О блокаде Ленинграда в чувствах 13-летней девочки

   Моя соседка по лестничной площадке, Лысикова Руфь Николаевна,
самая обычная бабушка, приветливая и добрая, оказывается встретила
блокаду 13-ти летним ребенком. Сейчас она пенсионерка, а до пенсии
работала юристом и судьей. Она смогла пережить и хорошо запомнить
подробности этой блокады. Чтобы эти воспоминания не ушли вместе с
военным поколением, она перенесла их на бумагу и посвятила их своей
внучке Карине.
   По душевной доброте, она поделилась со мной этими воспоминаниями,
подарив мне свою книжечку, которую издала на собственные средства ее
дочь.
   Эти воспоминания обладают почти фотографическими подробностями.
Вот лишь некоторые из них, выраженных мною через призму вызываемых
ими чувств:
   1) О чувстве радости.
Детская новогодняя елка 1941 года. Жителей города
жестоко терзал голод и на еде было сосредоточено все внимание, все мысли
и чувства. С ноября хлебный паек уменьшали дважды. На рабочую карточку
стали выдавать 250 грамм, а на иждивенческую – 125 грамм хлеба.
   Начался голод. Жестокий и страшный. Собранные на праздник дети безучастно
сидели на стульях, не принимая участия в веселых хороводах затейника у
красивой новогодней елки, хотя было светло, тепло и баянист играл веселые
плясовые мелодии. Затем, был кукольный спектакль «Алладин и волшебная
лампа», который был встречен без всякого интереса. Все ждали обещанный
обед, который запомнился им на всю жизнь. Этот обед состоял из перлового супа,
лапши с котлетой и полстакана розовой жидкости, похожей на марганцовку.
Затем последовал подарок – пакетик из серой оберточной бумаги, а в нем
было несколько печений, 2-3 конфетки и сухофрукты: несколько штук изюма,
чернослива и сушеных яблок.
   Это было настоящее богатство для блокадных дней. Моя соседка испытала
тогда большую светлую радость, что могла поделиться этим подарком со своей мамой.
   2) О чувстве бессилия.
Ужасно, но трупы на улицах стали обыденным явлением. От страшного 30-40°С мороза,
отсутствия отопления, голода и болезней, люди теряли силы и падали прямо на улице,
а окружающие люди не могли им помочь, т.к. сами едва передвигались.
   Однажды, моя соседка увидела, как пожилой мужчина поскользнулся на кочке и упал.
Забыв про себя, она попыталась ему помочь подняться, - ведь он просто оступился.
Они долго беспомощно барахтались на обледеневшей дорожке и она очень больно
ушибла коленку. Им никто не помог. Наконец, мужчина встал и, вцепившись в ограду
сквера, хрипло выдохнул: «Спасибо!». Успокоенная, она ушла.
   Ужасно, что завтра она увидела его там же, но уже мертвым... Все
оказалось напрасно. Хотя мне кажется, что ее поступок помог ей самой стать
настоящим человеком, неравнодушным к чужой беде.
   3) О чувстве потрясения.
   Она стала свидетелем того, как голодная женщина
подловила в дверях булочной мальчика с полученным по карточке хлебом в
руках и, вырвав этот хлеб, стала жадно его кусать. Подоспевшие люди
вырывали у нее этот хлеб, но она ела и ела его, стараясь откусить побольше.
В этой женщине она вдруг узнала обожаемую детьми учительницу музыки из
ее школы. Потом люди сказали, что эта женщина уже не первый раз вырывала
у детей хлеб. Так интеллигентная, красивая, воспитанная и обожаемая
учительница покорилась дикому чувству голода. Увы, но у нее осталась лишь
внешность человека.
   4) О чувстве брезгливости.
   Моя соседка видела, как во время начала
бомбежки, мужчина отпихнул в сторону свою беременную жену, детей и
женщин, чтобы успеть заскочить в бомбоубежище. Он покорился животному чувству
самосохранения, а не чувству сохранения более слабых членов семьи.
   5) О чувстве горячей признательности. Во время воздушной тревоги, когда
ее мама была на работе, она приходила к соседям. Однажды соседи сели
при ней ужинать. Ей было очень неловко, так как она понимала, что не
имеет права рассчитывать на угощение и была безмерно тронута тем, что ей
налили чашку чаю и дали кусочек жареного на олифе хлеба. Только
переживший блокадный голод, может оценить этот поступок. На такое
способны только Люди с большой буквы.
   Нет возможности пересказать здесь все пронзительные воспоминания и
вызываемые ими чувства. Ясно главное: каждый прожитый блокадный день
был сродни подвигу, т. к. люди выживали за пределами человеческих возможностей.
   В этих воспоминаниях меня восхищают поступки людей, проявивших
величие человеческого духа,- способных на самопожертвование и помощь
ближнему, и ужасают поступки людей, проявивших нищету человеческого
духа, - способных отнять, предать, убить, покалечить и пройти равнодушно
мимо чужой беды.
   Блокада Ленинграда – это история стойкости ее жителей и защитников. Я
понял, что это еще и история о человечности в нечеловеческих условиях.

   2015 г.


Рецензии