Возрождение

Отрывок из романа "Хатти 2"

То ли измученный организм восстанавливался, то ли Удина погрузилась в спокойный сон от умиротворения, но она была без сознания. После осмотра Жан раздела свою подругу, отмыла её от грязи и крови, накрыла шкурой медведя, села на колени рядом с её кроватью и просто смотрела на Удину, не отводя взгляда. После тяжелой битвы раненых было много, и знахарка не могла уделить особое внимание Удине просто из-за того, что она предводитель амазонок. Все они нуждались во внимании и уходе. Всё чередой идет определенной, всему свой миг. Никому еще не удавалось избежать своей судьбы. И место Удины не пустовало бы, ведь среди амазонок полно достойных и храбрых воительниц. Потому знахарка не придала ей особого значения. «Выкарабкается – значит, крепкая и достойна жить, а нет – пусть загробный мир её будет красивым. Я сделала всё, что могла», – сказала она перед уходом.
Девушка тяжело дышала. Грудь её медленно поднималась и так же опускалась. Это было единственным знаком того, что в ней ещё бьется жизнь. Она не реагировала на холод, свет и звуки.
Сколько они пережили вместе! Сколько секретов друг друга хранили! Жан и Удина… Они росли вместе. Когда ты совсем одинок, без родителей, родных, поддержки и понимания, и в твоей жизни появляется человек, на которого ты можешь положиться, довериться – это дорогого стоит!
А если она не выздоровеет? Как Жан перенесет эту потерю? Будто отрывают от тебя половину. Черноволосая амазонка вспомнила детство. Жан была чрезмерно активным ребенком, хотя все думали, что она не выживет. Даже повзрослела раньше своих ровесниц. Она была своенравной, смышленой, непослушной, строптивой и буйной. Оттого ей часто попадало от наставниц. Как-то она разозлилась на воспитательницу и испортила ей шлем, разбив его камнем. За что была наказана и избита до изнеможения. Сколько боли она вынесла в тот вечер, но не проронила и слезинки. Лёжа на полу, содрогаясь от увечий, Жан еще пуще разозлилась на строгого воспитателя. Поздно ночью она тайком проскользнула в конюшню, принесла оттуда целый совок навоза, положила его в выправленный шлем амазонки и незаметно вышла из её покоев. Наутро взбешенная женщина залетела к девочкам, покрывая их ругательствами и бранью. В руках у неё была не тростинка, а массивная палка. Удина так испугалась за свою подругу, когда разъяренная воспитательница налетела на неё, что закричала во весь голос: «Это не она! Это я сделала! Я!». Девочка думала, что её подруга не вынесет тяжелых побоев и может умереть на этот раз, потому решила взять ее вину на себя. Амазонка уже не слышала мольбу Жан о пощаде, она до полусмерти избила Удину и ушла с довольным видом. Белая кожа лучезарной рыжеволосой девочки была покрыта ужасными кровоподтеками и синяками. Жан и Удина долго сидели на холодном полу, крепко обнявшись, рыдая и заливаясь слезами. В то утро они поклялись друг другу в вечной дружбе и зареклись, что бы ни случилось с ними, больше никогда не проливать слёз.
Точно так же, как и в детстве, всё тело Удины было покрыто рваными ранами и следами от безжалостных побоев. Жан еле держалась, чтобы не разреветься. Такой слабой и измученной она свою подругу ещё никогда не видела. На улице стоял веселый шум празднества перед боем, воины возносили молитвы богам, кружились в удже* – ритуальном парном танце, пели. Не каждый день подворачивается случай встретить тысячи великих нартских воинов в одном месте. И такой возможности амазонки не упустили бы. Никто не знает, чем закончится предстоящая битва: возможно, многие не выживут, а может, нарты одержат победу, конечно, с большими потерями, и надо будет возрождать нартский род, пополнять ряды амазонок невиданно сильными воительницами. Или они унесут с собой сладость предстоящей бессонной ночи, или через девять месяцев на свет появятся сотни маленьких амазонок.
И лишь одной Жан было не до веселья и плотских утех.
– Как она? – кто-то окликнул её, отвлекая от раздумий.
Повернувшись, она увидела Аладаму в дверном проёме.
– Не знаю. Всё время спит, – с грустью ответила Жан и вновь повернулась к подруге.
Аладама видел много разных ранений и покалеченных воинов, но сердце его дрогнуло лишь при виде амазонки, что без сознания мирно лежала на кровати.
– Она тяжело дышит, грудь еле поднимается, – сразу заметил он.
– Вижу! – раздраженно ответила Жан.
– Это нехорошо. Если её держали в подземелье и били по ребрам, скорее всего, легкие воспалились, или же из-за переломанных костей они забиты жидкостью. Ей не хватает воздуха.
– Что делать? – вскочила встревоженная подруга Удины.
Аладама подбежал к Удине, стянул с неё шкуру и оголил торс амазонки.
– Ты что делаешь, глупый мужчина! Она же голая! – закричала Жан.
Аладама оставил это без внимания. Растерев свои руки, он по очереди прощупал ключицы амазонки. Потом прошелся по ребрам до самого солнечного сплетения, аккуратно перевернул девушку на бок, провел два пальца по позвоночнику от основания шеи до поясницы, проверил лопатки. Все кости были целы. Тогда оставалась одна причина для подобного состояния – у Удины было тяжелое воспаление с отёком легких. Надо было немедленно принимать меры, либо она не доживет до утра.
– Мне нужен барсучий жир. Сейчас же! – наконец, обратился он к Жан.
– Поищу, – сказала амазонка и направилась к выходу.
– Ты обязательно должна найти барсучий жир, захвати мёд, сому и чистую ткань. Быстрее, – велел Аладама.
Жан убежала, кивнув головой. По обе стороны от входной двери висели два факела, освещая просторные покои Удины. Теплый и уютный свет от игриво горящего пламени забавно отражался на металлических вставках массивной двери из орешника. На высоком деревянном столе были разбросаны влажные куски ткани со следами крови. Также там стояли небольшой медный тазик и кувшин с тонким, высоким горлышком. На полу лежали доспехи Удины, в спешке сорванные с неё. Тоже в крови. И судя по всему, амазонка перенесла слишком много боли. Аладама заскрипел зубами, в душе проклиная дарданейцев.
Тень лежащей в постели девушки падала на стену. Аладама бережно прикрыл её шкурой и присел на край кровати. Какая же она всё-таки красивая! Стройный стан, изящные черты, божественная красота амазонки дополняли острый ум, ловкость и храбрость. Аладама таких нигде не встречал раньше. Только спустя немного времени он ощутил тепло её тела под своими ладонями. Когда он осознал, что трогал голый стан амазонки… Что коснулся её груди, когда прощупывал ребра… Трогал её мягкие, густые волосы огненного цвета… А кожа была такой нежной на спине! На мгновение ему показалось, что Удина вот-вот поднимет свои длинные ресницы, посмотрит на него полуприкрытыми серыми глазами, распахнет пухлые, трепетные губы и попросит молодого человек: «Ближе!». Аладама вскочил от этих мыслей.
Что это? Почему всё внутри горит? Почему он раскалён? Почему его настигло непреодолимое желание прижать к себе амазонку, уткнувшись в рыжие густые волосы, и вдыхать их аромат? Снова почувствовать под своими ладонями тепло и мягкость её кожи и не переставая шептать её имя. Он не мог справиться с собой. Это обычная и естественная похоть или что-то большее и настоящее? Аладама вдруг испугался своих желаний. Ему казалось, что он больше никогда не сможет посмотреть в сторону женщины, а разбитое сердце невозможно вновь оживить. Выходит, сердцу не прикажешь.
Он стоял посреди комнаты, сжав кулаки и изо всех сил борясь с нахлынувшими чувствами.
– О, небеса! Пусть сейчас же кто-нибудь войдет в эту дверь, иначе я сойду с ума! – прошептал он, зажмурившись.
Словно кто-то наверху услышал его и пощадил, отворилась дверь и в комнату вошла царица Меотиды.
– Аладама! Что ты тут делаешь? – удивилась Натасса.
– Прошу прощения, госпожа. Я пришел узнать как она, но, оказывается, Удина в крайне тяжелом состоянии, – Аладама постарался взять себя в руки и перевел дыхание.
– Что ты говоришь! – подойдя к девушке, Натасса потрогала её лоб. – У неё жар!
– Да, госпожа. Она горит. Я отправил Жан за лекарством.
– Это девушка оказала нам невероятную услугу. Она заслуживает жить больше, чем кто-либо, –  с надеждой посмотрела она на Аладаму.
– Понимаю, – молодой человек опустил голову, скрывая глаза, полные чувств.
– Ты столько для нас сделал, Аладама. Мы перед тобой в неоплатном долгу. Наверное, боги благоволят нам, раз ты так вовремя оказался среди нас. Если бы не ты…
Молодой человек лишь поклонился слегка, посчитав слова излишними.
Тут же вернулась Жан со всем, что Аладама велел принести.
– Я пойду. Не буду вам мешать, – Натасса дотронулась до плеча амазонки, улыбнулась Аладаме и удалилась.
– Что делаем? – готовая оказать любую помощь, спросила Жан.
Аладама подогрел немного барсучьего жира, смешал его в равных долях с медом и протянул Жан:
– Ты должна хорошенько растереть своей подруге грудь, спину, бока и ступни этой смесью. Потом сразу же укутай так, чтобы она пропотела. Когда она перестанет потеть, намочи лоскут ткани в соме и тщательно разотри всё тело. После этого уже можно надеть на неё тонкую рубаху и накрыть легким покрывалом. К утру ей должно стать лучше. Сможешь? – посмотрел он на черноволосую амазонку.
– Не переживай. Иди, занимайся своими делами, – сказала Жан, вставая коленями на край кровати.
Только Аладама подошел к двери, как Жан окликнула его:
– Эй, мужчина! Спасибо тебе. Если моя подруга выкарабкается, считай, я у тебя в долгу.
– В таком случае, ты уже в долгу, – ни капли не сомневаясь в том, что Удина выживет и проживет долгую, счастливую жизнь, улыбнулся Аладама и прикрыл за собой дверь.
Испепелённое сердце Аладамы отдавало горечью, оттого был ему не мил белый свет и ничто не могло принести радости. Он давно уже не чувствовал вкуса жизни. Но теперь… Казалось, утренний береговой ветер с легкостью вычистил из его груди этот пепел, унёс далеко и развеял по всему небосводу. В нем загорелся другой огонь. Вольный, неукротимый, яркий, чистый, дарящий желание жить. Совсем не похожий на тот, что когда-то сжёг его дотла. Аладама теперь точно знал, чего хочет, как добиться этого, как дальше жить и что делать.