Легенды. Часть вторая. Пушкин, Пушкин...

        «Историческая правда порою становится художественной, ну, если ей повезет, а та, глядишь, и в легенду метит. Легенды, как и люди, часто и детства, да и роду-племени не помнят, растут, крепнут, а потом – вянут и умирают тихо-тихо.» - пришло в голову, когда увидел на старом фото этакого патлатого довольного малого с этюдником, у старой монастырской церквушки в тихом городке, еще не пуганном туристическими автобусами. Вот только студенты-практиканты попрятались в тени сараев, избушек и заборов со своими складными стульями, папками, кистями-красками и прочим художественным барахлом.
        После вчерашнего спалось плохо, встали перед рассветом, перекинули через плечо мольберты и сумки с планшетами, чуть поёживаясь, выползли на этюды. Отправились к близлежащему монастырю, облепленному парой двухэтажных купеческих домов с живописно торчащими зубьями красных кирпичей, облупленной штукатуркой, покосившимися сараями, заборами, висящим бельём и несколькими избами в три окна. Захолустная классика. Притопчи крапиву, садись и крась, любуйся, впитывай живописную посконность и домотканность. Городок продолжал свой бесконечный беспробудный сон.  Слышалось только общее сопение и мерная трескотня кузнечиков. И, в этот момент, где-то сзади, на грунтовке за поворотом раздался оглушающий рев мотоциклов. Очевидно, местной молоди тоже не спалось. Рев нарастал и заглох где-то в двух шагах. Вновь наступила тишина, но не безмятежная и сонная, а тревожная. Спины студентов напряглись.  В этот момент тишину взорвал звонкий девичий голосок:
 - Пушкин, Пушкин, ху…шкин!
Мотоциклы взревели и помчались в обратную сторону, подпрыгивая на кочках грунтовки, стихли за поворотом.
          Чуден, а порой и не понятен до конца, наш язык. То ли девица в школе только что осилила Онегина и выразила восхищение, то ли наоборот, осерчала, случайно натолкнувшись на письмо Вяземскому, в котором Пушкин всё вокруг клянет и мечтает немедленно сбежать отсюда подальше, то ли действительно Пушкин, символ культуры и искусства, вобрал в себя всё-всё, к тому же наше, включая студенческие этюды?
          Да, ни патлатому малому, ни его друзьям было не понять, ну никак, но история всем приглянулась. И сидели они у мольберта в институте, порисовывали, а сзади то и дело слышали: «Пушкин, Пушкин…». И все улыбались. Но легенда оказалась не долговечной, увы! Хотя, стал вот писать рассказы, со скуки, а тут друг мой, который на той практике и не был, звонит: «Пушкина, Пушкина помнишь? Напиши!» Видать, застряло что-то где-то, то ли в ноосфере, ментальном теле, то ли здесь, поближе, в подсознании. Бог весть?

24.12.23