Внутри

       "В краю диких берез"
       Предыдущая глава http://proza.ru/2023/12/06/578


    Свифт задумался. Тот мир, в который он попал – странный, дикий, расплавленный и перекованный, разбитый и сложенный криво заново, на загробный все-таки был не похож. Загробный мир, по мнению Свифта, больше напоминал девственно чистую канализационную систему, куда жизнь сбрасывала, всех тех, кто прошел ее испытания до конца. И победителей и побежденных - в одном общем потоке. А потом все «брошенные» долго катались по трубам мироздания, пока не находили свой отстойник под чутким надзором божественных водопроводчиков. А этот мир хоть и напоминал кладбище с веселыми хороводами вокруг могил, но все-таки больше походил на безумца в карнавальном колпаке мудреца. 
    - Пожалуй живой, - ответил узник чемодан, взвешивая каждое слово.
    В ожидании продолжения разговора, Свифт повертел головой, пытаясь увидеть хоть что-то, но не увидел ничего. Вокруг царила темнота. И справа и слева, и над головой.  Зато внизу, если так можно судить о ногах лежащего в узком пространстве человека, у самой пятки виднелась тонкая нить света. Она пробивалась в узкую щель сверкающим лезвием и вырезала овальную дыру на полосатом носке. Вернее, дыра была и раньше, но сейчас она притягивала взгляд, словно свет в конце тоннеля.
    - Хорошо, что живой, - сказал все тот же голос. – Не люблю покойников. С ними не о чем поговорить.

    Свифт пошевелил руками. Ему захотелось дотянуться до собеседника, чтобы познакомится с ним поближе, но в итоге, он нащупал лишь холодную крышку чемодана. Поскреб ее ногтями, на что голос тихо хихикнул, как от щекотки.
    - Да, я говорящий чемодан, - представился, наконец, голос, когда Свифт перестал царапать крышку. – Но ты можешь называть меня Китом.
   - Говорящий чемодан? – узник чемодана вытаращил от удивления глаза. Они сверкнули в темноте двумя пожелтевшими от усталости маяками.
    - А чему ты удивляешься? У каждого уважающего себя чемодана должно быть двойное дно. Свой особый секрет.  У меня это умение болтать без умолку.
    - Какое же это дно? – не согласился Свифт.  – Как по мне, это вершина чемоданной эволюции.
    - Вершина эволюции – это ядерный чемоданчик. А я как видишь отходы ношу.
    - Неужели, только отходы? – Свифт даже немного обиделся.
    - Отходы, - подтвердил чемодан. – Но разной степени важности.
    - Не знал, что у отходов есть степень важности.
    - Конечно есть. И чем отходы важнее, тем сильнее их прячут. Тебя вот только в архив списали, а некоторые отходы хранят в сейфе под круглосуточной охраной.
    Свифт сразу вспомнил историю про Сейфа Николаевича и пустоту. Он в очередной раз подумал, что даже пустота, если придать ей государственную форму, способна заполнить все вокруг важным смыслом.

    - Вот раньше я работал в одной тайной организации. Настолько тайной, что о ней ходили слухи даже среди детей, -  стал рассказывать болтливый чемодан, – Так вот, в те времена я был переполнен важностью до краев. Я чувствовал себя хранителем государственных секретов. Мне постоянно отдавали честь, уступали дорогу, и никто не смел меня не то что пнуть, а даже посмотреть в мою сторону без уважения. Я ездил на олимпиады носителей чемоданов и получал награды за самый важный груз. Меня окружали заботливой охраной и бережно сдували с крышки пыль. Меня купали в святой воде и делали массаж золотой щеткой.  Мне обещали пропуск в чемоданный рай и благословение святого покровителя правительственного багажа.   Но потом произошла утечка. Вся моя важность выплеснулась наружу и образовала целую лужу секретов. Да такую глубокую, что в ней утонуло множество народа. В итоге, меня сделали крайним. Обвинили дыру в моей обшивке, хотя в нее даже сквозняк не пролезет, и лишили пропуска в рай.  На мне тогда потоптались все, кто пожелал.  Даже назвали дырявой авоськой, и это меня, выпускника элитного чемоданного конвейера.  Хорошо, что еще не узнали о моем двойном дне, а то совсем бы на допросах замордовали. А так, просто молча вытянули из меня внутренности, конфисковали самоуважение с чувством собственной важности и отобрали допуск к государственным отходам. Выпотрошили и опустошили. А когда я пуст, у меня депрессия. Поговорить не с кем. Хотя, если честно, иногда мне кажется, что я всегда говорю только сам с собой.
    Вдруг, где-то совсем рядом завизжали автомобильные тормоза.  Послышался свист регулировщика, закричали от любопытства прохожие. Кто-то призвал в свидетели господа бога, кто-то пнул от души чемодан. Чемодан перевернулся с грохотом, а Свифт больно стукнулся головой о бортик. В ответ могучая Алевтина Варфоломеевна послала кого-то в такие литературные дали, до которых редко добирались даже профессиональные авторы. Муза строгого режима знала толк в суровых направлениях.
   
    - Больно? - спросил чемодан, когда движение возобновилось.
    - Больно, - признался Свифт, потирая ушибленный лоб.
    - До архива заживет, - Кит попытался утешить своего пассажира. – Ты главное, не переживай. Я твой чемодан-хранитель и дело свое знаю. Умереть в дороге не дам. Сохраню как положено. Может немного помятым, но в целости. И помни, синяки - это лишь доказательство кулаков жизни. Пока ты в синяках, ты еще живой.
    - Часто носишь мертвецов? – поинтересовался Свифт, когда боль немного утихла.
    - Часто, - сообщил чемодан-хранитель. – И все они большие зануды. Или молчат, как висельники в ветреную погоду или говорят только о жизни других. Оно и понятно. Своей то жизни нет – давно закончилась, или даже не начиналась никогда. Вот и обсуждают чужую до посинения. Помню в прошлом году подрабатывал я в камере хранения. Хранил там для суда одного мертвеца по имени Сергей Антонович. В прошлом трамвайного контролера. Так он весь срок хранения, рассказывал про жизнь своего коллеги - Антона Сергеевича. Как его успехи ему жить всегда мешали. Как он у него увел удачу, невесту, профессиональный рост. Он даже планы убийства вынашивал. Мечтал заманить конкурента на конечную остановку и разрубить его там на части. Представляешь, он так погряз в жизни другого человека, что совсем забыл про свою. А если за своей жизнью не ухаживать, она уходит к кому-нибудь более внимательному.
    - За что же его судили, за убийство?
    - Нет. За трамвайную близорукость. Пока он топором воздушные замки строил, Антон Сергеевич на него роман в доносах написал. Где рассказал, читателям с полномочиями следователя, как Сергей Антонович срывал планы по укреплению страны. Не сдавал деньги на постройку бронетрамвая с правительственным вагоном и критически высказывался о новом трамвайном лозунге – «назло врагам мы движемся по кругу».
    - И что потом с Сергей Антоновичем стало? – Свифта даже икнул от любопытства.
    - На кладбище конечно отправили. Общего режима. Похоронили его на семь лет. Но с правом досрочного воскрешения. До сих пор там лежит, кляузы на всех подряд пишет.
    - А есть у вас кладбища без права воскрешения?
    - Сколько угодно, - заявил уверенно чемодан. - У нас вообще очень гибкая система моргов, погостов и траурных мероприятий. Так что «лучших миров» из которых не возвращаются на всех хватит. Архив, куда я тебя несу, как раз такое кладбище. Там как правило жертвы писательских приговоров обитают. В своем пыльном макулатурном раю. Ты жертва какого писателя?

    Свифт снова задумался.  Но как он ни старался переложить вину на другого, всегда выходило одно и тоже – он жертва самого себя. Однако делать чистосердечное признание говорящему чемодану ему не хотелось. Он решил сменить тему.
    - Почему тебя называют Китом?  Из-за размера?
    - Нет, - ответил чемодан-хранитель.
    – Носил багаж по имени Иона?
    - Нет. Хотя Моисей-Великий Змей однажды мне попался.
    - Тогда почему?
    - По легенде меня создали в подарок известному китобою, - охотно стал рассказывать Кит. – Покрыли в конвейерном роддоме китовой кожей и завернули в подарочную упаковку. Но китобой в то время покаялся и ушел проповедовать карасям в тихую монастырскую заводь.  А меня он выкинул в океан, как напоминание о прошлых грехах. На глубине меня подобрала бездетная пара китов и захотела усыновить. Но потом поняла, что китовая кожа на мне - фальшивая. Они с ужасом подумали, что я сделан из котов и вернули меня на берег. Там меня обнаружила одна любительница тех самых котов. Положила внутрь кости мужа, что прятала от соседей много лет, привязала к ручке кастрюлю полную кирпичей и снова бросила в океан. Тогда я опустился на самое дно, где попал на рыбье кладбище. Полежал там недолго и попался на глаза охотникам за китовой костью. Они меня подняли со дна и открыли молотком. Из костей наделали брелки для детей в виде маленьких китят, а меня «наградили» объедками от тунца. Так и остался бы я тунцовым саркофагом, но тут к охотникам нагрянули костяные следопыты.  Они узнали, что китята сделаны из человеческих костей. В итоге всех посадили, а в меня сложили тома китового уголовного дела и дали пожизненное прозвище – Кит.
    - Сам придумал эту легенду? – спросил Свифт.
    - Сам, - честно признался чемодан. – Просто обидно всю жизнь в отходах кувыркаться. Пока мои родственники по чемоданному цеху становятся колыбелями, брачными ложами или столами, накрытым для придорожных пиров, мне приходится глотать архивную пыль. А я с детства мечтал стать чемоданом контрабандиста. Хотел мокнуть на палубе, пугать крыс в трюме и соблазнять красавиц-таможенниц на обыск. Желал, чтобы на мою крышку кидали игральные кости, ставили бутылки с ромом и трофейные ботинки, повешенного на рее. 
    Тут раздался громкий скрип двери. Затем шорох, постукивание, тихий мелодичный звон. Кто-то чихнул, кто-то шепотом пожелал здоровья.
    - Пришли. Теперь ни звука, - сообщил чемодан Свифту и резко замолчал.


Продолжение http://proza.ru/2023/12/24/599