Арсений Иванович Формаков

1900 – 1983

Арсений Иванович Формаков – поэт, писатель, переводчик, журналист, педагог. Автор нескольких книг прозы и поэзии, учебника грамматики русского языка, старовер. Он дружил с Северянином. Человек непростой судьбы. В 1940 году был осуждён как враг народа. Вся вина состояла в паре романов, проникнутых ностальгией о культуре дореволюционной России, а также в газетной статье о Двинске в годы Гражданской войны. В 50-е годы Арсений Иванович Формаков был полностью реабилитирован.


В звёздную ночь

Оставь земную суету,
как плащ красивый, но не нужный.
Взгляни, как россыпью жемчужной
Господь украсил высоту.

Какая тишь и благодать,
какое стройное движенье!
А здесь – на всём лежит печать
греха, и суеты, и тленья.

Очисти помыслы свои
величьем Божьего покрова, –
и станут горести твои
песчинкою пути земного.

Арсений Иванович родился в Либаве (как тогда называли Лиепаю) 15 марта 1900 года.
Родители его были родом из Латгалии.

Отец, Иван Васильевич, уроженец Резекне, происходил из небогатой семьи. Он с отличием окончил уездное училище, после призыва на военную службу служил в Двинске (как называли Даугавпилс). Имея прекрасный почерк, стал писарем. Увлекался литературой.

В Двинске отец познакомился с Пелагеей Кузьминичной Капустиной. Она была из старообрядческой зажиточной семьи, окончила частную немецкую гимназию, играла на фортепиано, слыла красавицей.

Молодые люди обвенчались в 1894 году, а после демобилизации Ивана Васильевича переехали в Либаву.
Арсений родился в этом городе, в 1910 году появился его младший брат Михаил.

В семье любили чтение. Отец Иван Васильевич сам переплетал книги, Арсений помогал ему и даже составил каталог домашней библиотеки.

Дома часто звучала музыка, мать играла на фортепиано, отец – на гармони. У отца был красивый голос, и он хорошо пел. Любимыми его песнями были «Карие глазки» и «Ноченька».

Часто включали патефон и слушали оперную музыку, русские народные песни. Отец Иван Васильевич отличался мягкостью характера, мать была властной и решительной.

С началом Первой мировой войны вместе с тысячами беженцев семья Формаковых эвакуировалась в Россию. Они остановились в городе Великие Луки.

Арсений поступил в реальное училище, а по окончании его в 1916 году – в Петербургский институт инженеров железнодорожного транспорта. Однако учёба была прервана революцией. И в 1918 году юноша вернулся к родителям, которые переехали в Двинск.

Отец в то время брал подряды на строительство дорог и часто бывал в разъездах.

Арсений продолжил учиться, но поменял специализацию – поступил на педагогические курсы, а по окончании их в 1920 году стал учителем. Работал в городской основной школе, в гимназии, а потом в 1929–1932 годах был инспектором русских школ Двинского уезда.

Он рано стал заниматься писательством, с 1922 года публиковал свои стихи в двинской и рижской прессе.

Как и многие тогда, любил поэзию Игоря Северянина. Формаков даже положил на музыку несколько стихотворений короля поэтов.

В 1925 году Арсений Формаков выпустил свой первый поэтический сборник «Вечера прошлого». Книга вышла в Риге тиражом 1000 экземпляров. На этих стихах лежит печать северянинской стилистики.


«Вы пришли – и ушли, и исчезли, испарились
Белокурая, стройная, знатная леди...»


Игорь Северянин, следивший за рижской прессой, знал имя Арсения Формакова. Будучи в Двинске с концертом, мэтр попросил найти молодого поэта. Они встретились, тогда и началась их дружба. По приглашению Северянина Формаков ездил в Эстонию, в Тойлу. Он провёл в посёлке на берегу Финского залива у Северянина две недели.

Арсений Иванович написал об этом в своих воспоминаниях об Игоре Северянине.

«…В июле 26-го года я решил воспользоваться приглашением Северяниных и съездить к ним в Эстонию. Сообщил о дне своего приезда, и вот высадился из поезда, идущего к Нарве, на маленькой чистенькой станцийке Орро.

Меня никто не встретил. Станцийка стоит одна-одинешенька. Никакими транспортными средствами не обладает. Решаю сдать чемодан на хранение и сажусь переобуваться – заменяю ботинки сандалиями. В это время меня ошарашивают восклицания, смех. Попадаю в объятья Игоря Васильевича и его жены. Северянин доволен:
– Я всю дорогу твердил Фелиссе, что если Арсений Иванович не решится идти пешком, грош ему цена!

Километров пять-шесть от станции до Тойлы мы прошли незаметно. Дорога была очень красива. Беседа – занимательна.

…Летом природа и рыбная ловля, превратившаяся в страсть, любимейшая книга – Аксаков „Об уженье рыбы”, голубая лодочка „Ингрид”, а зимой снег выше окон, лыжи, стихи, творчество и перечитывание классиков... Одно туманит жизнь поэта – финансовый вопрос. „Заработки” неопределённы и едва достаточны. Советую: „Вы бы, Игорь Васильевич, за мемуары взялись. Это теперь в ходу”. „Не могу, не умею. Для этого у меня ямб есть”...

...Хозяйке я привез коробку шоколада, хозяину – большой рисунок одного двинского графика... из серии... иллюстраций к знаменитой поэме Игоря «Это было у моря»... Я вручил его автору, который сейчас же повесил обрамленный рисунок над тахтой, служившей им постелью...

…Нет никакого смысла вспоминать, что в какой день было. Прежде всего, были стихи. Много стихов. Поэт знакомил меня с теми, которые ещё не были в печати или вообще не будут. Дал мне познакомиться с автобиографическими поэмами... И как-то само собой получилось, что ежедневно после обеда, мы располагались на травке-муравке под окном кухоньки (со стороны сада), в тени, и я читал вслух поэмы. Поэт делал разъяснения, дополнял…

...Еле слышно шуршал гравий на дорожках под нашими шагами. Кое-где цвели уцелевшие растения. Было тихо, молчаливо, покойно. Даже птицы о ту пору молчали. И было неловко говорить громко. И казалось, что это заброшенное имение – макет души «короля русских поэтов», вышибленного историей из седла…

… Я привез с собой фотоаппарат, но сфотографировать Северянина было ужасно трудно. Едва только он усаживался перед аппаратом, как моментально деревенел, выставлял вперёд подбородок и принимал какую-то нелепую позу. Как я ни бился, сфотографировал его только дважды…»

Игорю Северянину Арсений Формаков посвятил стихотворение, опубликованное в Двинской газете «За Свободу!» в 1928 году.

Игорю Северянину

Когда луны зеленоватый ломтик
качнётся в обесцветившемся небе,
когда усталый сгорбленный монтёр
включит фонарь, что на углу, у дома,
и приглушённым реяньем снежинок
заговорит январское стекло, –
я ощущаю зуд знакомый в локте,
– и каждая рука тогда, как лебедь,
готовящий полёт свой от озёр,
на юг призывом солнечным влекомый,
– и тихо открываю пианино,
чуть веющее дружеским теплом.
Едва касаюсь клавиш пожелтевших,
едва скольжу по стёршейся педали, –
и льдистый Григ лучится серебром,
и реет флейта северного Пана,
и взор души, опережая мысли,
летит на север радиоволной.
Я вижу Тойлу в перепевах белых,
где моря вдохновительные дали,
деревья вычерченные остро,
и лыжный след – двойная дважды рана, –
и Вы, стихи читающий Фелиссе,
почтительно подслушанные мной.
Мечтательный, играю Вам весь вечер
„одобренное к исполненью” Вами,
кончая увертюрой из „Миньон”
и полонезом золотой Филины;
но звуки в комнатной клетушке умирают,
и Тойле их услышать не дано.
Тогда накидываю тёплый плащ на плечи
и выхожу на площадь: над огнями
приземистого городка зажжён
огонь чудесной лунной каватины,
и эту музыку Вы слышите, я знаю, –
она банальна и всемирна, но!

Впечатлённый игрой Формакова Игорь Северянин написал стихотворение «Григ». Арсений Иванович Формаков так рассказывал об этом:
«Потом… появился сонет „Григ”, где вспоминается то, что я играл „Шествие гномов”, „Утро в горах” и другое».

(Тяжелой поступью проходят гномы.
Все ближе. Здесь. Вот затихает топ
В причудливых узорах дальних троп
Лесов в горах, куда мечты влекомы.
Студеные в фиордах водоемы.
Глядят цветы глазами антилоп,
Чьи слезы капают ко мне на лоб?
Не знаю, чьи, но как они знакомы!)
Прозрачно капли отбивают дробь,
В них серебристо-радостная скорбь.
А капли падают и замерзают.
Сверкает в ледяных сосульках звук
Сосулька сверху падает на луг,
Меж пальцев пастуха певуче тает.

Северянин и Формаков встречались, когда Игорь Северянин приезжал в Латвию.

Арсений Иванович работал в журналистике – редактировал газету «Двинский голос».
Входил в состав латвийского еженедельного художественно-литературного журнала «Наш огонёк» в 1924 –1926 годах. Там сотрудничали К. Бальмонт, Ю. Гончаренко-Галич, А. Задонский. Н. Истомин, А. Перфильев, И. Сабурова, В. Третьяков и другие.

Его стихи печатались также в рижском журнале «Перезвоны», в газетах «Сегодня», «День», «Слово».
Формаков выступал под псевдонимами Книгочий, Лирический поэт, Фёдор Арсеньев, Ф. Арсеньев, А. Ф.

Осенью 1925 года Формаков был призван и проходил сборы резервистов на базе 12-го Бауского пехотного полка Латвийской армии.

Второй поэтический сборник Формакова «В пути» был опубликован в Двинске в 1926 году.

Даугавпилсу Арсений Иванович Формаков посвятил стихотворение, в котором описывал опустевший город, переживший военные времена.

Двинская элегия

Приземистый, уездный городок,
Ты только раз привлёк меня страданьем,
Когда твоим слепым умолкшим зданьям
Грозил снарядами и Запад, и Восток.
На улицах трава смеялась звонко,
Заборов не было – повсюду волен путь!
Смущённый пешеход, старик какой-нибудь,
Крестясь от выстрелов, спешил домой сторонкой.
Без роду-племени, не нужный никому,
Ты умирал вне позы и отваги,
Там, над тобой, бойцы скрестили шпаги,
А ты – дремал, зарывшись в глубь и тьму.
Лишённый почестей истории и славы,
Музеев, статуй, парков и дворцов,
Не мог ты ждать, что лица мудрецов
Овеет болью твой конец кровавый.
И молча шёл к незримому концу,
Покорный предначертанному свыше,
И слёзы горькие по скорбному лицу
Катились всё безропотней и тише.

Влияние поэзии Северянина ощущается и во второй книге Формакова.

В пути

Вы совсем не такой, как надо,
Вы – не в ритме своих поэз,
и читаете – хочется крикнуть:
– Ах, какой несмышлёный чтец!
Арсений Иванович Формаков отдавал дань новой урбанистической теме.

Новые глотки заводов
орали в гулкий котёл
безукоризненных сводов,
что час работы пришёл.

Модная в те времена деревенская тема вызывала у Арсения Ивановича неприятие.
Не люблю проходить деревнями,
недоверчивыми, озлобленными,
где жутью и мутью древними
последние люди затоплены.

Он пишет о природе. Часто его стихи перекликаются с поэзией Есенина и Клюева.

***
Иду изъезженными дорогами…
…Но люблю зелёный всплеск берёзки
из серебряного лезвия,
в небе бледном – жёлтые полоски,
месяца обгрызлые края.
Но люблю холмов зелёных груди,
за леском – незнаемый простор,
и тропарь торжественных безлюдий,
И смуглянки встретившейся взор
…
Много нас, бездомных, так бродяжит,
с песней в сердце, с грузом грозных лет.
Только слово с Родиною вяжет,
Только вера движет по земле.


***
Здесь все патриархально просто,
как ровный дедовский рассказ:
и ржи хрустящая полоска,
и жаворонков звонкий пляс,
и тихий хоровод сосёнок
на скате милого холма,
и – в поле – прыткий жерёбенок,
и комаринья кутерьма.
Всему, как матери, по-детски
усталым сердцем просто рад,
хожу молиться в перелески
и отдыхать от мыслей в сад.

Третий сборник «Встреча. Стихи 1926–1932» увидел свет в Даугавпилсе в 1934 году, тираж его был невелик – всего 150 экземпляров.

***
Миллионы о счастье спорят,
а хватает один, на лету…
Вот и мной в фиолетовом море
найден вереск в белом цвету.


Арсений Иванович Формаков был председателем культурной комиссии и редактором информационного издания Совета старообрядческих соборов и съездов в Латвии, основанного в Двинске в 1929 году. В 1931–1932 годах вышли три номера «Вестника Совета старообрядческих соборов и съездов».

Писатель печатался в староверческих изданиях «Родная старина», «Наставник».

В 1927 году Формаков совершил путешествие в Россию – как турист. Об этой поездке он написал очерк, опубликованный в парижском издании «Числа» в 1933 году.

Также под впечатлением от этой поездки были написаны две прозаические книги.

Роман «Наша юность» рассказывал о событиях Гражданской войны и был издан в Риге в 1931 году.

Изданный в Даугавпилсе в 1938 году роман «Фаина» – это путешествие по литературным знаковым местам России. Главный герой книги молодой поэт Аркадий Петрович едет из Риги в Ленинград и Москву, посещает могилы великих писателей, музеи. Он размышляет о творчестве Пушкина, Блока, Есенина, Толстого, сопоставляет прошлое и настоящее. Поездка в Россию становится символичной поездкой на могилу великого былого. Герой помнит о культурном прошлом страны и не видит её настоящего и будущего.

«…Знаешь, к вам сюда я приехал как бы в поисках родины. Духовной Родины, Родины с большой буквы. Моя отчизна – там, я тамошний подданный, верный гражданин. И благодарный. Меня спасли от красного кошмара, создали мне мирную жизнь, нормальные условия существования…

Новые государственные цвета – мои цвета, и государственный гимн – мой гимн, хоть и не на моем языке. Это не только лояльность. Нет, глубже, сильнее. Я, как дерево, корнями соединён со страной, в которой родился, живу и помру, в чьей земле погребены мои прадеды, деды, родители. Там моя подлинная отчизна. А здесь – здесь моя духовная родина. Я же русский…

…Вот я приехал, чтобы помимо всего… мимо всего приобщиться русскому духу, поклониться вечным святыням России. Как-то так получается, однако, что для меня это паломничество – паломничество по могилам. Мёртвые церкви, мёртвые музеи, даже школы из-за летних каникул – мёртвые. Комната, где умер Пушкин, могила Блока… Вот схожу ещё на могилу Есенина, в музей Толстого… Всё это – прошлое. А нынешнее?»

Романы «Наша юность» и «Фаина» впоследствии сыграли роковую роль в судьбе автора.

Но помимо этого, Формаков писал пьесы для школьных постановок, выступал на концертах с мелодекламацией.

Как учитель в 1931 году он издал «Новый учебник русской грамматики» для 3-го и 4-го классов русских основных школ с приложением орфографического словаря.

В 1932 году Арсений Формаков женился на своей бывшей ученице и коллеге Анне Ивановне Заказновой. В 1935 году у них родился сын Дмитрий. Семья жила счастливо, на лето они выезжали на дачу под Даугавпилс.

Формаков продолжал писать стихи, и в 1937 году в Тарту его стихотворение получило первую премию на конкурсе стихотворений, посвященных Пушкину. Конкурс был организован Тартуским обществом русских студентов.


Февральской полночью из дома
тайком, с сугроба на сугроб
жандармов полк, да горсть знакомых,
до церкви провожали гроб.
Другою полночью – в подвале,
где гроб и бледный блеск свечей,
поэта тихо поминали
беседой несколько друзей.
И третьей ночью, в полночь тоже,
при завыванье мокрых пург,
на дровнях под простой рогожей
оставил Пушкин Петербург.
Телега смерти мчала – снова! –
три дня к „пределам милым” прах:
по тракту – до седого Пскова,
к монастырю в Святых Горах.
Всю ночь могильщики долбили
окаменевший слой земли,
и рядом с матерью в могиле
поутру сына погребли.
Жандарм на мужиков сердито
глядел. Тургенев, стоя, спал.
Лишь дядька-крепостной Никита
молился, плакал и вздыхал.

Жизнь отшумела бурей вешней,
разбив души земной фиал,
но жизнью новой и нездешней
поэт над миром воссиял.


Арсений Иванович Формаков был известен и любим читателями. В 1937 году газета «Сегодня» опубликовала статью, посвящённую 15-летию его литературной деятельности.

Всё в его жизни складывалось прекрасно. В 20–30-е годы Формаков активно печатался в периодических изданиях, написал три поэтических сборника и две книги прозы. Любил своё дело, был счастливым семьянином.

А в июле 1940 года после вхождения Латвии в состав СССР его жизнь резко изменилась – он был арестован как «враг народа».

В это время жена Анна Ивановна ждала второго ребёнка. Около года Арсений Иванович провёл в тюрьме в Двинске, а затем по приговору суда в эшелоне заключённых был отправлен в лагерь – в Красноярский край, в город Канск.

Формаков был осужден на восемь лет по 58 статье – за «содействие в борьбе с революционным движением».

Скорее всего, обвинение было связано с литературной и публицистической деятельностью писателя.

Ранее в 1935 году в газете «Сегодня» была опубликована его статья, написанная «к 15-летию освобождения Даугавпилса». В ней Формаков осуждал красный террор и описывал жестокость большевиков в Двинске. Он приводил конкретные факты, называл фамилии. Видимо, об этой статье вспомнили, и потому автор был арестован.

О начале войны ссыльные узнали по дороге в Сибирь. Они называли себя Jana bеrni, потому что уехали в ссылку 24 июня на праздник Лиго. В Канск эшелон шёл около месяца.
О своей семье Формаков ничего не знал три года.

В лагере Арсению Ивановичу пришлось выполнять разные работы. Он пробивал ушки в машинных иголках, выполняя по полторы-две нормы, что вызвало недовольство других, потому что нормы сразу повысили.

В 1942–1943 годах работал мотористом на кране. Кран поднимал из реки брёвна и ставил их на транспортёр. Приходилось Арсению Ивановичу выкатывать бревна и вручную.
Однажды на него обрушился штабель брёвен. К счастью, Формаков успел вовремя отскочить, но получил сильный ушиб ноги и попал в санчасть.

В мемуарах «Былое» Формаков подробно описывает этот случай и своё чудесное спасение:
«Спотыкаюсь о покат, подумать о котором просто не успел, и лечу вверх тормашками наземь. Подоспевшие бревна проносятся по покатам мимо меня, следующие накрывают их, скачут, скатываются в стороны, и ряд за рядом, целой шапкой перекрещенных баланов накрывают меня. Я ору истошным голосом».

В лагере был свой, как его называли заключённые, «дом отдыха», куда на 2 недели направляли лучших работников. Арсению Ивановичу довелось побывать там дважды. Он радовался тому, что не нужно ходить на обязательные работы, усиленному питанию и свободному режиму.

Арсений Иванович работал и нормировщиком, и на хлеборезке, и был задействован в уборочных работах, и заведовал клубом, и руководил художественной самодеятельностью, и выпускал стенгазету. С концертами для заключённых и населения артисты выезжали в другие лагеря, посёлки, на полевые станы.

Формаков зарекомендовал себя добросовестным работником, в 1942 году получил книжку отличника, а это давало некоторые льготы: право на внеочередное обслуживание в парикмахерской или получение одежды, на лучшее место бараке.

В целом же жизнь была очень тяжёлой, за годы заключения Арсений Иванович переболел дизентерией, желтухой, дифтерией, но выжил.

Сначала в эти трудные годы у него не было никакой связи с семьёй. Только в 1944 году он смог обратиться в бюро по делам эвакуированных в Бугуруслан – Арсений Иванович просил помочь найти семью. В Даугавпилс отправили открытку, но та вернулась со страшным текстом: «Дом сгорел, адресат неизвестен...»
Как Формаков узнал позже, в дом попала бомба.

Однако Арсений Иванович продолжал поиски, и только в конце 1944 года получил сообщение от родных: жена с детьми и своими родителями перебралась в Ригу.

Завязалась интенсивная переписка, которая поддерживала их в разлуке. Только тогда (спустя четыре года) жена смогла сообщить, что 31 декабря 1940 года у них родилась дочь Евгения. Переписка была строго регламентирована, всё проходило цензуру. Арсений Иванович мог писать один раз в 10 дней, для родных ограничений не вводилось. Он сразу попросил прислать ему фотографии детей. Жена присылала ему книги и газеты, которые были своеобразной валютой – их обменивали на хлеб и талоны на обед. Арсений Иванович писал и отправлял родным людям свои стихи, в том числе и детские.

Дважды он обращался в Москву с ходатайством о сокращении срока. На первое письмо получил отказ, после второго письма в сентябре 1945 года срок был сокращен на 6 месяцев.

В декабре 1947 года, отбыв заключение, Формаков вернулся к родным – в Ригу. Тогда Арсений Иванович впервые увидел дочь, которой на тот момент исполнилось уже 7 лет. Столько же – 7 лет – он не виделся с родными.

Формаков устроился работать экономистом в трест «Латюглес» Министерства лесной промышленности, потом его повысили до старшего экономиста.

Однако в сентябре 1949 года Формакова снова арестовали. Сделано это было на работе. При Арсении Ивановиче обнаружили компромат, который ему подкинули в портфель. Дома провели обыск.

Около 9 месяцев он провёл в изоляторе в Риге на улице Стабу. За это время было разрешено несколько свиданий с женой и одно – с детьми. Формаков опять получил приговор по 58 статье и 10-летний срок.

На сей раз его осудили за хранение антисоветской литературы, в данном случае – собственных книг (романов «Фаина» и «Наша юность»).
Ссылку он отбывал в Тайшете, в Иркутской области, в Омске.

Но этим несчастья не окончились. У жены начались проблемы на работе, ей ежегодно приходилось доказывать своё право на преподавание, проходя переаттестации. И супруги решили оформить развод. Анна Ивановна переквалифицировалась и стала педагогом-дефектологом.

А в 1951 году в семье Формаковых произошла трагедия – в Лиелупе утонул шестнадцатилетний сын Дмитрий. Анна Ивановна скрывала это от мужа около года.

О первой сибирской ссылке Формаков написал мемуары «Былое (Из воспоминаний)», но эта книга не опубликована, а машинописный текст хранится в Центре русской культуры Даугавпилса.

В годы двух заключений Арсений Формаков много переписывается со своими родными. Сохранилось около 200 писем. Они были переведены на английский язык, и в 2017 году в США в Йельском университете вышла книга Эмили Джонсон «Письма ГУЛАГа. Арсений Формаков».

Только в августе 1955 года Арсений Иванович был полностью реабилитирован и вернулся к семье.

В 1957 году супруги восстановили справедливость и вторично зарегистрировали свой брак. Единственной свидетельницей на церемонии была дочь Евгения.

Евгения Арсеньевна (1940–2013) окончила медицинский институт, получив диплом стоматолога, работала врачом-эпидемиологом.

Арсений Формаков был дружен с Александром Солженицыным. Первая встреча писателей произошла в Куйбышевской пересыльной тюрьме в середине 50-х годов, потом в конце 50-х годов знакомство возобновилось. Солженицын, работая над книгой «Архипелаг ГУЛАГ», нашёл Формакова в Риге, приезжал, встречался и беседовал с ним. Сохранилась их переписка, общие фотографии. Солженицын назвал Арсения Ивановича в числе свидетелей в «Архипелаге ГУЛАГ».

Солженицын так характеризовал Формакова:
«Арсений Формаков, человек почтенный и темперамента уравновешенного, рассказывает, что лагерь их был увлечён работой для фронта; он собирался это и описать».

В Риге Арсений Иванович возобновил журналистскую деятельность, печатался в газетах «Ригас Балсс», «Советская Латвия», «Советская молодёжь», в альманахе «Парус».

В 1950–1960-е годы он писал под своим именем и под псевдонимом Ф. Фёдоров.
Формаков делал обзоры книжных новинок, знакомил русских читателей с произведениями латышских писателей.

Можно назвать его статью «Николай Задорнов заканчивает историческую трилогию», опубликованную в газете «Ригас Балсс» в 1959 году, статью об Ояре Вациетисе «Зрелость поэта», напечатанную в газете «Советская молодёжь» в 1960 году.

Формаков информировал читателей о работе Союза писателей Латвии, а также был рецензентом Союза писателей – писал внутренние и внешние отзывы на литературные новинки.

Он печатался в журналах «Дружба народов», «Звезда», «Октябрь», «Музыкальная жизнь», «Крокодил», «Молодёжная эстрада», в «Литературной газете».

В журнале «Звезда» в 1969 году были опубликованы его воспоминания «Встречи с Игорем Северянином».

Арсений Иванович занялся и чисто литературным трудом – стал переводчиком латышской поэзии и прозы.

Очень тщательно относился к этой работе. Сохранилась его переписка по вопросам переводов с Андреем Упитом, Янисом Судрабкалнсом и Ояром Вациетисом.

Переводил произведения многих латышских писателей – Андрея Упита, Ояра Вациетиса, Анны Саксе, Мирдзы Кемпе, Анатоля Имерманиса, Иманта Аузиня, Хария Хейслера, Виктории Шталберги, Айвара Фрейманиса, Иеронима Стулпана, Элмара Смелте, Виктора Страуме, Гунара Салги, Бруно Саулитиса, Яна Зиемельниекса, Валдиса Руи, Мейнгарда Рудзитиса, Яниса Грота, Фрициса Рокпелниса, Дзидры Ренкуле, Андриса Веяна, Бируты Риемере, Атиса Кеныня, Регины Ванаги, Линарда Лайцена, Андрея Балодиса, Арвида Скалбе, Аустры Скуини, Яниса Сирмбардиса, Хария Скуи.

На гонорар, полученный за редактирование книги Андрея Упита «Вопросы социалистического реализма в литературе», семья Формаковых купила пианино. Изначально после возвращения из первой ссылки Арсений Иванович мечтал вернуть свой инструмент из Даугавпилса, но, к сожалению, это не удалось сделать – пианино уже находилось у высокого начальника, дочь которого играла на нём.

Всю жизнь Арсений Иванович хорошо играл на фортепиано, пел. Он сочинял песни – и слова, и музыку. Две из них – «Зимняя песня» и «Песня о мире» – были опубликованы в газете «Советская молодёжь» в 1960 году.

В последние годы жизни Арсений Иванович работал составителем литературных и музыкальных программ на Латвийском радио.

Он подготовил к изданию книгу «Концерт в Зимнем. Новеллы о музыке и музыкантах» и сборник своих стихов. К сожалению, они не были опубликованы, а рукописи хранятся в фонде Формакова в Центре русской культуры Даугавпилса.

В 1962 году Арсений Иванович перенёс тяжелую операцию. В 1975 году у него случился инсульт, и он стал инвалидом 1 группы.

После этого семья получила отдельную благоустроенную квартиру в Вецмилгрависе, а раньше они жили в коммунальной квартире на улице Ерсикас.

Человек ушёл в себя

Человек ушёл в себя…
Он угрюмо сводит брови,
Он умолк на полуслове.
Человек ушёл в себя.
Человек ушёл в себя…
Он ушёл и не вернулся.
Человек в себе замкнулся,
Человек ушёл в себя.
Глупо ждать его назад
И в душе мечтать о чуде.
Кто в уходе виноват:
Может, сам, а может, люди?
Жить ли проще одному,
Потянуло ли к покою,
Иль нечуткою рукою
Сердце ранило ему?
Человек ушёл в себя,
Присмирев душой до срока.
Вот сидит он одиноко,
Подбородок теребя.
Тусклый, серый, как свинец,
Смотрит он потухшим взором.
Всем дискуссиям и спорам
Навсегда пришёл конец.
Не волнуясь, не любя,
Носит он молчанья цепи.
Тихо в жизни, словно в склепе…
Человек ушёл в себя.

В 1982 году супруги Арсений Иванович и Анна Ивановна Формаковы отметили золотую свадьбу, дома был отслужен молебен, состоялась встреча с друзьями и родственниками.

7 марта 1983 года после второго инсульта Арсений Иванович ушёл из жизни. Супруга Анна Ивановна пережила его на два года. Оба покоятся в Риге на Старообрядческом кладбище.


На север!

Проводили нас вербы земными поклонами,
Пошептались о нас тополя…
Только северный ветер свистит над вагонами
Да мелькают пустые поля.

Север, север холодный! Природа угрюмая.
Бесконечные ночи в пути…

Ничего. Мы и там,
О невзгодах не думая,
Наше счастье сумеем найти.

Дочь писателя Евгения Арсеньевна Формакова в 90-е годы написала биографию своего отца, в которой рассказала о трудной жизни талантливого писателя, поэта, журналиста, переводчика, педагога.