Перекур

        Перекур после трудового подвига – это теперь даже не событие, - целая история. Попробую прояснить, ничего не забывая и не путая. Поехали!
Бросаешь, даже не вымыв, кисти на палитру, встаешь, не глядя на акварель, поскольку видеть её уже больше не можешь, бредешь на балкон, садишься и тут только начинаешь хоть что-то соображать: пачка из-под сигарет пуста, чая нет, пепельница переполнена, из приоткрытого окна сквозит, ну да, - еще ноет спина, но это совершенно к делу не относится. Бурча нечто философское: «Ну,… твою мать», встаешь, идешь на кухню, понимаешь, что пришел не туда, да и просто не ясно, зачем, ах да, за сигаретами, но они в мастерской, поворачиваешь обратно, в свою «берлогу». Комп приковывает, что там написали, обнаруживаешь пустой мессенжер, бурчишь «полковнику никто не пишет», переходишь на новости, тьфу, гадость, снова на балкон, а сигарет нет, ну да, в мастерской. И вот она новая пачка в руках.                Возвращаешься.
         Да…чай. Идешь на кухню, и, боже, какая память, включаешь чайник сразу, ура! Аааа, пепельница, да, возвращаешься на балкон, берешь, относишь на кухню, высыпаешь в ведро. Тупо смотришь на вскипающий чайник, ждешь, завариваешь, идешь по комнатам в поисках чашки, раза два, заглядывая на тот же балкон. И вот, вот она, - на подоконнике. Садишься в кресло и вспоминаешь, что пепельницу оставил на кухне. Встаешь, так, за пепельницей, тут всё ясно, не забыть. И - последнее движение - искать куртку. Заглядываешь в коридор, мастерскую, с усилием воли не смотришь на монитор, твердя: «куртка, куртка», на всякий случай. Наконец после третьего обхода с философскими выражениями, обнаруживаешь в спальне на полу за спинкой кресла. Как попала? Клянешь во всём домового Мефодия. И вот уже почти сел, ну совсем, но понимаешь, - нет главного, морского прибоя, а без него, вообще ну, никак. И тут начинает несказанно фортить, как Фандорину, -  после тщетных поисков телефона по всем комнатам тебя озаряет, что вчера вечером ходил на улицу кормить котиков, значит он в сумке, да, да, вот он и аккумулятор не сел! Свезло. Сколько же я протопал!?*Думаю, сотни метров. А за день, - километры! И жена еще ворчит, мол, двигаюсь мало, не гуляю.
        Закуриваешь, и, нет, не смотришь на вечереющее небо, последних синиц за окном, терзающих кусок привязанного сала, на дворника Икрома внизу, сгребающего в черные мешки остатки опавших листьев, на гроздь не доеденной со вчерашнего дня изабеллы рядом с пепельницей, на столике, просто слушаешь отдаленный шелест прибоя из колонок на подоконнике, и, закрыв глаза, видишь силуэт Старого Котора, радостно выдыхаешь: «Я дома!».
        Пляшущие по глянцевым мостовым огни фонарей на узеньких улочках, стакан крстача на площади у городских ворот и, к себе – в Булярицу.
Выходишь, потягиваясь, нет, не в куртке и не на узкий балкон, - в шлепанцах и бриджах на просторную террасу, увитую виноградом. Солнце давно выползло из-за горы, рвет на столе тени от листьев изабеллы. Чистая пепельница с надписью: «Булярица», чашечка кофе, початая бутыль ракии. Напротив - улыбающаяся хозяйка баба Рада и электрик, пришедший что-то проверить, но так и застрявший за столом с утренней рюмкой лозовой. Баба Рада протягивает и мне рюмочку и, разведя руками, произносит слово «сууупер!».  Это означает: «какое прекрасное утро!». Прямо возвышается горная гряда, а справа, за аллеей кипарисов, увитой зарослями ежевики (вкусняшка!), темно-синяя полоска Ядранского моря, того самого, откуда и доносится шелест прибоя.
        И хочешь повторить: «Я дома», но слышишь громкое и привычное: «Ну, … твою мать», открываешь глаза и видишь остатки многострадального сала, Икрома, который зовет приятеля оттащить заполненные мешки с листьями к дороге. И понимаешь, что скоро пойдет снег, зима будет долгой. Нужно приготовиться.

 *Автор просит прощения за слишком сжатое, сокращенное, ускоренное, конспективное описание подготовки к перекуру. Всего не упомнишь.

22.10.23