Работа над ошибками. Продолжение. Гимн полигамии

                Исповедь Н.Н.

                Гимн полигамии

     – Прошлый раз мне показалось, что я Вас чем-то расстроил. Не переживайте. Просто я работаю над своими ошибками. Как в школе. После контрольной. Получаешь обратно тетрадку с красными пометками и задание: дома провести работу над ошибками. Сидишь, переписываешь заново и удивляешься. Надо же! Слово «балбес» через «о» написать. Пять раз, как велено, повторишь его через «а» и надолго запомнишь.  В следующий раз наверняка правильно напишешь.
Я понимаю, что в моём возрасте работа над ошибками бессмысленна. Следующего раза не будет. Остаётся только вспоминать и сожалеть, что во многих ситуациях реагировал, как балбес.
Н.Н. вздохнул, разгладил на пледе, прикрывавшем колени, какую-то, ему одному заметную складочку, и продолжил:
– Все эти размышления – от одиночества. В старости оно неминуемо. Вспоминаю, как мы общались раньше. Когда были молодыми. Нас связывал обоюдный интерес. Мы не только получали друг от друга информацию, но и учились видеть мир другими глазами. Понимаете, что я имею в виду?
Н.Н. не стал дожидаться ответа. Вопрос был риторическим. Снова поправил плед (почему-то, он не давал ему покоя) и сам ответил на свой же вопрос:
– Это можно описать так: двое стоят перед старинной церковью, но по разным сторонам. Один говорит: «Странно, эти две башенки выглядят так, будто потерялись», а другой удивлённо спрашивает: «Почему две? Ведь башенок три.». И вместо того, чтобы спорить, берутся за руки и обходят строение по кругу. В итоге обнаруживают, что башенок, на самом деле, пять и расположены они очень хитро; солнце, двигаясь по небу, так отражается в их окнах, что вокруг купола постоянно плывёт золотой нимб.
Это, конечно, метафора. Просто хотел сказать, что в молодости мы расширяли и углубляли внутренний мир друг друга. А в старости… Каждый давно утвердился в своём мировоззрении, определил нишу своих интересов и тревоги окружающих их больше не интересуют. Наоборот. Пожилые люди спешат, пока живы, поговорить, как можно больше, о себе.
Н.Н. беспокойно переложил на столе какие-то бумаги, будто что-то искал, но, ничего не найдя, опять принялся за плед. А я невольно разглядывала его руки. Они, несмотря на вздувшиеся вены и пигментные пятна, были всё ещё красивы. Узкие ладони, длинные, сохранившие гибкость пальцы и ухоженные ногти. Невольно подумалось о том (боже, какая глупость лезет сегодня в мою, настроенную на тему любви голову), как любовались этими руками женщины, которых они когда-то ласкали. А теперь эти радости достаются только клетчатому пледу! Неугомонные руки обрели, наконец, покой и Н.Н. продолжил размышления вслух:
– Старость – особый вид одиночества. Не того, когда никто не звонит, не пишет и не приходит. Одиночества внутреннего, душевного. Когда ты никому не интересен. Мне, по-прежнему, звонят оставшиеся в живых друзья и знакомые, но разговоры с ними протекают, как правило, по одному шаблону. «Привет! Как дела? Надеюсь, у тебя всё в порядке. А у меня такое…» Далее следует подробный рассказ о тревогах и постигших их в последние дни неприятностях. Иногда мне тоже хочется поведать что-то о себе, но после первых, произнесённых мною трёх фраз, нетерпеливый собеседник перебивает замечанием: «Ой! Как я тебя понимаю! У меня то же самое…». Далее опять следует подробный отчёт о событиях собственной жизни.
А иногда случается и похуже. Человек на другом конце провода внезапно вспоминает, что на плите что-то горит, или звонят в дверь, или ему срочно нужно в туалет. Торопливо прощается, обещая перезвонить. И перезванивает… через три дня, чтобы вновь поговорить о себе.
С письмами то же самое. Мы – компания продвинутых стариков. Научились пользоваться электронной почтой. Вот и обмениваемся письмами, которые мало чем отличаются от телефонных разговоров. Каждый взахлёб пишет о себе, о своей занятости, успехах или разочарованиях, в конце, или в начале вежливо замечая: «То, о чём ты пишешь, очень интересно, но сейчас все мои мысли заняты собственными делами»
Поначалу меня это обижало. Будто интересными во мне остались только три части тела; слушающие уши, читающие глаза и шея, сочувственно кивающая головой. А потом успокоился и решил, что приятнее всего беседовать с самим собой. Никто не перебьёт. Так появилось желание написать мемуары. Не для публикации, а как общение с собой. Но, к сожалению, писать литературно не умею. Но это не главное. Постоянно отвлекаюсь, перескакиваю из эпохи в эпоху. Ведь отрезок времени между отрочеством и зрелостью для истории – едва различимая вспышка света, а для самого человека – целая эпоха. Вот и прыгаю то туда, то сюда. Память зацепилась за какую-то мелочь, замкнуло ассоциацию и начинает она раскручивать клубок событий, не имеющих никакого отношения к тому, с чего начинал. А разговор с Вами меня дисциплинирует. Включается многолетний опыт преподавательской работы.
Н.Н. улыбнулся, переложил с места на место какую-то мелочь на столе, на котором, как всегда, царил идеальный порядок, и, совершенно неожиданно, предложил:
– А давайте-ка переселимся в кухню и выпьем по чашечке кофе. Сегодня что-то разладилось в памяти. Никак не могу начать.
Я сама чувствовала, что сегодня он рассеян, или чем-то расстроен. Обычно, я едва успевала снять пальто и включить диктофон, как открывался внутренний шлюз и речь, подобно потоку воды, бурля и закручиваясь в воронки, вырывалась наружу. А сегодня рассказчик мялся, бродил вокруг да около каких-то сомнений и никак не решался разговориться. Ну что же. Кофе – всегда замечательный повод посидеть, ничего не делая.
Н.Н. лихо развернул кресло вокруг оси и поспешил в кухню. Там, как и во всей квартире, царил идеальный порядок. Впервые задалась вопросом: а кто наводит эту чистоту? Кто, вообще, помогает ему справляться с бытом? Совершенно очевидно, что живёт один. Мне ни разу не попались на глаза следы присутствия в доме какой-либо женщины.
Разливая по чашкам кофе, Н.Н. перехватил мой восхищённый взгляд и весьма самодовольно пояснил:
– Пока удаётся обходиться без посторонней помощи. Забавно. Всю жизнь занимался спортом, чтобы сохранить красоту, а оказалось – обеспечивал достойную старость. Слава богу, в состоянии сам себя обслуживать. Помощь получаю два раза в неделю. По четвергам приходит женщина для генеральной уборки, а по понедельникам – для больших закупок. Мелочи покупаю сам.
Погладил ручки своего кресла и пояснил:
– Лимузин спасает. И лифт тоже. На прогулки езжу, в гастроном, в булочную. Даже в театр нас с ним пускают.
Мы допили кофе, переселились в кабинет и приступили к работе над следующим эпизодом.
– В прошлый раз я рассказывал о своём увлечении психологией. После работы в детском доме мы выполнили ещё серию заказов. Не помню, упоминал ли уже об этом, но повторю ещё раз. Заказы проходили официально через институт, поэтому плата за выполненную работу поступала в институтскую бухгалтерию, но нам каждый раз выписывалась приличная премия.
В тот период времени, по сравнению со своими сверстниками, молодыми специалистами, я ощущал себя человеком очень состоятельным. Хотя понимал, что такая жизнь в любой момент может закончиться. Распадётся наш с шефом тандем, и я вновь скачусь в средненькие программисты на подхвате.
И тут случилось неожиданное. В одно прекрасное утро начальник доверительным шёпотом сообщил, что по своим каналам выяснил замечательную новость. Университет начинает набор на вечерний факультет инженерной психологии. Курс обучения рассчитан на год, и принимаются люди, уже имеющие высшее образование. Желательно техническое. Всё остальное, как обычно: зачёты, экзамены, курсовые, защита диплома, и, под конец, ещё одни твёрдые корочки.
Сделав небольшую паузу, змей – соблазнитель прошелестел ещё тише:
– Пока об этом мало кто знает, но, когда информация разнесётся по институту, желающих будет немерено. У нас таких, как Вы, работающих без психологического диплома много, а это всегда – птичьи права. Так что, решайтесь. С руководством договорюсь.
И договорился. Уже через две недели на моём рабочем столе покоилось официальное направление на обучение в Университете в рамках повышения квалификации молодых специалистов, определившее мою судьбу на всю оставшуюся жизнь.
Дома я аккуратно сложил в стопочку учебники по машиностроению, принесённые Борькой, и приготовился к его приходу. Мой друг, не ожидая подвоха, как всегда водрузил на стол бутылку вина и, вальяжно развалившись на стуле, принялся докладывать об успешном продвижении своей исследовательской работы и о том, что вскоре будет готов поговорить обо мне с шефом.
Мы проболтали часа два обо всём подряд, и за всё это время деликатный друг ни разу не коснулся темы моего профессионального фиаско, а я не спешил его разочаровывать. Наконец, Борька собрался уходить. Он уже поднялся из-за стола, как вдруг что-то вспомнил и рассмеялся:
– Кстати, чуть не забыл рассказать. На днях встретил на улице Лёвку. Чинно шагает по улице и катит перед собой коляску. Женился. Сыну почти год. Говорит, умненький. Весь в папу.
За последние годы я практически забыл о существовании этого неугомонного мальчишки, гонимого подростковым комплексом неполноценности. А вспомнив, не удержался от язвительного замечания:
– Всё правильно. Ходячая энциклопедия катит в коляске лежачую.
Борька хихикнул и продолжил шутку:
– Насчёт лежачей – это ты в точку попал. Как-то зашёл к нему… его мама в квартиру впустила. Я и прошагал прямиком в Лёвкину комнату. И что вижу? На столе лежит раскрытый том большой советской Энциклопедии. А рядом тетрадочка, куда он цитаты выписывает. Пока он прятал, я успел рассмотреть пометки: кому и в какой ситуации предназначается. А мы, дураки, восхищались его эрудицией.
Борька снова хихикнул, как над удачной шуткой, а я опешил. Вспомнил, как страдал в школе от нападок этого эрудита, как в панике хватался за книги, чтобы хоть как-то сравняться с его познаниями, которые на поверку оказались фальшивкой. Но почему Борька рассказывает об этом только сейчас?
Друга вопрос абсолютно не смутил. Он лишь пожал плечами и равнодушно соврал:
– А какая разница? Ты в те годы у нас всё равно в главных красавцах числился.
Наверное, именно в тот момент впервые промелькнула в голове мысль о «недоброжелателе», которую чуть позже оформил в слова. Именно не враг, а недоброжелатель. Спрашиваете, в чём разница? Большая. Враг желает нам зла. Хочет, чтобы мы испытали боль, которую, по его мнению, когда-то причинили ему. Хочет, чтобы нам было плохо, даже очень плохо. Враг – это тот, кто при случае может нанести удар словом и даже делом. А Недоброжелатель… слово говорит само за себя… ему достаточно, чтобы нам просто не было хорошо. Не вообще, а в чём-то конкретном.
Обычно, поздравляя с днём рожденья, люди желают друг другу здоровья, успехов в работе и в личной жизни. А чего пожелал бы мой личный недоброжелатель, если бы решился написать не по стандарту, а от души?
Скорее всего упустил бы одну из этих позиций. Упустил бы «здоровье»? Вряд ли. Болезни и смерти может пожелать враг, а он всего лишь недоброжелатель. Борька, скорее всего, опустил бы успехи в личной жизни. По принципу: пусть тоже пострадает. Не всё коту масленица. Успехов в работе на сегодняшний день пожелал бы, правда, при условии, что этой работой буду обязан ему.
В этот момент он обратил внимание на стопку книг, сложенных на моём письменном столе. Его брови удивлённо взметнулись вверх, а вопрос прозвучал не слишком уверенно:
– А что это ты книги приготовил? Неужели успел всё проработать?
Признаюсь честно, в этот момент испытал чувство, осуждаемое всеми моралистами. И называется оно злорадством. Да, мне не нужны ни его протекция, ни его покровительство! Лучше пойду своим путём. Так будет спокойнее.
Возвращая Борьке книги, рассказал об Университете и втором дипломе. Его реакция была предсказуема. Можно сказать, немая сцена. За несколько минут до этого он стоял в позе ковбоя: прямые плечи, ноги расставлены на ширину плеч, а носки стоп слегка развёрнуты в стороны. Человек, твёрдо стоящий на принадлежащей ему земле. По мере рассказа плечи медленно обвисали, правая нога сгибалась в колене, а носок левой всё заметнее клонился во внутрь. Про лицо и говорить нечего. Оно выражало растерянность и разочарование. Бедняга кожей ощутил, как качели наших отношений пришли в движение. Ещё минуту назад он парил наверху, и вдруг его стремительно понесло вниз. Я выходил из-под контроля, а он всё ещё зависел от меня. В этот момент он даже забыл изобразить радость за друга, нашедшего выход из безвыходной ситуации. Забыл, что друзей положено поздравлять с успехом. Пусть не искренне, но хотя бы из вежливости.
Борька судорожно вцепился в поручни уходящих из-под ног качелей и задал единственный, интересовавший его сейчас вопрос:
– Теперь отберёшь у меня ключ от хаты?
Слово «хата» покоробило. На жаргоне искателей приключений так называли площадку, предназначенную для коротких любовных встреч. Если удавалось найти завалящую комнату, сдававшуюся владельцем за небольшую сумму, мужчины скидывались на троих, а иногда и на четверых, и пользовались «хатой» по очереди.
Я не брал с Борьки денег, и моя любовно обставленная, обихоженная комната не была проходным двором для случайных парочек. Зачем он хамит именно сейчас, когда заинтересован в поддержании мира? Или мстит за то, что из благодетелей дисквалифицировался в просители? Сделав вид, что не заметил грубости, спросил о том, что интересовало меня на самом деле: насколько серьёзны его чувства к этой женщине, и почему бы им не пожениться? Борька ответил искренне и печально:
– Всё не так просто. Мои родители с нетерпением ждут, когда я женюсь на «хорошей еврейской девушке» и одарю их еврейскими внуками, а моя подруга – пока замужем, на несколько лет старше меня и, к тому же, русская. Представляешь, что будет, если я приведу её домой?
Это я мог себе хорошо представить! Сперва будет вызвана неотложка, потом рекой потекут сердечные капли, а на закуску – горестные причитания: «Мы пожертвовали всем, чтобы вырастить достойного сына, а он собрался привести в дом врага!»
Боря, слегка смущаясь, принялся оправдывать родителей:
  – Их тоже можно понять. Врачи, проработавшие всю войну в военных госпиталях. Отец был дважды ранен, а мама оглохла на одно ухо. Они познакомились в Берлине, поженились и вскоре родили двоих детей. Вернулись в Ленинград в сорок девятом, а через три года грянуло «дело врачей». Спаслись только потому, что сбежали в маленький городок под Ташкентом. Там и потеряли старшего сына. Брат умер от скарлатины. Я чудом остался в живых. Можно себе представить, чего они в те годы наслушались от русских коллег и прочих партийных органов. Да и в наше время намного лучше не стало. Родители смирились, что живут в окружении врагов. Но эти враги снаружи. А иметь одного из них у себя в доме… Кто согласиться на такое добровольно?
Наша двухкомнатная квартира, по советским меркам, предназначена для трёх поколений: родителей, детей и внуков. И льгот нам не полагается. Я могу им сутками объяснять, что моя подруга – не антисемитка, но они и слушать не станут. Вот и не знаю, что делать.
Я понимал, что Борьке на самом деле хреново, но как долго я мог предоставлять ему свою комнату? Соседки уже подступали с ножом к горлу. Каждый раз, после появления влюблённой парочки, начинались концерты по стандартному сценарию. Тон задавала атаманша, обладавшая громовым басом:
– Ты превратил нашу квартиру в бордель! Как долго это будет продолжаться?
Дальше вступало контральто:
– Таскаются в квартиру посторонние! Мало того, что заразу приносят, так ещё, в один прекрасный день и обнесут нас до ниточки!
Конец песни исполняло сопрано:
– Тебе наплевать. Кроме твоих дурацких книг у тебя и выносить нечего, а мы наше добро всю жизнь по зёрнышку собирали. Так что заканчивай этот бардак.
Итог подводил атаманский бас:
– Учти, милицию вызовем. Не поздоровится ни тебе, ни твоему приятелю, ни его шлюхе!
Я понимал, что милицию бабы звать не станут, а вот оскорбить обоих, особенно женщину – за ними не застоится. Так же что делать? Отбирать у Бори ключ – жестоко, но сказать правду нужно. А дальше пусть сам решает, как долго готов рисковать.
От этой правды друг окончательно сник. Он и сам заметил, что атмосфера в квартире становится взрывоопасной, да и его девушка, кожей чувствуя высокое напряжение, всё чаще находила уважительные причины и отменяла свидания. Он понимал, что отношения близятся к закату, но надеялся удержать их хотя бы ещё на пару мгновений.
Взглянул на меня страдающими глазами, и, не проронив ни слова, засунул книги подмышку и вышел, забыв попрощаться.
А я остался наедине со своими невесёлыми мыслями. Надо же, какие кренделя выписывает судьба злодейка! Одному даёт любимую женщину, но обделяет жильём, другого наделяет комнатой, но лишает женщины, которую хотелось бы в неё пригласить.
За всё это время я, в самом деле, ни разу не привёл домой женщину. Говорил себе, что нужно прежде всего реабилитироваться профессионально, встать на ноги, а потом заниматься любовью. Но это было враньём самому себе. Причина была в Инне. Моё тело всё еще тосковало по ней. Бывали дни, когда становилось невмоготу. Много раз хватался за телефонную трубку, набирал знакомый номер, а потом опять клал на рычаг. Знал, стоит услышать её голос, тут же помчусь, упаду на колени и буду молить о прощении. А потом всё будет, как прежде: её бесконечная болтовня о себе, моё раздражение и новый разрыв.
Эта тоска накатывала волнами. Бывали дни, когда забывал о её существовании, а потом… какая-то мелочь, мелодия, или тень на асфальте, и опять подступал этот проклятый морок.
Однажды мне приснился странный сон: ночь, звёзды, я мирно качаюсь на волнах, но на душе тревожно.  Предчувствие, какое часто бывает во сне. Вот-вот что-то случится. И случилось. Откуда ни возьмись рядом со мной появилась русалка. Обволокла густыми, белыми волосами, умоляюще заглянула в глаза, обвила за шею длинными, гибкими пальцами и настойчиво потянула на глубину. Сперва я пытался противостоять её ласкам, но потом не выдержал. Сдался и с облегчением последовал за ней в омут. В этот момент я проснулся, так и не узнав, что было дальше. А ещё осталось странное послевкусие. Я прикрыл глаза в надежде, что смогу задремать и досмотреть сон, но голова, как назло, была абсолютно ясной. Мало того, начала понемногу соображать. Русалка была Инной. Это я знал точно. И в то же время – другой. За всё время нашей встречи во сне она не произнесла ни слова. Почему? И вдруг меня осенило! Русалочка, как в сказке Андерсена, была немой. Вот почему стало вдруг так хорошо! Вот почему сдался и покорно нырнул на дно. Несколько дней не мог оправиться от гнетущей тоски. В воображении всплывали сценки из нашей поездки на море. В тот месяц природа, как и мы, сошла с ума. А может, она жила своей обычной жизнью, не зависящей от нас. Просто такой запечатлела её моя зачарованная память.
Наши дни заканчивались вечерними купаниями. Обнажённое тело Инны серебрилось в лунной дорожке, распущенные волосы поднимались и опускались в такт набегавших волн. А потом она, бледноликая Русалка, обхватывала мою шею руками, притягивала к себе и целовала солёными губами.
Н.Н. замолчал. Вновь разгладил прикрывавший колени плед и загадочно улыбнулся:
– На сегодня хватит. А Вы, милая барышня, на досуге поразмышляйте о том, каких женщин, на самом деле предпочитают мужчины. Может пригодиться.


                Заметки редактора

                Всё, что было…

Ох уж этот Н.Н. Хитрый змей. Старая Шехерезада! Поведал очередную притчу из 1001 ночи и отправил домой. Додумывай де конец сама. Но на этот раз напрягаться не пришлось. Память сама подсказала похожий сюжет.
Это произошло вскоре после того, как группа окончательно признала наши с Полиной права на Илью и Виктора. Однажды, в начале осени, мы отправились на пикник с ночёвкой. Четыре парня и шесть девушек. Отсутствие равновесия позволило установить две палатки – мужскую и женскую. Так что вопрос «кто с кем спит» решился сам собой.
Вечером после ужина, сдобренного изрядной порцией вина, решили развлечься пантомимой и шарадами. Разыгрывать сценки вызвались молодые люди. И тему выбрали актуальную: «Женщина моей мечты».
Первым на импровизированные подмостки вышел парень, известный своим педантизмом и серьёзным отношением ко всему, за что брался. Он притащил из палатки простыню, накинул её на плечи на подобие шали, печально опустил углы губ и запел:
               
                Ах, всё, что было,
                Всё, что ныло,
                Всё давным-давно уплыло…

Сделал небольшую паузу, взмахнул рукой, будто отбрасывал в сторону ненужные воспоминания, и закончил куплет:
                Всё, что пело,
                Всё, что млело,
                Всё давным-давно истлело…

Мы стали по очереди предлагать свои версии. Что же это за женщина, так разочаровавшаяся в жизни? И почему о такой мечтает наш приятель? Сперва думали, что она актриса, исполнительница жестоких романсов, потом назвали куртизанкой, или искательницей приключений, но молодой человек упорно тряс головой, отвергая неправильные ответы. Под конец, когда наши идеи иссякли, пояснил, что имел в виду.
Его мечтой оказалось зрелая, опытная дама, постигшая истину «Всё проходит». Женщина, готовая без скандалов и упрёков отпустить любимого, как только почувствует, что «всё истлело».
Желание соученика меня удивило. Нам всем чуть больше двадцати, и все мечтаем о настоящей любви до гроба. Или хотя бы на пару десятков лет, а тут такое… Программа на бесконфликтное расставание. Подруга, типа «Бедной Лизы», готовой утопиться от несчастной любви, его не устраивала. Женщина должна уходить гордо, не обременяя бывшего партнёра угрызениями совести. Хотя, вряд ли парень имел в виду себя. Скорее, печальный опыт родительской жизни. Или что-то, что недавно прочёл, или написал сам. Ведь мы все в то время баловались литературой собственного производства.
Следующим на импровизированную сцену вышел Илья. Его шарада оказалась абсолютно прозрачной. Одной рукой он орудовал пылесосом, другой размешивал что-то в кастрюле, а ногой раскачивал люльку. Потом, отбросив в сторону пылесос, прижал к плечу чью-то безутешную голову и начал оглаживать квадратный затылок. Под конец, отодвинул голову от своего плеча и вытер предполагаемые сопли.
Короче, женщиной его мечты был электрический веник, кухонный комбайн и мать-утешительница в одном флаконе.
Илью я знала гораздо лучше, чем предыдущего парня, поэтому было ясно, что он прикалывается. Но наши барышни отреагировали иначе.
Швырнули в меня торжествующие взгляды, выражающие надежду на скорую отставку. Я хоть и числилась в подругах Ильи, но на женщину его мечты явно не тянула. Но претендентки напрасно рассчитывали на смену декораций.  Не знали завистницы, что ловить им тоже нечего. Ведь и я при Илье всего лишь временная декорация. А вот Виктору, пожалуй, следовало задуматься.
Третий парень разыграл динамичную сценку, героиня которой оказалась бизнес леди, таскающая домой чемоданы денег.
Последним вышел на сцену Виктор. Его «Мечта» неподвижно стояла посередине поляны, время от времени напряжённо вытягивала голову, будто к чему-то прислушивалась. Кивала головой, иногда закатывала глаза, но не издавала ни звука. То, что женщина послушна, было понятно, но Виктор упорно требовал более точного ответа. Внезапно, кто-то выкрикнул, что женщина, судя по всему, глухонемая. Виктор взвыл от возмущения:
– Вы что, совсем сдурели! Как это глухая! А кто будет восхищаться моими гениальными теориями и оригинальными парадоксами? Но в одном вы правы. Женщина моей мечты – немая. Представляете, что за прелесть! Никто не грузит своей болтовнёй, не досаждает упрёками и требованиями. Просто молчит и со всем соглашается. Как только такую встречу, сходу женюсь.
На этот раз все с сочувствием посмотрели на Полину. Ей тоже ничего не светило, потому что её достоинства выражались с точностью до наоборот. Моя подруга глуха к чужим мнениям, но свои будет отстаивать до победного конца.
Тем не менее, мечта Виктора вызвала в женских рядах возмущение. Градом посыпались вопросы:
– А кто будет каждый день повторять, что ты – самый умный, самый красивый и самый гениальный?
Артист изобразил на лице усталую улыбку и заговорил с лёгким одесским акцентом, как в передачах КВН:
– Боже ж мой! Что за глупости лезут в ваши умные головы? Во-первых, я сам это знаю, а во-вторых, на это есть зеркало. Подошёл к нему, посмотрелся, и все сомнения, если таковые закрались, в миг улетучиваются.
Хотя, для вежливости… по воскресеньям, можно, конечно, уточнить, это ли она хотела сказать. Жена кивнёт головой, и хорошо. Звуки при этом издавать не обязательно.
Но барышни не унимались. Их интересовали нюансы:
 – А если отрицательно помотает головой? Что тогда?
Виктор поднял глаза к звёздам, призывая их в свидетели женской тупости:
– Ну я же всё объяснил в пункте первом. Пусть думает всё, что хочет. Главное, не высказывает своих дурацких суждений вслух.
Не помню, чем в тот вечер закончилась наша игра.  Во всяком случае, в серьёз я её не приняла. И напрасно. Подтверждением тому сон Н.Н. Женщина его мечты тоже была немой. Инна в облике немой русалки. 
Думаю, мужчины всех времён и народов мечтали о немых жёнах, но найти такую, всё равно, что случайно отрыть клад, много веков пролежавший в пещере Алладина.  Похоже, это в самом деле очень дефицитный товар. Любопытно, удалось ли Н.Н. до него добраться?


                Исповедь Н.Н.

                «Как я женился»

– Прошлый раз я закончил рассказ на весьма пессимистической ноте. Настроение было неважным. Причины на то тоже имелись: восьмидесятый юбилей, который справлял в одиночестве.
Я вообще разлюбил дни своего рожденья. Лет до сорока, нет, пожалую даже до пятидесяти, справлял их с удовольствием. Тогда этот день был особенным. Я всё ещё смотрел вперёд. Радовался тому, что успел пережить и достичь и тому, что ждёт впереди. Пятьдесят воспринял, как своего рода плато. Большого подъёма уже не предвидится, а вот того, что принято называть моментами счастья, или вспышками радости будет немерено. Я ещё молод, здоров, активен, а значит – многое впереди. А сейчас что? Смотреть вперёд – бесполезно. Кроме серого тумана ничего не увидишь. Вот и остаётся лишь оборачиваться назад. Перебирать в памяти «вспышки радости», завидовать самому себе и корить за ошибки, которые невозможно исправить. Этим в нашу последнюю встречу и занимался. Простите, если испортил настроение.
Н.Н. поправил очки, хитренько улыбнулся и бодро заявил:
– Сегодня расскажу более весёлую историю под названием «Как я женился».
С Ириной мы встретились совершенно случайно в театральном фойе. Она узнала меня сразу, а я её… только после того, как напомнила о первом тренинге. Передо мной стояла та самая независимая девушка, которая, несмотря на давление группы, с титаническим упорством отстаивала собственное мнение.
Я, действительно, узнал её не сразу. Сегодня она выглядела иначе. Тогда бросались в глаза напряжённо выпрямленная спина, колючий взгляд и углы губ, иронично оттянутые вниз. А в сейчас глаза светились радостью встречи, а пухлые губы раскрывались в кокетливой улыбке.
Мы поболтали немного о пьесе и договорились встретиться после спектакля у выхода. Погода в тот вечер располагала к прогулке. Мягкий снег лёгкими мотыльками вился вокруг уличных фонарей, поскрипывал под ногами и невесомо ложился на плечи. Мы неспешно скользили по набережной Фонтанки, болтали не помню о чём, пока Ира не заговорила о тренинге. Оказалось, он не только запомнился ей до мелочей, но помог кое-что понять о себе: 
– Знаешь в чем была тогда моя проблема? Я попала в отдел по распределению. Как молодой специалист. Из положенных трёх лет два уже отработала. Оставался последний, третий. А тут пришла эта язва… понимаешь, кого я имею в виду. Она мечтала выжить тогдашнего начальника и занять его место, посулив единомышленникам козырные условия. Вот бабы и старались ей угодить. В итоге, работой уже никто не занимался. Все погрязли в дрязгах и интригах, в которых участвовать не хотелось. Вот так я и оказалась изгоем. Просто ждала, пока срок домотаю.
Мне стало любопытно, чем тогда закончилась эта история. Ведь после отчёта, представленного заказчику, мы с ним не встречались.
Оказалось, всё произошло так, как мы и рекомендовали. Новый начальник бесконфликтно избавился от «язвы», и обстановка разрядилась. Правда, приспешницы сделали попытку сколотить новую коалицию, но желающих в неё войти не нашлось. А Ира при новом начальнике расцвела, получила повышение и работает в отделе до сих пор.
Не знаю, о чём мы болтали дальше, помню только ощущение праздника. Будто мотыльки, резвившиеся вокруг фонарей, переселились в мою душу.
Наши отношения развивались быстро и бурно. И главное очарование их состояло в том, что моя новая подруга ничем не напоминала Инну. Она была её полной противоположностью.
Пройдя когда-то через тернии психологического обследования, Ирина поверила в магическую силу этой науки, а я, причастный к этой магии, представлялся ей факиром-волшебником. 
Наше общение стало зеркальным отражением общения с Инной. Я мог часами читать ей лекции по человековедению, как когда-то, моя первая подруга читала мне лекции по истории искусства. Иногда даже закрадывалось подозрение, Ира умышленно пытается попасть со мной в резонанс. 
О себе Ира рассказывала неохотно. Говорила, что в её жизни нет ничего интересного. Благополучная семья, технический институт, работа в КБ в женском коллективе.  Типа, всё, как у всех. А вот моя жизнь, почему-то, представлялась ей наполненной высоким смыслом и романтикой. Хотя интерес её не был чисто абстрактным. Незадолго до нашей встречи её назначили руководителем группы. Дали в подчинение пятерых сотрудников и самостоятельную тему. Женщины, попавшие в её группу были несколько старше по возрасту и по стажу. Вот и размышляла, как с ними поладить. Очень боялась повторения ситуации, в которую попала во второй год работы. Я читал ей лекции по коммуникации, подбирал подходящую литературу, и, признаюсь честно, чувствовал себя в роли учителя более чем комфортно.
 Вскоре Ирина стала частой гостьей в моей холостяцкой комнате. Соседки поначалу отнеслись к ней настороженно, но после одного случая не только признали, но и заключили пакт о ненападении. А произошло в тот субботний день следующее. Мне нужно было закончить какую-то работу для университета, а Ирина занялась приготовлением обеда. Сходила в магазин, купила курицу и, пообещав классного «цыплёнка табака», удалилась на кухню. Вскоре до меня донеслись истерические крики разнуздавшейся банды. Бросив незаконченную курсовую, я помчался на помощь, не подозревая, правда, кому. На кухне меня ждала следующая картина: три поганки, выстроившись в шеренгу напротив распахнутого настежь окна, дружно крутили в воздухе полотенцами, изображая то ли пропеллеры, то ли вентиляторы. При этом надрывно вопили:
– Чеснок! Чеснок! Боже, какой ужас! Всю кухню провоняла!
В кухне, действительно, изумительно пахло перцем и чесноком. Что делала в этот момент Ирина? С достоинством уперев руки в боки, спокойно вещала:
– Хозяин велел жарить по грузинскому рецепту. Пригрозил, что курица без чеснока совершит плавную посадку в помойное ведро. А я привыкла его слушаться. Так что придётся потерпеть.
Естественно, ничего подобного я не говорил. Ира импровизировала на ходу, но бабы, взглянув на неё с уважением, сложили полотенца и, ворча что-то себе под нос, чинно удалились. Дожарив цыплёнка, Ира привела в порядок забрызганную плиту и только после этого вернулась в комнату. Разложила аппетитно пахнувшее лакомство по тарелкам и трусливо спросила:
– А у вас в квартире в самом деле запрет на чеснок?
Её трусливый взгляд явился последней каплей. Я чуть не поперхнулся от смеха. Эти три бандитки разыграли безобразный водевиль. На самом деле, у них в арсенале не было ни одного блюда, которое готовилось бы без этого зелья. Подозреваю, по секрету друг от друга, они даже в чай вместо молока доливали чесночный соус. А тут такое представление!
Скорее всего дамы устроили Ире проверку «на вшивость». Как в тюрьме. Струсит, подожмёт хвост – весь срок у параши отмотает. А даст отпор – может когда-нибудь и к столу допустят. Моя подруга рискнула, чем и отстояла право беспрепятственно посещать общественную территорию.
Мои соседки наблюдали за ней месяца два. Как только Ира отправлялась готовить, или мыть посуду, тут же притаскивались, рассаживались за столом и наблюдали. Чаще молча, но иногда позволяли короткие комментарии. Но последнюю, решающую победу Ира одержала с помощью украинского борща.
После приёма родителей, я понял, что это блюдо занимает особое положение в табеле о рангах кухонного профсоюза, поэтому, прежде чем выпускать подругу на «лёд», тщательно подготовил к показательному выступлению. Выход был запланирован на очередной выходной. Ирина старательно выполняла отработанные пируэты: тушила, жарила, перчила, солила и заправляла многочисленными специями. Жюри придирчиво наблюдало за выступлением фигуристки. Лишь под конец, когда всё было готово, комиссия с сомнением пожала плечами и пробубнила нечто неопределённое:
– Вроде, всё делалось правильно, но явно чего-то не хватает.
Спортсменка повернулась к судьям лицом, умоляюще сложила ладошки и простонала:
– Ой, может попробуете и скажете, чего не хватает? Хозяина разочаровывать не положено.
Члены жюри тут же протянули глубокие миски и приготовилась к дегустации. Лишь опустошив посуду до дна, они вынесли оправдательный приговор:
– Добавить бы чуток соли, слегка подкислить и немного подсластить, и получится вполне приличная еда.
Такая оценка означала, в понимании кухонной профсоюзной ячейки, высший бал. Ириша покинула арену почти золотой медалисткой. Дополнительные баллы ей были начислены за обходительность и аккуратность.
Ах уж этот борщ! Не иначе, как приворотное зелье. Когда-то он заложил основы моей дружбы с соседками, а теперь окончательно решил судьбу. Пару дней спустя, едва я вернулся с работы, в дверь постучалась главная смотрительница за порядком и велела незамедлительно прибыть на кухню. А там… за празднично накрытым столом уже восседал весь коллектив. В глаза бросилась бутылка домашней наливки, которая выставлялась только по особо торжественным случаям. В голове испуганно забилась мысль: неужели забыл про чей-то День рожденья? Но испуг оказался преждевременным. Женщины вежливо пригласили к столу, обслужили наливочкой и прочей домашней снедью и выпили за всеобщее здоровье и благополучие. После второй стопки они приступили к основной теме собрания. Выглядело это приблизительно так:
– Вот что, парень, хотим сказать. Посмотрели мы на твою подругу и решили. Девушка она умная, образованная, красивая, аккуратная и к тебе относится с уважением.
В этот момент самая заводная из дам, успевшая втихаря побаловать себя третьей стопочкой, выкрикнула, не удосужившись испросить слова:
– Да что там уважение! Влюблена в тебя до полусмерти! Как завидит в дверях, глаза фарами загораются. Как у грузовика!
Подруги шикнули на забывшегося члена ячейки, и председательница вернулась к теме доклада:
– Так вот, что мы думаем. Пора тебе делать ей предложение. Такие девушки нынче на вес золота. Не успеешь оглянуться, как уведут из-под носа. А второй такой не встретишь. Так что поспешай, мальчик ты наш. Пока живы, мы еще и с детками поможем понянчиться.
Покончив с торжественной частью, дамы разлили остатки наливки, чокнулись за мою удачу и отправили восвояси обмозговывать услышанное.
А мозговать было о чём. Безусловно, мои соседки во многом правы. Когда-то я два года морочил голову Инне, пока она не выставила меня за порог. Но нам обоим было тогда чуть за двадцать. Сегодня мы с Ирой приближаемся к тридцати. Для мужчины это ещё не возраст, а вот стрелки женских часов вращаются значительно быстрее. Все её подруги уже замужем и имеют детей. Как долго она готова ждать? Кухонный профсоюз прав. Не успею оглянуться, как уведут из-под носа. Ирина в самом деле наилучшая кандидатка в жёны: умна, образованна, очень привлекательна, великолепная хозяйка и, что не маловажно, обладает хорошим чувством юмора. Что можно ещё пожелать? Разум проголосовал за неё однозначным «Да».
А что скажут чувства? Здесь хочу сделать небольшое отступление. Кто-то может спросить: «А разве всего, сказанного выше, недостаточно, чтобы чувства тоже выбрали этого кандидата?»  Тогда задам встречный вопрос. Всегда ли мы чувствуем себя комфортно рядом с умным, образованным и красивым человеком?
Ответ лежит на поверхности. Не всегда. Необходимо ещё нечто. Но что? Многие говорят, что ощущают себя комфортно рядом с людьми, которые их понимают. Я бы сказал иначе. Мне комфортно с человеком, который меня понимает, но не всегда видит ситуацию моими глазами. В чём разница?
Н.Н. взглянул на меня вопросительно. Не усыпил ли своими рассуждениями? То, что он говорил, было не скучно, но не совсем понятно. Боюсь дома, прежде чем удастся оформить всю эту мешанину в слова, придётся здорово попыхтеть. Тем не менее хотелось дослушать до конца. В его ходе мыслей и жонглировании привычными терминами было что-то для меня необычное. Я кивнула головой, попросив рассказывать дальше. И он продолжил:
– Проще всего объяснить на примере. Помните, в одну из первых наших встреч я рассказывал о мучивших меня страхах перед появлением первого ребёнка. Боялся повторить дурной пример моего отца. Считал сам факт патологического неприятия сына генетическим дефектом, передающимся по наследству. Как отреагировала на это моя мудрая жена? Она с пониманием и сочувствиям отнеслась к переживаниям тогдашнего подростка, но при этом поменяла оптику восприятия. Описала разрушения и душевную ломку, которую претерпел отец, показав, что в тех отношениях была не одна жертва, а две. Два пострадавших, годами причинявших друг другу боль.
Вы спросите, помогли ли мне её рассуждения? Отвечу, не кривя душой. Помогли и даже очень. Они излечили меня от страхов. Понял, что генетика тут не причём. Моя душа не была искорёжена так безжалостно, как отцовская, а значит мои отношения с сыном сложатся нормально.
Н.Н. явно устал от разговора. Ему требовалась передышка, а потому он занялся чаем. На столе всегда стоял наготове чайный сервиз: две чудесные чашечки тончайшего костяного фарфора и такой же заварной чайник, установленный на резную подставку с подогревом. Даже мой, не слишком опытный взгляд, никогда не спутал бы их с ширпотребовской, современной посудой. Я невольно скользнула взглядом по комнате. В ней не было случайных предметов. Гравюры, вазы, бронзовые и костяные статуэтки были не простым украшением. Это были вещи изысканные. Изысканные, или найденные в потайных комнатах знакомых антикваров.
Н.Н. принялся разливать чай, а я с восхищением наблюдала, как тонкий, полупрозрачный овал чашки заполняется тёмно-вишнёвым напитком, над которым вьётся легкий, голубоватый дымок.
Когда то, в одну из первых встреч, Н.Н. говорил, что чаепитие для него – не утоление жажды и не времяпрепровождение, а прекрасный ритуал, в котором цвет, запах и форма сплетаются воедино.
Насладившим священнодействием, шаман вернулся к спору разума с чувствами. Заговорил сухо и буднично:
– В обществе Ирины я чувствовал себя абсолютно комфортно. Она не пыталась кроить и перешивать меня на свой лад. Принимала и понимала таким, каков есть. Перед ней не требовалось разыгрывать героя и супермена, можно было открыто признаваться в своих слабостях, а достоинства она отыскивала сама. Иногда даже больше, чем их имелось на самом деле. Но дело было не только в душевном комфорте. Каждый раз, когда я на неё смотрел, меня охватывало чувство нежности. Её коротко подстриженные волосы и вздёрнутый носик, делавшие похожей на озорного мальчишку, гибкая гармония движений, (она много лет занималась фигурным катанием). А ещё руки… Не мог оторвать взгляда, от этих маленьких, ловких ручек, с лёгкостью вгоняющих в стену гвоздь, чтобы повесить картинку, или закручивающих гайку у расшатавшейся ножки стола. Она смело карабкалась на стул, вешала постиранную занавеску, а потом, вдруг спохватившись, что иногда приятно быть слабой женщиной, капризно морщила носик и просила вернуть её на пол, и я охотно брал на руки её лёгкое тело, подбрасывал вверх, кружил в воздухе и только потом отпускал на свободу.
В итоге, в тот день чувства тоже проголосовали «За». Вроде, решение было принято единогласно, но тут оказалось, что арбитров, имеющих право голоса, не двое, а трое. Откуда-то, из тёмного угла, возмущённо прокричало тело (как злая фея в сказке о Спящей красавице):
– А про меня почему забыли? Моё мнение вас не интересует?
Мы молча повернули к нему виноватые головы. Что может оно, тело, важного сообщить? А сообщило оно, что на него действуют совершенно иные, непонятные нам законы притяжения, которые невозможно объяснить ни на языке разума, ни на языке чувств.
Н.Н. сделал небольшую паузу, измерил меня оценивающим взглядом и продолжил:
– Я не стану Вам, молодой женщине, описывать свои интимные переживания. Скажу коротко. Тело не признаёт хорового пения. Оно не поёт гимна общепринятому эталону красоты. Тело предпочитает соло. Помните, как это было у Высоцкого: …и глаз подбит, и ноги разные…
Рассказчик на секунду прикрыл глаза, вспоминая подходящие строчки, и закончил речитативом:

                Все говорят, что не красавица,
                А мне такие больше нравятся,
                Ну что ж такого, что наводчица,
                А мне ещё сильнее хочется.

Так оно и есть. У тела свои капризы и свои объекты притяжения. Моё готово было плавать в реке и в озере, но по-настоящему его влекла только морская стихия. Таинственная глубина, где обитала длинноволосая, бледноликая русалка. Моя Инна.
Н.Н. передохнул, отхлебнул остывшего чая и закончил рассказ:
– В тот день я до рассвета ворочался на своём продавленном диване, пытаясь примирить трёх упрямцев, Лебедя, Рака и Щуку, тянувших каждый в свою сторону. Вернее, Лебедь и Щука как-то поладили, но тело, как Рак, упиралось в песок клешнями и упрямо пятилось в прошлое. Наконец, разум, единственный здравомыслящий из пресловутой троицы, сжалился и предложил компромисс, оформив его в одну простую фразу: «Кто сказал тебе, глупый человек, что женитьба – это пожизненная монастырская келья на двоих? Жизнь длинная, и в пути всякое может случиться».
Подлый лис указал на потайную калитку, через которую ночью можно выскользнуть на свободу, а на рассвете, как ни в чём не бывало, вернуться домой. И тело, обретя надежду, подписало договор с ограниченной ответственностью с прочими заинтересованными сторонами.
Вот и всё. Наутро я помчался делать предложение руки и сердца Ире. Предложение, в котором изначально была заложена мина замедленного действия.
Н.Н. посмотрел на меня недобрым взглядом и подвёл итог:
– Видите, какой я дурной человек. Но хотя бы честно в этом сознаюсь.


                Заметки редактора

                (Homo sapiens)

На следующий день, под впечатлением очередной исповеди Н.Н., отправилась на работу. В бюро сидело только двое сотрудниц: Татьяна и Ольга Андреевна. Первая хлюпала распухшим от слёз носом, а вторая невозмутимо выслушивала её жалобы.
Опишу кратко обеих дам. Татьяна, худенькая, малогабаритная брюнетка, достигнув сорока лет, обладала двумя детьми, надёжным, хорошо зарабатывающим мужем и налаженным домашним хозяйством. Она с удовольствием делилась со всеми желающими кулинарными рецептами и эффективными методами лечения детских насморков.
Рядом с ней Ольга Андреевна выглядела непоколебимой скалой. Крупная, статная, с тщательно уложенными седыми волосами, она давно пересекла границу пенсионного возраста, но на покой, к радости начальства, уходить не собиралась. Ольга оставалась ценным сотрудником по трём категориям: высокий профессионализм, отсутствие больничных листов и особый дар сводить на нет любые конфликты. Сам её вид излучал спокойствие и невозмутимость.
Мой приход не помешал Татьяне хлюпать носом и изливать душу. Её проблема оказалась на самом деле серьёзной. Накануне она случайно узнала, что муж завёл любовницу. Причём встречается с ней уже более полугода. Очередной раз громко всхлипнув, она пожаловалась:
– Я уже давно чувствовала, что что-то не так. Уж больно следит за собой, в ванной постоянно весёлые мелодии насвистывает, а со мной лишь вежливо здоровается и более ничего. А ещё его одежда чужими духами пахнет.
Таня вытерла нос, откашлялась и продолжила рассказ:
– А вчера моя подруга его случайно застукала. Проезжала на машине мимо какой-то конторы, а он с цветами стоит. Притормозила и видит: выходит молодая девица, он её целует, преподносит цветы, а потом они садятся в его машину и уезжают. Подруга поехала за ними. Сперва парочка зашла в супермаркет, что-то купила и поехала дальше. Подруга сопроводила их до дома. Подождала, пока исчезли в подъезде, а потом помчалась ко мне и всё рассказала.
Ольга выслушала историю до конца, сочувственно покачала головой и спросила, что Таня планирует предпринять? Таня упрямо вздёрнула голову и зло заявила:
– Подам на развод! Неужели думаешь, буду его дальше обслуживать, обстирывать, обглаживать, пирогами ублажать, чтобы какая-то лахудра всем этим на халяву пользовалась? Дудки! Хочешь спать с мужиком, сама его и обслуживай! Мне он больше не нужен. Спать с ним, побывавшим в употреблении, всё равно не смогу. Противно. То же самое, что чужие грязные трусы на собственную задницу натягивать.
Татьяна иссякла и вопросительно взглянула на Ольгу Андреевну. А вдруг у той, как у Василисы Премудрой, в рукаве найдётся лучшее решение?
И у неё оно, похоже, нашлось. Только поведала его не сразу. Подумала, просветила нас рентгеновским взглядом, в чём-то удостоверилась и только потом решилась.
– Мне тогда было около сорока. Всё, Таня, как у тебя. Замужем лет пятнадцать, сыну – четырнадцать. Сама хорошо зарабатывала, а муж, можно сказать, исключительно хорошо. Просторная квартира, две машины, дача в престижном районе. Короче, как сейчас принято говорить, всё в шоколаде. Правда, в отличие от тебя, стройненькой и миниатюрной, я была рослой, крепкой, но фигуристой.
Тогда, как и ты, стала замечать, что с моим мужем не всё в порядке. Помолодел, похорошел и где-то по вечерам пропадает. Диагноз был ясен без врачей. Казалось, мир рушится, а жизнь летит под откос. Сперва хотела сразу развестись, но потом решила повременить. Захотелось узнать, кто соперница и смогу ли с ней справиться. К тому времени насмотрелась всевозможных мелодрам и стала сортировать хищниц по степени плотоядности. Наиболее опасными были дамы, приближающиеся к тридцати. Ухоженные в косметических салонах, уверенные в себе, накопившие опыт в жизни и в сексе. К тридцати они готовы к семейной жизни, но не с неопытным сверстником, которому ещё предстоит научиться зарабатывать деньги. Им нужен ещё нестарый, состоятельный мужчина с надёжным социальным статусом. Что называется, прийти на готовенькое. Таких женщин я занесла в список под грифом «наиболее опасные».
Спросите почему? Очень просто. Они вооружены всем, что у меня уже есть, но в дополнение к этому имеют нечто, чего у меня уже никогда не будет. У них хватает ума не грызть своего героя и «не искоренять его недостатки».  К тридцати годам такие женщины становятся интересными собеседницами, что, в сочетании с красивой внешностью и хорошими манерами, повышает имидж любого мужчины, рядом с которым они появляется.
Но это не самое главное. Мужчина чувствует себя рядом с новой дамой комфортней, потому, что она не знает его прошлого.
Мы с Татьяной изумлённо взглянули на Ольгу, не поняв, что она имеет в виду, говоря о прошлом. Принято думать, что общее прошлое сближает людей, а не отдаляет.
Ольга снисходительно пожала плечами и объяснила двум наивным девочкам, как это бывает на самом деле:
– А вы никогда не задумывались, что чувствует взрослый мужчина, когда любящая мамаша начинает вспоминать, как в детстве меняла ему памперсы, лечила от поносов и перевязывала рану на попе. Маленький непоседа вздумал гуся подразнить, а тот со всей дури его за розовую попку и ущипнул. Мама умиляется, а сын лопается от злости. А ещё она половину его заслуг себе приписывает. Красивым стал, потому что в юности спортом заниматься заставила. Умным – потому что часами таблицу умножения в головку вбивала.  И так далее. Память матери бережно хранит облик беспомощного маленького мальчика, который без неё и шага ступить не мог, а у взрослого сына это хранилище вызывает лишь стыд и раздражение.
Так и с первой женой. Она была свидетельницей его первых провалов, предупреждала о ненадёжности друга, которому он, наивный, доверился, а тот пустил под откос совместный бизнес. Жена до сих пор помнит, как тупо проиграл в карты деньги, по крупицам собранные на квартиру. А ещё неуклюжий секс в первую брачную ночь. Первая жена, как и мать, – вечное хранилище слабостей и ошибок, свойственных юному возрасту. А вот память второй жены свободна от унизительной шелухи. И в этом её убойная сила. Так что, девочки, я не оговорилась. Прошлое не сближает, а разделяет.
Ольга рассмеялась и предложила небольшой перерыв. Ничто так не сплачивает людей, как совместный завтрак, или, как минимум, чашечка кофе, выпитая за общим столом.
После кофе наша менторша продолжила свои рассуждения:
– Итак, я остановилась на портрете первой опасной конкурентки. Но был и ещё один, не менее опасный тип хищниц. Молоденькие мурлышки, охотящиеся на богатых… как ваше поколение их сейчас называет? Ах, да. На богатых «папиков». Шаловливые глазки, ярко накрашенные губки, лепечущие детские наивности, постоянное восхищение всем, что бы ни сказал и ни сделал опекун, молодое, отполированное в фитнес клубе тело и нулевое желание напрягаться профессиональной деятельностью. Такие мурлышки по-своему очень хороши. Они не листают каталог прошлого и ничего не понимают в настоящем. Просто цветут, пахнут, радуют душу и тело, не затрагивая мозговых извилин.
Этот пролог Ольга Андреевна преподнесла нам, как юмореску, но, судя по раскрасневшемуся лицу и выступившим на носу капелькам пота, старые раны ещё саднили. Она залпом выпила остаток остывшего кофе и перешла к основной части:
– Короче, я решила проследить за мужем. По принципу: врага нужно знать в лицо. Несколько дней гонялась за ним на взятой на прокат машине, пока не застукала в ресторане. Конкуренткой оказалась мурлышка с точёной фигуркой и копной рыжеватых волос. Девчонка выглядела и в самом деле эффектно. А мой гад сиял и искрился, как царский золотой рубль.
Вернулась домой побитой собакой. Сперва, как положено, поплакала, а потом такая злость разобрала. Легла на кровать, да какой там сон. Как представлю, чем эта парочка сейчас занимается, аж низ живота спазмами сводит.
Думаю, было уже часа два ночи, когда мой подонок домой заявился. Поперся на кухню, выпил виски, а затем тихонечко прокрался в спальню. Присел на кровать и начал неспешно раздеваться. В этот момент я окончательно потеряла разум. Накинулась на него, как бешенная тигрица. Думала загрызу, придушу, разорву в клочья, но тут… В нос ударил чужой запах… Запах рыжеволосой мартышки… И тут меня охватило такое желание, какого ещё никогда не испытывала. Что я в ту ночь вытворяла, не помню. Знаю одно – такого секса за все пятнадцать лет брака у нас ещё не было ни разу.
До утра приходила в себя. Пыталась осознать, что произошло. Лишь день спустя нашла подходящее объяснение: виртуальный секс втроём. Какая-то часть меня боковым зрением всё время следила за изумлённой девчонкой и торжествовала. Смотри де, наивная молодуха, что может настоящая, опытная женщина. Фантазия даже нарисовала сценку из жизни гарема. К султану приводят новую наложницу. Внезапно в опочивальню вихрем врывается первая, постаревшая и надоевшая жена. Ни слова не говоря, вышвыривает юную деву с султанова ложа, с гиканьем вспрыгивает на повелителя и в мановение ока превращает старую, заезженную клячу в ретивого скакуна.
Ольга вытерла о салфетку вспотевшие ладони, смущённо улыбнулась и закончила рассказ:
    – Девочки, не буду утомлять вас интимными подробностями. Просто вкратце расскажу, что было потом. Потом это стало традицией. Как только муж притаскивал домой запах чужой женщины, я превращалась в бешенную одалиску. Иногда казалось, на свиданиях с кудлатой мартышкой он специально приберегает силы, чтобы на закуску дома оторваться по полной.
Через несколько месяцев обоюдного сумасшествия мой муж купил путёвки на море. Думали, на свободе вволю разгуляемся, а тут возникла неожиданная проблема. Секс вдвоём оказался скучным, как осенний дождь. Мне не хватало участия третьей. Когда муж приходил после свидания с ней, меня охватывал бойцовский азарт. Победить, уничтожить, растоптать ногами, вытравить её запах, её прикосновения из его кожи. А тут… кожа пахла лишь морем, солнцем и прикосновениями пляжного песка.
Мы вернулись домой, и жизнь вошла в привычную колею. Его загулы и моя ярость. Годами мурлышки меняли свою окраску: то беленькая, то чёрненькая, а однажды и розовая с фиолетовым. Я выслеживала каждую из них, изучала лица, фигуры и мимику. Мне надо было видеть ту, которую предстояло унизить и уничтожить.
Так прошло лет пятнадцать. Мы оба постарели. Его осчастливили вниманием диабет, гипертония и сердечная недостаточность, а меня – климакс. Шалости второй молодости утратила пряную актуальность. Теперь вместе пестуем внуков, культурно просвещаемся и справляем юбилеи. Как-то недавно, хитро улыбнувшись, муж спросил:
– Слушай, Олюшка, а может сейчас твоя очередь завести молодого любовника. Тогда, глядишь, и я от ревности стариной бы тряхнул.
Но, сами понимаете, это была только шутка. «Трясти» нам обоим уже нечем. Но то, что было… об этом, ни он, ни я, прожив пятьдесят лет вместе, ни секунды не пожалели.
Ольга замолчала и вопросительно взглянула на Татьяну. А та, отведя глаза в сторону, недовольно процедила:
– Победить – это хорошо, но способ какой-то сомнительный. Вернее – безнравственный. Секс втроём, пусть даже виртуальный… Это – аморально.
Я думала, Ольга Андреевна обидится, или обозлится, но она отреагировала абсолютно спокойно:
– Танечка, ты имеешь в виду правила поведения, прописанные в Библии? А ты никогда не задумывалась, откуда они взялись? А я скажу откуда. Их придумали люди много столетий назад, записали в свои скрижали и с тех пор вбивают в мозги, в разум друг другу из поколения в поколение. Именно в разум. Недаром мы назвали себя Homo Sapiens, человек разумный. Потому что всю полноту власти над собой отдали разуму. Именно он должен решать, что – плохо, что – хорошо, и принимать все жизненно важные решения. Можно сказать, тоталитарный режим. Но любой тоталитарный режим порождает сопротивление. Одни слои общества уходят в глухую оппозицию, другие становятся диссидентами, а третьи предпочитают вооружённый террор. Человек тоже состоит из трёх полноправных участников: разума, души и тела. И два последних часто оказывают сопротивление тоталитаризму разума. Вспомните пример католической церкви. Священнослужители дали обет безбрачия. Решение принимал разум, а что из этого получилось, сами знаете. Тело нашло лазейку для своих потребностей. По принципу: «мы поклялись не прикасаться к женщине, а о других движущихся объектах речи не шло».
И ещё один важный пример. Медики говорят, что причиной более половины заболеваний является психосоматический дисбаланс. Страдающая психика, или душа ослабляет сопротивляемость организма и он откликается какой-нибудь болезнью. Но бывает и наоборот. Вспомните женщин, решивших похудеть килограммов на двадцать. Это решение тоже принимает разум, но, измученное диетой тело, мстит ему и душе, доводя их до депрессии, неврозов, провалов в памяти и ослабления мыслительной деятельности. Именно поэтому я настаиваю на демократии в маленькой ячейке общества под названием человек. Единственный закон, который обязана соблюдать эта «ячейка» – не причинять зла окружающим. В моём случае решение принимало тело, и оно никому не причинило зла. Разве что нескольким молодым охотницам на состоятельных мужчин.
Ольга перевела дух и принялась протирать запотевшие очки, а Татьяна смотрела на неё, приоткрыв от изумления рот. Потом собрала его в кучку, поморгала глазами и нерешительно произнесла:
– Ну да. Всё правильно. Сама бы до такого никогда не додумалась. Хотя твой метод мне вряд ли подойдёт, но свой собственный придётся поискать. Во всяком случае, пирогами и шанишками мужа точно не приворожу.
В этот момент двери кабинета с грохотом распахнулись, впустив задержавшихся где-то в дороге сотрудников. Женский разговор закончился. А я, сидя перед компьютером, размышляла об откровениях Н.Н. о Лебеде, Раке и Щуке. Теперь окончательно поняла, что он имел в виду. Правда, выводы они с Ольгой сделали разные. Он назвал себя плохим человеком, а она ни о чём не жалеет. И, по-моему, она права. Вовсе не обязательно всегда оставаться Homo sapiens.


                Исповедь Н.Н.

                Лебедь, Рак и Щука.


Прошлый раз я закончил на том, что сделал Ире предложение, которое она с радостью приняла. Через пару дней невеста переселилась в мою двенадцатиметровую комнату, и мы начали готовиться к свадьбе. Самым неприятным моментом оказалось знакомство с родителями. Точнее, с моими родителями. Пришлось подготовить Ирину к этой встрече, то есть вкратце описать наши непростые отношения.
К моему удивлению, знакомство прошло вполне успешно. Отец принял Иру с явно выраженным сочувствием и уважением. Сочувствием – потому что выбрала в мужья законченного психа, а уважение вызвала её инженерская деятельность. Он подробно расспрашивал о работе и советовал, не мешкая, браться за диссертацию. Потом, пренебрежительно кивнув в мою сторону, заявил:
– Вы – девушка серьёзная. Не то, что наш балбес. Программирование – ещё куда ни шло, но вся эта психология… Чушь какая-то.
Ирочка, мудрая женщина, спорить не стала. Просто мило улыбнулась и задумчиво произнесла:
– Я сама мало что в этом понимаю, но думаю, в нашей стране не будут платить большие деньги за то, что никому не нужно. А судя по тому, сколько он зарабатывает, государство в этой работе заинтересовано. 
Обсуждать с новоявленной родственницей государственную политику отец счёл не целесообразным и быстренько перевёл разговор на другую тему. В итоге, визит завершился вполне мирно. На прощанье отец посоветовал Ире не брать мою фамилию, а остаться на своей, русской. Так будет легче продвигаться по службе и даже, если потребуется, вступить в партию.
Не стану подробно рассказывать ни о свадьбе, ни о первых годах совместной жизни. Только основные вехи в общих чертах. Университет я закончил вполне успешно. К этому времени психологические обследования вошли в моду, и заказы сыпались, как из рога изобилия. А значит, и премиальные текли в наши карманы непрерывным ручейком. Наш маленький коллектив пополнился четырьмя молодыми программистами и двумя психологами, и приобрёл статус «исследовательской группы по профессиональной ориентации и работе с кадрами». Так что своими успехами я был вполне доволен.
Год спустя у нас родилась дочка, и, впервые взяв малышку на руки, я почувствовал, что влюбился в неё на всегда. Через два года на свет появился сын. Несмотря на Ирины успокаивающие речи, я всё же боялся нашего первого знакомства, но, увидев его беспомощные ножки и сморщенное личико понял, что никогда не смогу причинить этому человечку боль. Семейная жизнь набирала обороты.
По тогдашним законам семья из четырёх человек, живущая на двенадцати квадратных метрах, имела право претендовать на кооперативную квартиру, или встать в бесконечно длинную обычную очередь. Благодаря моим хорошим заработкам, мы смогли внести первый взнос на кооператив и вскоре переехали в очень приличную, трёхкомнатную квартиру в доме, построенном рядом с метро.
Ирина, последовав совету моего отца, сохранила свою фамилию и, пару лет спустя, обзавелась партийным билетом. Так что по службе продвигалась вполне успешно.
Внешне наша семейная жизнь протекала благополучно, но под ясным небом и спокойной гладью воды уже ощущались первые признаки непогоды.
Время от времени я ловил на её лице выражение, которое впервые заметил на тренинге. Упрямо сжатые губы с уголками, оттянутыми вниз, которые, как бы, говорили: «Я знаю, что права, но объяснять ничего не собираюсь. Думайте сами». Чаще всего оно появлялось в общении с детьми. Однажды разыгралась такая сцена. Дочка Таня, ей было тогда шесть лет, собиралась на праздник в детском садике. Достала из шкафа красное платьице и собиралась надеть его на себя. В этот момент Ира вошла в комнату, заметила приготовленное платье, резко вырвала его у дочки из рук и, ни слова не говоря, повесила обратно в шкаф. Затем, минуту спустя, сняла с вешалки синенькое платьице с клетчатым воротничком и протянула девочке:
– На. В этом пойдёшь. Красное я приготовила на воскресенье, когда пойдём к бабушке с дедушкой.
Ира отчеканила своё решение, развернулась и побежала на кухню переворачивать жарившуюся на сковородке рыбу. А дочка залилась горючими слезами.
Я присел на корточки и попытался выяснить, почему красное платье для неё так важно. Всхлипывая и размазывая по лицу слёзы, ребёнок объяснил:
– Прошлый раз Маша была на празднике в красном платье. Все её очень хвалили. А Серёжка сказал, что она похожа на принцессу. Я тоже хочу быть принцессой.
Выдавив из себя последнюю фразу, моя девочка смутилась и порозовела. Всё понятно. Серёжка – её принц, и ей очень важно ему понравиться. Но как я могу помочь, не подрывая авторитета матери? Чуть поразмыслил и придумал небольшой трюк. Вспомнил, что Маша – пухленькая, шаловливая блондинка, а моя дочь, как Пушкинская Татьяна, худенькая, большеглазая, романтичная шатенка.
Я приложил приготовленное Ириной платьице к её плечам и восхищённо зацокал языком:
– Слушай, к твоим глазам и волосам гораздо лучше подходит синий цвет. А клетчатый воротничок оттеняет их ещё лучше. Пусть Маша остаётся принцессой, потому что ты у нас на этом балу будешь королевой.
Таня натянула на себя платье, приняла величественную позу, посмотрелась в зеркало, и радостно улыбнулась:
– Ты прав, папа. Так я и в самом деле похоже на королеву. Пусть теперь Серёжка снимает передо мной шляпу и кланяется в ноги.
Мир был восстановлен, но у меня перед глазами маячили жёсткие глаза жены. Такие же, какими она смотрела на тренинге на сотрудниц. Разумом я понимал, что работать, заниматься детьми и хозяйством женщине очень тяжело.  Но я тоже не сидел с газетой у телевизора, а зарабатывал деньги. Если бы не постоянные заказы, выезды на объекты, не расшифровка и интерпретация собранных данных по выходным и по ночам, мы до сих пор стояли бы на бесконечной городской очереди на квартиру. С наших двух зарплат дай бог лет через десять удалось бы накопить на первый взнос в кооператив. А так мы имеем квартиру в престижном доме у метро и, что большая редкость в наше время, с тремя раздельными комнатами.
Если бы не эти заказы, нам никогда не удалось бы обставить её добротной, новой мебелью, приобрести большой, вместительный холодильник, стиральную машину и прочую технику, облегчающую участь домашних хозяек. В последнее время жена заговорила о практической пользе автомобиля. Мы уговорили её отца, инвалида войны, встать на очередь в военкомате. И теперь зарабатываю на машину.
Не знаю, почему сейчас так подробно перечисляю свои старые заслуги. Может, чтобы оправдать возникшую досаду на Иру, переросшую в последствии во враждебность. Да, тогда я был совершенно уверен в справедливом распределении наших обязанностей. Я – добытчик, она – хранительница очага. При этом, почему то, постоянно забывал, что она не только хранит очаг, но, как и я, ежедневно бегает на охоту.
Дочку я утешил, но тут же возникли проблемы с женой. Ира ворвалась в комнату, вытирая руки о кухонный передник, одним взглядом оценила обстановку и с яростью накинулась на меня:
– Ты считаешь нормальным, зарабатывать авторитет у детей за мой счёт? Мама – плохая, а папа – хороший. По-моему, это – бессовестно.
Прокричав обвинительную тираду, Ира выскочила из комнаты, громко захлопнув за собой дверь. И тут раздался душераздирающий рёв четырёхлетнего сына. Он тряс перед моим лицом растрёпанной книгой и требовал, чтобы ему почитали про Карлсона. Я покорно взял в руки книгу и, чертыхаясь в душе, принялся произносить до тошноты надоевшие слова.
Вечером, когда гроза улеглась, попытался объясниться с Ириной. Почему для неё так важно, чтобы дочка надела в садик синее платье? Ира дала вполне вразумительный ответ:
– Сам знаешь эти детские праздники с кремовыми пирожными и шоколадом. Вернётся перемазанная, как чушка. А у меня нет больше ни сил, ни времени его к субботе приводить в порядок.
Я всё ещё не врубался. Почему нельзя пойти в гости к её родителям в синем платье? На этот раз снова получил конкретной объяснение:
– В синем она была в прошлый раз. Ты мою маму знаешь. Тут же начнёт читать нотации, что мы тратим деньги чёрт знаешь на что, а на детях экономим. А мне выслушивать эти придирки надоело.
Но я всё ещё не унимался. С тёщей понятно, но почему нельзя сказать дочке пару милых фраз, чтобы она сама захотела надеть предложенное тобой платье? На этот раз Ира впала в истерику:
– Я что, семижильная? Одной рукой вытряхивать сказки из рукава, а другой переворачивать подгоревшую рыбу? Пора их обоих приучать к дисциплине. Сказано «нет», значит нет. На работе у меня под началом пятнадцать человек. Если я каждому буду объяснять, где белое, а где чёрное, рабочего дня не хватит. Сказано, пусть делают, а не нравится… Мы насильно никого не держим. И вообще, я устала и хочу спать.
С этими словами жена повернулась ко мне спиной и натянула на голову одеяло. Судя по ровному дыханию, она действительно почти сразу заснула, а я лежал на спине и прокручивал в голове события дня. Таня хотела понравиться Серёже, Ира – своей маме, наш четырёхлетний малыш, напуганный криками и хлопающими дверьми, искал спасения на крыше у Карлсона, рядом с которым всегда легко и весело, а чего хотел я?
Семь лет назад я хотел иметь дружную семью, в которой дети не будут изуродованы взаимной неприязнью родителей. Хотел, чтобы им не пришлось расти в грязной, запущенной берлоге, где некуда друг от друга скрыться, где никто не может даже на минуту остаться с самим собой. Хотел иметь жену, с которой все проблемы решались бы вместе, жену, к которой испытываешь не раздражение, а нежность. А что получил в итоге, и что нужно сделать, чтобы вернуть прежнюю Иру?
Я снова, как семь лет назад, решил обратиться к всезнающей троице: к Душе-Лебедю, мудрой Щуке, и к Раку, который по-прежнему пятился назад. Нашёл их, как и положено, на берегу самого синего моря. А где ещё могут обитать водоплавающие? Видок у них был весьма понурый. Щука, по-прежнему, упрямо тянула воз вперёд, на ходу пробавляясь зазевавшейся мелкой рыбёшкой. А вот Лебедь… Семь лет назад он парил над водой, следую проложенному щукой маршруту. Временами взмывал вверх и, распахнув могучие, белые крылья, полоскал их в отражённых водой солнечных бликах. А сегодня Душа – Лебедь уныло плыл вслед за Щукой и даже не пытался взлететь. Только флегматичный Рак усердно перебирал клешнями, бормоча на ходу: «А мне что? Я привык. Как говорится, стерпится, слюбится»
Унылая троица производила жалкое впечатление. Но я пришёл не любоваться их видом, а просить совета. Потоптался с минуту на месте и обратился к Щуке. Она, конечно, не золотая рыбка. Пусть дальняя, но всё же родня.  Да и я не просил выполнить желание: вернуть прежнюю Иру. Верил, что справлюсь сам. Главное, знать, как это сделать.
Мудрая Щука, высунув голову из воды, проскрипела:
– Нет ничего проще. Твоя жена устала. Мечется целыми днями, как белка в колесе. Всё берёт на себя, потому как чувствует себя за всё ответственной. Никому не доверяет. Вот и надорвалась. Бери её, парень, под белы рученьки и вези в отпуск. К морю. Вдвоём, без детей. Тогда и Лебедь опять взлетит, да и Рак в накладе не останется.
Щука прошамкала своё резюме и снова нырнула в воду в погоне за очередной жертвой. Но тут моим вниманием завладел Лебедь. Он шипел и щёлкал клювом. Его протест был понятен без слов. Море до сих пор оставалось моей Меккой. Когда-то оно не только приняло в себя мою боль, но и обучило мудрости. Бесполезно сопротивляться стихии, которая во сто крат сильнее тебя. Нужно почувствовать её ритм, приспособиться к нему, оттолкнуться и, вытянувшись струной, плыть в нужном тебе направлении.
Не пойми это вовремя, не выжил бы в социальной стихии. Когда мне отказали в распределении, мог бы растопыриться, потребовать свободный диплом, а потом месяцами искать работу по специальности. Возможно, в конце концов и нашёл бы какой-нибудь затхлый угол, где дают прибежище сомнительным личностям без шансов на продвижение. Да и в том институте, куда попал программистом, мог бы упрямо уткнуться в компьютер и не оглядываться по сторонам. Но я принял правила и ритм стихии, и она сама вынесла меня на обитаемый остров. Но дело не только в этом. В моей Мекке на всегда поселился дух русалки Инны. Как можно привозить туда другую женщину?
В этот момент Щука, безнравственный хищник, высунула из воды зубастую пасть и предложила очередной компромисс:
– Твоя Русалка осталась в Крыму, а с женой можно поехать на Кавказ. Там они точно не пересекутся.
Рак, покосившись на беспринципного Макиавелли, взмахнул клешнёй и просвистел:
– Делайте, что хотите. Всё равно я в этой упряжке не более, чем пристяжная без права голоса.
В итоге, решение было принято большинством голосов при одном воздержавшемся.
Н.Н. улыбнулся и выключил диктофон.
– Всё. Сказок на сегодня хватит с лихвой. Пошли на кухню. Я угощу Вас на дорожку настоящим мокко.


                Заметки редактора

                Гимн полигамии

Сказка, рассказанная на этот раз Н.Н., оказалась покруче всех предыдущих. До сих пор представляла себя единым целым, живущим по законам чести и совести, а оказывается, я – некий воз, влачимый упряжкой трёх рысаков, находящихся в постоянном конфликте друг с другом. И опять вспомнились не сложившиеся отношения с Ильёй. Мой разум и душа приняли его единогласно. Тело тоже стремилось к сближению. Единственно, что от меня требовалось – проявить инициативу. Позволить себе превратиться в бешеную одалиску, но тут, как всегда, вмешивался разум. Рисовал сцены юношеских страхов Ильи перед женщинами, напоминал о собственной неопытности и грозил несмываемым позором. И спорить с этой коварной Щукой застыдившееся тело не решилось.
А что было с Ильёй? То же самое. Его Лебедь и Щука стремились ко мне, но Рак не готов был смириться, что я – не мужчина. Так мы и крутились на месте, продолжая на что-то надеяться. В группе нас считали почти супружеской парой, которая вот-вот пригласит всех на свадьбу. Но приглашения так и не дождались, потому что произошло следующее.
На свадьбу в качестве свидетельницы пригласила меня школьная подруга.  Свидетелем со стороны жениха был его школьный друг, а ныне профессиональный спортсмен. Чемпион города по слаломным лыжам. За столом он мило шутил, постоянно втягивая меня в дружескую перепалку, и старательно подливал шампанское. А потом начались танцы.  Боже, как он танцевал! Скорее не танцевал, а парил над паркетом, выделывая ногами немыслимые пируэты. И, совершенно неожиданно, мы оказались абсолютно слаженной парой. Придерживая за руку, он раскручивал меня в такт музыки, а потом внезапно отправлял в полет. Казалось, при таком ускорении я вот-вот улечу в дальний конец зала, но в последний момент лихой танцор ловил меня за кончики пальцев, притягивал к себе, а потом раскручивал в противоположном направлении.
Время от времени давал отдышаться, приглашая девушек, позабытых кавалерами, но через два-три танца опять возникал рядом и затягивал в сумасшедшее кружение.
После праздника мы вышли на улицу вместе. Горнолыжник, ни слова не говоря, поймал одно такси на двоих. Я сидела в полутёмном салоне, прислонив вскружённую шампанским и танцами голову к стеклу и грустила. Чужая свадьба нередко нагоняет печаль. Представляла, чем занимаются сейчас молодожёны и проклинала судьбу, наславшую на меня Илью. Оставаться пожизненной старой девой не было ни малейшей охоты. Душа, утонувшая в шампанском, требовала совсем иного. И на этот раз тело было с ней полностью солидарно. Спортсмен проводил меня до парадной и вопросительно посмотрел в глаза, а я, отбросив все доводы разума, схватила его за руку и потянула за собой. Так началась моя женская жизнь.
Пару недель спустя Илья случайно наткнулся на нас в кафе и всё понял. Брошенный им взгляд вызвал чувство ярости. Собака на сене! Ни себе, ни другим! Я не обещала служить ему вечным прикрытием. Пришло время набраться мужества и перестать прятать свою ориентацию за моей спиной.
На следующий день он подошёл ко мне в перерыве, измерил злым взглядом и ехидно спросил:
– Ну и как? Понравилось?
С трудом подавив новый приступ ярости, я поинтересовалась в том же тоне:
– А тебе с Виктором нравилось?
Реакция Ильи меня потрясла. Он не вспылил и не начал оправдываться. Его ответ прозвучал на удивление спокойно:
– У нас было другое. Я любил его. И он меня тоже. А у тебя с этим спортсменом… Я поинтересовался в интернете… Послушал его интервью… Примитивный тип. У вас не может быть ничего общего. Так. Кратковременная случка. Но, если тебе это так нужно…
Новая волна протеста накрыла с головой. Эти снисходительные нравоучения! Кто дал ему право вмешиваться в мою жизнь? Но, зная его ранимость, снова сдержалась и закончила разговор словами:
– Илья, ты можешь думать обо мне, что угодно, но учти, я – живая женщина, и не давала обета безбрачия. И у тебя, кстати, тоже не требую отчёта с какими молодыми людьми ты проводишь свои ночи.
Лицо Ильи побледнело, и, уже повернувшись ко мне спиной, он бросил через плечо:
– Ни с какими. Надеялся, у нас с тобой когда-нибудь сладится.
Так распалась двухлетняя дружба. Как я уже писала, через пару месяцев, весной, он сдал последнюю сессию, забрал документы и бесследно исчез.
А со спортсменом Илья оказался прав. Мне не хочется сейчас, по прошествии шести лет, незаслуженно поминать его недобрым словом. Более того, я безмерно благодарна своему первому мужчине. Мне кажется, первый опыт пробуждения тела закладывает основу дальнейшей сексуальной жизни. Отвратительное послевкусие первой встречи сделало из Ильи гея. Кого-то оно превращает в импотента, а кого-то – во фригидную женщину. Поэтому скажу о своём первом мужчине всего пару слов. Мой горнолыжник, настоящий язычник, проповедовал культ тела, его красоту и величие. Объяснял, что нет некрасивых поз и движений. Говорил, что секс – это тот же танец, который мы исполняли в первый день знакомства. Только свободное от предубеждений, раскрепощённое тело может исполнить эту опьяняющую пляску. Он научил меня любить и уважать секс.
К сожалению, мой разум с горнолыжником не поладил. Мы принадлежали к разным кланам. В его окружении, среди спортсменов, я чувствовала себя лишней. Постоянные разговоры о спорте, тренировках и уверенность каждого, что именно он, более всех прочих, достоин занять призовое место, нагоняли скуку. Моя компания, не менее амбициозные литераторы и литературоведы, вызывали в свою очередь раздражение у моего друга. Всё закончилось само по себе. Летом он умчался на очередные сборы и растворился бесследно в альпийских снегах, а я поскучала месяц другой, а потом тоже о нём забыла. Вспомнила лишь после «басни» Н.Н.
Но он говорил лишь о конфликтах между разумом, душой и телом, а я задумалась об их неравноправии. Что является главным объектом внимания родителей? Что они развивают в ребёнке прежде всего? Естественно, драгоценную головку. Учат читать, писать, логически мыслить, а ещё преподносят самые важные правила поведения в обществе. И первое из них: нельзя давать волю своим чувствам. Их нужно держать в узде и умело скрывать от посторонних. Нехорошо орать, если разбил колено. Нужно показать себя мужественным. Если обидели, не кричи и не плачь. Уйди и зализывай раны там, где тебя никто не видит. Обозлили? Собери волю в кулак и равнодушно пожми плечами. План мести разработаешь наедине с собой.
Подумать только! Не давать волю своим чувствам! Значит они – подневольная, второсортная часть нас? Их нужно держать в чёрной парандже и в дальнем крыле дома, как мусульмане держат своих женщин?
А как «взрослые» относятся к человеческому телу? Каковы, по их мнению, его функции? Оказывается, оно отвечает за дурно пахнущие выделения, вечно портит душе настроение своими болями и болезнями, а ещё слишком быстро стареет. Поэтому его нужно регулярно мыть, не выставлять на показ, а тщательно прикрывать одеждой. Как любят говорить пожилые люди? Душа у меня по-прежнему молода, а вот тело, почему то, пришло в негодность.
. Все религии утверждают, что тело – не более, чем корявый сосуд, временное вместилище возвышенного, бессмертного духа. Оно умирает, а бессмертная душа устремляется в небеса. Освободившись от грешного тела, она переселяется в райские кущи, а оно, заколоченное в деревянный ящик, выбрасывается на съедение червям. Даже на похоронах, когда погребают это несчастное тело, все превозносят лишь душу усопшего.
С моей точки зрения, это – коварная несправедливость. Не будь на теле глаз, душа никогда не узнала бы, как красив мир. Не имей оно ушей, не смогла бы насладиться музыкой. Про радости кулинарии о говорить нечего. А уж про секс вообще молчу. Без тела душа осталась бы немой, слепой и глухой. Так кто же в упряжке главный? И почему тело подвергается человечеством многовековому геноциду?
Перечитала написанные строчки и ужаснулась. Это куда же меня занесло? Но дело не в философии. Я просто хотела рассказать о своих отношениях с мужчинами.
Меня, как Спящую красавицу, будили по очереди два принца. Первый, объект безответной любви, разбудил душу, а второй, горнолыжник, разбудил тело. Трое разбуженных рысаков, Лебедь, Рак и Щука, бодро понеслись по дороге жизни и прибыли прямиком в издательство. На встречу с Германом. Мы с ним никогда не говорили о первом знакомстве. Что заинтересовало его во мне: литературный вкус, или привлекательная внешность? О душе речь не идёт. С ней он до сих пор так толком и не познакомился. Но, что сейчас значительно интересней, какой своей частью выбирала его я. Могу сказать не задумываясь. Прежде всего Германа выбрал разум. Он восхитился его эрудицией, энергией, умением привлекать людей и вести их за собой. Мудрая Щука уверенно нашептала в ухо:
– За этим мужчиной ты в безопасности. Как за каменной стеной.
А потом поморгала глазами и добавила:
– Не понятно, почему он выбрал именно тебя, но сейчас главное – не упустить. Держись крепко.
И я послушно держусь. Вот уже два года. Но что говорит при этом тело? Телу, вроде, тоже не плохо, но почему-то во сне к ему частенько является принц-горнолыжник. Видать Щука и Рак опять не договорились. Спрашиваете, как чувствует себя Душа-Лебедь? Плывёт себе и плывёт, но к облакам не взлетает.
Многие назвали бы моё отношение к Герману связью по расчёту. Наверное, так и есть. Только расчёт не финансовый, а «разумный». Опять же, бытует мнение, будто такие связи надёжнее, чем связи по любви. Любовь де уходит, а дружба и взаимоподдержка остаются. А что, если женщина, спрятавшаяся за крепостной стеной, со временем замечает, что сидит не за стеной, а за покосившимся деревенским забором? Вот вам и щучьи советы!
Да и на переменчивого Лебедя надежда невелика. Сперва полетает, а потом заскучает. И плывёт он уныло в постылой упряжке, на ходу поедая прогорклую, озёрную тину. Про Рака и говорить нечего. Ему, привередливому, всё бы налево уползти. Любит, видите ли, разнообразие. Не будь щучьих окриков, разнуздался бы по полной.
И тут, вспомнив про полигамию, мне захотелось изменить сказку. Может правильно поступали люди, придумавшие многожёнство и многомужество? А что, если выпустить эту троицу на свободу? Пусть каждый выбирает партнёра по вкусу. Я завела бы себе трёх мужей. Одного для разума, другого для души, а третьего для тела.  Щука выбрала Германа, ну и ладно. Пусть наслаждается своим избранником. А что сделает Рак? Наверняка, растопырив клешни, со свистом помчится вдогонку за горнолыжником. А что придумает Лебедь? Думаю, освободившись от постылых спутников, расправит крылья и полетит на край земли в поисках белокрылой лебедихи. Вот так-то. Да здравствует полигамия!
Писать эту галиматью я закончила поздним вечером и, не перечитывая, выключила компьютер. Пусть останется так, как придумалось.

                Исповедь Н.Н.

                Строптивые зеркала

В прошлый раз рассказывал Вам о том, как разладились наши с Ирой отношения. Тогда я понял, что она переутомилась и нуждается в отдыхе. Даже запланировал отпуск на море вдвоём. Но до отпуска ещё предстояло дожить. Впереди маячил конец зимы, отягощённый депрессией тёмного времени года и авитаминозом.
Новый взрыв эмоций произошёл неделю спустя. Вечером дети хотели достроить купленную накануне железную дорогу. Время приближалось к девяти. Я обещал помыть их под душем и уложить спать, но они выпросили пятнадцать минут отсрочки, чтобы закончить работу. Не видя в этом большого криминала, я согласился. Ирина очередной раз пришла в бешенство. Она носилась по квартире и громким, металлическим голосов раздавала направо и налево команды. Подобно капитану, эвакуирующему экипаж с тонущего корабля. Этот голос, подобно скрежету ножа по тарелке, вызывал одновременно злость и головную боль. Я выскочил из комнаты, скрылся в спальне, сел на кровать и заткнул уши. Минут через пятнадцать отвёл детей в душ и уложил спать.
Когда из детской послышалось уютное сопение, попытался поговорить с Ирой, но она, не дожидаясь упрёков и нравоучений, выпалила с неожиданной яростью:
– Ненавижу этот твой взгляд! Когда ты на меня так смотришь, хочется вцепиться тебе в волосы!
В этом крике о ненавистном взгляде послышалась что-то знакомое. В памяти всплыли воспоминания консультации, которую проводил приблизительно месяц назад.
Нас пригласили на разборку затянувшегося конфликта. Начальник исследовательской лаборатории собрал группу высококвалифицированных профессионалов, увлечённых своей работой, но дело не двигалось, потому как группа увязла в разборках. Как выяснилось, зачинщиками были две женщины, раздробившие коллектив пополам. Одна половина сочувствовала некой Тамаре, а другая поддерживала Анну. Причём речь шла не о конкуренции, а о чём-то личном.
Первой я пригласил на беседу Тамару; по отзывам многих участников, именно она ни с того, ни с сего набрасывалась на Анну с криками и обвинениями.
Тамара начала свои объяснения теми же словами, что и Ира: «Когда она на меня так смотрит, я готова вцепиться ей в волосы»
Что же это за взгляд, способный пробудить столь бурную ярость? Женщина, уловив в моём голосе сочувствие, поведала следующую историю:
– Мои родители были весьма колоритной парой. Папа отличался неказистой внешностью, но очень хорошей головой. Сперва он преподавал экономику в институте, потом защитил кандидатскую и докторскую, и в итоге получил место заведующего кафедрой. Короче, обеспечивал семью деньгами и престижными связями.
Мама, в отличие от него, была удивительно красивой женщиной с ординарными способностями. Поженившись, они мечтали, что их общий ребёнок обязательно унаследует мамину красоту и папины таланты, но появление долгожданного ребёнка их полностью разочаровало. Природа осчастливила меня папиной внешностью, и мамиными «неталантами».  Первые десять лет они ещё надеялись, что в подростковом возрасте прорежутся мамины черты и папины способности, но, к их сожалению, ничего не прорезалось. Всё стало ещё хуже. В табеле красовались сплошные тройки, а новые платья сидели, как на корове седло. И тут появился этот родительский взгляд. Смесь сожаления и злости. Злость была так или иначе объяснима. В этот период все их друзья постоянно хвастались успехами детей. Чей-то сын получил первый приз на олимпиаде по математике, чей-то – первую премию на выставке рисунков в художественной школе, а чью-то дочь пригласили в дом мод на демонстрацию молодёжных моделей. Во время подобных «забегов» мои родители походили на бедных родственников, у которых не нашлось денег даже на приличную одежду. И злились они при этом не на природу, обделившую их козырными картами, а на меня – генетический казус.
Тамара ещё долго рассказывала о пережитых унижениях и о взглядах родителей, которые преследуют её до сих пор. С той лишь разницей, что тогда причиняли боль, а сейчас вызывают ярость.
Н.Н. замолчал, сосредоточившись, как всегда, на рисунке прикрывавшего колени пледа, а я подумала о реакции собственных родителей на постигавшие меня в юности неудачи. Судя по всему, они воспринимали их весьма равнодушно. Знать не имели охоты участвовать в марафоне поставщиков выдающегося потомства. Собравшись с мыслями, Н.Н. продолжил свою историю:
– Не стану утомлять Вас подробностями этой беседы, тем более, что я не психотерапевт, а всего лишь консультант.  Меня в тот момент прежде всего интересовали отношения Тамары и Анны, и почему выражение лица последней напоминает Тамаре о родителях.
Объяснение моей собеседницы показалось весьма смутным, но суть состояла в том, что Анна была привлекательна и умна. Именно о такой дочери мечтали её тщеславные родители, потому женщина и вызывала у неё постоянное чувство протеста и потребность орать и говорить гадости. Ну а повод для возмущения всегда сыщется.
Эти сцены пронеслись у меня в голове в тот момент, когда Ира упомянула мой взгляд, вызывающий у неё приступ ярости. Неужели тут тоже таится детская травма? Но я даже не успел отреагировать, потому что отчаяние и обида жены хлынули бурным потоком на мою повинно склонённую голову:
– Ненавижу, когда презрительно смотришь на меня, подчёркивая своё превосходство. Согласна, ты зарабатываешь значительно больше, чем я. Ты сделал блестящую карьеру. Ты такой же стройный и спортивный, как десять лет назад, и на тебя по-прежнему оборачиваются женщины. Но что было бы с твоей прекрасной фигурой, если бы не я, а ты вынашивал двоих детей! Если бы твоё тело расплывалось каждый раз, как резиновая перчатка, надутая воздухом? Что сталось бы с твоей карьерой, если бы постоянно садился на больняки с детскими насморками и поносами?
Ты работаешь по свободному расписанию без проходной. А знаешь ли, что испытываю я каждое утро, собирая детей в садик? У меня нет времени на уговоры. Нужно, как можно скорее, затолкать их в пальто, домчать до автобуса, сдать воспитательницам, а потом успеть проскочить в проходную, пока не захлопнулась мышеловка.
Боже, как удручённо ты взирал на меня позавчера в гостях! Как вальяжно рассуждал о новом фильме Тарковского и о новой выставке импрессионистов. Естественно, я сидела, набрав в рот воды, потому что не видела ни того, ни другого. Да это и понятно. При твоём свободном режиме ты можешь между делом заскочить и в кино, и в Эрмитаж, и в спортзал, а я только в 17.00 выскакиваю из клетки и мчусь за детьми в садик. И читать мне тоже некогда. Каждый день либо готовка, либо стирка, либо глажка.
По сути мне нечего было возразить. Ира была права по всем пунктам. Вернее, почти по всем. Я никогда не испытывал к ней ни жалости, ни тем более, презрения. То, что она после родов располнела, воспринимал как само собой разумеющееся. Не припомню в своём окружении ни одной женщины, которая после рождения детей сохранила бы спортивную форму. То, что не участвует в спорах, тоже не удивляло. Знал её антипатию к дискуссиям, но что она заметила в моём взгляде, и почему он её так ранил?
Ира, выплеснув сперва обиду, а затем злость, несколько успокоилась и объяснила историю «коварных» взглядов. История была приблизительно такова. В юности она профессионально занималась фигурным катанием, заняла одно из призовых мест на чемпионате города и была выдвинута на отборочные соревнования на чемпионат страны. Тренеры прочили ей безоговорочную победу. Обязательную программу она откатала блестяще, а на произвольной что-то пошло не так. Она трижды шлёпнулась на лёд и, естественно, получила очень низкие баллы.
Тренер обругал её всеми дурными словами, но более всего потрясла реакция родителей. У них не нашлось ни слова утешения и поддержки. Лишь разочарование. Всю последующую неделю, пока она залечивала раны и ушибы, родители доставали её каждый по-своему. Мама бросала на неё исподтишка сердитые взгляды, а отец безжалостно издевался. Яко бы удивлялся, почему не научилась правильно падать. Другие девочки присаживались на лёд плавно и грациозно, а она плюхалась, как лягушка, выброшенная из пруда.
В конце недели Ира приняла решение завязать со спортом.  На этот раз родители рассердились не на шутку. Сочувствие сменилось откровенным возмущением и постоянными упрёками в слабости и бесхарактерности. Вместо того, чтобы бороться дальше, она трусливо полезла в кусты. С тех пор они называли её не иначе, как слабачкой и размазнёй. Хотя, в глубине души она подозревала, что их гнев был обусловлен иными причинами. Считала, что эти честолюбцы уже видели себя на экранах телевизора в роли счастливых родителей золотой медалистки, а тут такой облом! Как теперь людям в глаза смотреть, если за спиной постоянно маячат злорадные усмешки друзей и родственников. Сама Ира относилась к проигрышу иначе:
– Понимаешь, для меня на самом деле это было облегчением. Да, фигурное катание доставляло много радости. Скольжение под музыку, кружение, полёт… Но всё остальное – сплошная грязь. Интриги между участниками, между тренерами, пакости и подножки. Купаться в этой помойке было сплошным мучением. Я не создана для такого рода боёв. Потому то в той группе, когда ты проводил тренинг, так себя и вела. Хотя их интриги были цветочной клумбой по сравнению с тем, что творилось в спорте. Но родители даже не хотели об этом слушать. Считали главным достоинством человека – умение бороться до последнего, даже, если эта победа не очень-то и нужна. С тех пор ненавижу эти высокомерные взгляды. Особенно, если взрослые люди рвутся к славе за счёт своих детей.
Ирина исповедь повергла меня в шок. Мы вместе уже столько лет, но до сих пор она никогда не рассказывала об отношениях с родителями, хотя мои проблемы обсуждали много раз и во всех подробностях. Внешне её семья казалась вполне благополучной и уравновешенной. Во всяком случае теперь до меня начали доходить некоторые нюансы поведения жены. В частности, эпизод с Таниным платьем.
Вообще всё, что Ира сказала в тот вечер, заставило меня всерьёз задуматься о её праве на личную свободу. Слегка поразмыслив, я предложил следующий план. Во-первых, по утрам в детский сад отвожу детей я. Во-вторых, она покупает абонемент на аэробику, куда ходит два раза в неделю. В эти дни я забираю детей из детского сада. В-третьих, в кино и на выставки ходим вместе по выходным. Кроме того, готов перенять на себя глажку белья. В это время она может расслабиться и почитать книжки. Правда поставил при этом условие: никакой критики и понуканий. Я достаточно долго прожил холостяком и научился вести хозяйство не хуже любой женщины. Даже привередливые соседки были вполне довольны качеством моей коммунальной уборки.
Так закончился столь бурно начавшийся вечер. Утомлённая переживаниями Ирина заснула довольно быстро, а я ворочался до середины ночи, пытаясь разобраться в своих чувствах. А чувства были очень неоднозначны. Прежде всего, ощущал сильное раздражение. Почему тот, кто кричит, всегда прав? Кричит от боли, обиды и требует понимания. Но прав ли он на самом деле? Почему Ира оказалась перегружена домашними хлопотами? В самом начале нашей семейной жизни я пытался взять на себя половину домашней работы, за годы холостяцкой жизни ставшей привычным делом. В моей комнате всегда царил порядок, бельё было постирано, а рубашки отглажены. Но Ире очень хотелось быть нужной и важной. Она постоянно находила дефекты, отодвигала меня в сторону и начинала всё «улучшать». Фраза «займись чем-нибудь другим. У меня получится лучше» стала со временем нормой нашего общежития. Когда родились дети, мне не доверялось практически ничего. На проглаженных пелёнках постоянно обнаруживались какие-то морщинки, вода для купания оказывалась либо на градус холоднее, либо на пол градуса горячее, чем следовало по предписанию. Моей бедной жене казалось, без её контроля домашний мир рухнет. Вот и металась по квартире, раздавая приказы, пока не выдохлась. Но виноват во всём оказался, естественно, я. То, что вернул себе часть домашних обязанностей – это нормально, а вот отказ от пары глотков свободы по-настоящему угнетал. По работе в мои уши ежедневно сливаются десятки литров человеческих проблем, и час-другой одиночества казались необходимыми, как воздух. Сходить одному в кино, в музей или в спортзал, когда никто не щебечет в ухо о злободневных проблемах… Этот вид отдыха мне жизненно необходим, но и им пришлось пожертвовать ради мира в семье.
Я мысленно похлопал себя по плечу. Уроки моря и Геры не прошли даром.  Нельзя растопыриваться и сопротивляться стихии. Нужно понять её ритм, приспособиться и плыть к цели. А цель у меня была. Я обещал детям ещё до их рождения, что не повторят мою судьбу. Обещал мирный дом, счастливое детство, и оно у них будет, даже если придётся повсюду ходить только с женой.
Покончив с панегириком самому себе, вернулся к размышлениям о коварстве взглядов. Что происходило на самом деле между женщинами на консультации? Тамара была недовольна своей внешностью и своими способностями. Считала, что природа подарила Анне всё то, что должна была получить она. В Анне она видела захватчика, презирающего своего врага. И именно это приписывала взглядам мнимой соперницы, впадая при этом в бешенство.
А что говорила мне на собеседовании Анна:
– У Тамары есть муж, дети, отдельная квартира, а я в свои сорок пять лет ючусь одна одинёшенька в коммуналке, и надежды найти нормального, непьющего мужика практически не осталось. Да и детей рожать поздно. А она, будто назло, при каждой возможности рассказывает, как милы её дети, как внимателен и заботлив муж, и как правильно печь Наполеон и варить студень. При этом каждый раз смотрит на меня с таким вызовом, что хочется вцепиться ей в волосы.
Ну что тут скажешь? Каждая страдает от нелюбви и жалости к себе и ищет отражение этой нелюбви во взгляде стоящего рядом.
То же самое и у нас с женой. Это Иру раздражает её округлившееся с годами тело, это она досадует на замедлившийся карьерный рост, это она стыдится своего «неучастия в битве интеллектуальных титанов», это она страдает от нелюбви к себе. Я воспринимаю иначе. Её, появившиеся после родов женские округлости, невероятно соблазнительны, темп карьерного роста безусловно наладится. Да и вообще… Не за успешную службу на пользу Родине я когда-то в неё влюбился. А что касается молчания в спорах… Боже! Да, я злился в тот день, но не на неё, а на себя. Вы знаете, что я думаю обо всех этих дискуссиях, а тут перебрал лишнего и полез выпендриваться на подиум.
Как видите, странная получается картина. Будто стоит человек перед зеркалом, высматривает в себе недостатки, переживает, а потом со всей дури лупит по зловредному стеклу, будто оно виновато во всех его бедах.
Вспомнилась сказка о мачехе и волшебном зеркальце. Будь женщина уверена в своей красоте и вечной молодости, не стала бы по нескольку раз в день разглядывать своё отражение и постоянно требовать подтверждения: «Ну ка, зеркальце скажи, да всю правду расскажи…». Видать, в глубине души её всё же терзали сомнения. И жертве, призванной к ответу, не оставалось ничего иного, как изо дня в день трусливо подвирать и льстить. Но в один прекрасный день ему это надоело, а может просто было занято собственными проблемами, ляпнуло что-то не по делу и тут же поплатилось.
Самое печальное, что не только в сказке, но и в реальной жизни люди, сомневающиеся в своих заслугах и достоинствах, выбирают на роль «зеркальца» кого-нибудь из окружения и мстят ему за свои разочарования и неудачи.
В ту ночь я долго ворочался в постели, размышляя о том, как правильно общаться с близкими, чтобы не оказаться в этой печальной роли, а потом заснул, так ничего и не придумав.
Н.Н. вздохнул и устало произнёс:
– Простите, если не удалось сформулировать членораздельно то, что имел в виду. Просто роль «кривого зеркала» сопровождала меня всю жизнь. Окружающим почему-то казалось, что мне незаслуженно хорошо живётся, вот и оттаптывались по полной программе. Под час весьма агрессивно. Хотя с возрастом научился с пониманием относиться к тем, чья жизнь потекла не в то русло. Сложилась не так, как представлялось в молодости. Хотя всё равно было обидно.
Вот и всё. На сегодня, думаю, с Вас хватит. Будет с чем повозиться.


                Заметки редактора

                Слово, дело или волшебство

На этот раз с меня этой неразберихи действительно хватило. Хотя, после второго прослушивания про мачеху и зеркальце стало кое-что проясняться. Оказывается, сама того не подозревая, последние пять лет играла ту же самую роль при своей университетской подруге Полине. Последний раз упоминала о ней в связи с Виктором.
Для них роман начался очень бурно, а для Ильи – трагично. Но, не оглядываясь на его страдания, первые полгода парочка порхала в любовном угаре. А через полгода Полина торжественно объявила, что беременна.  Виктор был горд и счастлив. Всем доказал, что является полноценным мужчиной. Чем круглее становился живот Поли, тем больше наливалось гордостью лицо Виктора. Всё было превосходно до тех пор, пока маленькое существо тихо сидело внутри мамы и создавало неудобства только ей. С появлением малышки на свет настроение гордого своей плодовитостью отца резко переменилось. Теперь ребёнок осложнял жизнь не только маме, но и ему самому. Постоянно кричал по ночам, вечно чего-то требовал, пачкал памперсы и хотел внимания.
В итоге, всё закончилось так, как предсказывал Илья.  Обезумевший мотылёк носился по квартире, хватался за голову, затыкал уши и стенал, как когда-то его мама: «Сделай хоть что-нибудь. Я так больше не могу!»
Внезапно Виктор вспомнил о незаконченных романах в стихах и в прозе и торжественно объявил, что к нему вернулось вдохновение, которое он, как Жар-птицу, должен срочно ловить за хвост. Быстренько дописать свои шедевры, опубликовать, заработать кучу денег и начать содержать семью. Но вдохновение нуждалось в постоянной подпитке: в алкоголе и общении с талантливыми друзьями. Виктор стал постоянно пропадать у знакомых, у которых дома всегда водилось вдохновение, предоставляя Полине возможность самостоятельно «что-нибудь делать». Она выживала только благодаря помощи родителей. Как финансовой, так и всей прочей.
Я забегала к ней приблизительно раз в неделю, забирала девочку на прогулку часа на три, давая подруге возможность передохнуть и заняться собой. Закупала по её списку продукты и даже готовила незамысловатые блюда дня на три.
В одно из таких посещений произошёл наш первый конфликт. Я как раз привезла ребёнка с прогулки и собралась заняться готовкой, но подруга, мрачно уткнувшись в меня глазами, произнесла:
– Я давно хотела тебе сказать, что в том, как я сейчас живу, виновата ты. И не перебивай. Просто выслушай и осознай. Если бы ты не спугнула Илью, всё было бы по-другому. Он всегда внушал Виктору уверенность в себе. Если бы Илья был сейчас рядом, мой балбес не слетел бы с катушек. Ведь я столько раз говорила, что нужно брать инициативу в свои руки, а ты, вместо этого, закрутила идиотскую интригу со спортсменом. Видите ли принципы замучили!  Мужчина должен барышню под белы рученьки в койку тащить!
От этой отповеди я чуть не захлебнулась. Пытаясь защититься, напомнила о последней выходке Ильи, которой ещё полгода назад мы с Полиной возмущались хором. А дело было в следующем. Он пригласил меня на дачу к родителям. Они что-то справляли в «тесном кругу семьи». Как я поняла, родители уже несколько лет пытались единственно сыночка с кем-нибудь сосватать. Вот он и решил приехать с готовой подругой. Мать Ильи, женщина с современными взглядами, постелила нам общую постель в комнате на втором этаже.  Но что вытворил её сын? Оказавшись со мной в одной комнате, он, без тени смущения заявил, что в такую чудную, летнюю ночь предпочитает спать под звёздами. Подхватил свои вещи и, как шелудивый кот, сбежал на крышу.
Тогда, угоревшая от любви Полина, поносила придурка последними словами. Советовала не тратить драгоценного времени на труса, прячущего свою нестандартность за моей спиной. Кстати, в то время она радостно приветствовала появление горнолыжника, и начало моей полноценной женской жизни. А сейчас… Сейчас, когда я напомнила об этом эпизоде, авторитетно заявила:
– Ну и дура! Надо было карабкаться вслед за ним на крышу и брать быка за рога.
Произнеся последнюю фразу, Поля рассмеялась случайной двусмысленности и тут же откорректировала сказанное:
– Точнее, конвертировать упрямую корову в боевого быка. Думаешь, Виктор сам на меня взгромоздился? Тоже пришлось потрудиться. Благо помнила, чем разочаровали его предыдущие барышни, вот и продемонстрировала полную противоположность.
Спорить было бесполезно. Подруга, в зависимости от сиюминутного настроения, меняет свои мнения со скоростью локомотива, несущегося под откос. И затормозить его в этом падении не в силах никакие аргументы.
Но дома, чем дольше я размышляла над её обвинениями, тем обиднее становилось. Разве я когда-нибудь обещала жить так, как удобно ей? Разве Полина сама не знала, что Виктор – всего лишь праздничный наряд, пригодный для вечернего бала?  Слабый человек, увядающий под грузом любой ответственности. Ладно, упоительный, короткий роман – это прекрасно, но рожать от него ребёнка… Добровольно обрекать себя на роль матери одиночки. Так в чём же на самом деле я провинилась?
В следующее моё посещение Полина выглядела несколько смущённой. С преувеличенным дружелюбием угостила кофе с пирожными, поблагодарила за помощь, но за концерт, устроенный в прошлый раз, не извинилась. На некоторое время между нами вновь воцарились мир и лад, правда не на долго. Вскоре последовали новые вспышки и новые обвинения.
Мне не хочется подробно описывать отдельные случаи, потому что все они проходили по одному сценарию. Я обижалась, увеличивала дистанцию, но, спустя пару недель, Полина опять, как ни в чём не бывало, выходила на связь. Видать, без козла отпущения жизнь становилась невмоготу.
Когда я поступила на работу в издательство, а потом «захороводилась» с Германом, подруга обозлилась пуще прежнего. К тому времени она успела приобрести имидж женщины, познавшей на своей шкуре что по чём, а потому имеющей право давать советы. Но что мне за польза от её советов, если они переменчивы, как погода весной.
Почему Герман вызывал у подруги жуткое чувство протеста? Возможно, поначалу надеялась, что он сыграет роль Ильи. Возьмёт Виктора под свою опёку. Однажды она показала ему пару страниц черновиков романа, завалявшихся на книжной полке. Герман пробежал глазами эти наброски, пожал плечами и сказал, что по коротким отрывкам не берётся судить о достоинствах произведении в целом. По взгляду, который подруга швырнула в его сторону, было ясно; теперь он – её враг до конца дней. Вскоре после этого она с привычным апломбом заявила:
– Я тут не поленилась и взяла в библиотеке два последних бестселлера, выпущенных твоим хвалёным Германом. Полная безвкусица. Пародия на литературу.
Наши с ней отношения закончились после очередного наезда. В тот раз она с жаром доказывала, что работа в издательстве – несусветная дурость, а Герман – типичный коррупционер. Подгрёб под себя право издавать то, что считает нужным, и зомбирует народ пропагандой дурного вкуса.
В тот день Полина рассуждала долго и зло. Под конец мне надоело, я развернулась и, не прощаясь, уехала домой. Но так просто она не сдалась. Месяца через два написала пространный Е-Mail. Как всегда многословно и красочно описывала своё новое увлечение. Ей посчастливилось познакомиться с очень интересным мужчиной. Блогером, снимающим фильмы о старых домах и запущенных коммуналках, которые реставрируют по планам, сохранившимся с девятнадцатого века. Её кумир занимался делом очень нужным и благородным. Воссоздавал историю города. В последние недели она начала с ним сотрудничать, и совершенно уверена, что им удастся раскрутить головокружительный проект. Письмо закончила, как всегда, очередной шпилькой: «В отличии от публикации низкопробной ахинеи, это действительно очень круто». Отвечать на письмо мне не захотелось. Я просто порвала отношения так и не поняв, почему вызывала у бывшей подруги такаю ярость. Но сейчас, вспомнив историю мачехи и волшебного зеркальца, посмотрела на наш конфликт иными глазами. Но удалось это лишь после того, как переписала сказку по-своему. Итак, сказка о мачехе и зеркале:
Жила-была молодая девушка. Свежая, румяная и невероятно хорошенькая. И однажды, путешествуя по стране, её приметил Царь-Батюшка. Правитель был уже немолод и вдов. Его жена недавно умерла в родах, оставив в утешение отцу новорожденную дочь. Но царь был так поражён красотой встреченной им девушки, что, не раздумывая, тут же взял её в жёны и привёз во дворец. Девушка происходила их простой семьи. Приданного у неё не было. Единственным сокровищем, которое родители дали в дорогу, было старое зеркальце, хранившееся много лет на дне сундука. Вручая дочери зеркальце, мать сказала:
– Учти, детка, это не простое зеркало, а волшебное. Когда загрустишь, утешит, когда случатся трудности – поможет.
 Красавица засунула странный подарок в дорожный саквояж и отправилась во дворец. Красота молодой царицы восхитила не только придворных, но и весь народ. Вскоре она стала олицетворением государства. Ещё бы! Такой дивной царицы не было ни у кого в округе. Её портреты украшали знамёна и денежные знаки, которыми торговые люди расплачивались даже в заморских странах.
Падчерица царице жить не мешала. Росла где-то в дальнем крыле дворца в окружении мамок и нянек. Правда, было нечто, что слегка омрачало жизнь: юная принцесса слишком быстро взрослела, наливалась соками и собиралась вот-вот превратиться в красавицу. Но и тут царица подсуетилась и нашла выход. Разузнала у заезжих людей, что в некоем царстве-государстве существует интернат для благородных девиц, и уговорила мужа отправить дочь на обучение за границу. Так пролетело пятнадцать лет, и женщина стала испытывать некоторое беспокойство. Она, конечно, мечтала о вечной молодости и красоте, но в душе понимала, что, как и все смертные, неминуемо движется к старости и увяданию.
Раньше она беседовала с другом-зеркальцем раз в день. Весело приветствовала его по утрам дежурным вопросом:
– Кто на свете всех милее, всех румяней и белее?
И друг охотно откликался дежурным ответом:
– Ты на свете всех милее, всех румяней и белее.
Но с годами, одолеваемая сомнениями, стала по многу раз в день нервно подносить зеркало к лицу, требуя успокаивающей лжи.
Но, когда в отношениях участвуют двое, справедливо столь же подробно рассказать и о втором участнике, о зеркале. У него тоже были свои печали. Беда заключалась в том, что особо крутым волшебником он никогда не был. Да, прожил среди людей пару сотен лет, обладал уникальной дальнозоркостью; видел многое, что происходит даже за краем земли. Умел наблюдать и анализировать, но повлиять ни на настоящее, ни на будущее не мог. Волшебных сил не хватало.
За свою долгую жизнь зеркало насмотрелось на массу человеческих судеб, на множество взлётов и падений, а потому догадывалось, что ожидает его подопечную. А не ожидало её ничего хорошего. Красота стремительно увядала, Царь-Батюшка дряхлел и, по прогнозам лекарей, осталось ему не так уж долго. Принцесса, единственная законная наследница престола, вот-вот вернётся из заграницы и займёт освободившийся отцовский трон. А что сделает с мачехой, лишившей её счастливого детства? Зеркало, опираясь на многовековой опыт, мог предсказать однозначно. Вдовствующая царица будет отправлена в изгнание, в дикую степь, где унылые пастухи пасут унылых овец.
Много недель зеркало мучилось сомнениями, продумывало разговор и, наконец, решилось. Как истинный дипломат, оно начало с комплимента:
– Ты прекрасна, спору нет, но всё же неразумно складывать все яйца в одну корзину. Всякое может случиться. Ценности нужно делить по разным лукошкам. Первое упадёт, так другое останется.
Мачеха насторожилась. Не понравилось такое начало. Сделала недовольное лицо, но согласилась послушать дальше. И хитрый дипломат продолжил заготовленную речь:
– Молодость и красота, к сожалению, продукт скоропортящийся, как и любовь народа, если её постоянно не подогревать. Думаю, тебе пора пустить в ход новые средства. К примеру, заняться благотворительностью, построить приюты для страждущих, открыть школы для юношей из бедных семей. Пусть обучаются грамоте и ремёслам.  Тогда любовь народа разгорится с новой силой, и не страшны тебе будут ни увядание, ни возвращение принцессы.
Мачеха задохнулась от бешенства, а лицо её, утратив остатки привлекательности, покрылось красными пятнами. Она набрала полные лёгкие воздуха и заорала:
– Ах ты, мерзкое стекло! Это врёшь ты мне назло! Даёшь идиотские советы вместо того, чтобы подключить своё волшебство! Что может быть проще! Пусть принцесса сгинет в своём институте для благородных девиц, а я обрету вечную молодость. Если не можешь дать молодость, хотя бы наведи какой-нибудь морок. Пусть все, кто на меня смотрят, видят моё лицо таким, каким было раньше.
Зеркало тяжело вздохнуло и печально промолвило:
– Не в моей компетенции. Таким опциям не обучен.
Мачеха схватила бедолагу за горло, вернее за ручку и со словами:
– Катись в преисподнюю, ты – подлый самозванец!
Размазала псевдо волшебника по стене царских покоев. Зеркало застонало и завалилось на бок. По гладко отполированной поверхности поползли серые тени. Постепенно сгущаясь, они складывались в канавки и кратеры. Не прошло и часа, как на том месте, куда упало зеркало, осталась лишь горстка светло-жёлтого песка.
Дописала сказку до конца и вернулась к размышлениям о Полине. От нашей дружбы тоже осталась горстка песка. Но чего она ожидала от меня на самом деле?
Положение Поли после рождения дочери оказалось реально очень тяжёлым. Виктор съехал из квартиры и поселился в общежитии у своих «творческих» друзей, не оказывая никакой финансовой поддержки. Мать Поли навещала её по нескольку раз в неделю. Сидела с малышкой, оплачивала жильё и давала деньги на хозяйство, хотя особо состоятельной не была. Она постоянно уговаривала дочь переехать к ней в трёхкомнатную квартиру, что давало возможность сэкономить кучу денег и времени, но та упорно цеплялась за иллюзорную самостоятельность.
Насколько действенна была моя поддержка? Безусловно, посещения раз в неделю приносили кратковременное облегчение, но общее положение не меняли. Выслушивая жалобы Полины, я не скупилась на полезные советы, убеждая принять приглашение матери. Много раз рисовала дальнейший план действий: как можно скорее вернуться в Университет, защитить диплом, начать работать и устраивать личную жизнь. Я была искренне убеждена, что   красота и энергия подруги уложат к её ногам пару десятков достойных претендентов. Останется только правильно выбрать.
А чего ждала от меня Полина? Она, как и мачеха, ждала не советов, а волшебства. Хотела вернуть Виктора, но не реального, а заколдованного. Пусть добрый волшебник натянет его внешнюю оболочку (обаяние, виртуозное остроумие и таланты), на стабильную, надёжную основу по имени Илья, и преподнесёт ей в качестве рождественского подарка. Но я, как и зеркало, не умела шаманить. Могла только давать советы. Вот и оказалась, как оно, размазанной по стене.
Написала последние строчки и усмехнулась. Очередной раз оправдалась перед собой, но это не принесло облегчения. А в самом деле, может ли зеркальце реально помочь своей хозяйке? Мысли скользнули к истории женщин, о которых рассказывал Н.Н. Что могло бы помочь Тамаре? Пожалуй, всего пара вовремя сказанных слов. Представила себе маленькую театральную сцену. Тамара, напряжённо вглядываясь в лицо Анны, ожидает привычной высокомерной критики, но та произносит совершенно иное: 
– Хватит комплексовать. Да, ты не похожа на фотомоделей с глянцевых обложек, но ты гораздо лучше. По-настоящему сексапильна, удивительно красиво движешься, а когда говоришь, или смеёшься… Вообще глаз не оторвать. Про профессиональную компетенцию и говорить нечего. Для тебя не существует нерешаемых задач. Мы все пять раз отступимся, а ты не успокоишься, пока не положишь решение на блюдечко с голубой каёмочкой.
Я приветливо помахала рукой своей фантазии и поменяла кадр. Теперь Анна стояла перед зеркалом по имени Тамара, мрачно взирая на одиночество, отражавшееся в коварном стекле. Стекло не умело колдовать, но могло думать и говорить. А сказало оно следующее:
– Милая женщина, напрасно грустишь. С одной стороны, муж, дети, хозяйство – совсем не плохо, а с другой… Ради мира в семье пришлось бы постоянно идти на компромиссы. Ты превратилась бы в покорную исполнительницу чужих желаний. Муж хочет одного, сын другого, а дочь требует третьего. Семья – это пожизненное заключение без единого сантиметра личного пространства, и амнистия законом не предусматривается. Так перестань же печалиться. Одиночество – это личная свобода. Поверь, судьба выбрала для тебя наименьшее из зол.
Не знаю, примирилась бы каждая из женщин с самой собой, но враждовать друг с другом, думаю, перестали бы. Во всяком случае, так мне думается сегодня. А что будет завтра – жизнь покажет.
И опять возвращаюсь к Н.Н. Он в роли «волшебного зеркала», выбрал третий путь. Помогать не словом, а делом. Обеспечил жене возможность и время сделать себя такой, какой ей хотелось быть. А что из этого получилось, наверняка расскажет на следующей встрече.
Вот вам и готовая шарада. У зеркальца есть три возможности: помогать словом, делом и волшебством. Какую нужно выбрать, чтобы тебя не размазали по стене?


                Исповедь Н.Н.

                Мы – айсберги


На этот раз он начал свой рассказ без предисловий и кофе. Видно, не терпелось высказать всё, что накопилось за прошедшую с нашей последней встречи неделю. Всё, что вспоминал, сидя один дома, или разъезжая на «лимузине» по парку. Продолжил ровно с того дня, на котором остановился прошлый раз. Привожу рассказ почти дословно.
На утро, как мы и договаривались, я встал пораньше, разбудил детей и начал собирать в садик. Ира суетилась вокруг, давая бесконечные советы:
– Не забудь положить им в кармашки носовые платки. Проверь, правильно ли завязаны шнурки. Лучше выйти из дома чуть пораньше. Сам знаешь, как ходят автобусы. То уедут из-под носа, то опоздают на десять минут.
Спросонья у меня от её голоса уже звенело в ушах. Я аккуратно взял Иру за плечи, повернул лицом к комнате, легонько шлёпнул по попе и скомандовал:
– Марш в душ! Тебе ещё надо успеть накрасить мордашку, уложить волосы и выйти из дома с запасом времени, чтобы не бежать за автобусом и не влетать в свою мышеловку в последний момент.
Ира послушно поплелась в ванну, но через пол минуты опять появилась в коридоре:
– А какую ленточку ты вплёл Тане в косичку? Цвет должен подходить к полоскам на джемпере.
Короче, до самого ухода она так и не покинула наблюдательный пост, контролируя каждый мой шаг. Естественно, времени на себя, как всегда, не осталось. Сполоснула лицо и помчалась на работу, успев бросить на ходу:
– Ничего страшного, подкрашусь и причешусь в туалете. Мы все так делаем.
Я отвёл детей в садик, сдал воспитателям и поехал к себе на работу. Два дня назад мы получили новый заказ, который требовал тщательной подготовки.
Вечер принёс кое-какой успех. Ира продемонстрировала абонемент на аэробику, купленный на целый квартал, и заставила записать в блокнот дни, когда мне придётся забирать детей. Кажется, наш план начинал работать. Но мой оптимизм увял на следующее же утро. Жена опять крутилась под ногами, вмешиваясь в каждую мелочь, и, в результате, опять едва успела проскочить через проходную.
В первый вечер после тренировки Ира вернулась домой недовольной. Тренерша оказалась писклявой дурой, не имеющей ни малейшего понятия о спорте. Да и группа произвела неприятное впечатление. Сорокалетние тётки, которым главное – поболтать и обменяться кулинарными рецептами. При такой установке они никогда не похудеют.
Да и я в тот вечер оказался не на высоте. Накормил детей их любимыми сосисками вместо того, чтобы погреть трёхдневные домашние котлеты, которые им уже стояли поперёк горла. Короче, новая, свободная жизнь пришлась жене не по вкусу.
Я не стану утомлять Вас подробностями проведённого эксперимента. Подведу только итог. Спорт Ирина забросила довольно быстро. Первый месяц ходила раз через три, а потом просто порвала абонемент и поставила точку.
С тем, что часть ответственности за детей и хозяйство попала в мои руки, тоже не смирилась, находя во всём, что я делал, непростительные изъяны. Иногда даже ценой собственного конфуза. Вспомнилась одна из таких историй.
В тот день забирала детей из садика Ирина. Вечером, едва вернувшись с работы, я тут же в коридоре получил нагоняй:
– Сегодня я чуть не провалилась сквозь землю от стыда. Воспитательница опозорила меня в присутствии всех мамочек, за то, что надели на Геру рубашку с оторванной пуговицей. Да, на манжете отсутствовала пуговица, и ей пришлось целый день закатывать ему рукава, чтобы не купались в каше и в красках. Неужели, когда одеваешь ребёнка, нельзя проследить, чтобы вещи были целыми?
Обвинение явилось для меня полной неожиданностью. Естественно, я не помнил таких деталей, но это было довольно странно. В плане аккуратности и порядка я был скорее педант, чем пофигист, и вряд ли мог не заметить отсутствие пуговицы. Чтобы не взорваться опустил глаза и увидел на полу маленький, блестящий предмет. Автоматически наклонился его поднять и выпрямился, держа в руках злополучную пуговицу.
В памяти всплыла утренняя сцена: я помогаю Тане завязывать тёплый шарф, а Ира, как всегда, крутится рядом, потом кидается к Гере и торопливо запихивает его в пальто. Скорее всего, пуговица, не стерпев её резких движений, осталась лежать на полу. Жена смущённо смотрит на то, что я поднял с пола, и, ни слова не говоря, удаляется на кухню, даже не удосужившись извиниться.
Н.Н. разводит руками и усмехается:
– Вас, наверно, удивляет, что по прошествии более сорока лет я всё ещё помню эти подробности. Ира тоже частенько обвиняла меня в злопамятности. Однажды даже сравнила с придорожным отхожим местом, в котором десятилетиями бродит дерьмо, наложенное случайными прохожими, но в какой-то момент начинает бурлить и выплёвывать им всё это обратно. Сравнение, конечно, забавно, но безграмотно. Наша долгосрочная память хранит информацию избирательно. Если событие пробудило сильные эмоции, оно отпечатывается в ней на долго. Если эмоций не было, бесследно стирается. Сцена, о которой я рассказал, в тот вечер меня потрясла, вызвала ощущение полной безысходности. Моё стремление к миру в семье зашло в тупик. Ирина постоянно затягивала нас в войну. Фраза «Сегодня я чуть не провалилась сквозь землю от стыда. Воспитательница опозорила меня в присутствии всех мамочек» возмущала своей нелепостью и ложью. Я слишком хорошо знал жену, чтобы поверить, что она в состоянии молча снести унижение. Достаточно вспомнить, как изысканно она укротила моих строптивых соседок. А мужественное противостояние группе на тренинге! Я знаком с Ирой без малого десять лет и много раз был свидетелем её героической самозащиты. А тут яко бы пристыженно склонила голову перед воспитательницей детского сада.
Пол ночи я просидел на кухне, пытаясь понять истинную причину раздражения жены, и нашёл только одно объяснение. В чём-то я её разочаровал. Может, как муж, может – как мужчина, а может – как человек. И что с этим делать не имел ни малейшего понятия.
Н.Н. сделал короткую передышку. Похоже, эти возвраты в прошлое его сильно утомляли. И не удивительно. Судя по тому, что он сказал о долгосрочной памяти, возвращаются не только в события прошлого, но и в пережитые тогда чувства. Всегда ли они так же сильны, как когда-то? Пожалуй, нет. Иногда, по прошествии ряда лет, оказывается, что события того дня были не трагедией, а лишь мимолетной неприятностью. Тогда можно просто снисходительно улыбнуться. А бывает и по-другому. Событие, вызвавшее эту эмоцию, было предвестником большой беды, исказившей оставшуюся жизнь. И тогда, вспоминая о нём, человек переживает ещё острее. Ведь тогда у него был шанс предотвратить крушение, а сейчас его уже нет. Судя по волнению Н.Н., то, о чём он сейчас вспоминал, изменило многое в его последующей жизни. И он это подтвердил:
– Моя реакция Вас, возможно, удивила. Я имею в виду самообвинение. Того, каким Вы видите меня сейчас, тогда не существовало. Возможно со стороны я и казался успешным, уверенным в себе, красивым мужчиной, но в душе оставался всё тем же пятнадцатилетним подростком, в которого быстро влюблялись одноклассницы, а потом так же быстро разочаровывались. Я напоминал себе непропечённый пирог, когда внешний облик не соответствует внутреннему содержанию. Потому и не подумал, что с Ириной что-то не так. Сразу потянул одеяло на себя. Понял, что ей не нужны ни свобода, ни предложенная мною помощь. Ей не хватает чего-то другого, о чём она молчит.
Опять наступила длинная пауза. Н.Н. что-то обдумывал, не решаясь произнести, но оказалось, просто подыскивал подходящие слова:
– Пожалуй, сравнение с пирогом не совсем точно. Лучше сравнить со скоростью созревания разных сортов фруктов. Бывают, к примеру, яблоки скороспелки. В июле они уже готовы к употреблению. Сочные, правда слишком рассыпчатые и кисловатые. А бывают сорта, которые вызревают лишь к сентябрю. В июле они уже румяны и красивы, но стоит откусить, и рот тут же сводит оскомина. Так и люди. Одни уже к тридцати успевают сформироваться в самодостаточную, уверенную в себе личность, а другие лишь перешагнув за пятьдесят, войдя в пору золотой осени жизни, проникаются самоуважением. Я, как оказалось, принадлежу к сортам фруктов, достигающих зрелости в пору, когда вот-вот ударят морозы.
Н.Н. облегчённо вздохнул и рассмеялся:
– Вот, кажется удалось сформулировать мысль, которая крутится в голове уже два дня. Всё. Пора передохнуть. Поехали на кухню пить кофе. К тому же у меня есть нечто, что Вам наверняка придётся по вкусу. Сегодня утром специально прикупил.
После кофе с моим любимым пирожным «картошка» Н.Н. вернулся к рассказам о прошлом.
Таким образом, ни шатко, ни валко мы дотянули до отпуска. Ира, по одной ей понятной причине, отказалась ходить на аэробику, но право на два свободных вечера в неделю оставила за собой. И это было нормально. Встретиться с подругами без детей и мужей, сходить в сауну, или просто посидеть в кафе – тоже неплохой отдых от бесконечных семейных обязанностей. 
Итак, в середине сентября мы, наконец, добрались до Сухуми. По-настоящему повезло с комнатой: два окна, шкаф с зеркалом, в прихожей уголок для кухни и всего в десяти минутах ходьбы от моря. О таком можно было только мечтать. В первый же день Ирина натянула новый купальник, остановилась перед зеркалом и лицо её перекосилось. На попе, на бёдрах и на спине края купальника, впиваясь в тело, выдавили бросающиеся в глаза жировые навесики. Ира принялась оттягивать зловредные швы, заправлять под них излишнее тело, но, как только натяжение пропадало, предательские складки опять занимали облюбованные места.
Настроение у бедолаги моментально испортилось. Она молча надела сарафан, подхватила своё полотенце и зашагала по направлению к пляжу. Я молча потрусил за ней, сбоку поглядывая на знакомое выражение лица: брови сведены к переносице, губы сжаты в тонкую полоску, а тоскующие глаза устремлены в даль. Туда, где спряталась её беззаботная, счастливая жизнь.
Мы расстелили свои подстилки почти у кромки воды, но Ира продолжала сидеть в сарафане, даже не пытаясь скрыть дурное настроение. Я растянулся рядом, прикрыл глаза и попытался подавить раздражение. Вспомнил, как полгода назад, зловредно улыбаясь, она выбрасывала в помойку обрывки абонемента. Кому делала назло? Мне, или себе? И кто виноват в том, что купальник сидит не так ловко, как ей хотелось?
 Я пытался понять её мотивы, но на ум приходил сплошной негатив. Есть люди, у которых спортивные нагрузки вызывают патологическое отторжение, но она много лет занималась профессиональным спортом. Рассказывала, как опьяняло скольжение под музыку, кружение и полёт! Так в чём дело? Аэробика – тоже музыка и танец, но, в отличии от профессионального спорта, без соревнования и интриг.
Солнце жгло лицо, а в душе закипали тоска и злость. Какой реакции ждала от меня жена, демонстрируя перед зеркалом жировые отложения? Должен был вдохновенно объявить их иллюзией? Всю оставшуюся жизнь служить при ней слепым зеркалом и попугаем, по многу раз в день поющим лживые дифирамбы?
В этот момент почувствовал лёгкие спазмы в горле.  Мышцы тела были напряжены до судорог, а сжатые кулаки зарылись в песок. Я явственно ощутил приближение астматического приступа. Тут же велел себе отвлечься от злых мыслей и применить метод, которому обучил когда-то лечащий врач. Расслабил тело, сделав его почти ватным, разжал кулаки, прижав раскрытые ладони к песку, и превратился в собственную кожу. Уже через минуту она начала впитывать солнечную энергию. Вскоре на поверхности кожи стали открываться поры, выпуская наружу капельки влаги, перемешанные со скопившуюся в душе чернухой. В этот момент я понял, что пора. Вскочил на ноги и прыгнул в воду. И опять, как много лет назад, море сперва обожгло холодом раскалённое тело, а потом включилось в работу, вытягивая жадными глотками скопившиеся в душе разочарование и боль. Через полчаса я вернулся на берег обновлённый и успокоенный.
Ира недовольно окинула меня взглядом, буркнула что-то про эгоизм и равнодушие, скинула сарафан и лениво поплелась в воду.
Слава богу, через пару дней её настроение стало исправляться. Она, наконец, заметила пряный запах олеандров, выстроившихся почётным караулом вдоль дороги, прочувствовала вкус свежих фруктов с рынка и молодое местное вино. Мы организовали свой быт оптимальным образом. Вместо готовки – ритуальные походы на рынок за овощами, фруктами, молодой картошкой, местным сыром и вином. Плаванье и естественная диета сделали своё дело. Через неделю купальник сидел на Ире значительно лучше.
Разговор, повергший меня в шок, произошёл где-то в середине отпуска. Вечером, прихватив две бутылки вина и лёгкой закуски, мы отправились в дальнюю бухту. Разместились на отполированных прибоем камнях, разложили принесённую с собой снедь и разлили по стаканам вино.
Сперва всё шло замечательно, но потом, когда первая бутылка подошла к концу, Ира повернулась ко мне спиной и уставилась на медленно опускающееся за горизонт солнце.  Спустя несколько минут, не поворачивая головы, заговорила резким, срывающимся на крик голосом:
– Какой-то злой рок, преследующий меня всю жизнь. После дрязг в спорте жуткий коллектив, куда попала по распределению. Ты восхищался моей стойкостью на тренинге. Да я выдержала всё это только потому, что перед тобой выпендривалась! Энергии, которую ты излучал, хватило бы на два таких противостояния. А тут эта группа по аэробике! Опять знакомая ситуация. Хотя всё это выше моего понимания. Женщины не были связаны ни профессионально, ни личными отношениями. Только общей целью. Все растолстели после рождения детей и хотели вернуть прежнюю форму. Более ничего. Но опять, как в том отделе, куда я попала после распределения, выделяется знакомая фигура: шумная, самоуверенная хозяйка жизни, которая тут же начинает строить коллектив по удобному ей шаблону. И, как по мановению волшебной палочки, выскакивают две подпевалы, образуя главенствующее трио. Сперва они пробуют силы по мелочам: кто где переодевается, кто первым идёт в душ и прочая ерунда. Но, убедившись, что сопротивления не предвидится, начинают подминать под себя тренершу, требуя выполнения только тех упражнений, которые полезны их «проблемным зонам». Тренерша попыталась соблюсти равноправие. Предложила провести с каждой из нас индивидуальное собеседование и составить программу для дополнительных занятий дома. Трио подняло крик:
– Как это дома! У нас дети, работа, хозяйство! Мы выделили для спорта два вечера в неделю и хотим использовать его с максимальной продуктивностью. Если заниматься этим дома, так зачем ходить сюда и тратить впустую время и деньги!
Ира задумалась о чём-то, машинально подобрала лежавшие вокруг ракушки и начала их раскладывать по размеру. В середину положила самую большую, справа и слева от неё – чуть меньше, а дальше, по нисходящей те, что оставались в руке. То, что лежало на песке, напоминало бусы, но могло быть и расстановкой сил в группе. А я вспомнил, как Инна во время нашей первой встречи рисовала своё настроение разноцветным мороженым. Странная всё же штука наши руки, выражающие чувства гораздо лучше созданного специально для этого языка.
Между тем Ира одним движением разрушила выложенную картинку, повернулась ко мне и спросила:
– А знаешь, что самое противное в этой истории? Никогда не догадаешься. А самое противное в ней то, что на работе я оказалась в роли тренерши. Как всегда, появилась хищная акула, которой удалось привлечь двух соратниц по проще, и теперь они пытаются подкупить меня оптом и в розницу. Надеются, что привилегии, которые со временем удастся с меня стряхнуть, сторицей окупят вложенный капитал. А я не знаю, как прекратить этот базар. Боюсь, если «сделка» не состоится, они натравят на меня весь коллектив. В третий раз я этого не выдержу.
Ира опустила голову и опять занялась ракушками, а я уставился на оранжевый шар, медленно сползающий за горизонт. Внезапно вспомнилась балетная постановка, которую недавно смотрел в театре. Оранжевый диск точно так же сползал на тросах за нарисованные на холсте волны. Почему пришла в голову эта нелепая картина? Может сама ситуация была столь же неестественной и противоречивой? Пытаясь из неё выйти, задал жене единственный, пришедший в голову вопрос:
– Почему ты рассказала об этом только сейчас?
Ира с размаху зашвырнула надоевшие ракушки в море и прокричала резким, почти надрывным голосом:
– Прекрасная идея. Ещё раз выслушать твои поучения, что нельзя быть слабачкой и тряпкой. Что нужно бороться, а не сбегать в первые попавшиеся кусты. Спасибо! Наслушалась от родителей! Мне вполне хватило твоего злобного взгляда, когда я примеряла перед зеркалом новый купальник.
После этой отповеди я окончательно скис. Беспомощно взглянул на заходящее солнце, но и оно, не желая участвовать в нашем безумии, трусливо сбежало за горизонт. «Ну что мне со всем этим делать?» – спросил я сам себя, допил остатки вина, ставшего вдруг безвкусным и кислым, и засобирался домой.
По дороге тоскливо подсчитывал дни, оставшиеся до конца отпуска, заранее зная, что нас обоих не ждёт уже ничего хорошего. В последующие дни, лёжа на пляже с закрытыми глазами, пытался осмыслить создавшуюся ситуацию. В итоге, пришёл к одному, очень печальному выводу. С кем мы общаемся на самом деле? С реальным человеком, или с моделью, созданной нашим воображением?
К примеру, моё восприятие Иры. Впервые я увидел её на тренинге, как самостоятельно мыслящую, мужественную девушку, не побоявшуюся выступить против целой группы. Потом восхитился тем, как она с лёгкостью укротила привередливых соседок, а затем и моего строптивого отца. Из этих деталей и собрал образ сильной женщины, которая выстроит отношения с окружающими оптимальным образом. Все прочие моменты, когда её действия не укладывались в данную схему, просто вычёркивал, как в институте аспирант выбрасывал результаты экспериментов, не совпадавших с его гипотезой.
А какую модель создала из меня Ира? Думаю, выглядит она приблизительно так: самодовольный везунчик, которого судьба в любой ситуации вынесет на обитаемый остров, пропитанный ароматом цветущих олеандров. Предполагаю, она, как и я, отбрасывает все мои проявления, не вписывающиеся в эту модель, в помойное ведро, как выбросила недавно порванный в клочья абонемент на аэробику. Так и живём мы, две плоских модели, уже восемь лет вместе, не чувствуя и не понимая друг друга.
Во всяком случае стали понятны её постоянные придирки и команды. По созданной ею модели я – та самая сила, которая собирается подмять её под себя и согнуть в бараний рог, а значит именно с ней и нужно бороться.
Мои мысли опять снуют взад и вперёд. Задумался о том, как мы вообще общаемся друг с другом. Почему часто, обсуждая кого-то третьего, увязаем в спорах, хорош он, или плох? Почему, читая мемуары о знаменитостях, постоянно сталкиваемся с противоречиями? Кто-то описывает своего героя, как человека благородного, честного, всегда готового прийти на помощь, а другой создаёт портрет отъявленного подлеца?
Припомнил парочку таких мемуаров. Несколько человек описывали встречи со знаменитостью в разные периоды его жизни, в разных ситуациях, в призме своего личного состояния на тот момент. Вот и получались у них столь непохожие портреты. Представил себе забавную картинку. Посреди океана стоит айсберг, а вокруг него постоянно снуют туристы с фотоаппаратами. Один делает снимок справа, другой подплывает слева, а третий спереди и с большого расстояния. Но это ещё не всё. Любопытные туристы прибывают группами в течение всего дня, а значит, фотоснимки делаются при разном освещении, от восхода до захода солнца. А потом каждый публикует свою фотографию. Что видит несчастный зритель? Десятки портретов айсберга, совершенно не похожих друг на друга. Но проблема не только в этом. Можно ли вообще по изображениям надводной части судить о сути этой глыбы, на девяносто процентов скрывающейся под водой?
Так и в общении людей. Мы создаем своё представление о человеке по его поступкам, словам, выражению лица, жестам и интонациям голоса, не имея при этом ни малейшего понятия об его истинных переживаниях и событиях, которые по какой-то причине нам не известны.
Могу себе представить, как по-разному описали бы Иру её подруги, сотрудницы, родители и воспитательницы детского сада, куда по утрам приводит детей. Наверняка получились бы четыре разных человека. А про мою модель и говорить нечего.
Во всяком случае я понял, что моя жена не вездеход, покрытый непробиваемой бронёй, а очень ранимая, не уверенная в своих силах женщина, нуждающаяся в поддержке и защите.
В итоге, к середине отпуска наши отношения наладились. То ли я перестал излучать агрессию, то ли Ира признала себя такой, какая есть и избавилась от необходимости постоянно выворачиваться на изнанку, но наконец мы оба обрели покой. Кроме того, плаванье и естественная диета сделали своё дело. Купальник теперь сидел на Ире почти идеально, глазки блестели, личико покрылось ровным загаром, великолепно оттенявшим высветленные солнцем волосы. Всё было почти хорошо. Почему только почти? Потому что мне не давала покоя мысль об айсберге. Почти десять лет спустя я увидел жену в ином освещении, но какова она на самом деле? Что скрывается в недоступной стороннему наблюдателю подводной части?
Н.Н. устало улыбнулся и попросил выключить диктофон, дав понять, что на сегодня сеанс закончен.


Продолжение следует….