Нааптера Маатхорнефрура

Отрывок из романа "Хатти 1"

Хаттусили набрался смелости и вызвал к себе Аладаму. Правитель Хатти долго собирался с мыслями и мучительно для себя решал судьбу воспитанника. Был бы кто-нибудь другой на месте Аладамы, царь вынес бы свой приговор смелее и быстрее.
– Я бы не нашёл зятя лучше тебя, Аладама. Даже если искал бы целенаправленно. Ты верой и правдой служил мне долгие годы. Только ты видел слова, что зарождались у меня в голове, и исполнял приказы, которые я ещё не успевал озвучить, – чувство справедливости не давало царю дышать спокойно и говорить уверенно. – Я не хочу причинять тебе боль, но… Отдать тебе Нааптеру я не смогу! Этому есть свои причины. Да, я давно заметил, что отношения у вас с ней особенные, но я не предполагал, что всё настолько серьезно. Госпожа говорит, что вы влюблены.
Аладама молча слушал своего господина, опустив глаза. Из всего, что Хаттусили только что сказал ему, он уловил только одну фразу – отдать тебе Нааптеру я не смогу! Остальное не имело никакого смысла.
– Я знаю, что такое любовь. Я тебя понимаю. Но для своей дочери я выбрал другой путь. Тебе обидно, и унять боль будет нелегко. Ты меня хорошо знаешь, я просто так ничего не делаю. Надеюсь, и на этот раз поймешь. Если ты не поймешь, то никто не поймет.
Хаттусили не смел смотреть в глаза своему воспитаннику. Аладаме казалось, что весь мир опустел. Никого и ничего не было. Лишь он один в пустоте. Не было ни зверей, ни птиц, ни цветов… Пустота и тишина. Ему уже ничего не нужно было. Чья-то холодная рука крепко ухватилась за его мечту, выкрала и исчезла. Что он мог возразить царю?
– Я тебе уже говорил, Аладама, повторю еще раз – дарю тебе Хакмис. Весь мир я положил бы к твоим ногам за преданность. Но я знаю, что после всего этого ты не останешься в Хатуссе. Однако и терять тебя не желаю. Я нуждаюсь в тебе, – Хаттусили подошёл к молодому воину и, наконец, посмотрел ему в глаза.
Аладама был неподвижен. Царю неведомы были мысли меота. Впервые в жизни воспитанник его был закрыт.
– Скажи хоть что-нибудь, Аладама. Не молчи!
Хаттусили не вынес отстраненности и холодности Аладамы и опустил глаза.
– Я всё понял, господин, – лишь кивнул он.
– Ты принимаешь моё предложение? Поедешь в Хакмис?
– Повелитель, можно я позже отвечу на этот вопрос?
– Конечно, мальчик мой. Думай сколько пожелаешь! – воскликнул Хаттусили.
– Господин… – поклонился воин и стремительно удалился.
Хаттусили вышел на балкон подышать свежим воздухом. Он ещё не сказал  Аладаме, кому отдает свою дочь в жены. Этот момент он специально опустил. Ибо не знал, как вообще озвучить такую весть. Но царь был уверен в своем решении, и ничто не заставило бы его передумать.
У Аладамы всё перемешалось в голове. Он знал, что царь может отказать ему в такой просьбе, но не предполагал, что боль от несправедливости будет настолько сильной. И он впервые за долгое время вспомнил о своей родине. Аладама подумал, какой была бы его жизнь, если бы в тот злосчастный день его не украли завоеватели. У него была бы семья: мать с отцом, братья, сестры. Может, даже унаследовал бы трон отца. Но… В таком случае он никогда не увидел бы Нааптеру, не познал, как приятно пахнут её густые черные волосы, не тонул бы в карих глазах любимой. Может, он и встретил бы другую женщину, но любил бы он другую так же, как Нааптеру?
 Герой Хатти так долго стоял неподвижно, глядя в никуда и утопая в мыслях, что не заметил, как наступила полночь. Лишь глубокой ночью он опомнился, когда свет полной одинокой луны освещал все улочки дремлющей Хатуссы.
Шум открывающейся двери вернул Аладаму из далекой незнакомой страны, куда унесли его тяжелые мысли о нелегкой судьбе. Он лениво обернулся и увидел Нааптеру.
– Нааптера! – удивился он. – Ты почему пришла сюда среди ночи? Что-то случилось?
Девушка лишь молча подошла к нему. Аладама вдохнул свежий, дурманящий аромат волос Нааптеры  и замер, прикрыв глаза. Она была совсем близко. Молодой воин коснулся её мягких волос, что каскадом лежали на плечах любимой, и поднёс локон к своему лицу. Оба они были в таком странном состоянии, что уже ничто не имело никакого значения. Хуже им всё равно никто уже не сделает.
Нааптера положила руки на грудь молодого человека:
– Я бы всю жизнь слушала, как бьется твоё сердце.
Аладама впервые обнял ее. Очень крепко. Будто готов был слиться с ней воедино.
– А я бы вот так держал тебя всегда.
Нааптера мягко прикоснулась к затягивающимся ранам Аладамы. Она боялась причинить ему боль.
– В тот день я так боялась потерять тебя!
– Я тогда говорил с повелителем… Просил твоей руки… – Аладама закрыл глаза и жадно глотнул воздух.
– Знаю, – посмотрела она ему в лицо.
– Он ответил мне только сегодня. Отказал! – ещё крепче обнял он любимую.
– Знаю. Я обещана другому, – и покатились горькие слезы царевны.
– Кому? – прерывисто дышал Аладама.
– Это уже не важно. Пусть небосвод упадет на землю. Мне уже всё равно, – сказала Нааптера, встала на цыпочки и поцеловала Аладаму в губы.
Молодой меот горел жгучим пламенем и боялся, что не сможет вовремя остановиться. Только вот Нааптера не пришла к нему в покои, чтобы упорхнуть, как ночное сновидение. Аладама всё крепче сжимал её в объятиях и жадно целовал, вкушая сладкий вкус пухлых губ Нааптеры.
– Нааптера… Нааптера… Нельзя… – опомнившись, шептал он.
– Слышишь? Мне не нужен другой. Только ты. Ты один. Прошу тебя! Я не хочу подарить себя другому. Я твоя. Не лишай меня жизни, не останавливайся! –расстёгивая рубашку Аладамы трясущимися пальцами, шептала Нааптера.
Она поцеловала израненную грудь молодого и отважного воина. Прямо там, где неистово билось сердце.
У него более не было сил сдерживаться. Сладостное пламя, что прожигало всё его естество, страстно жаждало любви. А жаркое дыхание любимой девушки обжигало ещё сильнее. Вены на шее Аладамы напряглись до предела, готовы были лопнуть, вкушая аромат девичьего тела. Обратного пути уже не было…
Слаще той ночи и приятнее того утра у Нааптеры уже не будет в жизни. Тело её сотрясали воспоминания прошлой ночи и утра, когда она проснулась в объятиях любимого мужчины. Через всю свою бессмысленную жизнь она пронесет воспоминания о той единственной, богами подаренной ночи, когда Нааптера отдалась ему. Самому смелому воину Хатти.
Она знала, что её судьба решена и дворец готовится к свадьбе. Но смуглая царевна Хатти решила всё по-своему, обошла планы своего величественного отца-повелителя и подарила свою чистоту любимому.

___Маатхорнефрура___
 Хаттусили немедленно созвал совет. Поговаривали, что царь выдает свою среднюю дочь замуж, и именно это должны были обсудить. Всем было чрезвычайно интересно, кто же тот счастливчик, кому улыбнулась удача заполучить царевну. Народ гадал, правителю каких земель так повезет?
Аладама и Тутхалия, словно каменные стражи-львы главных врат Хатуссы, расположились по обе стороны от царя Хатти. Хаттусили немедля приступил к главной теме совета:
– Вы, наверное, уже наслышаны, что я выдаю свою дочь Нааптеру замуж? Я надеюсь на ваше понимание и поддержку. Ибо дело это крайне важное и ответственное. Я отдам её Рамзесу Второму!
Эта новость была столь неожиданной для собравшихся, что все замерли на мгновение. А потом по залу пронеслась волна возмущения и недовольства:
– Как?
– Зачем?
– Где такое видано?
– Что это такое?
Правители союзных земель негодовали и сокрушались, но больше всех был удивлен и разочарован Аладама. Он не понимал, как царь царей, великий Хаттусили мог принять такое нелепое решение. Воин стоял по левую сторону царя и в недоумении смотрел на повелителя, разрываясь от гнева. Причем, всё, что творилось у него на душе, было написано на лице.
– Тише! – поднял руку царь.
– Мы не понимаем, повелитель, почему ты отдаёшь царевну Хатти нашему заклятому врагу? Мы с египтянами воюем тысячи лет. А ты отдаешь свою дочь в жёны фараону? Наша земля еще не видывала такого позора! – негодовал царь касков.
– Мы думали, ты будешь лучшим царём. Плохо вышло, Хаттусили! – приподнял брови Ахей.
– Тому наверняка есть веская причина. Давайте послушаем царя! – сказал Виндишепа. – Наш повелитель не раз доказывал свою преданность родине.  И когда нёс службу в Хакмисе, и когда занял трон. У нас нет весомых аргументов для подобных оскорблений. Не опережайте событий.
После речи Виндишепы члены совета успокоились, и Хаттусили продолжил свою речь:
– Мы, конечно, можем ещё тысячу лет воевать с Египтом, но не пришло ли время мирных соглашений?
– Много раз мы расходились с ними мирно, господин. Только вот через несколько лет они снова нападали, нарушая договор! – выкрикнул Цру.
– Договор на словах и закрепленный документально имеют разную силу, – отрезал царь.
Услышав что-то новое для своих ушей, правители прислушались.
– Я хочу оставить Шам и Северную Финикию в составе Хатти, а еврейские земли и Южную Финикию отдать Рамзесу. Кроме того, он получит от меня в дар много золота, серебра, железных мечей и всякого рода оружия. А свидетельством того, что я никогда не нарушу заключенный мирный договор, будет брак моей дочери Нааптеры с фараоном. Политический союз мы закрепим брачным, – продолжил Хаттусили.
– Ничего не понимаю. Ради того, чтобы фараон с нами более не воевал и не отнимал крепость Кадеш, ты отдашь ему свою дочь, вместе с немыслимыми богатствами? Это унизительно! – нахмурился Нурдагал.
– Сколько войн мы пережили? Сколько жизней унесли эти войны? Сколько судеб было искалечено? Сколько слёз пролили наши женщины, оплакивая своих сыновей и мужей? Потом так же в слезах провожали подросших сирот на следующую войну! И так всю жизнь… Мы отвоевали наши границы, но нас стало меньше. Мы на грани исчезновения! А я не хочу, чтобы народ, который живет тысячи лет на этой земле, был стерт с лица земли из-за моей гордыни. Чтобы на могилах моих соплеменников фараоны строили свои пирамиды. Лучше я принесу свою любимую дочь в жертву и развею по ветру пепел от моего обугленного сердца! Я остановлю кровопролитие. И ни одна мать больше не будет хоронить своего сына! – разгневанный царь ударил кулаком по столу.
   Все слушали его молча. Казалось, они вникали в суть такого тяжелого для Хаттусили решения.
– Кроме того… История не простит нам ошибок. Мы не отдадим Хатти Рамзесу. Если он добьется своего, путь к Черному морю и Средиземноморью будет открыт для фараона. Но я породнюсь с ним и защищу всех. Это момент истины. И я хочу, чтобы вы, все здесь присутствующие, поехали в Египет от моего имени, отвезли ему дары, заключили брачный и мирный договор. Надеюсь на благие вести. Пусть всё решится во благо! – поднялся царь и пошел прочь.
Отец отдавал своего ребенка. Сквозь боль и терзания. Во благо родины. Чтобы молодежь заводила семьи, рожала и воспитывала своих детей в мире и согласии. Чтобы хатты смогли воспрянуть духом и жить свободно. Царь приносил в жертву своего ребенка ради этого! Аладама мог встать против целого народа, отвоевать свою любимую, выкрасть её, исчезнуть и жить счастливо. Но он не мог так подло поступить с человеком, который воспитал его как собственного ребенка. Невыносимо было оставаться в Хатуссе и наблюдать за приготовлениями к свадьбе. Обдумав всё, Аладама решил поговорить с правителем.
– Господин, я хочу вернуться в Меотиду.
Хаттусили поменялся в лице. Он выглядел растерянным. Немного постояв молча, он тяжело выдохнул и присел.
– Ты всё хорошо обдумал? – не поднимая тяжелые веки, спросил он.
– Обдумал, господин.
– И в Хакмис не поедешь, и полководцем моим не станешь, да?
– В Хатти много достойных воинов, господин. И у тебя есть Тутхалия. Лучшего наследника и не сыскать. Мне же ничего не надо, повелитель. Я уже говорил это, – держась гордо и стойко, но с опущенным взглядом сказал Аладама.
– Я тебя понимаю, мой мальчик.
– И я тебя понимаю, господин, – мягко ответил он. – И не держу зла на тебя. Ты сделал как лучше. Я поеду домой, разыщу отца, если он жив.
– Хоть ты и не смеешь признаться, я виноват перед тобой, Аладама. Но у меня не было иного выхода! – царь поднялся и крепко обнял воспитанника. – В добрый путь, мой отважный мальчик! Буду надеяться, что я не осрамился перед твоим отцом, и дал тебе достойное воспитание. Кто знает, может ты захочешь вернуться ко мне – и мои двери всегда будут открыты для тебя.
Грудь Аладамы была похожа на комнату с распростертыми дверьми и оконными затворами, где гулял холодный ветер. Там было пусто! Да, он действительно понимал Хаттусили и уже не винил его ни в чем. Но ему казалось, что, если срочно не покинет дворец, то лишится рассудка. У него не было сил, чтобы проститься со своим братом, Тутхалией, и даже с Нааптерой. Душа не выдержала бы этих испытаний и пыток. Он просто хотел бежать, не оборачиваясь.
И Нааптера тоже… Может, она и не оправится от этого удара, и всю жизнь будет бродить по свету, словно привидение. Ей уже сейчас всё равно. Царевне были безразличны невиданной красоты наряды, что были сшиты для похода в Египет, и золотая корона с драгоценными камнями, и в качестве приданого сундуки с золотом и серебром, тысячи голов скота, пригнанного в столицу, табуны резвых хаттских скакунов… Нааптера даже не думала о том, что станет полноправной царицей и главной женой египетского фараона. Что именно благодаря этому союзу Хатти и Египет больше никогда не встанут друг против друга. Что как только деспотичный фараон увидит хаттскую царевну, влюбится в неё до беспамятства.
Тем временем корабль направился в сторону Меотиды. Познавший невольничью судьбу молодой человек даже не обернулся, покидая Хатти.

…Горячий воздух пустыни обжигал горло. Высокопоставленные послы Хатти везли прекрасную царевну в Египет. Нааптера была уже другим человеком. Она вдруг повзрослела, очерствела и мало напоминала скромную, стеснительную и покладистую девушку.
Счастье молодых, которых судьба свела, а потом, насмехаясь, раскидала по разные стороны, было ценою мира. Остались лишь пустые покои, где тени влюбленных предавались своим чувствам и желаниям. Где объятия были крепкими и горячими. Шептались о любви… Улыбались… Просили…