Ночь и туман. Группа поддержки

11 декабря 1941 года

Париж, оккупированная территория Франции

Колокольцев сделал то же самое… правда, лишь после того, как позвонил комиссару Фернану Давиду и осведомился: «Новости есть?»

«Есть» – невозмутимым тоном ответил командир Специальных Бригад. И перечислил: «Месье Бодри вернулся – сказал, что после наступления темноты делать ему там нечего… ибо мадемуазель Лавуа его предсказуемо отшила…»

Рассмеялся и добавил: «Судя по выражению его физиономии, весьма жёстко отшила – это она умеет очень хорошо…»

«Где этот гениальный чистильщик парижских квартир?» – с усмешкой осведомился Колокольцев. Ответ комиссара его, мягко говоря, удивил:

«У тебя в кабинете – ты же дверь не запираешь…»

«Замки давно проверял?» – усмехнулся Колокольцев. «Этот можно ногтем женским открыть…»

«Есть такое» – вздохнул дивизионный комиссар. И торжественно заявил: «Я уже распорядился исправить – завтра днём готово будет…»

«И что в моём кабинете делает это непрошеный гость?» – удивился Колокольцев.

«Подарок тебе изучает» – ещё более неожиданно ответил Фернан Давид.

«От кого подарок?» – ещё сильнее удивился полковник СС. Хотя уже начал примерно догадываться, что это за подарок – и от кого… и не ошибся.

«От монсеньора Анри Улье» – ожидаемо ответил комиссар Давид. «Из парижской нунциатуры Святого Престола. Это очень подробная модель Приюта Дьявола… причём хорошего такого размера – с полметра высотой…»

Это было действительно ожидаемо, ибо Колокольцев, как только услышал об этом приюте от великой княжны, сразу понял, что его давно пасут люди Бюро Информации Святого Престола.

Внешней разведки Государства Ватикан, резидентом которой в Париже был монсеньор Анри Улье. Которая, похоже, всерьёз намеревалась прикрыть это инфернальное заведение… только никак не могла понять, как это сделать.

«Царский подарок» – с восхищением констатировал великий домушник, обращаясь к вошедшему в кабинет Колокольцеву. «Королевский. Императорский. Ты даже себе не представляешь, как это облегчает мне жизнь…»

Марсель Бодри что-то записал в блокнот и хотел было уже продолжить благодарственно-восхищённую речь, но его остановило отвратительное стаккато телефонного аппарата на столе Колокольцева.

Охранник на вахте проинформировал: «К Вам гости из Берлина…»

«Группа поддержки прибыла» – удовлетворённо констатировал про себя Колокольцев. В очередной раз отметив, что пока что всё идёт по его плану.

И распорядился: «Пусть проведут в мой кабинет – номер известен?»

«Известен» – кивнул полицейский на вахте. Колокольцев повесил трубку, повернулся к инспектору, бдительно присматривавшему за великим домушником (ибо домушник, да ещё и великий) и приказал: «В коридоре подождите…»

Группа поддержки его удивила – и это было ещё очень мягко сказано. Ибо к ожидаемым Борису Новицкому (СС-штурмбанфюреру Виктору Краузе) и криминальинспекторин гестапо (и зондерфюрерин) Лидии Крамер имелось дополнение. Тоже зондерфюрерин (как бы дико это ни звучало) Рита Малкина.

Маргарита Александровна Малкина – по документам Маргарета Эссен. По одним, полученным в результате формально совершенно легального удочерения Шарлоттой Эссен ей было тринадцать; по другим, которые она предъявила при поступлении в учебку спецназа абвера Бранденбург-800 командиру этого полка подполковнику Паулю Хелингу фон Ланценауэру – восемнадцать.

Самое занятное состояло в том, что настоящими (в смысле возраста) были и те, и другие.  Ибо хронологически ей было действительно тринадцать – она родилась двадцать девятого октября 1928 года в Киеве; а вот биологически, согласно экспертным заключениям сразу двух дипломированных врачей (доктора Шварцкопфа и доктора Кронбергера) – восемнадцать.

Сколько ей было психологически, не взялся даже предположить никто – даже светило как минимум европейского уровня в области психологии доктор Вернер Шварцкопф.

Рационального (в смысле, научного, медицинского и так далее) объяснения всему этому категорически не было… да и иррационального (в смысле, паранормального) как-то тоже пока не находилось.

Единственным предположением, высказанным доктором Кронбергером, было то, что Рита прошла Преображение (она с конца сентября была люденом женского пола – не-совсем-человеком) очень рано – в двенадцать лет (до того дня раньше семнадцати не проходил никто). Причём при совершенно диких обстоятельствах – для начала, в расстрельном подвале киевского Дома Свиридова.

«А ты что тут делаешь?» – совершенно искренне удивился Колокольцев, обращаясь к этому малопонятному существу женского пола и ещё менее понятной природы. «В самоволку – или тебе ранний отпуск дали… интересно, за что?»

Вместо ответа Рита гордо предъявила бессрочное командировочное предписание, согласно которому зондерфюрерин абвера (с лёгкой руки Колокольцева на эти должности в вермахте женщин начали назначать налево и направо, с лёгкостью обходя запреты фюрера и фельдмаршала Кейтеля) Маргарета Эссен направляется в Париж для стажировки в роту спецназа под командованием капитана Шульца.

То, что в этой роте она даже не появится, Колокольцев не сомневался от слова совсем. Как и в том, что в этом не сомневался и выдавший это предписание полковник Ханс Пауль Остер.

Второй человек в абвере (после его начальника адмирала Канариса) и приятель Колокольцева – и единственный, кто знал тайну Риты Малкиной, кроме Колокольцева, Анастасии и Лидии Крамер… ну, и Ванды Бергманн, конечно.

Ибо просто в силу должностных обязанностей (тоже зондерфюрерин), Ванда знала абсолютно всё, что происходило тогда в Киеве, где Колокольцев и его Зондеркоманда К провернули самую настоящую аферу тысячелетия. 

Результатом которой стали четыре с половиной тысячи спасённых еврейских жизней (включая жизнь двенадцатилетней Риты) … и целый новый город в Палестине. С лёгкой руки не очень понятно кого, получивший очень странное для тех мест (однако совершенно логичное) название Харон.

Остер прекрасно знал, что ни в какой абвергруппе в Париже Рита не появится; что она использует эту поездку в своих личных целях, совершенно полковнику неизвестных… и всё равно предписание выдал.

Ибо сопротивляться гипнотическому обаянию этого странного непонятного никакой науке (ни официальной, ни оккультной) существа не могли даже твердокаменные зубры-фронтовики – не то что романтик-идеалист Остер.

«Выпороть бы тебя за эту выходку… основательно» – усмехнулся Колокольцев. Который, собственно и спас жизнь Риты в самом конце сентября – именно поэтому она воспринимала его как некоего отцезаменителя (её родной отец пропал без вести в самом начале войны СССР с Германией).

«Да я, собственно, и не против» – улыбнулась девушка. Хронологически девушка – физиологически она уже была женщиной, а психологически – зрелой женщиной.

«Будет это у неё, будет» – кровожадно пообещала Лидия. «Очень скоро – и очень основательно. Фундаментально… и не только порка»

Лидия порола Риту – и действительно не только порола – уже более двух месяцев, с самого начала октября. После совершенно чудовищного кошмара, через который Рита прошла в подвале Дома Свиридова (по крайней мере, со стороны это выглядело именно так), 999 девочек её возраста из тысячи навсегда сломались бы… если бы вообще пережили этот ужас.

Рита не только не сломалась, но и превратилась в очень странное нечто, малопонятное даже Обществу Чёрного Солнца, которое за свою многотысячелетнюю историю каких только диковин не видывало.

Почти сразу же после переезда в Берлин это нечто в самом прямом смысле сбежало от своей приёмной мамы, нашла Лидию, заявилась к ней домой и заявила, что та может делать с ней всё, что угодно – в наказание за нокдаун, в который эта (тогда ещё двенадцатилетняя девочка) отправила взрослую двадцатисемилетнюю женщину.

Лидия отделала Риту круче, чем Бог черепаху, благо (как выяснилось впоследствии) умела очень даже…, а что касается лютой жестокости, то почти тысяча еврейских детей, расстрелянных ею всего за два дня, были тому убедительнейшим доказательством.

Как ни странно, Рита (на которой благодаря препаратам доктора Кронбергера и её малопонятной природе всё заживало в разы быстрее, чем на собаке) после этого дебюта бегала к Лидии каждую неделю – даже после того, как поступила в учебку спецназа абвера.

СС-волчица с ней творила такое, от чего поседели бы и записные домашние садисты: порола ремнём; секла розгами (которые они вместе срезали и готовили); таскала за волосы; била по лицу ладонями и по рукам линейкой; ставила на колени даже на битое стекло (не говоря уже о горохе и прочем); вводила иглы под ногти; издевалась настолько изощрённо, что диву давались даже бывшие надзирательницы Равенсбрюка Ирма и Ванда (которые были в курсе) … и т.д.

Самое странное заключалось в том, что психологически Рита не была мазохисткой ни разу – доктор психологии и психиатрии Вернер Шварцкопф был готов подтвердить это под присягой… да и вообще нельзя было сказать, что всё, что Лидия делала с ней – а та с ней чего только не делала – так уж нравилось девушке.

У Колокольцева была своя теория, зачем всё это было нужно Рите (больше ни у кого даже теории не было), но он предпочитал оную держать при себе. Для него было достаточно знать, что (а) это для неё жизненно важно; и (б) это, как бы это дико и невероятно ни звучало, абсолютно не опасно для её физического и психического здоровья… если не вообще наоборот. И поэтому в его вмешательстве в происходящее не было никакой необходимости.

Колокольцев пожал плечами и отдал боевой приказ… точнее, приказы: «Виктор, остаёшься пока здесь – у меня к тебе приватное дело…»

Борис кивнул. Колокольцев продолжил:

«Лидия – поступаешь в распоряжение комиссара Давида. Он тебе предоставит для работы до тринадцати объектов, из которых нужно вытрясти всё, что знают про некоего капитана Алена. Плюс все их подвиги на ниве Сопротивления… и вообще всё, что они знают о подполье. В этом порядке. Ситуация чрезвычайная…»

СС-волчица кивнула: «Я догадалась». Колокольцев продолжал: «… поэтому никаких ограничений на методы. Что с ними будет после… и в результате твоего допроса, меня не волнует вообще – на кону тысячи жизней…»

«Всё так серьёзно?» – предсказуемо удивилась Рита.

«Всё ещё хуже, чем тебе представляется в самых мрачных фантазиях» – уверенно заявил ей Колокольцев. И предсказуемо осведомился: «Ты при оружии?»

«Всегда» – улыбнулась девушка. Распахнула полы пиджака, надетого поверх тонкого шерстяного свитера (Анастасия на свою приёмную дочь денег не жалела) и продемонстрировала Колокольцеву рукоятки таких же, как у него Браунингов.

«Отлично» – улыбнулся полковник СС. Открыл дверь в коридор и поманил к себе Марселя Бодри и его тень – инспектора Мориса Кутона.

Когда они вошли в кабинет, Колокольцев распорядился, обращаясь к инспектору: «Отведёшь месье Бодри и эту очаровательную мадемуазель в донжон – и свободен…». Затем обратился к домушнику:

«Это мадемуазель Марго. До часа ноль она будет твоим телохранителем…»

«Лучше перебдеть, чем недобдеть?» – усмехнулся тот. Колокольцев кивнул – и продолжил: «Без неё ни шагу – туалет есть в донжоне… но только после того, как она проверит… всё понятно?»

Домушник кивнул. Колокольцев обратился к девушке: «Ты отвечаешь за него до половины двенадцатого – потом идёшь в кабинет…»

Он дал ей номер кабинета великой княжны.

«… и поступаешь в распоряжение Николь Ру…»

Рита кивнула: «Слышала от мамы…»

По неясной для Колокольцева причине, Рита Малкина всегда называла свою приёмную маму только и исключительно мамой. И никогда Лоттой.

«… и читала её статьи. Давно хотела познакомиться. Мама тоже там?»

Колокольцев покачал головой: «Лотта сейчас работает в другом месте. Вернётся где-то в час ночи или около того…». И продолжил: «Ждёте моего звонка. После этого ночевать будешь у Николь… она в курсе твоего существования…»

«Я знаю» – улыбнулась Рита. «Они с мамой близкие подруги… почти сёстры»

Рита понятия не имела, что на самом деле действительно сёстры.

Колокольцев продолжал: «Смотреть и слушать в оба…»

Мама Риты закончила Киевский институт иностранных языков и преподавала аж три – немецкий, французский и английский. Природа на её ребёнке не отдохнула, поэтому её дочь быстро выучила все три, хотя и немного в другом порядке.

«… никого к объекту не подпускать, кроме меня. Будут лезть напролом – стрелять без предупреждения; я потом разберусь…»

Рита кивнула. Колокольцев вздохнул: «Свободны»

Когда они остались в кабинете вдвоём с Борисом, Колокольцев рассказал ему всё, что узнал о капитане Алене, его стратегии террористической эскалации и планируемом гранд-финале.

Ликвидатор выслушал его и кивнул: «Согласен по всем пунктам. По почерку действительно третья сила – Советы так не работают… да и никто сейчас так не работает. Объект очевиден – Собор Святой Недели идеальный пример для подражания, ибо организация капитана маленькая и совершенно неизвестная…»

Глубоко вздохнул – и продолжил: «Насчёт взрывчатки сильно сомневаюсь – повторить то сейчас не получится – не то событие в храме и потому совершенно неясно как её туда доставить… да и жертв будет не так много, как они хотят»

Сделал небольшую паузу и уверенно заявил: «Нет, он точно планирует что-то совсем другое… только вот что…»

Почесал в затылке – и объявил: «Ладно, пойду разбираться. С кем тут договариваться насчёт вездехода…»

Круглосуточного пропуска в городе.

«… и автомобиля?»

«С комиссаром Фернаном Давидом» – ответил Колокольцев. «Я ему сейчас позвоню – и договорюсь…»

Когда он договорился, Борис попросил: «Договорись с нунциатурой… точнее, с ребятами из Бюро Информации. Они наверняка всё знают про Базилику… а что не знают, узнают в ведомстве архиепископа…»

«Снова будешь играть роль католического священника?» – улыбнулся Колокольцев. Борис кивнул: «У меня дядя – ксёндз. Так что я в теме…»

Колокольцев снова позвонил – и снова договорился. Борис кивнул – и осведомился: «Когда и как докладывать?»

Колокольцев пожал плечами: «До завтрашнего утра мне будет не до этого. Так что комиссару Давиду… пока. Когда вернусь, он мне передаст» Борис снова кивнул – и отправился работать.

А Колокольцев задумался, немного подумал, затем решительно снял трубку и набрал номер комиссара Давида.