Путь. Кругом весна

        Путь в Ивашково начинался сразу за Мухиной слободой и шел через деревню Савельево, петляя узкой тропинкой между зарослями крапивы, лопухами, иван-чаем, репейником и снытью. Некогда в деревне было дворов сорок, потом поубавилось и осталось только шесть, по три с каждой стороны. И никто из жителей уже не помнил, где стояли остальные. Да и колодцы исчезли. Местные копали ямки для питья, куда собиралась талая и дождевая вода. Да и жителей, по сути, не осталось.
К вечеру Мухин, наконец, управился с посадками, решил навестить друга, профессора Барашкова. Сквозь взлохмаченную прошлогоднюю траву проступала уже свежая зелень, бесчисленные лужи сверкали утонувшими облаками, грязь вокруг потеплела и заохрилась от вечернего солнца.
       Тропинка пошла левее, к ушедшему по пояс в землю дому Зайцевых, утонула в не просыхающей луже, из которой повсюду торчали остатки битого шифера, кирпича, пластика и консервных банок – следов прежней жизни покинувших этот мир хозяев, вновь проявлялась и шла правее, по середине улицы, к брошенному домику покойной Московской художницы Маруси, чуть покосившемуся, с распахнутой дверью и с единственным оставшимся украшением – умывальником из пятилитровки на стене.
        Напротив, за заросшим прудом и остатками колодца – дом Зойки, некогда державшей корову, огород и двух Вовиков, - мужа и брата. Зойка хозяйничала, делала масло и творог, продавала в городе всё, что не раскупали дачники из окрестных деревень. Корова - одна на всю округу.
Вовики промышляли собирательством – лазили в межсезонье по домам в поисках всего с их точки зрения ненужного, оставленного москвичами. Ничем не брезговали, в хозяйстве пригодится.
        Доцент Мухин, приезжая в деревню, всякий раз восхищался обходительностью Вовиков. Ну, разобьют оконное стекло, подметут за собой, снимут плетеный абажур на терраске с патроном и лампой, так ведь провода разведут, заизолируют, возьмут чашку с надписью Будва, вторую оставят. Замков больше Мухин не закрывал, двери целее будут.  Но, на всякий случай, сделал розетки на потолке и убирал всё освещение на зиму. На Вовиков не обижался. Крынки, горшки, самовары, прялки притаскивали не за дорого «со своего чердака», вообще заходили редко, денег не клянчили.  Умерли в один год с перепою. Зойка продала корову, подалась в город. А дом так и остался, с дверью нараспашку.
        И тут, тропинка, перемахнув по гнилой доске через канаву, провела Мухина мимо брошенного дома покойного друга, последовавшего примеру Вовиков,  Лепитова, к дому неутомимой труженицы тети Клавы, державшей помимо огорода, трех кур, петуха и цепного Мухтара. «А ведь у неё было целое стадо баранов!», - вспомнил Мухин. Клавдия всю жизнь лечилась от всех болезней только настойкой из мухоморов и водки, но скончалась прошлой весной. Мухтара еще долго встречали по соседним деревням.
        И вот, тропинка выпрямилась, просохла и устремилась мимо некогда сгоревшего дома легендарной тети Тамары, от которого остался только сад, в открытое, поросшее ивняком и березами, давно не кошенное поле, и, дальше, на бугор, откуда, за речкой, открывался вид на все семь домов деревни Ивашково, в которой помимо профессора в те годы доживало еще четверо «собирателей», имевших явное преимущество – металлоискатель. Огород оставался только у Барашкова. И, если приглядеться с холма, туда, налево, можно увидеть его сверкающую на солнце лысину и лопату в руках.
        А тем временем, тропинка исчезала, превращаясь в крутой глиняный спуск, изрытый некогда тракторами, появлялась вновь, упиралась в старый мосток через речку, по которому из соображений безопасности имело смысл переходить только по одному. И там, за мостком, мелькнув в последний раз, остановилась у поросшего травой, растерзанного тракторами асфальта около руин телятника, давно разобранного на кирпичи тетей Клавой.
        Мухин сел на бревно, переобул сапоги на кроссовки и услышал где-то совсем рядом, в перелеске, щелканье первого майского соловья, закурил, достал тетрадку, записал нечто наподобие танки:
«Вновь мужички спиваются в полях.
Их души тихо расстаются с телом,
Горение избушек согревает пустой простор,
Но вновь в лесу запел упрямый соловей!
Весна, кругом весна!»
И весна заполнила Мухина восторгом, ожиданием бабочек, божьих коровок, земляники, тихих вечеров у камина, туманов, гроз и любимого аромата флоксов.
«Про Ивашковских собирателей расскажу отдельно», - решил Мухин, встал и побрел в горку к Барашкову.