За золотом колчака. ч. 3, гл. 1-9

 В ЖЕЛЕЗНОМ КОВЧЕГЕ ПО ВОЛНАМ КРОВАВОГО ПОТОПА, эзотерическо-мемуарная трактат-поэма , составленная бывшим штабс-капитаном Ставки N.N.


Глава 1.Адъютант


...Адъютантом Александра Васильевича Колчака я стал не столько по назначению, сколько по тому загадочному стечению обстоятельств, которое у творцов древнегреческих трагедий называлось судьбой и роком,в буддизме -кармой , у фаталистов нового времени- предопределением. По роковому ли стечению обстоятельств, или по предначертанию свыше геосинклинали наших судеб сошлись ещё в морском кадетском корпусе. Кадетами мы вместе с Александром штудировали математику, океанографию и матчасть эсминцев. Гардемаринами драили палубы, натирали вёслами мозоли , плавая на шлюпах и вельботах вдоль балтийского побережья, где за береговой чертой возникали крепостные стены и иглы готических шпилей Гельсенфорса, Ревеля и Бьёрка. Ходили мы во время "вакаций", говоря языком древних римлян, и на судах посерьёзнее.


В распоряжении Морского училища имелась пришвартованная к невской набережной малая эскадра. Фрегат «Князь Пожарский»-парусник с паровозным котлом был самым технически продвинутым и для того, чтобы выйти на нём в море надо было не только проштудировать по учебнику -что такое поршень, шатун, кривошип и привод винта, но и попотеть с лопатой и тачкой на погрузке угля. Корветы «Скобелев», «Боярин», «Баян» экзаменовали нашего брата на знание такой терминологии, как "кливер", "фок"- , "грот-" , "бизань-мачта". Требовалось не спутать "шкоты" с "вантами", а "клюзы" с " кнехтами"...Демонстрируя чудеса акробатики, мы карабкались высь по вантовым лестницам, с ловкостью канатоходцев балансировали на реях, но зато, когда над нами разворачивались полотнища надутых ветром парусов и взмывал ввысь поднятый на флагшток андреевский флаг, каждый из нас воображал себя и Витусом Берингом, и Магелланом, и Кортесом...Младшие, выполнявшие роль юнг, ещё прятали под подушки романы Стивенсона , Мелвилла и Хаггарда, а старшие уже притязали на то, чтобы открыть свой остров сокровищ, отправиться в погоню за кашалотом -альбиносом, у каждого уже была на примете дочь какого-нибудь Монтесумы из окрестных с Питером или дальних поместий. И мы знали -нас ждёт судьба Одиссеев, которых будут ждать наши Пенелопы и подрастающие Телемахи, пока мы будем завоёвывать свою Трою или прорубаться толедскими мечами сквозь джунгли к ацтекским пирамидам с оскаленными мордами пернатого змея - Кетцалькоаля вдоль ступеней, ведущих к жертвеннику, на который возложен прекрасный юноша -воин для того, чтобы жрец в перьевой короне занёс ослепительно сверкающий на солнце обсидиановый нож и, вонзив его в дышащую грудь, вырвал трепещущее сердце.
На а когда уж мы раскочегаривали нашу учебную "миноноску № 47" и чёрные, как негры, от копоти низеньких труб тренировались в постановке мин-рогачей, это походило на цирковое представление в котором и сухопарый Саша, и его друг Димка Филиппов, и я могли проявить себя этакими гиревиками из цирка-шапито на Васильевском острове, поиграть мышцами на манер Поддубного. И эти навыки пригодились нам и выставлении минных банок и на Балтике, и в Чёрном, и в Японском морях.


Наш продублённый солёными морскими ветрами, потерявший глаз при обороне Севастополя наставник в мундире с дедовскими эполетами на плечах казался каким-то материализовавшимся книжным призраком-то ли вырвавшимся из книжного плена Джоном Сильвером с култышкой на ноге и попугаем на плече, то ли боцманом времён русско-турецких баталий времён Анны Иоанновны, когда мужчины носили женоподобные парики, а женщины платья , похожие на многомачтовые парусники. Сашка Колчак, как и все попадавший на гауптвахту за всякого рода шкоды, был по смутным слухам правнуком того самого принявшего ислам серба Колчак-паши, что во время Русско-Турецкой войны сдал крепость Хотин. Сама фамилия Колчак означала железную боевую рукавицу мамелюка.
Нам очень пригодились приобретённые в Морском училище навыки ,когда мы ставили минные заграждения возле Гельсенфорса, на которых подорвалась ломившаяся к Санкт-Петербургу немецкая эскадра, выставляли минные банки, запиравшие выход в море вдоль берегов Киля и Данцига. То же самое мы делали на Черном море - у Синопа, Трапезунда и Константинополя ,а раньше-в Японском под Порт-Артуром, где нас вполне могли потопить японцы .
Да и а когда началась великая смута -и черноленточные морячки стали запирать белокительных офицеров в клозетах, Александр Васильевич , уже будучи вице адмиралом, не уронил своей чести полярного исследователя и боевого капитана. Широкую огласку получил эпизод с наградной саблей, полученной им из рук самого государя -императора. Матросы потребовали адмирала отдать им его саблю. Но шагнув к борту он швырнул её в воду.
А я был тем самым мичманом, который нырнул в море вслед за наградной саблей Колчака, когда он бросил её в море словами:
- У меня японцы в плену не отобрали эту саблю, а вам я тем паче её не отдам...


Утяжелённое золотой отделкой оружие тонуло очень быстро. И какое -то время я видел очертания ножен, эфес, поблескивающую рукоять и колыхающийся темляк. Кефаль проплыла рядом, блеснув,словно лезвие выпало из ножен. Я грёб изо всех сил , но не мог догнать. Воздух в лёгких кончался и надо было выныривать...



Глава 2. К земле Санникова через башню Иванова


По -настоящему первому испытанию на прочность наша дружба с Александром Колчаком подверглась во время экспедиции к Новосибирским островам, где затерялся след полярного исследователя барона фон Толля.Тогда же я начал писать стихи и позже  моя баллада была опубликована в декадентском журнале "Дионис", наравне с "Аполлоном"* пользовавшимся популярностью у салонной публики.


БАРОН ФОН ТОЛЛЬ

Не эти пышные застолья
и не шампанское во льду,
на корабле барона Толля
на дикий Север я иду.
Наш путь и тягостен и долог,
не то что танцы при свечах,
но с нами он-смельчак гидролог
наш несгибаемый Колчак.
Бросаем вызов тем широтам,
где лишь киты или моржи,
что ж, слава гордым Ланселотам,
поверившим в те миражи!
Уже наш силуэт на рейде,
и всё затеяно не зря,
лишь в море дальнем поскорей бы,
взошла надёжная "Заря".*
Ведь в трюме есть в достатке уголь,
чтоб лопасти крутить винта
секстант покажет верный угол,
не ошибётся широта.
Что там за паковыми льдами?
Оазис пальмовый? Вулкан?
В набедренных повязках -дамы?
Иль ледяная Нотр-Дам?
Медведи белые горгульями
взирают, и клыки торосов,
готовы нас сжевать...И ульями
гудит пурга среди заносов.
В Архангельске, в трактире, тельник
матросик рвал, божась неистово,
что видел с острова Котельного -
всего на расстоянье выстрела.
Он близок этот райский остров,
теплом согретый жидкой лавы,
рукой подать...Легко и просто!
Нас ожидают лавры славы!
Съестных припасов тайный схрон
нам мерзлота укроет вечная,
на нартах далее барон
отправился сквозь вьюгу млечную.
Фон Толль. Упряжка. Айсберг фоном
да неизвестность впереди.
Да два проводника с бароном,-
теперь его поди найди!
А на причале ждут морячки,
и репортёры - по пятам
за нами следом после качки
и вот на фото-капитан.
Шрифт, как толпа зевак на пирсе,
корабль во льдах...А где ж фон Толль?
Рыданья сотрясают перси
прекрасных дам. Лу-Лу? Николь?
На первой полосе печатной
толь Ланселот , толь Дон-Кихот
усы,как реи, взгляд печальный...
Тот вроде он, но и не тот.
Да, сгинули во мгле метельной-
упряжка, парусник, учёный,
и нарты, и компАс, и тельник,
и белый флаг, и роджерс чёрный.
Достиг ли острова мечты
иль в полынье холодной сгинул?
Льдом лат во тьме сияешь ты,
копьё вонзая в исполина.


Критика встретила мою балладу с восторгом , назвав меня с намёком на подражание Николаю Гумилёву "Полярным конквистадором в ледяном панцире". Особенно лестно отзывался обо мне критик Иосиф Самохвалов, сообщая о том, что поэтом N.N. открыта поэтическая Гирборея, которая симметрична декадентским поискам земного Рая в Африке вождём акмеизма -Гумилевым и крымской Киммерии Волошиным." Уже возвратясь в Санкт-Петербург после сражений под Цусимой на "Сердитом" и японского плена, когда Колчак слёг с кашлем и проболел всё это время, я продолжил публиковать свою "Полярную тетрадь" и однажды получил , пахнущий французскими духами конверт с приглашением на вечер в Башне Иванова с каллиграфической подписью Зиновьева-Аннибал.

Угловая башня на пересечении Таврической и Тверской в Санкт - Петербурге была известна как литературно - мистический салон, храм декаданса, антропософии, философии и утончённой поэзии. И для начинающего литератора -честь быть приглашённым на читки в таком собрании, где блистали и Иванов, и Гумилёв и где сам адмирал символизма Александр Блок мог взобраться по приставной лестнице на "капитанский мостик" куполоподобной крыши и прочесть там свою "Незнакомку" кронам дерев Таврического сада. В надежде, что меня не отправят "на клотик за чаем", как рядовой матрос декадентского ковчега я готов был даже повторить акрабатический трюк Блока, но не более того. Потому как был наслышан: в салоне не только практикуются сцены с переодеванием, но и с раздеванием до нага и разыгрыванием персонажей подобных тем, что художник "Диониса" Абрам Блузман выносил на обложку издания, приласкавшего молодое дарование. А именно , весь мохнатый ,с копытами на козлиных лытках Дионис догоняет обнажённую убегающую Нимфу. И всё бы ничего. Но копьём торчащий между ног отросток выглядел совсем не куртуазно. Поэтому , когда я читал балладу по напечатанному в присутственных местах, где бывали и юные девы, я загибал  титульный лист и закрывал его ладонью.

 Пройдясь бархоткой с пастой гои по двуглавым орлам пуговиц кителя и поправив "георгия" , полученного мной за сражение под Мукденом, я увидел в зеркале добра молодца с короткой стрижкой а ля "бобрик", оттопыренными ушами, требующими уже стрижки мяконькими усиками, погонами мичмана,с двумя звездочками подпоручика, орлиный взгляд , кортик на боку- что ещё нужно для покорения дамских сердец? Нахлобучив фуражку с крабом и свернув в трубочку свой рифмованный "бортовой журнал", я сбежал по лестнице, лихо хлопнул дверьми и, поймав извозчика, отправился в почтенное собрание.

***

-А! Вот и вы? А мы уже заждались, - встретила меня хозяйка салона , обволакивая рокочущим голосом и взглядом дымно- дивных глаз.- Вы случаем не застряли во льдах?- лукаво улыбнулась она...
-А где ваши нарты и олени?- ехидно осклабилась другая дама в обтягиваюшем стан светской пумы платье с ярко напомаженным бутоном губ и обильно отягощёнными тушью ресницами. - Или я что -то путаю и в нарты запрягают собачек? У нас тут есть болонка - можем запрячь...Или жену Макса попросим -Сабашникову, они изобразит. Как-никак -художница!
-Ав!Р-р-р!- поддержала дурашливый розыгрыш пантеристой походкой подкравшаяся жена коктебельского отшельника.
-Да! Конечно!- дипломатично лыбился я, топчась у порога и тиская в руках зашорканную тетрадку со стишками.


Публика и в самом деле собралась почтенная. Я сразу же узнал грузного Макса по его "античной" шапке волос, бороде и сократоподобному лику. Вячеслав Иванов тоже был легко узнаваем по нимбу золотисто- пышных косм и бородке клинышком. Других я сразу не разглядел. Не дав мне опомниться, облачённая в полупрозрачную тунику хозяйка вытолкнула меня на центр округлого пространства, как гладиатора на арену, где меня уже поджидали вот -вот готовых кинуться на меня гривастые львы. Но львы сидели неподвижно, мирно помахивая хвостами, словно я был ни больше -не меньше -брошенный по приказу Навуходоносора в темницу пророк Даниил.
- Сегодня у нас молодое дарование! Поэт - морской волк, участник полярной экспедиции Александра Васильевича Колчака,- объявила хозяйка салона, прижимая к груди вручённую мной ей фуражку, словно это была корона того самого вавилонского Навуходоносора. - Впрочем, он сам себя представит...

 Кашлянув, я начал излагать краткую историю нашей полярной экспедиции, опасаясь что меня начнут спрашивать и про позорное поражение под Порт-Артуром...
- Об этом мы из газет знаем!- поймав паузу, доброжелательно прервал Макс. - Вы стихи почитайте. Ваш "Барон фон Толль" в "Дионисе" весьма впечатлил...
И тогда я открыл тетрадку.


- ТЮЛЕНИ-огласил я заголовок, не обращая внимания на то, как переглянулись Волошин и Иванов , при этм мне показалось, что Иванов презрительно скривился, а Сабашникова прыснула в кулачок...


Когда накатит приступ лени,
и кажется-то жизни крах,
я вспоминаю про тюленей
плескающихся в полыньях.
Из-под воды в разгул ненастья
высовывают свои бошки...
Ну а для полного им счастья
достаточно сырой рыбёшки.
Смотрюсь я в зеркало, как в льдину
и снова вижу нас с тобой,
и словно Лампа Алладина,
трёхмачтовый наш китобой.
Их видела с борта ты яхты,
как ,жмурясь,греются на льду,
как пляжницы под солнцем Ялты,
а вроде бы живут в Аду!
И вспоминала ты про Данте
про Дьявола в Коците вмёрзшего,
шепча терцины мне когда-то
поэта бледного, умершего.
И, как Паоло и Франческа,
мы падали в бездонность вод-
как будто круговая фреска
нас вовлекала в хоровод
летящих душ, ледащих, грешных,
нагих, уже совсем бесплотных,
среди танцующих, успешных,
дородных, разжиревших, потных.
На вахте я стоял в ту ночь
и наяву, конечно , грезил,
и прозевал - и как помочь
даже за все богатства Креза?
И вот в машинном отделении
вознёй мышиной, крик "Пробоина!"...
Был этот айсберг -в отдалении
и вот -ты морщишься от боли.
И, словно поршни паровые,
из Рая в Ад нас всех выдавливали,
и не сносил бы головы я,
когда бы это всё - недавнее.
А был я юн,стыдлив , как девушка,
и был влюблён в одну курсистку,
и сбился с курса, заглядевшись
на воротник её ворсистый.
На воротник из меха нерки,
вольготно на плечах разлёгшейся.
Снег над Невою. Конаньерки
белее даже снега лёгкого.
И каждая снежинка звёздочкой
на чёрном мехе...Но не в счёт,
что до того согрелся водочкой
такой усердный звездочёт.
И шпилька из волос - форштевень,
и шпиль Адмиралтейства-грот.
Распавшейся причёски ливень.
Горящий в поцелуях рот.
И шепотки присяжных : "Што вы!
Не террорист, не саботажник!"
И только бы отдать швартовы,
но папин пухленький бумажник...
Но адвоката речи громкие-
и на вакации уход,
ну что с того что к самой кромке
прижало льдиной пароход?
Ну да -оплошность! Да убытки!
И Одиссею ведь Сирены
мерещились.И этой пытки
не мог он вынести смиренно.
И рвал канат, корабль раскачивая,
визжа истошно:"Развяжите!"
И так вовеки -не иначе
и без такого разве жить?
И отдыхая на вакациях,
я тонущую видел яхту,
и Север дикий -декорацией,
как сотворил его сам Яхве.
И нас с тобой -двумя тюленями
в подлёдном голубом Раю,
живыми, юными , нетленными
вовек- у света на краю.


Я прервал чтение, потому как это был конец стихотворения.Возникла  томительная пауза. И вдруг хозяйка салона подбросила ввысь мою фуражку, издала ликующий клич.
-Па-эт-!Па-э-т!
Волошин и Иванов , лениво хлопа в ладоши, поднимались со стульев. Моя корона Навуходоносора катилась по паркету. Зиновьева -Анибал кинулась меня целовать, прижимаясь к кителю мягкими грудями.
Оглаживая Бороду, Макс произнёс , сжимая мою ладонь пухлыми подушками своих пальцев.
- Не дурно, очень недурно! Жаль нет сегодня Гумилёва. Тоже , кстати офицер, и своими "Тюленями" вы чуть не переплюнули его "Жирафов"!
-Да ,- словно и в самом деле миролюбиво помахивая  кисточкой хвоста, добавил второй львогривый поэт.-Вы без сомнения очень талантливы! Добро пожаловать на нашу башню.
- И если будете в Крыму , забегайте ко мне на огонёк в Коктебель, там мама принимает всех "охламонов"...Посмотрите мои акварели...
_________
* Журнал "Аполлон" стал выходить спустя 7 лет после окончания экспедиции барона фон Толля к гипотетической Земле Санникова, в 1909 году. Поэтические мистерии в Башне Иванова просуществовали с 1905 по 19... годы.


Глава 3. Выстрел в потолок

В омской ресторации "Летучая мышь" был полный аншлаг. Куплеты Маньки Мокрой, "Шарабан" и как-кан- варьете из свежих девочек прошли на ура. Официант не успевал подсыпать в кальянчики свежего табачку. Спрыгивая со сцены , девочки усаживались офицерам на  колени и щекотали их разгорячённые  щёки султанами павлиньих перьев... Бисировали, бесясь.
            ...Эх шарабан мой, американка,
            а я девчонка , я шарлатанка!-
 пропела шансоньетка в очередной раз под дребезжание пианино и рыдания скрипки и , раскланявшись, певица нырнула за кулисы, где чуть не столкнулась с конферансье- сатириком Антоном Кукушкиным. Он семенил навстречу роняя и поднимая на ходу листки своих едких сатир. Выбежав на край сцены- длинный и несуразный, в штанах с пузырями на коленях, жилетке и лапсердаке  вокзального кассира, в кругленьких очках, с щурящимися рачьими глазёнками за толстыми стёклами , усач в короне всклокоченных , тронутых сединой по-проволочному жёстких волос-он тут же вызвал гомерический смех почтенной публики. Один из золотопогонных офицеров, не церемонясь, тыкал пальцем в штиблеты сочинителя , и, давясь от хохота, приговаривал.
-Посмотрите на эти лапти -каши просят!
 В самом деле,-калиги, говоря языком древних римлян, этого гладиатора сцены выглядели весьма комично. Левый штиблет , для упрочения, был перевязан куском телефонного провода, из правого копытом выглядывал жёлтый ноготь, поскольку серый носок был протёрт до дыры.
- Почтенная Публика!- ловил конферансье , собирая в полное собрание сочинений, юркие лиски.-У нас ведь демократия , свобода слова и свободная сцена! Так што слухайте сюда... Писатель Антон Кукушкин имеет-таки сообщить вам нечто весьма пикантное...
-Валяй! Без цензуры! У нас тут не то что у большевиков... 
- Это будут - записки под названием -"ЗЗ скандала Колчаку от Антона Кукушкина!"
-Тут намедни один поскандалил , пошутив , что , мол, нашему вице-адмиралу следовало бы отправиться на море -и командовать там, стоя на капитанском мостике, а не здесь, где суша и степь да степь кругом ...
-Бедный! Бедный! -манерно всплеснул писатель  тощими ручонками, хлябающими в коротких, на удивление белоснежных, манжетах.- Ни ему ли во время отпевания в соборе , влетевший в открытые врата храма голубь обмарал помётом всё лицо?
- Ну!Ну!Не кощунствуй! Говори да не  заговаривайся -отпели критика по -божецки!- крутанул ус казачий есаул.
- А я вам вот -что расскажу...Новеллу под названием "Святые мощи-чего тут проще"...
-А ну ка!- опять вставил реплику неугомонный есаул.- ТОка батюшков не забижать!
 Я затянулся кальянчиком, чувствуя , что учреждение в Омске  хоть и не мексиканской, а  только американской миссии открыло путь не только поставкам вооружения , обмундирования и консервам из австралийской кенгурятины, но и экстракту из произрастающих в стране кактусов, джунглей и пирамид майя листьев коки.   
-Итак...Уткнул в шпаргалку свой бананоподобный нос попугай сценических джунглей. Про святые мощи, стал быть...И церковные чудеса.Байка так и называется "Чудо". Взялись комиссары разоблачать церковные чудеса. Разломали мироточивую икону - вынули из оклада пузырёк с  маслом и говорит один, выливая миро в затвор своего ревОльвера, - вот чудо! Как  хорошо смазывает маслице орудию! А то понапрасну по доске текло, без пользы...
И хлоп из того ревОльвера попика в пузо...А тому хоть бы што. Тот ещё раз! И в третий , и в четвёртый. Весь барабан расстрелял...И только слышно , как пули звякают, отскакивая...Што такоё! И тут попик до того державшийся за бока развёл руки, и воздев их к куполу откуда на него серафимы с херувимами взирали, произнёс:
-Сие есьмь чудо! Миро не пущает пулям мне навредить! 
Прихожане так и ахнули. А блаженная Фёкла кинулась целовать неуязвимое попово пузо.
Но тут же произошло и разоблачение чуда. Красноармеец , не церемонясь задрал жрецу изрядно - таки продырявленную рясу - и под ней обнаружилось подвязанное на снурке церковное блюдо для сбора пожертованиев. От него-то и рикошетили пульки.
-Ах ты рожа! -взревел комиссар -разоблачитель!Куда эт ты с блюдом под рясой намылился?-на базар , небось, обменять на жирного петуха! А теперь пост!
-То не поп, а жиган Петька Хмурый. Он разыскивается уголовкой за кражи и грабежи в особо крупных и как видно укокошив попа этого прихода,напялил на себя его рясу!- щёлкнул наручниками на загребастых ручищах убийцы и вора - чекист Дурнев, заранее взявший след дичи...
- Вот это финт! Туды его в копыто!- бурно отреагировал есаул от кавалерии.
Бросив тянуть дымок из кальяна, золотопогонный штабс-капитан налил полный с верхом бокал шампанского - и со смехом роняя пену через край,  звякая о паркет шпорами, протянул угощение выступающему:
-Пей!   
 Двигая кадыком на цыплячьей шее, литературное дарование деликатно осушило бокал и вернуло тонконогую стеклянную танцовщицу угощающему.
-Валяй ещё! - принял бокал офицер и, видимо, брезгуя налить в него(как никак-тиф и всё такое!)приложился прямо к горлышку...

-Давай про мощи! Большевики такие матерьялисты! Дурни ни во што не верят...
-Безбожники...
-Так вот-вытянул рассказчик манжеты из лапсердака. и поправил сбившуюся манишку. Порывшись в грязном белье бумаг , он вынул требуемую.


-Пришли комиссары во храм разоблачать святые мощи...А дело уже было под вечер-и они вломились в храм во время пасхальной службы...Народу в церкви, как во время выступления воздушных акробатов в цирке! С куличами на блюдах, с крашеными яйцами. Выстроились к батюшке за освещением.
-Воскресши во гробех! -допел архиерей и двинулся с кропилом к длинному столу, куда составляли прихожане -куличи, просфоры и яйца.
-И вы верите в эти булки и кокушки? -продефилировал комиссарик мимо этого пёстрого великолепия.
-И вот в этого покойника верите?Святого Феропонта-с понту?  -што в раке , в приделе лежит и вы его целуете, не боясь подхватить тиф, а то и сифилис?  И к образам энтим прикладываетесь?
- Не боимсь! Ибо веруем! -выступила вперёд скрюченная старушка.-Тот Феропонт мне горб выпрямил, Марье Дурындиной с глазу бельмо свёл, соседки моей сынку -грыжу вправил, а чирьев скока вылечил!

-Темнота! То самовнушение!- осклабился комиссарик , што до революции был ветеринаром, меренил жеребцов и холостил боровов, а на империалистической перековался в фелшера.-Ну так смотрите! Мы вчерась тока в соседнем храме шмон наводили. Открыли мощи святого Филимона , прославившегося  целительными чудесами, а там - голова-тыква, борода-пакля, мощи - кости пёсьи да палки...И говны...
 И подходит комиссарик к раке с мощами , и всадив саблю в щель промеж крышкой и гробом, скидывает зацелованную до блеска крышку на пол. И видит...Што такое!Лежит Ферапонт нетленный, с румянцем на щеках  и лыбится. И поднимается -и встаёт на край гроба и взмахнув руками, - возносится он  на хоры , а там и выше и как бы слившись с крылатым ангелом в подкуполье, взмахнул теми крылами -и вознёсся сквозь купол...
-Чудо!-завопила избавившаяся от бельма Маня. Все попадали на колени.Архиерей опять пропел:
-И воскрес во гробех!
- Комиссарик -фелдшар из ветеринаров стоял как вкопанный, будто его омеренили...
Звонкую тишину нарушил бряк колокола на колокольни и зычный голос чекиста Дурнева...
-Сняли, милочка с колоколенки. То всё Петька Хмурый...Убивец. Сбёг из-под аресту. Споил самогоном дьячка, обрядился в его рясу и скуфейку- и залез в гроб. Ему нас его кореш из верующих красноармейцев сдал, упредив што мы придём раку вскрывать...А тут ему попы помогли с верёвками, штоб под купол поднять на роликах. Он же до того, как пошёл по кривой дорожке, канату к цирке ходил ...Аты -баты-акробаты!Вы чо верёвок не видите?..
-Так темнота же!Ладан от паникадил. Свечи коптят. Опиум для народа! Гипноз!
- То то што темнота!А оно вишь-сплошной матерьялизм!Как  учит товарищ Троцкий...
-О как! -опять подал голос есаул и вылил в  иерихонскую пасть очередную рюмку французского коньяку.

- И фелдшар этот , как генерал Гайда!- добавил, опять осклабясь, штабс -капитан.-Всё с намёком...
- Ну а про наших союзничков писатель  Антон Кукушкин другую байку расскажет...
-Может хватит ему!?
-Пущай говорит! Мериканцев надоть продёрнуть, - хватил кулаком о стол есаул.
И протянул выступающему рюмку с выплёскивающимся через край коньяком и огурцом на вилке...
- Коньяк огурцами только есаулы закусывают!- прогремел голос с дальних столиков и раскидистых диванов.И в этом голосе я узнал собственный агрессивный зык.
-Быдло! - рявкнул лейтенант с Георгием обок от портупеи...
-Господа!- усмирял мятеж штабс-капитан, сбрасывая с коленей танцовщицу варьете...
 

-Навоз и красота розы"- обявил Кукушкин, покопавшись в бумажках.
-Приходит Антон Кукушкин в американское представительство...
-Ну да, пустили тебя в таких лаптях...
И тут я вынул из кобуры револьвер -и пальнул в потолок. Зазвенел хрусталь в люстре. Взвизгнули танцовщицы...Полетели в зал мятые листки памфлетов...
-Мало того, что здесь безнаказанно кощунствуют...А ещё и позорят нас перед иностранными союзниками, всемерно помогающими нам вооружением, боеприпасами, обмундированием, провиантом...Это возмутительно, господа!- вернул я револьвер в кобуру. -Послушайте, что пишет этот пасквилянт,- поднял я упавшую под ноги прокламацию.- Он хочет поссорить нас не только с православной церковью, но и с американским представительством! Послушайте..."Только Антон Кукушкин может  распространять журнал "Дружеские речи американской миссии"...А в конверты вместе с речами он вкладывает - перышки, бумажки, гвоздики...Первую страницу с портретом президента Рузвельта он заклеил своим портретом..."Возмутительно!
-Да он не Кукушкин а Кукушкинд!- крикнул штабс капитан. И в этом крике я опять узнал собственный голос...
- Жиды!-рявкнул есаул и упал в тарелку с малосольненькими с укропчиком и чесночком.

 Почему я стрелял в потолок? А вот почему. Затянувшись дымком в сотый или двухсотый раз, я увидел, как в клубах кальянного дыма проплыла та самая кефаль, которую я , нырнув за саблей вице-адмирала , принял было за выпавший из ножен клинок, схватил- но рыбина вывернулась из моей ладони, улепётывая в глубину.
 Потом на месте вислоусо-долгоносой рожи Кукушкина и его рачьих глазок вдруг возникла  хитиновая харя - и чтобы протянувшаяся ко мне клешня не могла меня ухватить , я сделал предупредительный выстрел. Хотя буквально за неделю до этого начальник нашей контрразведки Лютов выстрелом из револьвера  уложил наповал шутника, взявшегося иронизировать по поводу отсутствия у вице-адмирала сухопутных талантов, посоветовав ему отправиться в моря-на капитанский мостик.   

4.Покушение

Покушение на адмирала произошло прохладным и дождливым днём 25 августа 1918 года. В караульном помещении затопили печь – и заложенный в ней заряд снёс крышу, поднял столб из битого кирпича, деревянных балок перекрытий, щепы.  На несколько секунд на месте караулки как бы образовался вулкан. И даже, как показалось часовому в вестибюле ставки Верховного на миг воплотились вьяве персонажи брюлловского  «Последнего дня Помпеи»  , которых он мысленно  созерцал выстаивая  на посту: было дело , довелось служилому, благоговея, бродить по музейным залам, когда возвращался он через Санкт-Петербург с фронта.  Вот и теперь ему отчётливо привиделись  уже не на обрамлённом узорным золотом багета  холсте, а во дворе особняка купца Батюшкова с его, напоминающим астрономическую обсерваторию куполом над одним из флигелей и пиками ограды, словно это были пилумы ощетинившейся манипулы, – и излом Зевесовой молнии в небе, и путающихся в тогах, спасающиеся бегством римлян, и падающих с фронтонов дворцов статуй, и обнаженную грудь бездыханной римлянки , и выпавшего из её мраморной бледности рук младенца…Это было длившаяся лишь  краткий промежуток времени галлюцинация контуженного взрывной волной, следом на месте этого видения возникли груды тел в окровавленных шинелях, которые только недавно выдал каптенармус, извлекая их из недр вагона с присланным союзниками обмундированием. Солдатику бросились в глаза – и  чуть ли не завязанная в узел винтовка, и напоминающий штопор для откупоривания бутылки с вином или поросячий хвост   -штык, и оторванная рука с зажатой в ней краюхой хлеба, и нога -кочергою с размотавшейся обмоткой…
-Вот! Полюбуйтесь, штабс-  капитан, адъютант наиверховнейшего из Верховных!- ярился   начальник контрразведки  Павел  Петрович Лютов, сребровисочный усач в белоснежной черкеске с газырями во всю грудь, папахе и непременным Георгием  на левой грудине.- Что творят эсерики! Социалисты эти! Мечтатели…Утописты. Мстители народные. Робин Гуды…
   Он ступал своими надраенными до зеркального блеска сапогами между обломками погрома , цепляя шпорами и ветки с  росшего рядом с разнесённой в пух и прах караулкой расщеплённого тополя , и  изогнутую солдатскую ложку(взрыв прогремел в вечернее время, перед самым ужином, и печку затопили, собираясь разогреть на ней кашу и чаёк). Георгий мотался  туда -сюда. И никак не мог победоносно копьём поразить извивающегося под копытами коня Аспида. Лютов лягался, сбрасывая со шпор , цепляющийся за них хлам- и непонятно было -зачем ему эти дурацкие кавалерийские излишества? Приехали мы сюда с ним от здания контрразведки – этой омской Лубянки -на авто, а его не пришпоришь, как бывало любимого, чемпиона скачек, белого коня в яблоках, который сейчас лакомился овсом, стоя в ухоженной конюшне на заднем дворе здания контрразведки  с черкесским седлом на гвозде. Свисающая с другого гвоздя кусучей змейкой нагайка предназначалась , конечно же не для того, чтобы портить бронзовомускульный труп, а чтобы выбивать показания из подвальных узников, недостатка в которых не было и поэтому герой кавалеристских атак на окопы  австрияков мог отвести душу.
- Вот канальи! Мало им Трепова, Столыпина, Плеве, … Чокнутая Мария Спиридонова-была ведь и важной птицей в эсеровской верхушке…Вслед за Засулич, этой , понимаешь, Жюльеттой Корде либеральной интеллигенции стреляла в генерала* , голубка невинная! Мало её казачки во время ареста попользовали! Эту богородицу сибирских этапов! Но змея сама себя кусает за хвост -и пожирает…Замахнулась на большевиков! Подельничков своих. Пауки в банке! Передрались прошлым летом…И снова -в тюрягу…Мало мы этих жидовочек -Школьник, Фиалку по этапам гоняли!- выдавал на гора свой дежурный монолог начальник контрразведки , по-кавалерийски  косолап  разгуливая среди дымящихся ещё обломков…
  Он то и дело наклонялся, подымая с земли, и отшвыривая в сторону, то погнутый котелок , то чайник с отвалившимся носиком, то обрывок бумаги - и то и дело поправляя на поясе огромный черкесский кинжал в богатой оправе, говорил…
- Прокламации эти!- вытирал  письмом любимой служивому из охраны Верховного Лютов руки от каши из тщательно обследованного котелка, налипшей к холёным пальцам с золотой печаткой.-  Ну и вонь! Как они это жрут и не давятся? Сочинения Льва Николаича Толстого! Поэты эти! БальмОнт! «Я ненавижу человечество , я от негу бегу спеша. Моё единое отечество-моя пустынная душа!». Савинков -варнак, метки ставить негде, а туда же -писатель! Почти что пророк. А благодаря этому писателю разорвало в клочья великого князя Сергея Романова, и сердце его нашли на крыше кремлёвского строения…Дачу Столыпина вот так же разнесло, -ткнул он пальцем в остатки руин караулки.- …Я выезжал на место со следственной комиссией,-Лез он уже в развороченное зевище печки, -…Там ведь тоже народу положило! Дочери его превосходительство ноги изуродовало. Сына посекло. Двое в жандармской форме всё это учинили…Сами правда тоже-того - смертники. В жертву себя принесли. На алтарь, стало быть, революции! Может , и среди вот этих ,-проводил он взглядом очередной вынимаемый из -под обломков труп для того, чтобы пополнить штабель тел возле фасада с античными колоннами. – тоже фанатик какой, борец за народное дело… И что характерно…В таких происшествиях как бы всегда незримо присутствует кто-то из иного мира. Ангел Хранитель. И Ангел-Губитель. -суетливо перекрестился Лютов.-Они как бы   противоборствуют…Вот Петра Аркадича дубовый стол в тот раз спас…Верховного нашего на месте не оказалось. Инспектировал войска…А вот Александру освободитель не повезло…Во што карета-то его превратилась…И всё это в газете , на первой полосе! Изучал-с…Что вот тот вонючий котелок с кашей…Каша -из государя императора! Бррр…Вот тебе и идеалисты! Всё такое возвышенное!Замки рыцарские. Прекрасные дамы. И -на тебе. Ну и масоны, конечно…Как это понимать?- магистр розенкрейцеров  наивысочайшего градуса посвящения  приставляет шпагу к портрету сановника и произносит заклинания на его погибель…Инфернальная казнь! Ага! Вот такой иллюзион! Правда  пока высокопревосходительство в полном здравии…
  -А вот и улика! – вынул он из мусора двумя пальцами слегка погнутое кольцо гранатной чеки.- Ну что ж! это кое что проясняет…
 Омск потихоньку приходил в себя после взрыва. Столяр вставлял стекло в раму , освободив её от щерящихся осколков. Накапав в чай валерьянки, домохозяйка наблюдала в это самое пока не запертое на щеколды и не задраенное ставнями окно, как  телегами вывозят от ставки Верховного на телегах груды тел и мусора, как под холмом, на которым высится   замком дом купца Батюшкова, по синей ленте Иртыша ползёт белый пароход, оставляя за собой чёрный шлейф дыма, как парят следом за ним чайки…
….
- Вот! -положил на стол  Верховного исписанный листок Лютов.-Найден в руинах. Среди возможных версий , а версии таковы: мина заложенная в печь, ящик с гранатами, который по неосторожности поставили на раскалённую печь ,сброшенная с аэроплана бомба, -и вот эта!-в охрану затёрся поэт -идеалист. Один из тех что , как сатирик  Антон Кукушкин выступают в «Летучей мыши», в газетёшках стишки тискают -и вот результат.
Колчак ознакомился с содержанием листка, хмыкнул и протянул писанину мне, буркнув:
-Почерк похож на ваш! Да и тема и стиль…Не иначе-полярный исследователь писал!
Я взял листок и прочёл.
ГЕЙЗЕР
Не свет далёкой Бетельгейзе
и не Полярная Звезда.
Меня манил камчатский гейзер,
что бросил вызов царству льда.
Его дыхание весеннее,
дерзнув  через снега пробиться,
сулило вечное спасение,
как бы Евангелья страница.

Цветок расцветший раньше срока,
форель в оттаявшем ручье-
ни преступленья, ни порока,
и всё что есть вокруг-ничьё.
И видел я -    над грязью вязкой
среди  миражных клубов пара
людей в набедренных повязках,
как бы Адам и Ева, -  пара.

И кроме -ничего не надо
им, как плодов на тучных ветках,
и от Аляски до Канады-
сплошь царство Нового Завета.
Смеются радостные дети
и птицы с тёплых рук едят…
Да. Есть Земля такая где-то,-
ни войн, ни пушек, ни солдат.

Это было одно из моих стихотворений цикла «Северное сияние». Отпираться -бесполезно. Так что и без ран на спине от нагайки я мог констатировать:
-Да, Александр Васильевич, моё!
-И как это понимать -в набедренных повязках?-улыбнулся диктатор своей младенческой улыбкой.-Адам и Ева…
- А так и понимайте!-пожал я плечами…-Аллегория…

Глава 5. Ковчег


Гружёные вооружением и войсками эшелоны двигались по Транссибирской магистрали в каком-то сомнамбулическом трансе. Когда вьюга гигантским белым кашалотом тёрлась о стены и стекла вагонов ,казалось, что это мины-рогачи скребутся в днище нашего эсминца "Рюрик" на Балтике - и вот-вот мы взлетим на воздух.Но наш Ной -капитан 2-го ранга -Александр Колчак умело и уверенно огибал минные заграждения. Вот и теперь железнодорожные составы и ощетинившиеся пушками бронепоезда были как бы досками нашего Ноева Ковчега, совершающего плавание по заснеженной степи. В скрываемых мутным маревом бурана Кулунде и Барабе* мерещились всадники чингисхановых туменов, дружинники Ермака гнали очумелых от напора удалых казачков кучумовичей, но то были не воображаемые картины седого прошлого, а реальные бои- нам то и дело приходилось отбиваться от бандитов и нагоняющих наши вагоны красных. Конские морды и припавшие к гривам всадники , норовящие всадить пулю в окно, чтобы разнести его вдребезги, то и дело возникали по ту сторону борта нашего ковчега. Некоторые из выбитых окон мы уже задраили листами снятого с крыши какого-то вокзала кровельного железа-и от этих покрытых инеем квадратов разило могильным холодом. Даже нам, закалённым полярным исследователям, трудно было согреться у притулившейся в углу штабного вагона буржуйки. И не признававший папахи, на любом морозе щеголявший в фуражке Колчак, дышал на окоченевшие пальцы и ругался по поводу того, что в чернильце чернила превратились в лёд. Для того чтобы они оттаяли и не превращались в кристаллы ,подобные торосам на нашем пути к острову Бенигсена, Анна Тимерёва накрывала её своей песцовой муфтой и поэтому на её белизне образовывались напоминающие очертания Новосибирских островов пятна.


Избы проплывавших за окнами деревень казались беспомощно хлопающими по льду ластами тюленями и моржами, подходи -всаживай пулю-и вот тебе- и сытное житие на несколько дней , и жир для освещения в плошке. Ну а тюлений клык - сувенир, который украсит твой кабинет в санкт-петербургской квартире на Мойке , подобно тому, как фигурки из слоновой кости украсили письменный стол Николая Гумилёва, за которым он написал и "Жирафа", и "Конквистадора" , и африканскую поэму "Мик". Да ведь и бивни мамонтов, которыми мы укрепляли свои палатки, напоминающие шатры Моисеева племени , сорок лет водившего иудеев по пустыне, недвусмысленно намекали нам на то, что мы совершили кругосветное путешествие во времени-оказавшись в краях, где бродили гиганты, на которых охотились наши добиблейские предки. Мы искали настойчиво и упрно, но на острове Бенигсена мы барона Толя так и не обнаружили. Оставив записку и материалы проведённых исследований, учёный и его спутники покинул остров, не дождавшись нас.


Не найдя ни Толя , ни миражно-легендарной Земли Санникова, мы нашли в северных морях нечто манившее нас сиянием недостижимого идеала: подтверждение того, что мы можем совершить невозможное. Мы прошли туда и обратно на тех же собачьих упряжках и байдарах там, где многоопытный полярный исследователь Эдуард барон фон Толль, по всей видимости, канул в полынье вместе с проводниками, нартами и собаками. По руслам Лены и Ангары , мы возвращались в Иркутск триумфаторами. Отложенное венчание наконец-то произошло.
-Венчаются раба божия и...- блуждал в подкуполье храма Михаила Архангела голос батюшки. Стоя рядом с как бы закованным в латы усыпаннлго орденами и медалями вицмундира отца Александра Васильевича и крестясь, я наборматывал стихотворение, которое допишу лишь много лет позже, когда замкнётся круг Судьбы, когда словно вернувшийся бумеранг с очертаниями острова Новая Земля, всё возвратится на круги своя.

ВЕНЧАНИЕ
Вы стояли у амвона
королевою метельной.
Вы -в фате. А он в погонах.
Вырез платья. Крест нательный.
Это свадебное платье!
Шлейф фаты - замёрзшей Леной.
Ангара - перчаткой. В латах
он. Вы двое во Вселенной.
Мыс Софии. Остров Беннета.
Шхуна. Мачты шпажный выпад.
Крикнуть бы Судьбе :"Не та
всем нам участь могла выпасть!"
Только-холод. Стынут губы.
Только губит нас случайность.
Палуба. Форштевень. Трубы.
Вот и островок нечайный.
Словно девы в дивном Смольном-
Генриетта и Жанетта*
выступают в танце сольном
разодеты для балета.
В снежных пачках, бриллиантясь
льдов сверкающих колье,
инеем дохнув на ванты
ближе -ближе-лье за лье.
Взять за талию и руку ,
закружить в метельном вальсе,
чтоб спознать любви науку,
словно парус в резком галсе
развернувши-не по ветру
а наперекор всему...
Чтоб вершинами Ай-Петри
в жарком, пальмовом Крыму
выплыл остров тот неведомый,
что никем ещё не познан,
но накатывает бедами
будущее. Слишком поздно!
Кольцами ли обручальными-
заполярные широты...
И глаза Ваши печальны.
И измят рыданьем рот.
Эти бугорки сугробные-
в пламени свечном-отдельные,
и два крестика надгробные-
словно крестики нательные.
Только лишь на карте точки-
две невинные малышки,
Ваши дочки-ангелочки,-
упокойные молитвы.
Сын. В Париже эмиграция.
Те же очи. Те же локоны.
Та же прелесть. Та же грация.
Но глаза уже проплаканы.
Он навеки упокоится
там же, где венчался с Вами,
Знать начертано такое
кем-то в небесах- словами.


Но пока ещё бумеранг, кувыркаясь, возвращался -нас уносил по кровавому морю наш железные ковчег. И Анна Тимерёва, совсем как воскресшая под паровозными колёсами толстовская Анна, бросив мужа и сына, согревала своим дыханием окоченевшие пальцы Колчака. И писала оттаявшими чернилами.


Каждый день я думаю о гибели,
Что меня за сопкой стережет.
Первый снег плотину ярко выбелил,
И мороз огнем холодным жжет.


Меж камней колосья в хрупком инее.
Нежные,как белая сирень,
Небо цвета горла голубиного,
Желтой степи жесткая постель…

Я была всегда такой любимою
Я была жена,сестра и мать-
Это все давно промчалось мимо,
Надо молча смерть свою принять.


Она появлялась в штабном вагоне ангелицей в одеждах сестры милосердия с красным крестом во лбу пропахшая лекарствами, с пальцами обожжёнными йодом и марганцовкой.
-Сегодня сделали два десятка ампутаций и перевязок без счёта!- грела она обмётанные морозом губы в трещинках, грея их о край стакана с горячим чаем. Она -ожившая фотография с его стола в капитанской рубке: русская красавица в кокошнике.Княжна!
Не знаю, оставались ли у них в эту пору время и силы для физической близости -или она укладывалась с ним под одеяло лишь как Агарь, предназначенная для того , чтобы согреть угасающего Давида?
______

*Острова восточнее острова Беннета.

Глава 6. В магическом кристалле зеркал

В  ночь с 13-18  ноября 1918 года. Омск.
 
 Придерживая  левой рукой шашку и снимая фуражку перед зеркалом в деревянной оправе, я поднимался в бельэтаж Военного собрания, где оркестр наигрывал горячо любимый Колчаком романс "Гори , гори,-моя звезда..." Я  и теперь не могу отделаться от ощущения, что  это зеркало между лестничными маршами с покатыми красного дерева перилами и витиеватым орнаментом решётки ограждения было не просто зеркало.  Я разумеется,  видел в нём себя - в трёхзвёздных погонах лейтенанта, со свисающими на китель плетёными косами аксельбантов,и ненавязчивым Георгием там -где и положено было быть боевой награде,на виду, а не в темноте шкатулки, рядом с дамской бижутерией.Всё - по высшему разряду адъютанта Верховного - и тщательно отутюженные галифе из английского сукна цвета хаки , и боковой пробор набриолиненных русых волос , и ясный взгляд "русского офицера" с незабудково-небесной синевы, подёрнутыми арктическими туманами радужками глаз , и стягиваемые с рук белые перчатки заядлого дуэлянта(для дружеских рукопожатий на этот раз, а не для того, чтобы бросить кому-то в лицо), и кобура с выглядывающей ручкой револьвера воронёной стали, и зеркального блеска сапоги, в которых в свою очередь отражалось лестничное зеркало.Ну что ещё? Ну да! Конечно же!Усики денди из немого синема с заламыванием рук Веры Холодной.Блуждающая улыбочка эстета, прошедшего ритуал посвящения на Башне Вячеслава Иванова и уже успевшего поучаствовать в антропософских оргиях с перенесением в другие эпохи и измерения в Коктебельском элизиуме Макса Волошина , где от акварелей с инопланетными пейзажами Киммерии он увлекал гостей на капитанский мостик открытой кровли- и Вселенная накатывала на вас - волнами Понта, звездными зодиаками, шорохом волн на пляже, где наядами плескались нагие поэтессы, - и вы брели с ним пустынными холмами в драной хламиде с посохом в руке. И до вас доносилось : "А вот это омытое волнами виноградное корневище я зову Габриак...А вот эта египетская скульптура царицы Тамиах -вылитая моя жена Сабашникова..." Скажете  всё это игра похмельного воображения!-и надо меньше пить шампанское да дуэлиться с чехами и мадьярами из-за милых дам! Всё это от алкоголя,дескать, кокаина и перевозбуждения нервов! Но то, что со мной происходило, когда я заглядывал в зеркала, не было просто  игрой воображения, текучими воспоминаниями, полугаллюцинациями  или, как стало модно теперь выражаться в литературных салонах- ассоциациями, свойственными  игре возбуждённой психики поэтических натур.  Всё дело в том, что , меня не покидало ощущение:  всякий раз преодолевая эту точку пространства, я раздваиваюсь, троюсь, четверюсь, как отражения гостиничного трельяжа на тумбочке которого дамы расставляют свой арсенал обольщения-гильзочки с помадой, флакончики с духами, бутылочки с лаком для ногтей,баночки с пудрой, пилочки, ножнички, щипчики и, конечно же, эти миниатюрные щёточки в футлярчиках для чернения ресниц, так напоминающие и формой и цветом ершики для чистки револьверных дул.На такой гостиничной тумбочке, в ящики которого я упрятал  коробки с запасными патронами , плоскую бутылку французского коньяку, пакетик презервативов с изображением героя любовника с соблазнительно закрученными усами и початую уже упаковку с белым порошком, я и разложил перед тем как отправиться на бакет "дорожку". Так вот, уставившись в трельяж- я и втянул через ноздрю дарующего сверхспособности  зелья.   И -о чудо!  С некоторых пор со мной и в самом деле происходят вполне реальные путешествия в пространстве и времени.  Эти зеркальные кристаллы отеля "Европа", где я по долгу службы встречал представителей английской, американской и французской миссий, как бы довершали дело расщепления моего сознания и не надо было читать Шопенгауэра или Ницше, чтобы окончательно начать грезить наяву. А я как раз только что проводил из отеля французских гостей и перепоручив их караулу, поотстал, чтобы купить у цветочницы на углу  букет белых(соответствующих символике белого движения роз) -их я намеревался вручить гостям после произнесения приветственных речей. И вот, взбегая по ступеням, я вижу себя  в зеркале с букетом, как -то не совсем вяжущимся с портупеями, кобурой и саблей на боку. Что - то вроде фокуса иллюзиониста примеряюще стреляющего из револьвера цветочками!Но как- то же надо было продемонстрировать союзникам французам наши миролюбивые намерения!

  Вы спросите -откуда в Омске, в середине ноября розы? Стараниями ботаников оранжереи? Может и так. А может и потому, что я поотстал от делегации, чтобы вернувшись  в номер отеля, "догнаться"  "снежком..." Ведь вся -то она, моя жизнь после японского плена, превратилась в сплошные ломки и приходы. В магическом кристалле зеркал тех лет все перемешалось, спуталось, перетасовалось как колода карт в длинных пальцах фокусника-шулера. Было ли -не было теперь кто уж разберёт.*
Я бегу лабиринтом зеркал,
громоздящихся тускло и льдисто,
и сияет  их лунный   накал,
и сверкает огнём аметистов.
В кристаллической их глубине
возникают былого химеры
и живу-то я словно во сне,
чтоб служить наказанья примером.
Я и есть - мирозданью укор,
вниз поверженный   грозною дланью ,
и качусь я лавиною с гор,
сам себе приговор с наказаньем.

Вполне возможно -эта idee fixe с белыми розами как раз и есть -следствие моих путешествий сквозь магические кристаллы зеркал. Ведь год с небольшим до этого, воспользовавшись давним приглашением Макса, я побывал и в Феодосии,и в Коктебеле. Матросики наши на миноносце "Императрица    Екатерина Великая" держались до последнего, но распропагандированные комиссарами всё же начали бузить вслед за балтийцами и грозились арестовать вице-адмирала. Он запирался от них в каюте -и отругивался, как мог...Наконец, видя, как я томлюсь, он отправил меня в десятидневное увольнение:
- Ступайте, мичман, на берег, позагорайте, покупайтесь...Не всё же нам - на арктических островах мёрзнуть да самураев на мины направлять! Пора и блага субтропиков познать!Вон какая жара стоит! Чем Крым -не чудесная Земля Санникова! Вы , кажется, хотели побывать в древней Кафе, к Волошину в Коктебель заглянуть! Валяйте!
 
И вот караим на шарабане мчит меня по каменистой дороге мимо Генуэзской крепости Судака,драконьего хребта Кара-Дага - прямо в чудесную Киммерию -к Волошину, где "обормоты" кормятся из котла  мамы Макса Оттабальтовны, одной из завсегдатаев Башни Иванова, которую жандармы арестовывали за то , что она обряжалась в экзотические шаровары.
 Ну а там -до Феодосии и пешочком. Тем более, что тощий , как раздавленная морскими глубинами селёдка, пьяница, Александр Грин уже натоптал тропу между холмами.
 Букет роз я ухватил у похожей на  Медею гречанки, отправляясь на поэтический вечер,чтобы вручить цветы зеленоглазой Марине.Сёстры Цветаевы читали стихи "на два голоса" в особняке с кариатидами атлантов у входа. И когда я впервые входил в вестибюль Военного собрания в Омске, я как бы оказался опять в Феодосии. Точно такая же двухмаршевая лестница, причудливое ограждение в стиле модерн и зеркало между лестничными маршами. Точно такое же зеркало! И в этом зеркале я тогда увидел себя , спешащего на банкет с французами,с фуражкою в руках на манер рыцарского шлема с плюмажами, а теперь себя же -торопящегося на вечер встречи с сёстрами Мариной и Анастасией Цветаевыми.   

Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверзтую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.
Застынет все, что пело и боролось,
Сияло и рвалось.
И зелень глаз моих, и нежный голос,
И золото волос.


Но на этот раз вместо золота волос обожаемой мной поэтессы, предо мной предстал по -флоберовски вислоусый, моржеподобный французский генерал с золотым шитьём по кругу фуражки-котелка(уродливая пародия на гусарский кивер, рудимент былых времён ) , которую он не снимал в помещении.Обвешанный крестами орденоносец Белого Орла. казалось, был перенесён на ощетинившиеся артиллерией бутылок багратионовы флеши банкета прямо с полей Бородинского сражения. И смотрел не то Наполеном, не то Даву или Мюратом. Его наглые глаза , напористая речь(он великолепно говорил по русски), его барские манеры паладина, разгоняющего взмахом тамплиерского меча сарацинов...Вспомнив, что я намеревался ему вручить благоуханный букет, -я обнаружил, что никаких роз у меня в руках нет одна только фуражка,- и понял, что меня опять морочат зеркала! Хотя я сделал предположение: а не оставил ли я букет на гардеробе, когда сдавал швейцару, припорошенную первым снежком шинель? Но тут же отбросил эту версию...Всё таки они всему причиной-зеркала!
 

Продавившись сквозь амальгамную плёнку,я обнаружил себя в соседнем  помещении с камином  для разговоров с глазу на глаз, называемом переговорной комнатой.
-Нет! -возразил Александр Васильевич, морщась,на заявление  Мориса Жанена о том, что  решением Антанты он назначен руководить союзными армиями- и чехами , и французами, и поляками , и русскими...Кроме американцев и англичан, которые будут двигаться на соединение с Сибирской армией через Архангельск, - Русской армией будут командовать русские! А вы можете командовать  союзниками! Я не возражаю...И давайте примем это как данность!

Этого разговора у камина не  могла слышать  публика, собравшаяся в банкетном зале на втором этаже. Да и видеть то, как в глазах Жанена под густыми бровями пляшут кроваво-охристыми отблесками  каминного пламени алчные огоньки, как бронзовеет смуглое лицо Колчака, твердеют скулы на его готическом лице-никто не мог, даже я. Но и без того было ясно: амирал понимал,  что прагматичные союзники не бескорыстны, что они не только хотят заработать на военных поставках, но и по возможности поживиться сокровищами золотого запаса.Ведь было же уже у французов- и увязшие в снегах смоленщины обозы,  забитые и столовым серебром из русских имений, и золотом выдранным из иконостасов, сбитых прикладами иконных окладов московских церквей!
 
 Переговоры происходили при закрытых дверях, с часовыми у входа.В обстановке строгой секретности.Но каким-то звериным инстинктом ощутив намерения  хищного экзотического зверя, ожидающая начала банкета, рассевшаяся  за длинным, вроде уложенной на земь  триумфальной арки подковообразным  столом публика, встретила входящего в зал Жанена  отчуждённым молчанием.
Правда, какой-то  гражданский(как оказалось потом, эсер) в пенсне, громыхнув было, скребанувшим  по паркету гнутыми ножками отодвигаемым стулом, вскочил , обнажая малиновую обивку и, демонстрируя мятый зад штанов под фалдами дирижёрского фрака,  хлопнул бутылочной пробкой;  роняя с края переполненного шампанским хрустального фужера пену, он порывался произнести подобострастный тост. Вошедший с Жаненом в распахнутые двустворчатые двери Колчак остановил выскочку повелевающим жестом и взял инициативу в свои руки.   
 
 Пенсне  спряталось за частоколом бутылок, кургузый фрак слился с пиджаками и сюртуками прибывших намедни из Уфы в Омск представителей Директории. Среди бород, усов и усищ мог бы выделиться иконостасом крестов и орденских звёзд на парадном кителе  генерал Василий Георгиевич Болдырев.  Его запятыми закрученные кверху усы  можно было видеть на всех собраниях, совещаниях и банкетах. Главнокомандующий всегда аргументированно оппонировал политическим противникам, высказывал разумные контрдоводы и готов был отстаивать свой ход мыслей на поле боя. Этим он и был занят теперь под Пермью , куда накануне срочно отбыл, чтобы руководить боевыми действиями непосредственно на месте. Позже говорили, что на фронт он был отправлен намеренно, дабы не мог воспрепятствовать тайно готовящемуся кадетами перевороту.  Зато среди "директоров" можно было видеть -бороду, усы и по-народовольчески длинные волосы всегда готового парировать любые доводы оппонентов и произносить не менее длинные и плохо причёсанные речи, тайно посвященного позже   в парижскую ложу "Великий Восток Франции"  председателя Временного всероссийского правительства Николая Дмитриевича Авксеньтьева. Рядом с ним расслаблено откинулся на овальную спинку стула  по -  декадентски остробородый  премьер-министр Пётр Васильевич Вологодский. Чуть поодаль от него поджимал под себя ноги больше похожий на Балакирева, чем на творца "Иоланты" эсер-ветеран Николай Васильевич   Чайковский. Борода его соседа была ещё внушительнее -и достигала средних пуговиц жилетки, от перламутра одной из которых тянулась к кармашку платиновая цепочка-и привычка вытягивать за неё часы с крышкой и, открыв их, смотреть на завораживающее движение секундной стрелки была , быть может, единственным делом, которым патриарх либерализма был занят, неизменно присутствуя на заседаниях и застольях. Тускло блистал холодным взглядом и напомаженными волосами с пробором ещё один усач- в этом паноптикуме борцов за справедливость и права народа-кадет Николай Иванович Астров.  Особо ничем не выделялся опиджаченный Владимир Николаевич Зензинов, оставивший потомкам после переезда за границу обширные воспоминания**, но так и не объяснивший толком- что же произошло в Омске в ту ночь и последующие за нею двое-трое суток. Откровенно скучал проголодавшийся уже в ожидании начала пиршества и вполне по граждански выглядел и товарищ Министра внутренних дел, нисколько не походящий на бывших эполетоносцев жандармерии , начальник Омской милиции Евгений Францевич Роговский при котором воров -карманников развелось , как клопов в гостиничном диване, а в эмигрантском изгнании он с успехом директорствовал в русском доме отдыха французского Лазурного  берега и, наслаждаясь средиземнорским солнышком,  совершал ритуалы масонской ложи "Северная звезда". Рядом с ним, пристроившись на стуле на самом углу стола строчил что-то в раскрытый блокнот, прозванный царской полицией Азефом, заместитель Авксентьева и скандальный журналист Андрей Алексеевич Аргунов.

Словом, не лишённая аллегорического содержания при распределении мест застолья левая часть бесконечного банкетного стола представляла  сливки не чуждой выпадов с террористическими эксцессами "демократической контрреволюции". Справа же блистали золотом погон, мерцали крестами  и медалями и эфесами Георгиевского наградного оружия -военные, совсем недавно при изрядном участии чехов турнувшие из Омска большевичков. Орлом смотрел,словно ласковую девицу уложивший на колени шашку есаул Фёдор Гусельников-из молодых да ранних. Задумался о чём-то седобрадый редактор казачьей газеты "Иртыш"  Георгий Ефомивоч Катанаев, он-боевым штыком карандаш на изготовку- держал между пустых пока тарелок блокнот, чтобы как-только начнётся, вносить пометки. Молодцевато подкручивал усы, словно заводя пружину невидимых часов, прослывший "двойником императора Николая", и оценивающе взирал на происходящее готовый на решительные действия  начальник Омского гарнизона, полковник  Вячеслав  Иванович Волков, у которого остановился на постой вице-адмирал...
 
 Растекалось пятном по скатерти выплеснувшееся из фужера преждевременное
шампанское. В иллюминаторных стёклах пенсне незадачливого фалдоносца я снова увидел себя  -и все события этого вечера, накатывающей ночи и последующих суток   стали утягиваться шумными  вихрями  сливного бочка  в  две зияющих чёрных дыры. Двое казачков из свиты коменданта добивали из револьверов сброшенного в устланную сорванными погонами берёзовой листвы яму избранного Сибирской областной  Думой министра внутренних дел Алексея Ефремовича Старосёлова,-и он корчился там, огребая блекнущие листья гражданскими штиблетами.  На ещё свежую могилу его я и отнёс по прибытии в Омск те запоздалые белые хризантемы -убиенный был не только ярким думским оратором ,но и писателем, которому прочили будущность Льва Толстого*...
 
На какое-то мгновение воцарилась тишина.Оркестр на балконе -примолк.Не звякнула ни одна струна, не шевельнулся ни один смычок. Слышно было только, как позвякивал хрусталь медузоподобной люстры, отзывающийся стуку колес отбывающего на  фронт эшелона- в темноту, окопный холод, слякоть шрамами тянущихся по израненной земле траншей. Чуть слышно ещё не остывшие от поминальных звонов гудели колокола  омских соборов, подхватывая пульсации вагонных колёс. И в одном из храмов оживало, как бы колеблемое ветром,  Знамя Ермака.   Витал снежок над сковываемым льдом Иртышом и где-то в придонной глубине тускло восвечивали нержавеющие доспехи Ермака Тимофеевича. А рядом нетленной сияла его казачья сабля. Казалось , Колчак выдерживал паузу, испытывая нашу выдержку.   
- Ну что ж! поблагодарим союзников за из братскую помощь!- произнёс он.
И только после того, как стоя под картиною , изображающей Петра Великого на вздыбленном коне на фоне батальной панорамы Полтавского сражения, Александр Васильевич изложил суть происходящего,  обрисовывая картину объемов помощи в штуках самолетов,бронетранспортёров, пулемётов,пушек, автомобилей и винтовок -   раздались похожие на далёкие винтовочные выстрелы хлопки аплодисментов.      

 
______________

* Историки высказывают много претензий адъютанту Колчака автору мемуаров Князеву по поводу того, что он писал в своих воспоминаниях о не существовавших(документально не подтверждаемых ) событиях,  искажал факты и высказывал абсолютно абсурдные версии происходившего в действительности. Он оказался одним из распространителей версии о том, что покушение с взрывом заряда в печи караульного помещения на территории резиденции Верховного подготовил поэт Юрий Сопов, автор "суицидальных строк", якобы подтверждающих его виновность.

Глава 7.Банкет в разгаре

После первого же тоста военного и морского министра Колчака  началось активное уничтожение закусок. Четыре разлёгшиеся по центру стола осетра чешскими эшелонами направлялись в сторону едоков  американского и английского  дип-представительств. Стучали ножи, вонзались вилки,накрахмаленные салфетки прикладывались к бородам, усам и губам, по которым текло густо и обильно. Два плотных строя -  гражданских слева и военных-справа иступлённо вели наступление на предложенные яства. Снующие под сенью бочковых пальм в середине пэобразного пространства стола улыбчивые официанты из осведомителей контрразведки откупоривали бутылки, услужливо подливали винцо и водочку в прижимистые рюмашки и щедрые фужеры. Тайные агенты виртуозно пританцовывали, меняя блюда - и там, где только что в кильватер одному осетру плыл другой , появлялись -румяный поросёночек, фаршированный овощами гусь и отливающие золотом,  гвардейские погоны озёрных карасиков.(Подобной линькой блюд революционного застолья была и смена безрезультатной говорильни самарского Комуча на мнимую демократическую диктатуру по-Цицероновски велеречивой, склонной к произнесению гневных филиппик, уфимской Директории.)

Жирно поблескивала намазанная поверх ломтиков ноздреватого хлебушка   чёрная икра, отправляемая в густо оволосённый рот   члена Директории,сочно зеленел ломтик ананаса на вилке у закусывающего очередную рюмашку водки есаула. Уже оттостовались -и иностранные гости, и члены совета министров, когда сквозь речь поднявшего очередной полный бокал искристого белого вина оратора просунулось скрываемое в мешке неуклюжей дипломатии шило: все ждали объявления диктатуры! А то зря что ли ещё в сентябре думцы подписывали отказы от деятельности на благо Сибири, понуждаемые приставленными к лбам и вискам дулами револьверов?

- За блестящее будущее нашего адмирала! - заплетающемся языком выкрикнула борода-клинышек.( Кажется, эта усатая борода была большой шишкой.)И всем было понятно, что пора бы уж и "прекратить безобразия", "навести порядок", но опасались , что "крепкая рука" может и дров наломать.Ведь совсем недавно хоронили всем городом убиенного министра внутренних дел - и катафалк с его гробом сопровождали  уже отрёкшиеся от своих должностей думцы, и накатывали слёзы, и сморкались носы, и прикладывались к мокрым глазам дам надушенные платки, и оркестр рыдал маршем Шопена. И разве то был уже не переворот? Но отчего-то лучше не становилось- и на базаре  детские пальцы в цыпках всё так же крались по краю досчатого прилавка, чтобы стянуть у зазевавшейся торговки если не гуся, то хотя бы карасика.  И поэтому, кто был допущен к застолью, на сытый-то желудок тешили себя надеждой, что как -нибудь оно и само рассосётся-переварится - и что-то да будет...
  И как только был произнесён тост за будущее, все зашумели, будто накатившая на морское побережье, выплёскивающая на песок неуклюжих клешнястых крабов  солёная волна. И не понятно было  -гул ли это одобрения или ропот недовольства, в котором уже  различимы были нотки негодования. И сбудется ли в том будущем мечта о Панкратовом Беловодье, так живо описанном убитым писателем из министров внутренних дел Старосёловым в положенной в гроб книжке?
 
...И грянула "Марсельеза". Да так,что завибрировала люстра под потолком.Строем наполеоновских гренадеров поднялись подпевающие французы. Хмуро взирал на них военный и морской министр. Грозно крутил ус начальник гарнизона, полковник Волков, звякал наградным клинком "молодой да ранний" есаул, озадаченно оглаживал бороду редактор патриотического издания, пока так ничего и не записавший в блокнот.
Официанты руководили организованным отступлением грязных блюд и тарелок -и всё это направляемое в посудомойку войско уже как бы откатилось к Уфе, откуда бежала Директория, к  Перми, где отбивал атаки красных  выехавший на передовую генерал Болдырев.  А фронт, перемещая флажки на штабной карте, всё далее удалялся от Саратова, где в тепле не нюхавшего пороха интеллигентского навоза выпарили  Гомункулуса Комитета членов Учредительного собрания (Комуча). Эльфический карла-уродец пытался что-то предпринимать, посылая в окружающий мир пассы из алхимической колбы. Но видел всё из-за кривых стенок своей стеклянной тюрьмы неправдоподобно искривлённым. Последующий коралловый отросток этого слизнеподобного существа- Директория, также обнаружил свою полную нежизнестойкость. Это  растение, способное выжить только в тропическом рассоле благодушных иллюзий, было просто обречено на гибель в хладных водах наших северных широт.

Ещё не стихли последние аккорды "Марсельезы", когда Волков, всё больше и больше походивший на приснопамятного государя императора Николая Александровича Романова, совсем не по-
романовски рявкнул, задрав голову к балкону оркестра:
-А ну споёмте-ка "Боже царя храни!" Вот это будет любечко!
И как  только, перекликаясь с виолончелью, скрипки вывели первые такты гимна, напористым  казачьим хором вознеслось к потолку до звона оконных стёкол торжественное песнопение "Молитвы русского народа"...


Боже, Царя храни!
Сильный, державный,
Царствуй на славу, на славу намъ!
Царствуй на страхъ врагамъ,
Царь православный!
Боже, Царя храни!- почувствовал я, как механически отворяется сам собою мой рот.

И в тот самый исторический момент, когда разевались рты вытянувшихся по стойке смирно "золотопогонников", я  разглядел-таки, что оттеснённый на балконе "молодым да ранним" есаулом фраконосец в пенсне -совсем не эсер, а грязнокрылый грач, чьи птичьи базары галдели днями вдоль Транссиба на подступах к Омску. И если есаул поднялся на балкон по боковой лестнице-это видели все!- то привычное питаться выбрасываемыми из вагонов объедками пернатое влетело на запах пиршества через отворённое окно. Со своим профессорским пенсне на носу каналья вышагивал по перилу балкона и норовил клюнуть дирижировавшего наградной шашкой есаула.
-А-ах ты , социал-революционерская сволочь!- потянулся я к кобуре и было отстегнул уже её крышку, но , ощутив ладонью рубчатый холод рукояти револьвера, не стал выхватывать наградное оружие и палить из него, на мгновение прояснившимся сознанием сообразив, что я , по всей вероятности, всё ещё сижу, запершись, в номере отеля "Европа" и , воткнув в ноздрю свёрнутую в трубочку банкноту , вдыхаю "снежок".   
Но стрелять и не потребовалось - клювастая гадина спорхнула с ограждения балкона и, задев крылом люстру, спикировала мне на голову, роняя помёт в недоеденного карася, ляпая каловые звёзды на мои погоны...
Отмахиваясь от птицы, я увидел, что шлёпаю ладонями по щекам члена Директории за то что он не встал при исполнении гимна. Я ещё мог понять не оторвавших  от стульев тощих(по преимуществу французских) и толстых(американцев и англичан) задниц иностранцев, но - чтобы свой брат, хоть и социалист -революционер проигнорировал гимн!
К тому же, разинув клюв, агрессивная  врановая  сволочь каркала:
- Как! При иностранных гостях вы демонстрируете свои монархически- диктаторские пристрастия! Ведь цар-р-ря и его выродков ухлопали еще в июле,в Екатеренбурге, а теперь ноябрь-с, и мы -в Омске. Что подумают о нас в странах демократии!?
-Это возмутительно! Тряхнул народовольческой гривой Авксеньтьев.- Это провокация! Дискредитация Директории. Вас следует арестовать!
- Арестовать! Арестовать! -прокаркал клювастый,обернувшись из птицы назад -в эсера, но захлопнул клюв ушибленный по темечку ножнами наградной сабли есаула. Они сцепились.
В этот момент, уже втянув порцию белого порошка, левой ноздрёй, я переключился на правую, вдыхая кокаин с таким же наслаждением , как воздух, нагнетаемый насосом матросами на палубе через шланг в водолазный шлем. Я ступал по дну отяжелёнными свинцовыми подошвами ногами , распугивая громоздких владивостокских крабов, отваренные клешни которых были для нас единственным провиантом после того, как японцы разбомбили из своих орудий все пути для подвоза к крепости Порт-Артура  провизии. В Японском море крабы куда крупнее мелких -черноморских, зато в Чёрном море -мидии, они нас тоже выручали и под Севастополем, и в Балаклаве , и под Босфором. И даже Оттобальтовна подавала их, вылавливаемых в бухте Коктебеля в неимоверных количествах "обормотами".Ну а на Таймыре , когда прижимало, выручало и мясо леммингов.Сопки кишели ими , как корабельный трюм крысами. Мне казалось-передвигаясь по дну, я собираю в верёвочную сетку владивостокских крабов, но как мне потом рассказали день спустя, когда все очухались, взгромоздясь на стол с ногами, я вышагивал по нему, топча недоубранные тарелки.И спасибо-меня стащил со стола комендант Омска, а то я бы так дошагал до иностранных представителей. Впрочем, как только началась заварушка и на паркет повалились, заключившие друг друга в недружеские объятия эсер с оторванным рукавом фрака и есаул с болтающимся на нитке погоном- гости поднялись - и покинули почтенное собрание.

Они канули, провалившись в зевище зеркала на лестнице, зато из -за заомальгамной темноты стали прибывать новые и новые персонажи  разворачивающейся баталии. Явился эскадрон всадников с шашками наголо и  развёрнутым Знаменем Ермака, и ,оглашая зал криками "За Веру, Царя и Отечество" , конный   разъезд проструился сквозь стену, чтобы кануть среди мерцающих снежинок.

Ещё при входе в Военное собрание, я обратил внимание на двух необычных часовых гигантского роста, которые смутно маячили в полумраке, мерцая штыками винтовок: в них я узнал атлантов у парадного подъезда  Феодосийского особняка, где читали стихи сёстры Цветаевы.Да это были они же-античные полубоги. Под шинелями явственно бугрились их мускулистые торсы. Каково же было моё изумление, когда обнаружилось , что и восседающий во главе стола Александр Васильевич Колчак-тоже атлант! Те же вздувшиеся вены на шее, тот же древнегреческий нос, тот же профиль Александра Македонского, те же смотрящие сквозь тебя невидящие глаза. Каменная поросль волос. Сомкнутые губы , изваянные резцом скульптора для того, чтобы разжиматься лишь для производства громов. Когда из банкетного зала начали выходить дипломаты, без пяти минут Верховный правитель, громыхнул ножками отодвигаемого стула и, не обращая внимания на потасовку и перебранку в зале, - двинулся на выход: атланта ждали более важные дела-удерживать от падения рушащиеся небеса.
      
И тут я увидел свою висящую в воздухе фуражку, которую я  не оставил на гардеробе вместе с шинелью, а взял с собою в банкетный зал. В лестничном зеркале фуражка, сначала  наклювясь козырьком, превратилась в птицу цвета хаки и, рванулась было взмахнуть крыльями, затем, меняя цвет и очертания вначале из букета роз  для любимой поэтессы превратилась в букет хризантем для возлагания под крест на могиле застреленного писателя Старосёлова, затем преобразовалась в кровавые потёки гвоздик , возложенных  мной на гроб с почестями похороненного полковника Кручинина, зарубленного казачьей шашкой в пьяной драке из -за девицы лёгкого поведения.То была одна из многочисленных пародий на дуэли, свято сохраняемых традиций рыцарских турниров во славу Прекрасных Дам. Возвращаясь в своё исходное состояние, моя фуражка,  обнаруживая напоследок сходство с миром цветов, блеснула золотистым венчиком кокарды на околыше -и опять стала обычным офицерским головным убором.               

Теперь же, левитируя в воздухе даже без крыльев, она вместе с моей оставленной в гардеробе шинелью, провожала уходящего Колчака. Пустой рукав шинели с V бело-зелёной нашивки отдавал честь, приложив край рукава к краю пустого головного убора.

  Сам я лежал на полу, ощущая щекой холод тщательно навощённого паркета. Я отчётливо видел в зеркальных голенищах уходящего Колчака, -и себя, и зал с люстрой в вышине и музыкантами на балконе, и  прямоугольную подкову стола , и то, как теснят военные гражданских. Подобно моей фуражке, люстра витала в пустоте ничем не поддерживаемая, потому как потолок исчез -и в образовавшуюся прямоугольную дыру заглядывали два масона в длинноносых чёрных масках из бархата, в мантиях с накинутыми на головы капюшонами. С их шей свисали золотые цепи с прикреплёнными к ним выточенными из нефрита черепами.  Один бормотал заклинания. Другой остриём шпаги чертил пентаграммы на паркете между "крыльями" стола. Хотя то был и не совсем стол, а след от  копыта-параллелепипеда гигантского , готового рвануть вскачь вороного коня. Посылая пассы из своего эмигрантского будущего, магистр манипулировал нами, как пешками или куклами театра марионеток , приводимыми в движение посредством нитей симпатической магии.

-Наивные!Они  всё ещё уверены, что от них что-то зависит!-сказал один.
-Так устроены непосвящённые!Им не ведомы магические силы!Пока Хранитель Времени или кто-то другой не остановит Часов-так всё и будет катится в тар тарары. Чтобы переместить события и переставить местами Будущее и Прошлое, нужно остановить движение стрелок. Тогда Клио задержит ход событий...

Я лежал на полу -и видел как чья-то ухватистая рука рвала платиновую цепочку с жилетки деда из народовольцев-каторжан, завсегдатая эсеровских форумов. Цепочка порвалась -часы, кувыркаясь полетели на пол-и, грохнувшись о паркет , покатились, рассыпаясь. Из - под отвалившейся крышки вырвались на волю юркие колесики.  Прыгучими кузнечиками они стали разбегаться в разные стороны. Секундная стрелка оказалась шпилем Адмиралтейства, две часовых - мачтами нашего тренировочного кадетского парусника "Мечта". Мы отчаливали...

Тем временем в облачённой перчаткой длани одного масона появился портрет Государя Императора, другой рукой он ухватил двумя пальцами шпиль адмиралтейства и, продолжая бормотать заклинания, стал деловито выкалывать Государю глаза.
-Что творишь , сволочь! -крикнул я , но не услышал собственного голоса.
Пол сделался прозрачным, словно первый лед на Неве, куда мы бегали смотреть, как ходят а глубине рыбины.(Под таким невским льдом топили Григория Распутина!) И я увидел - что происходит в кафе "Летучая мышь". На сцене, задирая ноги, выделывали кан-кан девицы варьете.Строй вскидываемых юбок возглавляла дива литературно-музыкальных журфиксов, салонная дива Гришина -Алмазова.Ей аплодировали грузно-  вальяжный Пепеляев и без трёх минут министр финансов  Михайлов.

Тем временем в гардеробной творилось невообразимое. Срываясь с крючков вешалок, шинели , фуражки, папахи,устремлялись по лестнице ввысь для наведения порядка в банкетном зале. Шубы и гражданские пальто напротив, встречным потоком валили к выходу и ломились через двери на свободу. Оркестр играл "Прощание славянки". Из ресторана на первом этаже грянул "Шарабан". В дверях образовался затор, но те, кто проломился, спешно рассаживался в пролётки. Под возгласы "Гони!"кучера нахлёстывали лошадиные крупы-и скакуны срывались с места в карьер. Безучастные ко всему терпеливо стояли пока у входа часовые -атланты. Главный атлант давно покинул тонущую Атлантиду - и уже спал на съёмной квартире коменданта Волкова, только в четыре часа его разбудит денщик, и в телефоне он услышит что -то бессвязное об аресте четырёх членов Директории.

Как только на втором этаже загремели выстрелы, из "Летучей мыши" начали выбегать полуголые танцовщицы. Даже не задерживаясь в гардеробной, они смешивались с торопящимися на выход шубами и выдавливаемые в морозную ночь , цеплялись за разъёзжающиеся шарабаны.Но мало кому удавалось удержаться-их спихивали с пролёток сапоги возниц, сбивали уары хлыстов и плёток. И только Гришина - Алмазова этакой Клеопатрой в колеснице со своим Антонием, в наброшенной на плечи развевающейся песцовой  шубе и павлиньими перьями в причёске - удалялась вдоль бледно освещённой фонарями улице с приобнявшей её рукою министра финансов на плече.Эх, ма! Только лукаво подмигнул павлиний глаз с пера шарахнувшемуся похожего- и прекрасное видение истаяло.


Банкет продолжался. Не предусмотренное в меню  экстренное заседание подали вместо северянинского  крем-брюле с фисташками.
- У нас следующие кандидатуры- Болдырев, Хорват и Колчак!-пробубнил до зевоты скушный голос.
- Болдырев под Пермью, на фронте!
-Только не Хорвата с его бородой лопатой, - возразил в рифму голос громкий, но не очень уверенный.- Он сдаст Россию японцам...
-Тогда Колчак!

-Так что же,господа!? Выходит, всё же диктатура!


Ржанул вороной конь. Вольные каменщики в магистерских мантиях с накинутыми на головы и надвинутыми на глаза капюшонами  по-тамплиерски вдвоем взгромоздились на одного скакуна.(Расправляясь с храмовниками ,Филипп Красивый использовал эту привычку сдвоенного всадничества , как улику , неопровержимо свидетельствующую о садомизме рыцарей ордена. Примеру французского короля славного средневековья последует и ЧК.) И вороной -рванул вверх, намыливая пеной удила, только загремели шпоры на ботфортах седаков, только сверкнули звёзды на окованной серебром уздечке.

Всю ночь по городу грохотали копыта. Вдоль притихших домов с наглухо задраенными ставнями шёл с револьвером наголо Николай второй. Он конвоировал чётырёх участников банкета - Авксентьева, Роговцева, Зензинова и Аргунова. Во Франции времён Короля Солнца  эти четверо могли бы скакать в Англию за бриллиантовыми подвесками королевы, разить шпагами ненавистных гвардейцев Кардинала, но только не в России! Здесь Д*Артаньян неизбежно превращался - в Стеньку Разина, Пугачёва, Савинкова или на худой конец Аргунова. Арамис -в Керенского или Авксентьева. Воскресший Государь конвоировал эсеровских мушкетёров , сопровождаемый несколькими солдатиками и гурьбой козачков, среди которых были явственно различимы снятые с поста часовые-атланты. И только когда они вошли в световой конус фонаря у входа в тюрьму, стало видно, что за Николая второго  принимали пустившегося во все тяжкие самоуправства военного коменданта Омска, полковника Волкова.

-Напишите пожалуйста явку с повинной!- буркнул уже произведённый из командиров армии и флота в Верховные правители квартирант, расплачиваясь за постой и не забыв при этом галантно приложиться губами к ручке  мадам Волковой.- Союзники волнуются насчёт нарушения демократических принципов. Но держитесь, полковник, мы вас в обиду не дадим...
- Может быть всё -таки чайку?-взмолилась полковничиха.
-Нет! Честь имею!

Над Омском поднималось по осеннему прохладное дневное светило. Галдели врановые на берёзах вдоль Транссиба. По пробуждающейся улице шёл солдатик в папахе, с болтающейся на пережавшем погон ремне,гармошкой и, развернув во всю ширь меха тальянки, горланил:


Ты не муч меня Комуч,
не морочь мне голову,
ты меня отдашь кому ж? -
бОсого и голого?
Кадетам аль большевикам,
иностранным волкам?-
заседаешь всё, пока
зубы я - на полку.
В шубе ходишь меховой,
денежки не пахнут!-
пока детки мои воют
да с голоду пухнут.

Ему вторила, пританцовывая с пристуком каблучков моднячих сапожек  об обледенелый булыжник мостовой румянощёкая краля:

Директория моя ,
горе Директория,
ну какая же твоя
кривая траектория!

Полюбила б я кадета,
нарожала б ему деток,
только этот вот кадет,
чтой-то шибко старый дед.

Вернувшись в номер отеля, я докончил остаток "дорожки" и сел за написание новой баллады.Мне хотелось написать про уходящую под воду аристотелевскую утопию.Что-то брезжило. Манящими огнями океанических глубин мерцали рифмы. АТЛАНТИДА -вывел я синими чернилами по белому листу.

В костюме тесном , водолазном
спустился я чинить пробоину.
Работал я, но краем глаза
такие созерцал диковины!
Среди обломков рваных мин,
рогатых этих полушарий,
кит-исполин морских глубин,
открывши пасть по днищу шарил.
И заглотил меня он вдруг,
и потащил на дно, где губки,-
я в глаз его смотрел вокруг
как бы из капитанской рубки.
И плыли мы среди руин,
колонн затопленных и храмов...
На пьедестале исполин.
Фундамент мраморною рамой.
Там -жертвенник покрытый тиной,
а здесь обломки божества,
лишь рыб извивистые спины,
цветных кораллов дерева.
По форуму, где речь оратор
произносил-умён на вид,-
омар ползёт и , пятясь, в кратер
свалиться, бедный, норовит.
Здесь был вулкан и через край
стекала лава и кипела
вода,ну а теперь - икра,
мальки нагуливают тело.
И осьминог свои присоски
к лицу скульптуры прилепил,
ступени -мрамором паросским,
палат просторных параллелепипед.
Повсюду сырость, запустенье,
моллюсков плотная лепнина...
Ни звона арф. Ни хора пенья.
Немые рыбы. Скатов спины...

И был извергнут я на сушу
китом тем, и со мной сто тел,
и произнёс:"Всё это сущий
грек многомудрый-Аристотель!"
И все изверженные люди
пошли,забывши о мирском,
чтоб рассказать об этом чуде,
открывшимся на дне морском.


А банкет всё ещё продолжался. Стоило открыть меню пахнущей свежей типографской краской газеты "Иртышские ведомости"(её мне всунул в обмен на медяк мальчишка с кипой типографской продукции под мышкой), как тут же обескураживала поданная на десерт окрошка из изрубленных монархистами в подвалах тюремных казематов  социалистах-революционерах.* Голова разламывалась.Отбросив вонючий листок, скользя на гололёде мостовой , я торопился в Ставку. В висках пульсировало:неужели переворот?опять переворот? но тогда чем мы лучше большевиков?
- Падение Директории! Падение Директории! - орал улепетывающий от меня по другой стороне улицы  мальчонка с газетами, расхватываемыми прохожими и седоками притормаживающими пролётками. Встречные прохожие мельтешили, как лезущий в глаза убористый газетный шрифт. Они куда-то спешили. Они торопились совершить что -то, что станет сенсацией. Как падки до них газетчики! На следующее или какое другое утро мальчонка сунул мне в руку газету с с заголовком круче вчерашнего. Предыдущий с непонятным ликованием сообщал: КРОВАВАЯ ОКРОШКА! На этот раз - по полосе аршинными буквами, на манер развёрнутых мехов гармониста-частушечника, зияло: НА СВАЛКУ ИСТОРИИ. Борзописец повествовал о  том, что "присяжные были снисходительны", министр юстиции милостив", "Верховный выделил средства"**.Я схватился за виски. Именно тогда впервые мелькнуло:висок-вот место, куда так хочется приложить холодящее дуло револьвера и , взведя курок, нажать на спуск...

Стоя на палубе "мушкетёры короля" созерцали на океаническом дне обломки рухнувших скульптур,колонны с ионическими завитками, ползающих по ним вездесущих крабов.Всё ещё как бы сидевшему в зале суда Зензинову мерещилось, что Министр юстиции -это самовар, а заседатели - дымящиеся только что разлитым чаем фарфоровые чашечки. Это видение было следствием шока той ночи, когда в двери съёмной квартиры Авксеньтева настойчиво постучали -и на пороге появился Николай второй с двумя атлантами за спиною.И хотя мгновенно прояснилось, что это был не воскресший Государь , а его двойник-комендант Волков с казаками -оторопь долго не проходила.

Что говорить! Мы не в силах были справиться с потоками магмы разбуженного вулкана! Мы заживо сварились в кипятке вырвавшегося наружу гейзера. Мы искали утопическую Землю Санникова, а стали утопленниками нашей утопии. Все события нас подвели к тому. Вот почему позже, уже в эмиграции , я напишу своё самое, может быть, мистическое стихотворение, в котором отзовётся то, что произойдет 7 февраля 1920 года, через год с небольшим после памятного банкета с его жутким похмельем.

ПРИЗРАК -УТОПЛЕННИК

Горела на небе звезда,
взлетел над храмом белый голубь.
в тот миг неистовый, когда,
тебя под лёд спустили в прорубь.
Спустя вернулся столько лет,
как джин из якорного клюза,-
с плеча свисает эполет,
как будто дохлая медуза.
Объели губы осетры,
налимы кости обглодали.
Нет глаз. А были так остры,
когда высматривали дали.
И подхватила Ангара
твои обглоданные кости.
И чайки кликали:" Пора
тебе к нам заявиться в гости!"
Ведь ты мечты твоей достиг,
тебя несёт на Остров Грёзы,
и он -монетою в горсти
ценнее всех сокровищ Креза.
Мы только гости здесь- и пули,
что оборвали крестный путь,
уже давно на дно упали,
а ты всё продолжаешь плыть.
Рыб косяком, плесканьем нерп ли,
струеньем водрослей на дне.
Глаза твои, нет,-не померкли
они сияют в глубине!
И бок вот этой рыбы-орден,
и краб медлительный- медаль,
ты глубине навеки отдан,
тебя вобрали высь и даль.
Ты растворился в тех созданьях,
которых так тепло любил,
ты воплотился в тех сказаньях,
которые я не забыл.
И саблей брошенною за борт
лежит , как в ножнах, Ангара,
нет ты не умер, ты не зАбыт,
и строем катится "Ура!"
И ты шагаешь вновь вдоль строя,
шагами палубу кроя,
чтоб расплатясь горячей кровью,
нам за Россию постоять!


______
* 24 ноября 1918 года, был незаконно арестован офицерами из отряда Красильникова и убит депутат Борис Моисеенко. После подавления неудачного восстания большевиков в Омске в ночь с 22  на 23 декабря 1918 года содержавшиеся в тюрьме член Учредительного собрания Нил Фомин и 9 видных эсеров и меньшевиков были бессудно изрублены шашками и расстреляны колчаковскими офицерами (Википедия).

Глава 8. Лютовская контрразведка


Шпионы и желающие поживиться драгоценностями золотого запаса роились вокруг наших эшелонов подобно таёжному гнусу, таймырским тундровым песцам, полярным совам иди леммингам , торопившимся поживиться свежаниной, ежели нам удавалось подстрелись на мясо оленя или забредшего со льдов на материк белого медведя. Стоило оставить тушу на ночь, как от неё оставался лишь добела обглоданный остов.Таковы жестокие природные законы Заполярья.Попадались нам и места отходов моржового и китобойного промыслов - отмели и гавани усеянные костями китов и сивучей, чьи черепа с выкачанным из них спермацетом и вырванными моржовыми бивнями зияли пустыми глазницами, напоминая о библейском Левиафане и Ионе в чреве кита.

Начальник контрразведки  Лютов , хлыщ с закрученными на концах усами, садистской улыбочкой мокрых губ и блеском глаз, какие Гумилёв сравнивал с "голубыми гробницами", то и дело пускал в расход покушающихся на наш стратегический груз.Замутившие всю эту бузу чехи, конечно же, были неприкосновенны, хотя и они гибли в стычках с красными в количествах немалых.И поэтому, отступая, мы оставляли вдоль "железки"  бугорки с деревянными крестиками, под которыми находили упокой как наши "обмоточники" с их командирами, так - и не доехавшие до миражной Златой Праги потомки когда-то побивших злых татар витязей поэмы,начертанной готическим шрифтом на старинных кожах.*

Легионеров контрразведка не трогала. На то были резоны. Испортить отношения с "братьями -славянами" или союзниками -себе дороже.Зато среди стоявших в охране наших серошинельных или казачков то и дело обнаруживался мародёр умудрившийся  припрятать в карман несколько монет-желтяков с профилем уже отошедшего к тому времени в лучший из миров императора Николая II на аверсе. Понятно - почему солдатики не могли устоять перед соблазном во время расчётов, производимых при закупке продовольствия и оружия. Как только писарь доставал толстую, как Ветхий завет из алтаря уездного прихода ,амбарную книгу, усаживался за стол в вагоне, служившем  походною кассой ,и, следуя распоряжению министра финансов Михайлова, щёлкал костяшками счёт, чтобы выдать нарочному причитающуюся сумму,- озноб золотой лихорадки охватывал личный состав. Возможно, присутствуй при том сам Михайлов, этот потомственный революционер в щёгольском кителе без  погон занятый, как мне казалось, больше своим бурным романом с вдовой легендарного Гришина-Алмазова, а не сохранностью сокровищ золотого запаса, глядишь, -не в таких невообразимых масштабах бы царила эта растащиловка. Но его, как видно, до поры манили совсем иные сокровища.И он с легкостью ставил свою витиеватую подпись на бумагах с цифрами астрономических сумм  и пришлёпывал синюю печать поверх строчек со словами - "винтовок", "патронов","пулемётов" и многозначными цифрами  рядом*. Напротив слов "самолётов", "танков" и "автомобилей"  цифры были покороче, но и они, подстёгивая воображение, ползли и мчались по белому снегу бухгалтерских ведомостей, чтобы тарахтеть в воздухе, наезжать гусеницами на окопы и буксовать в непролазной грязи Барабинской степи, трансмутируя золото и драгоценности в прострелянные навылет шинели, оторванные ноги и руки, разрубленные шашками тела.
  Тогда-то и отрывались выдергою верхние дощечки ящиков, вынимались слитки, мешочки с монетами и "камушками", соблазняя своим дьявольским блеском личный состав. Тогда -то и прокатывался по спинам жар неодолимой жадности-грезились намёрзшемуся в окопах, натопавшемуся по шляхам войны служилому купленные на сокровище тройка с бубенцами, терем с резными наличниками, дородная жена в атласном платье и разузоренном шёлковом платке, пузатый червоного блеска самовар на веранде - обнаруживался,как живой, фарфоровые блюдца, пиалы и полные конфектов вазоны. И чтобы в воскресенье стоять в церкви пред образами в малиновой, подпоясанной наборным ремешком косоворотке - и лился бы от толстой, купленной за двугривенный свечи свет на сверкучий оклад,да  слушать бы акафист про пресветлых серафимов и пречистых херувимов, и звякала бы о поднос дьячка серебряная монета, вторя колокольному благовесту и хору ангельских голосов. Но эту грёзу прерывал окрик:
- Сказано же в Писании-не укради! Так -то ты, образина государеву казну охраняешь?
- Бес попутал, вашродие! Я не специально!Дома, под Барнаулом- жена , детишки с голоду пухнут!
Сухой щелчок выстрела. Жалобный вскрик. И сладкую грёзу , образовавшуюся в воображении солдатика накрывала непроглядная мгла небытия. Правда другие служилые, наблюдающие за показательной казнью, за тем, как из дула револьвера вашбродия вылетало, словно вырванное из крыла серафима перо, огненное жало,- видели совсем иное. По крайней мере одному из них грезилось,с похмелья , с самогонного перепоя, как тот самый богомолец в красной атласной рубахе из сарпинки и в смазных сапогах ,  возносился, отделяясь от тела падающего наземь, роняющего с плеча винтарь солдатика , устремлялось ввысь, где его поджидали на облаке стыдливо прикрывшиеся белопенными крыльями херувимы.

Замечены ли были рыцари золотых львов на знаменах в шашечку и шевронах в подобных нелепостях? Тянулись ли когтистые лапы тех геральдических львов, капала ли слюна из раззявленных пастей, дрожали ли похотливо хвосты , как у блудливых чердачных котов? Без сомнения- всё это наблюдалось. Но контрразведка закрывала на то глаза. И плотно забитые  Иржи, Криштофами и Ярославами вагоны ломились от натасканного туда  злата-серебра рухнувшей империи. И бордели Омска и Новониколаевска принимали в свои жаркие объятия сыновей рвущихся из пут Австро-Венгерской империи Чехии и Словакии , и ласкающий слух грассирующий мажор французской речи вплетался в минор цыганского романса.И язык Байрона смягчал его рифмою "лав ю"-"фо ю"...

И вышедшая на перрон станции Тайга припухшая от голода мамаша, обслужив нескольких чехов прямо в тесноте вагона , валялась около фонарного столба в луже крови. Из разжатой её ладони выкатились кругляки монет , и похожая на старушку-карлицу девчушка , размазывая по щекам слёзы теребила мамку за подол, из под которого выглядывали белые икры. И эта сцена напомнила про то , как во время нашей спасательной северной экспедиции боцман "Зари" пристрелил тюлениху , кормившую на льду тюленёнка, как хлопая п льду ластами, малыш кричал совсем по-человечески , таращась на нас черными глазами, в которых отражалась вмёрзшая в лед яхта и как этот жалобный писк оборвал хлёсткий выстрел:у нас кончался провиант!
От тех громовых выстрелов осыпались ледяные торосы, крошился на мелкие бриллианты снежный наст. В привокзальном гвалте мешочников ,водовороте беженцев выстрелы звучали совсем глухо, словно звук сломленной ветки. А разутые-раздетые расстрелянные -это могли быть и не повиновавшиеся приказам железнодорожники, и заподозренные в сочувствии большевикам или шпионаже ни в чём не повинные штатские, се они  валялись на морозе скрюченными в самых экзотических позах, словно это были мраморные скульптуры, изображающие сцены Страшного Суда.

Эти выстрелы, словно гром среди ясного неба или удары бича! Как-то особенно громко рвали они перепонки в бездонной тишине заполярья. Они раскатывались далеко-далеко-и казалось их звук достигает самого того места, где пронзает Землю невидимая ось, в которую, уставясь, смотрит всевидящее око Полярной Звезды и ковшик Малой Медведицы цепляется ручкой за эту звезду.  И эвенки, и якуты , и буряты называют её Золотой Кол.Каких же размеров должен был быть тот Золотой Кол, за который привязана планета Земля? Да и Луна вместе с ней.Хватило бы того золота, что тащили за собою в вагонах , надрываясь ,два паровоза чтобы в плавильне какого-нибудь Вельзевула отлить тот кол? Или того золота, из-за которого кипели такие страсти, не хватило бы и на то, чтобы соорудить булавку, укол коей не доставил бы Князю тьмы особого беспокойства? Подобными беседами развлекались мы с ротмистром Карелом Чалковым.Повеса чуть ли не на каждой станции заводил романы с русскими Венерами, великолепно говорил на русском, французском и немецком языках,цитировал Верлена, Гёте  и  Вацлава Ганку...В Новониколаевске , во время тамошнего постоя, у него приключился нешуточный роман с молоденькой ресторанной скрипачкой, за которой волочился какой-то большевик. И он -таки ухлопал того большевика, как из-за другой Дамы Сердца,санитарки из госпиталя на колёсах, -   уложил до того на дуэли подпоручика - авиатора -Мурзина, но слава Богу не насмерть и хорошенькая Светлана из Орловских княгинь могла на всю катушку насладиться своим милосердием, залечивая рану подпоручика.
-Окна  моей квартире в Праге, - говорил Карел, отхлёбывая вино по-гусарски , прямо из горлышка.- Выходят на площадь...Часы орлой на Староместской ратуше-всё знают...Там на астрономическом циферблате -Солнце -кругляк в короне лучей из золота и Луна- серебряный шарик. И они движутся ...Часы сделаны в те времена , когда ещё люди верили в т, что небесные светила вращаются вокруг Земли...И в то , что Смерть - это Костлявый Скелет, который оживает каждый час и дёргает за верёвочку, звоня в колокольчик... То во что мы ввязались,горя желанием освободить чехов от Австро-Венгерской монархии,всё чаще напоминает мне о тех часах и о том оживающем каждый час Скелете...   

Пока в обмен на золотые бруски, отправляемые в качестве платы, с Востока прибывали эшелоны с американскими, английскими и французскими винтовками, патронами, пулемётами и обмундированием -это не вызывало особого ажиотажа в войсках. Конечно, щеголяя в новых шинелях и кителях, пришивая к английскому сукну погоны и шевроны, радовались , как дети, потому как надоело выглядеть оборванцами, ходить в ремках, донашивать сапоги и исподнее с покойников. Заведённый на этой самоистребительной войне порядок, когда пускаемым в расход приказывали раздеться - и разуться и, если не всегда утруждали себя тем, чтобы канителиться с копкой могил, то обмундирование(особенно офицерское) аккуратно собирали и, если не разбирали сразу, то отдавали каптенармусу, а там -интендантская служба определяла-что и куда. Но беда в том, что даже не продырявленные пулями и штыками трофейные гимнастёрки,кители и шинели бывали нередко не лучше того во что были одеты добровольцы. Иные суеверные солдатики из деревенских  отказывались переодеваться в обмундирование только что расстрелянных, считая, что , сделав это, сильно согрешат и их постигнут кары небесные. Один старообрядец искренне считал, что большевики -это черти-и так и топал в разлезшихся бахилах, ни за что не соглашаясь переобуться в трофейные, снятые  с покойника сапоги. "То токмо на вид -сапоги яловые. А в самдель -копыта чертячьи. И стоит мне их обуть - прирастут они к ногам -и стану я бесом!"- крестился он двоеперстием.
Когда же этому оборванцу в качестве исключения каптенармус выделил  шнурованные ботинки британского пехотинца, переобувшись в них , он изрёк:"Аглицкие!Вот не зря ж они по морям охальничали, грабили - даже лапти у них похожи на пиратские корабли". В тех ботинках он и дезертировал с позиций, сбежав к бандитам, партизанившим по лесам, перелескам и степям вдоль "железки". Но неизбежно попав в ведомство полковника Лютова, повесился на связанных шнурках из тех ботинок в каталажке.

С времён заключения под стражу деятелей Директории и повышения вице-адмирала - в адмирала контора Лютова действовала бесперебойно. Девизом на вратах этого заведения могли бы быть строки Данте "Оставь надежды всяк сюда входящий". да и одежды заодно. За этими вратами- будь ли они дверьми в подвал омского краснокирпичного здания казённой конфигурации, двери ли специально отведённого для контрразведки вагона , начинались круги Ада, в первом ,соответствующем чистилищу кругу выбивались зубы и ломались рёбра, для чего не требовалось никаких таких "нюрнбергских баб","испанских сапогов" или других ухищрений испанской инквизиции. Зуботычины, пинки и удары прикладами раздавались на лево -направо, каждому задерживаемому. Дальше следовали "разговоры" по душам с предложением папиросы из золотого портсигара с двуглавым орлом на крышке, стаканом чая в вензельном подстаканнике с вопросом "Вам  сколько сахара? Один кусок аль два?"  Затем допрошенному пододвигалась бумага с настоятельным советом подписать. Потом недлинный путь от подножки вагона до стены за углом вокзала - и на этом всё. Можно было, конечно,рвануться в сторону, изловчась,увернуться от винтовочного выстрела меж лопаток, нырнуть под вагон, другой, третий - кубарем под насыпь, но всё одно никому не удавалось добежать до ближайших легко преодолимых заборов, чтобы дворами и переулками петляя, добежать до задворков , а там- -тёмный  лес , тайга густая   и -ищи свищи...
Но даже и  -манипуляции с бумагами допроса, соблюдение формального ритуала сбора доказательств вины-это в лучшем случае. Чаще -просто ставили к стенке.

-Я ещё в Омске отдавал приказ расклеить эти листовки...И вот они где объявились голубчики, под шумок!- оторвал меня от раскрашивания стрел на карте боевых действий голос полковника Лютова.

Он бросил на стол , так что рассыпались флажки оборонительных рубежей, пачку  объявлений в духе старых добрых традиций царской охранки.Разыскиваются. Награда 5000 рублей...И два портрета - молодых мужчины и женщина.
- Они ещё в Казани гробанули казну, потом просочились в Омск, смешавшись с толпой беженцев, затем исчезли из виду...И вот , -вслед за плакатами  он швырнул на стол рядом с только что мной прочерченной  зелёной стрелой контрудара горсть драгоценностей. Я не смог разобрать -что там , в этом комке из жемчугов, брильянтов, рубинов и изумрудов- ожерелье, колье, серьги? Отделившееся от путаницы драгоценностей  кольцо покатилось и остановившись накрыло собой точку на карте с надписью Чулым.
- В лифчике прятала , стерва! Зашито было. Да так искусно, что только подумаешь-ка-а-кая пышногрудая мамзель! А оно вот оно што!
- И што теперь с ними будет?Эт ж элементарная кража!
-Как што? К стенке! Я ж говорю-я их от самой Казани пасу...
-А они ли это? На вашем разыскном плакате такие фотографии, что любого можно за них принять.Хотя бы меня и вот Анну ...
-Ну ты Анну ...  -сюда не путай...А этот патриот - из Союза русского народа, черносотенец хренов - народ баламутил...Монархист недоделанный. За царя батюшку, и святого человека, хахаля императрицы Гришку Распутина, стал быть...А она- -эсеровская сволочь. Не смотри, што милашка , стройняшка. Такие вот - стреляли и взрывали губернаторов и жандармских генералов, как тех рябчиков в бору мой подъесаул.
В окно штабного вагона  хорошо было видно , как разутых-раздетых ведут , наштырясь штыками винтовок, два бравых казака в папахах малахаях, волоча сабли на боку, - парня в пузырящейся на декабрьском ветру рубахе и её в разодранном исподнем, как прячет она, огневолосая, в ладони последнее , что осталось у неё из драгоценностей - растерзанная...Только следы от босых посиневших ног на снегу.

- Вашбродь!- появился в дверях вагона солдатик в новой шинели из "аглицкого" сукнеца,-А вознаграждение за поимку?
- Пройди любезный в казначейский вагон, там тебе выдадут. Я уже отдал распоряжение...
Два хлёстких выстрела наложились на последние слова.Так они и лежали -эти двое-за вокзальным углом до утра, примерзая друг к другу, нарываемые жаркой периной обильного снегопада. И когда штабной вагон тронулся в утренней полумгле, видны были  выглядывающих из - под края снегового одеяла ступни.   

Глава 9. Помощь союзников
 

Утекали из   гружёных золотым запасом вагонов слитки и монеты. Они отправлялись на Восток, чтобы, пересечь океан и  занять место на полках хранилищ английских, американских и французских банков. Встречным потоком пёрли эшелоны срочную союзническую помощь.Тысячи английских винтовок окровавливались большевистской кровью, миллионы американских пуль, вылетая из стволов тех винтовок, обрывали мечты о царстве равенства, неисчислимое количество французских штыков  втыкалось в пролетарское мясо, останавливая биение сердец, перегоняющих кровь в головы, опьянённые грёзами о Царстве Справедливости. В свою очередь винтовки, штыки, пули, гранаты и снаряды из захваченных большевиками арсеналов царской армии, портили грубое шинельное сукнецо, отделяя херувимоподобную душу крестьянина, от его истосковавшегося по землице мускулистого тела, рвали в клочья английские мундиры; гнуло осколками снарядов и гранат Георгиевские кресты   , вышибало мозги, освобождая из тюрьмы плоти её узника-нечто,  представляющее собой утончённый коктейль из иконостасных отблесков православной Веры, перебродивших остатков обожествления Царя,кокаиновых галлюцинаций, напитанных тургеневскими грёзами  пейзажей , иконных женских ликов и белоколонных усадеб на заросших ряскою прудах Отечества, утончённого сатанизма декадентских салонов и разгульной удали кабаков с кан-канами и цыганскими хорами.
 
 Настоящий же ажиотаж и нескрываемое детское ликование познали мы, когда на станции стали прибывать платформы с накрытыми брезентом самолётами. Это происходило ещё в самом начале наших баталий, по ту сторону Урала.В нашей разведке правда имелась пара-тройка умыкнутых у красных аэроплана-этажерки. Это были крепко потрёпанные, постоянно барахлящие "Сопвичи", бипланового типа*.Установленный на носу пулемёт вполне позволял использовать эту "небесную тачанку" для того, чтобы давать прикурить окопавшимся в траншеях красным, хорошо себя показало и бомбометание. Но три подержанных крылатых мстителя-это было очень мало.  А вот когда пред ясными очами наших санитарок и американок из Красного креста явились, сражая женщин наповал похлеще рыцарских ухаживаний наших не успевших ещё обременить себя узами Гименея корнетов и подпоручиков, французы в щёгольском обмундировании из кожи  на 17 "Сопвичах", у нас и у самих как бы выросли крылья за спиной. Конечно, и до них видели и дамы, и мы "рыцарей неба". Учреждённая чехами в Омске лётная школа тренировала своих лётчиков на оказавшихся непригодными для участия в боевых действиях тихоходных  американских бипланах , прозванных среди авиаторов "Вилсон-Стюртеван".Понятно,почему фольклор прилепил к марке мотора "Стютеван"  имя президента США- эти тарахтелки были красноречивым воплощением союзнической  помощи:она ползла медленно, всегда запаздывала и была не бескорыстной.   Американские самолёты годились только для доставки почты в тыл, потому как подобную небесную клячу мог подбить из винтовки любой солдатик.
  Но когда даже такая машина взмывала в небеса, все мы тоже как бы воспаряли своими мечтами о победе. И если персонал прибывших из США 18 эшелонов с медицинским Красного Креста кроме ампутаций, перевязок и подготовки изувеченных войной к эвакуации  был занят  делами вполне земными и телесными, то появление в небе авиации способствовало воскрешению упавших духом.
- Я заключил контракты ещё  на 84 самолёта! - ободрялся адмирал, вышагивая по штабному вагону, мечась в его тесном пространстве, как лев в клетке.- Французы обещали нам танки и мотоциклы. Американцы - автомобили...Мы раздавим большевиков моторизованной лавиной...Они побегут как бежали под Дебальцево от Деникина. В Попасной вон танкисты расстреляли бронепоезд...Правда, и сами сгорели. Но это была дуэль за Россию! Стрелялись с десяти шагов...А под Архангельском! Там танкисты устроили красным такую баню...Вот ,  почитайте!
Он стоял опутанный телеграфной лентой, как фидиев Лаокоон Змеем, и мы должны были освобождать его от колец этого удава.

 - Ваше превосходительство!- насупив брови надиктовывал Колчак очередную телеграмму заведовавшему интендантской частью объединённых сил генералу Ноксу.- Нам не нужны противогазы и сёдла, дайте нам самолёты и танки... 
- Мон шер ами!- говорил Верховный  явившемуся в штабной вагон генералу Жанену,протягивая ему руку для дружеского рукопожатия.-Спасибо вам за аэропланы и лётчиков. Но когда же будут танки!Много танков! Чтобы мы могли пойти на красную нечисть стеной...
- Всему своё время!-уклончиво отвечал француз.
При этом, ни слова не телеграфируя в ответ, англичанин попросту отмалчивался. Инициативу перехватывали американцы. Консул Гаррис кроме координации поставок вооружения был занят хлопотами по организации консульств в Чите, Хабаровске, Владивостоке. Он спешил опередить японцев...

 А колчак всё ещё жил с своём иллюзорном мире. Изощрённый минёр-флотоводец, адмирал верил в силу техники, технического прогресса и инженерную мысль. Ему не нужны были присылаемые союзниками  в неимоверных количества сёдла, уздечки , а тем более противогазы.Как и в самом конце - суррогатное обмундирование японцев на бумажной основе, которое разлазилось на пятый день. Ему нужны были самолёты,  танки, бронемашины... С бронемашинами при помощи американцев, присылавших "Фиаты" и их комплектующие удалось -таки наладить дело ещё в Омске.
 Колчак не желал подобно красным комбригам разъезжать перед парадным строем на коне. Он, уже успевший повидать и Америку , и Англию, восседал в комфортабельном автомобиле с открытым верхом. После взрыва в караульной во дворе переоборудованного под Ставку дома Купца Батенькова , представленного контрразведкой как покушение, он даже не вспоминал даже про подаренного ему генералом Ноксом канадского скакуна,  на котором он поначалу любил гарцевать над берегом Иртыша, выезжая на конные прогулки с Анной Темерёвой.Хоть конь и уцелел-интереса он у Верховного уже не вызывал. Колёсная, гусеничная и крылатая техника! Вот чем было занято воображение адмирала. Только благодаря этому  у бойцов появилась возможность наступать, не сидя в седле и подставляясь пулям, едва прикрытым головой и и гривастой шеей коня, а в авто-броненосце "Фиат -Омский", выпуск которых удалось наладить радениями самого адмирала, то  и дело бывавшего в районе омских "Пороховых складов" и всячески поощрявшего вначале штучное, а затем и серийное производство.    

 Да. Адмирал грезил- взмоют ввысь аэропланы, двинутся несокрушимой лавиной  на позиции красных наши броневики и танки-и мы сомнём гадину. И соединившись с лавинами, накатывающими с Юга  и Севера, войдём в Первопрестольную!
И я грезил вместе с ним.Так душевно больные подхлёстывают воспалённое воображение друг друга. Психоз разрастается, один сумасшедший "индуцирует", как говорят психиатры, другого.Паранойя!
  Это было, кажется, уже где-то за Челябинском. Мы отступали - и голая степь Западносибирской низменности,  с одной стороны обрамлённая Васюганскими болотами, с другой -Алтайскими горами,расстилалась перед нами, словно штабная карта, на которой только предстояло нарисовать стрелы ударов и котрударов, расставить флажки линии фронта. Это была по сути дела местность идеальная для театра военных действий. Подобная штилевому морю равнина с редкими бугорками курганов времён завоевания Сибири Ермаком да смотрящими в дали вечности каменными бабами. До самой Хакассии с её горами, дремучей тайгой и уставленными каменными великанами менгиров долинами -это был какой-то сплошной аэродром для аэропланов, бескрайнее дно  отступившего океана , прерываемое кое - где  блюдцами солончаковых озёр -этими лужицами  схлынувшего Всемирного Потопа, в водах которого когда-то плескались рыбо-ящеры, по дну ползали броненосные трилобиты и закрученные в спираль моллюски. Эта местность словно бы была предназначена для того, чтобы гонять по ней присланные американцами авто, оставляя позади архаичную конницу красных. Да и танкам- этим пушкам на гусеничном ходу было где разгуляться.  Конечно, этим закованным в броню, прошитым заклёпками  броненосцам было не под силу преодолеть - то и дело преграждающие путь к отступлению Иртыш, Обь, Томь. Но такие водные преграды, как Карасук или Чулым, они способны были форсировать без труда. Наползать на окопы , давя в них тела врагов, сминать противотанковые ежи из брёвен,рвать  гусеницами  колючую проволоку - всё  это, как нам казалось, обеспечит несомненный успех в предстоящих войсковых операциях.Ведь, когда Деникин пустил танки - красные бросались наутёк и впредь бросали боевые позиции, издалека  завидев этих бронированных мамонтов. И у нас появлялись  значительные шансы таким же образом ударить по большевикам , как это сделал-было дело- под Пермью молодой генерал Пепеляев. При такой поддержке матчасти  и такой удобной  для сражений местности можно было воспрянуть духом. В  то время , правда я начал уже, изрядно злоупотреблять кокаином и поэтому многое из того, что теперь, когда я пишу свои мемуары,всплывает в памяти в виде миража. Подобного той самой Земли Санникова, которой мы так и не достигли...
 Было это или не было, но я обязан воспроизвести всё, что теперь услужливо возвращает мне память.Даже галлюцинации.

- Это тебе не Аустерлиц, и не Ватерлоо с буграми да оврагами!- говорил склонясь над штабной картой так что аксельбанты сметали установленные мною флажки линии обороны, любивший прибегать  к историческом параллелям  выпускник академии генштаба?? генерал   Сахаров.- Тут впору разгуляться Александру Македонскому! И мы вломим большевистскому Дарию...
- Не льстите мне так грубо , -морщась, возражал  Колчак, после поражения под Омском всё чаще грубо обрывавший Сахарова.С имевшим дурную привычку постоянно щёлкть каблуками   Дитерихсом и отстранённым от руководства генералом из фельдшеров вальяжно -принебрежительным Гайдой, адмирал и вовсе разговаривал, как с проштрафившейся матроснёй.- Эк куда хватили, господин генерал! Александр! Да ещё и Македонский...Пока красная орда накатывает нас и готова раздавить, как утлую посудину пришедшие в движение дрейфующие льды.Мы попросту бежим...Контрразведка не справляется с всплеском дезертирства...
 
 Впрочем, Александр Васильевич заметно повеселел, когда к перрону подкатила первая платформа с танками.Снятие брезента с первых машин вызвало у нас взрыв патриотического энтузиазма, какой, пожалуй испытали очевидцы открытия памятника Минину и Пожарскому в Москве. Правда, пьедесталом служила обыкновенная железнодорожная платформа, а фоном вокзал уездного городка с торчащими из-за его кровли куполами собора, не храм Василия Блаженного, вместо Спасской башни с двуглавым орлом на навершии -торчала водонапорная башня для заправки паровозов водой. Когда вдоль съехавших по досчатым трапам машин выстроились экипажи "мусье" в кожаном обмундировании ,шлемах, поблескивая поднятыми на лоб очками - они выглядели не дать ни взять жюльверновскими капитанами Нэмо, готовыми пуститься в плавание в волнах как будно никуда не отхлынувшего древнего моря, чтобы разить пушками своих "Наутилусов" опутавшего Россию красного спрута.          
 
 Давно я не видел адмирала улыбающимся этой его доверчивой детской улыбкой. А тут он отдавая честь, прикладывал к козырьку  фуражки ладонь, подходил к каждому командиру экипажа -и тряс его руку.
-Ну! Спасители наши!

Это походило на парад эсминцев где -нибудь у  севастопольского причала. И пришвартованные к перрону танки смотрели грозными, ощетинившимися пушками и пулемётами боевыми кораблями, готовыми нанести врагу сокрушительный удар.   

 Вот  как раз насчёт того-было или не было это прибытие танков на одну из станций-и нет полной уверенности. Но воображение выдаёт такие яркие картины, что даже не верится: неужели ничего этого не было? А если было, то почему уже перед самым арестом Колчак горько сожалел по поводу каких-то застрявших в порту Владивостока танках, каких-то там спешно собираемых чехами , так и не прибывших на театр военных действий самолётах, разбившемся лётчике испытателе ,брошенном в Омске лётном училище и оставленных под Новониколаевском бипланах, приобретаемых за такие большие деньги у американцев, чехов, умудрявшихся продать рухлядь по цене дороже нового, покинувших до срока, а затем предавших нас французах...
 Что до прибывших на подмогу потомков славных предков, штурмовавших Бастилию и наладивших конвейерное гильотнирование роялистов, то они не особо -то рвались в бой. Вначале они, как мне казалось, были больше заняты амурными делами с медсёстрами Красного Креста и нашими сёстрами милосердия- и те и другие были в восторге от катания на "этажерках" и кожаной формы "месье". Французские авиаторы всячески не желали брать на борт бомбы и гранаты. А если и брали, то наверняка, сбрасывали их не на вражеские позиции, а где-нибудь в стороне от них-иначе откуда бы в перелесках по пути их следования на позиции зияли воронки от бомб, лежали поваленные берёзы и осины, словно здесь упало что-то вроде Тунгусского метеорита...Французы в основном ограничивались тем, что доставляли нам не самого достоверного свойства разведданные. Почему я всегда сомневался в тех данных? Да потому что, не желая рисковать, вряд ли они долетали до линии фронта. Слишком уж казалось подозрительным , как докладывал Лютов, было то, что бипланы возвращались с заданий без единой пулевой пробоины...
 В конце концов в один далеко не прекрасный день они сели на поезд - и сказали нам "адьё".
 А адмирал всё ещё ждал прибытия спасительных танков и аэропланов и впадал в бешенство , когда  к перрону прибывали платформы со списанными французскими пулемётами на треногах, и чудовищными катушками телефонного провода...   
-Нам не нужно столько телефонного провода!-повеситься на нём что ли?-впадал он в ярость, ломая карандаши. - Нам незачем заедающие пулемёты из-за которых австрияки положили тысячи французов, нам нужна современная техника, запчасти к аэропланам, горюче-смазочные материалы!
 Отшвыривая обломки карандашей, он брал в руки катану, усаживался в кресло и , вынув из ножен самурайское лезвие, смотрелся в это кривое зеркало. Что видел он там? Конечно же, ангельский лик Анны Тимерёвой. Она походила сзади, обнимала его за шею и ,ничего не говоря, прижималась тёплой щекой к его оттопыренному уху.
___

* В армии Колчака имелись три "Сопвича", попавшие к ним благодаря перелёту к противнику осенью 1918 года красных лётчиков Муратова, Снегирёва и Котельникова. "перелётчиков" отправили служить в тыл, a самолёты зачислили в 10-й авиаотряд колчаковской армии.

**Еще до переворота 18 ноября 1918 г. в Омск, где располагалось Российское
правительство А.В. Колчака, прибыло довольно много иностранцев. С течением
времени их число продолжало расти. Среди них были гражданские и военные служащие
всех рангов из стран Антанты, представители различных организаций, торговых и
промышленных фирм, контор, агентств, газет. Из Англии прибыли высокий
комиссар Д. Эллиот и генерал А. Нокс, из Франции – комиссар Э. Реньо (позже де Мартель) и
генерал П. Жанен. От США был генеральный консул Э. Гаррис, имевший в своем подчинении
консулов во всех крупных городах Сибири, Урала, Дальнего Востока, от Японии – генеральный
консул Мацусима и глава военной миссии полковник Фукуда.