Глава одиннадцатая

И МЫ ПОЙДЕМ В ПЕРЕУЛКАХ ВЕСНЫ, В НЕБЕ УТРЕННЕМ ЗВЕЗДЫ ВИДНЫ

    У матушки был ненормированный график работы: она могла весь день просидеть за своим столом, обсуждая с заказчиком те или иные детали, а могла с раннего утра и до позднего вечера мотаться с объекта на объект, не имея возможности перекусить, посему Бертран поселился в комнате брата, ставшей гостевой спальней, где размещали приехавших повидаться из соседних штатов родственников и друзей. Удивительно, что с молодым человеком мы поладили почти сразу, учитывая мою укоренившуюся с детства стойкую неприязнь к представителям противоположного пола и не поддающееся внятному объяснению стремление не подпускать их к себе ближе чем на метр. Помнится, будучи шестнадцатилетней девчонкой я нагрубила довольно известному актеру, оказывавшему мне, впервые выведенной в свет, недвусмысленные знаки внимания. Когда одна из благодарных клиенток матери, художница Романия Паради пригласила нас четверых на свою выставку в один из лучших отелей города, я, самостоятельно перешив мамино винтажное платье, накинула на плечи кусок полупрозрачной сияющей ткани, скрепила брошью и, повертевшись у зеркала, подумала, что кажусь похожей на юную леди из high society и выделяться среди женщин, регулярно покупающих шмотки в бутиках, точно не стану.
    Пока Джексон тайком от родителей глушил шампанское с устрицами и осыпал комплиментами краснеющих от неловкости официанточек, а миссис Хэвенсберд любезничала с оперной певицей, закутанной в черный балахон, я, предварительно обожравшись в школьном буфете пирожных с фисташковым кремом специально, чтобы не выглядеть голодной и сполна насладиться искусством а не нарезать круги around big table with food, внимательно рассматривала картины, стремясь понять, чем конкретно мадам Паради хотела поделиться, изобразив застывшую на горе собаку с оленьими рогами и беличьим хвостом. Некоторые полотна вызывали смутное беспокойство, словно Романия выяснила мой самый страшный секрет и вот-вот презентует его окружающим на блюдечке с голубой каемочкой, а похожие на дивных чудовищ звери, скрещенные между собой и являющиеся гибридами разных видов, ввергали в восторг и трепет.
    Я до такой степени увлеклась анализом творчества маминой знакомой, что не сразу уразумела, что материализовавшийся передо мной пижон в клетчатом фраке и зацементированными литром геля бровями, занимающими чуть ли не половину лба, обращается именно ко мне. Поскольку память на лица меня иногда подводила, я секунд десять копалась в memory box, прежде чем сообразила: парнишу зовут Парис Капулетти, он - сын знаменитого режиссера и практически с пеленок снимается в сериалах, которые продюсируют его дядюшки и тетушки. Типичный представитель так называемой «золотой молодежи», не сомневающийся в собственной неотразимости и ведущий крайне беспорядочную половую жизнь. Таблоиды без конца обсуждали романы Париса, его бывшие пассии заколачивали нехилые бабки, приходя на ток-шоу и в красках повествуя скабрезные подробности интимных отношений со звездой, а соцсети беспардонно разворачивали всплывающую на весь экран рекламу, дабы каждый гомериканец против своей воли насладился фотографиями целующегося на яхте с како-то прошмандовочкой Капулетти, пять дней назад расставшегося с дочерью нефтяного магната Клеменсией Фрихарт, якобы изменившей ему с состоящим в браке старпером, чьи дети лишь на три года младше вереницы пассий похотливого старика.
    Если абстрагироваться от следующей по пятам актера славы сердцееда, внешними данными природа его одарила отменными: смущенная улыбка пай-мальчика, взмах длиннющих ресниц, ниспадающая на глаза челка, вьющаяся мелким бесом, лебединая шея, тонкие пальцы, - все это вполне способно превратить гомосексуального подростка и девушку-гетеросексуалку в желе, растекающееся под ногами смазливого юнца, но лично меня его очевидная красота отталкивала. Не скрывая отвращения, я сделала шаг назад и, выцепив в толпе размахивающую руками госпожу Паради, успокаивающую щекастого карапуза, разрыдавшегося из-за слишком яркого света, мешающего ему спать, я понадеялась, что Капулетти, чье самолюбие заденет мое равнодушие, отвянет и пойдет искать другую жертву, но этот нахал посмел тронуть меня за плечо, и я, вперив в него сочащийся неприкрытой агрессией взгляд, вопросительно вздернула eyebrow, намекая, что его слов не расслышала.
    - Почему бы нам не уединиться в президентском номере? - повторил свое предложение лощеный мерзавец, видимо, не в состоянии поверить, что кто-то может послать его на хрен. - Говорят, там стеклянный потолок, и можно любоваться на звезды, лежа под одеялом.
    Чуть не поперхнувшись слюной, я, оскорбленная до глубины души столь откровенной попыткой затащить несовершеннолетнюю школьницу в постель (хотя самому Парису на тот момент стукнуло девятнадцать), хотела дать язвительный ответ, что clear sky in our city - редкость, но громокипящая лава in chest, всколыхнувшись, завладела речевым аппаратом, и вместо нейтрального answer, дающего понять, что в совместном времяпрепровождении с мистером Капулетти Дикси не заинтересована, я, дернув верхней губой, нацепила on the face гримасу негодования и, понизив тон, глумливо прошипела:
    - Полагаешь, я жажду стать восемьдесят пятым номером в списке твоих побед на личном фронте, сученыш? Полтора месяца назад Клеменсия Фрихарт слила в Интернет добытые частным сыщиком видео, на которых ты в акробатических позах совокупляешься с тридцатилетней светской львицей, успевшей обзавестись тремя детьми от разных парней. Да будет тебе известно, настоящего мужчину до свадьбы имеет право ласкать только ветер, и ни одна уважающая себя girl не встанет перед тобой на колени по первому зову, самонадеянный ты индюк!
    Физиомордия Париса вытянулась. С приоткрытым ртом и потускневшими глазами, он лишился своего очарования и теперь походил на того, кем, в сущности, и являлся: глупым, поверхностным чуваком, забывающимся в объятиях случайных дамочек, не в состоянии осознать, что далеко не всем на этой планете импонирует его философия. Готова поспорить, кроме меня ему подобных вещей не говорили, и фиг знает сколько времени прошло бы, прежде чем this slut осознал, насколько он жалок, выставляя каждый свой чих в Тристаграм и собирая миллионы лайков под фотографиями обнаженного торса. Являйся он the last man на Эмбле, я - клянусь - создала бы волшебную пилюлю, способствующую смене ориентации, только бы не допустить ни малейшего намека, что between us может вспыхнуть хотя бы крошечная искорка. Я действительно считала, что раз человек располагает высоким интеллектом, т, в отличие от животных, обязан контролировать his own body, а не бежать на поводу у бушующих гормонов, спариваясь с первым встречным, так что people, слабые на передок, не заслуживали ничего, кроме презрительной ухмылки, и есть вероятность, что когда-нибудь до Капулетти дойдет: I was right, and he is just a crazy jerk and dirty whore.
    Фарадей, по многим параметрам проигрывающий кумирам нынешней молодежи, не мог похвастаться распушенным павлиньим хвостом, ввергающим в трепет пустоголовых дур, и все же в каждой черточке его бесподобного лика проступала his true beauty, которую, казалось, по силам заметить далеко не всем. Всякий раз, когда он улыбался, делаясь похожим на большого ребенка, in my heart расцветал целый сад благоухающих растений, рождая неуемную тягу обхватить his head, повести кончиками пальцев по крыльям носа, погладить ямочку на подбородке, любуясь им не как объектом вожделения, но произведением искусства, живой скульптурой, выполненной гениальным Пигмалионом. Я видела в нем в первую очередь личность, собеседника, и опошлять любое наше взаимодействие мыслями о чем-то большем мне не хотелось, и неважно, что thoughts about passion was blocked, - я верила, что it was my choise, и зиждящееся in belly warmth, являющееся основой привязанности к этому невероятному юноше, вдохновляла меня похлеще любовных романов с пометкой «21+», которыми, каюсь, зачитывалась в юности, без особого энтузиазма исследуя наполненные противоречиями главы, в которых главная героиня то таяла кусочком льда в объятиях своего возлюбленного, то как граната разрывалась на мириады осколков от его властных движений.
    Наряду с любопытством меня угнетало то, что повзрослев, я трансформируюсь в озабоченную сами знаете чем девчулю, одержимую идеей присесть на чей-нибудь член и унестись за облака, стеная от удовольствия. Я боялась, что как только месячные возвестят о моей фертильности, Дикси Хэвенсберд превратится в малоадекватную идиотину, зацикленную на мужчинах, однако после менструации и округлившегося бюста мне повезло оставаться самой собой, поэтому любовь к временно проживавшему с ними водителю не имела ничего общего со стремлением разрушить все границы, соединиться телами, достичь крышесносного оргазма. Охватившее сердце пламя, сравнимое с тление угольков, не разгоралось, с треском выстреливая в воздух искрами, и Бертран, чувствуя меня так, словно мы обладали даром reading each other like books, повернутые друг к другу страницами, на которых проступили доселе невидимые символы, значение коих понимали только я и он. Владей я всеми сокровищами мироздания, я не променяла бы их на these feelings, описать которые не сумеет ни великий Вадим Боков, ни Моника Пигфорд, потому что проговариваемых вслух слов недостаточно для объяснения этого притяжения, - words are very poor for designation of our amor. Ни одна тигрица не будет так обожать своего тигренка, а культовые парочки из поэм Степсона померкнут рядом с нами, ведь в отличие от них мы не сковываем себя клятвами и условностями, нам незачем демонстрировать окружающим готовность пожертвовать всем ради близкого человека. We are, как бы поточнее выразиться, shadow and light, water and fish. Такой степени единения невозможно добиться тем, кто хоть на йоту дорожит своей life. Подобная love доступна редким - я бы даже сказала - единственным во всех существующих Вселенных - персонам, инстинкт сохранения которых был полностью вытеснен первозданной привязанностью, берущей свое начало в глубокой древности, когда многие верили в загробное царство и не страшились умереть. Nowadays людишки измельчали, перестали проявлять героизм, заботятся лишь о собственном благополучии, и мне даже жаль этих ущербных, эгоцентричных тварей, ибо не дано им испробовать на себе всю прелесть растворения в another person, когда можно не потеряться, сгинув в бешено крутящемся водовороте, and find yourself in the most important man of this world, осознать, что лишь теряя, мы обретаем, и для того, чтобы получить бесценнейший из призов, следует поставить на кон все - абсолютно все, до последней крупинки призрачной надежды, не боясь проиграть и ни в коем случае не наполняясь унижающей достоинство жалостью к себе.
    В середине сентября к нам неожиданно нагрянула эмигрировавшая в Эвропу мамина кузина Кондолиза Маклин со своим четвертым по счету супругом, занимающим важный пост в министерстве обороны. Maman, конечно же, переселила Бертрана в living room на вполне удобный диван, однако я, памятуя, что гостиная у нас проходная, а госпожа Маклин, напившись чаю, будет каждые два часа бегать в туалет, предложила молодому человеку поспать у меня, - все равно я просиживаю за ноутбуком до пяти утра, когда Бертран выходит на полторачасовую пробежку. Mommy, услышав наш разговор, поддержала мою идею, подтвердив, что Кондолиза не даст ему выспаться как следует, и Фарадей, сложив вещи в небольшой рюкзак, перебрался in my room, немного растерянный нашим стремительным сближением не только в ментальном, но и физическом плане, ведь жить под одной крышей и делить small bedroom - понятия отнюдь не равнозначные, требующие выполнения определенных условий с обеих сторон, дабы не ставить никого в неловкое положение. Zum Beispiel, я обожаю валяться на диванчике в майке и трусах, слушая музыку, а Транни, скорее всего, забирается в постель с минимумом одежды, и пока у нас гости, и мне, и ему придется нарушить привычный уклад жизни, что, в общем-то, не особо пугало нас, поскольку за несколько дней мы притерлись друг к другу так, что, наблюдая за нами, можно было решить, будто мы знакомы не один год, и он неоднократно шутил, что на самом деле мы - смутно помнящие свои past lives друзья, потому что рационально объяснить умение заканчивать предложение за собеседника не получилось бы даже у профессоров, изучающих связь между однояйцевыми близнецами, что пребывают в тесном контакте вплоть до появления на свет.
    За, казалось бы, смехотворный период, прошедший со дня нашей первой встречи я знала о нем все, and he knew all about me. Мы делились друг с другом самыми сокровенными переживаниями, обменивались многочасовыми голосовыми сообщениями, находясь порознь, вместе смотрели новостные выпуски Илая Леймура, и когда мне становилось дурно до хрипов в горле, Бертран хлопал меня по спине, и паника отступала. Я была в курсе, что у моего единственного друга нет высшего образования из-за произошедшей с ним трагедии, а услышав историю о похищении, я вскричала, что столь быстрая смерть слишком милосердна, и брат с сестрой заслуживали чего-то похлеще пуль наемника, раздробивших их черепа. Когда я, сжимая кулаки, поинтересовалась, как он может так спокойно говорить о сволочах, оставивших неизгладимый след в его истории, Фарадей, пожав плечами, ответил, что у него не так много энергии, чтобы расточать ее на злость, к тому же чем меньше он окунается в прошлое, тем легче двигаться вперед, не зацикливаясь на том, чего изменить уже не получится nevermore. Спокойный, рассудительный, добрый, заботливый и надежный, this fellow являлся полной моей противоположностью, и это сплотило нас, - мы дополняли один другого, и представить, что еще в августе я не подозревала о существовании этого юноши казалось мне несусветной чушью.
    Пока матушка, миссис Маклин и ее спутник распивали чаи на кухне, то и дело разражаясь громким хохотом, я, плюнув на незавершенную статью, пожаловалась сидящему на подоконнике Бертрану, что не могу сосредоточиться, пока Кондолиза ржет аки конь, сотрясая стены, и предложила сыграть в шахматы. Транни предпринял неуклюжую попытку поддаться мне, и я, решив не лишать его pleasure побыть галантным кавалером, вполне убедительно изобразила восторг, готовая пойти на что угодно, лишь бы он вот так расплывался в счастливой улыбке, наблюдая за тем, как я, подбросив в воздух фигурку королевы, ойкнула, когда та, отскочив от полки с книгами, угодила мне в ухо. В половине десятого гогот маминой кузины стих, Фарадей заполз под плед, пожелав мне удачи, а я, открыв текстовой редактор, уставилась на мигающий курсор, несколько раз оглянулась посмотреть на то, как беспокойно хмурится мой тихонько посапывающий bel ami. Что может сниться парню, отчего он дышит так напряженно, точно ему не хватает кислорода?
    Не в силах противостоять соблазну, я присела на колени возле Фарадея и осторожно погладила хватающие air пальцы свисающей вниз руки. Видение, вызванное прикосновением, настигло меня с беспощадностью цунами, обрушившегося на древний город, затапливая расположенный в Луксоре царский дворец. Смуглый желтоглазый красавец в мокром одеянии полз вверх по холму, натужно кашляя, вцепился в плечи неподвижно лежащей девушки, а в следующую секунду из ее тела стали просачиваться белые лучи, оставляя несколько засветившихся в темноте седых прядей в каштановой шевелюре, и она, очнувшись, с громким визгом прижала к себе мокрого юношу, повторяя:
    - Ты спасен! Ты жив!
    Подняв голову, я присмотрелась к собственному отражению, сурово таращивщемуся на меня сквозь хрупкую дымку стекла. Вся ненависть мира, сосредоточенная в суженном от ярости зрачке, плескалась in my eyes, и если бы взглядом можно было убивать, все, находящиеся в радиусе километра попадали бы замертво, потому что мной управляет крошечная частичка силы Артемиды, весьма своенравной богини целомудрия. Part of her strength подавила настоящую Дикси Хэвенсберд, точнее, племянницу фараонши Банафрит, переродившуюся спустя почти три тысячи лет, чтобы пройти последнее испытание бок о бок со своим очаровательным Джабари.