Глава 18

18.

Дорога…

Это пешее путешествие и вправду, затянулось для нее на несколько месяцев. Лиза шла, когда дорогами, а когда и тропинками, протоптанными через поля, леса и перелески. Она двигалась от городка к городку, причем останавливалась далеко не в каждом из них, доверяя своему чутью, насчет возможных и предполагаемых опасностей, которые могли бы ее там подстерегать.

Деньги, естественно, быстро закончились. И это несмотря на то, что передвигалась она только пешком, не тратила «на прогоны» ни единого пенни. Ей приходилось не только попрошайничать, благо вид у нее, после длительных странствий, был… еще тот.

Иногда Лиза, мучимая голодом, позволяла себе брать чужое. То, что оставалось без присмотра, на фермерских дворах или же в постройках хозяйственного рода. И даже то, что было припрятано осторожными и предусмотрительными хозяевами в самих домах… 

Несколько раз за нею гнались, правда, не поймали – просто потому, что не стали спускать собак. Ну, а последняя ее кража обернулась странной встречей. И тех, которых не ждешь, но они иногда случаются.

К счастью.

В тот день Лиза попыталась забраться в кладовую одной придорожной харчевни. Ну… Или трактира… таверны. Так тоже можно назвать подобное место. Девочка тогда решила, что сумела совершенно незамеченной прокрасться к своей цели, к незапертой двери кладовой. Она забралась внутрь и даже прихватила там головку сыра - как говорится, «на вынос». Как вдруг, дама более чем средних лет - хозяйка сего заведения! - распахнула эту самую дверь и решительнейшим образом перекрыла побродяжке выход.

- Надо же, у нас гости! – весьма иронично заявила она. – Эй, леди! Извольте-ка вернуть мой сыр на его законное место! И подите-ка сюда… Для серьезного разговора!

Лиза дернулась и лихорадочно оглянулась по сторонам. Окно зарешечено, другой двери, кроме той, в проеме которой встала хозяйка харчевни, просто не существует. Девочка попыталась, согнувшись, проскочить мимо нее, однако была схвачена женщиной за ухо и громко заревела - и от боли, и от обиды. 

- А ну, пойдемте-ка со мною, леди! – возмущенно заявила та, кто так легко и просто поймала воровку. – Я научу Вас уважению к чужому труду и имуществу!

Пожилая женщина отвела ее в какую-то каморку, где хранилась всякая старая рухлядь и заперла там. В этом месте пленения беглянки было довольно прохладно, и свет проникал туда только лишь только через маленькую отдушину, ближе к потолку.

Лиза уселась там на старый сундук. Через некоторое время девочка начала мерзнуть – какой-либо толстой верхней одежды у нее не было, а осень была в самом разгаре, и уже не баловала, как прежде, теплыми деньками! Тогда она, не стесняясь, открыла этот самый предмет меблировки и, достав оттуда нечто похожее на ветхий мужской плащ, завернулась в него.

В таком виде и застала девочку хозяйка трактира, когда, наконец, пришла за ней. Войдя в это самое «помещение для старых вещей и арестантов», женщина усмехнулась, причем как-то даже одобрительно, порадовавшись находчивости своей пленницы. А после, жестом приказала девочке выходить из чулана.

Лиза, не говоря ни слова, сняла позаимствованный плащ. Как могла, аккуратно свернула и возвратила его на место, то бишь, обратно в сундук. Между прочим, к полному молчаливому одобрению своей взрослой визави. Когда Лиза прикрыла крышку сундука, хозяйка харчевни посторонилась и позволила Лизе выйти куда-то в прихожую.

- Пойдем! – сказала она и указала рукой в сторону боковой двери.

Лиза послушалась ее и оказалась в другой комнатке - каморке, чуточку побольше и комфортнее. Находящейся, кажется… возле кухни. Наверное, там, за маленьким столиком, обычно сервировали блюда для большого зала, где обычно сидели посетители. Сейчас, впрочем, там было совершенно пусто.

Из кухни восхитительно пахло чем-то съестным. Жареным… Вареным… Да еще и со всякими-всяческими подливками-соусами-специями…

Очень ароматно!

Лиза непроизвольно сглотнула слюну. Заметив это, хозяйка харчевни усмехнулась, и жестом предложила девочке присесть. Сама она тоже присела, однако не рядом с нею, а с угла – в смысле, с торца этого самого сервировочного столика.

- Ну что? – спросила хозяйка у своей пленницы. – Что ты мне скажешь в свое дурацкое оправдание? Нет, ну это же надо так обнаглеть! Прокрасться на двор, прошмыгнуть в дом и там попытаться ограбить мою кладовую!

- Я сожалею, - искренне сказала Лиза.

Больше ей, действительно, нечего было сказать.

- Сожалеет она, надо же! – каким-то весьма насмешливым тоном заметила женщина. – Ты хоть представляешь себе, что ты натворила?

- Я… украла сыр, - просто ответила Лиза. И тут же поправилась:
- Вернее, я хотела его украсть. Вы не позволили мне этого сделать.

- Конечно же, не позволила! – возмутилась ее визави. – Стану я раздавать свое добро направо и налево всяким… воровкам!

- Я не воровка! – возмутилась Лиза. – Я…

Она смущенно замолчала, понимая, что спорит сейчас с очевидным.

- Это ты мировому судье скажи! – насмешливо заметила ее взрослая собеседница. – Ты знаешь, какое наказание полагается маленьким воровкам?

Лиза подняла на нее глаза и посмотрела на хозяйку этой самой харчевни внимательным взглядом. 

Эта женщина… она была ей смутно знакома. Между прочим, никакая она не пожилая, а вовсе даже… гораздо моложе. На вид собеседнице было уже за сорок, в прическе, в темных, гладко прибранных волосах, виднелись даже несколько седых волосков. Впрочем, на лице этой женщины почти не было морщин. А карие глаза ее смотрели вовсе не гневно. Скорее уж насмешливо.

И еще. Где-то там, в глубине этих глаз Лиза увидела…

Что эта женщина на нее сейчас вовсе не сердится. Впрочем, возможно, это ей только почудилось.

И она решилась.

- За кражу малолетним воровкам полагается телесное наказание, - ответила она, внутренне содрогнувшись от ужаса.

- Публичная порка розгами! – уточнила ее собеседница. – На площади, возле здания городского суда! Ты знаешь это?

Лиза побледнела и просто молча кивнула головою. Она действительно знала об этом. Неделю назад, в одном городке, через который она проходила, ей довелось увидеть, как это проделывали с девочкой, которая вряд ли была старше ее самой.

Маленькую воровку - попавшуюся то ли тамошнему шерифу, то ли просто кому-то из обычных горожан, таких же, как эта женщина – целый день держали в тамошней тюрьме, то есть, в подвале того самого городского суда. На утро была назначена экзекуция. И все это ужасное и жестокое действо было исполнено.

Лиза сама не помнила, как она очутилась там, на площади этого маленького городка. Она, вроде бы, и не хотела, однако, ноги сами принесли ее туда.

Лиза оказалась в первом ряду. Она видела. Все-все видела.

Как секретарь суда и шериф вместе принесли длинную деревянную скамейку. Потом сторож спустился в подвал и вывел осужденную девочку на улицу. Она была ростом ненамного выше самой Лизы, очень на нее похожа… Вот только волосы у нее были темнее, пепельно-русого цвета. Кажется, приговоренная уже смирилась со своей участью. Она не пыталась убежать, а покорно следовала за сторожем, который подвел ее к скамейке. Секретарь откашлялся и объявил.

- Согласно приговору городского суда, присутствующая здесь изобличенная воровка Эмма Смит будет наказана розгами за свое преступление!

Ну… Или же примерно что-то в этом же роде. Потом он еще объявил, что девочка получит пятьдесят ударов. После этого уведомления всех собравшихся на площади о предстоящем, шериф подтолкнул приговоренную к скамейке.

Девочка покорно легла на деревянную плоскость, вытянув ноги, а шериф – с одной стороны – и секретарь – с другой стороны привязали ее к скамейке, один за вытянутые вперед руки, другой за щиколотки. Сторож принес деревянное ведро, скрепленное-стянутое коваными обручами, из которого торчали комли прутьев, связанных в пучки. А потом…

Лежащая девочка повернула голову и Лиза, неожиданно, встретилась с нею
своими глазами. И всей душой почувствовала странную горечь ее одиночества и… пустоту, которая была у приговоренной внутри. Особенность этой пустоты была ощутима как нечто, связанное не с этим миром. Девочка вспомнила, как нечто похожее она ощутила за полчаса-час до того, как миссис Пибоди - та самая соседка из той, прежней жизни – пришла к ней и сообщила весть о том, что ее мама умерла.

Да, это было особое свойство - своего рода «смертельная» пустота или же «пустота уходящих». Свойство, которое отличает от прочих живущих того, кто уже умер, хотя и выглядит условно живым. Он ушел, его душа готова покинуть тело. Потому, что ее там… ничто уже не держит.

Да, примерно то же самое Лиза чувствовала там, у себя, в том доме… которого у нее больше нет. Она чувствовала, как мама уходит. И здесь было… то же самое.

Казалось, что подлежащая наказанию девочка смотрела на нее с упреком. Дескать, что же ты… не хочешь мне помочь?

А чем бы ей смогла помочь она, Лиза? Сама… беглянка и побродяжка?

Между прочим, девочке тогда и вправду, на какое-то мгновение захотелось выскочить вперед, заслонить ее и закричать на всю площадь: «Не смейте! Не надо! Она же не вынесет этого!»

Однако она смолчала. Не столько из трусости, сколько по причине понимания того, что ее в любом случае никто не станет слушать, сочтя за истеричку, заслуживающую пары подзатыльников или же нескольких часов в «холодной».

Девочка молча, не отрываясь смотрела, как секретарь сделал несколько шагов к толпе и велеречиво призвал всех в свидетели, как он выразился, «справедливости правосудия и неотвратимости наказания для преступников». Потом он подошел обратно к скамейке, нагнулся и поднял на лежащей девочке подол ее платья, потом задрал и нижние юбки на спину наказываемой, открыв, оживившейся смешками публике, рваные и грязноватые панталоны. Девочка на скамье заерзала, стыдясь своей ветхой нижней одежды, ее лицо сморщилось, она всхлипнула, а потом, прикрыв глаза, в отчаянии, тихо заплакала.

Тем временем, шериф достал из принесенного деревянного дощато-скрепного ведра пучок прутьев – длинных, гибких, хорошо вымоченных для прочности и энергичности производимого ими… воздействия, даже перевязанный в двух местах, для прочности. Взмахнул ими по воздуху. Лиза с ужасом и омерзением содрогнулась, услышав этот жуткий свист. Девочка, лежащая на скамье, тоже вздрогнула и… зачем-то снова искоса посмотрела куда-то в толпу, в точности так же, как она до этого посмотрела на Лизу - как будто она пыталась призвать себе в защитницы кого-то еще, будто кто-то и впрямь должен был сейчас прийти и спасти ее!

Однако… никто на выручку ей не пришел. Никто не спас. И Лиза снова ощутила душой своей ее одиночество и отчаяние. И поняла… до сердечной боли поняла, что эта девочка не просто хочет уйти, что она будет счастлива, ежели ее отпустят… отсюда.

И это ощущение «пустоты уходящих»… оно резко усилилось – как будто смерть этой несчастной была уже где-то рядом. Да, с тех пор, как Лиза видела смерть первого своего врага, она… почти что чувствует ее, смерти, приход. Вот только узреть ее она… пока что не может.

Впрочем, это, наверняка, к лучшему… Не стоит раньше времени видеть то, что – или все ж таки кто? – несет внутри себя нечто жуткое, бесконечно ужасное, и все же… имеющее внутри этого самого кошмара и ужаса некую условную долю справедливости. Во всяком случае, иногда. Ну, с ее, Лизы, человеческой точки зрения.

Да, кажется, эта девочка, лежащая на скамье в ожидании начала своего наказания, так и не дождалась, ни защиты, ни спасения, ни милосердия. Только Ту, кто могла положить конец и ее мучениям и, одновременно с тем, самой ее жизни. Впрочем… ведь еще ничего не случилось…

Ну, все, началось. С той стороны скамейки возникло некоторое… оживление. Шериф что-то сказал секретарю суда и тот, как-то даже не улыбнувшись, скорее осклабившись – очень точное слово! – нагнулся к лежащей растянутой на скамейке девочке, потом нервными, какими-то грязными и сальными движениями своих пальцев развязал-распутал шнурок на ее панталонах, а затем и сдвинул-стянул их к щиколоткам наказываемой. Девочка вся дернулась и выдохнула, почти что застонала, как будто ее уже ударили. Секретарь, все так же улыбаясь, что-то сказал шерифу, тот понимающе кивнул и, подойдя чуть ближе, жестом предложил своим помощникам по предстоящему посторониться, дав ему, так сказать, побольше места для его своеобразной «работы». Потом он подождал несколько мгновений, после этого резко взмахнул розгой, положив прутья на заголенное тело, оставив там красный след. Наказываемая вскрикнула как-то жалко, почти обиженно, «А-ах!» Секретарь объявил засчитанным первый удар. Следующий взмах орудия наказания был обозначен несколько иначе - в конце этого самого движения, шериф как-то резко потянул розгу, фактически «продернув» ее на себя так, чтобы прутья как бы проехались по голому телу привязанной – с силой и жестко. Наказываемая в этот раз не только застонала, но и еще как-то отчаянно всхлипнула, вдохнула воздух, втянула его с этим сдержанным рыданием. Лиза с ужасом увидела, что красное саднящее пятно стало ярче. При этом, стоявший рядом с нею пожилой джентльмен как-то одобрительно поцокал языком и даже произнес со странным уважением в голосе: «Мастер!» И слово, и та интонация, с которой оно было произнесено, привели девочку в ужас. Ей показалось, что существо, которое с таким восторгом отнеслось к этому зрелищу, отвратительному и жестокому, не вполне человек…

Тем временем, наказание продолжилось. Секретарь объявил второй удар состоявшимся. И шериф, как-то удовлетворенно хмыкнув, продолжил свою «работу». Он не торопясь, в размеренном темпе клал все новые удары на худенькое тело привязанной, иногда опять «продергивая» прутья на себя, заставляя наказываемую дергаться и вновь странно вскрикивать на вздохе-всхлипе после выдохнутого прежде стона. И стоны эти быстро переросли в крики – отчаянные и жалобные-жалкие. Во время длинных томительных пауз между ударами, было слышно, как девочка на скамье тяжело дышит. А когда хлесткие прутья обрушивались на ее тело, наказываемая дергалась, пытаясь как бы запоздало уклониться, уйти из под удара, вихляя голым задом в стороны, тщетно пытаясь спастись от этих жгучих касаний. При этом было видно, что на обнаженной коже уже почти не осталось живого места от слившихся в единое рыхлое, красное с синевой, пространство, тонких полосок с мелкими просечками и бисеринками крови.

Чуть ближе к середине наказания, шериф взял длинную паузу, отбросив на землю истрепанную розгу, отошел к ведру с прутьями и снова начал придирчиво выбирать очередной экземпляр орудия наказания. Во время этого мучительного перерыва, привязанная девочка смогла чуточку успокоить свое тяжелое дыхание. А еще…  Она как-то широко раскрыла свои глаза и обвела безумным взглядом ту часть толпы, которая была перед ней., ее первые ряды. Казалось, она снова кого-то ищет или… просто надеется здесь найти.

«Уж не меня ли?» - отчего-то подумалось Лизе.

Но… нет, в этот раз этот взгляд скользнул по ее лицу как по пустому месту. И Лиза откровенно порадовалась, что эта несчастная девочка искала вовсе не ее. Она тоже, пользуясь этой паузой, расчетливо и эффектно обозначенной опытным экзекутором, оглядела направо-налево первый ряд этой разношерстной толпы, где смешались прилично и даже изящно одетые господа – чуть ли не местная провинциальная знать! – и людишки в одежде куда как попроще, явно весьма скромного достатка. И лица всех этих филистеров-толпарей выражали явный и недвусмысленный интерес ко всему происходящему. Некоторые из них, к примеру, стоявший справа-и-рядом от нее джентльмен и дама, его соседка, обсуждали и комментировали особенности «стиля» экзекуции, какие-то особые приемы, которые во время этого истязания демонстрировал шериф-экзекутор. Кстати, та самая дама, его собеседница, толковала что-то о справедливом воздаянии, возмездии и каре Господней за покушение воровки на собственность горожан. Если верить ее словам, шериф, истязавший несчастную сверстницу Лизы, был чуть ли не «рукою Бога» в этой конкретной точке времени и пространства. Девочку даже замутило от этих слов сухопарой и чопорной святоши женскаго полу, явно гордящейся своим показным благочестием.

Лиза еще раз всмотрелась в лица толпарей, разглядывавщих истерзанную девочку, откровенно обсуждавших сейчас между собою, как наказываемая нервно и «некрасиво» держится под лозой. Именно так и выразилась одна молодая и хорошо одетая леди, стоявшая чуть поодаль. Лиза чуть не пожелала этой дамочке самой оказаться на той же самой скамейке, вместо истязуемой. Чтобы, так сказать, явить собою этой же самой толпе образец правильного «принятия лозы на тело» - того самого, о котором это чудовищное существо женского пола толковало со своими двумя подругами.

Лиза тщетно пыталась найти в этом сообществе мертвых душ хотя бы одну пару глаз, в которых бы теплилось хотя бы малейшее сочувствие к жертве. Бесполезно. Глаза всех этих условно человекоподобных существ были либо чудовищно пусты и равнодушны, либо обозначали явным образом странное удовольствие, явную радость от всего происходящего.

Да, в общем и целом лица-маски всех этих существ были радостные и веселые. Безо всяких поползновений на сострадание.

И все же…

Даже в этой толпе тупых чудовищ было одно, всего одно лицо, которое отличалось от всех остальных. Одна женщина лет сорока с небольшим, с непокорной каштановой прядью, выбивающейся из-под чепца… или шляпки, одетая в скромное серое платье с передником на пару тонов светлее цветом. Она стояла чуточку в стороне, Лиза видела ее почти что в профиль. Глаза этой женщины были плотно прикрыты, а губы шевелились. Кажется, она все время молилась. Странно, но от этой женщины не исходило это странное ощущение пустоты и какой-то особой отвратительной эмоции заинтересованного равнодушия.

Да, все эти толпари…

Они были крайне заинтересованы в продолжении экзекуции. И совершенно равнодушны к ее результатам. Все, кроме этой странной женщины.

И еще.

Присмотревшись, Лиза заметила, как по лицу этой женщины, молящейся с закрытыми почти что зажмуренными глазами, катится слеза… Кажется, она действительно молилась об истязуемой, боясь взглянуть на нее, или же в наивной надежде на то, что так ее молитва окажется действеннее. В смысле, скорее будет принята, услышана и рассмотрена адресатом…

Внезапно, вокруг что-то изменилось. Как-то притихла толпа. Шериф перестал картинно и придирчиво выбирать-рассматривать розги и, выбрав, наконец подходящий пучок, вернулся к прерванному наказанию.

Все время этой паузы, лежащая на скамье девочка смотрела совсем в другую сторону. И все время кого-то искала взглядом. Нет, адресат ее взгляда были вовсе не обычные равнодушные или скабрезно мыслящие филистеры, участники всей этой отвратительной толпы. И вовсе не та молящаяся женщина, и даже не сама Лиза – единственные, кто в этой массе человекоподобных ей хоть как-то сочувствовали. Она ждала кого-то другого. И буквально за пару секунд до того, как шериф снова взмахнул прутьями и высек… буквально вырвал из ее груди очередной страдальческий крик, она, распростертая на деревянной плоскости, наверняка, почувствовала приближение кого-то незримого, невидимого для обычного человеческого взгляда. Хотя так и встретилась своими глазами с адресатом своего зова.

В тот миг Лиза тоже не увидела Той, чьего прихода так ждала истязуемая. Однако же и она тоже почувствовала Ее появление.

Сперва… Что-то переменилось в атмосфере. Даже не в температуре или во влажности, не в направлении или же в силе ветра, нет. Перемены произошли где-то там… на глубинных слоях бытия. 

Снизу по ногам прошла странная волна холода, которая поднималась все выше, обозначаемая на коже легким, но чувствительным ознобом. Этот самый внешний холод дошел до кончиков ушей девочки, а после начал странным образом распространяться вглубь. И сразу же после этого ощущения Лизы переменились. Для начала, у нее как-то внезапно замерло, а потом снова начало биться сердце - сильно-сильно и быстро-быстро, преодолевая этот самый холодок, пытающийся пробраться-проползти от кожи и внутрь. На лбу у девочки выступил холодный пот и, чтобы попытаться совладать со своими чувствами, Лиза прикрыла глаза. И дальше…

Лиза больше не видела и слышала ничего из того, что происходило там, на месте экзекуции. Просто потому, что девочке было явлено вовсе иное зрелище…

Трудно сказать, что это было за странное пространство. Там, отчего-то, вовсе не было ни толпы, не экзекуторов, истязающих девочку, привязанную к длинной деревянной скамье. Впрочем, и скамья, и сама девочка на ней здесь присутствовали. Правда, лежащая оказалась здесь и сейчас вовсе не привязанной. Тело ее в этом пространстве было совершенно свободно от веревок. Между прочим, никаких следов от жестоких ударов теперь на ее теле не было и вовсе.

Да-да! Никаких красных с синим полос, давно уже слившихся в единое целое красное пятно исхлестанной кожи, испещренное мелкими бисеринками и смазанными потеками крови! Это было хорошо заметно, поскольку…

На самой лежащей девочке вовсе не было никакой одежды. И это казалось очень даже странным.

Вокруг было совершенно непривычное пространство. В нем отчетливо виделись только ближние фигуры. А вот его задний план был подернут некой дымкой, оставлявшей непонятное ощущение неопределенности и даже не важности всего прочего – как будто некто сконцентрировал суть пространственных видимостей именно на ближнем круге предметов и лиц…

Здесь было Солнце. Оно тускло сияло белым пятном в сером небе. А серая дымка выступала даже не как завеса, скорее, как замена всего прочего – того, что оказалось не связанным напрямую с той самой сценой, которая была обозначена здесь и сейчас.

Сценой между тремя участниками Действа и…

Той самой Сущностью, которую в актерскую братию никому и в голову не придет записывать, даже в страшном сне.

Да, помимо девочки, все еще лежавшей на деревянной скамье, здесь были-присутствовали еще трое. Сама Лиза, молящаяся женщина и еще… Та, кто пришла на зов девочки, подвернутой в реальном мире жестокому наказанию.   

Между прочим, женщина, что в реальном мире проливала слезы над судьбой исхлестанной девочки, теперь выглядела иначе. Здесь она была гораздо моложе. И никакой чепец сейчас вовсе не прикрывал ее роскошные волнистые темные волосы, в которых не было теперь и намека на седину.

Губы этой женщины, так внезапно переменившейся и помолодевшей, по-прежнему шевелились – то ли все еще шептали молитвы, то ли просто говорили… Непонятно что, непонятно кому, и тихо. А может быть, в этом самом пространстве просто не слышно звуков. В смысле, обычных звуков, акустических колебаний, доносимых воздухом до ушей, ибо свойства этого самого пространства вовсе иные…

Сейчас глаза этой женщины смотрят на Лизу. Непонятно почему, но это ее взгляд молит девочку о помощи. Трудно сказать, кем именно видится ей Лиза здесь, среди этой странной серой дымки. И сейчас адресат этого взгляда совершенно не понимает, чего от нее хотят, а потому отрицательно качает головой. Дескать, не понимаю, и ничем-ничем не могу помочь. В ответ, ее молящаяся визави как-то огорченно качает головой – возможно, она действительно рассчитывала на нее. Вот только, в чем должна была выразиться эта ее помощь?

Лиза снова вернула свое внимание Той, кто пришла на зов несчастной девочки. Кстати, интересно, что здесь, в этом странном пространстве, где-то там, за пределами сущего, Пришедшая на зов ничуть не была похожа на тот придуманный облик, в котором обычно ее изображают художники, мастера линогравюры и офортисты.  Например, сегодня Она пришла вовсе не в черном, а в белом. Да-да, на Ней в этот раз было белое длинное одеяние с капюшоном, все в гармонично выверенных складках, которым позавидовали бы персонажи из Высокого Искусства Античности, подпоясанное на талии.  Кажется, пояс на ней в этот раз был серебряный, собранный из каких-то искусно выкованных и великолепно отполированных звеньев-кругляшков, каждое из которых было украшено странным петлеобразным узором-орнаментом, подробностей которого издалека – в смысле, с дистанции пяти- семи ярдов – и не разглядеть.

Интересно, что Пришедшую нисколько не беспокоило и даже не стесняло столь явное внимание к ней со стороны целых двух личностей, совершенно посторонних к задуманному свиданию, приглашение которых, возможно, не предполагалось к столь специфичному, почти интимному моменту, так сказать, «искупления души от тела». 

Да-да, присутствие их, двоих, Лизы и той самой женщины, что все еще шевелила губами, бормоча свои молитвы, на этом самом рандеву, возможно и вовсе не ожидалось.

Впрочем, Пришедшая держалась под прицелом двух посторонних пар глаз вполне себе естественно. Хотя, нечто подобное, наверняка, случается в ее делах совсем не часто. 

Если вообще, случалось когда-нибудь раньше.

Лиза откуда-то точно знала, что встречи с Той, кто сегодня облачилась в светлые одежды, несколько… сродни интиму. Если не интимнее… При этом, в голову девочки пришла странная мысль, о том, что цвет одежд, в которых Она является к своему адресату – Она, в смысле, Та, кого сейчас видят перед собою Лиза и эта странная молящаяся женщина! – целиком и полностью зависит от того, к кому конкретно Она является. И еще, наверное, от того, куда именно потом Она его уводит…
 
Ну что же… кажется, этой самой девочке, лежащей на скамье, истерзанной и униженной реальным миром, оказана некая особая честь. А вот те, кто чаще всего изображают Ее образ в миру…

Даже как-то думать не хочется о том, куда именно Она собиралась их… увести.

Пришедшая на зов, сделав паузу, многозначительно взглянула на молящуюся и даже как-то адресно улыбнулась ей. Потом переадресовала свой взгляд самой Лизе. Ну, просто посмотрела в ее сторону и тоже улыбнулась, но уже несколько… иначе. То ли как старой знакомой, то ли как кому-то еще более близкому к ней…

Лизе стало не по себе от взгляда ее зеленых глаз. Кажется, он только скользнул по ней, но при этом девочка в полной мере оценила его силу и как-то утвердилась в мысли о сугубой наивности другой свидетельницы этой самой встречи, всерьез считавшей, похоже, что Лиза как-то сможет противостоять Той, кто им обеим сейчас эдак многозначительно улыбнулась.

Нет, ее силу сейчас не перебороть. Впрочем, кажется, что Выбор по этому поводу может и обязана сделать сугубо только сама призвавшая Ее. И этот Выбор она, кажется, уже сделала.

Мистическая сущность – неназываемая, но известная - эффектно взбила-поправила темные локоны своих распущенных по плечам волос и сделала несколько шагов в сторону деревянной скамейки. Там она как-то грациозно наклонилась и протянула руку той, кто ее призвала. Правую руку, ибо в левой она теперь держала странный предмет, нечто вроде жезла из желтовато-кремовой слоновой кости, длиной чуть меньше двух футов. Кажется, внутри рукоятки этого предмета имеется паз, в который, примерно на две трети его спускается сверху чуть поблескивающая металлическая полоса.

Ха! Так вот как, оказывается, выглядит, ее страшное оружие! Ну… во всяком случае, то, которым вооружена ее светлая ипостась! Эдакая… складная версия боевой косы, клинок которой спрятан-вложен в рукоять-основу этого самого жезла. Сейчас его Владелица - или, правильнее, Владычица?! - опустила сей предмет вниз и заметно, что на самом нижнем конце его блестит странное крупное украшение – наверное, поворотный элемент фиксатора. Причем, Лиза откуда-то точно знает, что неким Оружейником -неизвестным, но гениальным! - он исполнен в классической стилистике рабочего функционала этого… оружия, привычного руке Пришедшей.

В виде Серебряного Черепа. Других намеков на сущность навыков той, кто пришла сюда – явленных перед глазами двоих, почти, что посторонних людей – в Ее облике попросту нет.

И в то же самое время, с Ней все ясно. И никакой ошибки здесь быть не может. Особенно с Ее стороны.

Лицо девочки, лежащей на скамье, озаряет улыбка. Кажется, в отличие от двоих зрителей, она прямо до этого самого мгновения вовсе не замечала Пришедшую к ней. Это странно, а впрочем…

Никто, в принципе, не мешал Той, кто имеет такую власть над живыми существами, явить себя, так сказать, выборочно - всем, кто вправе Ее увидеть, но в разное время и… возможно, разным образом.

Обнаженная худенькая девочка буквально вцепилась в поданную ей руку и, опираясь на нее, поднялась со своего жестко-жестокого ложа. Встала рядом с ним… Вернее, рядом с Ней - да, именно так можно было обозначить происходившее между ними… двоими. Девочка посмотрела Ей прямо в лицо, восторженно и преданно. Лиза поняла, что сейчас между ними, между Призванной и призвавшей Ее, состоялся некий странный диалог – безмолвный и напряженный! – в ходе которого девочка узнала для себя нечто важное. И еще…

Лиза поняла суть этого разговора в стиле eye to eye, mind to mind. Сейчас девочка получила от Явившейся предложение, от которого нельзя отказаться. И, естественно, ответила на него своим полным и безоговорочным согласием. И Лиза…

Даже не поняла, а именно осознала и прочувствовала, на что именно согласилась та, кто сделала свой Выбор.

Сейчас эта девочка гордится, и предложением, и своим согласием на него. И Лиза ее понимает… Прекрасно понимает! Хотя, сама она ни за что бы такого согласия не дала.

Впрочем, Та, кто приходит к каждому в свое время, прекрасно знает, кому и что предложить. И никогда в своем рекрутинге не ошибается.

Пришедшая прижимает к себе эту хрупкую обнаженную девочку, чья нагота воистину целомудренна, а потому вовсе не кажется постыдной. Она обнимает ее, как родную. Впрочем, с этого самого мгновения частица «как»…

Становится здесь и сейчас совершенно неуместна.

Кажется, Пришедшая довольна результатом этой самой встречи. Нет, это вовсе не «улов», эта девочка для нее вовсе не добыча. Она для Нее.. нечто большее и куда как более значимое. Поэтому, Та, кто пришла, с искренней улыбкой целует эту девочку в губы, нагнувшись, а после…

Вручает ей свой жезл. А дальше, Она, нежно обняв за плечи адресата своего визита, прижимает ее к себе и влечет за собою.

Естественно, девочка эта горда и счастлива. Она отмечена честью, которой, судя по всему, из числа тех, кто обитает во всех проявленных и непроявленных мирах Универсума, удостоены даже не единицы…

Возможно…

Да нет, не возможно, скорее уж, наверняка, только лишь она одна оказалась достойна такого особого предложения. И эта девочка твердо знает, что все случится в точности так, как ей было обещано. Все будет по-честному, ибо Та, кто явилась на ее зов, никого и никогда не обманывает.

Не переставая обнимать счастливо улыбающуюся девочку, благоговейно сживающую в руках Ее жезл – тот, что с Черепом и вложенным в рукоять клинком узорной стали! – Пришедшая развернула ее лицом к тем, кто сейчас присутствовал при этой их встрече. К тем, кто сейчас смотрел на них обеих – одна, отчаянно молясь, вероятно о том, чтобы Пришедшая ушла с пустыми руками, а другая просто… с интересом, непонятным и неподдельным.

- Смотри! – раздался в голове Лизы женский голос, сильный с чарующими нижними обертонами красивого контральто. При этом слова, сказанные там, у нее, «внутри», прозвучали несколько грустным тоном. И в то же время, в них слышалось некоторое количество изысканной иронии… Ну так, самая малость! – Вот те двое, кто возлюбили тебя такую, какая ты была явлена им в Реальном Мире - истерзанную, униженную, ничтожную и презираемую всеми… Презираемую всеми, кроме этих двоих. Они – единственные, кто приняли тебя такой, как ты есть и сопереживали твоим страданиям. Запомни их лица! Тебе есть, за что их благодарить!

Лиза, отчего-то, вовсе не слышит то, что отвечает на эту сентенцию обнаженная девочка, осторожно сжимающая в своих руках тот странный жезл. Но Пришедшая, с недоверчивой улыбкой забирает обратно свое оружие, а затем…

Изящным движением, одним красивым взмахом руки снизу вверх, она раскрывает его. Рычаг-фиксатор в виде серебряного черепа со щелчком ставит на блок слегка изогнутый вниз клинок узорной стали, вставший-открывшийся почти что под прямым углом к рукояти слоновой кости. И после этого Пришедшая вновь вручает девочке свое оружие, уже, так сказать, активированное, готовое к применению. Адресат этого жеста растерянно улыбается и принимает переданное ей. И когда сей предмет – наверняка, смертельно опасный для всякого из числа обитателей Проявленного Мира! – оказывается в руках у девочки, Пришедшая предлагает ей воспользоваться им…

Да-да! Применить его против тех, кто стали свидетелями их встречи.

- Ты вправе… забрать их с собою! Они будут рядом, ну… Или же уйдут в один из Светлых миров. И, с точки зрения их религии, ты, тем самым, окажешь им большую услугу! Я разрешаю тебе сделать это!

Лиза так и не поняла, как именно это все случилось… Просто, у нее, на мгновение, закружилась голова. А когда сознание девочки чуточку прояснилось…

Она обнаружила, что та самая женщина, которая молилась о девочке, которую истязали на площади, та женщина, которая умоляла саму Лизу о некой помощи против Пришедшей, сейчас стоит прямо перед ней, перед Лизой. Защищая ее от возможного удара клинка боевой косы. А та самая обнаженная девочка, бенефициар ее исходного моления, встала на колени перед Пришедшей – Той, кто дала ей в руки столь опасное оружие! - и просит… Вернее, умоляет ее о пощаде – и для нее самой, и для тех, кто может стать ее первыми жертвами.

Впрочем…

Кажется, Пришедшая осталась весьма довольна таким ее поведением. Она снова забрала свой жезл обратно, повесила его на пояс, а потом как-то сочувственно улыбнулась коленопреклоненной и вновь, как и прежде, наклонившись и подав ей руку, подняла свою подопечную на ноги. Обняла ее, поцеловала и…

Вновь обратила внимание этой смущенной девочки на двоих свидетелей происходящего.

- Я не приказывала тебе их обязательно забрать из того мира, где они получили эти свои воплощения, - пояснила она своей весьма напуганной подопечной. – Я всего лишь обозначила твое право это сделать. Теперь ты знаешь, что не всяким правом можно воспользоваться. Я рада тому, что ты понимаешь сущность настоящей Справедливости!

Кажется, девочка что-то сказала ей, потому что Пришедшая взглянула на нее в ответ каким-то понимающим и, одновременно с тем, весьма сочувственным взглядом. 

- Конечно же, они особые, - произнесла эта Мистическая сущность. – Совершенно особые. В этом мире Людей вообще не так уж много. А уж Игроков… Зато теперь ты знаешь, как они выглядят и даже пахнут… Ну, в широком смысле этого слова, - уточнила Она. – И теперь ты способна оценить их должным образом. И вообще…

Пришедшая усмехнулась и продолжила:
- Впрочем, я же сказала, в этом мире они редкие… гости. И ты их действительно теперь ни с кем не перепутаешь.

Затем Она взглянула на молящуюся. Впрочем, Лиза откуда-то точно знала, даже не видя сейчас лица своей защитницы, что на устах ее нет сейчас слов молитвы. Она просто готова сейчас стоять насмерть, прикрывая собой Лизу… как младшую по возрасту и раскладу отношений.

И еще. Ту самую предполагаемую Противницу – Ту, от которой эта женщина сейчас защищает Лизу! – эта забота то ли забавляет, то ли просто радует.

Впрочем, не такая уж она и помеха Той, Кто властна забрать с собой любого в этом мире, из числа живущих. Небрежный жест, и…

Удивленная и раздосадованная защитница оказывается на своем прежнем месте, чуть в стороне от самой Лизы. Да, еще и, ко всему прочему, кажется, не может двинуться с места… При этом, взгляд, который бросает на нее Та, кто легко и непринужденно передвинула и обездвижила ее, звучит задумчиво и даже исполнен определенного сочувствия к ней. Как говорится, имеет свойство грусти и понимания.

- Я восхищаюсь твоей отвагой! – объявляет ей Она. – Ты прекрасно понимаешь, что много слабее меня, и все же пытаешься со мною бороться. Ты искренне считаешь меня злом. Но ты… неправа, в этом своем мнении. На самом деле, я вовсе не хорошая и не плохая, не злая и не добрая. Я просто… стараюсь быть справедливой. А ты всю дорогу пытаешься быть милосердной. Это разные вещи. Но поверь, я ценю твои старания и… Я хочу сегодня вознаградить тебя за все, что ты сделала. Отныне ты можешь просить меня за всех, кто, с твоей точки зрения, заслуживает продолжения своей жизни… в этом мире. Просто… прикрой глаза и призови меня сердцем. Я откликнусь на твой зов, приду к тебе и буду иметь с тобой серьезную беседу. Не обещаю, что непременно исполню твою просьбу. Но я обязательно выслушаю твои аргументы в пользу той… того… тех, о ком ты просишь, и отнесусь к ним с уважением. Если же в том мире, куда ты спустилась, тебе станет совсем невмоготу… Призови меня, и я охотно поговорю с тобой. Нет-нет, я вовсе не обязательно заберу тебя с собой! Просто, поверь, после разговора со мной по душам, тебе станет легче. Ты оценишь мою дружбу. И когда-нибудь сможешь ответить мне взаимностью. Если же ты захочешь вернуться в Свет, я всегда к твоим услугам. Я помогу тебе, обещаю. Не благодари, не надо, - добавила она, покачав головою. - Я просто поступаю так, как нужно. Просто поверь мне.

Пришедшая еще раз улыбнулась адресату этой своей патетической речи и взглянула на Лизу. Зеленые глаза Той, кто в этот раз оделась в светлое, просто скользнули по ее лицу, но девочка ощутила странное давление, как будто взгляд этот весил… немало.

- Прости, - с явным сожалением отреагировала на ее ощущения обладательница этих самых зеленых глаз, - я действительно, не самое легкое существо всех миров. И, часто, общение со мною здесь, в плотных мирах… Да, это далеко не самое приятное удовольствие. Впрочем… Есть исключения!

Пришедшая усмехнулась и потрепала по голове ту самую девочку, кого она все еще обнимала одной рукой.

- И я счастлива, - продолжила она,- найти и принять такое чудо!

Лиза залюбовалась светлой и смущенной улыбкой той самой девочки, которая получила этот адресный знак внимания, но подумала, что лично она вряд ли рискнула бы довериться Пришедшей до такой вот степени телесной близости.

- Неудивительно! – усмехнулась в ответ на ее мысли Пришедшая. – У тебя здесь, в плотных мирах, есть иной Покровитель! Куда как выше меня по силам своим и свойствам! Впрочем, ты-то как раз меня прекрасно знаешь! Просто забыла, где мы с тобою встречались. Зато я тебя прекрасно помню и люблю! И любовь моя всегда с тобою! Хотя, здесь, в плотных мирах Универсума, ты меня, отчего-то, побаиваешься.

Она сделала паузу и поглядела на Лизу очень аккуратно – так, что очередной взгляд этой Мистической сущности девочка ощутила как мягкое прикосновение, скорее приятное, чем тяжелое.

- Впрочем, какие твои годы! – заявила она. - Поверь, у тебя будет время все вспомнить и оценить мое к тебе отношение. Ты… купаешься во времени и пространстве, будто в водах чистейшего водоема, предназначенных исключительно для услаждения твоих чувств. Иногда я опасаюсь, что однажды ты вовсе забудешь себя и утонешь в тех самых мирах, где ты странствуешь странно. Порою, я даже хочу встряхнуть тебя, оживить твои воспоминания о былом… на правах твоей подруги и даже, своего рода, Крестной! Да-да! Не удивляйся! Ты же и сама это чувствуешь! Просто тебя всегда чуточку шокировал этот факт, хотя и составлял для тебя предмет своеобразной гордости. Ты никогда меня не страшилась, по понятным причинам. И, в то же время, ты, будучи в плотных мирах, стеснялась признаться себе в том, что любишь меня. Но знаешь, мне не столь уж важны твои слова, сколько реальное твое ко мне отношение. Я по-прежнему тебя люблю и присматриваю за тобою. Рада была повидаться! И еще… 

Она чуть сильнее прижала к себе свою избранницу и усмехнулась своей…

Скажем уклончиво, крестнице.

- Спасибо тебе за внимание к этой моей девочке! – сказала Пришедшая. – Оно и вправду, помогло мне найти это милое сердечко. И сделать так, чтобы с нею все случилось… правильно!

Сказав это, Она, эффектным жестом фокусника, достала из своего рукава небольшой кусок ткани – визуально чуть побольше носового платка! А дальше, красивым взмахом развернула его так, что он превратился в какое-то светлое одеяние, вроде плаща с капюшоном, отдаленно напоминающее Ее же собственный наряд – с поправкой на то, что Ее платье на вид было вполне себе цельным. Пришедшая накинула сие одеяние на плечи своей подопечной и, неуловимо-элегантным движением запахнула его на ней. И сей наряд – то ли плащ, то ли балахон! – сразу же сросся, сошелся воедино. Короче, стал цельным – что, естественно, Лизу вовсе даже не удивило…

- До встречи! – сказала ей Та, кто, оказывается, считает себя ее, Лизы, Крестной - надо же, какие интересные подробности из ее былого-прошлого объявились столь внезапно! – Возвращайтесь обратно! Помните, вы – наши свидетели! Не забывайте того, что увидели здесь! И… не жалейте! Ни о чем!

Крайние слова речей Той, кто пришла на зов, а сейчас уже уходила вместе с призвавшей Ее, прозвучали уже как-то издалека. Да и все это туманное, слегка сумрачное пространство как-то отдалялось…

Скорее даже заменялось цветами и звуками площади маленького городка. 

Той самой площади…





Кстати, многие Читатели уверены в том, что Авторы существуют за счет чего-то такого... эфемерного.

Типа, материальные условия существования для Авторов никакого значения не имеют.

Увы и ах, это не так.

По этой причине...

Информирую Уважаемых Читателей о важном :-)

http://proza.ru/avtor/tritschen