Последняя услуга

        Летом я остановился на пару дней в маленьком портовом городишке, где родился и провел детство. Мне посчастливилось найти старого приятеля, Витьку, и мы пошли по заветным местам «былых подвигов». Мало что изменилось, появился первый четырехэтажный дом, перенесли базар из центра на окраину, да еще резко обновился автомобильный парк. По улицам носилась пыль, в ожидании дождя.
        На берегу моря почти никого не было, если не считать нескольких любительниц загара. Все мокли в воде, наслаждаясь прохладой. Мы тоже окунулись, проплыли вокруг волнореза, потом перебежали раскаленную полоску песка и прилегли на травку. К морю выходило городское кладбище. Здесь было тихо и почти прохладно, солнце слабо проникало сквозь ветви.
        Невдалеке, около тополей, трудился старик. Я его сразу узнал, это дядя Серго, могильщик. Как и в прежние времена, он был немного пьян, это было его нормальное состояние. Воду он не употреблял, а жажду удовлетворял глотком красного вина от своего виноградника. Виноград, я помню, был настолько кислым, что попробовать его можно было только из любопытства. Лёгкое опьянение ничуть не мешало ни ему самому, ни его собеседникам, если старик снисходил до беседы. Ему, должно быть, уже за сто, во всяком случае, мой покойный дед слушал в детстве его рассказы о былом. Тогда он был с бородой, а сейчас щеки гладкие, то ли волосы перестали расти, то ли он не забывает регулярно бриться.
        - Погоди, - спросил я у Витьки,- мне кажется или он в той же самой куртке?
        - В той же. Ему предлагали новую, подбирали даже точно такую же – не соглашается. Он в ней и зимой.
        - Жары он, похоже, не боится.
        - Куда там! Видишь, как он деловито работает лопатой.
        Витька полежал немного, потом забрал у старика лопату и продолжил копать сам. Я стоял рядом, перебирая землю пальцами ног. Меня дядя Серго не узнал, со времени нашего знакомства я значительно вырос и возмужал.
        - Для кого это, дядя Серго? - спросил Витька.
        - Рыбак вчера утонул.
        - Слышал я, - внес ясность Витька, - это на сейнере. Свалился в воду и попал под винт. Обороты с восьмисот до пятисот упали. Но то, что от него осталось, нужно же захоронить…
        - А семья у рыбака была?
        - Дочь и бабушка, тёща, его, - пояснил мне Витька. – Помощи дяди Серго на этот раз не понадобится.
        Я хорошо помнил, что иногда его помощь очень даже и требовалась. Когда после покойника оставался сирота, дядя Серго брал заботы на себя. Это, слава богу, происходило не часто. К своему домику он пристроил флигель и поселял туда сирот, обычно там дозревало до самостоятельной жизни несколько бесхозных мальчишек. Мы с Витькой когда-то охотно проводили время с воспитанниками дяди Серго. Девочек он пристраивал у знакомых, это не составляло особого труда, потому что в знакомых у него ходил весь город.
        Мы помолчали. Из порта время от времени доносился протяжный скрип. Это большие старые корабли лениво терлись боками о пирс. Витька передал мне лопату и сел на траву, около старика.
        - Говорят, кладбище скоро за город перенесут, - обратился он к дяде Серго, - здесь, будто бы, совсем уже места нет.
        - Пустые разговоры. Двадцать лет пройдет – земля всё съест. В Колхиде земля жадная. Когда близкие забудут, снова можно хоронить.
        Они закурили. Старик снял шляпу и отряхнул пыль. Шляпа была заслуженная и многое повидала.  Её даже не нужно было снимать, чтобы почесать затылок.
Выбрасывать наверх тяжелую плотную землю было не просто, я вспотел и быстро выдохся, но не сдавался и прислушивался к их беседе. Они помолчали, а потом Витька спросил:
        - Ты, дядя Серго, столько лет уже здесь один надрываешься, когда на пенсию пойдешь, все сроки давно вышли.
        - Вот когда придумают, чтобы никто не умирал, тогда и пойду. Терпеливо жду, - почти серьёзно объяснил дядя Серго.
        - Найдется кто-нибудь помоложе, а ты отдыхай.
        - Молодой не понимает. Придет вдова, будет возиться одна, наводить порядок, а он в это время пойдет на футбол.
        - А приемыши твои не хотят?
        - Если бы я им предложил, кто-нибудь бы нашелся. Но они хороши к живым, тут я спокоен. А к этим, бывшим, они притерпелись.
        Я, наконец, кончил копать и выбрался наверх, глубина оказалась нормальной, старик проверил.
        - Пойдем, - предложил он, - отдохнете немного.
        Он, не спеша, собрал инструмент и пошел по тропинке, а мы побежали к берегу, за одеждой. Домик находился около центрального входа, со стороны города, и по вечерам там всегда собирались мальчишки. Для чего собирались, толком не ясно, потому что дядя Серго - человек довольно угрюмый, но я запомнил, как это было нам когда-то необходимо.
        Мы догнали ветерана у самого дома. Пол в избушке был земляной и в центральной комнате, посередине, стоял пень. Не чурбан, а настоящий пень, вросший корнями в землю. Мальчишками, помню, мы соревновались за право на нем посидеть. Сейчас Витька уступил его мне. Пень был одновременно гладкий и шершавый. И теплый на ощупь. Старик быстро навел порядок и даже принес цветов, потом достал из дальнего ящика большого розового пупса и посадил у выхода.
        - Зачем тебе кукла, дядя Серго, - спросил я. – У тебя же девочки не живут.
        - У рыбака малышка осталась, отнесу ей завтра.
        Он решил переодеться и расстегнул свою знаменитую куртку. Под ней ничего не было, кроме огромных белых шрамов. Между ними терялись редкие островки длинных седых волос. Видимо, ежедневно бреется, подумал я. Левая мышца была рассечена поперек: верхняя половина вспухла бугром, а нижняя сморщилась и приникла к ребрам. Я никогда прежде не видел сабельных шрамов, но сразу понял, что они именно такие.
        - Что его заставило стать могильщиком, - шепнул я Витьке.
        - Говорят, была какая-то романтическая история. Вроде бы из-за него погиб друг, и он решил всю жизнь провести с ним рядом. А жизнь оказалась долгой.
        - Я попрошу его рассказать.
        - Не стоит. Не ответит он, уйдет в сторону.
        - Дядя Серго, - спросил всё-таки я, - что тебя заставило выбрать эту работу?
        Старик так вздохнул, что стало неловко за своё пустое любопытство. Потом он отодвинул табурет от окна и сел.
        - Вам, молодым, это трудно понять, - задумчиво сказал он. – Для вас кладбище – гиблое место. Ты любишь осень? - неожиданно спросил он. – Зачем спрашиваю, все любят. Разве нам жалко, когда умирают листья? – Он закурил. – Мы знаем, что будут новые листья, кто будет плакать о мертвых? Но листья живут всего лишь год, а люди живут много лет. Может быть, на свете есть бог. Или другие, очень большие люди. Они живут долго-долго, тысячу лет. Им не жалко, когда мы умираем.  Они знают, что будут другие люди, не лучше и не хуже. Они показывают на это кладбище и говорят: «Смотри, были, и нет их, но пришли другие». А ты сам подумай, вдруг бы люди не умирали и жили всегда одни и те же? Ничего нового под солнцем, всё по-старому, никаких изменений, и навсегда! Или, еще хуже, нарождались  бы новые люди, а старые не умирали. Было бы тесно молодым.
        Старик помолчал немного и добавил:
        - Я уже четвертое колено провожаю.
        Ушли мы поздно, когда пришла и ушла шумная ватага мальчишек. Во дворах уже собирались на вечернюю беседу соседи. Хотелось мне присоединиться, поговорить о жизни, но я был чужой и мешал разговорам, пока меня не представил Витька.