Дневник. Осень 1973. На сессии

28.11.1973

Живём настоящим. Сегодня Витя мне привёз лыжи таллинские. Скоро будет полный
ассортимент в моей коллекции лыж и спортивных шапочек, ибо все мои жалкие гроши
уходят именно на приобретение спортинвентаря.

9.12.1973 Воскресенье.

Дневник в ужасно запущенном состоянии. Надо разграфить своё время, чтобы хватало
понемногу на всё.  И не лениться выполнять - это главное. На дневник сегодня отведён час.

Зимний морозный день. Обкатывала Витины лыжи. Натёрла мозоль и простудила
мочевой пузырь из-за волейбола. В волейбол поиграла неважно: скользили ботинки.

Вообще не надо бы мне там появляться, на Поляне. Лёва даже не смотрит. Вот гад!

Встретила Володьку Полякова, звал в клуб на тренировки. Надо было ему объяснить,
что я не болтаюсь без дела, но где-то в глубине души ой как хочется...

Теперь начну описывать дальнейшие события после лета.

С 1 сентября по 5 октября включительно я пребывала на сессии, сдавая за 2-ой курс.

Группа, конечно, была другая. Чтобы более интересная - не могу сказать,
но девчонки молоденькие, толковые.

Поселилась я по своей безразличности снова в несносном корпусе старого общежития.

Девчонки в комнате были - ничего, а сблизилась с Лилей Соболевской.
Правда, она совсем молоденькая, 19 лет всего. И о делах любовных судит
очень наивно. Но в учебе - молодчина, очень усидчивая и упорная.

Всего одна группа агрономов была у нас. Девчонок меньше, чем ребят. Но ребята-ни
уму ни сердцу, поэтому их большинство не радовало. Один староста наш хоть на
мордочку ничего, и глаза голубые, бездонные, но дубочек, ни в дугу ни в одном
предмете.

С первого же дня начались лекции. Мы внимательно всё записывали, друг к другу
присматривались, к преподавателям.

Вечерами лежали на постелях, болтали много, изредка что-то учили, доделывали
контрольные. Ребята к нам приходили разбираться по химии и так, поболтать.

В прошлом году был у нас мудрейшим Николай Иванович, в этом - Коля Михалыч,
очень весёлый товарищ, была у него поговорка: "Такой я человек", - и еще: "Ты,
Наташка - человек подходящий..." ну и всякие другие. Ну, пожалуй, ещё Скоцеляся
назову, очень экзотическая личность.

В общем-то о них я много расписывать не собираюсь, хочу о своей любови написать,
конечно.

Всё случилось неожиданно, в будний, насыщенный занятиями, день. На практических
по почвоведению подошёл ко мне староста, то бишь, Коля Супроненко и в который
раз уже предложил пойти с ним погулять. Я всё отказывала ему, бедному.

Да, почему мне? Да потому что я - городская, а такие в их понимании страшные
ветреницы. А я ж - известно - симпатичная такая пышечка, весёлого нрава. Ну вот.
И подумала я, почему бы мне и не прошвырнуться с Колей в парк? Сижу всё время
дома, лежу на этой мерзкой кровати, в духоте весь вечер.

Как подумала - так и решила. Договорились с ним в восемь часов встретиться у
общежития. С этим решением я и побежала с Лилей в столовую.

Занятия закончились на час раньше, в столовой народу почти не было. Смеясь, мы
подлетели к раздаче, опередив симпатичного мужчину в белой курточке с капюшоном.
Он подошёл к нам с подносом и что-то пробурчал (я уже не помню). Я взглянула на
него: лукаво улыбались мне эти нахальные глазки.

- Лилечка, пропусти его вперёд - сказала я.
- Нет, нет - поспешно сказал он, - проходите пожалуйста.

Пристроившись рядом со мной, он начал говорить нам комплименты, что, мол, мы
симпатичные, не похожие на здешних колхозников и т.д. Я повернулась к Лиле и,
смеясь, сказала тихо: "Господи, бывают же такие..." Он услышал и что-то съязвил.
Господи, ничего я не запомнила из этой болтовни, откуда я могла знать, что всё
так получится?

Короче говоря, он стал расспрашивать, чем мы вечерами занимаемся.
- Учёбой, конечно!
- Бедные девочки! И не гуляете совсем? Не дышите свежим воздухом?

Типичный жучок. Ему ничего не стоило соблазнить меня пойти с ним погулять в этот
вечер. Ему, наверное, всё равно было, с кем, с Лилей или со мной. Но когда мы
возвращались из столовой, и он, ожидая нас, подошёл и повторил свой вопрос, Лиля
почему-то сказала: "Вот она выйдет."

Я даже удивилась. Хотя, я-то, может, поопытней.

Он вроде обрадовался, что его афёра удаётся, повернулся ко мне.
- Вы выйдете сегодня, да?
- Чтой-то вас всех сегодня прорвало?, -  в сердцах сказала я, удивляясь этому
странному дню свиданий.

Ему, видно, понравились мои слова. Он засмеялся. Его нахальство и уверенность
обезоружили меня, и я сдалась.

Придя в общежитие, я брякнулась к Лиле на кровать и тихо шепнула ей:
- Ну, милая Лилечка, что мне делать?
- С кем ты хочешь встретиться? - спросила она.
- С экзотическим типом. Он мне очень понравился.
- Правильно, Наташ. С Колей ты ещё успеешь, он никуда не денется. Ты же с ним
видишься каждый день.

Решено. В 8 часов я выскочила к Коле, сказала, что я встретила знакомого давнего, с
которым мне надо поговорить, чем его прямо и ошарашила. Не дав ему опомниться, я
убежала в комнату, легла  на постель в ожидании предстоящего свидания.

Ровно в 9 часов, как и договорились, я набросила куртку и выбежала на улицу.
Уже стемнело. Вокруг никого не было. Его общежитие недалеко от нашего.
Я пошла по направлению к его общежитию номер 15.

Услышала, как хлопнула парадная дверь и увидела человечка в белой куртке,
который быстро спешил мне навстречу. Как влюбленные, нетерпеливо мы
бежали на свидание.
- Я решила с вами сегодня погулять, - сказала я.
- Ты - умничка, - промолвил он, обнимая меня и увлекая за собой.

У меня мелькнула мысль, что вот уже пятый год водит он девчонок по этому
балашихинскому парку. Он знает здесь каждую тропиночку, каждый кустик.

- Как тебя зовут? - со смехом спросил он.
Да, пора бы уж познакомиться.
- Наташа, - ответила я.
- О, Натуля. У меня есть племянница, Натулей зовут. Я её так люблю.

Когда он произнёс так моё имя, я вздрогнула, вспомнив о Славке. Но потом
мне стало приятно, что он так меня назвал.

Славка - дело прошлое и давно забытое. Его звали Толя. "Толи у меня ещё не было",
- подумала я.

Сначала я не могла никак назвать его на "ты", уж больно представительным он мне
казался, он же со мной был очень фамильярен с самого начала. Я даже подумывала,
что вот сейчас заведёт немножко подальше в лес и, как медведь, набросится на меня,
требуя "своего".

Зачем пошла только? Ну и ладно. Оттолкну тогда его к чёртовой матери и убегу.

Только потом я поняла, что он был опытен и прекрасно знал, что в первый вечер
надо завоевать моё доверие.

Всё свое красноречие употребил. Разговаривали мы с ним о работе, об учёбе в этом
"ликбезе" (так он называл ВСХИЗО), о городских и сельских девицах (он говорил,
что ненавидит платочки и чулочки в резиночку).

Во многом я с ним соглашалась, мне нравились его высказывания. И он завоевал
меня не анекдотами, не внешностью своей (хотя, конечно, и это приложилось) и
даже не стихами Есенина, которые он с упоением читал мне, а самым малым и
незаметным - своим любимым видом спорта — лыжами.

Как только он заговорил о лыжах, я засветилась вся, прониклась к нему теплотой и
доверием. Он даже и здесь бегает по утрам, занимается гимнастикой. Он, конечно,
не пьёт водку. И не курит?

Иногда курит. Мне хотелось курить. Сигарет у него не было, он говорит, что курит
сейчас папиросы "Казбек".
- К сигаретам привыкнешь, но они быстро кончаются, гоняешься за ними.
А папиросы есть везде.

Да ты попробуй. Они, как дамские сигареты, слабые...
Я взяла у него папиросу и попросила её сложить.
- Ах, ты, курилка, - рассмеялся он, - подожди... - и притянул меня к себе.

Я ощутила сладость его губ, обхватила его за спину, я была  готова к поцелую.
- Я не брит сегодня, - прошептал он.
- Ничего, - шепнула я в ответ.
- Ничего? - переспросил он и закрыл мне рот поцелуем.

Оторвавшись, наконец, от моих губ, он сказал: " А ты, оказывается, тоже любишь
целоваться?"
- Почему тоже? Ты, что, тоже?...
- Да, - проговорил он, снова впиваясь в мои губы долгим поцелуем. Ласково прошептал:
- Натулечка, моя... Губочки нежные такие...

Я млела в его объятиях всё больше. Я понимала, что это игра, даже сравнивала его
с Лёвочкой. От Лёвкиных поцелуев можно, конечно, сойти с ума, а этими только
наслаждаться.

И потом, Лёва ростом выше, в его объятиях куда уютнее. А этот ростом с меня,
только плотнее и сильнее меня.

И потом, я знаю, он, очевидно, тоже, как на женщину действуют ласковые слова.
Говори ей, что она самая красивая, самая нежная и она, хотя знает, что это неправда,
верит. Верит и готова отдать всё своё тепло тому, кто это говорит.

Закурив, мы двинулись дальше в глубь леса, спустились к плотине. Я с удивлением
отметила, что ни разу здесь не была. Вода шумела где-то под ногами, а дорожные
фонари красиво отражались в воде неясными бликами.

Почему я до сих пор сидела в душном общежитии и не видела такой красоты!
Он стоял рядом, что-то мне рассказывал, а я смотрела то на него, то на воду и улыбалась.

Мне было хорошо. И я даже наивно подумала, что он будет бродить со мной
вечерами по этому райскому лесу, целовать меня, читать мне стихи.

Мне вдруг вспомнилось чудесное стихотворение. "Мне бы жизнь свою, как
кинопленку" и т.д., которое я ему радостно прочитала. Свежий осенний ветерок
от воды заставил нас уйти от плотины.

В этот вечер мы долго гуляли по лесу, целовались упоительно. Он был ласков со
мной и нежен; только один раз позволил себе прижать меня к себе очень сильно
и, наверное, ощутил меня всю, я тоже почувствовала его.

На мгновение рука его скользнула вниз, к трусикам. Но мне было так хорошо,
словно я сама хотела, чтобы он прикоснулся ко мне.

Целуя меня он шептал: "Господи, как нужна мужчине женская ласка. И женщине тоже,
да?" Руки мои и губы мои сказали "да!"
- Быстро люди сближаются...
- Да, - сказала я и хотела добавить: "И расходятся", но мне не хотелось сейчас в это
верить. Мы стояли обнявшись, ласкали друг друга поцелуями, и уходить в разные
общежития нам совсем не хотелось.

- Так бы вот и поспать нам с тобой, да, Натулечка?
- Угу, - пролепетала я. Откуда я могла знать, что он устроит нам такую возможность.

Но в этот вечер мы благополучно дошли до общежития, классно поцеловались на
прощанье и договорились завтра встретиться почти в то же время.

В комнате у нас тихо и мирно все спали, повезло мне в этот раз с девчонками, хоть
ночью не занимаются. Я тихонечко разделась, сбегала умыться и, довольная,
вытянулась в тёплой постели. Пошевелила губами, ощутив во рту вкус Толиных
поцелуев.

Девчонки, девчонки, вы живёте этими поцелуями, вы просто помираете по ним.
А ребятам нужны поцелуи только для того, чтобы они проложили дорожку в запретное
местечко.

- Наташа, - тихо позвала Лиля.
- Ах, лапочка, ты не спишь?
- Ну как?
- Он такой хороший. Наверное, будем встречаться. Мы так отлично погуляли...

И поболтав немного с Лилей, я, восторженная и счастливая, уснула как убитая.

Утром на следующий день я встретила его в столовой. Он, как обычно, по нахалке
брал себе завтрак, попросил меня подать ему кофе. Улыбнулся мне, сказал "Доброе утро".

В ожидании предстоящей встречи с ним вечером в парке, я весь день весело порхала
из аудитории в аудиторию, скоро записывала  лекции, делала лабораторные. И мой
стимул часто попадался мне на глаза в этот день: то по дороге на занятия, то снова в
столовой.

В обеденный перерыв я увидела его за столиком с другом. Я подошла к ним.
- Наташ, вот человек страдает, - сказал Толя, указав на своего собутыльника, - может
быть ты выйдешь сегодня со своей подругой?

Я растерялась. "Уговорить Лилю, чтобы она пошла вот с этим", - я посмотрела на него.
- Ну так договорились, Наташ? - снова спросил Толя.
- Я... попробую, - неуверенно сказала я.
Вообще, таких дел я стряпать не умею. Доверять Лилю какому-то сомнительному типу...

Я ей сказала, конечно, но уговаривать не стала. И вечером, одевшись потеплее и
захватив Людкины трогательные письма к мужу, чтобы бросить их в ящик, я
отправилась на свидание одна.

Я вышла немного позже назначенного времени, они уже ждали меня под деревьями у
нашего общежития.
- Ты одна? - спросил Толя.
- Да...
- А подруга?
- Да знаешь, она помылась только что...
- Ну вот, как раз и подмылись, - перебил меня этот друг, или мне показалось, что он
сострил так по-хамски, на что я ему глупо ответила:
- Они занимаются химией. Зайдите сами в 137-ю комнату.
   
Чуть было не сказала, что есть там одна Люда у нас, которая пошла бы с ним.
Конечно, что ей терять беременной-то? Но промолчала. И он разочарованно сказал:
- Ну ладно, вы идите.

Толя, самодовольно улыбнувшись, обнял меня, и мы удалились в лес.
- Меня для тебя ведь никто не вызывал, - сказала я.
- Ну ты же молодец у меня, Натулечка, - усмехнулся он.

Вёл он себя в этот вечер отвратительно. Мы почти не разговаривали, а, забираясь
в самые дебри, до исступления целовались. Рука его беспрестанно скользила по
моим ногам, и колготы ему мешали добраться до желаемого места.

- Чулочки надела, - раздражённо шептал он.
- Что же мне теперь, голой что ли быть в такой холод?
- Отчасти, - усмехнулся он.

Я не могла понять, почему он сегодня совсем не такой, каким представлялся мне
вчера. Нетерпеливо и грубо щупает меня, что-то говорит про молочные железы – ну
прямо как в анатомичке. Берёт в рот то сигарету, то мои губы. Снова вспомнилась
та пословица: "Женщина, что сигарета: выкуришь её и бросишь".

Нет, удивляться тут нечему. Разве, когда я его впервые увидела, я не подумала, что
он из тех самых жучков, пошлых и подленьких, разве это не было написано на его
нахальном, самодовольном и красивом лице, в его хитрых и бесстыдных глазах?
Да, я увидела всё это и не могла удержаться. Господи, почему, ну почему судьба
меня кидает в самые лапы этого зверя?

Он уже, как паук, оплёл меня своей паутиной, а я не в силах выпутаться. Целуя меня,
он рассказывает, как был счастлив с другой, как сладка была  их интимная жизнь.
Я не спрашиваю, как и чем закончилась та его интимная жизнь.

Я представляю, что вместо меня в его объятиях другая, и он так же, как меня, целует
её, так же вот положил руку на её грудь. И несмотря на то, что сама я ничуть не лучше,
от его ласк мне вдруг стало холодно.

Я выбралась из его паутины, застегнула куртку, глухо сказала:
- Почему ты настроен сегодня так агрессивно? Я тебе дала повод для этого, да?
- Нет, - ответил он.

Этот артист отлично играет свою роль. Вчера и сегодня - потрясная разница.
Вообще, уже пора расставаться. Ну его. Но почему он был вчера таким чудным?
И я ещё раз хочу убедиться, какой он на самом деле, вчерашний или сегодняшний.

Разум подсказывает: "Такой, как сегодня".
Сердце стучит: "Не верь, не верь"

"Бог говорит: "Нет",
Бог говорит: "Нет",
Бог говорит: "Нет",
Чёрт говорит: "Да!"

У общежития я ему сказала: "Ну, что ж, расстанемся красиво".
В его объятиях было тепло, нежные поцелуи мутили мой разум.
- Натулечка, - вдруг сказал он ласково, - приходи завтра к нам в гости, а?

Я удивлённо раскрыла глаза.
- Приходи. Мы утром в Москву поедем, вина хорошего купим, выпьем, посидим.
Я буду тебя ждать. Придёшь?
- Я не знаю, Толь... Я завтра тебе скажу, увижу тебя в столовой.
- Мы с утра уедем на целый день. Ну что ты не хочешь посидеть с нами?
Так, придёшь в 9 часов в 192-ую?
- Я не знаю, Толя, если ровно в 9 не приду, то вообще не приду.

На том разговор и закончился. Он крепко прижал меня к себе, поцеловал.
- Спокойной ночи, Натуля.
- Спокойной ночи.

Всю ночь я беспокойно ворочалась и весь день молилась, прося у бога защиты.
И бог вразумил меня, не пустил вечером к нему. Я лежала на кровати до 9-ти часов
и мучилась, а когда стрелка перебежала на 10-ый час, я успокоилась.
Мне стало хорошо, что я сдержалась от этого Евиного яблока в этот вечер.

На сей раз я спала хорошо, окружённая ореолом божеского сновидения, но чёрт не
дремал, обдумывая свои предательские штучки. Он вбил мне в голову мысль о том,
что я хочу видеть Толю. И когда наступил опасный момент, в который никак нельзя
мне было увидеть его, он столкнул нас.

Шёл противный осенний дождик. Мы бежали после ужина из столовой в общежитие
и вдруг я почти наткнулась на Толю. Он был в своей белой куртке с капюшоном,
которая отлично защищала его от дождя.

Они с Витей (другим его другом, спортсменом) вышли из общежития как раз в тот
момент, когда мы пробегали мимо.

Мы уже вроде бы обогнали их, как вдруг мне послышалось, как меня тихо окликнули.
Может, мне просто показалось? Но я резко повернулась и остановилась. Они подошли.
Толя взял меня под руку со словами:
- Пойдем с нами, Наташ.
- Куда? - я увидела наших ребят, которые удивлённо на меня смотрели.
- Ты почему вчера не пришла, - спросил Толя, - я тебя, как бога ждал!

"Я тебя, как бога ждал", сказал тихо, но сердце сильно забилось, и, чтобы сдержать
волнение, я сказала как можно безразличнее:
- Так, что-то не было настроения...
- Мы бы тебе его быстро подняли. А сейчас ты свободна?

Я посмотрела на него.
- Ну приходи. Отнеси портфель и сразу приходи к нам. Договорились?
- Да...

Всё. Действие чудотворного лекарства кончилось. Я не могу. Я поняла, что
добровольно женщина не может отказаться от ласк мужчины. Чтобы как-то оправдать
себя, я думала: "Почему бы и правда не пойти? Что тут особенного. Посижу в его
компании. Может что-нибудь хорошенькое расскажут. Ведь не легче мне от того, что
промучилась вчера весь вечер, да день омрачённый какой-то.

В общем, начесалась я, накрасила глаза и пошла на смерть. Притащилась в мужскую
половину общежития, постучалась в комнату, где жил Толя. Увидев меня, он почему-то
растерялся (может, не ждал).

Ребята все были при делах, чертили, только этот балбес неизвестно чем занимался,
видать бабами. Посадил меня на свою кровать, а сам исчез. Со мной занялся Витя,
стал спрашивать, на каком курсе я учусь. Потом появился Толя и забрал Витю,
"Гымзу" и меня в соседнюю комнату.

Ребята, естественно, испарились, и мы остались втроём в комнате с огромной
бочкой вина (Гымза). Мне стало неловко.
- Неудобно как-то перед ребятами, - сказала я.
- Ничего, Наташ, не обращай внимания, - сказал мне Витя, а Толя протянул
наполненный стакан вина.
- Пей, Наташ, мы уже выпили.

Пить мне не очень хотелось. Но чтобы не обидеть ребят я выпила весь стакан.
И тут началось настоящее спаивание. Толя настойчиво уговаривал меня выпить.
- Толя, если бы я знала, что ты будешь меня так уговаривать, я бы не пила сразу
так много.
- Ну в самом деле, не спаивай же девушку, - говорил ему Витя, но тут же сам
предлагал мне выпить с ним, а то, мол, Толя на него обидится.

Чем больше он спаивал меня, тем сильнее организм боролся с опьянением. Я пила,
пила и не пьянела. Толька уже начал рассказывать такие непристойные анекдоты, что
даже Витя его остановил. Налил мне вина и предложил мне выпить с ним последний раз.
- Нет, я не буду больше.
- Ну ты что, не хочешь, чтобы я уходил что ли? - спросил он.
Я промолчала, усмехнувшись.

В общем, он, она и его друг мило посидели, побеседовали, а потом его друг ушёл,
оставив их одних.

Как только за Витей захлопнулась дверь, наши губы потянулись друг к другу.
Поцелуй становился всё чувственнее, и когда я вдруг шелохнулась, чтобы его обнять,
опрокинула стакан с вином.
- Ой, - вскрикнула я и вскочила, собирая в бумагу разлитое вино.
- Это ты виновата, - сказал он.
- Да, конечно, кто же ещё, - я взглянула на него. Он сидел, опьянённый вином и
поцелуем.
- Брось Наташ, ничего страшного. Затем он встал, снял свой пиджак в клеточку,
повесил его на вешалку, подошёл к двери, закрыл её на ключ и выключил свет.

Ещё при Вите он сказал: "Ты, Наташ, сегодня будешь спать на этой кровати, я - на этой."
Смеясь, я сказала, что пойду учить химию.

В окно светил фонарь, и я отчётливо видела Толю. Он сел на кровать, снял ботинки,
взглянул на меня: "Ну, иди сюда!"

Я подошла и села, провалившись в его объятия. Мы были одни, и заниматься
любовью на этой кровати нам никто не мешал. Но я вела себя странно и
предусмотрительно.

На мгновение оторвавшись от моих губ, он спросил:
- Ты что, боишься близости?
- Да, - прошептала я.
Он не накидывался на меня. Он ждал, пока я сниму туфли и лягу рядом с ним.
Потом так же тихонько подмял меня под себя и безумно стал целовать.

Я ничего не могла сделать, так я расслабилась. Руки его подняли вверх юбку, быстро
сняли с одной ноги чулки и трусы и раздвинули мне колени. Приготовив меня, он
сказал: "Наташ, у меня резиночка есть. Давай резиночку наденем".

Говоря это, он натянул тоненький чулочек на свой половой член, ногами раздвинул
мои бёдра еще шире и сказал: "Ну, давай, сама, Наташенька!"

В этот роковой момент в моём мозгу снова начали проноситься выдержки из книги
Найберта "О супружестве":
"...Мужчина не должен проявлять нетерпение: чрезмерной требовательностью или
силой можно лишь всё испортить. Женщине следует посоветовать самой ввести
половой член во влагалище. Тогда мужчина будет уверен, что он не причиняет ей
боли и принимается ею с радостью..."

Теоретически я, конечно, в какой-то степени подготовлена, но в постели я дрожала,
как осиновый лист и двигалась под ним, пытаясь выскользнуть из под него, доведя
его до высшего накала, до сладкой дрожи в позвоночнике.

Обезумев, уже не помня себя, он отбросил презерватив и стал жадно прорываться
к моей молодости, к моим чарам. Я уже поняла, что не смогу справиться с ним.
Я лежу в таком положении, что даже ноги не могу свести, а сбросить его и подавно.

Он сильно напрягся и ... Раздался крик. Он вырвался из моей груди непроизвольно,
от страха и бессилия. Путы ослабли.

Он раздражённо прошептал: "Ты что кричишь?" Мне было так страшно, что я не могла
ему ничего ответить. Там за стеной, наверное, слышали мой крик. Я прерывисто
дышала, а он просил меня успокоиться.
- Толя, я все поняла. Отпусти меня...

Какая я дура, господи! Зачем я пришла сюда? Знала ведь, что так получится.
Одно слово: баба...
- Не надо ничего говорить, не надо, Наташа.
- Пусти меня. Мне надо выйти.

Мне действительно надо было выйти, т.к. выпитое вино требовало выхода.
Я умирала, как хотела в туалет.
- Ты что, не можешь потерпеть? - зло прошипел он.
- Нет. Не могу...
- Здесь тебе некуда выйти.
- Пусти, Толя...
- Неужели тебе не приятно? - в отчаянии спросил он, водя членом по моим ногам.
Зубами он больно укусил меня в шею.
- Ты что кусаешься? - в ужасе пролепетала я, - пусти сейчас же меня!
Он нервно закурил сигарету, а я лихорадочно начала одеваться.

Я хотела объясниться с ним, но он включил радио очень громко. Передавали
последние известия, я ничего не могла сообразить. Слёзы меня душили.
Заговорил он.
- Ты что, поиздеваться надо мной захотела, да?
- Успокойся, - тихо проговорила я.
- Можешь издеваться над кем угодно, только не надо мной, слышишь?

По его ужасному тону я поняла, что это конец. Доигралась я. Это ведь мой
любимый вид спорта, и я не могла отказать себе в удовольствии поиграть ещё раз.
Мне было невыносимо жаль его, до боли жаль. И от этого было так плохо, что
захотелось умереть тут же, убить себя. И уже одна эта мысль была для меня большим
наказанием.

Я молча и покорно слушала его оскорбления.
- Ты хотела доказать, что ты девушка? Ты это доказала, - гневно бросал он.
Я взяла сигарету, жадно затянулась едким дымом. Такого конца у меня ещё не было
никогда.
- Тебе хорошо, Наташ? - ехидно процедил он сквозь зубы.

Я не выдержала. Слёзы брызнули из глаз. Он безжалостно платил мне взаимностью,
истязал мою душу.

Я бросилась к нему, припала губами к его голове, зашептала: "Толечка, ну прости меня.
Мне очень плохо, поверь. Прости!"

Я не знаю, что с ним, не могу понять его боли, его злости. Но мы же люди!
Человека нельзя доводить до такого состояния.

Я отошла к двери, закрыла руками лицо, чтобы не всхлипнуть, задыхаясь от слёз.
Глаза щипало от размытой краски. Ну и страшна я, должно быть, сейчас. Как выйду
сейчас? Но выходить надо. "Грех да позор, что дозор: хошь не хошь, а нести надо..."

Он подошёл ко мне, сказал: "Не надо плакать..." Это прозвучало мягче, я была ему
благодарна хоть за это. Сдержавшись, я быстро сказала: "Дура! Распустила нюни.
Открой дверь. Я пойду".

Как только я закрыла за собой дверь общежития и шагнула в темноту,  слёзы
полились рекой. Меня даже закачало от женской слабости.

Нет любви! Нет! Нет её! Никогда она не придёт ко мне! Прижмёт, поцелует
какой-нибудь гад, а потом отбросит, как ненужную изношенную тряпку.
Растопчет ногами твои чувства, любовь, надежду — всё.

А ты будешь страдать всю жизнь только потому, что тебе нечем отомстить,
ты - женщина. Ты без ласки зачахнешь, будешь сохнуть и вянуть, пока какой-нибудь
случайный жучок снова тебя не использует как постельную принадлежность.

Потом снова бросит и скажет: "Такова твоя участь, ты - женщина! Иногда ребёночка
в подарок оставит. "Ты не женщина", - скажет, - "если ты не испытала материнства".
Вот и рассеется женское одиночество.

Неужели так угодно богу, потому что бог — мужчина? Тогда и защиты просить не
у кого. Разве что у смерти...

Вот так и шла я, обессиленная и одинокая по тёмной аллее и не могла в таком
ужасном виде показаться в комнате девчонкам.

Сзади послышались чьи-то шаги. Я с ужасом подумала: "А вдруг это кто-то из
наших?" Господи! Я даже вздрогнула от его оклика:
- Девушка, подождите!
- Что вам от меня нужно?
- Простите, я просто не могу, когда красивая девушка плачет, - сказал он, подходя
ко мне, - Вас кто-то обидел?

Хотелось дать ему по морде, но не было сил. Хотелось упасть к нему на грудь, но
слёзы высохли, и я окаменела.

Я вдруг почувствовала, что идёт дождь. Мелкий, моросящий, противный, осенний
дождик. Я даже подумала, что это не слёзы, а дождевые капли стекают у меня по
лицу, смывая следы поцелуев этого мерзавца.

- Разрешите мне Вас немного успокоить и поддержать. Не прогоняйте меня.

Передо мной стоял парень лет 25-ти. Намокшие от дождя волосы спадали ему на лоб.
Может ему тоже одиноко и грустно? Но мне так не хочется никого видеть. Да и в
общежитие пойти не могу.
- Как Вас зовут?
- Наташа...
- А меня Виктором. Вы в Москве живете?
- Да...
- Я тоже. В Текстильщиках, знаете этот район?
- Да, немного...
- Вам не холодно, Наташенька? Не хотите немного пройтись?
- Да, пожалуй, - сказала я и глубоко вздохнула, как после долгого плача вдруг
прорывается глубокий вздох, и дышать становится легче.

Он взял меня под руку, и мы медленно пошли по аллее к львам. Он всё рассказывал
мне что-то, добился того, что я улыбнулась, а потом начала смеяться.

У львов он остановился, загадочно на меня посмотрел и сказал:
- Наташенька, Вы хотели бы быть графиней?
- Да, - рассмеялась я.
- Хорошо. Закройте глаза..., теперь откройте. Это Ваше имение. На Вас белое платье
в кружевах, белые перчатки, в руках веер. Вы прекрасны, Наташенька! А я буду
графом, ладно?
- Да.

Он подошёл к лестнице, подал мне руку: - Разрешите сопровождать Вас, сударыня?
Я подала ему руку, другой рукой приподняла воображаемый подол платья, и мы
медленно и грациозно спустились с лестницы.
- Сейчас моё платье всё намокнет от дождя. Вон даже львы смеются!
- Бежим под деревья! Там сухо.

Под деревьями действительно не капало. Мы стояли под ещё не успевшим облететь
клёном. Мой "граф" наклонился, потом припал на одно колено, вручая мне листик
клёна.
- Встань, ты же намокнешь, - смеялась я.
- А я люблю гулять под дождём. А ты любишь?
- Да, - сказала я.

Он поднялся, приблизился ко мне и вдруг, грубо обняв, впился в мои губы.
Если б это было не со мной, я бы засмеялась: до чего же судьба бессовестная.
Но в моем состоянии я смеяться не могла, он лихорадочно гнул меня к земле, как
молодую тонкую осинку.

Я опомнилась и с силой его оттолкнула.
- Зачем ты так? - зло выговорила я.
- Наташа, прости меня. Ведь я же мужчина! Я истосковался по любви, я не могу
смотреть на влюблённые парочки.

Я стояла как свечка. Восковая свечка. Ничего не понимала и ни о чем не думала.
Он обнял меня. Я уперлась руками в его грудь.
- Я хочу попросить у тебя прощения. Убери, пожалуйста, руки.
Я убрала руки. Его губы снова прижались к моим. На поцелуй его я не отвечала, да
и вообще, этот слюнявчик даже поцеловать как следует не умеет.

Я высвободилась из его рук и пошла к общежитию. На сегодня, кажется, хватит.

Он догнал меня.
- Наташ, я прошу тебя простить меня. Этого больше никогда не повторится.
- Как ты мог? Ты даже не спросил, откуда я иду, ты просто воспользовался моим
состоянием ужасным...
- Ну прости, - твердил он так искренне, даже по-детски.
- Мы с тобой встретимся, правда? - спросил он.
- У меня уже эти встречи вот здесь, - сказала я устало, указав рукой на шею.
- Ты очень обиделась на меня?
- Да.
- Ну я же тебе сказал, что больше не посмею. Ты не можешь меня простить?
- Ладно. Простила.
- Завтра встретимся, да?
- Нет, я не хочу ни с кем встречаться. Я устала.
- Я подожду. Скажи только, когда ты сможешь?
- Я уезжаю домой завтра.
- Ну хорошо. А в понедельник?
- Ладно, в понедельник, - сказала я, чтобы отстал он от меня.

Мы расстались. Я уже открывала дверь общежития, он тихо окликнул. Я обернулась.
- Наташ, ты не забудешь меня до понедельника? - жалобно спросил он.
- Постараюсь, - улыбнулась я.
Доплелась до 5-го этажа и, не заходя в комнату, прошла прямо в туалет к зеркалу
посмотреть, нет ли на шее следов от укуса одного зверя и слюнявых поцелуев другого.

Я сказала рожице, что смотрела на меня в зеркале: "Ну, мать, до чего же ты опустилась...
Ничего себе, денёчек."

Толечка отравил мне всё существование. Я так ужасно отвечала на зачётах, что
самой было стыдно до чёртиков. Ничем не занималась, за что ни возьмусь — перед
глазами встаёт его нахальная морда.

В субботу, кажется, мы сдавали зачёт по механизации и вечером собирались это
дело отметить. Ребята купили вина, закуски, сами стол накрыли, картошки наварили
и нас пригласили.

Солёные огурчики, селедка, картошка - самое то. Правда, водка ещё была. И я тогда
здорово тяпнула этой водочки, благодаря чему и пришла в беспечно-равнодушное
состояние. Всё стало до лампочки, и внимание наших гавриков заглушило
воспоминания об этом типе.

Анекдоты рассказывали безбожно, даже я выдала весьма, правда, похабный анекдотец.

Просидела с ними до 10-ти часов, раньше всё никак не отпускали. И слушать не хотят,
что мне домой надо, оставайся, мол, - и всё тут.

Наконец, я их убедила, что мне пора. Супроненко, конечно, вызвался меня проводить.
Подхватил мой тяжеленный, набитый книгами портфель,  и мы вышли.

На улице он взял меня под руку, а когда мы дошли до автобусной остановки,
умоляюще шепнул: " Наташ, пройдем немного в лес, ладно? А потом к остановке..."
Я только улыбнулась. Бедный Коля! Он столько ждал своей очереди.
Он видел, как меня утащил тогда Толя, как я исчезала вечерами.

Господи, как он торопится в этот чёртов лес, думая, что и ему обломится кусок.
Ох, я совсем не внушаю доверия, или наоборот, вселяю надежды в этих ненасытных
животных. Его ждет разочарование в лесу том. А меня? Что меня ждёт?
Неужели водка помешала мне отказать этому голубоглазенькому дубочку сразу?

Столько вопросов, а ответов не знаю. Просто, наверное, в женщине сидит чёртик.
И этот чёртик всё время внушает ей какие-то дурацкие мысли. То она вдруг влюбится
в женатого, то чёрт этот нашепчет ей много всякой чепухи вроде того, что, а вдруг
он неравнодушен ко мне, посмотри-ка внимательнее...Какая только чихня не лезет
в пьяную голову. "Эх, Коленька, куда же ты меня повёл, такую молодую?"

Остановились мы с ним у каких-то кустов. О, Коля не умел быть красноречивым, как
Толик. Он просто меня обнял и начал целовать. А я отвечала на его поцелуи и думала,
так ли нежно целует он свою жену. Потом он расстегнул мне куртку и решил, что
можно действовать.

Я спросила нагловатым тоном:
- Что, на подвиги потянуло?
- Да, - откровенно признался он, не замечая в моём голосе скрытой усмешки.
- Оставь, Коля. За кого вы вообще тут меня принимаете все, господи?
- А ты... что, разве ещё девушка? - растерянно спросил он.

Ой, честное слово, я в этих кустах сейчас помру со смеху. Мне сразу вспомнился
Андрей из "Дороги домой".
"- Маш, а ты когда уезжала, девушкой была?
- Да.
- А приехала когда?
- Нет.
А-а, значит там кто-то..."

- Коль, в самом деле, ты что женщину тут не можешь найти себе что ли?

Вот всегда я так: советую найти бабу, а когда они следуют моему доброму совету,
ибо "на бережку камушков сколько хочешь", я начинаю выть на луну от задетого
самолюбия.
 
Я что-то говорила Коле о духовной близости, он твердил про половую.
Но нет, меня одними поцелуями накормить невозможно. Я не могу простить мужику
такой ограниченности ума.

Проводил он меня до остановки, постояли мы с ним у уголочка общежития 15
корпуса, где живёт мой прежний милый, полизались еще немножечко. Целовал он
безумно хорошо, очень уж нежно и ласково, а когда губы его тихонечко прикасались
к моим прикрытым векам, я прямо-таки блаженствовала.

Так, с его поцелуем на губах, и прыгнула в автобус.