Утренний туман

          Конечно можно было бы встать затемно с нарытыми накануне за домом червями, всунуть штаны в резиновые сапоги, взять с собой сына, надувную лодку, спиннинги, удочки и этот тяжеленный эхолот, воодрузить всё на велосипед и отправиться сквозь плотный ультрамариновый туман на Волгу, погружаясь в бульон птичьего гомона, миновать Воловьи лужки с Булонским лесом по правую руку, пересечь Елисейские поля*, пройти сквозь березовый перелесок и краем колхозного поля выйти на тропу, ведущую к Шатеево, перейти по броду Постную и, прямо к Волге, километра два, накачать лодку, глядя как расплавленное солнце пытается разрывать плотный туман над Кабаново, доплыть до устья Постной и закидывать спиннинг под руководством сына, не вынимая изо рта трубки, рассказывать о ловле щуки и леща под камеру, начитавшись Сабанеева, прекрасно понимая, что рыбы в Волге нет, что ты не рыбак, и, наконец, отсняв на видео весь сюжет, добрести до дома, усесться и смотреть как собака Нюся пытается вытащить лапой и зубами из ведра жалкого полуживого подлещика.
       Можно было бы, но сын давно вырос, выучился на ихтиолога, выловил всю положенную ему рыбу, от Волги до Тихого океана, забросил снасти Бог весть куда. Лодку украли соседи. Не сеянные по началу, а потом и не кошенные поля заросли, дорога на Волгу исчезла, да и Нюся ушла за радугу, остался только туман.
         Так что, куда как лучше, не изображая из себя Чехова, Паустовского, или Генаху, встать позднее, глядя на сталисто-синий свет из окна, одеть те же сапоги, взять камеру, пересечь Елисейские поля, и, продираясь сквозь траву, у кромки леса, там, где прежде была Савельевская окружная, просто погрузиться в это неведомое ничто с едва различимым контуром ближних перелесков, выйти на пригорок над Постной и смотреть в сторону деревни Ивашково. За рекой притихший туман, постепенно сползает с крыш домов, перебираясь в низины, всё ближе и ближе к реке, окрашиваясь в розовато-охристый цвет, застревает в полях, плотно укрыв все окрестные кусты и деревья. Вернуться в деревню и смотреть, как туман сиреневатыми языками еще укрывает дом Зойки и Маруси, путается в паутине репейника у старого рухнувшего колодца, подсвеченный лучами проснувшегося солнца. И, ты, промокнув насквозь от утренней росы, бредешь к дому сквозь тишину, оглушаемую Мухтаром тети Клавы, снимаешь с себя всё мокрое и садишься за стол, на котором уже остывает приготовленная женой каша с клубничным вареньем, посыпанная сверху шоколадной стружкой и, для контраста, горстью черной смородины, съедаешь и начинаешь тихо дремать, глядя на гнездо пеночек в можжевельнике около стола. Эти крохотные птички суетятся, кричат, кричат, чуть отлетев в сторону, без устали кормят трех своих птенцов.

*Названия пришли как-то сами собой, еще в прошлом веке.