Рябы Розы Марковны

Часть первая

Мы были готовы к тому, что это случится. Всё шло к этому уже давно, времени было недостаточно, чтобы хорошо подготовиться. Счётчик Гейгера каждый день приближал к неизбежному, до дедлайна оставалось недолго.
Руки дрожали, в глазах рябило. Жуткий кашель душил и выворачивал нутро. Загрязнённый воздух заставлял лёгкие гудеть и дребезжать при каждом вздохе.
Время перестало существовать для нас. Мы давно не выходили из дома, не знали, что там наверху происходит.
Мы просто решили сидеть в своём саркофаге столько, насколько хватит запасов еды и воды.
Нам не выжить там, наверху. И пусть так. Ведь главное, что мы вместе, позади долгая счастливая жизнь. Пусть это место и станет нашей общей могилой.
— Сколько их? Ты считала, когда запасалась? — Илья Моисеевич грустно посмотрел на жену.
— Нет, я просто покупала их ящиками и корм для них мешками.
Роза Марковна откашлялась и глубоко вдохнула противные брызги ингалятора.

— Ты уверен, что мы всё правильно рассчитали, может выкинем этих рябых и будем есть их корм?

— Жалко их, подохнут они там. Ну что ж, заведи будильник, хоть как-то будем следить за временем. Пока они несутся, мы тоже живы.

— Мы, рябы и ненужное течение времени…

Часть вторая

Роза Марковна проснулась с первыми лучами солнца, хотя обычно не вставала раньше полудня. Оторвав в календаре листок, она вздохнула,
— Тридцать первое декабря, пора сделать оливье и зажарить курочку, как-никак праздник!
Приближался новый год незнамо какой. Как сообщали китайцы наступал год не то Деревянного петуха, не то Золотой курицы. Хотя теперь особого значения это не имело, так как после всех войн и катаклизмов, сдвинулась Земля с оси и время пошло наперекосяк. Но по привычке, многие отрывали листки в календаре и в конце декабря все, кроме китайцев, которые ждали двадцать девятое февраля, отмечали Новый год.
Илья Моисеевич по записке жены, ввёл мудрёный код в замок, отворил дверь в курятник, похожую на сейф в банке, и войдя во внутрь, стал выбирать жертву для новогоднего стола. Несушки, учуяв запах хозяина, закудахтали, пытаясь снести яйца, ведь это было единственное, что могло оставить их в живых. После апокалипсиса, куры стали гораздо умней, видно доза радиации влияла на них положительно. Они и не были похожи на своих рябых предков. Теперь их головы выросли, пытаясь вместить несоразмерный мозг. Перьев на голове не было, зато красный гребешок торчал топором. А ещё они научились говорить, ничем не хуже попугаев, даже умнее.
Пока рябы несли яйца и высиживали цыплят, жизнь им обеспечена. А тощие и жилистые петухи, неустанно работали, пополняя потомство.
Илья Моисеевич прищурился и прошёл между рядами клеток.
Все несушки заулыбались, как снегурочки после новогодней ночи.
Только Старейшая зажмурилась и забилась в угол дальней клетки. Ведь нестись она перестала уже давно и соседки поставляли ей яйца за экстра корм, сохраняя жизнь прародительнице, помнившей жизнь до катастрофы. Она им рассказывала, что были времена, когда паслись курочки на зелёных лугах, ели досыта просо, и дышали свежим воздухом. Хоть и резали их тогда несчетно, а не только по большим праздникам, мозги их были размером с горошину и думы о вечной жизни их не волновали.
Собрав десятка два яиц и выбрав розовощёкую, молодуху с пышным задом, хозяин вышел, заперев замок по той же бумажке, не обращая внимания на крики несчастной жертвы.
Роза Марковна на кухне нарезала овощи для салата оливье, заполняя ими огромную миску.
— Ну что выбрал, покажи-ка её мне, — она подошла к мужу с ножом в руке и с трудом взяла несушку за ноги вниз головой. —Хороша, ещё немного и они будут размером с меня. Ты сам зарежешь? Справишься?
Перепуганная услышанным, румяная цыпа вскрикнула и заливаясь слезами, тут же пообещала снести яйцо необыкновенно золотое. Что сразу и сделала, а яйцо, упав на пол не разбилось, а покатилось по паркету в крайний угол.

— Надо же как жить хочет, — ухмыльнулся Илья Моисеевич, подымая яйцо и прикидывая его на вес.
— Ишь ты тяжёлое, неужели цельное золото. Придётся отнести её обратно и выделить отдельную клетку. И чёрт с ней, пусть живёт, раз с таким талантом. А у нас будет в этот раз вегетарианский стол без мяса, вдруг и остальные начнут нести золотые яйца.

— Это кто тут у нас вегетарианцем стал, ты что ли старый хрыч, боишься холестерин поднимется? Лучше б что другое поднялось, толку с тебя нет для бабьего счастья. — Вопила Роза Марковна, не вникая толком в доводы мужа.

Илья Моисеевич тихо хмыкнул и направился обратно в курятник.
Золотоносная получив новую отдельную клетку, стала всем хвалится, что она теперь самая любимая и ей полагается больше корма и лучшие петухи. Поднялся бунт, все куры засуетились, пробуя снести золотое яйцо. И только Старейшая гаркнув, чтоб все умолкли, указала крылом на упавшую бумажку с кодом замка.
— Я не знаю, что там за дверью, но там свобода, — проговорила она и вышла из клетки к заветному листку.

В это время Илья Моисеевич закрылся в гараже, чтоб распилить яйцо и проверить, что там внутри.
— Пилите Шура, — вдруг вспомнилась ему фраза из далёкого прошлого.

Час, два, три, а муж так и не вернулся. Роза уж и салат нарезала и майонезом заправила, а его всё нет. Решила пойти посмотреть, не уснул ли он в гараже, отлынивая от работы по дому. Открыла дверь в гараж, а и нет там никого, и яйца нет, да и след простыл.
«Вот старый лодырь, небось монет золотых напилил и в баню убёг, а по дороге самогон в шинке купит у ведьмы этой поганой, на золотые мои.» —подумала она, да и решила мужа найти и монеты забрать. А то как знать снесёт ли курица ещё одно яйцо золотое, деньги в хозяйстве пригодятся, а супруг и грязный походить может, толку с него чистого всё равно никакого.
Завернувшись в шкуру из свеже сбитого ею оленя, Роза поехала на поиски. Вскоре она встретила двух друзей мужа Яшу и Фиму, которые с трудом, но всё же навели её на след Ильи Моисеевича, обрывавшийся где-то в районе шинка.
Темнело, холодало и хотелось домой, старый плазма-мобил едва пробивался сквозь сугробы. Наконец впереди показался знакомый силуэт в обнимку с деревом. Без лишних выяснений кто прав, кто виноват, муж был погружен в плазму и доставлен домой.
Новый год Роза Марковна встретила под звон мужнего храпа. Рядом с ней сидела Ряба, которую выгнали из курятника. Она кудахтала о готовящемся побеге кур и петухов под предводительством Старейшей, которая нашла код замка, после того, как румяная рассказала, о золотом яйце и её новых привилегиях. После чего курятник проголосовав единогласно, выгнал золотую несушку прочь на улицу для проверки на выживаемость.
Под утро у Розы разболелась голова от выпитого шампанского и болтливой Рябы, и она уснула с бокалом в руках возле ёлки.

Проснувшись от сухости во рту Илья Моисеевич встал и по привычке попытался погладить бороду. Весь год он отращивал её, чтоб подработать Дедом Морозом на Новый год. Он с трудом вспомнил, как выпив лишнего с друзьями в бане, побрился до полной гладкости лица. Ой, Роза будет в ярости.
Он вполз по стенке на кухню, и пребывая в лёгком тумане, прижался к шикарному заду жены в пушистом халате. Зажмурив глаза, взмолился о прощении, высыпав на стол горсть золотых монет.
— Вот бы мене чего-нибудь от жажды, бы. Ночь была жуткая, а сон с кошмарами. Сначала «апокалипсисисс», потом говорящие куры, несущие золотые яйца, шинок и баня с друзьями. Но самое страшное ты Розочка в шкуре оленя и тридцать второе декабря на календаре. Скажи, что мне всё это приснилось.
— Это что за скорлупки ты мне тут кинул? Остатки от моего золотого яйца? Что ж скажу одно Новый год у тебя не наступит никогда, а за тридцать вторым будет тридцать третье декабря и так далее до скончания века.
— Розочка а почему у тебя такой странный голос?
— Может потому, что это ты с курицей разговариваешь, — сказала Ряба и снесла ему ещё одно яйцо… не золотое, но с печатью «Made in Chikenland”.