Memento mori, или когда я уже сдохну?

«Целью всякой жизни является смерть, и, наоборот, неживое было раньше, чем живое».
Зигмунд Фрейд

«Инстинкт смерти, очевидно, в потенциальной форме, гнездится в природе человеческой. Если бы цикл жизни людской следовал своему идеальному, физиологическому ходу, то инстинкт естественной смерти появлялся бы своевременно — после нормальной жизни и здоровой, продолжительной старости. Вероятно, этот инстинкт должен сопровождаться чудным ощущением, лучшим, чем все другие ощущения, которые мы способны испытывать. Быть может, тревожное искание цели человеческой жизни и есть не что иное, как проявление смутного стремления к ощущению наступления естественной смерти. В нём должно быть нечто сходное с неопределёнными чувствами молодых девственниц, предшествующими настоящей любви».
И.И. Мечников, «Этюды о природе человека»

Эрос и Танатос, бог любви и бог смерти. Жизнь и смерть, либидо и мортидо. Два противоположных базовых принципа, пронизывающие Вселенную, управляющие жизнью всех существ. В работах Фрейда эта психоаналитическая концепция приобрела наибольшую известность. В работах его учеников можно встретить разделение танатоса как влечения к смерти на мортидо (ориентация на самоуничтожение) и деструдо (ориентация на уничтожение других). В любом случае, это проявление танатоса.

Жизнь и смерть равноценны и равнозначны. Инстинкт слияния, размножения и жизни по ценности стоит на одном уровне с инстинктом смерти, уничтожения, разрушения. Без смерти не будет жизни, смерть вплетена во все жизненные процессы, самого вкуса и осознания значимости существования не будет без его завершения. Все процессы во всех системах конечны. Благодаря прекращению одного, может начаться другое. Даже в рамках одной сложной системы умирание/завершение процесса является необходимым условием его трансформации и перехода в новое качество.

Если вспомним, что сон — это маленькая смерть, а весь процесс сна — это мини-копия прохождения пути души в посмертии, то поймём, что мы сами умираем каждый день. Человеку как системе нужно постоянное обновление. И сон это даёт. Мы получаем опыт за день. Потом «умираем» во сне, происходит усвоение и переработка информации на более глубоких уровнях бессознательного, происходит перегруппировка составляющих элементов человека, и просыпается он уже немного, но другим. Он умер и воскрес в новом качестве, в новой форме.

Звучит всё это прекрасно, но не совсем понятно и правдоподобно для сознания, тяготеющего к западной традиции, куда отнесём и мышление среднестатистического россиянина, чьи воззрения во многом сформированы христианским порождением каббалы. Сюда же сверху добавим социальное воспитание, которое тоже не приветствует думать о смерти, стремиться к ней, приветствовать или предвкушать её. Всё это делает образ смерти каким-то неодобрительным, даже почти запрещённым, табуированным, странным и страшным, не желанным для обсуждения. И это-то при равности и одинаковости танатоса и эроса на глобальном уровне.

Наблюдая за человечеством в целом, можно сказать, что глобально эрос и танатос работают и проявляют себя примерно в равных пропорциях: люди отлично размножаются, но и отлично друг друга и себя уничтожают всеми возможными способами. А вот если обратиться к отдельной личности, то тут влечение к смерти совсем не в фаворе. Люди не хотят умирать. Они хотят жить, что-то делать, размножаться, принимать всякие вкусные вещества, покупать интересные развлекательные штучки, есть различные деликатесы (вкусно поесть, сладко поспать и поглубже засадить forever!). А вот умереть боятся. Смерть для них — это что-то ужасное, ненужное, непривычное и вообще не нормальное. Никогда не было, и вот опять! Даже когда у них появляется на горизонте возможность завершить этот жизненный путь под влиянием внешних обстоятельств, они изо всех сил пытаются этого избежать, а не идут навстречу своей личной Богине Смерти. На уровне одной личности делаю однозначный вывод, что эрос преобладает.

Поскольку принципы эроса и танатоса пронизывают бытие на всех его уровнях, то для примера мы можем рассмотреть их биологические проявления. В организме на клеточном, тканевом и органном уровне одно из проявлений эроса — это анаболизм, а танатоса — катаболизм. Пока организм растёт, его анаболизм преобладает над катаболизмом: ежедневно клеток производится больше, чем умирает. Потом по мере взросления наступает баланс. А примерно с тридцати пяти лет медленно, но верно катаболизм начинает преобладать над анаболизмом. С каждым годом у человека в течение дня умирает всё большая доля клеток относительно новых появившихся. Клетки умирают миллиардами. Организм как биологическая система в течение своей жизни стремится/движется к смерти. И это нормально!

На биологическом уровне эти два процесса созидания и разрушения одинаково нужны. Они уравновешивают и сдерживают друг друга, держа тело человека в определённых рамках гомеостаза как наиболее оптимального для жизни в окружающей его длительное время среде. Так же Смерть сдерживает бесконечно размножающуюся Жизнь, которая при бесконтрольном росте пожрет саму себя. А неограниченная смерть опустошит проявленную Вселенную, отправив всех в посмертие, и тем самым лишит монады возможности для раскрытия и развития в воплощенном состоянии.

В космогонии Гесиода мы встречаем описание Эроса:

«Прежде всего во вселенной Хаос зародился, а следом
Широкогрудая Гея, всеобщий приют безопасный,
[Вечных богов — обитателей снежных вершин олимпийских.]
Сумрачный Тартар, в земных залегающий недрах глубоких,
И, между вечными всеми богами прекраснейший, — Эрос [Зачатие]
Сладкоистомный — у всех он богов и людей земнородных
Душу в груди покоряет и всех рассужденья лишает».

Ещё в вариациях описаниях космогенезиса у орфиков встречается другое имя Эроса — Фанет, Протогон.
И Танатоса:

«Ночь [Нюкта] родила еще Мора [Мороса] ужасного с черною Керой [Насильственной смертью].
Смерть [Танатоса] родила она также, и Сон [Гипнос], и толпу Сновидений [Ониры].
Мома [Момоса – Насмешку] потом родила и Печаль [Ойзис], источник страданий».

Танатос также встречается под именем Фанат.
Фанет и Фанат — два брата, два ликой единого бытия, где жизнь и смерть неразделимы.

Если предположить, что инстинкты либидо и мортидо одинаково сильны на уровне нагваля, бессознательного, а преобладание стремления к жизни в тонале человеческой особи в большей степени обусловлено однобоким социальным и религиозным воспитанием, то можно сделать вероятностный вывод, что эти два противоположных инстинкта сравняются во внутренней иерархии индивида, когда он сумеет до определенного уровня подняться над внедрёнными шаблонами восприятия и эгрегориальными включениями. Это уравнивание и соединение диаметральных полюсов может быть у каждого на разном уровне, но будет являться необходимом условием для успешного пересечения Бездны.

Однозначность и равноценность Жизни и Смерти для адепта не будет следствием апатии, когда в нём отсутствуют огонь, рвение и воля, когда всё становится индифферентным от слабости. Нет и нет. Просто он достигает состояние Отрешённости и Безжалостности. И потому в его восприятии Жизнь и Смерть становятся на одну ступень, начинают весить одинаково, как оно и есть на самом деле во Вселенной, а не в искаженном виде в человеческом тонале западного образца.

Почему же в мышлении среднего человека преобладает эрос, а не танатос, либидо, а не мортидо?

На мой взгляд, преобладание влечения к жизни или влечения к смерти зависит во многом от исходных данных, маркеры которых можно обнаружить в натальной карте натива. Может отыграться воспитание и жёсткий негативный опыт. И получим, что при одних и тех же обстоятельствах и условиях один субъект будет пробуждаться с утра с радостной улыбкой и желанием жить, а у второго первая мысль после открытия глаз в постели будет: «Когда ж я сдохну?..»

Первый, само собой, будет бояться смерти, разрушения, войн, этакий нью-эйджевец и кришнаит, весь позитивно мыслящий и солнечный, мир во всём мире, мы рождены для счастья и наслаждений, и прочая подобная лабуда. Он будет петь по утрам, и на звуки его чудесного голоса сбегутся и слетятся звери и птицы со всей округи. А люди, услышав его пение, невольно улыбнутся. Когда он будет открывать балкон, его всегда будут встречать порывы свежего ветра, а солнце будет всегда ярко светить.

Второй будет вставать с постели с желанием всех убить, погибнуть на поле боя и впасть в желанную черноту небытия. На улице будет моросить противный холодный и бесконечный дождь. Порывы ветра с силой станут обрушиваться на случайного прохожего, не давая вздохнуть и стараясь сдвинуть с запланированного пути. Он проснулся в этом мире — это раз.

Потом второй пойдёт чистить зубы и наступит спросонья в дерьмо, потому что кот любит срать мимо лотка. Это два.

Когда второй будет спускаться по лестнице, из-за дверей в ответ на его шаги будут громко и мерзко тявкать мелкие шавки. Он их мысленно проклянет. Это три.

У второго будут рождаться гениальные мысли, которые хочется тут же записать. Но надо работать. Время утекает сквозь пальцы. Это четыре. Уже четыре веских причины, чтобы сравнять инстинкт смерти с инстинктом жизни, чтобы жить, постоянно помня о смерти, регулярно в течение дня пытаясь заглянуть через левое плечо и увидеть Её, постоянного наблюдателя и спутника живых существ, советчика магов.

Сейчас я описал не две разные ситуации. А два разных восприятия мира. Первый и второй субъект вполне могут быть коллегами одного возраста, работающими бок о бок.

Ещё одной из причин дисбаланса между танатосом и эросом с преобладанием последнего в мировоззрении современного человека я вижу в достижениях медицины. Ещё не так давно, в начале второй половины двадцатого века, была очень высокая детская смертность. Потому, в том числе, рожали "с запасом". Это было привычным и ожидаемым, что не весь выводок доживёт до юношеского возраста. Да, это не радость, но это регулярно видимая смерть. Увеличение доли городов и исчезновение необходимости собственноручно забивать скотину тоже сделало свой вклад в отвыкание людей от смерти. Люди перестали воочию постоянно наблюдать смерть, они расслабились, они забыли о ней. И когда смерть начинает напоминать о себе, когда появляются её предвестники в виде боевых конфликтов, катаклизмов, смертельных массовых эпидемий, розовый пушистый мир «бессмертных» людей рушится, и они начинают кричать от неудовольствия, что мир не соответствует их ожиданиям.

Прямо какое-то обывательское мировоззрение... А основа обывателей — это шудра и вайшья. Адепт какой бы то ни было серьёзной традиции рано или поздно побеждает свои страхи, ассимилирует их или стирает. И главный страх смерти в том числе. Он учится воспринимать Смерть и Жизнь в одном неразрывном образе, как всем знакомый знак Инь-Ян.

Ещё один момент, который я бы отметил в качестве причины отторжения мыслей о смерти современным западным (и российским) человеком, — это образ смерти как нечто конечное и образ посмертия как нечто, на что мало можно повлиять. Возьмём атеиста — он ожидает забвения после смерти. Ему туда не хочется, ему вкусно и весело жить здесь. Возьмём христианина — после смерти его ждёт рай или ад, тут он вроде как может влиять своим поведением в течение жизни на вероятность попадания в вечные муки или блаженства. По факту, большинство обывателей не очень понимают какие-то странные образы, которыми описывается тот же рай. И особо не заморачиваются стараниями туда попасть. Живут чаще по внутренним устремлениям. При этом внешне могут носить благочестивую для их культа маску. Логично, что и те, и те не очень стремятся к смерти. Ведь хорошо — здесь, а там — скорее всего ад или забвение.

Есть два широкоизвестных путеводителя в посмертии: это египетская и тибетская Книга Мёртвых. Уровень постижения для продвинутых, для более осознанных, для высоких сознаний. Само наличие и применение данных путеводителей уже свидетельствует о том, что путь человеческого существа не заканчивается со смертью его физического тела. Это лишь один из семи проводников его Сознания. В посмертии продолжается путешествие, там свой не закрытый мир, даже скопление миров, соединяющихся друг с другом, там на постоянной основе живёт много существ со своей иерархией, со своей историей и эволюцией, у них там своя жизнь, проблемы и радости, обязанности и возможности. И человеческая душа попадает в этот Дуат, или Бардо, где продолжает получать новый опыт и перерабатывать полученный в воплощении, только теперь без точки опоры воли и намерения — физического тела. Поэтому для большинства подобный путь действительно не имеет большого значения, поскольку они не найдут силы и возможности, чтобы как-то волевым усилием или вектором, заданным многолетними тренировками во плоти, совершать ключевой выбор в посмертном пути. Чтобы это сделать, необходимы годы магических и энергетических практик. Что, согласитесь, для обывателя вообще чуждо. А данные выборы при движении в Дуат играют значительную роль для уровня следующего воплощения духа: он может родиться снова в низком мире людей, а может — в мире богов, а может даже подняться ещё выше, соединив сознание своих низших тонких тел с высшими кристаллами и принципами Сознания.

Даже если эзотерик, регулярно бывающий в Межмирье, уже чётко представляющий свой путь после завершения эксплуатации физической тушки, будет аргументировано доказывать обывателю о возможностях, открывающихся в посмертии; будет объяснять на пальцах, что смерть — это не конец, а лишь переход и этап сброса первого плотного тела из семи, — тот не поймёт. И его мортидо не усилится и не выйдет вровень с либидо. Потому как уровень осознанности и восприятия низковат.

2023 год