Я буду ждать на темной стороне. Книга 4. Глава 30

Приняв пораньше душ, Лисов разгуливал по дому в одном полотенце, обернутом вокруг бедер. То было одно из его безумий — принимать по три, а то и по четыре ванны в день, превращаясь в такие моменты в некое подобие земноводного. А тут ещё и зной как по заказу…

Не просто жаркие деньки, когда справиться с нехорошим самочувствием можно было, просто став в тень. А невыносимая жара, от которой не было спокойствия даже ночью. Вот почему парень принял решение лишний раз не высовываться на улицу, предпочитая дневные вылазки ночным. Точнее он успевал закупиться всем необходимым до начала действия комендантского часа.

В сильный зной никуда не хотелось выходить от слова совсем, если дело не касалось вылазки на какой-то водоем. Так что будь на то его воля, он бы из душа не вылез никогда, составив порядочную конкуренцию всем земноводным планеты. А расходов воды было столько, что её количеством можно было с лихвой залить рисовые поля, не обращая внимания на сумму долга в платежках.
С такими расходами дешевле было держать морского льва, нежели заставить Лисова отказаться от водных процедур, привыкшего использовать воду в непомерных объемах на себя любимого.

Евангелина оставалась в городе, а сам он находился в доме своего покойного деда, периодически с ней созваниваясь. С ней было все нормально. За неё он мог не беспокоиться, временно избрав для себя этот дом своим нынешним местом обитания, пока не уймется  дядюшка Лисович. Жаль, реестры для регистрации жилья до сих пор были закрыты. Так бы он уже давно зарегистрировал это жилье на себя, оставив алчного родственника ни с чем. А пока что ему не оставалось ничего другого, кроме как исчезнув с поля зрения ближайшего окружения, залечь на дно до лучших времен.

С момента начала противостояния с дядюшкой Лисовичем его вполне размеренная жизнь подошла к концу. А это значило, что покидая свое привычное место обитания, ему приходилось теперь все чаще оглядываться вокруг, проверяя машину на наличие в ней подрывных устройств.

Одним словом, смириться с мыслью, что за ним будут следить, отчитываясь его родственнику о каждом сделанном его шаге. В таких случаях выживали только параноики. Стало быть, ему следовало заранее предпринять ряд решений, которые могли бы обезопасить его от нездоровых шагов дядюшки Лисовича, если тот решится пойти на него ва-банк. В отличие от покойного отца, привыкшего закрывать глаза на очевидные вещи. Результат известен.

Конечно, Артем прекрасно осознавал, что если родственник захочет его «убрать», то сделает это без всяких заморочек. Но зачем облегчать ему эту работу? Пусть его люди стараются на славу, отрабатывая потом и кровью собственную зарплату. А ему будет только в радость водить их за нос, подкидывая им ложную информацию с целью запутывания следов. Таким был их удел.

День пребывал в полном разгаре. Находясь на балконе, Лисов курил, облокотившись о балконную перегородку и листая в телефоне последние новости относительно происходящего в городе. Была бы его воля, он позвонил Евангелине и объяснил бы ей причину того, почему ему надо побыть здесь до следующего их воссоединения, но нет. Она бы ничего не поняла, либо подумала, что он снова накликал на себя беду, не в состоянии довольствоваться спокойной жизнью, которую не мог ей гарантировать.

Самое удивительное, что его родителей давно не было в живых, а он по-прежнему продолжал хранить в своем телефонном справочнике их номера. Будто в один прекрасный момент те действительно могли ему позвонить, нарушив затянувшееся молчание.

Пытаясь отвлечься от гнетущих мыслей, он снова переключился на новостную ленту в телефоне, когда ему пришло сообщение от Терехова. Тот просил его принять участие в благотворительной акции и перечислить ему на карту небольшую сумму для закупки баллистических очков. Все это должно было пойти на фронт. Одной этой новости оказалось достаточно, чтобы моментально вырвавшись из мира ненужных воспоминаний, снова вернуться в нынешнюю реальность с её непростыми временами.

Мгновенно откликнувшись, Лисов сделал все, что от него требовалось. Тем более в порядочности Терехова сомневаться не приходилось. Другое дело, если бы этими сборами занимался Новаковский или горе-волонтеры наподобие Мельчуцкой, под чьим чутким руководством до конечного «потребителя» доходила лишь десятая часть гуманитарного товара. Остальное, согласно слухам, уходило в гараж её родственников, чьи стены ломились от количества коробок с продуктами, которые ни она сама, ни вся её родня не успевали поглощать и утилизировать.

Несложно было себе представить, сколько скопилось там просрочки, которую в конечном счете придется просто выбросить. А ведь эти продукты могли бы попасть в руки тех, кто действительно в них нуждался, доедая старые запасы.   

Инцидент с гибелью Сильвестра и тех, кто был тогда рядом с ним, оказался не единственным в своем роде. Через пару дней прилетело по зданию администрации, где привык заседать губернатор, (в его понимании отец Эрики), со своими подчиненными. Накануне тот пытался сбежать с города с пятью лямами, (наверное честно заработанных), но был пойман на границе генералом Ганзерой и водворен обратно на свой пост. Неизвестно, что произошло потом, но прилет мужчина умудрился проспать, прибыв на работу на час позже, в то время как его более дисциплинированные подчиненные уже были давно на местах, попав под удар.

Результат не заставил себя ждать. Итог — пробитое ракетой насквозь здание в месте, где находился кабинет отца его бывшей пассии и куча погибших сотрудников. Именитых людей и специалистов, которых давно следовало рассредоточить и предоставить им возможность работать онлайн.

Узнав об этом инциденте, Лисов прибыл тогда на место ближе к вечеру следующего дня. Когда разбор строительного мусора и трупов, включая раненых, скончавшихся позже в больнице, был закончен. Особенно несладко пришлось криминалистам, которым пришлось опознавать какую-то жертву по двадцати фрагментам её тела, собирая её как мозаику.

Несмотря на обширное освещение данного события в местных СМИ, Лисову хотелось лично побывать на месте трагедии. Посмотреть на происходящее бесстрастным взглядом, и по возможности дотронуться рукой до конструкции стен так и не рухнувшего здания. Несложно было себе представить энергетику этого места, вокруг которого до сих пор витали силой вырванные из тел души этих бедолаг. Особенно важно ему было здесь побывать после того, как ознакомившись со списками погибших, он наткнулся на фамилию своей бывшей секретарши. Предавшей его в момент, когда он больше всего нуждался в её помощи.

Как-то быстро перешла она в лагерь его родственника, начав тайно сливать ему информацию о его деятельности.
Как выяснилось позже, сверстанное на скорую руку компрометирующее видео было делом её рук. Причем сделанное по заказу дядюшки Лисовича. Так что не будь он тогда сильно занят подготовкой к конференции, чтобы обращать внимание на какие-то нюансы, уже б давно уловил в её поведении намеки на предательство.

Особенно хорошо это было видно, когда она зашла тогда к нему в гримерку проститься. Лишь спустя время он понял, что именно поспособствовало её переходу под протекцию дядюшки Лисовича, будь он неладен. А именно состоявшийся между ними разговор, когда он объявил ей о серьезности своих намерений относительно Литковской, не подозревая, как неадекватно воспримет секретарша это сообщение. Отдельные фразы их диалога он помнил до сих пор. 

«И как это понимать?» — вопрошала она, узнав погодя о его решении.

«Я разве мало тебе платил? Чего ты ещё хочешь?» — Казалось он искренне не понимал причины её негодования, когда она должна была радоваться его подачкам, не надеясь на что-то большее.

«Но я хотела другого...»

«Чего же?»

«Не просто с тобой спать, а настоящих отношений»

«Но я же тебе неоднократно говорил, что у меня есть уже девушка, и мне не хотелось бы разрывать с ней отношения»

Имени Литковской он не стал перед ней афишировать, считая, что рано или поздно она и так обо всем узнает. Девушки всегда узнают о таких вещах: хотят они этого или нет. Особенно если речь шла о личной жизни любовника, никогда ничего не обещавшего взамен. 

«Я думала, у тебя с ней несерьезно» — пожала она плечами, словно показывая перед ним степень своей неосведомленности касательно произошедших перемен в его жизни.

Они определенно ей не нравились. Но кто она, в конце концов, такая, чтобы указывать ему, как жить.

«И это твоя благодарность за все, что я сделал для тебя? — Лисову оставалось лишь уповать на благоразумие своей секретарши, которую Провидение, очевидно, обделило мозгом. — Пойми, у меня уже есть любимая девушка... Наверное. Поэтому о нашем дальнейшем с тобой времяпровождении, как раньше, больше не может идти речи» 

Тогда он ещё не подозревал, как эти слова сокрушительно повлияют на самооценку его любовницы. Она знала, что он с кем-то встречался, но не знала, кем именно приходилась ему эта девушка. И до последнего надеясь, что связь с его будущей избранницей окажется фикцией, не сильно верила, что все закончится для неё именно вот так. Разрушительно.

Став его любовницей, подобно остальным наивным девицам она была убеждена, что на «её улице» когда-нибудь тоже наступит праздник. Жаль, подобные думы так и остались на уровне её фантазий.

Своим признанием Лисов почти сбил её с толку, одновременно подписав себе приговор. Хотя ей тоже не следовало ожидать от него что-то большего. Да, и вообще, на что она надеялась, уединяясь с ним то в её спальне, то в дорогих гостиничных номерах?! Тем более он никогда не обещал ей серьёзных отношений, с самого начала навязав ей роль девочки для развлечения. Не более.

Она смиренно приняла свою новую ипостась, замещая собой тех девиц, отношения с которыми на тот момент находились у него в разладе. Значит должна была готова услышать в свой адрес такую правду, какой горькой бы она не была.

Такова была её цена за то, что, переступив единожды через свои принципы, она рискнула залезть в постель к своему шефу ради будущего карьерного продвижения. В результате осталась ни с чем. Неудивительно, что немного позже она переметнулась в стан его врагов, совершив по факту предательство, которого он от неё не ожидал, но предполагал, что так оно все будет.

Итог — заслуженная, по его мнению, смерть. Но по-другому и быть не могло, раз ей время от времени приходилось заходить к губернатору по поручению своего нового шефа. Её данные в списке погибших усмирило месть Лисова, не спешившего расставаться тогда с мыслями о расправе. Только тогда он пережил сладостное ощущения справедливой мести той, кто решила пойти против него. Жаль, сам он не мог провернуть подобной шутки с дядюшкой Лисовичем. Как ни крути, он все-таки являлся его родственником, и утяжелять собственную карму ещё одним неблаговидным поступком не хотелось.

Продолжая топтаться на месте трагедии, он долго не хотел оттуда уходить. И не в состоянии смириться с тем, что предательница столь быстро ушла в мир иной, осмотревшись по сторонам, но никого не обнаружив, достал зажигалку и поджег наспех сооруженный мемориал, наблюдая за тем, как пламя огня медленно пожирает черно-белые фотографии и ленты. Лисов знал, что этот акт неслыханного вандализма создаст резонанс в обществе. И опасаясь, как бы все подозрения не пали на его личность, поспешил скрыться тогда с места событий, затаившись в укромном местечке.   

Такими воспоминаниями была занята его голова, когда устремив свой взгляд на улицу, он наткнулся на весьма любопытное для себя зрелище.
Недалеко от его дома топтались двое в военной форме. У обоих был вид, будто потерявшись в данной местности, они тщетно пытались найти выход. Это тем более выглядело удивительно на фоне недавно изданного местной властью приказа о введении так называемого «карантина» на пару дней с запретом покидать свое место обитания без необходимой на то причины, пока не будет окончена проверка населения на наличие среди них наводчиков и коллаборантов.

Уж что-то участились в последнее время прилеты по важным объектам, чего не было ранее. И устав, по всей видимости, то тут, то там разгребать завалы после каждой проделанной такой ракетой «работы», власти приняли кардинальные меры, бросив все силы на ловлю корректировщиков. Введенный «карантин» застал Лисова в доме его деда.

Фактически он оказался здесь заперт внешними обстоятельствами, стараясь не высовываться наружу до окончания его действия. А ведь он обещал Евангелине приехать на днях. Теперь, по всей видимости, придется внести в свои планы небольшие изменения.

В какой-то степени «карантин» пришелся ему по душе. Это в какой-то степени избавляло его от ненужного столкновения и разборками с носителями повесток, с другой стороны, — все время сидеть в четырех стенах, да ещё одному, когда душе хотелось общения и полного погружения в мир интриг — было как-то совсем не комильфо.

Оставалось уповать на собственное терпение и смиренно ждать окончания так называемого «карантина», в противном случае он рисковал попасть прямо в руки полиции, которая, не разбираясь, могла бы запросто принять его за колаборанта, пособника врага.
Впрочем, чем дольше он наблюдал за топтавшихся у порога дома военных, тем более в нем крепло убеждение, что находились они там неспроста.

Это были «псевдо-военные», напялившие на себя униформу для отвода глаз, что бросалось во внимание даже совсем неискушенному зрителю. В руках у них был целый рулон повесток, но выдавать их кому-либо, негодуя на жару, они не спешили, воровато озираясь по сторонам, и разговаривая с кем-то по телефону.

Как будто хотели убедиться в правильности адреса, снова и снова обращаясь к тому, кто послал их сюда с определенной целью. Они словно сомневались, что искомое ими лицо могло жить в таких хоромах, к которым особо не подступишься.

Осталось выяснить имя их куратора.
Однако вспомнив свое недавнее столкновения с дядюшкой Лисовичем и чем закончилась их встреча, в том, что это были люди его родственника, Артем не сомневался. А чтобы их пребывание здесь не вызвало подозрений у местных жителей, они поспешили приукрасить свой внешний облик, «закамуфлировавшись» под представителей военкомата. Форма была заранее куплена у каких-то волонтеров. Благо, разжиться таким добром не представляло особой сложности. Особенно её закупкой занимался сам дядюшка Лисович, поставив перед собой цель любыми правдами и неправдам выкурить из этого жилища племянника.

Было ли это так на самом деле или ему все привиделось, Артем решил выяснить на месте. И если эти двое все же рискнут проникнуть в этот дом под видом раздачи повесток, их будет ждать особый прием. Об этом он заранее позаботился, находясь в предвкушении их дальнейших действий. И если вдруг окажется, что их сюда никто не звал, а они сами являются настоящими представителями военкомата, тогда ему тем более не следовало покидать свое убежище, закрывшись от них на десять замков.


Сказать, что он не мог их терпеть, значит, ничего не сказать. И в этой ненависти было свое рациональное зерно. Ведь их появление в различных точках города, особенно на перекрестках, где можно было быстро раздать всем повестки, а кого-то и «упаковать» в бус, существенно усложнило его и без непростую жизнь, вынуждая по всякому изворачиваться, лишь бы не попасть под раздачу, и тем самым завоевать себе прозвище «презренного уклониста».

Его мнение относительно этого движения была предельно четкой и ясной. И он не любил повторяться в таких случаях по несколько раз, наплевав, что подумают о нем одногруппники. Однажды ему даже пришлось озвучить свои мысли во время телефонного разговора с некоторыми своими приятелями, солидарных с ним в этом вопросе. Осталось только удивляться, как на него ещё не написали донос подруги Эрики, сообщив куда надо о его непреклонной позиции касательно этого вопроса.

Вот как приблизительно звучал его недавний диалог с приятелем, учеником черного мага, который был уверен, что сам он не попался в руки представителям военкомата благодаря одному мощному заклинанию и быстрому бегу.

«Возвращаюсь я как-то домой после очередной вылазки в город, иду к своей машине, — жаловался ему Лисов, неохотно вспоминая тот день, — в солнечных очках на пол-лица, (делавших его почти неузнаваемым), на плече — сумка с покупками… Иду, значит, уставший, вымотанный гонкой по городу, совершенно обессиленный, и тут из-за угла появляется парочка военных, и с радостными улыбками на лице трусят в мою сторону. На руке у каждого по планшету, все такие деловые… Тут самый главный из них, выпив, очевидно, накануне бутылочку разведенного пива в одном из придорожных трактиров, поймал, так сказать, волну дерзости, и попробовал мне всучить повестку. Иди, мол, долг родине отдавай, тебя одного на фронте не хватает! Я так, маленько, прих*ел при виде этой бумажки, но молчать не стал. В итоге, мы там здорово разругались, — нас растащили по сторонам случайные прохожие. После такого расклада они как-то сразу поняли, что в бус затащить меня вряд ли получится, поэтому покумекав о том, о чем, дали заднюю, больше не возвращаясь к этому вопросу. Повестку я, разумеется, не взял, но вернувшись домой после стычки с этими идиотами в форме, пришел к мысли, что если все продолжится в таком духе дальше, то очень скоро у нас начнут перекрывать дороги, лишь бы «обилетить» всех годных и не совсем к прохождению службы»

Его ненависть к таким людям била все рекорды, и он ничего не мог с этим поделать. Со стороны ему казалось, что они почему-то всегда требовали к себе особого отношения, чего не позволяли себе даже те, кто побывал на фронте, включая раненых и инвалидов.

Все, на что были способны подобные люди, был уверен Лисов, так это избивать в казармах таких вот наловленных на улицам уклонистов и смотреть в промежутках дешевые сериальчики про войну, воображая себя великими военачальниками и полководцами.

Непонятным оставалось для него только одно. Почему некоторые его одногруппники, включая бывших одноклассников и прочих приятелей, добровольно вступив в лавы армии, пытались затащить туда и его самого, не понимая, что он прекрасно себя чувствовал без всех этих окопов, учений, ругани командиров и необходимости придерживаться во всем дисциплины.

Это походило на то, как если все бывшие подружки в один момент вышли замуж, и начали бы в срочном порядке подыскивать «жениха» своей незамужней товарке, не считаясь с его мнением и пожеланиями.

Лисов искренне не понимал, почему не имел права распоряжаться собственной жизнью на свое усмотрение, пока не отдаст какой-то там мнимый «долг родине», когда армия у них давно была контрактной, и служили там, в основном, мотивированные наемники, которые не могли ничего другого, кроме как убивать людей, но делая это в рамках закона, да ещё и получая за это зарплату. Но нет, надо было устроить весь этот цирк с отловом уклонистов, будто с обычного человека за пару недель можно было сделать универсального солдата!

Но что коробило его больше всего, так это то, что почти каждая вторая, если не каждая первая особь мужского пола, не говоря уже о дамах, которым, в принципе, не светила служба, (если только они сами не изъявляли желание влиться в эту структуру, преследуя личные цели), узнав о его отношении к службе в армии, считали нужным научить жизни, утверждая, что он какой-то «неправильный», живет не по ИХ канонам, не по ИХ правилам, намереваясь при этом направить его на «путь истинный» вместе со всей своей беременной ротой и их слабоумными начальниками.

Вот эта вот кучка людей хотели научить его, Артема Лисова, с его амбициозными целями и устремлениями, жизни! Таким вот особям он всегда говорил:

«Расслабьтесь, ребята. Мне, в принципе, плевать на ваше мнение обо мне и ваши мысли. Хотите воевать? Воюйте. За меня. За того парня. За полностью павшую в бою десантно-штурмовую бригаду Шекспировича. Воюйте за всех нас, пожалуйста! Только не надо меня тащить в ваши окопы, с вашими сухпайками, и ранними подъемами под звуки взрывов и патриотических гимнов. Я просто хочу пожить для себя, спуская деньги на выпивку, свою девушку и свои хотелки; шляться по клубам, спа-салонам и спать до обеда. Все!»

Неудивительно, что после пары таких признаний его общение с подобного рода приятелями автоматически сошло на нет.

Он искреннее не понимал, почему должен был все бросить и пойти воевать. Делать ему было нечего… А когда на него особенно начинали наседать с вопросами «Почему ты до сих пор не в армии?», он как всегда переводил все в шутку, отвечая таким приятелям что-то вроде: «У меня в холодильнике виски остывает, и пока я полностью его не выпью, никуда не пойду».

Особенно смешно выглядела данная ситуация, когда однажды прямо на его глазах на улице схватили очередного бедолагу, и пытались затолкать в военный бус. Парень криком кричал: «Люди, помогите!», но никому не было до него дела. Неодобрительно кивая в его сторону, «отзывчивый» народ проходил мимо, не собираясь вмешиваться в ситуацию. Все боялись последствий, и этих людей можно было понять.

Он оказался единственным, кто рискнул впрячься за этого парня и  отбить его от «пикселей», рано обрадовавшихся перспективе поставить в военкомат ещё одно «мясо». 
И все же, несмотря на непростую ситуацию вокруг, на фоне всего этого у него давно сформировался свой собственный закрытый мир с людьми, у которых были похожие цели в виде развлечений, вечеринок и траты свободного времени на всякие авантюры, чудом умудряясь при этом не попасть в лапы таскавшихся повсюду военкомов.

С радикальными патриотами Лисову тем более было не по пути. Войну он представлял себе так: ну, роются себе солдаты в окопах, пусть роются дальше. Его это не касалось. Прошел кто-то мимо него с рулоном повесток, не поднимая на него глаз, ну, и пусть идет себе дальше, не оглядываясь.

Однако находились такие личности, кто настолько агрессивно реагировал на его нежелание вступать в лавы очередной десантно-штурмовой бригады, что волей-неволей ему приходилось становиться анти-патриотом, и уже в открытую показывать свою ненависть ко всему происходящему, за что его могли спокойно причислить к разряду коллаборантов, и донести куда надо.

Потоптавшись на месте, эти двое внизу о чем-то договорились. И окончательно теперь убедившись, что к военкомату незнакомцы не имели никакого отношения, потушив о стену свою недокуренную сигарету, Лисов с особой пристальностью принялся за ними наблюдать, частично догадываясь, кто мог прислать сюда этих людей.

Книга 4. Глава 31

http://proza.ru/2023/12/20/894