Догамыс

Отрывок из романа "Хатти 3"

Радостная весть из восточных нартских земель привела в приятное волнение всю Аскалу. Девушки в ярких, длинных, струящихся платьях неслись по улицам столицы, направляясь на рынок в поисках самых красивых лент и украшений. Необычайной красоты амазонки, обворожительно улыбаясь и поглядывая на молодых воинов Меотиды, что резвились на побережье, приводили в порядок свои доспехи, стрелы и мечи, готовясь к намечающимся играм. Старший царевич Меотиды возвращался домой после долгих лет пребывания у воспитателя, и народ готовился к праздничным мероприятиям. С приближением начала празднеств сердца людей бились особо трепетно и волнительно, ведь их ожидала целая неделя грандиозных игр, танцев и веселья.
– Интересно, он скоро женится или будет присматриваться к меотянкам?
– Думаю, наставник уже нашел ему достойную пару с восточных земель.
– Я так волнуюсь, кажется сердце сейчас выпрыгнет из груди.
Шептались между собой меотянки, заливаясь беззаботным хохотом и закрывая покрасневшие от смущения лица руками.
Точно так же трепетно было на душе у царицы Меотиды. Только то был не обычный трепет перед долгожданной встречей матери и сына. Это было чувство, приглушенное непонятной тревогой. Удина стояла на сторожевой башне, устремив острый взгляд на морские просторы, словно выискивала там, вдалеке, причину своего смятения. Природная осторожность лишала её покоя. Она всячески пыталась отвлечься от лишних мыслей и перенаправить всё внимание на приближение встречи с первенцем, которого она видела лишь раз. Сердце бьется всё сильнее. Ведь скоро сын её предстанет перед ней совершенно взрослый, а она должна вручить ему чашу с медовым напитком.
Удина вспомнила день, когда впервые взяла своего сына на руки, посмотрела ему в маленькое личико, вдохнула его неописуемо сладкий запах. День, когда она стала матерью и имела право насладиться материнством. Повитуха протянула ей только что принятого младенца, светлоликого, с такими же, как у матери, красновато-рыжими волосами. Он был такой крепкий, здоровый, тёплый. Словно медвежонок, постанывая, он вцепился в сосок матери. Удина впервые видела такое чудо – маленького, новорожденного и живого мальчика. В голове не укладывалось, что это её ребенок. Такой родной, милый и почему-то уже любимый. И она ещё раз удостоверилась в том, что ребенок для матери – её уязвимое место, и не зря амазонок лишали права видеть и знать своих отпрысков.
И это действительно было чудом. Ведь в тот день впервые родился сын у амазонки, который имел полное право жить. И весь мир мог знать об этом. И в какое бешенство пришла Удина, когда, проснувшись, не нашла ребенка рядом с собой! Она подумала, что царица амазонок всё-таки решила ей отомстить и прислала «тень» за жизнью новорожденного мальчика. Ребенка от любимого мужчины. Ребенка, что озарил её прошлое и настоящее солнечным светом  и теплом.
– Где мой Догамыс?! – закричала она на всю округу, выбив дверь ногой.
Меоты, услышав крик разъяренной амазонки, вздрогнули. Она было облачилась в своё снаряжение и собралась на поиски малыша, но тут заявились люди, «похитившие» его.
– Я подумал, что ты не забыла обычаи амазонок, испугался за сына моего друга и вынес его ещё ночью. Мы с Жан будем его приемными родителями, и для нас большая честь воспитывать ребенка таких славных героев Меотиды. С удовольствием приму его в свою семью, дабы наша с вами дружба стала ещё крепче, – сказал Шауей в то утро.
Каких усилий стоило Удине сдержаться и не наговорить лишнего тогда! Она готова была испепелить весь мир,  снести все препятствия на своем пути, лишь бы вернуть своего ребеночка.
А теперь вот, возмужавшим и взрослым, сегодня его вернут. Удина часто представляла лица и Догамыса, и младших сыновей, которые тоже были у своих воспитанников. Как они натягивают тетиву, бьются на мечах, борются или же ездят верхом. Она так надеялась, что их с Аладамой дети вырастут воинами, полными чести, благородства, храбрости и мужества. И что они будут достойными своего отца, величайшего из воинов и нынешнего царя Меотиды.
Густые медные волосы Удины были собраны в высокую прическу и спрятаны под изящную корону. Лаконичное длинное платье светло-серого цвета подчеркивало её стройный стан, ничуть не потерявший упругости и подвижности после рождения четверых детей. Казалось, над нею годы не властны. Короткие литые доспехи из тонкого, но прочного металла, с отчеканенными изгибами и украшенные драгоценными камнями сидели на ней, как вторая кожа. Эти доспехи не были похожи на снаряжение амазонок, а являлись усовершенствованной и улучшенной версией, сочетающей в себе и надежность, и женственность. Они были изготовлены по просьбе Удины, по её собственному рисунку.
Да, она отказалась от обязанностей амазонки, но Удина по прежнему сильна и хранит свой меч наготове, периодически подтачивая и полируя его. Царица Меотиды поменяла короткое, удобное для езды платье на длинное и струящееся. Но дух амазонки всё ещё пульсирует в её теле неиссякаемым и неудержимым пламенем. Удина всегда славилась неповторимой красотой, но сейчас она ко всему полна любви, ласки и тепла. Тот огонь, что вспыхнул в её груди, лет двадцать назад, всё еще пылает, даруя ей силу и внутренний свет. В этом огне бесследно сгорели все сомнения, злость, тоска и чувство одиночества.
Меотида же возвысилась и расцвела с приходом на престол возмужавшего и набравшегося опыта Аладамы. Теперь ни один вражеский народ не смеет даже смотреть в сторону побережья Азова.
– Какая ты красивая... – бархатный низкий голос мужчины, бесшумно появившегося на дозорной башне, вернул Удину к реальности. – Опять тоскуешь?
При этих словах сердце царицы забилось еще сильнее.
– Я не знаю в чём дело. Не могу справиться с тревогой. Будто что-то непредвиденное должно случиться. Наш мальчик, став мужчиной, вернется к нам сегодня. Я такого и представить не могла раньше. Знаешь, я так боюсь сглазить свое счастье, – честно призналась Удина, теребя крупное серебряное кольцо с розовым жемчугом на указательном пальце.
– Хоть и не было во всей империи амазонок равных тебе по силе и храбрости, всё же боги не создавали тебя амазонкой. Это не было твоим главным предназначением. Я понял это, впервые увидев тебя, – царь Меотиды прижался к своей супруге и поцеловал её в лебединую белую шею.
Госпожа улыбнулась и смущённо опустила глаза.
– Ты вот шутишь, а я настолько переживаю, что боюсь опозориться, упав в обморок перед сыном и всем народом. Ох-х-х...
– Посмотри на меня, – Аладама развернул свою женщину и посмотрел ей в глаза.
Вышитый серебром кафтан серо-голубого цвета, длиной чуть ниже колен, смотрелся на Аладаме изысканно. На серебряном широком поясе висели утонченный кинжал и бесподобной работы меч, украшенный вставками из серебра и белой кости. Лаконичный, но благородный образ Аладамы завершала текстильная корона бордового цвета с серебряной основой и ювелирными вставками.
Глядя на мужа, Удина испытывала чувство уверенности, полной защищенности и спокойствия. Царица провела рукой по лицу любимого мужчины и положила голову ему на грудь.
– Наверное, боги не наделили нас словами, способными передать всю радость, что я сейчас ощущаю, Аладама. Я молюсь лишь об одном – пусть всё самое ужасное, что могло с нами случиться, оказалось в прошлом. Пусть окажется, что цену за наше счастье мы уже выплатили в своё время.
– Не думай об этом, Удина. Сейчас не время. Откуда такие мысли вообще? – насторожился царь.
– Это жизнь. А в жизни всякое бывает. Да, мы многое пережили. Но тогда я была одинокой, мне нечего и некого было терять. Теперь у нас четверо детей и я думаю о них всё время. Что их ожидает в будущем, от каких бед их нужно уберечь. Сегодня к нам возвращается Догамыс. Кто знает, когда я увижу моего кареглазого Багирсея, маленького Альпшао с пухлыми алыми губками. Только Атиса у меня осталась, да и она вся ушла в дела, бывает, неделями не вижу её.
– Они тоже вернутся, не успеешь моргнуть и глазом. Не сомневайся. Ведь время так быстро летит. Атиса же амазонка, вся в тебя пошла, и с этим ничего не поделать. Тебя воительницей сделали по принуждению, а она осознанно выбрала этот путь. Не отчаивайся. Она достойная дочь и храбрая амазонка. Я горжусь ею. А теперь пошли вниз, народ ждет нашего появления. Всё уже готово, – погладив спину своей царицы, Аладама приобнял и поманил её за собой.
В этот момент с соседней караульной башни прозвучал протяжный  звук горна. Впервые в жизни Удина испуганно вздрогнула. Ей вдруг показалось, что небеса обрушились на землю с оглушающим грохотом. Они одновременно повернулись в сторону моря, устремив свой взгляд на горизонт. Вдалеке, где небосклон сливался с поверхностью воды, виднелось несколько кораблей.
– Вот причина моей необъяснимой тревоги, – с разочарованием и грустью прошептала Удина.
Некоторое время они оба молча стояли, высматривая корабли. Кто знает, за чем и для чего они плывут в Меотиду. С виду это не торговые суда, их несколько. Чем ближе они подходили, тем мрачнее становился Аладама. Он уже знал, что это за корабли и откуда держат путь.
– Хатты... – наконец, молвила Удина.
Аладама утвердительно кивнул.
Раньше он часто думал о том, какой была бы его жизнь, останься он в Хатти. Наверное, Хаттусили пожаловал бы ему какие-нибудь просторы и он стал бы его советником, наместником. Или же погиб в каком-нибудь походе. Кто знает... Но, повстречав Удину, он обрёл счастье и напрочь перестал думать о прошлом. Аладама вовремя осознал смысл слов старой шаманки Маисы и теперь точно знал, что тяжелое и горькое прошлое привело его к сегодняшнему дню. Именно на родине и с этой женщиной он обрел покой и умиротворение.
А теперь вот, словно привидение, вырвавшееся из глубоких пещер, за ним увязалось далекое прошлое. Кого несут эти корабли, зачем плывут?
Группа амазонок встречала гостей на берегу моря. Хотя Аладама должен был оставаться во дворце и дожидаться гостей там, он узнал среди прибывших своего названого брата и поспешно направился к нему навстречу.
– Добро пожаловать, брат мой! – он заключил Тутхалию в крепкие объятия, не скрывая своего удивления и радости от неожиданной встречи.
– Аладама! Аладама! Да приумножится род твой, любимец богов! – эти двое были так похожи друг на друга, словно рождены от одних родителей, и настолько были рады встрече, что ни у одного из них не было ни сил, ни желания проявлять царскую невозмутимость.
– Тутхалия! Брат мой... – то и дело повторял царь Меотиды.
– Как ты, Аладама? Сколько лет прошло в тоске по тебе. Радуясь обрывкам вестей о твоем правлении, мы и живем.
– Всё хорошо, Тутхалия. Как видишь… – широко улыбаясь, отвечает Аладама.
– Это мой старший сын, Аладама, – гость обернулся к своему спутнику. – Его зовут Арнуванда.
– Живи долго и счастливо, храбрец! – Аладама положил руку на плечо молодого воина и посмотрел в лицо внука великого Хаттусили. – Я жил у хаттского царя ни в чём не нуждаясь. Никогда не смогу его отблагодарить за добро. Дарю тебе всё, что ты пожелаешь, Арнуванда. Ты только скажи, что радует твой глаз.
– Я много слышал о тебе, господин. Для меня честь познакомиться с тобой. Мне более ничего не нужно, – почтительно ответил юноша.
Аладама внимательно посмотрел на благовоспитанного, скромного хатта. Лицо высокого юноши выражало честность, порядочность и добрый нрав. Он был молод, но было предельно ясно, что этот воин успел навидаться многих бед, но сердце его ещё не обезображено испытаниями и войнами. Светло-карие, с медовым отливом глаза светились теплом. Хатты были безоружны, на них не было даже доспехов. Это говорило о том, что они прибыли с миром. На благородном лице его были следы свежих боевых ран, значит, совсем недавно он воевал. И судя по тому, что стоит перед царем Меотиды живой и здоровый, он непобедимый воин. Нижняя губа немного толще верхней. Значит, он добрый, честолюбивый, совестливый. Арнуванда искренне улыбался, но в глазах таились грусть и тревога. Кровь касков играла в его облике главенствующую роль – он был светловолосый и статный.
– Прошу, проходите, – Аладама поощрительно кивнул и жестом руки пригласил дорогих гостей во дворец.
– Кажется, мы застали какое-то празднество? – заметил Тутхалия, неспешно и с большим интересом осматривая всю округу.
– Старший сын сегодня возвращается от воспитателя, – сдержанно ответил Аладама.
– Какая радость! – улыбнулся Тутхалия.
Наследный царевич Хатти хотел было ещё что-то спросить, но тут с побережья донеслось отчаянное ржание лошади. Все устремили взгляд туда. Там свирепствовал вороной, спрыгнувший с корабля. Он несся по побережью, сметая всё на своем пути. Может, коня что-то напугало или утомился с дороги. Вдруг он повернул в сторону распахнутых крепостных врат. Чистокровный хаттский жеребец, как стрела, несся по крепости. Никто не мог остановить разъяренного коня, он лихо ускользал от брошенных в его сторону арканов и всадников, последовавших за ним.
– Везунчик тот, кто сможет оседлать его. Обретет и преданного друга, и лучшего скакуна. О чем еще может мечтать воин? – посмотрев вслед жеребцу, разрушившему уже не один переулок Аскалы, сказал царь Меотиды. – Этого скакуна может остановить лишь самый умелый наездник. Пусть это станет началом народных игрищ и первым испытанием: вороного получит в подарок тот, кто сможет оседлать его! – провозгласил Аладама.
Народ устремил всё свое внимание на сие великолепие. Царица Меотиды не стала отвлекать гостей от незапланированного зрелища и замедлила шаги.
Перепуганный скакун, казалось, даже и не думал останавливаться или поддаться укротителям. Он с упорной резвостью носился по крепости, не подпуская к себе ни единого человека. Вдруг он резко остановился, будто встретил на своем пути некое непреодолимое препятствие. Он тяжело дышал, жадно хватая воздух раздувающимися ноздрями и изучающе разглядывал эту преграду, навострив уши. Отважные амазонки и лихие меотские воины осторожно и медленно подступали к нему. Но жеребец не обращал на них никакого внимания. У хуары была иная цель – неуклюже одетый человек, стоящий прямо напротив него. Вороной стремительно соскочил с места и направился на человека в темной накидке и пышной папахе чабана. Казалось, жеребец вот-вот снесёт меота грудью и не избежать беды. Воины и амазонки Меотиды ринулись вперед с криками, призывая мужчину бежать прочь с дороги, но он стоял как вкопанный.
– Уйди с дороги! Убьет! Уйди прочь, пропадёшь же! – кричали ему.
Но тот всё стоит бездвижно, будто и не слышит никого. Либо он слепой? Собравшимся на народные игрища людям вдруг стало совсем не до веселья. Человек мог погибнуть на ровном месте и омрачить этот прекрасный день, которого вся Меотида ждала целых восемнадцать лет. Но тут случилось невероятное. Человек побежал прямо на коня, казалось, с призывом «посмотрим, кто кого снесёт». За мгновение до неизбежного столкновения разъяренного животного и безумного человека мужчина ловко отскочил в сторону, схватив за гриву проносящегося скакуна, поднялся в воздух и без особых усилий оседлал его. Погнавшиеся за хуарой люди остановились в недоумении и с нескрываемым удивлением смотрели на то, как на спине необъезженной лошади впервые оказался наездник, и животное билось в приступе гнева, пытаясь сбросить с себя человека. Чабан оказался упрямцем и вовсе не думал сдаваться – он крепко держался за гриву и жеребец никак не мог скинуть его. Даже папаха держалась на голове.
– Удивительно. Я впервые вижу такое. Кажется, жеребец сам выбрал себе наездника, – сказал Тутхалия.
– Они достойны друг друга. Лишь бы не упал, – довольный произведенным на гостей эффектом, улыбнулся царь меотов.
Наконец, жеребец выдохся и успокоился. Народ встретил эту удивительную победу странника громкими рукоплесканиями и подбадривающими возгласами. Лишь разочарованные проигрышем амазонки недовольно поглядывали на незнакомца, а меотские воины уважительно отстранились, открывая ему путь к неизбежной встрече с царем Меотиды.
Аладама взглядом поманил к себе чабана, мужчина тотчас же оказался перед своим господином и уважительно поклонился.
– Молодец. Ты заслужил этого жеребца! – сказал правитель.
– Удивительный танец всадника ты нам показал, юноша. Не думал, что Меотида встретит меня зрелищными играми, – улыбался посол Хатти.
– Назови своё имя, храбрец. Кто ты? – спросил Аладама.
В ответ незнакомец молча снял пышную шапку и ещё раз уважительно поклонился.
– Я так и знала…  – еле слышно выдохнула царица, увидев огненный цвет волос молодого воина. – Догамыс, мальчик мой.