Глава первая

ДОВОЛЬНО БОРОТЬСЯ С БЕЗУМЬЕМ И СТРАХОМ. РОЖДЕННЫЙ ИЗ ПРАХА, ДА БУДУ Я ПРАХОМ!

    Беды в тот день ничто не предвещало: стоял засушливый фаменот, предшествующий месяцу сбора урожая, крестьяне попрятались в своих хижинах от жары и набирались сил перед тем, как начать великую жатву, славя Рененутет, считавшуюся богиней плодородия в столице Нижнего Египта, расположенного на месте современного Луксора. С запада город огибало извилистое русло Нила, разливающегося в зимний период, на востоке Зебеннис омывало Розовое море, получившее свое название благодаря обитающим в нем водорослям, вырабатывающим в процессе своей жизнедеятельности каротиноиды, окрашивающие water в ярко-малиновые цвета. Жрецы убеждали народ, что поверхность моря стала такой из-за коварного Сета, утопившего своего брата Осириса, предварительно разрезав его на несколько кусков, поэтому купаться в водоеме было запрещено: кровь величайшего из богов не должна омывать тел простых смертных, и лишь представители знати, пожертвовав храмам несколько громадных кувшинов финиковой настойки, могли раз в год окунуться, дабы напитаться энергией царя загробного мира и получить призрачный шанс уйти post mortem в поля Иалу.
    Племянница фараонши, девятнадцатилетняя Банафрит, старшая из семи дочерей Саджиры, вняв уговорам матери и сестер, согласилась сопровождать их в Долину Царей, чтобы навестить покойного отца, пообщаться с частичкой его Ка, которая навсегда остается в пирамиде даже после того, как строгий, но справедливый Анубис взвесил сердце на весах, и Маат вынесла окончательный приговор. Всю ночь сестру правительницы терзали кошмары, и на следующий день она, одержимая идеей пообщаться с единственным мужем, подарившим ей прелестных девочек, разболтала о своих планах близняшкам Зезиро и Мумине, и те, ворвавшись в покои Банафрит, тормошили ее до тех пор, пока она, с улыбкой понаблюдав за кружащимися в танце проказницами, сказала, что перенесет все свои дела и поедет в Та сет аат - Великое место, дабы проверить, не добрались ли грабители, не боящиеся гнева Хонсу, до гробницы Тутмоса, погибшего из-за болезни, прозванной в простонародье «разрывом кишечника». Лекарь и бальзамировщик Бакари, когда еще имел возможность говорить, поведал наследнице престола Азенет и ее братьям о не поддающемуся объяснениям разрыву червеобразного отростка, вследствии которого гной распространялся по брюшной полости, и жаловавшийся на потерю аппетита буквально сгорал от жара.
    Единственная дочь и и сыновья Нубити слушали увлеченного своим делом мужчину невнимательно, - они пребывали в возрасте, когда жажда приключений преобладала над усидчивостью, манила обследовать каждый уголок огромного сада, охраняемого меджаями, а не по годам серьезная Банафрит, вооружившись кусочком мела, записывала на дощечках все, что считала важным, а затем, закрывшись в своей комнате, переносила конспекты прямо на стену с помощью кусочков угля, и сплетницы Хакика и Халима, прислуживающие членам династии Неферкасокар, распространили по дворцу слухи, что старшая из племянниц великой Нубити метит на место Рунихеры, исполняющего обязанности секретаря, писца, советчика и ненавидимого многими за честолюбие и любовь к интригам. Никотриса, обожавшая этого прощелыгу, закатила скандал, требуя сестру отказаться от своих замыслов. Ввалившись в спальню матери, малолетняя мерзавка, напившаяся лотосового вина, вышвырнула из окна одну за другой вазы, подаренные послами из Иордании и пообещала заколоть себя, если Саджира не отошлет Банафрит в Мемфис.
    Наша героиня, смекнув, что негодяй Рунихера пытается столь нехитрым способом избавиться от конкурентки, решила не ввязываться в словесную драку с истеричной сестрой и передала через служанку сообщение, что если юноша продолжит ей мешать, она сделает его своим первым мужем и убьет сразу после свадьбы якобы за то, что он вел себя недостаточно учтиво. Угроза подействовала на секретаря фараонши моментально - как и большинство египтян, он не горел желанием закончить свой путь раньше времени, а избалованная Никотриса, привыкшая добиваться своего не мытьем, так катанием, впала в меланхолию и слонялась по коридорам, томно вздыхая под дверьми, ведущими в покои возлюбленного и прожигая проходящих мимо наложниц царевича Менетнашта взглядами, полными презрения.
    Чернокожие рабы, блестящие от пота, в одних набедренных повязках, ступая по земле босыми ногами, запрягли лошадей, и три девушки во главе с облаченной в траур матерью погрузились в колесницу. Не приемлющая жестокость ни в каком виде, Банафрит подала своей тетушке идею передвигаться без помощи паланкина, чтобы не опустошать государственную казну, обзаводясь дюжиной сменяющих друг друга мужчин, несущих закрытые носилки, и теперь в Зебеннисе процветала мода на квадриги, а носильщики, переквалифицировались в конюхов. Фараонша, довольная тем, что ее родственница подает большие надежды, прочила племяннице великое будущее в политике и советовала своим детям дружить с рассудительной кузиной.
    - Она могла бы занять мое место, - дразнила Нубити своих совершенно не амбициозных детей. - Как жаль, что моя слабохарактерная сестрица родила ту, чей интеллект превосходит даже блестящий ум моего прадеда Херихора, да купается его Ка в лучах вечного блаженства!
    Экипаж двинулся на север. Возница, крепко натянув поводья, вытянулся в струнку, и его гладко выбритая макушка блестела на солнце как малахитовый шар, которым украшали перила лестницы, ведущей в спальню любвеобильной фараонши, меняющей супругов и фаворитов каждые два года. Первым ее мужем являлся Бакари, от которого царица зачала Азенет. Лекарю было строго-настрого запрещено упоминать о своем прошлом, но когда он не сумел скрыть своего беспокойства за подвернувшую лодыжку дочь, Нубити предоставила ему на выбор три варианта: быть изгнанным, либо публично казненным за неповиновение, либо отрезать себе язык, чтобы она не тревожилась о том, что малахольная Азенет, прознав, кто возлег на ложе с фараоншей шестнадцать лет назад, сойдет с ума как ее второй по счету отпрыск, выросший разгильдяем, помышляющим только о том, в каких позах оприходовать Табию и Субиру, сделавшихся его наложницами едва достигнув фертильного возраста.
    Менетнашт, сын пришедшего на смену бальзамировщику абсолютно бесполезного мужчины по имени Небиби, день ото дня объедающегося сладостями и швыряющего тетрадрахмы в извивающихся перед ним нагишом прелестниц, унаследовал от отца тягу к прекрасному и вникать в дела страны не желал, без конца доказывая матери, что игрушкой в ее цепких руках становиться не намерен. Младший царевич Фансани, любимец астронома Барути, оправдал ожидания Нубити, ходил по пятам за мудрецом, безропотно заучивал абзацы из Книги Мертвых, тренируя память, но взойти на престол ему не грозило: после того, как Хатшепсут, обладавшая безупречной родословной и лучше предшественников понимавшая нужды народа, отстранив от власти своего несовершеннолетнего сына, заложила фундамент для установления в Нижнем Египте матриархата, доказав на своем примере, что находящимся у власти женщинам необязательно носить накладную бороду и стремиться походить на представителя противоположного пола. Она восстановила пострадавшие после нашествия гиксосов храмы, распорядилась воздвигнуть статую сфинкса, охраняющего Долину Царей, а перед смертью подписала указ о том, что отныне в Зебеннисе бразды правления передаются от матери к дочерям, поскольку женщины более сострадательны, а значит, не заинтересованны в ведении кровопролитных войн за земли, и горожане могут не волноваться, что их с целью расширить территорию пошлют на соседей в качестве пушечного мяса. Уставшие от нескончаемых боев граждане поддержали решение Хатшепсут, а кучка несогласных, поняв, что их для организации полномасштабного восстания недостаточно, перебрались в Мемфис, где осуществлял религиозные реформы самоуверенный Тутанхамон, считавший, что на смену множеству богов должен прийти кто-то один. Он полагал, что будет справедливо провозгласить покровителем своего сепата Гора, строить в городе скульптуры соколу и полностью игнорировать Птаха, Тота, Бастет, Хатор, Нут и даже Исиду.
    Миновав расписанные иероглифами врата, ведущие в поселение, где в саркофагах из песчаника лежали мумии, забинтованные с ног до головы повязками, разрисованными символами.
    - Отец, приветствую тебя, - вымолвила молодая особа, входя вслед за Саджирой в прохладное помещение усыпальницы с зажатым в деснице факелом. Несколько «вечных» ламп, расставленных в прямоугольных нишах,  горели с момента погребения Тутмоса, и ни одна из них не нуждалась в замене фитиля и была готова светить не одно столетие. Зезиро и Мумина, оробев, последовали примеру старшей сестры и, отвесив четыре поклона покойному отцу, вспорхнули испуганными канарейками на металлическую скамеечку и, затаив дыхание, наблюдали, как Банафрит, усадив мать на трон у саркофага, внимательно осматривает предметы в хранилище, чтобы заменить пришедшее в негодность более современными аналогами. К примеру, несколько глиняных плошек, наполненных ароматным розовым маслом, треснули и выглядели убого на фоне покрытых лаком сосудов, на которых живописец изобразил чашу весов с левитирующим над ней страусиным пером.
    Аккуратно сложив в мешок зачерствевшие сухофрукты, девушка установила в углу стеклянный кувшин, доверху заполненный спиртом, высыпала в него щепотку засушенных трав, и просторная зала моментально наполнилась чуть резковатым запахом полыни, с помощью которого живые посылали покойникам сигналы, напоминая отрекшейся от суеты душе: «мы помним тебя и по-прежнему скорбим».
    - Какое счастье, что вандалы не проникли внутрь, - вздохнула с облегчением хмурая женщина, поглаживая утопающий в полумраке лик, искусно вырезанный на крышке гробницы и напоминающий о том периоде, когда она была любима. - Я боялась, что мы застали здесь полнейшую разруху.
    Стянув с утратившего изящность пальца массивный перстень с плоским черным камнем, женщина бросила его в сундучок, забитый украшениями, которые покупал ей супруг. Она старалась каждый раз оставлять здесь что-то, помнящее тепло ее тела, и ее ларец с кольцами, браслетами и бусами уже почти опустел, когда как находящаяся в пирамиде горка драгоценностей росла, покрывалась пылью и тихонько сияла, отражая отбрасываемые алыми язычками пламени блики.
    Близнецы, всю ночь пугавшие друг друга страшилками о проклятых богами жрицах и не явившихся на суд Ка, жаждущих еще раз насладится видом находящегося в зените солнца, задрожали, когда послышался низкий гул, а с потолка хлопьями посыпалась краска, покрывающая нависшего над саркофагом Анубиса, вооруженного обоюдоострым клинком. Саджира, вынырнув из печальных мыслей, всполошилась, схватила Мумину и Зезиро за локти и потащила к выходу, объясняя, что это всего лишь землетрясение, которое им лучше переждать снаружи, дабы снизить риск оказаться заживо погребенными под завалами. Банафрит, стараясь сохранять спокойствие, наклонилась, чтобы поднять упавшую на бок свечу, и выбившаяся из прически прядь блестящих волос, соприкоснувшись с пламенем, задымилась. Крошечные искры поползли вверх по длине, и девушка, хлопнув ладонями, затушила наконец грозящие вот-вот разгореться локоны, после чего в три прыжка догнала столпившихся у подножия лестницы сестер и, прикусив указательный палец, сморгнула слезы. Милях в пяти от Та сет аат вздымалась идущая от Нила гигантская волна, грозящая затопить и разрушить центр города, а еще недавно лазурно-безмятежное небо заволок сизый дым, выброшенный огнедышащим Везувием, от которого Египет отделяло несколько десятков километров.
    - Нефтида явилась по нашу душу! - расплакалась Мумина, утыкаясь носом в живот старшей сестры. - Барути предупреждал, что их с Сетом конфликт добром не кончится. Мы все умрем! Осирис защитить нас не успеет!