Питание отдельно. Такая же история ее родителей. Жили вместе, питались отдельно. О таких отношениях в семьях я даже не слышала, не встречала. Интересно, хотела бы Анна Яковлевна, чтобы в семье ее сына был такой же идиотизм, такая жестокость и бессердечие к человеку, с которым прожила всю жизнь, воспитала детей и вот он (не дай бог) беспомощный? Я бы не хотела. Не хотела, чтобы эта «традиция» продолжалась в семье моего сына и внуков. Можно привести много примеров непорядочности этого человека, начиная с первых дней нашего знакомства. Диалог с ней невозможен. Я же пишу о своей жизни.
Подлость сестры Августины и ее сына Коли
С Тоней мы были очень дружны. В юности жили вместе в се маленькой комнате, делились своими секретами, проводили много времени вместе. Еще учась в техникуме, я приезжала на каникулы в Крым к Тоне и Шуре. В ее жизни тоже всякое бывало, но все неприятности пережили, семью со своим мужем Борисом со-хранили. Вырастили хорошего сына Олега.
В связи с моим переездом на Урал, наши встречи с Тоней стали реже, но связь поддерживали всегда. Часто переписывались, перезванивались. За это время стали более близкими отношения у меня с Гутей, т.к. встречались чаще. Не могла я понять и принять в сестре многое. Я никогда не слышала, чтобы она о ком-либо хорошо отзывалась. Ни о родных, ни о соседях, ни о сотрудницах-учительницах, ни о ком. О своей близкой подруге Гале — ничегошеньки святого. Не зная ее, я даже возненавидела ее, как могут быть такими женщины? Спрашивала у сестры, зачем же ты дружишь с таким дерьмом? Когда познакомилась с Галей и ее семьей, мнение изменилось полярно.
Отличная мать, бабушка. Труженица, каких еще поискать. Подружились с ней, что раздражает мою сестру. В поселке сестра живет давно, тем более работала в школе. Ее знают многие и она знает людей. При встрече с человеком мило улыбается, обнимается, само очарование. Только разошлись на несколько метров, такие начинает говорить о человеке гадости, пошлости, что диву даешься.
— Гутя, ты только что человеком восхищалась, улыбалась. Зачем же так?
— А, ничего ты не понимаешь!
Действительно, не могу понять сестру.
Мне сейчас очень трудно писать так о родной сестре, но еще труднее переживать ее подлости. Что ею движет так поступать, понять трудно. Скорее всего, глупая зависть. Поссорила нас с Тоней много лет назад.
Мне наговорила о Тоне целые небылицы, как она плохо отзывается обо мне, как плохо ко мне относится в действительности. Я же не знала и подумать не могла, что Гутя наговорила Тоне те же гадости, что и мне, только поменяла нас местами. Не хотела, чтобы мы дружили с Тоней. Необъяснимая глупость взрослой сестры по отношению к младшим сестрам. Еще хуже поступила по отношению к брату Алеше. Алеша жил в Краснодарском крае у сестры Шуры. Сестра была уже старенькая, Алеша помогал ей. Когда сестры не стало, Алеша переехал в другое село к женщине. Помогал жене по хозяйству, получал пенсию. У нее был сын наркоман. Требуя денег, он бил Алешу. Плохо жилось брату. Купив домик в Двуреченске, отремонтировав его, я стала разыскивать Алешу, чтобы забрать его к себе.
— Гутя, скажи, пожалуйста, адрес Алеши.
— Зачем тебе его адрес?
— Хочу пригласить его к себе жить. Ты говорила, что ему там очень плохо. Обижает его сын хозяйки, бьет.
— Я не помню адрес.
— Но ты была там, как поселок называется?
— Не знаю. Позвони Тоне с Борисом, узнай.
— Вы же на машине там были. Не может быть, чтобы ты не знала.
— Тебе надо, звони, ищи сама.
— Гутя, это надо больше Алеше, а не мне. Ему там плохо. Вот я и пытаюсь его найти. Тоня не отвечает, ты же знаешь. Я писала начальнику почтового отделения. В администрацию поселка. Не ответили.
Как выяснилось позже, он жил в другом поселке. Брата убили, когда он получил пенсию и шел домой. Ему был 61 год. Гутя не хотела его брать к себе, хотя у нее годами пустовал дом, не хотела стеснять себя. Не хотела, чтобы я его взяла к себе, чтобы не чувствовать свою неловкость. Алеша погиб. Что его убили, мне сказала Гутя. И никакого чувства вины. Ужас!
Постараюсь кратко рассказать свою «садовую» историю. Купила садовый участок в коллективном саду в Двуреченске 1982 году. Не хватало денег. Попросила в долг у Гути. Отказала. Это ее право.
— Я не хочу, чтобы ты здесь покупала сад.
— Почему, Гутя.
— Не хочу и все!
Я одолжила денег у Тони и купила сад. Все хорошо, только одного не учла, покупая сад. Садоводы, поработав в саду, уходили по своим домам, квартирам. Я оставалась одна ночами в саду. Домик в саду был летний, маленький. Прошло около 6 лет. Однажды в 3 часа ночи вышла по нужде на улицу. Слышу, идет по дороге за забором сада группа ребят и громко разговаривают. В ночи хорошо слышно.
— Надо было ее окончательно прикончить. Да не дрейф ты. Сама сдохнет. Хребтину ей сломали.
Мне стало жутковато. Рассказала сестре о ночном разговоре.
— Вот бы хорошо было, если бы мы были вместе. За моим огородом соседка Галя, она часто болеет, вот бы тебе сюда.
— Да, было бы не плохо. Поддержала я разговор. Хотя была не мало удивлена ее желанию. Что изменилось?
Лет через шесть ее соседка умерла. Гутя заняла ее огородик, там всего-то было около трех соток. У сестры огород 12 соток. Обработать большой огород она была не в состоянии, да и не любительница она огородных дел, как и ее сын и внуки. Покупала дачку для отдыха. Снохе Лиде с сестрой было трудно морально и физически. Многие годы она терпела, а потом купила себе сад, и забыла дорогу в огород сестры. Спустя два года, не в силах справиться с работой, сестра снова предложила занять мне огородик умершей соседки. Он уже был капитально заросшим крапивой и всякой ненужностью захламлен. Это было 1988 году. Я заняла этот участок, прикупила еще около сотки тут же рядышком, и у меня стал участочек чуть больше 3-х соток на берегу реки Исеть, за огородом сестры. Домика не было, я попросила сестру разрешить пожить в ее еще тогда не сгоревшем доме, временно, за плату. Раньше мы с сестрой делали там ремонт (обои клеили, покраску, привозила и весила шторы там). Сестра отказала. Если хочешь, живи в кладовке. Кладовка из горбыля, пристроенная к домику ее, без всякого освещения. Спать там было страшно, полная темнота, мыши или крысы бегали, прыгали, пищали. Попросила разрешения вставить маленькое окошечко, отказала.
— Не надо мне в кладовке никакого окошка.
Хозяин барин. Ничего не поделаешь. Ночевала в пленочной тепличке у себя на участке. Холодновато ночами, но это было все временно. Иногда приходила соседка Галя и уводила к себе попить горячего чайку, а потом не отпускала меня. Мне не хотелось стеснять ее, да и сестра была против всякой моей дружбы с кем-либо? С удовольствием разрабатывала я свой участок. Посадила яблоньки, вишни, сливу, много цветов. На следующий год купила пиломатериал, привожу на участок, чтобы построить времянку. На участке все яблоньки сломаны. На меже с сестрой вкопан старый столб с гнилым комлем к верху. Расстроилась очень, приезжаю каждый выходной за 50 км. Привела в порядок участок и вдруг такое. Наревелась досыта. На больничном листе была дней 10.
— Гутя, зачем же яблоньки ломать? Это же мой труд, мои деньги.
— Это не я.
— А столб зачем вкопали, стыдоба от соседей, что же люди подумают о нас.
— Это мы поставили, ты на мою территорию залезла.
— Гутя, посмотри, где ямки от старого сгнившего забора, их же видно.
— Это не я, это Лида поставила столб. Прошло немало лет. Когда успешно стали работать вместе с сыном, появились деньги. Пусть не много, но есть. Наняла бригаду рабочих из Режа, построили летний домик с двумя спальными комнатами. Сын пристроил большую кухню-столовую, небольшую веранду. Сделали красивую внутреннюю отделку стен и потолков. Стало очень уютно в доме. В последние 3-4 года нанимала рабочих, сделали подпорную стенку, облицевали ее керамической плиткой, забетонировали площадку, длинную, широкую лестницу-каскад с промежуточными площадками — всюду уложили керамогранит — красотища неописуемая. Море цветов, чистота и порядок на участке. Отличная виктория, малина. Необыкновенная яблоня. Белая сирень. Красная черемуха. Земляничная полянка. Милые разнообразные кустарники. Соседка, тетя Рая, называла мой участок райским уголком. Вложила я в этот райский уголок, в эту дачку, всю свою душу и силы. Каждые выходные на протяжении долгих двадцати лет с середины апреля по октябрь ездила и работала на этой дачке, все свои отпуска работала здесь. Это была просто моя отдушина.
Может быть из-за моей личной неустроенности, чтобы не думать о себе, не жалеть себя, я много работала и на даче. Она мне была нужна и дорога, не только потому что я нанимала рабочих и платила им немалые деньги за работу. Последний раз работало шесть человек почти полмесяца. Жили рабочие у меня в домике вместе со мной и сестрой. Даже в страшном сне не могла предположить, как может поступить со мной родная сестра Августина, которой скоро 82 года, и ее 60-летний сын Николай.
Более 30 лет у сестры не были оформлены документы на купленный дом и земельный участок. Купила в 1974 году, оформила в 2006 году. При оформлении земельного участка, она умышленно указа ла в заявлении площадь подсобного хозяйства (приусадебный уча сток), находящийся в фактическом пользовании не 1250 кв. м. сколько она купила в 1974 году, а 1525 кв. м. (включив мой участок 3 сотки).
Это ложь. В фактическом пользовании эти 3 сотки были у меня Я их обрабатывала уже больше 20 лет. Обманула соседей, сказав им. что оформляет только свой участок. В Администрации Двуреченска работала приятельница сестры Людмила Ивановна, она подписала фальшивые документы, а в г. Сысерти, не проверив дали им ход. Шесть лет до покупки сестрой своего участка, эти три сотки с 1968 г занимала и разрабатывала Морозова Галина и при сестре еще 12 лет. до 1986 года, вплоть до своей смерти. Участки были разделены деревянным забором. Когда покупала сестра свой участок, слева, справа и в задах ее участка были соседи и заборы. С1988 года я разрабатывала и фактически использовала, благоустраивала этот участок. Все годы с мая по сентябрь, как мы построили домик, сестра жила у меня в домике. Ели, что хотели, иногда попивали коньячок. Готовила, убирала за ней. Постоянно помогал Артур. Покупал кабель, проводил не однажды свет ей и нам. Натягивали на каркас теплицы пленку. Если мы не делали, так теплица оставалась не закрытой. За все годы они не покупали ни насоса, ни шлангов, ни труб, ни садовой утвари. Я никогда не оставляла в беде, болезни ни сестру, ни Колю, ни детей Коли. Когда болела сестра и лежала в больницах, я постоянно навещала ее. После работы ехала в больницу, ночевала там. утром снова ехала на работу. Так ездила и в г. Сысерть, где ей сделали операцию по удалению желчного пузыря уже в преклонном возрасте. Сын же ее, Коля, ни разу не навестил мать, как и внуки. Так же ездила и в Двуреченскую больницу. Спала с ней в палате или у нее в квартире. Правда, там сын ее навещал, видела. Даже еды приносил. Много помогала Коле в его молодые годы. Жил у меня, естественно не платил ни за жилье, ни за питание. Устроила его на работу «НИИ Автоматика». Поселили в однокомнатную квартиру вместе с геологом. Геолога он и в глаза не видел, жил один. Зачислили на 3-й курс в УПИ, хотя хвосты были за 2-й курс заочного отделения Севастопольского филиала приборостроительного института. Он и я давали слово декану, что в течение полугода не будет никакой задолженности. Ничего не делал. Пил. Гулял. Меня вызывали по несколько раз в месяц нач. цеха. Стыдили за его прогулы, пьянство. Просила не увольнять его. Не увольняли. Но всему бывает предел. Терпению тоже. Выгнали. В институте так и не появился ни разу. Вернулся в свой поселок, к маме своей. За ум так и не взялся, как говорится. Получил инвалидность, к сожалению. Всю свою жизнь пил, воровал, гулял. Работал какое-то время экспедитором. Был суд. Водитель все взял на себя. Осудили на много лет. Осталась жена с маленьким ребенком. Коля перетрусил, но остался на свободе, продолжая пить и лежать на диване. Вроде приостанавливался пить, когда родился первый его внук. Помогала я и его детям. Когда старший сын попал по молодости в неприятную историю в электричке, они сначала позвонили мне. Я первая поехала в прокуратуру спасать парня. Только потом, после меня поехали родители. Кто помог Витальке с жильем в городе? Жил у меня в квартире со своей девушкой и двумя своими друзьями. Платили только за коммунальные услуги. Ничего не делали ребята, только сутками играли на компьютере. Жена Коли, Лида забрала парня домой, видя, что учиться он не хочет. Хорошо ли плохо, много ли мало, но я помогала сестре и ее семье.
Ее огород стал в полной запущенности. На участке бурьян выше
головы. Домишко непригодный для проживания и бытия там. Нет никакой кладовки, ни овощной ямы, простите, в туалет не куда сходить. Решили они продать. Продать дорого. Никто не покупает.
Когда я вторично обратилась в администрацию г. Сысерти с заявлением об утверждении проекта границ и предоставлении моего участка мне в собственность, мне ответили (и показали заявление сестры), что моя сестра приватизировала мой участок себе в собственность почти три года назад. Для меня это было шоком. Ведь все эти годы мы постоянно с сестрой были вместе. Она дневала и ночевала у меня в саду, очень часто бывала у меня в гостях в городе и ездила в гости к моему сыну даже со своим старшим внуком. Жалела меня, говоря:
– Алла, нельзя столько работать, сколько ты работаешь. Побереги себя.
Когда я спросила у сестры:
– Гутя, почему ты не сказала мне, что ты приватизировала мой
участок? Я бы не нанимала рабочих, не тратилась на теплицу, на эту подпорную стенку, на лестницу, на благоустройство. Я платила боль-шие, очень трудные для меня деньги, ты же знаешь.
– Я не видела, когда это делали рабочие, — был ее ответ, глядя мне в глаза.
– Гутя, что ты такое говоришь? Как ты могла не видеть, если ты была постоянно с нами. Все было сделано на твоих глазах. Ты обедала, ужинала вместе со мной, с рабочими. Спали в одном домике с рабочими.
— Не видела и все.
Поздно я убедилась в лживости и подлости сестры и ее сына Коли. Я обратилась к юристу. Объяснив суть дела, предъявив имеющиеся у меня документы, написала доверенность с просьбой разобраться в моей ситуации согласно закона. В это время я получила, будучи в церкви с подругой, первую СМС с угрозами от Коли. Такая-растакая, мокрая курица, если ты еще раз появишься в Двуреченске, ты обратно уже не уедешь. Я забью тебя бодогами. Очень горько было читать такое.
Но дело не ограничивалось только угрозами. Они убрали заборчик между нашими участками. Отрезали кабель от нашего домика, срезали и взяли металлические стойки теплицы, выкопали часть кустов и цветов с участка, и многое другое. Вырвали замок на калитке. Доступ на участок стал свободным, а у меня в домике была мягкая мебель, ковры, посуда. Оскорбления и угрозы от Коли сыпались, как из рога изобилия. Юрист позвонила Августине, представилась и предупредила, что их поступки и действия уголовно наказуемы. Они полностью проигнорировали устное заявление юриста. Коля сказал мне по телефону: — Я нашел одну крышу и договорился, что Аличка твоего проиг-рают в карты, а чтобы выкупить своего сыночка, ты, иуда, отдашь все свои денежки и лишишься своей квартиры. Понятно тебе?
— Понятно мне, Коля, что ты самая ничтожная мразь. Дважды отец взрослых сыновей, дважды дед и кому и за что ты угрожаешь?
Иуда не я. Подойди к зеркалу, посмотри в него, и ты увидишь иуду. Мокрую курицу поищи около себя или спустись этажом ниже. И еще. В Двуреченск я ездила и буду ездить, когда посчитаю нужным. Тебя я не боюсь, но вы с Августиной до такой степени вывалялись во лжи, наглости и подлости, что стали мне противны. Я не хочу вас ни видеть, ни слышать. Вас давит жаба. Зависть лишила вас рассудка. Августина не один раз говорила мне, что у меня есть все. Что у меня есть, я заработала это честно своими мозгами, своей работой. У меня годами не было отпуска и спокойных выходных. Хотела помочь сыну и обеспечить себя на старости лет. Я не потеряла совесть, я никого не обманула, не обидела. Моя совесть чиста! А вы не знаете, и это очевидно, что такое совесть и честь.
Я решила быть дальше от подлости и лжи. Поберечь себя от этой грязи. Купила хороший участок земли и построила неплохой теплый дом с большой верандой. Конечно, во всем помогает мой сын. Правда, на 2-м этаже еще не закончили отделку помещений. У нас хороший сад. В саду яблони, сливы разных сортов, вишни, груша, много ягодных кустарников, и, конечно, море различных цветов. Есть качели. Маленький водоемчик у меня получился. Будет большой бассейн. Очень люблю там быть. Хожу пешочком, что очень удобно, так как близко от квартиры. Отличные соседи.
Я говорила, что обращалась к юристу по земельному вопросу и писала доверенность. Возможно по большой ее занятости, прошло достаточно времени, когда пришла повестка в суд в г. Сысерть. Суд состоится 18.08.2009 года по УГОЛОВНОМУ делу к Соболевой Августине Ивановне, Двуреченской сельской администрации и администрации г. Сысерти за МОШЕННИЧЕСТВО.
Я хотела только одного, чтобы была установлена справедливость, мне вернули мой сад и оставили меня в покое. Коля звонил и просил, чтобы я прекратила дело, ведь Августине скоро 80 лет, она болеет. К тому времени я уже поняла, что не смогу общаться с сестрой, мне будет трудно видеть ее, я не смогу быть, как прежде, в своем саду. Артур не хотел их видеть. Я прекратила дело в суде, не поставив никакого условия сестре. Я физически и морально не могла ездить в Двуреченск кроме как на могилку к маме. Мой участок стал зарастать травой.
Свой участок они так и не смогли продать, продали мой. У меня остался домик и около сотки ранее купленной мною земли на моем участке. Через год звонит мне Коля
— Я заберу весь твой участок и перепишу на себя.
Через какое-то время они спилили замки на моем домике. Есть ли предел человеческой подлости? У них нет предела. Неужели прав автор пословицы «Не делай добра, не будет зла». Так же неправильно. Так не должно быть!
Заключительные странички
Вот, пожалуй, все я о себе рассказала. Конечно же, у меня не получилось так, как бы мне хотелось. Многое не рассказала, а кое-что, наверное, повторила не один раз. Простите. Я никому не навязываю своего мнения, но имею право его иметь. Я абсолютно не уверена, что буду понята. Мне трудно, и со мной, наверное, нелегко. Могу сказать с полной гарантией, что умышленно я никогда и никому не делала зла, никого не предала в своей жизни. Даже на зло, не отвечала злом. Старалась по возможности помочь людям. С юности до недавнего времени была донором безвозмездно. У меня редкая группа крови, отрицательный резус. Навещала раненых в госпиталях. Сначала афганцев, потом из Чечни. Первый раз была какая-то неловкость. Денег было мало, я покупала самое необходимое в больнице, зубную пасту, туалетную бумагу, ручки, бумагу, конверты. Приносила свое варенье, компоты, разные домашние солености. Заходила в палаты и угощала. Ребята были рады, и моментально разбирали все. Однажды даже на машине с сыном возили. Помогаю больным детям России по программам: «Помоги детям», «Дети России». Жаль, что не могу7 помочь так, как бы хотелось. Четыре месяца высылала деньги в Киргизию жене с четырьмя детьми пропавшего рабочего. Якобы от него. Много что делала! Старалась не проходить мимо людского горя. Когда поможешь человеку, у самой настроение и даже самочувствие улучшается, ей богу. Но заметила в себе. Когда меня обижают или стараются унизить, так. мимоходом, мне вспоминаются и старые обиды от этого человека. С таким грузом тяжело жить, не просто и прощать, тем более, когда обижают, не замечая этого и не считая нужным извиниться. Долгое время сердечко мое болит. Вроде уже не плачу сама, а слезы предательски текут. Душа плачет. Болит и плачет. Нужно время. Не зря говорят, что время лечит. Лечит. Вылечивает ли?
Почему я решила рассказать о себе, даже не знаю, как ответить. Для меня причин много и они для меня важные. Хотела рассказать сыну о себе, о своей жизни. Сказать, как сильно я его люблю. Как он мне дорог и нужен. Мы с ним многие трудности пережили вместе, поддерживали друг друга еще с его детских лет. Понимал меня, помогал мне, заставлял меня жить, сам того не ведая. Я хочу быть нужной и помогать ему и его семье. Когда сыну трудно, плохо, я чувствую. Мне вдвойне труднее, когда я не могу помочь или сын отказывается от помощи.
Я хотела бы предупредить молодых женщин, вернее, защитить их в первую очередь от самих себя. Я на собственной жизни испытала, что чужой ребенок не нужен мужу. Бывает ли исключение? Не знаю! Когда муж обижает ребенка, называя это воспитанием, очень больно это пережить маме. При родном отце, возможно, этого бы и не заметила. Многие женщины, боясь остаться одной, начинают помаленьку предавать свое дитя, прячась за выпивку и т. д. В результате теряют себя, теряют ребенка. Покалечив свои жизни, остаются одинокими. Хорошо подумайте, прежде чем принимать решение. Постарайтесь сохранить свои чувства, забыть обиды, помните о ребенке, ему нужен родной отец, ему нужна полная семья. Никакие хоромы, никакие деньги не дадут счастья, если не будете счастливы в семье. Физическое насилие надо мной в моей ранней юности прошло черной полосой через всю мою жизнь, оставив боль, злость, гадкое чувство к интимной жизни, разочарование на протяжении всей моей жизни. Я выжила, уйдя с головой в работу, постоянной заботе о сыне, о родных, нуждающихся в моей помощи. Такая жизнь безрадостна для самого человека, поверьте мне. Это длится не год, не 10-20 лет, которые можно переждать, пережить, а всю твою жизнь, и ничего не можешь изменить, хуже того, иногда приходится как бы оправдываться, а в чем моя вина?
Никому, ни в чем не завидуйте. Вы лучше. Даже если вы знаете, что это не так. Постарайтесь стать лучше. Есть люди, о которых говорят «ни кожи, ни рожи». Я считаю, это не беда. А вот если еще добавляют «и ни мозгов», тут дело сложнее, но все зависит опять же от самого человека. Главное самому видеть свой пробел, понять это и начать действовать.
«Жизнь текущая быстро, неудержимо, как горный ручей. Надо стараться не отстать от нее, трудиться над собою в первую очередь». Сказал В.Г. Перов.
«...Нужно воспитывать ум и сердце», как повторял неоднократно своим ученикам тот же В. Перов. «Эти простые и благородные истины относятся ко всем». Я полностью согласна с мнением Эрнста Маркина. А многие ли из нас это понимают и делают, а? Приятно, когда о человеке говорят «Он сердцем прост, он нежен душою». Умный человек не может быть некрасивым, он светится изнутри. Я хотела быть лучше. Больше знать. Быть интересной собеседницей. По природе я любопытная. Чувствуя пробелы в искусстве, я стала собирать репродукции, вернее их копии различных художников, начиная с XIII-XIV веков. Оформила два больших альбома и много материала еще не оформлено. Никогда не хватало времени для самообразования, к сожалению. Очень увлекательна минералогия. Камни, их природа, сила, красота. Даже гербы городов СССР (старые и особенно новые) как много они могут рассказать. А как много интересного может рассказать краткий справочник «Альфа и Омега». Правда однажды я попала в немилость из-за него. Приехала ко мне в гости сестра, а мне необходимо было закончить работу. Можно я закончу свою работу, а ты посмотри эту интересную книгу, хорошо? Не прошло и пяти минут, как я услышала. Ты кого из себя строишь? Что тут интересного ты нашла? и т. д. т. п. Работу я не закончила, но о себе много узнала «интересного», до слез.
«Жизнь прожить, не поле перейти» — все мы знаем эту пословицу. Жизнь сложна, трудна, что и говорить. Хорошо, когда рядом надежный друг, на кого можно положиться при любых обстоятельствах, в любое время. Как говорится и беда не беда. Хуже, когда рядом самовлюбленный человек.
Ему трудно понять другого человека, да он этого и не хочет. Лишь бы ему было хорошо. Такие люди очень эгоистичны и злы. Их не любят в коллективах, где они работают. Им и с ними очень трудно в семье. Не поняв своевременно своего заблуждения, назову это так, в большинстве случаев в обиде на весь мир, в конечном итоге, остаются одинокими. Так нельзя. Так не должно быть. Любите людей и вам ответят тем же. Однажды молодая женщина у меня спросила: «А вы что, не любите себя?» Признаюсь, я никогда не думала и не задавала себе такого вопроса — люблю ли я себя? По большому счету особо-то любить себя и вроде не за что. Белой завистью завидую женщинам-умницам хирургам, летчицам, смелым, сильным, нужным людям, талантливым, умным. После этого случая услышала но телевизору, как какая-то женщина говорит: «Надо любить себя. Если не будешь любить себя, тебя никто не полюбит».
Чушь собачья. Это мое мнение. Одна сказала, другие повторяют. Я никогда не была влюблена в себя, но знаю, что многими, очень многими людьми, с которыми я общалась в жизни или по работе, или в силу каких-то жизненных ситуаций, я уважаема и любима даже сейчас. Вот почему я сказала «чушь собачья». Не могу я согласиться с высказыванием А. М. Горького «Жалость унижает человека».
Я понимаю так. Жалость, это практически сочувствие, сопереживание человеку. Так как же эти чувства могут обидеть, унизить? Иногда они просто необходимы человеку, кем бы он ни был. Ведь человек не робот, не бездушная металлическая игрушка, он нуждается в понимании. Или я не правильно понимаю? Как бы трудно в жизни не было, надо жить, хотя жизнь порой становится ну просто уже невыносимой. Утомила я вас своим мнениями, сомнениями и проблемами. Простите!
Будьте счастливыми, добрыми, благоразумными!
Храни вас Бог!
Моя исповедь
© Copyright: Алла Дягилева, 2023
Свидетельство о публикации №223121901565
Свидетельство о публикации №223121901565
Рецензии