Московский Дед

Уже никто сейчас и не вспомнит и не скажет точно, откуда у нас в квартире появился этот дед (далее Дед). Он остался после какого-то длительного многочасового веселого застолья, где был «душой компании». Сейчас даже не могу сообразить, что же мы тогда праздновали. Дед не ушел с гостями, а остался у нас, «пожить чуток», - как он говорил: «Чай у вас дюже хороший, крепкий». Жена думала, что это кто-то из моих родственников, а я думал, что это кто-то из её родных и близких. Задавать какие-то вопросы и выяснять что-либо, мы считали на тот момент совершенно неуместным.
Дед безапелляционно сказал, что спать будет на лавке в коридоре: «Одеялко только дайте мне постелить», - говорил он: «Да-да,  лучше вот это, верблюжье, теплее и мягше так будет, не-не, подушка мне не нужна, привык без подушки, не-не, на диван я не хочу, не привыкши на диване, привык на лавке», примерно «в таком ключе» он отвечал на наши гостеприимные предложения.
Дед очень любил чай, только пил его не из чашки, не так, как все его обычно пьют: он выливал его в блюдечко и брал блюдечко снизу всеми пальцами одной руки, совсем как русские старорежимные купцы на старинных картинках, при этом громко «сёрбал». Сахар в чай он не клал, от куска сахара откусывал несколько раз, а после с большого расстояния, примерно с вытянутой руки, остаток сахара бросал в рот, всегда попадал. Не скажу, что моя жена была в восторге от такого экзотического способа чаепития, но замечаний она ему никогда не делала, ну что тут сказать, воспитание, наверное, давало о себе знать, даже в этой ситуации. Но если бы, таким же образом начал делать и я, а такая мысль периодически у меня проскакивала, то думаю, ее воспитания на меня бы уже не хватило, потому что у всего есть свои пределы.
Когда Дед увидел, чем мы кормим нашу кошку, а еще он увидел то, как она демонстративно отворачивается от своей тарелочки и уходит, когда ей насыпают еду, а после приходит и ест, когда этого никто не видит, то поймал ее, гладил ласково и приговаривал: «Ты у меня картошку сырую у всех на виду есть будешь, я тебя быстро этому научу!» Заняться воспитанием кошки мы ему не доверили, поскольку она у нас была по темпераменту «принцесса» и дедовские спартанские методы могли вместо пользы принести только вред её здоровью. 
Кошка его сторонилась, а вот детям Дед определенно нравился, они называли его «безподобным». Дочке Дед подарил малахитовую шкатулку полную каких-то особенных разноцветных украшений, когда доставал ее из своего сундука приговаривал тихо: «Знамо дело, Прасковья для тебя, для тебя, сберегла, сохранила». Антоше (нашему сыну) Дед дарил глиняные свистульки и частенько играл с ним в одну интересную игру, «Жуков-пластунов». Жуки-пластуны должны были очень медленно ползти, по-пластунски, с балкона в спальню, это, получается, через всю квартиру, по самому длинному маршруту. Они по пути заползали под все столы, шкафы, лавки, комоды, под все диваны и кровати, где это было только возможно, даже под ванну иногда заползали, когда там никого не было, собирая в укромных местах орешки и печеньки, которые спрятала белочка (точнее Дед предварительно разложил). Антоша от этой игры был в восторге, а когда еще и находил что-то, то - в неописуемом восторге. Еще, однажды, Дед показал ему нашего Домового, после этого Антоша перестал бояться быть в квартире один. Сколько мы не просили, нам он Домового не показывал.   
В грибные дни, а такие, оказывается, есть в календаре, Дед ходил в лес за грибами. Лесом он называл большой парк в нашем районе. Приносил обычно красивые белые грибы и желтые лисички. Где он их брал, остается загадкой до сих пор, потому что не только мы, но и никто никогда даже не надеялся найти белые грибы в этом парке. Дед научил Свету (жену) готовить сливочный соус из лисичек и варить особенный грибной суп из белых грибов,  вкуснее которого я ничего не пробовал, сушить и мариновать грибы, когда их получалось собрать совсем уж много.
По воскресениям, обычно, Дед ездил на рынок. «Поедуко ся я на Сухаревку», - Дед всегда говорил, что поедет на трамвае. Как ему это удавалось непонятно, в нашем районе нет трамвайных путей, и трамваи никогда не ходили. С рынка Дед обязательно привозил для детей гостинцы: сладких петушков на палочке и медовые  пряники, 
С Дедом всегда было весело, но в один прекрасный день он особенно отличился. Однажды, глубоким вечером, когда уже непонятно еще вечер это, или уже ночь пришла, на балконе нашей квартиры, который выходил в большой двор, началась какая-то суетливая возня и послышались громкие возгласы. Когда я вошел туда, смог заметить за окном одинокую стройную девушку, которая, видимо, возвращалась домой или наоборот куда-то спешно уходила. 
«Гулящая, гулящая девка!», - кричал дед хриплым голосом: «Ты куда пошла на ночь глядя в капроновых чулках!»
Видно было, что девушка очень испугалась, она начала беспомощно оглядываться по сторонам в надежде, что это кричали не ей, заметно было, что она, оглядываясь, искала глазами кого-то, хотя бы кого-нибудь. Но на улице было пусто, потому что ночь и темно и поздно, и она быстро поняла, что это точно было к ней обращение.
«Прячьтесь!», - только и сумел сказать я Деду и выключил свет на балконе, закрыл окно, но сам не спрятался,
Дед присел так быстро, что девушка не смогла его заметить, посмотрев еще раз на окна соседних домов, в некоторых из них как раз в это время включался свет, потому что, думаю, многие жильцы слышали этот безумный ночной крик, и многим было интересно, что же там все- таки происходит. Но самое интересное уже закончилось: девушка опомнилась и быстро зашагала прочь, почти побежала, резко рванув с места. 
«Никогда так больше не делай», - сказал я Деду: «А то придет милиция и тебя заберет». Это подействовало.
Прогуливаясь в местном скверике, Дед кормил голубей, всегда брал для этого половину батона, они его не боялись и ели прямо из рук. А еще он мог совсем беспардонно разглядывать женщин. «Эта, видно, наша, сибирячка!», - говорил Дед особенным грудным голосом, глядя на понравившуюся ему статную женщину.
«А эта?», - указывал я ему на более изящную: «Про эту, Вы что скажете?»
«А эта, эта – эта, тьфу, соплячка», - произнес Дед с явным отвращением и плюнул на асфальт.
Ушел Дед также стремительно, как и появился. Одним вечером вытащил свой сундучок из-под лавки, сказал, что провожать его не нужно, что его уже давно ждут, кто ждет – не сказал  и быстро вышел, аккуратно закрыв дверь.
Что сказать, по нему мы скучаем.
…
Была обычная суббота, дедушка и бабушка пришли к внукам, мы приготовили ленивые голубцы в духовке и цветаевский яблочный пирог.   
За столом сначала было шумно, все говорили наперебой, а потом стало вдруг тихо. Так бывает, когда темы для разговоров заканчиваются.
Антоша сказал: «Был бы здесь наш Московский Дед, он бы сейчас нас развеселил!».
Дедушка удивился: «Московский дед! А я тогда кто?».
«Ты у нас дедушка! А то был Дед! Он ушел от нас недавно», - ответил Антоша.
«Какой еще Дед? Ваш второй дед далеко, а здесь только ваш дедушка», - бабушка обратилась к внукам.
«Как какой? Московский Дед! Он жил с нами и всегда играл со мной в Жуков, в Прятки, в Игралки и в Канители! Он спал на лавке в коридоре. А еще он пил чай вот так!», - и Антоша показал, как это было.
Бабушка очень удивилась таким подробностям, посмотрела на нас со Светой и сказала: «Как же получается, что мы с дедушкой часто у вас бываем, почти каждую неделю,  и никакого деда у вас никогда не видели?»
«Он был! Он был!», - Антоша побежал и принес глиняную свистульку.
«Он был», - сказала дочка и посмотрела на камин, где стоял ее сундучок с украшениями.
«Он был», - сказала Света и посмотрела на банки с маринованными грибами за стеклом буфета. 
«Он был», - сказал я тихо, прошел в спальную, сел в кресло и задумался, дней на десять.