Удивительный попутчик

В декабре я ездил на концерт «Алисы» в Москву. С нетерпением ждал этого события, поскольку, во-первых, впервые побываю в легендарной «Горбушке» (официально ДК им. Горбунова) и прикоснусь к истории на одной из самых знаковых рокерских площадок, а во-вторых, по случаю дня рождения Кости Кинчева программа будет особой. Съедутся московские и питерские алисоманы – и пойдёт такая жара, что впечатлений мне хватит надолго, возможно, на всю жизнь.

Ехал я в фирменном двухэтажном поезде с удобным графиком: поздно вечером ложишься спать, а утром валяешься до десяти часов и прибываешь на Казанский вокзал свеженьким и не помятым. Самолёт брать не рискнул, поскольку зимой погодные условия непредсказуемые, и авиарейсы то откладывают, то вовсе отменяют, проверено уже. Не хотелось бы из-за этой досадной оплошности лишить себя концерта.

Поскольку билет я покупал в интернете, то тщательно облазил схему вагонов и выбрал себе полностью свободное купе на втором этаже. Зная, что основная масса пассажиров (в особенности с голосистыми детками) предпочитает ехать на первом, думал, что поеду в купе один, отлично отдохну, высплюсь, стол будет в моём распоряжении – словом, все тридцать три поездных удовольствия. Однако, зайдя в своё купе, увидел парня, сидевшего за столом напротив моей полки. Ну ничего, решил я. Он один, я один – друг другу мешать не будем. Я поздоровался, убрал рюкзак под свою полку, присел напротив и повнимательнее разглядел будущего попутчика. Примерно одних со мной лет, схожей комплекции, гладко выбритый и даже волосы у нас одинакового цвета и одной длины. Я до сих пор называю своих сверстников парнями и всё никак не привыкну, что мы уже не парни, а мужчины, или, как ещё принято называть, мужики.

Когда поезд тронулся, проводница проверила наши документы и вкратце обозначила дежурную информацию касательно правил и вагонного сервиса, мы с попутчиком практически повторили знаменитую сцену из «Семнадцати мгновений весны», когда Штирлиц встретился в поезде с генералом Вермахта, заглянувшего к нему в купе. Помните? «У меня есть коньяк!», – похвастался генерал. «У меня тоже есть коньяк», – продемонстрировал свою фляжку Штирлиц-Исаев. «Зато у вас наверняка нет салями», – хитро улыбнулся генерал. «У меня есть салями», – достал Штирлиц коробочку.

В общем, мы с ним выложили на стол всё, что у нас с собой было, угощая друг друга. Я не приветствую традиций в духе «яйца-курочку в дорогу», если только не еду куда-то далеко, поэтому с собой у меня были только финики, мандарины и бананы. Зато мой попутчик достал огурцы с помидорами, армянский лаваш, сыр сулугуни и – совсем уж неожиданно – банку маслянистого башкирского мёда, который вёз каким-то своим московским друзьям. Хоть я и не приветствую так поздно принимать пищу, в поезде могу себе позволить изменить привычкам, и мы стали слегка пировать. Я полагал, что традиция знакомства с попутчиками по купе уже поросла быльём, однако в этот вечер убедился, что ошибся. Особо радовало, что мой попутчик тоже был непьющим, не вёз с собой ничего веселящего и мне настойчиво не предлагал, как это иногда случалось.

– Как звать? – спросил он, откусывая сразу полпомидора и заедая его сыром, завёрнутым в лаваш.

Я представился. А он, как мне поначалу показалось, пошутил:

– А я Лахтарь.

– Кликуха такая? – не понял я юмора.

– Типа того, – кивнул попутчик. – Так меня зовут друзья. А попутчик в поезде – это, считай, тоже друг. Так что зови меня Лахтарь, мне так привычнее. Тем более настоящее имя моё мне не особо-то и нравится.

– Да как скажешь, – пожал я плечами. – Лахтарь так Лахтарь. Ничего не имею против кликух, погремух, погонял… Главное, чтобы человек не обижался.

– В Москву к кому едешь? – поинтересовался Лахтарь.

– К «Алисе», – засмеялся я. – На «Горбушку».

– Девушка твоя, что ли? – не понял Лахтарь.

– Да на концерт я еду, – ещё больше развеселился я. – Группа такая.

– А, да, точно! – хлопнул себя Лахтарь по лбу. – Сам в школе фанател. Тогда они конкретно гремели. Надо же, до сих пор старички жгут…

– Они и сейчас гремят, – заверил я. – В Питере стабильный аншлаг в «Юбилейном», билеты раскупают, как только продажа открывается. В Москве та же фигня. На «Горбуху» заранее билет брал, а то перед концертом их уже не будет.

– Кинчев, поди, уже дедушка?

– Ему шестьдесят пять, но какая пластика, какой артистизм, какая энергетика! У него фигура – иной двадцатилетний позавидует. Женщины до сих пор дар речи теряют. Помню, летом фестиваль был под Петрозаводском, одна впереди меня увидела, как он на сцене двигается, и у неё аж вырвалось от восторга: «Ну какой же он классный!»

– Да, всем бы в шестьдесят пять так выглядеть, – улыбнулся Лахтарь больше не моим рассказам, а собственным мыслям, будто вспоминая что-то. – Хотя… Многим женщинам нравиться смысла нет. Лично мне хватило бы внимания всего одной. Да что там хватило бы… Многое бы я отдал, чтобы её внимание заполучить…

– Запал на кого-то? – заметил я перемену в его настроении.

– Если бы только запал, Андрюха, – вздохнул Лахтарь. – Это слишком просто и мимолётно. Сегодня запал – завтра отпал. А я живу знаешь как? Меня делает счастливым сам факт того, что она есть в этом мире. Что каждое утро она тоже открывает свои прекрасные глаза. Что каждый день у неё случается что-то, что заставляет её улыбаться.

– Даже так? – вмиг перестал веселиться и я. – Вот это тебя накрыло. Честно, я не припомню, чтобы у меня в жизни такой человек когда-либо был…

– Короткое общение с ней – это лучшее, что со мной случалось за все годы, проживания в Казани, – признался Лахтарь. – Я ведь только восемь лет там живу.

– Вот же совпадение! – обрадовался я. – И я восемь лет! Ты откуда понаехал?

– С севера, Андрюха. «Во мне проросла новгородская Русь».

– А я с Нижнего. Тоже на Волге, недалеко совсем.

– В Казани я всё это время продолжал заниматься СИСУ...

– Что за СИСУ? – не понял я.

– Финская система выживания и воспитания силы духа, – пояснил Лахтарь. – Помимо прочего, включает в себя и рукопашку, и работу с оружием, и обучение стрельбе, и походы, и марш-броски, и плавание – много аспектов у СИСУ. Так вот, я всем этим занимался на улице. В городе полно спортивных площадок, а на погоду я давно уже научился не оглядываться. Мне что мороз, что жара, что дождь – люди СИСУ и не в таких условиях работали. Суоми – холодная страна. Но, видишь ли, с возрастом всё больше хочется комфорта. И вот я как-то сходил по разовому абонементу в один фитнес-клуб. Потом мне предложили купить два месяца по акции – я купил. Потом они закончились и меня развели уже на годовой абонемент – я приобрёл и его. Мне понравился этот зал. Там почти всё необходимое для моих финских штучек.

Так и втянулся. Когда я брал этот абонемент, то понимал, что фитнес-клуб – заведение светское, там занимаются и парни, и девушки. Но относился к этому ровно: что я, не видел девушек в лосинах? Я же не с гор спустился, в мегаполисе давно живу, меня уже не удивишь чьей-то красивой попкой. В конце концов, я в спортзал прихожу работать, а не знакомиться. Мне нет дела ни до кого, а им – до меня.

Но случилось то, чего я и предположить не мог. До сих пор не могу поверить, что я ещё способен на такие чувства. В общем, я встретил там девушку, подобной которой в своей жизни никогда не видел. Можно всю Бауманку в час-пик пройти десять раз туда и десять раз обратно, а такую не встретишь. Её глаза, посмотревшие на меня, как мне поначалу казалось, с интересом, изменили мою жизнь навсегда. Её голос для меня, словно песня, которая не надоест никогда. Она невероятна…

И самое ужасное, что она не просто посетительница, которая ходит в этот зал заниматься, как я. Дело усложняется тем, что она там работает. Сперва администратором стояла за стойкой, а теперь с детьми занимается. И поскольку это её работа, она практически всегда находится там. Я не умею знакомиться с девушками, для меня подойти и заговорить – это как госэкзамен в институте перед строгой комиссией, от которой зависит мой диплом и дальнейшая моя жизнь. Никогда не умел. Но в какой-то момент я понял, что так нельзя. Либо я подхожу к ней и как-то знакомлюсь, либо вовсе ухожу из этого спортклуба, поскольку иначе попросту сойду с ума. Я не в силах видеть её каждый день и не иметь при этом возможности хотя бы поздороваться.

Я преодолел себя и как-то под предлогом сугубо рабочего вопроса подошёл и заговорил с ней. Потом стал называть её по имени, потом уже стал заводить разговоры не только касающиеся её работы… В общем, знакомство состоялось. И было даже что-то вроде незапланированного свидания – подвёз её как-то до дома, узнал, где она живёт, и хотел приезжать туда снова и снова, чтобы видеть, как она выходит из подъезда. Выходит, чтобы встретиться со мной и куда-нибудь пойти вместе…

– И что в итоге, отношения состоялись? – уточнил я, когда Лахтарь замолчал.

– Нет. Я для неё пустое место.

– А ты на редкость спокойно это констатируешь, – заметил я.

– Во-первых, спокойствие и абсолютная невозмутимость в любых ситуациях – это тоже СИСУ, – объяснил мой попутчик. – Хоть я с этой любовью малость превратился из нормального мужчины в ветошь, всё же эту часть дисциплины до конца не растерял. А во-вторых, самое-то главное, что для меня эта ситуация привычная, типовая. Я привык к такому отношению со стороны девушек, поскольку в жизни своей отказ я получал гораздо чаще, нежели взаимность.

– Та же фигня, – вставил я.

– Поэтому давно научился относиться к этому ровно, – продолжал Лахтарь. – Она работает в фитнес-клубе. Сам можешь представить, какие парни туда ходят. Серьёзные спортсмены, атлеты, бойцы… Короче, её ежедневно окружают преимущественно мужчины, и все они в десятки раз интереснее, чем я. У неё выбор был, есть и будет всегда.

– Почему ты считаешь, что у тебя его нет? – убеждал я. – Переключись на кого-нибудь, отвлекись… Опять же в Москву едешь, познакомься с кем-нибудь там…

– Моё сердце занято, Андрей, – отрезал Лахтарь. – Всех остальных я попросту не замечаю. Смотрю, но не вижу. На сегодняшний день это так. Как будет потом, не знаю, поскольку в принципе не могу знать будущего. Понятно, что любые чувства, как костёр: если дрова не подкидывать, погаснет. Но я живу настоящим, а не прошлым или будущим. На сегодня могу сказать, что моя дверь открыта только для неё.

– И каков смысл всего этого? Ты говорил, что тебя делает счастливым сам факт её существования? – напомнил я. – Но в чём здесь счастье, когда ты ей неинтересен?

– Она мне сказала, а точнее написала, чтобы я забыл о ней. И знаешь, о чём я подумал в тот момент? Человеку можно запретить что-то делать или говорить. Но никто не может запретить думать, любить и мечтать. Нет такой силы на земле. Вот и мне никто не мешает быть счастливым, видя её хотя бы иногда.

– Но ты же понимаешь, что рано или поздно у неё возникнут отношения с другим?

– Может, уже кто-то есть, – пожал плечами Лахтарь. – У таких девушек ухажёров много – выбирай любого и заводи отношения. Конечно, понимаю, Андрюха, но вынужден считаться и с этим. Относиться к этому как данности, как к неизбежному. Я исхожу из того, что она свободная девушка и вправе проводить время с кем считает нужным. В конце концов, нужно уметь ставить себя на чужое место. Вот ты бы что сделал, если бы тебе писала сообщения девушка, которая тебе абсолютно не интересна как женщина?

– Деликатно свернул бы наше общение, – не задумываясь, ответил я.

– Вот и она имеет на это право. А я ей не мешаю своими чувствами. Я не прошу её о свидании и не претендую на какое-то особое отношение ко мне.

Где-то в половине первого ночи мы выключили свет в купе и улеглись по своим полкам.

– Слышь, Лахтарь! – зевнул я со своей полки. – Как её хоть зовут?

– А, – зевнул и Лахтарь. – Не суть важно.

Действительно, какая, в конце концов, разница?

Стучали колёса, верхний этаж фирменного купейного вагона раскачивался, как аттракцион, когда поезд набирал приличную скорость. Наверное, из-за этой качки пассажиры менее охотно берут билеты на второй этаж. Я лежал и размышлял над историей, которую поведал мне Лахтарь. Всё думал, смог бы я так же, как он? Хранить чувства к одной-единственной. Становиться счастливым при виде неё, даже если она меня в упор не замечает. Ревновать её, но продолжать любить, даже когда становится очевидным, что добиться её расположения мне не суждено. Непростой вопрос.

Когда я отключился, мне приснился странный сон. Прохладное лето. Деревенский дом и комната, весьма похожая на нашу веранду. За окном не совсем понятно – то ли пасмурный день, то ли уже сгущаются сумерки и близится вечер. В комнату вошла девушка. Высокая, стройная, я бы сказал даже изящная, худенькая. Распущенные осветлённые, с тёмными корнями, волосы длиною примерно до лопаток. Удивительной красоты тёмные глаза, несколько подведённые по уголкам, с густыми бровями над ними. Личико юное, худое, носик чуть острый, ушки под волосами тоже виднеются, в них серебрятся серёжки. Губки не накрашенные, но от природы сочные, из тех, которые сразу хочется потрогать своими губами. Одета она была по-спортивному: в чёрные лосины и синенькую форменную кофточку на молнии с логотипом, который я не разглядел.

Эта стройняшка вошла в комнату, где я сидел на разложенном диване и нисколько не удивился при виде неё, будто знаком с ней уже давно. Она выглядела усталой. Может, только что занималась спортом? Подошла, села чуть позади меня и обхватила меня со спины руками. Обняла, прильнула ко мне, мы несколько минут так посидели вдвоём и помолчали. Затем я предложил ей улечься. Уложил её прямо в одежде, заботливо накрыл одеялом и всю дорогу говорил с нею ласково, называя «девочка моя» или «любимая».

Она осталась спать на веранде, а я ушёл в кухню. Я знал, куда иду, хотя расположение комнат было совершенно иным, чем в нашем деревенском доме. На кухню я шёл, чтобы попить чаю… со своим дедом. Он умер ещё в 2014 году, но в моём сне он сидел живой и здоровый, я ничуть не удивился, встретив его на кухне. Мы стали пить чай, а он вдруг посетовал:

– Лампочка перегорела. Я бы ввернул, да надо стремянку принести из сарая.

– Дед, в чём проблема? Сейчас принесу стремянку да ввернём.

– Принеси, пожалуйста, помоги мне.

На этом сновидение закончилось.

За завтраком, когда я пил воду, заедая её ложкой мёда из той же банки, которой угостил накануне Лахтарь, рассказал попутчику свой сон.

– На редкость связный сон. Ты умеешь толковать сны, Лахтарь?

– Опиши подробнее, как она выглядела, – попросил он.

Я описал девушку, как мог, как запомнил.

– А волосы у неё какого цвета были? – уточнил он.

– Корни тёмные, а сами волосы выкрашены в радикально белый цвет. С таким, как бы сказать, пепельным блеском.

– Да, это была она, – спокойно подытожил Лахтарь. – Когда я только познакомился с ней, у неё был несколько иной цвет волос, с таким желтоватым оттенком. Но потом она перекрасилась, и такой, как теперь, она мне нравится ещё больше. Ты видел во сне ту, о которой я вчера тебе рассказывал.

– Но как такое может быть? – был ошарашен я.

– Ты лучше вспомни, ты к ней как-то обращался? Называл её по имени?

– Да, – ответил я и назвал имя девушки.

– Всё правильно, это она, – не переставал шокировать меня Лахтарь. – Господи, как же я люблю это имя! Ладно, в сторону сантименты. Ты просил истолковать сон. Всё просто. Ты говоришь, что она пришла откуда-то усталой, прилегла на кровать и уснула?

– Ну да.

– Человек может мгновенно уснуть лишь там, где ему хорошо и спокойно. Там, где ему тревожно, он нипочём не заснёт, даже если устанет. Получается, она нашла в твоём доме покой. А стало быть, в твоём доме ей самое место.

– Не понял, – я даже замер от такого заявления.

– Далее, твой дедушка на кухне, – невозмутимо продолжал Лахтарь. – Он хотел ввернуть лампочку и просил принести лестницу. Лампочка – это свет. Свет в загробном мире – это царство небесное. А лестница нужна для того, чтобы залезть докуда не достаёшь. Получается, твой дедушка просил тебя помочь ему попасть в рай. Любил ты дедушку?

– Любил, – вздохнул я.

– Вот и помоги ему теперь. Либо помолись за него, либо как-то добрым словом помяни – в общем, не знаю, как там принято… Итого у нас получается: уютный дом, в котором нашла свой покой моя избранница. Ты, мужчина, за которым она как за каменной стеной, поскольку она обняла тебя со спины. Ну и дедушка, твой дорогой и родной человек, попросивший тебя о мелочной услуге, которую тебе, живому, ничего не стоит оказать.

– Ну, Лахтарь! – только и смог вымолвить я.

Проводница заглянула в наше купе и объявила, что мы подъезжаем к Москве. А перед тем как уйти, немного поколебалась и спросила:

– Молодые люди, стесняюсь спросить… Вы случайно не братья?

– Какие же мы братья? – удивился я. – Вы же сами у нас проверяли вечером паспорта и видели, что там и фамилии, и отчества разные. Или что-то совпало?

– Да в том-то и дело, что фамилии-отчества действительно разные, – отвечала проводница. – А на вид вы – ну просто одно лицо. Встаньте, пожалуйста. Ну вот! И ростом одинаковые, только вы чуть поплотнее, – это она о моём попутчике.

– Лахтарь, мы правда похожи? – спросил я, когда она ушла.

– Не знаю, старик… Я-то лично сходства особого не вижу, но со стороны оно виднее. Может, она и права…

На станции метро «Комсомольская» мы обменялись крепкими рукопожатиями и разошлись в разные стороны. Лахтарь побрёл на кольцевую линию, я – на Сокольническую. Весь день я думал о нём, его неразделённой любви, девушке из своего сна и версии Лахтаря относительно значения этого видения. Вечером приехал на «Багратионовскую» и прибился к шумной компании с красно-чёрными флагами и шарфами. Под их хоровое пение традиционного гимна «Армии Алисы» с озорным названием «Жги-гуляй» мы дошли до ДК Горбунова и выстроились в очередь на вход.

В зале «Горбушки», ожидая концерта, я обернулся, и мне показалось, что в толпе мелькнул мой недавний попутчик. Но, конечно, это был не он, поскольку билетов в продаже уже не было. В этот зал он не мог попасть.

«Эх, Лахтарь, Лахтарь…» – жалел я счастливого влюблённого.

Вскоре музыканты группы вышли на сцену. Громкая музыка заглушила внутренние голоса, а толпа вокруг меня сомкнулась. Когда на сцену вышел Костя, зал взорвался, и мысли мои унеслись далеко от недавнего разговора в поезде.