Наум Альтшулер

1921 – 1988

Вениамин Соломонович Альтшулер, известный под псевдонимом Наум Альтшулер, – талантливейший поэт-сатирик, актёр и автор известных афоризмов.

Его афористичные полные юмора двустишия, стихи, эпиграммы, басни, фельетоны любимы читателями, разошлись по устам, цитируются и живут в народе.

***
Хочешь выглядеть умней?
Рядом умных не имей.

***
Успеха истинного суть –
В умении его РАЗДУТЬ.

***
Всё-то ходит важный, чванный,
Всё-то смотрит свысока…
Нет, не все от обезьяны,
Кое-кто – от индюка.

Консультация сатирика
– Можно ли сделать из мухи слона?
– Да.
Если вас укусила она.


Вениамин Соломонович Альтшулер родился в Харькове.

Его родители Соломон и Нехама поженились в годы Гражданской войны.

Первенец Вениамин (Наум, как он называл себя всю жизнь) появился в семье в 1921-м году, дочь Фрида – спустя четыре года.

Жили Альтшулеры трудно – на Украине постоянно менялись власти, погромы следовали за погромами.

Отец был портным, в период НЭПа сумел развернуть своё дело, но эпоха новой экономической политики закончилась и начался голод, – и через это они прошли.

К 40-м годам Соломону было пятьдесят, а Нехаме – сорок. Отличного портного уважали горожане, ценили в ателье, где он работал, жена Нехама трудилась на трикотажной фабрике.

В семье царили любовь и взаимопонимание. В праздники и субботы Нехама кормила детей и мужа особенными вкусными обедами, как когда-то в её родном доме на Полтавщине.

Многим позже в автобиографии-предисловии к своей книге «Реплики с мест» Наум Альтшулер писал так:
«Родился обыкновенным ребёнком. Поначалу это меня устраивало. Но подошли годы самосознания, и я устанавливаю рекорд нашего двора по прыжкам в длину.

Памятуя о золотом правиле – „уходить надо вовремя”, бросаю спорт и записываюсь в кружок юных авиамоделистов.

В 1935 году очередное достижение: моя экспериментальная модель с машущими крыльями неожиданно отрывается порывом ветра на расстояние, превышающее всесоюзный рекорд. Меня поздравляют, мне завидуют, обо мне пишут в газете.

Памятуя о золотом правиле, расстаюсь с авиацией, и в 1941 году оканчиваю Харьковское театральное училище. Отечественная война прерывает работу в театре».


В первые же дни войны Альтшулер был призван в действующую армию и ушёл на фронт.

Боевой путь Вениамин начал рядовым, связистом стрелкового полка под Демянском на Северо-Западном фронте. Прошёл всю войну. Воевал на 2-м Украинском фронте. Победу в мае 1945 года встретил младшим сержантом инженерно-сапёрной бригады.

Был награждён медалями «За боевые заслуги» в июне 1943 года, «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и «За взятие Будапешта».

Судьбы его родителей сложились трагично.

До того, как немцы в сентябре 1941 года взяли Киев, Альтшулерам удалось отправить дочь Фриду вместе с родственниками в эвакуацию в Алма-Ату.

Соломон и Нехама тоже собирались эвакуироваться. Но когда вражеские войска подходили к Харькову, Нехаму мобилизовали на рытьё окопов. Соломон, которого по возрасту не призвали, без жены не уехал. Вернуться до прихода немцев Нехаме не удалось.

Заняв город, фашисты сразу же издали приказ о регистрации евреев.

Соломону помогли скрыться русские соседи, но его выдал дворник. Соломона обвинили в покушении на немца и повесили.

Когда Нехаме удалось вернуться в Харьков и тайком пробраться к своему дому, её ждал жесточайший удар. Она узнала о гибели мужа, и у неё началось психическое расстройство. В январе 1942 года бродящую по улицам города больную женщину забрали, и она была уничтожена – немцы евреев убивали.

В 1945 году после Победы Наум Альтшулер вернулся с войны. Дома его не встретили ни отец, ни мать. Квартира родителей была занята другими людьми.

Наум получил в Харькове однокомнатную квартиру. Из Средней Азии вернулась сестра. Но обоим очень тяжело было находиться там, где всё напоминало о трагедии.

Поэтому, получив приглашение о работе в Минском русском драматическом театре, Наум сразу принял его. Он оставил сестре квартиру, но и Фрида не задержалась в Харькове – уехала к родственникам в Ригу.

Проработав три года в Минске, Наум в 1948 году получил приглашение в Театр русской драмы Даугавпилса.

Талантливый артист, он сразу стал одним из востребованных актёров труппы. Наум был колоритным и запоминающимся актёром, весельчаком и балагуром.

Коллеги любили его и называли между собой «Наш Наумчик» или сокращённо – ШП («швой парень»).

Альтшулер играл ведущие роли во многих спектаклях:
– князя Шаховского в «Царе Фёдоре Иоанновиче» Алексея Константиновича Толстого;
– Раскольникова в «Преступлении и наказании» Фёдора Михайловича Достоевского;
– корчмаря Инкаса в «Блудном сыне» Рудольфа Блауманиса;
– пастора Юлиана в спектакле «Любовь на рассвете» Ярослава Галана;
– Круглика в «Барабанщице» Афанасия Салынского.

Со свойственным ему неизменным юмором Альтшулер писал, что, помимо сержантских, в жизни ему приходилось носить погоны и более высоких званий. Актёрская судьба подарила ему возможность побыть и капитаном, и полковником, и генералом, и даже генералиссимусом. Ему доверили роль Сталина, что было очень ответственно и небезопасно. Всё происходило на сценах Минского и Даугавпилсского театров.

За годы своей актёрской карьеры Наум Альтшулер сыграл около 60 ролей.

Приехав в Даугавпилс, Наум сразу женился. Его любимая была настоящей красавицей – неслучайно Ксению называли «Мисс Даугавпилс».

Она была спортсменкой, мастером спорта по теннису и фигурному катанию.


Почти по Юлию Цезарю

Вот так я с жизнью холостяцкой и расстался:
Пришёл,
увидел,
победил…
И сдался.

Ксения работала кассиром в театре, где играл Наум.

Через год у супругов родился сын Борис.

Когда родители по вечерам уходили на работу в театр, за мальчиком оставалась присматривать Маргарита Назарова, тогда девочка-подросток, а в будущем знаменитая дрессировщица.

В театре Наум Альтшулер считался самым ярким актёром.

Вот как вспоминали о нём искренне любившие его коллеги.

«Среди самых различных людей, населявших мир даугавпилсского театра 1940–60-х годов, пожалуй, самой колоритной фигурой был Вениамин Соломонович Альтшулер.
Да-да, именно Вениамин – его подлинное паспортное имя. Но, по-видимому, балагуру и весельчаку больше нравилось откликаться на коротенькое «Наум».
…
Даря Вере Ивановне Вейнбаум книжечку своих первых сатирических стихов, он написал сам на себя эпиграмму-посвящение:

«Актёр, рыбак, трепач, поэт…
Читай, коль лучше дела нет».

– Мы были с ним как брат и сестра – можно было с Наумом пошептаться о своих маленьких секретиках, пожаловаться на неурядицы, которых у каждого из нас хватало под завязку. Он охотно и легко давал деньги в долг, спешил на выручку в запутанных ситуациях, словом, братом был названным, – вспоминала она (прим. авт.).

Говорить с Наумом было легко и просто – никогда перед ним не ощущалось неловкости за свои слова, всегда чувствовалось – он поймет как надо…

…
– Его любили в театре все без исключения, – вспоминал Олег Чапля (прим. ред.), – такой был легкий, бесконфликтный человек. Басни он писал так же легко и первыми слушателями, конечно же, оказывались мы, – мужской состав театра.

Общительный и доброжелательный с коллегами, он очень быстро стал любимцем не только публики, но и всего театрального люда.

Он влетал в комнатушку, где собиралось большое количество задействованных актеров и статистов с восклицанием:
– Ребя! Есть новая басенка.

И читал нам ее вслух. Мы глубокомысленно морщили лбы, терли ладонью подбородки, и кто-то произносил:
– Знаешь, Наум, четвертая строчка у тебя подгуляла, не того…
– Ребя, неужели непонятная? А я так старался, – сникал Наум.

На другой день снова влетает в гримуборную:
– Ребя! Я ее переделал. Слушайте, как теперь она звучит.

И читает нам новый вариант.

А нам и та, первая нравилась. Но надо же изобразить мудрых критиков.

И потом, так приятно было наблюдать, как он быстро и просто находил множество вариантов для поднесения слушателям коротких, но емких истин.

Массовка обожала его разыгрывать.

Нет, обид не было. Но открытая его душа непредсказуемо реагировала на наши розыгрыши – никто не мог и предположить, как он воспримет «очередную пакость» с нашей стороны.

Раз музыканты сговорились «подмочить» ему одну из сцен.

Играем «Черный амулет»…

Роль у Наума – секретарь Фильпс.

Он входит в мантии и парике, с огромной цепью на груди в помещение суда, вытаскивает кипу дел, хлопает по ним ладонью и бросает на стол.

Туча пыли взлетает к потолку.

Фильпс задыхается, кашляет и, чтобы остановить кашель, наливает из графина воду, пьет.

Графины, бутылки всегда вызывают желание как-то по-другому обыграть эту дьявольскую посуду. И кто-то из музыкантов наливает в графин почти перед выносом на сцену настоящую водку.

Начинается действие. Выходит Фильпс-Альтшулер. Проводит все манипуляции с папками, кашляет, чихает и, хватая со стола графин, наливает в стакан воду.

И я вижу, как из оркестровой ямы одна за другой вырастают головы прикольщиков – они же хотят увидеть глаза Наума в момент вкушения.

А он глотает огненную воду, от неожиданности вытаращивает глаза, но затем крякает, еще раз прокашливается и ведет действие дальше.

А потом в гримерке выговаривает участникам операции:
– Ребя! Вы бы хоть предупредили заранее, что там налито, я бы обыграл эту замену, растянул удовольствие, пил бы медленными глоточками.

Вывести из себя его не удавалось никакими розыгрышами.

Как и все актеры маленьких театриков, он был вынужден играть и много, и разнообразно. Это в столицах могут поставить спектакль и играть его 840 раз. А здесь кто пойдет в восемьсот сороковой раз смотреть одну и ту же вещь?

За один год приходилось готовить от восьми до двенадцати пьес. И если пьеса шла на сцене неделю, то «бдительный» и вечно недовольный «простой» зритель начинать ворчать на страницах местной газеты. И актерам приходилось выпрыгивать из одного образа и врастать в другой.

Альтшулер попеременно становился то конюхом, то школьником, то испанским королем, то чудаковатым директором интерната, то тупым солдафоном, то милым влюбленным, то ростовщиком-татарином, то заморским королевичем, то очаровательно-хамоватым бандитом, а то и просто «сухопарым офицером»…

…Казалось бы – тебя любят сослуживцы, ролей море – ну и играй себе в волюшку на радость подрастающим детям и жадным до зрелищ зрителям!

Так нет же – природа наградила его еще одним талантом.

Он – поэт сатирик.

И глаз его цепкий и зоркий замечает малейшие шероховатости в отношениях меж людьми, подхалимаж одних, зазнайство и чванство других, карабканье из последних сил по ступенькам карьеры:

– Идёт Сан Саныч.
Надо встать.
– Он снят уже.
–Тем паче.
Откуда, милая, нам знать,
Куда его назначат?

А окружение его, кому он первым прочитывал свои коротенькие едкие зарисовочки, прекрасно понимало, на кого конкретно написана очередная басня или эпиграмма.

А уж те, на кого были написаны эти строки, и подавно догадывались.

Как-то одна из сотрудниц нашего городского музея призналась мне, что и не подозревала раньше, что Альтшулер был актером.

Когда его жена с сыном (после его смерти в 90-е годы) уезжали в Израиль, они передали музею театра архив Наума Альтшулера.

Там не было ничего, что давало бы хоть малейший намек на его отношение к театру. Только черновики его басен, эпиграмм и стихов.

А между тем он был сатириком в театре и актером в сатире.

Он и на сцене больше смеялся над своими персонажами, а иногда слегка пошлепывал их для острастки – не заноситесь, не перегибайте палку, помните – она о двух концах и может больно стукнуть другим концом, пока ты сторожишься первого».

Друзья бережно хранили его книги, журналы и газеты с публикациями его стихов.

А в истории Даугавпилсского русского драматического театра в списках сотрудников самым первым значится: «Альтшулер Вениамин Соломонович, 1921 г. р., профессия – актер».


В 1948 году Наум Альтшулер дебютировал как поэт.

Его амплуа определилось сразу – сатира и юмор.

Лев и Тузик

– Чего это у вас помята здесь трава?
– Да Тузик наш набросился на Льва.
– На Льва!..
И как?
– Представь, не без успеха:
Лев чуть не околел
От смеха.


Исчерпывающий ответ

– Ты всё кусаешься!
– Ага, по мере сил.
– И как?
– Вот так…
И укусил.


Ну и моды…

– Ну и моды стали,
Доложу я вам…
Девушки идут вот –
Просто стыд и срам.

Что за мини-юбки?..
Что за молодёжь?!
– Да, это ужасно…
Глаз не оторвёшь.


У всякого своё

Не со зла людей он гробит –
У него такое хобби.


Он писал басни, фельетоны, сценки, эпиграммы.

Первые три книги были созданы «без отрыва от театра», как шутил поэт.

Отзывы читателей были прекрасными, книги имели большой успех. Наум решил оставить театр и целиком посвятить себя творчеству.


Путнику

Ступил на тропку ль, на большак,
Обдумай, друг, свой первый шаг.
Всего важнее знать в пути –
В какую сторону идти.


В 1964 году семья Альтшулеров переехала в Ригу.

Но и здесь Вениамин Соломонович продолжал работать по своей специальности, он преподавал актёрское мастерство в клубах, ставил самодеятельные спектакли.

Наум Альтшулер был знаком со многими выдающимися советскими писателями, поэтами, композиторами, приезжавшими на отдых и лечение в Юрмалу, – с Сергеем Михалковым, Михаилом Светловым, Никитой Богословским. В Москве он познакомился с Ильёй Эренбургом и долго хранил плащ, подаренный ему Ильёй Григорьевичем.

Наум Альтшулер был членом Союза писателей СССР.

Темы искусства, творчества, таланта, писательства занимают особенное место в его поэзии.


Познакомились

– Будем знакомы, прошу извиненья, –
Участник трёх конкурсов сольного пенья,
Член худсовета лесного правленья,
Музконсультант областного значенья,
Всемирно известный певец Воробей!
– Очень приятно. А я – Соловей.


Талантливость и бездарность

Приметы разные у них – всех не назвать.
Но есть, как правило, и общая примета:
Ни та себя не может осознать,
Ни эта.


Физик о лирике

Лирический поэт не умирает.
Ему о смерти нечего тужить –
Он, исчезая, тотчас продолжает
То над землёй снежинкою кружить,
То бабочкой порхать над тихим садом,
То пчёлкой, то стрекозкой, то жучком…
Прочёл сейчас я лирика с досадой
И позавидовал я лирику тайком.

Я знаю, если смерть меня догонит,
Мне будет бабочкою стать не по плечу…
Вот разве только
в синхрофазотроне
Элементарною
Частицей
Пролечу.


Я!
И поэзия моя!
(Подражание некоторым поэтам)

Я точка всех пересечений!
Я низверженье извержений!
Я необычен, чёрт возьми!
Я вычитание сложений,
Я умножение делений,
Я дважды два – равно семи!

Я маг невидимых видений!
Я властелин своих хотений! –
Пешком сижу,
Стоймя лежу.

Скорей признайте, что я гений,
Не то…
Троллейбус укушу!


Шедевр

Шедевр с небес не посылается
И на дороге не валяется.
Над ним поэт сначала мается –
Кряхтя, за рифмами гоняется.
Над каждой строчкой чертыхается,
Кромсает вдоль и поперёк.
И лишь тогда он получается
Таким… как эти восемь строк!


Лирики и сатирики

Лафа сейчас лирическим поэтам –
Свободный стих!..
Пиши хоть так, хоть этак.
Для нас, сатириков, такой свободы нет –
Гони по-прежнему и мысли, и сюжет.


Благородный плагиатор

– Да, эти строки я украл у Навои.
Ну что ж,
взамен
Готов отдать свои.


Перу Наума Альтшулера принадлежат книги:
«Попробуй, угоди» (1958),
«Хоть верьте, хоть не верьте» (1960),
«Камушек в огород» (1963),
«Мормышка» (1968),
«Осторожно, окрашено!» (1970),
«Реплики с мест» (1973),
«Следы творчества» (1978),
«Стихи и эпиграммы» (1981).


Стихи Вениамина Соломоновича выходили и в авторских сборниках.

Произведения Альтшулера печатались в популярнейших изданиях страны – в «Литературной газете», в журналах «Огонёк», «Крокодил» и других.

Темы его стихотворений очень разные.

Поэт – прекрасный психолог и весёлый умный рассказчик. Небольшие зарисовки из обычной жизни становятся под его искромётным пером яркими и смешными. Профессиональный актёр на сцене, он, слагая стихи, как будто продолжает играть роли своих героев и в поэзии, выступая при этом и талантливым режиссёром.


В детской поликлинике

– Довольно, Витенька, реветь.
Дай
 зубик тёте посмотреть…
Минутку, доктор, – он сейчас,
Ведь он же
умница у нас.

Малыш прижал ко рту кулак:
– Нет,
Я дурак, дурак, дурак!


Из почты 2073 года

П о с л а н и е

Видел Вас на телекосмэкране.
Потерял покой и сон... Так вот,
Несмотря на фактор расстояний,
Приглашаю к нам на Новый год.

Я живу в галактике сто десять
Дробь три тыщи семьдесят шестой,
В двести восемнадцатом созвездье,
Рядом с Солнцем – небольшой звездой.

Третья [населённая] планета,
Латвия [Прибалтику смотри],
Город Рига [возле взморья это],
Раунас один, квартира три.

Ответ
Приглашенье Ваше получила.
Сожалею, но прошу не ждать:
Мама мне строжайше запретила
По чужим галактикам летать.


В электричке

Чудесные глаза мне долго улыбались.
– Простите, – говорю, – мы, кажется, встречались?
– О да, – она сказала, – третий раз
По телевизору вчера смотрела вас.
– По телевизору!
Ах, что вы говорите!
А я вас сразу не узнал, простите.


Из книги жалоб будущего
Под маской вежливости

Меня в троллейбусе ужасно оскорбили:
Не горблюсь я, не лыс, не сед.
И вдруг две девушки мне место уступили.
Мне – не достигшему восьмидесяти лет!
(Моложавин, профессор)


Челн и весло

– Бездарный челн! –
Воскликнуло весло. –
Опять
На мель нас занесло!


По конкурсу

Ворона конкурс объявила
На замещенье должности орла.
По конкурсу прошла
Кобыла –
Она
Подкована была.


Сажа со стажем

Кричала трубочистам Сажа:
– Не смейте трогать!
Я со стажем.


Холостяк

– Вы не женаты!
– Нет!
– В чём дело?
– Да так…
жениться надоело.


При одном условии

– Зря, сатирик, часто метит
В дураков твоя строка.
Ничего ведь нет на свете
Безобидней дурака.
Звёзд он с неба не хватает,
Но незлобен, тих и прост...
– Да,
пока не попадает
На руководящий пост.


Неразрешимый вопрос

За окном огни потухли.
Всё ушло в глубокий сон.
Только слышится из кухни
Капель падающих звон.

Закурил я папиросу,
И в ночную глядя тьму,
Философские вопросы
Стал решать по одному.

Уяснил понятья:
Вечность,
Эволюция систем,
Непрерывность, бесконечность,
Связь сознанья с бытием.

Лишь один вопрос, похоже,
Вечной тайной людям дан:
Почему нельзя надёжно
Починить на кухне кран!


Лапочка

Была у мужа лапочкой,
Потом была кисулей,
Потом была растяпочкой,
Потом была ведьмулей.

Побыв ещё тупицею,
Вдруг сделалась пилою,
Лисицею, волчицею
И, наконец, змеёю.

Потом махнул он шапочкой –
Прости, мол, дорогая,
И снова стала лапочкой…
На этот раз – другая.


После ремонта

– С душем маялись мы год…
То холодная попрёт,
То горячая вдруг вдарит,
Зазеваешься – ошпарит.
– А теперь?
– Теперь иначе! –
Ни холодной, ни горячей.


Твой портрет

Мы не виделись с тобою
Два десятка с лишним лет.
Рисовать берусь порою
Твой сегодняшний портрет.

Складки мысленно рисую
На щеках, у губ, у глаз,
Лоб нещадно полосую
Десять, двадцать, тридцать раз.

Но опять перед собою
Вижу прежний твой портрет…
Как осталась ты такою
Через двадцать с лишком лет?


Отдельное место в творчестве Наума Альтшулера занимают басни. Афористичные, ёмкие, забавные сатирические истории рассказаны смешно. Они лишены моралей. Но позиция автора всегда прорисована очень чётко – всего парой метко подобранных слов. В них отсутствует излишнее и утомительное морализаторство. Это очень яркие картинки, нарисованные предельно лаконично, но так, что сразу видны характеры и истории героев. Один-два точных эпитета сразу определяют всю суть персонажа.

Зависть

Моль увидала из окна
парящего Орла,
И зависть за душу взяла:
– Ни стен тебе, ни затхлости, ни пыли,
Ни этой бесконечной суеты
Парит себе на недвижимых крыльях
И землю озирает с высоты.
Вот это жизнь! Не надо лучшей доли…
И мне в орлы податься, что ли?


Муха в паутине

Попала Муха в паутину
И стала хвастаться:
– Ах, ах!
Смотрите-ка, я вся в шелках!
Вся в крепдешине, файдешине!
На мне перлон,
нейлон
силон!..
Ах, как Паук в меня влюблён!

Не верится, но ходят слухи,
Что есть завистницы у Мухи.


Моральная поддержка

– Что на плетень с опаскою глядишь?
Давай, давай,
перелетишь.
Я тоже поначалу опасался,
От высоты захватывало дух.
Да ничего, брат,
жив остался… –
Орла
Подбадривал
Петух.


Торжество комара

Комар пищал, что было сил:
– Сейчас Слона я укусил!
– Да ну! – Кузнечик удивился. –
Вот Слон-то, верно, разозлился!
Поди, взревел,
Поди, шумел,
Поди, убить тебя хотел?!
– Как бы не так, – Комар ответил, –
Слон даже пикнуть не посмел.
Зевнул, на небо поглядел
И сделал вид,
Что не заметил.


Любовь до смерти

Сделал Мышке предложенье
Раскрасавец Кот.
Мышка с важным сообщеньем
К матери идёт.

Так и так, прошу согласья
Выйти за Кота.
Пожелай мне, мама, счастья,
Я сказала «да».
Мать от ужаса присела.
Говорит с трудом:
– Что ты, дочка, очумела?
В брак вступать с Котом!

Или мало ты слыхала
Про дела Кота?
Дочь ответила устало:
– Сплетни, клевета.

Только знай, что сплетни эти
Не разлучат нас.
Он любить меня до смерти
Клялся тыщу раз!

– Запрещаю! – мать вспылила, –
Думать о Коте.
Дочь глазёнки опустила:
– Времена не те…

Шмыг из норки!..
И, поверьте,
Кот любил её –
До
Смерти…


Медведь и чижик

Медведь увидел Чижика на ветке.
Согнулся в три погибели, смутился:
– Простите,
здрасте…
Как жена, как детки?
А я, негодник, тоже в лес явился…
Хи-хи,
с приятелем –
с Бобром.

Как говорится,
Целебным воздухом решили насладиться.
Простите нас,
хи-хи,
товарищ Чиж.

– Ты что, – спросил Бобёр, – так лебезишь
Перед малышкой –
Хихикаешь и спину гнёшь в кольцо?
– А как же! – отвечает Мишка, –
Вышесидящее лицо!

Многое из написанного поэтом посвящено театральной жизни, которую талантливейший актёр Вениамин Соломонович Альтшулер прекрасно знал до мелочей.

Жертва искусства

– Ходил вчера смотреть спектакль…
Проверьте, доктор, нервы.
Почудилось, что было так:
Сперва давали пятый акт.
Потом – второй и первый.

– Шекспира вы смотрели?
– Да.
– Пройдёт.
– Не скажете, когда?
– Я думаю, что скоро, –
Мы лечим режиссёра.


В муках творчества

Светает.
На полу окурков россыпь.
Всё погрузилось в папиросный дым.
Два режиссёра бьются над вопросом…
Но предоставим слово им самим.

… – А если сделать выход из партера?
Гонг.
Темнота.
Луч пистолета в зал…
– Затасканный приём.
Избито, серо.
Я так «Разлом» и «Чайку» начинал.

– Ну, хорошо – тогда пускай из ложи.
Гонг.
Темнота.
Луч пистолета…
– Нет!
И этот вариант исчерпан тоже
В спектаклях: «Баня», «Таня» и «Макбет».

– Так, может быть, попробовать с балкона?
Гонг.
Темнота…
– Старо, мой друг, старо!
Так начинали мы «Пигмалиона»,
«Стряпуху» и «Женитьбу Фигаро».

…То расходились, то сходились снова.
Всё перебрали:
рельсы,
тросы,
трап…
– Из люка!
– Нет.
– С колосников!
– Не ново.
– А из оркестра?!
– Пройденный этап.

Три долгих ночи бились над вопросом.
Один – мундштук, другой губу изгрыз…
А, между прочим, был хороший способ –
На сцену выходить –
Из-за кулис.


О молодой актрисе

Как роль ведёт она умело,
Умно, оригинально, смело,
Легко, изящно, горячо!..
Видать, неопытна ещё.


Пакля

На обсуждении спектакля
Заметил первый:
– Очень жаль!
Из-за кулис торчала пакля.
Совсем ненужная деталь.

Второй –
В пространной речи начал
Рассказывать искусства суть;
Сказал про цели и задачи,
Про верный и неверный путь.
А что до пакли –
Он согласен:
В спектакле смысл её не ясен.

– Сказать по правде, – молвил третий, –
Я пакли как-то не заметил.
Но раз была другим видна,
Считаю тоже –
Не нужна.

Предельно краток был четвёртый:
– Ненужные детали –
К чёрту!

– О чём, простите, разговор?! –
Встал, негодуя, режиссёр. –
Довольно говорить о пакле,
Она случайная в спектакле!
Ну, виноват – не доглядел:
Я в ложе боковой сидел…

– И всё-таки, – воскликнул пятый, –
Деталь осталась непонятной!
В искусстве нечего петлять:
Висит ружьё –
Должно стрелять!

Сидели так до поздней ночи,
Или, точнее, – до утра.
Встал председатель:
– Между прочим,
И закругляться нам пора.
Оно и о самом спектакле
Послушать не мешало б нам,
Но время позднее, не так ли?
Кто за, кто против?..
По домам!

Бывали – и не раз – свидетелями мы,
Когда весьма солидные умы,
Придравшись к пустякам, подобным пакле,
Из обсуждений
Делали спектакли.

Стихи Наума Альтшулера всегда очень мудрые.

Молодость и старость

Что молодость!..
Пройдут года,
И расставаться с ней придётся –
На время
молодость
даётся.
Вот старость –
Это навсегда!


Слепота при случае

Иные строят из себя слепых котят.
Избави бог кого-то зря обидеть.
Но я сказал бы,
видеть не хотят,
Или точней –
Хотят не видеть.


Неравный бой

Десять дней провёл в борьбе
С обывателем в себе.
На одиннадцатый сдался –
Бой
неравным оказался.

Ложь во спасение

Ложь бывает во спасение.
Чтоб о ней составить мнение.
Уточнить сложней всего –
Во спасение
Чего!


В 1985 году в год сорокой годовщины Победы ветеран-фронтовик Вениамин Соломонович Альтшулер был награждён Орденом Отечественной войны II степени.

Вениамин Соломонович ушёл из жизни в 1988 году. Похоронен в Риге на кладбище Райниса. На могиле стоит маленькая строгая плита, на которой, вопреки паспортным данным, написано: «Наум Альтшулер».

Друзья вспоминали: «Ему так больше нравилось. Его доброе широкое сердце остановилось, когда ему было всего 67 лет. Обидно? Да. Но он прожил очень красивую, порядочную жизнь и оставил о себе добрую и долгую память».

Читатели знают его как великолепного поэта, любят и цитируют лаконичные умные, полные хорошего юмора, легко запоминающиеся стихи.