Глава вторая

ДО ПЕРВОЙ НАШЕЙ ВСТРЕЧИ С ТОБОЙ ОГРОМНЫЙ МИР БЫЛ СКУЧЕН И ПУСТ

    Пока сестра фараонши с тремя дочерьми отсутствовали, во дворце под предводительством Азенет и Менетнашта шла подготовка к празднику в честь покровительницы беременных женщин и рожениц, потому что сорокалетняя Нубити носила под сердце четвертое по счету дитя от фанатично служащего ей Кемозири, военачальника и любовника по совместительству. Он был единственным из немногих, к кому правительница благоволила и даже разрешила поселиться в отдельном флигеле со своими детьми от первого брака - дочерью Куибилой и сыном Финехасом. Поговаривали, их отец собственноручно отправил вечно хворающую жену в Дуат и потому сумел занять столь высокий пост при царице, объявившей себя приверженкой культа Хатор и прославляющая сомнительные подвиги Сехмет. Нубити считала, что именно женщина, способная воспроизвести на свет потомство, имеет право зваться венцом творения, а мужчины, по сути, бесполезны и годятся только для использования в качестве грубой рабочей силы при строительстве сооружений из каменных глыб, наемников, защищающих границы от вторжения врагов и страстных любодеев, доставляющих удовольствие всем известными способами под покровом ночи.
    Куибила и Финехас, угрюмые и молчаливые, старались держаться особняком, общались исключительно между собой, совершенствуя план побега. Они не простили отца, погубившего мать и присягнувшего на верность своенравной фараонше. Девушка пребывала в уверенности, что правительница Нижнего Египта их недолюбливает и вполне может намеками попросить фаворита доказать свою лояльность еще раз и прирезать во сне старших отпрысков, дабы еще нерожденное дитя стало его единственным наследником. Финехас, не подвергающий сомнению предположения подозревающей  всех в заговоре сестры, соглашался с тем, что спать им лучше по очереди: лишь Исида ведает, когда в их комнату прокрадется злоумышленник, нанятый честолюбивым Кемозири. Им было невдомек, что Мукаррамма сама заставила мужа утопить ее в священных водах Розового моря и признаться таким образом в чувствах к царице, завладеть ее вниманием и выгодно устроить сына с дочерью, чтобы им не пришлось терзать себя думами о насущном хлебе и - упаси Нут - торговать собственным телом в стремлении избежать голодной смерти.
    Куибила носила на шее веревочку, к которой привязала ритуальный клинок, освященный огнем в храме Сета и готовилась без колебаний напасть на любого, кто посмеет сделать неосторожный шаг в ее сторону. Брата она приучила следовать за собой по пятам, а в качестве перестраховки держала в подвальном помещении подобранного рядом с базарной площадью щенка басенджи, которому скармливала четверть приносимых из кухни яств, дабы убедиться, что в них не подсыпали медленно действующие токсины, симптомы отравления которыми можно спутать с лихорадкой. Злые и полуголодные, подростки чурались даже общества безобидного Бакари, уверенные, что он как раз и объявит о настигшей их неизлечимой хвори и не предпримет ничего, пока Финехас и Куибила будут корчиться от рези в желудках и покрываться кровоточащими язвами. Циничная девушка пресекла на корню попытки сердобольного брата дать собаке имя и отвешивала подзатыльник всякий раз, когда тот, хватая ее за запястье, скулил, что ему жаль терять верного друга.
    - Сам хочешь с матушкой воссоединиться? - шипела дочь Кемозири, тряся перед испуганно сжимающимся от страха юношей подносом. - Мукаррамма восемь месяцев носила тебя в своей утробе, чтобы ты сдох как бесправный раб, утопая в луже собственной желчи, хлещущей из горла? Какое же ты никтожество, аж смотреть тошно!
    Фансани, влюбленный в спесивую Куибилу, преподнес ей в качестве дара инкрустированную изумрудами брошь в виде ложноскорпиона, являющегося символом почерпнутой из свитков мудрости, но та отослала Хакику обратно, не приняв чувств, и тот захандрил, огорчая отлыниванием от занятий Барути, поклявшегося Нубити ни при каких обстоятельствах не открывать своему любимцу, что является его родителем. Не имея права нарушить субординацию и по-отечески обнять, мужчина ночи напролет сидел в своей обсерватории, чертил звездные карты и проклинал отпрысков Кемозири, ведущих себя так, словно спустились с шествующей по небесному своду лодки Амона. Фансани же решил непременно добиться благосклонности Куибилы и сочинял поэмы, теша себя надеждами, что покрывшееся льдом сердце злыдни оттает, когда она поймет, какой он чуткий.
    Азенет, невероятно оживленная, командовала слугами, украшающими главный зал. По ее прихоти оконные проемы занавесили полупрозрачными кусками ткани самых ярких цветов, а позади трона царицы водрузили стоящую на задних лапах самку гиппопотама с ярко выраженной женской грудью и человеческими конечностями. Украсив голову Таурт париком с тысячами тоненьких кос и вплетенными в челку оранжевыми нитями, единственная дочь фараонши, панибратски приобняв божество, словно они были лучшими подругами, повысила голос на Халиму за недостаточно бережное обращение со скатертью и, налив себе разбавленного водой вина, опустилась на пол и кивнула столпившимся вдоль дальней стены музыкантам. Она обожала организовывать праздники, частенько зазывала к себе юных рабов, ложилась на рассвете, просыпалась после полудня, - в общем, вела не обремененный хлопотами образ жизни привилегированной особы, купаясь в роскоши и не задумываясь о чувствах окружающих, но в отличие от Менетнашта никогда не выплескивала свой гнев на прислужников, - она даже сердиться толком не умела, обиженно куксясь, если Никотриса, дразнясь, обзывала ее толстоногой за упитанные ляжки, разросшиеся вширь на почве любви к выпечке и финикам, которые наследная принцесса поглощала в немереных количествах. Она даже подарила в утешение избитой невменяемым братом Табие свой старый калазирис, представляющий собой облегающий сарафан на бретельках, расшитый сеточкой из керамических бус. Наложница Менетнашта, пав ниц, долго целовала ремешки сандалий своей заступницы, призывающей среднего брата не отыгрываться на беззащитных девушках, а Субира, мучимая бессонницей после того, как господин заставил ее лечь на пол и позволить сторожевым псам по очереди овладеть собой, неустанно молилась охраняющей миропорядок Маат, упрашивая богиню ниспослать кару на бессердечного тирана, упивающегося их страданиями.
    Одну из своих любовниц злобный юноша потехи ради заставил оседлать вырезанный из дерева фаллос размером с ногу, и та умерла мучительной смертью, а ее родственникам в качестве компенсации выплатили небольшую стопку талантов, и никто даже не знал, где похоронена скончавшаяся от пыток бедняжка, попавшаяся гневливому царевичу под горячую руку. Успевший налакаться как следует, Менетнашт усадил к себе на колени помощницу поварихи, тринадцатилетнюю Омороз и принялся выкручивать ее соски, приговаривая:
    - Хочешь, покажу свой волшебный жезл? Я подарю тебе тиару с жемчугами, коль оближешь его старательно и выпьешь мое семя. Не стесняйся, малышка, тебе понравится!
    Омороз, застывшая от ужаса, представив, как старший сын Нубити надругается над ней, а после откупится побрякушкой, беззвучно плакала, помня рассказы Хакики о том, что громкие рыдания еще больше распаляют молодого господина. Она уже жалела о том, что поступила на службу, желая помочь семье, потерявшей кормильца, разделаться с долгами, но на ее счастье, проходящий мимо Джабари, расслышав воркование пьяного менетнашта, распахнул створки и, напустив на себя нарочито свирепый вид, рявкнул, что девчонку ожидают на кухне, ибо только она способна ощипать и выпотрошить пойманных Фэнником венценосных голубей. Пролепетав «прошу прощения, милостивый потомок династии Неферкасокар», Омороз, сверкая пятками, выбежала из библиотеки, а Джабари, презрительно фыркнув, развернулся и вышел, оставив разъяренного парня швырять на пол свитки и топтать их в бессильной ярости. Безумный отпрыск фараонши помнил, как именно появился во дворце этот молодой человек, и почему из проданными родственниками раба он превратился в трапезничающего за одним столом с сестрой правительницы Нижнего Египта. Его мать всегда будет благоволить мерзавке Банафрит, а в ответ на его причитания о своеволии Джабари усмехнется и ответит, что ему следует вести себя как подобает в приличном обществе. О, как Менетнашт ненавидел кузину и ее лучшего друга! Будь его воля, он привязал бы их обоих к лошадям, и те неслись бы по полю до тех пор, пока от тел не останется даже пары костей с выпачканными в пыли клочьями плоти, которыми с наступлением тьмы полакомятся безостановочно хихикающие гиены.
    Наказав Омороз не слоняться по коридорам дворца без сопровождения старших, дабы не подвергнуться изнасилованию, Джабари, обменявшись красноречивыми взглядами с не переваривающей его Никотрисой, зацикленной только на Рунихере, скрылся в отведенной ему каморке и, усевшись на подоконник, стал наблюдать за перепрыгивающими с ветки на ветку юркими птичками, способными виртуозно подражать его игре на флейте. Если бы двадцать лун назад ему кто-нибудь сказал, что он из бродячего музыканта станет женихом племянницы царицы и будет удостоен чести изредка беседовать с владычицей Нубити, юноша бы рассмеялся шутнику в лицо. Его дядя Акэнатон, позавидовавший благополучию брата, донес верховной жрице Танафрити, что тот помогает перебираться в Иорданию гиксосам, и его с супругой закопали в пустыне, а все имущество перешло алчному старику. Самого Джабари служительницы храма, вершившие правосудие, обязали лишиться свободы распоряжаться своей жизнью самостоятельно, пока не пополнит казну Зебенниса на пятнадцать талантов, заработать которые ему надлежало, ублажая приближенных царицы Нубити.
    На Джабари положил глаз сально ухмыляющийся Небиби, питающий слабость к смазливым мальчикам, однако после того, как Хакика с Халимой, избавив его от лишних волос на теле, натерли маслами, юноша оказался в спальне Банафрит, уговорившей свою власть имущую тетушку сделать Джабари своим компаньоном в качестве подарка на день рождения. Едва увидев полуголого парня, стоящего на коленях с заведенными назад руками, девушка, ослепленная броской красотой молодого раба, приняла его за искусно раскрашенную скульптуру в человеческий рост, которая внезапно ожила и спустилась с постамента. Банафрит вспомнила рассказы Фансани о путешествиях с Барути в Грецию, где любовался высеченном из белоснежного гипса Дионисе, чей пенис прикрывал крошечный виноградный листочек. Смуглая кожа, слегка вьющиеся на концах каштановые волосы, расплавленное золото светлых глаз, упрямо сжатый рот, - он казался творением олимпийских божеств, замысливших свести с ума жителей крошечной планеты, и даже россыпь пигментных пятен на плечах, свидетельствовавших о частом нахождении красавчика под открытым солнцем никак не влияли на его безупречность. Никогда ранее не интересовавшаяся представителями противоположного пола девушка, не понимающая вспыхивающую при упоминании объекта воздыхания Никотрису, испытала щемящую боль в под ребрами, и не помня себя от страсти, упросила Нубити исполнить одно-единственное желание и не отдавать Джабари на растерзание бывшему супругу.
    - Губа у тебя не дура, - рассмеялась лежащая в ванне фараонша, чью выпростанную из воды стопу массировал Кемозири, внимавший их беседе. - Я бы и сама затащила б ладно сложенного музыканта на свое ложе, не годись он мне по возрасту в сыновья.
    Военачальник, дернув щекой, отвернулся якобы за тем, чтобы взять в руки тряпицу и обтереть блестящие от цветочного масла пыльцы, но Банафрит заметила, как напряглись плечи любовника правительницы Нижнего Египта, которая, не стесняясь в выражениях, нахваливала внешность смазливого раба.
    - Я оповещу сговорившихся Акэнатона и Танафрити, что с повешенным на него долгом парниша расквитался, - подмигнула племяннице Нубити и огладила кончиком ногтя подбородок своего фаворита. - Можешь поселить его в любой из пустующих комнат, моя дорогая. Ты же в курсе, как я ценю твой вклад в политику. Ты совершенно зря отклонила мое предложение занять место Рунихеры. Твоя сестрица чрезмерно избалованна, чтобы понять, на какие жертвы ты идешь ради нее.
    - Благодарю вас, великая госпожа, да прибудет с вами вечно мудрость Тота, отвага Гора и терпение Исиды, - проговорила, кланяясь при каждом слове, молодая особа и, убежав к себе, прислонилась пылающей щекой к холодному сосуду с водой и сидела на полу, обнимая его, целую вечность, пока дверь не распахнулась, и внутрь не ступил одетый в прозрачный шендит юноша, не менее удивленный тем, что его поджидает прекрасноликая сероглазая незнакомка, а не распухший из-за беспробудного пьянства Небиби с осоловевшими очами и похабной усмешкой на обветренных губах. Хакика и Халима тактично удалилсь, прикрыв за собой дверь, ведущую в коридор, а не отдающая себе отчета в действиях Банафрит, почувствовав себя нагой, отвернулась от визитера и решила про себя, что выбросится из окна, если он хоть на шаг приблизится к ней. Иррациональные, противоречивые эмоции, завладев девушкой, лишали здравомыслия, толкали на безумства, но она осознавала, что завтра утром пожалеет о том, что поддалась соблазну и подпустила близко совершенно незнакомого человека. Не одобрявшая распутства сестры Саджира воспитывала своих дочерей самостоятельно, объясняя, что моногамия гораздо приятнее скоротечных романов, начинающихся бурно и заканчивающихся с первыми лучами солнца. Познавшая радость и отчаяние женщина уверяла любимейшую из дочерей: близость с тем, кого ты изучила вдоль и поперек, подарит уйму незабываемых впечатлений, а объятия случайного прохожего сотрутся из памяти по истечении небольшого отрезка времени. Банафрит не понимала, как объяснить все стоявшему позади парню.
    Слушая, как громко колотится запертое в грудной клетке сердце, стремящееся прямо сейчас отправиться в когти Анубиса, который, ощутив его греховность, не взвешивая, швырнет грозно рычащей Аммат, родственница фараонши, постепенно успокоившись, подставила взмокшую шею ветру, раздувающему челку и, тщательно обдумав каждую фразу, оповестила музыканта, что отныне он не является наложником похотливого супруга царицы Зебенниса, ни в коем случае не обязан как-либо отвечать на проявленный ею интерес и волен покинуть дворец когда заблагорассудится.
    В образовавшейся после сбивчивого монолога девушки тишине было невозможно понять, обрадован ли ее собеседник подобным поворотом событий или раздосадован. Оглянувшись через плечо, Банафрит попыталась краем глаза уловить чернеющий на фоне стены силуэт молодого человека и, не дождавшись реакции, повернулась всем корпусом. Джабари спал, скрючившись в нелепой позе прямо на прохладном каменном полу, подложив под голову согнутый локоть, и освещенное призрачным светом полной луны лицо выражало полнейшую безмятежность. Позвав одного из солдат, слоняющихся по ночному саду, юная особа попросила его осторожно переложить парня на свое ложе, укрыла музыканта покрывалом из овечьей шерсти, с трудом заставив себя не пялиться на изящные предплечья, увешанные звенящими браслетами и синеющие в сгустившихся сумерках веки. Побросав в кучу несколько накидок, она свернулась калачиком в углу, представляя себя рабыней любвеобильного фараона, довольствующимся не только ею одной и забылась тревожным сном, где смутно похожая на нее девчонка  маршировала в поделенном на квадраты пространстве, пересекая пространственно-временной континуум так, словно это - поле, засаженное пшеницей, а не зияющий чернотой вакуум.