Иван-курбаши

П Р Е Д И С Л О В И Е

До чего же порой непредсказуемые фортели выкидывает старушка - история, лишь только  начинаешь попристальней рассматривать дела давно минувших дней. Удивительно, но факт, что между событиями происходящими в Афганистане на протяжении нескольких последних столетий и присутствием там российских полпредов  прослеживается самая, что ни на есть трагическая  связь. Впрочем, не будем забегать вперед - история любит последовательность и точность изложения и не нам менять нрава этой привередливой, но беспристрастной дамы...
Пройдет еще не один десяток  лет, прежде чем  ученые поставят последнюю точку в исследованиях  происхождения афганских войн, а также посильного участия в них России, а затем и СССР. Хотя  многие уже  сегодня  хотят получить ответ на вопрос - кто виноват и что делать?, имея в виду войну 80-х годов  ХХ столетия. Ответы на эти вопросы звучат, зачастую, самые противоположные, все зависит от того из чьих уст они исходят. Кабинетные исследователи говорят и пишут одно, а те, кто смерти в лицо смотрел,  да пыль афганских дорог глотал - совсем другое. Кто же из них прав? Правы и те и другие, потому, что каждый  видит  Афганистан со своей "колокольни", зачастую анализируя российско-афганские отношения лишь нескольких последних десятилетий. Всестороннее же осмысление еще не до конца окончившейся войны (а это ярко иллюстрируют трагические события происходящие на таджико-афганской границе) требует от каждого, желающего докопаться до истины, самого досконального изучения причинно-следственных связей приведших к ней. Изучение  это  должно  идти вглубь и вширь.
Вглубь - в специфику   афганских  дел, нашего  понимания этой страны, ее истории, особенностей национального характера. Ведь это наш сосед на веки-веков, а соседей, как говорится - не выбирают.
Вширь - в нашу собственную давнюю и не давнюю историю, подход к мировым делам, теорию, практику  и  этику внешнеполитической деятельности.
Без всего этого мы уподобимся человеку, который, поскользнувшись и ударившись при падении головой об угол дома, начинает бешено  колотить этот злосчастный  угол кулаками, вместо того, чтобы посыпать скользкое место песком. Ибо нашей реальной проблемой в 1979 году был  не Афганистан, а мы сами.
Сегодня ни для кого не секрет, что на протяжении нескольких последних столетий Афганистан стоял  на  пути  имперских устремлений  многих Европейских стран к Индийскому океану. И   Россия в этом ряду не была исключением. Деловой интерес к далекой и сказочно богатой Индии со стороны  главных  Российских купцов -  царей, начало проявляться еще в XVII веке. Тогда Московия всячески стремилась к постоянной, систематической связи со странами Востока.
Де-Родес (рижский купец) предлагал боярину  Милославскому, тестю царя Алексея, организовать компанию из крупных европейских коммерсантов, которая, пользуясь русской дорогой, захватила бы в свои руки всю персидскую торговлю  шелком-сырцом, в том числе и  долю торговли  с  Индией  и  Китаем. Только неспокойная обстановка в государстве российском не позволила купцам осуществить свои замыслы.
Вплотную к воплощению  идеи  Де-Родеса  российское  купечество подошло  лишь  в  период  правления  Петра Великого. Только-только провозглашенная империя нуждалась в новых землях,   товарах, и новых рынках сбыта. Поход Петра I, осуществленный в иле 1722 года на нескольких судах по Каспию из  Астрахани к персидскому побережью, наряду с другими целями, преследовал и  такую, как проведение  рекогносцировки, результаты  которой император намеревался использовать при подготовке индийского похода. По сохранившимся сведениям, в беседе с морским офицером Соймоновым 27 июля 1722 года, Его Величество в следующих словах объяснил ему  политическую цель предстоящей Каспийской операции: "Был ты в Астрабадском заливе?  Знаешь ли, (что) от Астрабада до Балха и Бадакшана на верблюдах только  12 дней  ходу. Там, в сей Бухарии, сердцевина всех восточных коммерций... И видишь ты горы и берег подле оных, до самого Астрабада простирающихся... И тому пути никто мешать не может." Из этих слов явствует, что еще тогда  Петр I  устремлял  свой пристальный взгляд вглубь территории стран Среднего Востока. Недаром уже 23 августа 1722 года Сенат приветствовал его военные успехи на Каспийском море не иначе как вступление на "стезю Александра Великого", тем самым не двусмысленно намекая на поход последнего в Индию.
На смену этим первым, робким, так и не  осуществленным  попыткам похода на Восток, со временем, как из рога изобилия  посыпались новые проекты, один другого стоящие. У всех этих проектов был один общий недостаток - при  соприкосновением с жизнью они лопались как мыльные пузыри. Приведу только некоторые из них.
В 1791  году француз де Сент-Жени предложил Екатерине II конкретный план Индийского похода, который должен был начаться манифестом императрицы о восстановлении династии Великих Моголов. Поход предполагалось вести из Оренбурга через Бухару и Кабул.
В 1800 году другой француз, на этот раз более именитый - Наполеон, предложил Павлу совместную экспедицию в Индию. Согласно этому плану 35 тысяч французских солдат и равное количество российских рекрутов должны были совершить десантную операцию на берег Астрабадского залива, откуда им предстояло двигаться на Мешхед и далее на Герат и Кандагар. Только война с Австрией помешала Наполеону принять участие в походе.
Тогда Павел самостоятельно взялся за выполнение этой идеи. В конце 1800 года произошел разрыв дипломатических отношений с Англией, а 12 января 1801 года атаман донских казаков Орлов получил собственноручное письмо Павла, которое гласило: "Поручаю сию экспедицию Вам и Вашему войску, Василий Петрович, соберитесь Вы с оными и выступите в поход к Оренбургу, откуда любою из трех дорог или всеми вместе пойдете с артиллерией прямо через Бухару и Хиву на реку Инд и на заведения англицкие на ней лежащие. Войско того края такого же рода, как и Ваше, так имея артиллерию, Вы имеете полный  авантаж. Приготовьте все к походу. Пошлите своих лазутчиков приготовить или осмотреть дороги, все богатство Индии будет нам наградою за сию  экспедицию..."
Однако отряд, состоящий из более чем 22 тысяч казаков с 24 орудиями, не успев дойти до Оренбурга получил уведомление о смерти императора, задушенного своими придворными при пассивном участии сына Александра. Так по чистой случайности был сорван и этот поход.
В 1808 году Наполеон, который никак не хотел отказаться от идеи индийского похода, прислал в Петербург своего эмиссара Коленкура для дальнейшей пропаганды своего проекта уже при дворе Александра I. Однако русское правительство, охотно соглашавшееся с этим предложением теоретически, пошло напопятую, лишь только дело стало подходить к практическому  осуществлению. Император не хотел ухудшать отношения с Англией, которая всегда была основным потребителем русского хлеба.
С приходом к власти Николая I отношения с Британией начали резко ухудшаться. Проводя иезуитскую политику в отношении стран Ближнего Востока, ему удалось натравить персов на афганцев, за спиной которых стояли англичане, и в результате начавшейся в 1837 году войны город Герат был подвергнут осаде. Персидский шах лично присутствовал среди осаждающих, а вокруг него плели бесконечные интриги английские и русские послы.
С этого времени судьбы двух соседних государств - России и Афганистана переплетаются самым теснейшим образом. Являясь своеобразным буфером между двумя империями, Афганистан просто не мог сохранять нейтралитет и судьба целого народа зависела, порой, от симпатий или антипатий афганских правителей к России и Англии.
В 1837 году Эмир Дост-Мухаммед, который до столкновения с персами придерживался англофильских взглядов, видя, что британский посол Бернс постоянно увиливает от прямого ответа на вопрос о военной помощи в войне с  Персией, решил принять русского посланника Виткевича, который уже продолжительное время жил в Кабуле в  ожидании аудиенции.
Выслушав просьбу эмира, Виткевич начал налево и направо раздавать обещания о финансовой и военной помощи. Это привело к тому, что Россия приобрела  широкую популярность в Афганистане. Но в самую критическую минуту, когда эмиру потребовалась незамедлительная  помощь России, царское правительство  позорно предало доверившийся ему Афганистан, отдав его на съедение англичанам.
Маленькая страна была ввергнута в кровопролитную войну, Дост-Мухаммед бежал в Кундуз. Английский экспедиционный корпус победоносно вступил в Кабул.
Захватив важнейшие перевалы и крупнейшие города, англичане думали, что теперь они закрепились в Афганистане навечно, но не тут-то было, они не учли главного - характера горцев, их свободолюбия, которое, в свое время, испытали на себе грозные воины Александра Македонского. Уже на второй год оккупации они на себе почувствовали всю абсурдность своей затеи.
Вот что писал молодой британский офицер из Кандагара в августе 1840 года:
- Скоро будет три года, как индийская армия отправилась из Фироспура для завоевания этой несчастной страны. Шах Шуржа (ставленник англичан вместо сбежавшего Дост-Мухаммеда) должен был вступить на престол отцов своих и войско должно было возвратиться  потом в Индию. Дело кончено вот уже два года, а мы все еще здесь, правительство не может не нести огромных издержек, с которыми сопряжено занятие Афганистана.  Но можем ли мы возвратиться?  Кругом  во всей стране с каждым днем увеличивается беспокойство. Хайберы, гильджи и дурани взялись за оружие, на посты наши делают нападения, солдат наших убивают перед нашими глазами. Можем ли мы оставить Афганистан в таком  положении и, с другой стороны, переменится ли оно и успокоится ли страна? Никогда, по крайней мере мы до этого не доживем. Не могу сказать вам как ненавидит нас народ, всякий, кто убьет европейца, считается святым. Еще недавно было несколько таких убийств. Мы не можем, не должны здесь оставаться. Мы должны возвратиться, хотя бы с уроном нашей чести...
Предчувствия автора сбылись меньше чем через  полгода:-... Только один знатный британец, тяжело раненый, достиг крепости, на стенах которой трубачи играли беспрестанно мелодии шотландских национальных песен - сигнала для блуждающих по снегам соотечественников. Но тщетны были эти мелодии, на зов их не шли британцы...
Так бесславно погибло на чужбине семнадцатитысячное английское войско.
Бесславно закончилась жизнь и первого официального посланника России в Афганистане - Виткевича. "Как известно, Виткевич покончил с собою, прибыв в Петроград и найдя в нем холодный прием,- писал известный русский востоковед А.Е.Снесарев, - Англичане злорадно передают, что граф Нессельроде будто бы не принял представившегося Виткевича и приказал ему  передать, что "поручика Виткевича не знает, слышал лишь о каком-то авантюристе Виткевиче, который в  последнее время был занят разными интригами в Кабуле и Кандагаре, не имея на них никаких полномочий"".
Следующая русская миссия посетила Кабул лишь через 41 год. Этому предшествовал целый ряд важных политических событий - в связи с Севастопольской кампанией,  в которой Англия принимала участие на стороне Турции. Тогда при дворе российского императора вновь оживилась агитация в пользу индийского похода. Ряд русских генералов представили государю на утверждение несколько проектов похода, наиболее перспективным из которых был план генерала М.Д. Скобелева. По повелению Александра II он разработал  основные концепции военной кампании, которые в дальнейшем стали краеугольным камнем планирования боевых действий на восточном театре военных действий.
В 1878 году, руководствуясь разработками и рекомендациями генерала Скобелева была предпринята  действительная попытка, которая должна была служить  подготовительной операцией для военных действий против Афганистана и Индии. "Но именно тогда уже  обнаружились трудности, которые предстояло преодолеть при этом предприятии, не исключая и того, что собранных тогда двадцати тысяч человек было недостаточно для осуществления этого похода"- говорится в "Сведениях касающихся стран, сопредельных с Туркестанским военным округом" подготовленных Генерального штаба полковником Грулевым в 1900 году.
В одном из разделов этого документа озаглавленного "Значение Афганистана в Русско-Английской борьбе" изложены основные мысли и предложения генерала Скобелева: "Во всей этой борьбе поведение афганского эмира будет иметь весьма важное, если не решающее значение. Если, например, правитель Афганистана вздумает оборонять проходы и долины Кабула  против наступления  английских войск, и если, он вызовет при этом восстание горных племен Кафиристана, то задача англичан будет затруднена до крайности; и наоборот, если эмир примкнет к англичанам против русских и закроет этим последним Бамианский проход и другие перевалы Гиндукушские, то русским, пожалуй, вся эта операция представится очень трудной, чтобы напрягать усилия в горных теснинах при перспективе  дебуширования (развертывания войск на глазах у противника) в виду сосредоточения англо-индийских войск.
Не подлежит сомнению, что в борьбе между Россией и Англией, и боевые силы Афганистана, не смотря на их азиатские свойства, приобретут выдающееся значение. Трудно указать на численность афганских войск, которая не может быть известной с той же точностью, как силы европейские государств, но какова не была бы численность афганских войск, важно то, что в предполагаемой войне с обеих сторон действующие войска  будут участвовать небольшими корпусами и отрядами. Поэтому присоединение афганских войск к той или другой из борющихся сторон окажет существенное влияние на ход действий.
Та сторона, которая выйдет победительницей сначала в дипломатической борьбе, будет клонить и к решительным боевым действиям..." Руководствуясь этими рекомендациями в августе 1878 года была принята попытка возобновить отношения с Афганистаном. В Кабул выехал  генерал Столетов, отличившийся на поле брани во время русско-турецкой войны 1877-78 годов, но не блиставший ни умственными способностями, ни дипломатическим дарованием. По случайному совпадению Столетов выехал из Ташкента как раз в день открытия Берлинского конгресса, который закреплял новый передел  мира. Не успело посольство доехать до Кабула, как им была получена ташкентская почта, извещавшая об окончании работы конгресса. Генерал-губернатор Туркестанского края Кауфман  советовал Столетову, воздержаться от каких бы то ни было решительных мер, и даже пустых обещаний.
11 августа посольство "Белого царя" на слонах въехало в Кабул. Почести, оказанные миссии в столице произвели впечатление даже на видавшего виды генерала. "Как хотите, а это чисто царская встреча,"- не скрывая своего восторга, ликовал Столетов.
Через несколько дней, после того как русские прибыли в Кабул, англо-индийское правительство известило эмира об отправлении в столицу своего посольства во главе с Н.Чемберленом.
           Эмир Шир-Али-Хан обратился за советом к Столетову, который, нисколько не задумываясь о последствиях, рекомендовал не принимать англичан. Тут же от имени России он надавал щедрых обещаний о финансовой и военной помощи в случае нападения англо-индийских войск. Однако возможность прибытия в Кабул  англичан  так  напугала бравого генерала, что он решил немедленно обратиться в бегство, не разрешая своим спутникам брать никаких вьюков и в десять дней был уже на границе.
Верный своему слову эмир так и не пустил английскую  миссию  в Кабул. Чемберлен потерпев фиаско вернулся в Пешевар.
2 ноября, по настоянию Лондона, Шир-Али-хану был направлен ультиматум с грозным предупреждением, что в случае нового отказа в приеме посольства будут открыты военные действия. Полагаясь на заверения Столетова о поддержке Россией анти английского курса Афганистана, эмир ответил на ультиматум пренебрежительным молчанием. Англия объявила войну. Говоря о причинах ее побудивших, британский фельдмаршал Робертс, не без остроумия, замечал: "Поучительно обратить внимание, как замечательно схожи были обстоятельства, приведшие к первой и ко второй афганской войне, то есть присутствие русских офицеров  в Кабуле".  Это довольно - таки меткое наблюдение английского полководца, по моему, осталось актуальным и в наше время.
В критическое для Афганистана время, когда англо-индийские войска шли на Кабул, эмир вместо конкретной помощи получал одно за другим письма за подписью Кауфмана. Вот выдержка из одного такого послания: "Считаю нужным уведомить Ваше Высочество, что англичане, как мне точно известно, намерены сделать новую попытку примириться с Вами. Со своей стороны, я, как друг Ваш, думая о будущем, советую Вашему Высочеству, если англичане, как я уверен, сделают шаг к  примирению,  дать им ветвь мира".
Вот уж поистине, как говорится, в известной афганской пословице, дружба сильного со слабым, что дружба погонщика с ослом.
А британцы, захватив Кабул и все ключевые дороги и перевалы, то и дело проводили карательные операции, чтобы хоть на время очистить прилегающие к  столице ущелья от повстанцев. Горцы вновь показали свои зубы.
За сотню лет до начала еще более кровопролитной афганской войны, в конце 1879 года командующий  сильно поредевшим экспедиционным корпусом генерал Робертс, не выдержав постоянных нападений повстанцев, спешно покинул осажденный со всех сторон Кабул. Немало сил и средств пришлось затратить прежде чем столица была захвачена вновь.
- Я не вижу причин, - писал Робертсу вице-король Индии лорд Литтон в начале 1880 года, - почему бы нам не следовало тотчас по прибытии в Кабул заняться приготовлением нашего ухода из этой мышеловки.
До конца 1880 года продолжалась вторая англо-афганская война. Только после полного поражения под  Кандагаром, когда афганская армия перестала существовать, над горами воцарил недолгий относительный мир. Британский ставленник Абдурахман-Хан полностью подчинившийся воле вице-короля Индии ни в какие сношения с соседними странами больше не вступал.
Занятие русскими войсками Мерва в 1884 году вызвало в правительственных кругах Великобритании  большую тревогу, в связи с тем, что располагаясь на  пересечении множества караванных путей этот город был, по сути дела, ключом к торговле с Востоком. Англичане начали военные приготовления. Через год между Россией и Англией вспыхнул очередной конфликт, в  который вновь был втянут Афганистан. Конфликт этот завершился вооруженным столкновением русских и афганских войск и занятием Кушки генералом Комаровым. В который уже раз "козлом отпущения" оказался  Афганистан, лишившийся Пендинского оазиса.
Все это,  в конечном и целом, привело к тому, что у афганцев вскоре сложились довольно прохладные отношения со своим  северным соседом. Неприязнь к России была настолько сильна, что  "присланного генералом Ивановым туземца с письмом эмиру Хабибулле, сыну и наследнику Абдурахман-Хана, пришлось взять под свое покровительство, так как присутствующие на дурбаре афганцы хотели предать его смерти".
 В дальнейшем, ни попытки, сменившего на посту генерал-губернатора Туркестана Кауфмана - Иванова, ни другие какие-либо действия Русского правительства направленные на  урегулирование торговых и других отношений с Афганистаном ни к чему не привели. Но это не говорит о том, что афганская карта была выброшена из колоды имперских устремлений России на Восток. Совсем нет. Вместе с другими луноликими козырными картинками она до поры - до времени придерживалась…
Империя, подчиняясь закону самосохранения, должна или расширяться (что неуклонно продолжалось  на протяжении вот уже нескольких столетий) или распадаться. Другого не дано. Вследствие этого к концу XIX века, прибрав к рукам земли Дальнего Востока и Сибири российский император вновь ...положил глаз на Восток. С методической настойчивостью были покорены независимые государства Средней Азии - Хива, Бухара и Коканд.
Несмотря на всяческие препятствия чинимые англичанами на очереди скоро вновь стал Афганистан. И деятельность по вовлечению этой свободолюбивой страны в лоно Российской империи велась не только в торговой или военной областях. Правительственные эмиссары, большие и маленькие с помощью подкупленной азиатской знати пытались  перетянуть на  свою сторону если не народ полностью, то хотя бы племя или род. И это зачастую им удавалось.
Наиболее характерным примером такой политики является обращение ста туркменских старшин и родовых авторитетов к Белому царю  с тем, чтобы он взял под свое покровительство земли туркмен находящиеся по обе стороны Аму-Дарьи, в том числе и относящиеся к  северным провинциям Афганистана. Только  подписание Россией  и другими мировыми державами Гаагской Конвенции 1907 года о разделе сфер влияний на Востоке, не позволило России взять в свое подданство афганских туркмен.
Дальнейшему завоеванию Востока помешала революция 1917 года, которая разрушив символы империи и упразднив ее структуру, тем не менее, не смогла уничтожить главного - имперских амбиций, которые вскоре перекочевали из кабинетов и собраний политиков в полонизированные умы масс. Лозунг о неизбежности мировой революции - это ли не возврат  к имперским устремлениям. И не важно хотят или не хотят народы этой революции, за них решит русский пролетариат. Ведь ни для кого не секрет, что некоторые партийные лидеры открыто призывали оказать необходимую, в том числе и военную, помощь Веймарской республике, другим локальным мятежам вспыхнувшим вслед ноябрьскому перевороту, которые не поддержали те ради кого они затевались. Сегодня трудно сказать что удержало Советскую Россию от посылки в Европу революционных дружин. Может быть постоянная грызня между большими и маленькими вождями, может быть наше российское авось, а может быть Его Величество Случай. Тот самый Случай, который  вернул  в  казармы казаков Орлова, посланных  Павлом в неведомый Афганистан и далее в Индию, который всячески препятствовал совместному восточному походу Наполеона и Александра I, который в конце - концов не дал воплотиться в жизнь планам Александра II. Самодержцы, облеченные всей  полнотой власти, за всю историю развития отношений с Востоком, так и не смогли исполнить еще один завет Петра Великого - прорубить окно в Индию. 
Октябрьская революция и установление советской власти в России были восприняты афганским эмиром Хабибуллой-Ханом равнодушно. Он не смог сделать для себя никаких реальных выводов из этого, продолжая во всем слушаться английских советников. Партия младоафганцев, решительно настроенная против британского  засилия  в  стране, выдвинув свою освободительную программу, начала подготовку к государственному перевороту, главной целью которого было освобождение от английского влияния, которое олицетворял проанглийский ставленник Хабибулла-Хан. Власть предполагалось передать его третьему сыну Аманулле.
20 февраля 1919 года, во время нахождения на охоте в своей зимней резиденции - Джеллалабаде, Хабибулла-Хан  был  убит. Сейчас же после получения вести о его смерти, в Кабуле было организовано, при благоприятном отношении видных представителей духовенства и матери Амануллы, провозглашение последнего - эмиром. Но одновременно с этим и находящийся в Джеллалабаде брат Хабибуллы - Насрулла, в свою очередь провозгласил себя эмиром.
Внутренние проблемы были быстро урегулированы, поскольку перевес был на стороне Амануллы, захватившего скоро в свои руки казначейство и получившего признание губернаторов Кандагарской, Гератской и Мазари-Шерифской провинций. Войска тоже оказались на  его стороне. Этим и была в дальнейшем решена судьба  Насруллы-хана, который был заключен в тюрьму, где вскоре и погиб.
Быстро справившийся с внутренней неурядицей Аманулла-Хан провозгласил лозунг борьбы за независимость Афганистана и этим, в конечном счете, отвлек своих внутренних противников от цели захвата престола. Встречая величайшее сочувствие со стороны народа, он начал создавать армию для войны с Англией. Вскоре началась третья  англо-афганская  война, которая закончилась так же как и вторая - сепаратным миром. Но в отличие от предыдущей войны, Афганистан получил право самостоятельно решать все свои  внешне и внутриполитические проблемы.
Видя перовые успехи развития страны, Аманулла-Хан задался целью перестроить страну по своему. В первую очередь он создал   централизованный властный аппарат, в котором строго оговаривались функции отдельных ведомств. Затем была проведена реформа по районированию страны на новых началах и созданию новых административных центров в областях. В Кабуле, при центральном правительстве был  организован Госсовет в составе 25 человек, а на местах - совещательные собрания. Духовенство было окончательно лишено права распоряжаться вакуфными (принадлежащими духовинству) землями, которые были  конфискованы и вскоре распроданы правительством. Права прежних казиев (судей по шариату) были сильно урезаны новыми законами о правосудии, путем введения гражданского, уголовного и военно-уголовного кодексов. Были отменены пытки. Среди ряда других мероприятий следует отметить организацию министерства просвещения и школьной сети по всем городам, учреждение женских школ с  привлечением немецких и французских преподавателей, командировку за границу молодежи для получения общего и военного образования, а также создание ряда военных школ по всем трем основным родам войск под руководством турецкого военно-инструкторского состава. Кроме того, была проведена большая работа по формированию новой армии, оснащению ее современным оружием и даже боевыми самолетами.
Планировалось снятие  чадры  и чалмы, принятие законов об одноженстве и др. Однако эти реформы, резко затрагивающие быт населения, в августе 1928 года, на Всеафганской джирге (законодательное собрание Афганистана) были провалены и в дальнейшем послужили главным аргументом в борьбе духовенства против эмира-реформатора.
Основная часть населения Афганистана, почти совершенно необразованная и некультурная, не смогла понять значение всех этих реформ и оценить прогрессивную деятельность самого Амануллы-Хана. Кроме того, общее положение крестьянства и скотоводов с началом реформ ухудшилась, так как на их плечи легло основное бремя реформ.  Наряду с этим  ограничение прав духовенства, финансовый кризис  внутри страны, рост дороговизны, усиленные поборы  правительственных чиновников, принудительные, зачастую бесплатные повинности населения и ряд других вопросов, вызвали рост социальных, экономических и политических  противоречий.
В условиях внутренней и внешней нестабильности эмир принял решение совершить кругосветный вояж, главной целью которого являлся подъем собственного престижа, пошатнувшегося в результате реформаторской деятельности. Кроме того, Аманулла-Хан хотел получить финансовую и моральную поддержку своему курсу от правительств Европейских и Азиатских стран.
Возвращаясь немного назад, я бы хотел особо остановиться на советско-афганских отношениях после 1917 года.
Первым правительство Амануллы-Хана, в мае  1919 года, признала Советская Россия, которую, в свою очередь, признало Афганское правительство. После обмена  дипломатическими  документами  между  двумя странами  были  завязаны  самые  дружественные отношения. В августе 1926 года в Пагмане (личной резиденции эмира) был подписан Пакт о ненападении между СССР и Афганистаном.
И вот в мае 1928 года Аманулла, принявший к тому времени титул падишаха, прибыл в Советский Союз, где был радушно принят Г.Чичериным, М.Калининым, и по непроверенным данным, самим  "отцом народов", который заверил его, как реформатор -реформатора в том, что деятельность Амануллы-Хана встретит в лице Советского правительства всяческую поддержку.
По приезду на родину падишах форсировал  свою реформаторскую деятельность, что в конце-концов стало последней каплей, переполнившей чашу народного терпения. Осенью 1928 года в стране вспыхнуло восстание под предводительством разбойника Бача-и-Сакао. Поддержанные духовенством и знатью, формирования восставших быстро приближались к  Кабулу. В январе следующего года ополчение племени мингаль, сражавшееся на подступах к  столице, перешло  на сторону Бача, открыв тем самым путь на Кабул.
Видя это, Аманулла отрекся от престола в пользу своего старшего брата Инаятуллы и бежал в Кандагар. Однако эмиром стал не Инаятулла, а главарь повстанцев Бача, захвативший столицу.
Узнав о  воцарении  Хабибуллы (так стал именоваться Бача-и-Сакао), Аманулла выступил из Кандагара во главе десятитысячного войска, послав одновременно гонцов в Москву.
Получив послание экс-эмира, соратники вождя, по всей видимости, долго не задумываясь (приближался полувековой юбилей Иосифа Сталина) намекнули военным, что неплохо бы было отметить эту знаменательную дату каким-нибудь выдающимся военно-политическим событием. И военная машина, подталкиваемая пропагандистской шумихой, заработала. В газетах появились материалы повествующие о сложной обстановке на Советской южной границе. В некоторых статьях слышались открытые призывы направить части РККА в Афганистан, чтобы уничтожить окопавшихся там басмачей во главе с Ибрагим-беком. В Туркестанском военном округе, которым командовал тогда легендарный матрос Дыбенко, началось поспешное формирование спецотрядов. Зачем они и где будут использоваться - об этом знали немногие.
- Наш эскадрон подняли по тревоге ночью, - вспоминает бывший кавалерист РККА В.Т. Поветкин  (Василий Тихонович Поветкин родился в 1905 году, в семье крестьянина-батрака,  в 1927 году  был  призван  в РККА, проходил службу в 81 кавалерийском полку 7 Туркестанской горно-кавалерийской дивизии. Уволен в запас в июне 1929 года. С 1942 по 1944 год воевал в составе действующей армии. В настоящее время В.Т. Поветкин - пенсионер, проживает в г. Алма-Ате).
- Командир эскадрона построил нас на плацу и доложил о сборе по тревоге какому-то неизвестному нам старшему командиру. Тот объявил, что Советское правительство и лично товарищ Сталин возложили на нас ответственную боевую задачу - уничтожить афганские формирования, оказывающие помощь басмаческому движению.
Нашему эскадрону поручалось переправиться через Аму-Дарью и с ходу уничтожить афганский пограничный пост, в дальнейшем продвигаться в направлении на Мазар-и-Шериф. Приказ есть приказ! Всех нас вывели из крепости, где располагалась часть, и приказали снять красноармейское обмундирование. Взамен выдали узбекские чапаны, шаровары и халаты. Кто смог водрузил на голову чалму. Только оружие свое разрешили оставить. После этого, в предрассветной дымке  мы, стараясь не шуметь,  сели в лодку и держа коней в поводу поплыли к противоположному берегу. Афганцы нас явно не ждали и потому их наряд на подступах к посту был снят бесшумно. Заминка произошла у ворот, которые никак не поддавались нашему натиску. Услышав шум на стены небольшой крепостицы высыпали полусонные пограничники, начали палить во все стороны. Эскадрон отступил, оставив под стенами двух убитых. Отведя коней в укрытие мы залегли. Видя, что атака захлебнулась к нам подползли комэск и командир, который ставил  задачу. Он что-то гневно выговаривал нашему комэску после чего тот став во весь рост скомандовал:
- "Эскадрон в атаку вперед !" Взяв винтовки с примкнутыми штыками наперевес мы дружно кинулись на неприступные стены. Кто-то упал не добежав до поста, кто-то укрылся под стенами. Без лестниц и артиллерии наши атаки были бессмысленны. Вскоре это, по видимому, поняли и наши военоначальники. В небе появились боевые аэропланы и пройдя на бреющем полете над постом сбросили вовнутрь несколько бомб. Видя такой поворот событий афганцы, оставшиеся в живых на конях прорвали нашу реденькую цепь, и ушли в глубь своей территории.
Открыв ворота мы вошли в пограничную крепостицу, которая после авиационного налета была  наполовину  разрушена. Во дворе валялись десятки  трупов, слышались крики раненных. Нам было не до них. Комэск приказал похоронить убитых красноармейцев. Сопровождающий нас уполномоченный добавил, чтобы от могил не оставалось и следа. Каким бы приказ абсурдным не был, мы должны были его выполнять. Хоронили погибших в этой непонятной войне подальше от сел и дорог. Сколько было этих тайных могил - десятки или  сотни, не знаю, обманывать не буду, не считал.
После уничтожения поста, наш эскадрон вместе с многими другими довольно - таки разношерстными подразделениями РККА в течении нескольких дней двигался к основной цели похода. Не встретив даже малейшего  сопротивления афганцев мы с ходу захватили провинциальный центр - город Мазар-и-Шериф.
Там нас ждал новый приказ - штурмовать крепость Дейдади,* расположенную невдалеке от провинциального центра, где по данным разведки укрылись мятежники, поддерживающие  басмаческое  движение  на юге СССР.
Неприступные стены крепости пришлось, как и при нападении на пограничный пост, штурмовать без лестниц  и  других  приспособлений. Солдаты ставали  на  плечи друг другу и таким образом пытались влезть на вал предшествующий основным укреплениям. Только когда по дну  рва, опоясывающего крепость потек кровавый ручеек, военноначальники, руководившие операцией вызвали на помощь авиацию.
         

* Дейдади - крупнейшая крепость на севере Афганистана, расположена в десяти километрах от Мазар-и-Шерифа. Дейдади - центр и живое знамя памятного солдатского восстания 1920 года, когда власть в Мазаре и Дейдади была в руках  восставших солдат.
Восставший полк "гунд-кухдамени" состоял из таджиков-кухистанцев и кухдаменцев. Солдаты захватили  Мазар-и-Шериф  и убили командующего войсками.
           Старого, толстого генерал-губернатора Мухамед-Осман-хана по ровной дороге из Мазари в Дейдади, повстанцы вели пешком. Мало того, генерал-губернатора тыкали головой в каждую навозную кучу и затем усаживали его на навоз как на трон.
Аманулла-Хан, разгромивший восстание, перевел полк в Маймене. Во время гражданской войны солдаты вновь захватили Дейдади, старую свою крепость. Правда, гарнизон Дейдади объявил покорность, грамоты руководителей восстания о подданстве были приняты падишахом, но "место может состариться, умереть же никогда". Эту турецкую пословицу в Афганистане хорошо помнят…
 
- После непродолжительного отдыха поступил приказ двигаться в Кабул, через труднодоступный перевал Саланг. В те времена дорога в столицу была всего-навсего широкой караванной тропой с множеством небольших сторожевых башен, которые приходилось каждый раз брать штурмом. Когда силы войск начали истекать, поступила новая команда - бросать все, с таким трудом захваченные крепости, и возвращаться назад. В Мазар-и-Шерифе нас приветствовал какой-то большой  афганский  военноначальник  в форме с золотыми позументами, которого все называли Ваше величество (во всяком случае об этом говорил нам переводчик-таджик)  Поблагодарив войска за помощь, он приказал выдать каждому из нас афганские деньги (серебряные рубленые  слитки). Ночью нас вновь подняли по тревоге и стараясь производить как можно меньше шума мы вышли из города и спешно направились к границе.
Всех участников боевых действий  выстроили на  берегу Аму-Дарьи, невдалеке от Термеза и зачитали приказ, в котором от имени Советского правительства нам была объявлена благодарность. В заключении большой командир с малиновыми петлицами предупредил всех, что даже под страхом смерти никто из нас не имеет права разглашать военную тайну о нашем походе в Афганистан.
Вскоре нам возвратили прежнее обмундирование, а заодно отобрали серебро,  выдав взамен по червонцу...
Потом, уже много позже, бывший красноармеец Поветкин узнал, что многие из его сослуживцев, те, кто вместе с ним воевал в Афганистане, были репрессированы, большая часть из них расстреляна или не вернулась из ГУЛАГа.
До сегодняшнего дня В.Т. Поветкин не  знал, почему им пришлось тайно не только входить, но и выходить из Афганистана. О том, что предшествовало походу я уже говорил выше. А причина бегства " союзнического войска" проста как мир - поход экс-эмира был подготовлен из рук вон плохо и встретившись в начале мая с многочисленными силами Бача, приверженцы Амануллы потерпели поражение. Эмир сбежал, покинув Афганистан уже насовсем.
Несколько по другому описывает эту первую советско-афганскую авантюру, один из главных исполнителей сталинских замыслов на Востоке, бывший начальник Восточного сектора советской разведки и ее резидент в Персии и Турции - Георгий Агабеков:
- По приказу Сталина 800 отобранных красноармейцев-коммунистов, переодетых в афганскую форму, были сконцентрированы на берегу Аму-Дарьи под городом Термез и готовились к переправе через реку на афганский берег. Баржи, каюки, моторные лодки со всей реки были пригнаны сюда для переправы войск. Ранним утром эскадрилья из шести аэропланов, груженных бомбами, с  установленными на них пулеметами, поднялись с Термезского аэропорта. Набрав высоту, аэропланы направились к противоположному берегу реки, где находился афганский погранпост Патта-Гиссар, охраняемый  полусотней солдат. Услышав шум моторов афганские солдаты высыпали из своих укрытий поглазеть на аэропланы, полагая, что они направляются в Кабул. Но они ошиблись. Сделав два круга, аэропланы снизились над заставой и  внезапно пулеметный огонь обрушился на афганских солдат. Несколько бомб, сброшенных на глинобитное здание поста, убили одних и похоронили под развалинами остальных. Все это заняло несколько минут.
В то же время красноармейский отряд, спокойно погрузившись на лодки и баржи, переправился на афганский берег. Гарнизон другой заставы, Сия-Герта в сто сабель был полностью уничтожен пулеметным огнем.  На следующее утро Красная Армия взяла штурмом и город Мазар-и-Шериф, причем пехота, позабыв, что ей нужно играть роль афганцев, пошла в атаку с традиционным русским "Ура!!!", а после захвата города на его улицах сплошь и рядом слышался отборный русский мат. Повсюду валялись  изуродованные трупы защитников города, около трех тысяч. На следующий день переодетые под афганцев красноармейцы двинулись дальше, пристреливая попадавшихся на пути жителей, чтобы они никому не сообщили о советском  вторжении. Сталин надеялся создать просоветское правительство Афганистана из местных экстремистов, а когда это не удалось, отдал приказ красноармейцам возвратиться. Проходя на обратном пути через Мазар-и-Шериф, они прихватили с собой весь каракуль, хранившийся на складах города - в качестве компенсации  за  расходы, понесенные  советами  на организацию этой экспедиции...
Трагична судьба самого Георгия  Агабекова. Вот что вспоминает бывший секретарь И. Сталина Б. Бажанов:
- В 1930 году,  вскоре после неудавшегося похода в Афганистан, он переводится резидентом ГПУ в Турцию, на место Блюмкина. В это время он сильно подозревает, что если его вызовут в Москву, то это для того, чтобы  расстрелять. К тому же он переживает роман своей жизни: он влюбился в молоденькую, чистенькую англичаночку, которой  признается, что он чекист и советский шпион. Англичаночка приходит в ужас и из Турции возвращается в Англию.  Агабеков покидает свой чекистский пост и по подложным документам следует за нею. Родители ее сообщают обо всем этом властям и Агабекову приходится уехать во Францию. Здесь становится очевидным,  что он с советами порвал.
По требованию Советов, его из Франции высылают (основание есть - он приехал по подложным документам), и ему в конце - концов дает убежище Бельгия. Он пишет книгу "ЧК за работой",  которая  выходит на русском и французском языках.
За Агабековым ведется правильная охота. В 1937  году во время испанской  гражданской войны ... его убивают,  и труп его,  затянутый на испанскую территорию в горы,  находят только через несколько  месяцев...
Рассказывая об этой, мало кому известной афганской экспедиции, я хочу подчеркнуть преемственность экспансионистской политики правительственной верхушки во все времена тоталитаризма.
        Сделав поправку на современное оружие и технику,  мы получили всем теперь известную картину вторжения восьмидесятипятитысячной армии в Афганистан накануне Рождества Христова 1979 года. За афганскую неудачу Сталина, его наследники взяли реванш полвека спустя, как раз в период прошедшего незаметно 100-летия со дня рождения Вождя всех народов.
               Воистину ... и все возвращается на круги своя !
                Автор               














ГЛАВА  ПЕРВАЯ

    Афганистан. Кабул. Резиденция Н. М. Тараки.
 В кабинете Генерального секретаря ЦК НДПА*1,  Председателя Революционного  совета  ДРА  Нур Мухаммеда Тараки собрались главком Сухопутных войск генерал армии Павловский И. Г.  и посол СССР в Афганистане Пузанов А.М., с ними переводчик и стенографистка. После обмена приветствиями, разговор начал посол:
    - Мы с генералом рады приветствовать вас,  уважаемый Председатель Тараки.  Да  будут  годы вашей драгоценной жизни такими же плодотворными и великими, как успехи Великой афганской революции. Вижу, что вы здоровы и, как и прежде, активно работаете над претворением программы НДПА в жизнь. Что, как и прежде, Вы превыше всего ставите долг коммуниста и истинного друга нашей страны. Я искренне рад,  что мне выпала высокая миссия передать Вам личное послание нашего горячо любимого и всеми уважаемого вождя и учителя,  Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР товарища Леонида Ильича Брежнева.
    Пузанов достал из папки запечатанный конверт и протянул его  адресату.  Несмотря на расточаемую послом лесть,  Тараки хмур.  Седеющие волосы на голове растрепаны.  Под глазами мешки.  Видно, что он провел бессонную ночь.
    Причин для его беспокойства множество.  И  Пузанов,  и  Павловский знали о  них прекрасно. Несмотря на неоднократные обращения Тараки о необходимости ввода советских войск в Афганистан, советское руководство старалось всячески оттянуть решение этого вопроса.
     Нур Мухаммед внимательно слушал перевод личного письма Брежнева в надежде узнать  окончательный ответ  на  свои неоднократные запросы о военной помощи.  Он  помнил их,  эти просьбы,  которые передавал не только дипломатическим путем, но и в личных беседах с руководителями Советского Союза.
Тараки почти дословно помнил и разговор, состоявшийся между ним, Косыгиным, Громыко, Устиновым и Пономаревым 20 марта 1979 года, во время его визита в Москву:
«А. Н. Косыгин. Политбюро поручило нам обсудить с Вами все вопросы, по которым Вы считаете нужным обменяться мнениями. Как я уже говорил Вам, на 18:00-18:30 запланирована Ваша встреча с Л. И. Брежневым.
Мы вначале предполагали предоставить Вам первому слово, но поскольку с Вашей стороны уже ставился один важный вопрос, то я хотел бы сначала изложить наше мнение, а затем мы со всем вниманием выслушаем Вас…
Мы внимательно обсуждали положение дел, создавшееся в вашей стране, искали такие пути оказания вам помощи, которые в наилучшей степени отвечали бы интересам нашей дружбы и вашим отношениям с другими странами. Пути решения возникших у вас проблем могут быть разными, но наилучшим из них является путь, который сохранил бы авторитет вашего правительства в народе, не испортил бы отношений Афганистана с соседними государствами, не нанес бы ущерба международному престижу вашей страны. Нельзя допускать того, чтобы дело выглядело таким образом, будто бы вы не смогли сами справиться со своими собственными проблемами и пригласили на помощь иностранные войска. Хотел бы привести пример Вьетнама. Вьетнамский народ выдержал тяжелую войну с США и сейчас борется с китайской агрессией, но никто не может обвинить вьетнамцев в том, что они использовали иностранные войска. Вьетнамцы сами мужественно защищают свою родину от агрессивных посягательств. Мы считаем, что у вас в стране есть достаточно сил, чтобы противостоять вылазкам контрреволюции. Их надо только по-настоящему объединить, создать новые воинские формирования. По телефону мы говорили с Вами о том, что к созданию новых воинских частей нужно приступить уже сейчас с учетом того, что какое-то время потребуется на их обучение и подготовку. Но и в данный момент вы располагаете достаточными силами для того, чтобы справиться с создавшейся ситуацией… Мы будем вам оказывать помощь всеми возможными средствами — поставлять вооружение, боеприпасы, направлять людей, которые могут быть вам полезными в обеспечении руководства военными и хозяйственными делами страны, специалистов для обучения вашего военного персонала обращению с самыми современными видами оружия и боевой техники, которые мы вам направляем. Ввод же наших войск на территорию Афганистана сразу же возбудит международную общественность, повлечет за собой резко отрицательные многоплановые последствия. Это, по существу, будет конфликт не только с империалистическими странами, но и конфликт с собственным народом. Наши общие враги только и ждут того момента, чтобы на территории Афганистана появились советские войска. Это им даст предлог для ввода на афганскую территорию враждебных вам вооруженных формирований. Хочу еще раз подчеркнуть, что вопрос о вводе войск рассматривался нами со всех сторон, мы тщательно изучали все аспекты этой акции и пришли к выводу о том, что если ввести войска, то обстановка в вашей стране не только не улучшится, а наоборот, осложнится. Нельзя не видеть, что нашим войскам пришлось бы бороться не только с внешним агрессором, но и с какой-то частью вашего народа. А народ таких вещей не прощает. Кроме того, как только наши войска пересекут границу, Китай и все другие агрессоры получат реабилитацию.
Мы пришли к выводу, что на данном этапе наилучшими, с точки зрения оказания вам наиболее эффективной поддержки, будут методы нашего политического воздействия на соседние страны и предоставление большой и разносторонней помощи. Таким путем мы достигнем гораздо большего, чем вводом наших войск. Мы глубоко убеждены, что политическими средствами, которые предпринимаются и с нашей и с вашей стороны, мы можем одолеть врага…
Н. М. Тараки. Очень признателен Вам за обстоятельное изложение позиции советского руководства по вопросу, который я хотел обсудить. Я тоже говорю прямо, откровенно, как ваш друг. Мы, в Афганистане, также считаем, что возникающие проблемы должны в первую очередь решаться политическими средствами и что военные акции должны носить вспомогательный характер…
Мне хотелось бы затронуть вопрос о нуждах афганской армии. Мы бы хотели получить бронированные вертолеты, дополнительное количество бронетранспортеров и боевых машин пехоты, а также современные средства связи. Если будет изыскана возможность направления персонала для их обслуживания, то это было бы очень большой помощью нам.
Д. Ф. Устинов. Речь, видимо, идет о вертолетах МИ-24, которые имеют пуленепробиваемую броню. Таких вертолетов вам будет поставлено 6 штук в течение июня-июля и еще 6 штук в четвертом квартале этого года. Может, нам удастся приблизить сроки поставок.
Н. М. Тараки. Мы очень нуждаемся в таких вертолетах, и было бы хорошо, если бы они поступили вместе с пилотами.
А. Н. Косыгин. Мы, конечно, можем направить специалистов, которые обслуживали бы эти вертолеты на аэродроме, но, конечно, не боевые экипажи. Мы уже говорили с Вами по этому вопросу.
Д. Ф. Устинов. Вам нужно готовить своих пилотов. У нас обучаются ваши офицеры, и мы можем ускорить их выпуск.
Н. М. Тараки. А может быть, нам взять вертолетчиков из Ханоя или из какой-либо другой страны, например Кубы?
А. Н. Косыгин. Как я уже говорил ранее, мы много помогали и помогаем Вьетнаму, но вьетнамцы никогда не ставили вопрос о направлении им наших вертолетчиков. Они сами говорили нам, что им нужны только технические специалисты, а боевые экипажи они сформируют из своих людей…
Н. М. Тараки. Мы очень бы хотели, чтобы поставка вертолетов была ускорена. В них есть очень большая нужда.
А. Н. Косыгин. Мы дополнительно рассмотрим вашу просьбу и, если удастся, мы ускорим поставку вертолетов.
Д. Ф. Устинов. Но вы должны одновременно позаботиться  о пилотах для этих вертолетов.
Н. М. Тараки. Конечно, мы сделаем это. Если мы не найдем их у себя, то поищем в других странах. Мир большой. Если вы не согласитесь на это, то мы будем искать пилотов среди афганцев, обучающихся у вас, но нам нужны преданные люди, а среди афганских офицеров, которые были направлены на учебу в Советский Союз раньше, есть много «Братьев мусульман» и прокитайцев.
Д. Ф. Устинов. В этом году заканчивают учебу 190 афганских офицеров, из которых 16 чел. летчиков и 13 чел. вертолетчиков. Через главного военного советника в Афганистане генерала Горелова мы передадим вам список выпускников по специальностям. Вы сами сможете произвести отбор нужных вам людей.
Н. М. Тараки. Хорошо. Мы сделаем это. Однако трудность заключается в том, что мы не знаем людей, принадлежащих к контрреволюционным группировкам. Нам лишь известно, что при Дауде в Советский Союз засылались члены организации «Братья мусульмане» и прокитайской группировки «Шоалее Джавид». Мы постараемся разобраться.
А. Н. Косыгин. Вы, видимо, ставите вопросы о поставках военной техники с учетом того решения, о котором мы сообщили в Кабуле вчера вечером? В этом решении речь идет о крупных военных поставках…
Н. М. Тараки. Нет. Мне, видимо, не успели о нем доложить.
А. Н. Косыгин. Скорее всего, этот документ поступил перед Вашим вылетом в Москву. Вот о  каких решениях в этом документе говорится. В марте с. г. вам будет дополнительно и безвозмездно поставлены 33 шт. БМП-1, 5 шт. МИ-24, 8 шт. МИ-8Т, а также 50 шт. БТР-60пб, 25 шт. бронированных разведавтомобилей, 50 шт. противосамолетных установок на подвижных средствах, зенитная установка «Стрела». 18 марта к вам уже направлено 4 вертолета МИ-8, 21 марта поступит еще 4 вертолета. Все это вам предоставляется безвозмездно.
Н. М. Тараки. Благодарю за такую большую помощь. В Кабуле я более подробно ознакомлюсь с этим документом…
Д. Ф. Устинов. В связи с дополнительными поставками военной техники, видимо, возникает необходимость в дополнительном направлении в Афганистан военных специалистов и советников.
Н. М. Тараки. Если вы считаете, что такая потребность существует, то мы, конечно, примем их. А не разрешите ли вы все-таки использовать нам пилотов и танкистов из других социалистических стран?
А. Н. Косыгин. Когда мы говорим о наших военных специалистах, мы имеем в виду техников, которые обслуживают военную технику. Я не могу понять, почему возникает вопрос о пилотах и танкистах. Этот вопрос для нас совершенно неожиданный. И я думаю, что соцстраны вряд ли пойдут на это. Вопрос о направлении людей, которые сели бы в ваши танки и стреляли в ваших людей,— это очень острый политический вопрос…
Н. М. Тараки. Насколько я понял из состоявшейся беседы, вы предоставляете и будете предоставлять нам помощь, но вы не гарантируете нас против агрессии.
А. Н. Косыгин. В такой плоскости мы с Вами вопроса не обсуждали. Мы говорили о данном этапе, о том, что сейчас наиболее эффективными являются средства политической защиты вашей страны. Вы не должны понимать нас так, как будто бы мы оставляем вас на произвол судьбы.
Н. М. Тараки. Существуют три вида поддержки — политическая, экономическая и военная. Два вида помощи вы нам уже оказываете, а как вы поступите, если на нашу территорию будет совершено нападение извне?
А. Н. Косыгин. Если будет иметь место вооруженное вторжение на вашу территорию, то это будет совершенно иная ситуация. А сейчас мы делаем все для того, чтобы такого вторжения не было. И я думаю, что это нам удастся достичь…»
В состоявшимся позже разговоре с  Л. И. Брежневым, где он опять-таки просил его об оказании помощи Афганистану советскими войсками, лидер КПСС сказал, что, «…по мнению советского руководства, посылать войска, а тем более наносить бомбо-штурмовые удары с территории СССР не стоит. В Афганистане достаточно опытных советников, которые могут помочь в ликвидации контрреволюционного выступления".
Под напором резко меняющейся в Афганистане военно-политической обстановки, его обращения к советским руководителям и военным советникам самого различного ранга становились все более и более настойчивыми:
     14 апреля 1979 года он просил направить в ДРА 15-20 советских боевых вертолетов с экипажами;
     16 июня - направить в ДРА советские экипажи на танки  и  БМП  для охраны правительства, аэродромов Баграм и Шинданд;
     11 июля - ввести в Кабул несколько  советских  спецгрупп  численностью до батальона каждая;
     19 июля - ввести в Афганистан до двух дивизий;
     20 июля - ввести в Кабул воздушно-десантную дивизию;
     21 июля - направить в ДРА 8-10 вертолетов Ми-25 с советскими экипажами;
     24 июля - ввести в Кабул три армейских подразделения;
     12 августа - необходимо скорейшее введение в Кабул советских подразделений;
     21 августа  -  направить в Кабул 1,5-2 тысячи советских десантников. Заменить афганские расчеты зенитных средств советскими расчетами;
     25 августа - ввести в Кабул советские войска.
     Эта последняя,  настоятельная просьба Тараки была передана напрямую Брежневу,  в этом главу правительства заверили в советском посольстве.  Это был последний шанс удержать пошатнувшуюся власть с  помощью советских штыков...
     Выслушав перевод письма до конца, Тараки нужного ответа так и не услышал. В письме вновь были лишь пространные рассуждения и наставления:
    «...Поспешный  ввод советских войск считаю пока преждевременным.
       Нам в этом сложном международном вопросе пора учиться у Запада: постепенно создавать,  общественное мнение,  которое было бы  благоприятным нашему будущему военному сотрудничеству и только тогда решать вопрос о вводе войск.
     А для того, чтобы мнение большинства международных сообществ было на нашей стороне,  необходимо в первую очередь решить  внутриафганские проблемы. Первым шагом на этом пути должно быть скорейшее примирение с Амином. Зачем выносить сор из избы?»
От этих слов у Тараки скулы свело.  И этому была достаточно веская причина.  К сентябрю 1979 года важную роль в  развитии  афганской  революции начал играть Хафизулла Амин.  Он стал главой правительства и министром обороны.  В его руках практически была сосредоточена вся внутренняя и внешняя  политика страны.  Его стремительное продвижение на поприще власти не могло не тревожить честолюбивого Генсека НДПА.
       В начале сентября Х. Амин настоял на  необходимости его поездки в Гавану, на сессию глав неприсоединившихся государств. Только несколько дней спустя Тараки понял, для чего все это Амину понадобилось. Он  просто надеялся в его отсутствие завершить мероприятия по подготовке к захвату власти в стране. Безуспешные попытки советского руководства отговорить Н. Тараки от этой поездки не увенчались успехом — тогда он еще продолжал слепо верить X. Амину. Возвращаясь из поездки на Кубу, во время остановки и беседы с советскими руководителями в Москве Н. Тараки еще раз был предупрежден о неблаговидной деятельности X. Амина. От Л. Брежнева и Ю. Андропова он услышал известия, которые заставили его хорошенько призадуматься: X. Амин во время его отсутствия фактически отстранил от должностей самых верных и преданных ему людей. Однако Тараки давали понять,  чтобы он не беспокоился, что в скором времени грядут значительные  перемены.     Генсек НДПА подумал, что дни Амина сочтены, и с чувством глубокого удовлетворения вернулся на Родину.
            Советские руководители сначала хотели направить для охраны Генсека НДПА «мусульманский» батальон. 10 сентября командиру батальона, майору X. Халбаеву была поставлена задача сдать все документы, партийные и комсомольские билеты, выдвинуться на ташкентский аэродром, там всему личному составу переодеться в афганскую военную форму и вылететь в Кабул. Однако когда батальон прибыл на аэродром, последовала команда: «Отставить». По непроверенным данным Ю. Андропову якобы удалось убедить тогда Л. И. Брежнева, что направлять батальон нет необходимости, так как X. Амин будет уже в ближайшее время нейтрализован. Руководство КГБ планировало операцию по захвату Премьер-министра Афганистана во время его поездки на аэродром, для встречи прибывающего из Москвы Тараки. Однако акция по устранению X. Амина провалилась, он поехал на аэродром встречать «учителя» по другой дороге, далеко объехав устроенную  на него засаду.
    В Кабульском  аэропорту,  увидев  среди встречающих своего врага, Тараки вздрогнул от неожиданности и нахлынувшей ярости.  Он и Амин, сдерживая в душе  ненависть друг к другу,  улыбались,  как самые близкие друзья, а потом троекратно расцеловались. Этого требовал этикет. Этого требовала партийная этика.
  С тех пор противостояние двух лидеров нарастало.  Тараки потребовал для охраны своей резиденции полк,  увеличил штат телохранителей.  Но принятые меры не могли развеять его подозрительности,  его постоянного страха перед неминуемым переворотом…
     - Но  Амин  хочет моей смерти.  Он стоит во главе армии и в любой момент может совершить переворот, - резким,  переходящим в крик голосом начал Тараки, словно продолжал спор с автором письма, Л. Брежневым.
     - Я вас неоднократно предупреждал раньше,  когда с  Амином  можно было  расстаться безболезненно, - вставил свое слово посол, - и вот сейчас он набирает силу с каждым днем.  У него все больше и  больше  сторонников  не только  в  армии,  но  и внутри партии.  Вы так увлеклись гонениями на "парчамистов"*2,  что забыли об укреплении своих позиций в рядах  "халька"*3.  Теперь  ни для кого не секрет,  что Амин имеет большинство своих сторонников и среди "халькистов". Для того, чтобы стать во главе Афганистана, ему достаточно провести пленум ЦК НДПА, на котором его, вне всякого сомнения, единогласно изберут генсеком. Но...- посол замялся, - … но нам нет резона менять руководство, скажу большее, я знаю, что Амин не симпатичен лично товарищу Брежневу и потому здесь генерал Павловский. Прежде чем решать вопрос о вводе наших войск в Афганистан, мы должны все взвесить, просчитать, увидеть собственными глазами. Ваше мнение, Иван Григорьевич?
     - Передо мной ставилась, в общем-то, задача организовать помощь командованию афганской Народной армии в очистке территории ДРА от душманов*4.  Ряд  операций  прошли  успешно,  окружены и уничтожены несколько крупных бандформирований.  Считаю,  что Народная армия  сама  в  силах справиться с душманами. Считаю также, что пока нецелесообразно вводить в Афганистан советские войска. Я уже докладывал об этом министру обороны товарищу Устинову.
     Ни Тараки,  ни Пузанов не ждали такого прямого  ответа  и  потому последние слова генерала прозвучали в гробовой тишине.
     - Значит,  бросаете меня на произвол судьбы, -  угрюмо произнес Тараки.
     - Вопрос о вводе войск еще окончательно не решен, - попытался исправить положение посол.
     Слова эти ни к чему не обязывали его,  но вселяли надежду в Тараки.  Услышав эти слова, генсек  НДПА удовлетворенно отдувался в кресле,  словно после тяжелой пробежки.
       Когда он немного отошел, посол добавил:
     - Советско-афганская  дружба, международный интернационализм, в нынешних достаточно сложных условиях,  проходят испытание на прочность. Империалисты и их пособники расширяют необъявленную войну против революционного Афганистана и поэтому Советский Союз,  верный своему дружественному долгу,  изыщет возможности оказать действенную помощь афганскому народу.  В этом многоуважаемый Генеральный секретарь НДПА может быть уверен.  Мы никогда  не бросали и не бросим в беде своих истинных друзей.
     Тараки встал, подошел к послу, крепко пожал ему руку.
     - А  теперь я хотел бы присутствовать при вашем примирении с Амином, твердо и многозначительно сказал Пузанов.
     - Но  Амин в последнее время не выезжает из своей крепости.  Даже  на партийные мероприятия посылает своих заместителей. Он ни за что не приедет ко мне, - словно оправдываясь перед послом, ответил Тараки.
     - А Вы скажите, что его хотим видеть мы, - предложил Пузанов.
    - А, что, это неплохая идея, - загорелись глаза у Генерального секретаря ЦК НДПА.
     Тараки снял трубку прямого телефона,  связывающего его с резиденцией главы правительства.
     - Товарищ  Амин,  я  прошу вас  приехать  ко мне. С Вами хотят поговорить наши советские друзья. Товарищи Пузанов и  Павловский.
     Положив трубку, Тараки чему-то незаметно  ухмыльнулся. Подойдя к своему рабочему столу, он написал на листе бумаги несколько строк, и подозвал стенографистку, передал записку ей, приказав передать ее начальнику своей личной охраны.
     - Амин  будет минут через тридцать, - после продолжительного молчания, сказал Тараки.
     За те несколько минут, что Генсек НДПА разговаривал с Амином и писал записку, он неузнаваемо изменился.  С лица исчезла маска удрученности и подозрительности.  В  глазах  появился удовлетворенный блеск,  словно он только что решил для себя какой-то важный вопрос и теперь ждал его результата.  Чтобы  скоротать  время  до приезда ненавистного гостя,  он предложил высоким русским гостям посмотреть его новые книги, еще пахнущие типографской краской.  Их богатое оформление вызвало у посла искреннее восхищение.
 - Здесь  мои  последние  произведения  - поэзия,  проза,  переводы, - скромно отозвался на похвалу Тараки.
- Сейчас я работаю над новой  книгой о революции, об афганско-советской дружбе. Хочу показать развитие революционного процесса в мусульманском мире через призму  марксизма-ленинизма.
     Следом за книгами,  на столе, словно невзначай, появились новенькие, хрустящие банкноты с изображением Тараки.
 - Правительство приняло решение о замене денег с изображением эксплуататоров и королей, - потупив глаза, сказал он.
    Потом кто-то из помощников внес серебряный поднос, накрытый парчовой тканью.  Под ней, в оклеенных бархатом коробочках лежали слепящие золотом  медали  с изображением "вождя".  Тараки любил почести и лесть.  И только  Амин мешал ему купаться в золоте славы.
    Вскоре к резиденции Тараки подъехала машина.  Хлопнули дверцы. Генсек подошел к окну. Напружинился. Он с нетерпением ждал момента, когда начальник охраны выполнит его приказ.
    Амин прибыл без обычного эскорта.  Лишь его личный телохранитель шел впереди,  да водитель затаился в глубине "Мерседеса".  Амин, видя, что его никто не встречает, насторожился, но, заметив в окне красную, лощеную физиономию посла, успокоился.
   Зашел в фойе. Охранник  спросил у встретившего Амина офицера, где находится товарищ Тараки, но тот ничего не сказав, только махнул рукой в сторону лестницы, которая вела в апартаменты генсека.
    Премьер-министр со своим охранником не прошли и половины лестницы,  как раздались выстрелы и телохранитель, корчась от боли, повалился на хозяина. Схватив тяжелораненого, Амин под  прикрытием его тела начал медленно отступать к выходу.
    Бросив во дворе труп, он, пригибаясь, добежал до своего бронированного "Мерседеса" и вскоре машина на большой скорости укатила в сторону города.
В комнату вбежала перепуганная жена Генсека НДПА и с порога начала причитать, что убит личный адъютант и телохранитель Тараки –Тарун.
Побледневший Тараки, глядя в окно, на отъезжающий «Мерседес» Х. Амина, сокрушенно произнес:
- Это все… Это конец…
 Стрельба по Амину была воспринята Павловским и Пузановым, как что-то невероятное. Никто из них и в кошмарном сне не мог предположить такого развития событий.
    Тараки несмотря на произошедшее старался быть спокойным, и  делал вид, что ничего особенного не произошло.
    Генерал и посол оказались в глупейшем положении,  в роли живца, на которого Тараки решил поймать опасную рыбину и разом решить свои проблемы. Поняв его замысел, Павловский и Пузанов поспешили ретироваться.
Амин, добравшись до своей резиденции, приказал выстрелить  из  сторожевой  пушки сигнальным снарядом – «знак опасности».  Через полчаса улицы Кабула запрудили танки,  БМП, БТРы. Две специально подготовленные бригады выступили на его защиту. 
В  небе  над Кабулом,  который был занят верными Амину войсками, уже курсировали военные самолеты,  и вертолеты. Срок президентства Тараки исчислялся часами.
    Полк охраны Тараки сопротивлялся вяло. К двум часам ночи его дворец был захвачен войсками, верными Амину.
    17 сентября в Кабуле состоялся пленум ЦК НДПА,  где было объявлено о добровольной передаче власти от Тараки  к Амину.
    21 сентября в прессе появилось сообщение о "скоропостижной  кончине" Тараки и его супруги.


ИНФОРМАЦИЯ  К  РАЗМЫШЛЕНИЮ
 «Секретно»
…В связи с возникновением в руководстве ДРА разногласий, по приказу X. Амина в 9:30 14 сентября с. г. в частях Кабульского гарнизона была введена боевая готовность № 1. В 16:20 по сигналу начальника Генерального штаба Якуба войска вошли во внутреннюю зону города и к 18:00 заняли свои районы обороны.
В 17:50 по кабульскому радио было передано сообщение об изменениях в правительстве ДРА. В это же время в частях гарнизона отстранены от занимаемых постов командир 8-й пехотной дивизии (пд), командиры артиллерийского полка и отдельного танкового батальона 8-й пд, начальники штабов 4-й и 15-й танковых бригад.
В течение ночи в Кабуле сохранялась относительно спокойная обстановка. Все объекты города охранялись войсками, улицы патрулировались усиленными нарядами армейских подразделений. Резиденция Н. М. Тараки блокирована войсками, все линии связи с ней отключены…
Источник информации: из доклада главного военного советника в ДРА, г. Кабул.
15 сентября 1979 г.
                *     *     *

Из закрытого письме ЦК НДПА членам партии от 16 сентября: «Попытка Н. М. Тараки осуществить террористический заговор против товарища Хафизуллы Амина провалилась.
…Товарищ X. Амин проявил свою принципиальность, разоблачая культ личности Тараки. Активные сторонники Тараки — Асадулла Сарвари, Сайд Мухаммед Гулябзой, Шир Джан Маздурьяр, Мухаммед Аслам Ватанджар — всячески способствовали утверждению культа личности Тараки. Он и его группа желали, чтобы значки с его изображением носили на груди халькисты. Товарищ X. Амин решительно выступал против этого и заявил, что даже В. И. Ленин, Хо Ши Мин и Ф. Кастро не допускали подобного при своей жизни.
Н. Тараки при согласии и с одобрения своей банды хотел, чтобы города, учреждения, улицы были названы его именем. Кроме того, предпринимались усилия в целях сооружения большого памятника Н. Тараки, что вызвало резкий протест со стороны товарища X. Амина.
…Банда Н. Тараки постепенно самоизолировалась, перестала подчиняться председателю Совета министров страны и действовала, как независимая группа во главе с Н. Тараки…»
Далее в письме «прояснялся» ход событий, происшедших в резиденции Н. М. Тараки, когда там во время посещения Генсека X. Амином возникла перестрелка. Вся ответственность за случившееся и имевшиеся жертвы (напомню, был убит С. Д. Тарун, а также тяжело ранен личный адъютант Амина Вазир Зирак, которому советский хирург полковник А. В. Алексеев сделал операцию, и он был направлен в Советский Союз на лечение), естественно, возлагалась на Н. Тараки и его сподвижников.
Источник информации: ЦК НДПА, г. Кабул, (перевод с дари).
16 сентября 1979 г.
                *     *     *
Из указания: «Советским представителям в Кабуле:
1. Признано целесообразным, считаясь с реальным положением дел, как оно сейчас складывается в Афганистане, не отказываться иметь дело с X. Амином и возглавляемым им руководством. При этом необходимо всячески удерживать X. Амина от репрессий против сторонников Н. Тараки и других неугодных ему лиц, не являющихся врагами революции. Одновременно необходимо использовать контакты с X. Амином для дальнейшего выявления его политического лица и намерений.
2. Признано также целесообразным, чтобы наши военные советники, находящиеся в афганских войсках, а также советники органов безопасности и внутренних дел оставались на своих местах. Они должны исполнять свои прямые функции, связанные с подготовкой и проведением боевых действий против мятежных формирований и других контрреволюционных сил. Они, разумеется, не должны принимать никакого участия в репрессивных мерах против неугодных X. Амину лиц в случае привлечения к этим действиям частей и подразделений, в которых находятся наши советники…
А. Громыко». 15.9.1979 г.
                *     *     *

     Совершенно секретно.
     Шифрограмма советским представителям в Кабуле.
      Признано  целесообразным,  считаться с реальным положением дел, которое сейчас складывается в Афганистане.

                *     *     *

«Совершенно секретно»
В ходе беседы Х. Амин повторил свою просьбу о направлении в Кабул батальона советских военнослужащих для его личной охраны в новой резиденции, куда он намерен переехать после 15 октября с.г.
Представитель КГБ.                2.10.79 г.»
*     *     *

12 и 17 декабря представитель КГБ встречался с Х. Амином. Из высказываний Амина заслуживают внимание следующие.
Амин настойчиво проводит мысль о необходимости непосредственного участия Советского Союза в сдерживании боевых действий бандформирований в северных районах ДРА. Его рассуждения сводились к следующему:
- нынешнее афганское руководство будет приветствовать присутствие советских Вооруженных Сил в ряде стратегически важных пунктов в северных провинциях ДРА...
Амин сказал, что формы и методы оказания военной помощи должны определяться советской стороной:
- СССР может иметь воинские гарнизоны в тех местах, в которых сам пожелает;
- СССР может взять под охрану все объекты афганско-советского сотрудничества...
- советские войска могли бы взять на себя охрану коммуникаций ДРА...            
Представитель КГБ в Афганистане...     17.12.79 г."




                ГЛАВА  ВТОРАЯ

Казахстан. Синегорье.
Среди густого сосняка плескалось небольшое озеро, отливающее изумрудной зеленью. На  северной стороне озерца, гранитную скалу, уходящую своей вершиной в прозрачную, легкую синь, лизал легкий прибой, с противоположной стороны пологий, ровный берег, до самого фундамента просторной, двухэтажной дачи, устилал желтый песок. Со стороны скалы, от самого озера вокруг территории дачи тянулась высокая, глухая стена, отделяющая этот неведомый мир от повседневной суеты бытия. На въезде и выезде - специальная охрана.
Между стеной и лесом, на небольшом пустыре разместилось лесничество. Несколько покосившихся от времени хозяйских построек, да два длинных барака, в которых жили с десяток семей лесников.
Ближайшая трасса, ведущая до города, проходила в десяти-двенадцати километрах от лесничества. Правда рядом проходила асфальтированная дорога, но она вела на дачу и чаще всего была на замке.
Раннее утро.
На крыльцо крайней квартиры старого, довольно обшарпанного барака вышли два человека, отец и сын.
Отец - среднего роста, худощавый, с испитым лицом мужичонка. Одет он в неопределенного цвета, заплатанные штаны и фуфайку, из - под которой выглядывает засаленная, цвета хаки, военная рубашка.
Сын - рослый, широкоплечий  крепыш призывного возраста.
Одет бедно, но чисто.
- Ну что Ваньк, куда двинем сегодня? – спросил отец.
- А давай на ключи махнем.  Там я недавно семейку оленью видел. «Хозяин» там еще с отломанным рожком, приметил небось?
- Да, есть такая животина. Давно семейку-то видал?
- Да  намедни. Бык теленка своего бодаться учил.
- Ну, тогда пошли, - отец сходил в дом за ружьишком, и лесники ходко зашагали в глубь леса. Вскоре они скрылись за поворотом просеки.
Парень шел легко, несмотря на то, что дорога то и дело, то поднималась, то опускалась с холма на холм.
Через полчаса, не выдержав темпа, отец начал понемногу отставать.
Иван, забравшись на очередную сопку, повалился на мягкий хвойный наст и, покусывая травинку, стал его ждать.
- Ну что ты батяня, снова  вчерась перебрал?
- Да было дело. Мать, вишь, осерчала на меня за то, что я аванец пропил. А что делать трудовому человеку, если кроме работы, да семьи ничего  нет. Одна отрада - напиться до чертиков.
- Ты ж мне куртку обещал купить, а то в армию не в чем идти.
- Ну, ты сынок, не серчай на батьку. Даст бог подзаработаю, куплю. И куртку и штаны и даже пинжак с карманами. Первым парнем будешь на деревне.
Иван улыбнулся. Привык. Чего только отец не обещал ему, когда был в хорошем настроении. Но деньги у него не держались. Если мать вовремя не успеет перехватить его с получкой, пиши - пропало.
- Давай бать, ружье. Я вперед пойду. У родников тебя подожду.
- Хорошо, чеши, раз удаль есть. А я по-стариковски - тишком, да шажком. Авось к обеду и доберусь.
Иван взял ружье, наполовину пустой патронташ и широким, размашистым шагом направился под гору.
Вскоре от дороги в лесную чащобу отвернула еле заметная тропинка. Иван свернул на нее. Шел, насвистывая услышанную недавно по радио немудреную песенку.
"Снег кружится, летает и тает, и поземкою кружа,
Заметает зима, заметает след любимой навсегда..."
Он повторял про себя только эти,  запомнившиеся строчки и испытывал какую-то щемящую на сердце грусть, в предчувствии будущей любви.               
Ну и что, что у меня еще нет девчонки, - думал он. Скоро, через несколько месяцев, я наконец-то вырвусь из этого беспросветного, замкнутого мирка и обрету весь мир. И там, обязательно встречу свою любимую. Я узнаю ее сразу. По голубым как небо глазам, алым, словно ягоды рябины, губам, тонкому, словно тростинка, стану...
Внезапно прозвучавший выстрел оторвал Ивана от сладостных мыслей.               
Через минуту прозвучали еще два, дуплетом.
- Стреляют где-то возле ключей, - определил он.
- Вот гады, - подумал о неведомых браконьерах Иван, - на оленей явно охотятся.
Скинув с плеча ружье, он взял его в руки, наизготовку, и, отпихивая нависшие слишком низко ветки деревьев, кинулся  к месту разбоя.
На поляне стоял УАЗик. Трое незнакомых Ивану мужчин, неторопливо, словно у себя в усадьбе, освежевывали тушу оленя. Того самого оленя с поломанным рогом. Четвертый «охотник» носил из ближайшего родника воду.
Иван, укрывшись за камнем, в течение нескольких минут наблюдал за браконьерами, ожидая отца.
В одиночку идти на них он не решался. Не понаслышке знал, чем такой опрометчивый шаг может закончиться. Недавно только сороковины справляли по егерю Савелию, соседу по бараку.
Время шло, а  от отца, ни слуху, не духу.
- Ну, пора собираться, - пробасил один из мужиков, одетый почище. Судя по командирским ноткам в голосе, он был здесь за старшего.
- Немного осталось Павел Тимофеевич, - просительно прозвучал другой голос, - еще минут десять и управимся.
- Не ровен час, принесет кого нелегкая, - нервничал старшой, поглядывая на дорогу, ведущую на поляну.
       - Не беспокойтесь, Пал Тимофеич, старший лесничий заверил меня, что на этом кордоне никого не будет, - успокоил его мужчина, который носил воду из родника.
- Ладно, даю вам еще десять минут и не более.
От услышанных слов у Ивана заклокотало в груди. Он и раньше слышал от отца, что лесничий ублажает начальство тайной охотой, но только теперь он увидел все своими глазами.
- Вот гад, - процедил он сквозь зубы. Уж очень обидно стало ему, что не смог защитить красавца-оленя. Еще горше стало на душе, когда Иван понял, что отец  придет не скоро, и браконьеры могут уйти безнаказанно. И тогда вслед за обидой пришла злость. Злость на этих людей, для которых закон не писан. Злость за себя, что никак не решится, не осмелится уличить их в преступлении.
Он заставил себя встать во весь рост, открыто выйти на поляну. Взвел курок своего ружьишка. Клацнуло железо по железу. Старшой испуганно обернулся.
- Ты что, ты что, - закричал он, увидев направленный на него ствол.
- Всем оставаться на своих местах, - решительно приказал Иван, - если что, стрелять буду.
- Ты что, тудыт - твою за ногу, - смешно выругался водоноша, -своих не узнаешь.
- Вы браконьеры и никакие мне не свои, - строго сказал Иван.
- Это же...- начал было заискивающим голосом мужчина, который соскабливал со шкуры остатки мяса, но его тут же перебил старшой:
- Не лезь не в свое дело. С этим молодцом я буду разговаривать сам, - оправившись от испуга, он заискивающе смотрел на внезапно появившегося егеря.
- Всем бросить оружие и выйти на середину поляны, - скомандовал Иван, заметив как что один из мужиков, за спинами других пытается дотянуться до ружья, висящего на дверце машины. Браконьеры послушно отошли от УАЗика.
- Хочешь, я тебе свое ружье подарю, - предложил старшой, - не пристало такому молодцу с такой пшикалкой ходить.
- Не нужно мне вашего ружья. Не купите. Сейчас придет отец, и мы оформим по всей форме протокол.
- На грубость нарываешься, парниша, - угрюмо произнес охотник с ведром в руках, - не отпустишь по-хорошему - пожалеешь.
- Это еще неизвестно кому жалеть придется, мне или вам. Живодеры. Волки вы, а не люди.
- Не лезь Петро на рожон. Видишь, парень серьезный попался. Дождемся лучше отца, с ним и поговорим.
Браконьеры сели на траву. Старшой перевернув ведро вверх дном, уселся на него словно на трон. Все притихли.
- Дай хоть вещи сложить в машину, - заканючил кто-то из мужчин, но, увидев сверкнувший ненавистью  взгляд парня, осекся.
Томительно долго длились те сорок или пятьдесят минут, что охранял Иван задержанных.
Отец появился внезапно, как и полагается лесовику.
- Что здесь за шум, а драки нет, - довольный увиденной картинной спросил, он, вопросительно глядя на сына.
- Да вот, батя, браконьеров с поличным поймал. Оленя подстрелили. Того, самого, с поломанным рогом.
Ничего не говоря отец подошел сначала к УАЗику, с удовольствием провел ладонью по стволу висящего на дверце машины ружья и удовлетворенно хмыкнул:
- Знаю я это ружьецо. Начальственное. У старшего лесничего взяли, - обратился он к мужику, восседавшему на ведре.
- Да отец. Взяли на птицу поохотиться, а тут олень попался, - с деланным раскаянием сказал он.
- А вы кто будете? Не  Павел ли Тимофеевич, столичный житель?
- Он самый, - радостно осклабился тот.
- Ну тогда все в порядке сынок. Мне о нем старший лесничий говорил...
 Иван, видя  такое дело, прикрикнул:
- Я же сказал, что всем оставаться на месте.
Браконьеры направившиеся было к машине, замерли на месте, вопросительно глядя на егеря.
- Да брось ты Ваньк, не упрямься. Мы к людям по-хорошему и они к нам по-хорошему, так и жить надо. Правильно? - обратился он к «охотникам».
- Правильно батя гутаришь. Только вот что-то сын твой этого никак понять не хочет.
- Есть такое, - весело признался отец, -  что он, что его дед, а мой отец  - одна порода. Правду любят искать. Так батяня мой из лагерей да пересыльных тюрем не вылазил. Видит бог, не желаю я чтобы и ты всю жизнь навроде того юродивого правдолюбца жизнь свою прожил. А... Эх, - махнул он рукой и, схватив ружье сына за ствол, и потянул его к себе. С кем, с кем, а с отцом Иван связываться не стал. Без всякого сопротивления он отдал ему ружье и, понурив голову, поплелся к роднику. Долго пил маленькими глотками ледяную, пахнущую хвоей воду. Пил до ломоты в зубах, пряча в воде живительного родника  покрасневшее от стыда лицо и слезы  бессилия и боли.
- Как скоро батя разобрался в ситуации, - кусая от обиды губы, думал он.
Когда холод струи охладил взыгравшую кровь Иван встал, желая только одного, побыстрее уйти с места своего позора, раствориться в лесу, чтобы больше не видеть снисходительных, злорадных взглядов преступников, которые по его вине так и останутся безнаказанными.
Браконьеры, убрав тушу в машину, сидели на брезенте, с завидным аппетитом поглощая привезенную снедь. Отец сидел с ними. Вскоре он был уже навеселе.
- Ваньк, пошли к столу. Выпьем, закусим, да домой пойдем.
- Присоединяйся к нам паренек, - миролюбиво пригласил столичный гость, но Иван, не отвечая на приглашение, уже свернул на, только ему знакомую, тропинку и вскоре растворился в зелени леса.
Потом Иван еще не раз видел, как продаются и покупаются люди. Стал мудрее, но никак не мог забыть свой позор, главным виновником которого был самый близкий для него человек - отец…


ИНФОРМАЦИЯ  К  РАЗМЫШЛЕНИЮ


    «9 октября 1979-года,  Кабул.  Сегодня Хафизулла Амин показал свои когти, свой крутой характер, свою агрессивность, деспотизм. По поручению центра совпосол,  я, другие посетили Х. Амина и передали ему заявление  нашего  руководства  в связи с неточной информацией,  сделанной представителем МИД Афганистана послам некоторых социалистических стран о  нашем  пребывании в резиденции Нура М.  Тараки 14 сентября 1979 года... в момент покушения, организованного Тараки на Х. Амина... О том, что Тараки уже нет в живых,  нам Х.  Амин сегодня ничего не сказал.  А когда мы вернулись в посольства, то по Кабульскому радио было передано сообщение о том, что Тараки умер и похоронен в своем фамильном склепе. "Умерла" и его, Тараки, жена... Вот это расправа!"
                Из воспоминаний генерала армии И. Г. Павловского.
*     *     *
Документ
«Секретно»
Перечень распоряжений по созданию группировки войск в ТуркВО для ввода в  Афганистан
(Отданы Генеральным штабом Вооруженных Сил СССР по устным приказам министра обороны СССР в декабре 1979 г.)
14 декабря — Перебазировать полк истребителей-бомбардировщиков ЗакВО в Мары и передать его в распоряжение ТуркВО.
16 декабря — Выделить из управления ТуркВО и отмобилизовать полевое управление 40-й армии. Назначить командующим армии первого заместителя командующего войсками ТуркВО генерал-лейтенанта Тухаринова Ю. В. Привести в полную боевую готовность полевое управление 40-й армии. Привести в полную боевую готовность мотострелковый и танковый полки еще одной дивизии ТуркВО.
19 декабря — Передислоцировать мотострелковый и танковый полки, готовность которых была повышена 16 декабря, к исходу дня 21 декабря в район Тахта-Базар. Привести в полную боевую готовность части связи 40-й армии.
23 декабря — Привести в полную боевую готовность мотострелковую дивизию САВО.
24 декабря — Министром обороны СССР проведено совещание руководящего состава Министерства обороны, на котором он объявил о принятом решении ввести войска в Афганистан. На совещании присутствовали заместители министра обороны, главнокомандующие видов ВС и командующий ВДВ, некоторые начальники главных и центральных управлений. Министр обороны СССР отдал приказ ввести в Афганистан воздушно-десантную дивизию и отдельный парашютно-десантный полк ВДВ, мотострелковую дивизию ТуркВО и отдельный мотострелковый полк САВО. Одновременно было приказано привести в полную боевую готовность ряд соединений и частей Сухопутных войск, а также авиации ТуркВО и САВО для возможного увеличения группировки советских войск в Афганистане. На экземпляре тезисов выступления на этом совещании, сохранившемся в архиве Генерального штаба, рукою Д. Ф. Устинова красным карандашом сделана пометка: «Особая важность и секретность».
25 декабря — Привести в полную боевую готовность артиллерийские и зенитные части 40-й армии. Привести в полную боевую готовность авиацию ТуркВО. Привести в полную боевую готовность еще одну мотострелковую дивизию САВО. Привести в полную боевую готовность понтонно-мостовой полк ТуркВО.
26 декабря — Отправить мотострелковую дивизию САВО, приведенную в готовность 25 декабря, в распоряжение ТуркВО. Отправить в район Тахта-Базар все части мотострелковой дивизии ТуркВО, приведенной в готовность 23 декабря.
Источник информации: Генеральный штаб ВС СССР,
1979 г.

*     *     *

СЛЕДСТВИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
     Кабул, 14.  (ТАСС). Здесь заканчивается предварительное следствие по делу об убийстве бандой Амина Генерального секретаря ЦК НДПА, Председателя Революционного совета ДРА Нур Мухаммеда Тараки.  Как сообщили корреспонденту ТАСС,  в ходе следствия установлено, что непосредственным  исполнителем этого преступления были капитан Абдул Хадуд - бывший начальник управления связи министерства обороны ДРА, Мухаммед Экбаль - старший  лейтенант,  командовавший одним из подразделений,  охранявших дворец Амина,  а также Рузи - бывший военнослужащий,  которому удалось скрыться от следствия и который в настоящее время разыскивается.
     Следствие показало,  что 8 октября 1979 года Хадуд, Экбаль и Рузи по  приказу  начальника аминовской "гвардии" Джандада,  который в свою очередь получил приказ  от Амина, направились в помещение, где содержался  под арестом Н. М. Тараки, набросились на него и задушили. Тело Тараки было тайно вывезено за город и погребено в неустановленном месте.
     Следствие продолжается.  В ближайшее время преступники предстанут перед судом.
                Газета "Комсомольская правда", 15 января 1980 года.
*     *     *
ШАГИ        РЕФОРМЫ
"..Практическое осуществление земельной реформы правительством ДРА вызвало резкое обострение классовой борьбы в афганской деревне. Контрреволюционные силы в ряде провинций, прибегая к насилию и запугиванию крестьян, убийству отдельных специалистов по проведению реформы, пытались не допустить ликвидации феодальных порядков. Процесс дальнейших прогрессивных изменений  в ДРА в значительной степени связан поэтому с доведением до конца земельной реформы..."
Л. Миронов. "Правда", 17 ноября 1979 года.










ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Афганистан. Кабул. Резиденция Х. Амина Тадж-Бек.
К парадному крыльцу дворца то и дело подъезжали легковые автомобили самых разных марок. Прибывающих гостей, известных в стране партийных и государственных деятелей, встречал сам хозяин, но перед тем как они представали пред очи Амина, их тщательно осматривали офицеры безопасности, из гвардейской охраны дворца, во главе с начальником личной охраны председателя Ревсовета ДРА  – Джандадом.  Над парадным входом висели гирлянды разноцветных лампочек, красные полотнища со здравицами в честь НДПА, народной Армии, революции. Было заметно, что Тадж-Бек подготовлен к ночной иллюминации. Но, несмотря на праздничную мишуру и суету, дворец встречал избранных гостей настороженно. Это и понятно. Хозяин еще не отошел  от недавнего покушения. Легкое ранение, которое Амин получил во время прогулки в саду своей прежней резиденции, еще саднило тело и душу, и потому было заметно, что он улыбался гостям через силу.
        Формальным поводом для праздника послужило, с одной стороны, возвращение из Москвы секретаря ЦК НДПА Панджшири, с другой – желание показать соратникам свою новую резиденцию. Накануне, Паджишери заверил его, что советское руководство удовлетворено изложенной им версией смерти Тараки и сменой лидера страны, что его визит еще больше укрепил отношения с СССР. Там подтвердили, что Советский Союз окажет Афганистану широкую военную помощь.
Обед начался в 12.50.
- Я рад приветствовать у себя дома моих друзей и соратников по партии, - начал Хафизулла, немного подождав пока гости рассядутся за длинным столом, уставленном самыми изысканными яствами восточной кухни.
- И хочу сообщить всем вам долгожданную новость,  советские дивизии уже на пути сюда. Все идет прекрасно. Я постоянно связываюсь по телефону с товарищем Громыко, и мы сообща обсуждаем вопрос, как лучше сформулировать для мира информацию об оказании нам советской военной помощи. И потому я предлагаю первый тост за полную победу нашей Великой революции и долгосрочную дружбу с Великим русским народом!
Все выпили.
Шумно обсуждая явно не всеми понятный спич Амина, гости, привычные к обильным застольям, навалились на ласкающие взгляд и желудки яства.
Музыканты играли чарующую музыку.
Казалось, ничто не предвещало грозы, но неожиданно говор за столом начал стихать. Послышались стоны, крики о помощи.
У большинства сидящих за столом внезапно начали отниматься руки, ноги, наступило нечто вроде всеобщего паралича.
Меж сидящих и неподвижно лежащих на полу тел  сновали вызванные кем-то охранники, отыскав Амина, ближайших его соратников, они тащили их в огромный кабинет. Обезумевший начальник охраны вызвал по телефону врачей.
По просьбе начальника Главного политического управления афганской армии М. Экбаля Вазири и настоянию начальника политического отдела аппарата главного военного советника в ДРА генерал-майора С. П. Тутушкина во дворец прибыла группа советских врачей, находившихся тогда в Кабуле. В нее входили начальник медицинской службы, терапевт советников, командир группы хирургического усиления, врач-инфекционист из Центрального военного госпиталя афганской армии, врач из поликлиники советского посольства, две женщины — врач и медсестра — диетологи, работавшие в медпункте, расположенном на первом этаже дворца Тадж-Бек. Вместе с ними прибыл и афганский доктор подполковник Велоят.
Вскоре к месту разыгравшейся трагедии подъехали несколько санитарных машин с красными крестами. По парадной лестнице во дворец торопились врачи и санитары с носилками.
В большом зале приемов неприбранный стол, за которым еще совсем недавно восседали члены ЦК и правительства. Они переговаривались, шутили, кем-то восторгались, кого-то хаили, одним словом,  жили. Теперь же в зале замершие, скрюченные от боли тела тех, кто еще совсем недавно правил государством Афганистан.
- Раскрывайте окна, -  прокричал  полковник медицинской службы В. Кузнеченков, и первый подбежал к огромному окну, завешанному тяжелой зеленой портьерой. Сорвал ее. Попытался открыть окно, но оно было закрыто на специальные потайные засовы. Тогда офицер схватил тяжелое  кресло и, размахнувшись, бросил его на стекло. Раздался звон и в зал ворвался поток чистого горного ветра.
Прибывшие с полковником врачи и санитары уже копошились возле жертв застолья, стараясь определить, живы они или нет.
- Все живы, но на лицо симптомы тяжелого отравления - наконец заключил полковник, выслушав сообщения своих помощников, и крикнул, чтобы было слышно всем:
 - Ввести противоядие. Комбинированную вакцину.
         В это время к Кузнеченкову подбежал афганец, подполковник медицинской службы Велоят и увлек его за собой — к X. Амину. По его словам, Генеральный секретарь был в тяжелейшем состоянии. Поднялись по лестнице. X. Амин лежал в одной из комнат, раздетый до трусов, с отвисшей челюстью и закатившимися глазами. Он был без признаков сознания, в тяжелой коме. Умер? Прощупали пульс — еле уловимое биение. Умирает? Полковники В. Кузнеченков со своими помощниками сразу же приступили к спасению главы «дружественной СССР страны». Сначала вставили на место челюсть, затем восстановили дыхание. После этого перенесли X. Амина опять в спальню. Стали вводить лекарство. Уколы, снова уколы, капельницы, в вены обеих рук были введены иглы…
        Эта работа продолжалась несколько часов. Усилия советских врачей увенчались успехом,  жизнь X. Амину  удалось спасти. Правда        прошло довольно значительное время, прежде чем веки X. Амина дрогнули, и он, придя в себя, удивленно спросил: «Почему это случилось в моем доме? Кто это сделал? Случайность или диверсия?». Но этот вопрос остался без ответа.
      Сделав свое дело,  военные врачи  В. Кузнеченков и А. Алексеев, возвратились в зал приемов, где вместе со своими коллегами продолжали оказывать помощь пострадавшим. А в это время во дворе Тадж-Бека уже гремел бой, который вскоре перекинулся во дворец. Найдя безопасное место в зале приемов, врачи решили там укрыться.
     Был уже вечер, когда в зале приемов, весь в отблесках огня, появился X. Амин. Был он в белых трусах и в майке, держа в высоко поднятых, обвитых трубками руках, словно гранаты, флаконы с физраствором. Можно было только представить, каких это усилий ему стоило и как кололи вдетые в кубитальные вены иглы.     А. Алексеев, выбежав из укрытия, первым делом вытащил иглы, прижал пальцами вены, чтобы не сочилась кровь, а затем довел Генерального секретаря  до бара. X. Амин прислонился к стене, но тут послышался детский плач — откуда-то из боковой комнаты шел, размазывая кулачками слезы, пятилетний сынишка X. Амина. Увидев отца, бросился к нему, обхватил за ноги, X. Амин прижал его голову к себе, и они вдвоем присели у стены.
       Вскоре, с трудом оценив обстановку, X. Амин приказал своему адъютанту позвонить и предупредить советских военных советников о нападении на дворец. При этом он сказал: «Советские помогут». Но адъютант доложил X. Амину, что стреляют именно «шурави». Эти слова вывели Генсека из себя, он схватил пепельницу и бросил ее в адъютанта, закричав раздраженно: «Врешь, не может быть!» Затем сам попытался позвонить начальнику Генерального штаба, командиру 4-й танковой бригады, но связи с ними уже не было. После чего X. Амин удрученно проговорил:
       - Я об этом догадывался, все верно.
Над дворцом, грохоча, пронеслись МИГи. Где-то в стороне аэродрома ударили пушки. Вслед за пушками заговорили пулеметы и автоматы.
Неожиданно над дворцом появился вертолет афганских ВВС.
Несколько афганцев кинулись к выходу, но тотчас были остановлены гвардейцами.
- У меня приказ никого отсюда не выпускать, - сказал один из офицеров, - если Аллаху угодно, чтобы мы погибли от рук неверных, то погибнем вместе. А кто не хочет попасть в плен, пусть берет оружие.
 Добровольцев не оказалось.
Двери захлопнулись, и в зале вновь воцарилась тишина. Слышно было лишь, как постепенно затухал свист вращающихся винтов. Во двор садился вертолет.
Через минуту-две, послышались близкие взрывы. Смельчаки кинулись к окну.
- Вертолет горит, - крикнул кто-то из них.
 А стрельба то затухает, то нарастала вновь.
На дороге, ведущей к дворцу показалась колонна.
Что это: помощь или враг, гадали афганцы. Кто-то из членов правительства нашел бинокль. Навел его на дорогу и радостно прокричал:
- Слава Аллаху, это наши. Я вижу наших славных командос из 444 бригады.
И в самом деле, на броне БТРов, в открытых кузовах машин были видны азиатские лица солдат, одетых в форму афганских командос
Но радость затворников дворца была преждевременной. Они не знали, что для захвата дворца главы правительства был направлен мусульманский батальон, тот самый о котором когда-то просил Советское руководство сначала Тараки, а  потом и сам Амин…
Солдаты и офицеры "мусульманского батальона" укомплектованного исключительно уроженцами Средней Азии заняли исходные позиции и ждали сигнала: две красные ракеты, чтобы начать выполнять ответственное правительственное задание. Совместно со спецназом КГБ им было приказано уничтожить Амина и его ближайших помощников. Перед операцией, по рассказам очевидцев тех событий,  возник небольшой, чисто технический вопрос о том, как отличить своих от афганцев, да еще ночью. И на тех, и на других - зимняя форма военнослужащих афганских Вооруженных Сил, и те, и другие уроженцы Востока, да и оружие одинаковое - автоматы АК. Затруднение разрешилось просто - на руки одели белые марлевые повязки, чтобы не пострелять в темноте своих.
Идея была достаточно оригинальной, ибо такие же белые повязки были на руках "добрых" католиков, когда они резали неверных гугенотов во время печально известной Варфоломеевской ночи.
Спецназу предстояло штурмовать два ключевых объекта –резиденцию Амина, размещенную во дворце Тадж-Бек, и Генштаб афганской армии, располагавшейся неподалеку, в местечке Дар-уль-Аман, в сказочно прекрасном дворце, возведенном в 20-е годы.
Вместе со спецназовцами КГБ в штурме других объектов, таких,  как центральный телеграф и почтамт, радиостанция, МВД, тюрьма Пули-Чархи, действовали спецгруппы ГРУ. Задача по блокированию афганских воинских частей, преданных Амину и расквартированных в столице и её пригородах, была возложена на прибывшие из Союза воздушно-десантные войска. К вечеру 27 декабря в их составе уже насчитывалось более шести тысяч человек и сотни единиц боевой техники...
И вот взлетели две красные ракеты. Сразу же в районе дворцов и в некоторых других частях города завязалась ожесточенная перестрелка. Особенно жаркий бой развернулся возле резиденции Амина. Его охрана яростно сопротивлялась, используя многочисленные огневые точки, тщательно замаскированные и расположенные на подступах к дворцу. Здесь нападавшие понесли наиболее ощутимые потери.
Менее драматично развертывались события в Генштабе. Спецназ КГБ, довольно быстро покончили с охраной, но сам генерал Якуб  сумел забаррикадироваться в одной из комнат и начал по рации вызывать подмогу, прежде всего, рассчитывая на бригаду "командос ". Однако никто не опешил ему на выручку, и к полуночи, поняв всю бесперспективность дальнейшего сопротивления, он сдался на милость победителей.
Милость проявлена не была.
В группе захвата присутствовал афганец - один из функционеров "парчам", который зачитал "предателю" Якубу приговор "от имени партии и народа" и затем собственноручно пристрелил уже бывшего начальника Генштаба из пистолета.
Примерно в это же время стихла стрельба и в резиденции Амина. Сам Хафизулла Амин, несколько его приближенных, охрана дворца с Мухаммедом Экбалем во главе были перебиты в бою. Спецназ, разгоряченный стрельбой, яростным сопротивлением противника, шел напролом, истребляя всех обитателей дворца, державших в руках оружие...



ИНФОРМАЦИЯ  К  РАЗМЫШЛЕНИЮ
Совершенно секретно
Особая папка
ЦК КПСС
      Обстановка в Афганистане после событий 13-16 сентября с. г., в результате которых Тараки был отстранен от власти и затем физически уничтожен, остается крайне сложной.
      В стремлении укрепиться у власти Амин наряду с такими показными жестами, как начало разработки проекта конституции и освобождение части ранее арестованных лиц, на деле расширяет масштабы репрессий в партии, армии, государственном аппарате и общественных организациях…
      По имеющимся данным, в настоящее время Амином готовится расправа над группой членов Политбюро ЦК НДПА (Зерай, Мисак, Панджшири), которым предъявляются вымышленные обвинения в «антипартийной и контрреволюционной деятельности». На состоявшемся недавно пленуме ЦК НДПА Амин ввел в руководящие органы партии наиболее преданных ему лиц, в том числе ряд своих родственников…
      В последнее время отмечаются признаки того, что новое руководство Афганистана намерено проводить более «сбалансированную политику» в отношениях с западными державами. Известно, в частности, что представители США на основании своих контактов с афганцами приходят к выводу о возможности изменения политической линии Афганистана в благоприятном для Вашингтона направлении…
     С учетом изложенного и исходя из необходимости сделать все возможное, чтобы не допустить победы контрреволюции в Афганистане или политической переориентации X. Амина на Запад, представляется целесообразным придерживаться следующей линии:
1. Продолжать активно работать с Амином и в целом с нынешним руководством НДПА и ДРА, не давая Амину поводов считать, что мы не доверяем ему и не желаем иметь с ним дело. Использовать контакты с Амином для оказания на него соответствующего влияния и одновременно для дальнейшего раскрытия его истинных намерений…
2. При наличии фактов, свидетельствующих о начале поворота X. Амина в антисоветском направлении, внести дополнительные предложения о мерах с нашей стороны.
А. Громыко, Ю. Андропов, Д. Устинов, Б. Пономарев.
29 ноября 1979 г.

*     *     *

Документ (Из секретной переписки американских внешнеполитических ведомств по Афганистану)
17 сентября 1979 г.,  № 6936.
Из посольства США в Кабуле Госсекретарю, Вашингтон, немедленно.
В первую очередь: в посольства США: в Пекине, Дакке, Исламабаде, Джидде; в консульства США в Карачи; в посольства США в Лондоне, Москве, Дели, Париже, Тегеране; в миссию США в НАТО.
Конфиденциально. Тема (ограниченное официальное использование): Напряжение в Кабуле уменьшается по мере того, как президент Амин использует свои политические завоевания.
      …3. На 16:00 по кабульскому времени 17 сентября политическая напряженность последних дней ослабевает. Хотя танки все еще охраняют ключевые позиции вокруг дворца Арк («Дом народов») и комплекс «Радио Афганистана», танковые экипажи отдыхают в тени своих машин.
       4. На сегодняшний вечер запланировано обращение Амина к нации в 22:00 (на пушту) и в 22:30 (на дари).
Афганцы ожидают услышать некоторые детали. Например, будет ли Амин по-прежнему следовать уважительному тону по отношению к «большому», уходящему «великому лидеру» Нуру Мухаммеду Тараки… или он начнет развенчивать «великого учителя», под которым он служил в качестве «героического ученика»?
      …По заслуживающим доверия сведениям, дочь Амина 16 сентября сорвала в своей школе портреты Тараки и назвала его «плохим человеком».
       …6. Что случилось с Тараки? Большинство кабульцев, с которыми сотрудники посольства беседовали… считают, что Тараки уже умер от огнестрельных ран, полученных при перестрелке, в которой был убит его охранник, печально известный Сайед Дауд Тарун, 14 или 15 сентября (точная дата пока неизвестна). Вполне могло быть, что Тараки и Тарун вольно или невольно принимали участие в насилии, которое сопровождало чистку последних военных членов кабинета. Сами они в этот момент еще не были включены в график Амина для уничтожения. Согласно расписанию Амина, их очередь была еще впереди. Тем не менее, раз предоставилась возможность, Амин мог быстро воспользоваться ею. Другой вопрос: почему же тогда Амин держал смерть Тараки в тайне, когда он дал указания о похоронах погибшего Таруна 16 сентября. Многие пока верят, что Тараки еще жив, но умирает и что о его смерти режим в конце концов объявит.
      …8. Советская реакция в Кабуле… Пока еще не ясно, знало ли советское правительство об акции Амина против Тараки заранее. Оказавшись перед свершившимся фактом (если это предположение верно), Советы не имели другого выхода, как терпеливо переждать быструю смену событий. Кабульская пресса сообщила, что советский посол А. Пузанов посетил Амина 15 сентября в 10:00. Один из наших источников сообщил нам, что встреча продолжалась до полудня. На этой встрече, как можно предположить, между восходящим лидером и его советскими покровителями достигнуто взаимопонимание.
      9. Общее впечатление среди дипломатов и осведомленных афганцев: Советы не в восторге, но, возможно, осознают, что в данный момент у них нет иного выхода, как поддерживать амбициозного и жестокого Амина… Теперь Амин — это все, что им осталось. До тех пор, пока не появится другой подходящий момент, Он является единственным орудием, с помощью которого Москва может защищать «братскую партию» и сохранить «прогрессивную революцию»…
      10. Тем не менее это не означает, что Советы молчаливо соглашаются с этой ситуацией. 17 сентября младший советский дипломат раздраженно говорил нашему сотруднику посольства, что халькисты совершают ошибку, «пытаясь сделать слишком много, слишком быстро». Он считает, что режиму потребовалось бы четыре-пять лет, чтобы осуществить то, что они пытаются сделать за четыре месяца. Советский дипломат дал явно понять, что, по его мнению, халькисты терпят неудачу.
Амстунц».
*     *     *

"Кэмп-Дэвид, загородная резиденция президента США, 27 декабря 1979 г. Находившийся там Дж.Картер услышав сообщение о вводе советских войск в Афганистан, посчитал, что произошло "нечто очень серьезное". Его первая реакция - похоронен Договор ОСВ-2, летят в тартарары американо-советские отношения.  К исходу дня он записал в своем дневнике “Концентрация советских частей на афганской границе началась едва ли не с мая 1979 года, за последние 24 часа 215 военных транспортных самолетов приземлились на поле кабульского аэропорта и высадили 8 - 10 тысяч солдат и советников."
Дж. Картер возвратился в Вашингтон. В Белом доме едва ли не шок. Между Москвой и Вашингтоном заработала "горячая линия". Начался обмен посланный с Брежневым. Бывший госсекретарь С.Вэнс отметил в своих мемуарах "Трудный выбор" и то, что Москва решила послать свои войска в Афганистан для защиты советских политических интересов в этой стране, которые были и подвергнуты опасности...
В Пентагоне генералы, как и Дж. Картер, пришли к выводу, что Москва стремится к захвату региона Персидского залива и даже побережья Индийского океана.
18 июня 1980 года. Американский генерал Д.Джоунс председатель объединенной группы начальников штабов, заявил, что США способны предотвратить советскую интервенцию в Иран с целью захвата... иранской нефти...
“Литературная газета”,  20.09.89 г.
*    *    *
СООБЩЕНИЯ   ИЗ   КАБУЛА
Состоялось заседание ЦК Народно-демократической партии Афганистана, Генеральным секретарем ЦК единогласно избран Бабрак Кармаль. Он же стал председателем Революционного совета, премьер-министром, главнокомандующим Вооруженными  Силами ДРА.
Кабульское радио сообщило: "Революционный суд за преступление против народа Афганистана приговорил Х.Амина к смертной казни. Приговор приведен в исполнение.
“Правда”, 29.12.79 г.          

... Оказавшись в конце 1979-го - начале 1980 года перед свершившимся фактом введения советских войск на территорию Афганистана, я одновременно оказался и перед выбором: возглавить в сложившихся условиях НДПА и пойти до конца с моим народом или устраниться от политической деятельности, так сказать "умыть руки". В этот критический  для  моей страны момент наша партия НДПА и Ревсовет свергли Х.Амина и его приспешников и избрала  меня Генсеком и председателем Ревсовета ДРА.
В дальнейшем я был утвержден и поддержан на различных джиргах*5, в том числе джиргах племен, в Национальном Отечественном фронте, в общественных организациях, на собраниях и митингах...
Из интервью Б.Кармаля корреспонденту газеты "Совершенно секретно",№ 7,1990 г.
*    *    *

ЗНАМЕНАТЕЛЬНАЯ ДАТА.
Кабул 26.12.79 г. В ДРА  началась подготовка к празднованию 15-й годовщине создания НДПА. Датой рождения партии считается ее первый съезд, который состоялся в Афганской столице 1 января 1965 года и проходил нелегально. Эта дата будет повсеместно отмечаться по всей стране.
В связи с подготовкой к  этому событию на афганских предприятиях проводятся вахты добровольного труда.
"Правда ", 27 декабря 1979 года.

*     *     *

НА       СТРАЖЕ          РЕВОЛЮЦИИ
"... Апрельская революция, совершенная в Афганистане немногим более полутора лет назад, неузнаваемо изменила социально-политическое лицо страны. Власть перешла в руки рабочего класса и трудового крестьянства, возглавляемых НДПА. За короткий срок проведен ряд прогрессивных социальных преобразований.
Осуществлена земельная реформа. Уравнены права женщин с мужчинами. Открыто  свыше 600 новых учебных заведений, более миллиона афганцев посещают курсы  ликбеза...
Недавно ревсовет ДРА утвердил основные задания пятилетнего плана экономического и социального развития на 1979-1984 годы.
На заводах и фабриках, в различных госучреждениях создаются первичные партийные организации НДПА.
«Правда», 7 декабря 1979 года.



















ГЛАВА  ЧЕТВЕРТАЯ

Афганистан. Провинция Фарьяб*6.
Где-то далеко-далеко бушуют снежные бураны, хозяйничают трескучие морозы, а здесь ласково греет солнце, зеленеет трава, в сиренево-синем поднебесье заливаются жаворонки.
Колонна мото-маневренной группы (ММГ) Пограничных войск КГБ СССР подходит к границе. Море чувств овладевает каждым пограничником, когда взору его открываются просторы соседней, далекой по времени и нравам страны. Это и понятно, ведь граница  – это не только тысячекилометровая полоска земли, на которой установлены пограничные знаки, это, прежде всего, рубеж справедливости и беззакония, человеческого счастья и страдания, а в некоторых случаях граница – это и рубеж времени. Без фантастической машины времени мы совершаем прыжок из XX христианского, в XIV век мусульманского летоисчисления, чтобы выполнить свой интернациональный долг.
Передний бронетранспортер резко замедлил ход, следующая за ним машина едва успела притормозить, чтобы не врезаться на полном ходу в  корму впереди идущей боевой машины.
От внезапного торможения десант подался вперед, слабо закрепленные коробки с патронами загрохотали о днище. Сергей, замполит заставы, ненадолго отвлекшийся от реальной действительности какими-то своими еще мирными мыслями, больно ударился о резиновую прокладку триплекса*7.
Чертыхнувшись, он повернулся к водителю, чтобы дать ему хорошую взбучку, но, увидев, что у того от напряжения, на лбу, мелкими капельками выступила испарина, передумал и только погрозил пальцем. В наушниках прозвучал приглушенный голос начальника ММГ майора Бруснецова : "Граница", немного погодя,  шепотом он добавил: "До свидания, родная".
Сергей, явно волнуясь, срывающимся голосом сказал:
- Ребята, подъезжаем к границе, - потом более твердым, командирским добавил:
- Люки закрыть, приготовиться к бою!
 Бойцы засуетились, присоединяя к автоматам магазины, наводчик дослал патроны в казенники пулеметов. Мимо красно-зеленого, с серебристым гербом пограничного столба проезжали молча, каждый думал о чем-то своем, сокровенном. Проехав государственную границу, Сергей подал команду новую команду:
- К бою!
Стукнулись о броню лючки бойниц, и бронетранспортер ощетинился стволами автоматов и пулеметов.
Все напряженно вглядывались вглубь, теряющейся в синей дымке, чужой земли. Боевая машина, ровно урча моторами, плавно, чуть покачиваясь на ухабах и рытвинах, шла вперед, оставляя за собой густой шлейф рыжеватой пыли. От постоянного и напряженного  наблюдения в командирский триплекс у Сергея стало резать глаза, и он, оторвавшись от прибора, протер глаза, на минутку смежил их, откинувшись на спинку сиденья.
- Товарищ старший лейтенант, влево пятьсот, группа всадников, - внезапно прозвучал голос наблюдателя. Сергей рванул ручку триплекса на себя, стараясь поскорее разглядеть что-то в указанном направлении. Пять ослов, груженные доверху, и караванщик, неторопливо бредущие по степи, явились причиной внезапной тревоги. Конечно, реальной опасности они не представляли.  А наводчик уже готовил к бою пулеметы, слышно было лишь его сопение да скрип вращающейся башни. Сергей, чтобы не обидеть незадачливого наблюдателя, вскользь отметил:
– Молодец, Костик, во время заметил, но в следующий раз будь разборчивей.
По радио прозвучало предупреждение Бруснецова:
- Впереди кишлак, удвоить внимание!
 Сергей невольно подумал про себя: первый кишлак – это первое представление о людях, которые там живут, и перед глазами его мысленно пронеслась запомнившаяся до мелочей картина: река, небольшой, желтеющий глиной обрыв и небольшие белые хатенки, разбросанные по всему берегу, радушно открывшие расписные окна; посреди села – засохшее дерево с деревянным, оплетенным прутьями колесом от брички, на котором, гордо восседает белый аист. Видения детства быстро исчезли, как только показались первые строения – глинобитные, с плоскими крышами домики, огороженные высокими дувалами*8. На крышах то там, то здесь, в допотопных, ниспадающих одеждах, люди. По чалмам, повязанным поверх тюбетеек, можно определить, что любопытство проявляют одни мужчины, но нет, из-за кучи хвороста наваленного на крыше выглянула головка женщины, которая, накрывшись паранджей*9, в течение нескольких минут с любопытством рассматривала чужеземцев и тут - же исчезла. Узкие улочки кишлака, по которым  проходила колонна, пусты. В  нескончаемом, тянущемся с обоих сторон  дороги дувале видны только небольшие украшенные резьбой калитки и ворота, все закрыто, наглухо заперто. Настороженность и замкнутость жителей – первое впечатление, которое возникало от встречи с афганскими кишлаками.
– Товарищ старший лейтенант, влево – двести, разрушенное здание, – отвлек Сергея усердный наблюдатель. Повернув командирский триплекс влево, он заметил огромный мазар – надгробный памятник какому-то святому, наполовину разрушенный и изрешеченный пулями.
- Вот и первые вестники войны, – подумал Сергей, хотя по-настоящему себе этого не представлял, да просто и не верилось, что здесь идет война. Дома, в Союзе, мирно дымят заводы, в парках играет музыка, по воскресеньям все выезжают за город, на отдых, а здесь самая настоящая война.
Высоко в небе, свистя лопастями, пролетела пара вертолетов МИ-8, некоторое время спустя вслед за ними проскочили верткие МИ-24, оскалившиеся бомбами и пулеметами, словно ерши. В наушниках послышалось:
– «Протоны», «Протоны», я «Земля-10», как горизонт?
Опережая ответ летчиков, где-то далеко вдали глухо ухнули разрывы бомб, послышался учащенный стрекот пулеметов и свист лопастей разворачивающихся для атаки вертолетов. Сергей приник к окулярам. Там, где дорога, обогнув развалины, начинала забираться на перевал, были видны всплески разрывов, черный дым клочками расползался в стороны от дороги, открывая незатейливую, как показалось Сергею, засаду душманов.
Справа и слева от дороги возвышались холмы и холмики, на гребнях которых, видные издалека, приткнулись то гроздью, то поодиночке насыпи свежей глины.
– «Земля-10», я «Протон» – горизонт чист, можете продолжать движение.
– Спасибо, соколики, – прозвучал взволнованный голос майора Бруснецова.
Сергей обвел взглядом своих бойцов, всех, кто вместе с ним, как единое целое, были объединены в слаженную боевую ячейку, защищенную металлом, согретым мозолистыми руками уральских сталеваров и волжских машиностроителей. За рулем, сосредоточенно всматриваясь в колею, то и дело смахивая крупинки пота, неподвижно восседал Тимофеич. Неизвестно, кто и когда наградил его этим прозвищем, но оно прилипло к парню, и он начал привыкать к своему второму имени. Да и как можно было назвать неторопливого и степенного Петра Тимофеевича Ермакова Петькой? К перископическому прицелу приник Загидуллаев, или Загидулла, как все его называют. Он сосредоточен, работают только руки, поскрипывает вращающаяся башня, то вниз, то вверх ходят казенники пулеметов.
На пути движения колонны первый афганский приграничный город Андхой. Что ждет их там?
Все внимательно всматриваются в зеленеющие склоны предгорий, в узкие, словно бойницы, окна глинобитных сот-домов пригородных кишлаков через бойницы и триплексы боевой машины, все чего-то напряженно ждут...
Еще до начала операции разведчиками была доведена информация о маршруте движения ММГ, основных городах и населенных пунктах, а также об обстановке в районе движения колонны:
«…Андхой - один из старейших городов провинции  Фарьяб. По  имеющимся  архивным  документам, в  пределах нынешнего Андхоя в 17 веке афганский правитель Надир-шах поселил крупное туркменское  племя. В 19 веке туркменский  вождь Даулет-хан стал во главе всего Андхойского ханства и в 1883 году вместе с 3 тысячами  старшин  просил  у Русского царя подданства.
Современный Андхой является центром  улусвольства (района), насчитывает около 30 тысяч жителей. Большую часть населения приграничного района составляют туркмены, которые занимаются в основном земледелием  и  скотоводством. Встречаются также пуштуны и арабы. Район славится своими скакунами и коврами. В Андхое  создан  районный комитет  НДПА, который  частично  оказывает влияние на политическую жизнь в городе. Органы народной власти еще не пользуются  достаточной силой и доверием населения, и потому на жизненный уклад в улусвольстве особого влияния не оказывает.
Город со  всех сторон обложен бандами непримиримых, главари которых оказывают  влияние на дела в городе через своих людей в партийных  органах и органах народной власти. Внутри улусвольского руководства в работе, сторонники фракций "хальк" и "парчям" в НДПА  все упущения  и промахи в работе валят друг на друга. Реальной силой, на которую можно опереться в Андхое, является районный отдел ХАД.
В пригороде Андхоя созданы и действуют несколько  кооперативов по  обработке земли, которым Советским Союзом переданы в безвозмездное пользование десять тракторов "Беларусь"  и  несколько  комбайнов. В период подготовки земель к предстоящей посевной участились нападения душманов на кооперативы. В  результате  этих  акций  уничтожено почти  половина  парка  сельскохозяйственной  техники  кооперативов, есть убитые и раненые. В целях самообороны там созданы  отряды защиты  революции. Видя, что кооперативы имеют оружие и готовы защищать свои земли самостоятельно, боевики изменили тактику своих действий, перешли к блокированию кооперативов. Несмотря на то, что в кооперативах заканчивалось продовольствие, дехкане голодали, но  не  сдавались, прекрасно зная, что если они сложат оружие, бандиты уничтожат их всех до одного. В этой обстановке особенно непонятной была позиция  народной власти. Имея в своем распоряжении подразделения царандоя, отряды защиты  революции, другие силы, улусвол (председатель райисполкома) до сих пор не обеспечил продовольствием и боеприпасами осажденные  гарнизоны. Недели две назад была предпринята попытка пробиться к одному из кооперативов. Улусвол, зная, что должен прибыть секретарь провинциального комитета НДПА, опасаясь, что его обвинят в преступной бездеятельности, возглавил отряд защиты  революции, состоящий  из  вооруженных людей  города. Загрузив  в машины продовольствие и боеприпасы, отряд направился к ближайшему осажденному гарнизону. В пригороде, недалеко от  подразделения  пограничной  охраны, отряд был окружен боевиками и взят в полном составе в плен. Неделю о нем не было ни слуху, ни  духу, пока не пришел улусвол, который и сообщил о приключившимся с ним конфузе. Он в красках расписал  то, как  оборонялся  отряд, не  давая душманам  захватить  продовольствие и боеприпасы, но перевес был на стороне противника. Они яростно защищались,  но, в конце-концов, все попали в  плен, где враги вдосталь над ними покуражились. На самом деле все было намного проще. Курбаши, который  захватил караван с продовольствием и боеприпасами был родным дядей улусвола. Никто в отряде защиты  революции  и не помышлял о сопротивлении. Из достоверных источников известно, что об этом было уже заранее  договорено. Душманы  за  здорово  живешь получили продовольствие, боеприпасы, и даже часть людей  из отряда защиты революции. Как говориться,  и нашим, и вашим. Такая политика характерна  в действиях не только улусвола, но и других местных руководителей».


ИНФОРМАЦИЯ  К  РАЗМЫШЛЕНИЮ


…Говоря о начальном этапе войны в Афганистане, необходимо отметить, что при принятии большинства решений вместо здравого смысла больше руководствовались чувствами личностными. Чувствами, возведенными в ранг политики, одобренными Политбюро.  Что касается вопроса о том, кого на первые совещания по Афганистану приглашали, кого нет, то это всецело зависело от желаний Генерального секретаря  ЦК КПСС.
Сегодня в живых уже нет Брежнева, Андропова, Косыгина, Устинова, Суслова. Остались немногие, в том числе и я, из числа тех, кто обсуждал эту проблему за действительно закрытыми в кабинет генсека дверями. И не буду отрицать, что после этого обсуждения мы пришли к единодушному мнению, что временный ввод ограниченного советского воинского контингента в Афганистан необходим...
Хотел бы только отметить, что Брежнев был просто потрясен убийством Тараки, который незадолго до этого был его гостем, и считал, что группировка Амина может пойти на сговор с США."
(Из воспоминаний А.А.Громыко).

*     *     *

…После завершения подготовки, личный состав «мусульманского» батальона 10-12 ноября, с аэродромов Чирчик и Ташкент самолетами ВТА перебросили в Афганистан на авиабазу Баграм. Все офицеры и солдаты батальона были одеты в афганскую военную форму и внешне мало чем отличались от местных военнослужащих. Эту форму сшили по образцам, присланным из Афганистана по линии военной разведки.
В течение месяца спецназовцы занимались боевой и специальной подготовкой на аэродроме и готовились к выдвижению в Кабул. Официально задним числом, 6 декабря, эту акцию официально оформили.
Документ
Совершенно секретно
Особая папка
Т.т. Брежневу, Андропову, Громыко, Суслову, Устинову
Выписка из протокола № 176 заседания Политбюро ЦК КПСС от 6 декабря. 1979 года.
О направлении спецотряда в Афганистан. Согласиться с предложениями по этому вопросу, изложенными в записке КГБ СССР и Минобороны от 4 декабря 1979 г. № 312/2/0073 (прилагается).
Секретарь ЦК Л. Брежнев.
*     *     *
Документ
Совершенно секретно
Особая папка
ЦК КПСС
Председатель Революционного совета, Генеральный секретарь ЦК НДПА и премьер-министр ДРА X. Амин в последнее время настойчиво ставит вопрос о необходимости направить в Кабул советский мотострелковый батальон для охраны его резиденции.
С учетом сложившейся обстановки и просьбы X. Амина считаем Целесообразным направить в Афганистан подготовленный для этих целей отряд ГРУ Генерального штаба общей численностью около 500 чел. в униформе, не раскрывающей его принадлежности к Вооруженным Силам СССР. Возможность направления этого отряда в ДРА была предусмотрена решением Политбюро ЦК КПСС от 29.6.1979 г. № П 1561 IX.
В связи с тем, что вопросы о направлении отряда в Кабул согласованы с афганской стороной, полагаем возможным перебросить его самолетами военно-транспортной авиации в первой половине декабря с. г. Тов. Устинов Д. Ф. согласен.
Ю. Андропов, Н. Огарков.
№ 312/210073.
4 декабря 1979 г.

*     *     *

НАПРАСНЫЕ      ПОТУГИ
В последнее время западные, особенно американские средства массовой информации распространяют заведомо инспирированные слухи о некоем "вмешательстве" Советского Союза во внутренние дела Афганистана.
Дело доходит до утверждений, что на афганскую территорию будто бы введены советские "боевые части".
Все это разумеется чистейшей воды вымыслы. Но вымыслы со зловещей подоплекой, преследующие опасные для афганского народа и мира в этом регионе, политические цели...
"Правда", 23 декабря 1979 года.

*     *     *

12 декабря на заседании Политбюро ЦК КПСС,  по предложению Ю. В. Андропова, Д. Ф. Устинова и А. А. Громыко было единогласно принято окончательное решение — ввести советские войска в Афганистан, хотя в интересах скрытности это называлось «мероприятиями». По убеждению советских руководителей, этот шаг должен был способствовать интересам укрепления государства и ничего другого не преследовал. В особой папке ЦК КПСС хранился протокол этого заседания, написанный рукою К. У. Черненко, который долгое время был архисекретным, никому даже из высшего руководства страны не показывался и хранился в особом сейфе.

Особо важный документ
Совершенно секретно
Особая папка
Председательствовал тов. Л. И. Брежнев. Присутствовали: Суслов М. А., Гришин В. В., Кириленко А. П., Пельше А. Я., Устинов Д. Ф., Черненко К. У., Андропов Ю. В., Громыко А. А., Тихонов Н. А., Пономарев Б. Н.
Постановление ЦК КПСС № 176 1125 от 12/XI
К положению в «А»
1. Одобрить соображения и мероприятия, изложенные т.т. Андроповым Ю. В., Устиновым Д. Ф., Громыко А. А. Разрешить в ходе осуществления этих мероприятий им вносить коррективы непринципиального характера.
Вопросы, требующие решения ЦК, своевременно вносить в Политбюро. Осуществление всех этих мероприятий возложить на тт. Андропова Ю. В., Устинова Д. Ф., Громыко А. А.
2. Поручить т.т. Андропову Ю. В., Устинову Д. Ф., Громыко А. А. информировать Политбюро ЦК о ходе выполнения намеченных мероприятий.
Секретарь ЦК
Л. Брежнев № 997 (1 л.).

Поступавшие позже шифртелеграммы, как бы подтверждали правильность предпринятых руководством СССР шагов в отношении Афганистана.
*     *     *

Донесение из Кабула
Секретно. Срочно…
…12 и 17 декабря представитель КГБ встречался с X. Амином. Из высказываний Амина заслуживают внимания следующие. Амин настойчиво проводил мысль о необходимости непосредственного участия Советского Союза в сдерживании боевых действий бандформирований в северных районах ДРА. Его рассуждения сводились к следующему:
  Нынешнее афганское руководство будет приветствовать присутствие Советских Вооруженных Сил в ряде стратегически важных пунктов в северных провинциях ДРА… Амин сказал, что формы и методы оказания военной помощи должны определяться советской стороной.
  СССР может иметь воинские гарнизоны в тех местах, в которых сам пожелает.
  СССР может взять под охрану все объекты афгано-советского сотрудничества.
  Советские войска могли бы взять на себя охрану коммуникаций ДРА…
Представитель КГБ СССР.
17.12.1979 г.
Указа Президиума Верховного Совета СССР или другого правительственного документа по вопросу ввода войск не принималось. Все указания отдавались устно. Это объяснялось интересами обеспечения скрытности и введения в заблуждение X. Амина.
Руководство КПСС не посчитало нужным выносить этот вопрос на обсуждение Верховного Совета СССР. Объявили: «Интернациональная помощь» — и все на этом закончилось. В постановлении пленума ЦК КПСС «О международном положении и внешней политике Советского Союза», единогласно принятом 23 июня 1980 г., говорилось: «Пленум ЦК полностью одобряет принятые меры по оказанию всесторонней помощи Афганистану в деле отражения вооруженных нападений и вмешательства извне, цель которых — задушить афганскую революцию и создать проимпериалистический плацдарм военной агрессии на южных границах СССР. Пленум высказывается за политическое урегулирование положения, сложившегося вокруг Афганистана, который проводит политику неприсоединения. Для этого требуются, как заявило правительство ДРА, полное прекращение агрессии против страны и надежные гарантии против подрывных действий из-за рубежа…»

*     *     *

Документ
Совершенно секретно
ЦК КПСС
К событиям в Афганистане 27-28 декабря 1979 г.
После государственного переворота и убийства Генерального секретаря ЦК НДПА, председателя Революционного Совета Афганистана Н. М. Тараки, совершенных Амином в сентябре этого года, ситуация в Афганистане резко обострилась, приобрела кризисный характер.
X. Амин установил в стране режим личной диктатуры, низведя положение ЦК НДПА и Революционного Совета фактически до положения чисто номинальных органов. На руководящие посты в партии и государстве были назначены лица, связанные с X. Амином родственными отношениями либо узами личной преданности. Из рядов партии были изгнаны и арестованы многие члены ЦК НДПА, Ревсовета и афганского правительства. Репрессиям и физическому уничтожению в основном подвергались участники Апрельской революции, лица, не скрывавшие своих симпатий к СССР, те, кто защищал ленинские нормы внутрипартийной жизни. X. Амин обманул партию и народ своими заявлениями о том, что Советский Союз якобы одобрил меры по устранению из партии и правительства Н. М. Тараки.
По прямому указанию X. Амина в ДРА стали распространяться заведомо сфабрикованные слухи, порочащие Советский Союз и бросающие тень на деятельность советских работников в Афганистане, для которых были установлены ограничения в поддержании контактов с афганскими представителями. В то же время имели место попытки наладить контакты с американцами в рамках одобренного X. Амином «более сбалансированного внешнеполитического курса». X. Амин ввел в практику проведение конфиденциальных встреч с поверенным в делах США в Кабуле. Правительство ДРА стало создавать благоприятные условия для работы американского культурного центра, по распоряжению X. Амина спецслужбы ДРА прекратили работу против посольства США. X. Амин стремился упрочить свои позиции путем достижения компромисса с главарями внутренней контрреволюции. Через доверенных лиц он вступил в контакт с лидерами правомусульманской оппозиции.
Масштабы политических репрессий приобретали все более массовый характер. Только за период после сентябрьских событий в Афганистане было уничтожено без суда и следствия более 600 членов НДПА, военнослужащих и других лиц, заподозренных в анти-аминовских настроениях. Фактически дело шло к ликвидации партии.
…Диктаторские методы управления страной, репрессии, массовые расстрелы, несоблюдение норм законности вызвали широкое недовольство в стране. В столице стали появляться многочисленные листовки, в которых разоблачался антинародный характер нынешнего режима, содержались призывы к единству для борьбы с «кликой X. Амина». Недовольство распространилось и на армию. Значительная часть офицеров высказывала возмущение засильем некомпетентных ставленников X. Амина. По существу, в стране сложился широкий антиаминовский фронт…
В чрезвычайно сложных условиях, которые поставили под угрозу завоевания Апрельской революции и интересы обеспечения безопасности нашей страны, встала необходимость оказания дополнительной военной помощи Афганистану, тем более что с такой просьбой обратилось и прошлое правительство ДРА. В соответствии с положениями советско-афганского договора 1978 г. было принято решение направить в Афганистан необходимый контингент Советской Армии…
Ю. Андропов, А. Громыко, Д. Устинов, Б. Пономарев.
№ 2519-А, 31 декабря 1979 г.

*     *     *
ОБРАЩЕНИЕ    ПРАВИТЕЛЬСТВА АФГАНИСТАНА
Кабул,28(ТАСС). Кабульское радио передало сегодня заявление правительства ДРА. В нем говорится:
"Правительство ДРА, принимая во внимание продолжающееся и расширяющееся вмешательство и провокации внешних врагов Афганистана и с целью защиты завоеваний Апрельской революции, территориальной целостности, национальной независимости и поддержания мира и безопасности, основываясь на Договоре о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве от 5 декабря 1978 года, обратилось к СССР с просьбой об оказании срочной политической, моральной, экономической помощи, включая военную помощь, с которой правительство ДРА ранее неоднократно обращалось к правительству Советского Союза.
Правительство Советского Союза удовлетворило просьбу афганской стороны."






ГЛАВА  ПЯТАЯ

Афганистан. Провинция Фарьяб. Долина Ширинтагаб.
       С  высоты  пологого  склона  открывается  неповторимый вид на зеленую долину, или "зеленку", как обычно  называть  эти  места  «шурави». Сады, виноградники, хлопковые  поля, тополиные  рощицы  - все это  словно нагромождено друг на друга, и просто невозможно отличить, где   кончаются  сады  и  начинаются виноградники. Только при самом пристальном взгляде замечаешь, что пашни расположены поближе  к  речушке, а  хлопчатники на склонах гор, что соты кишлаков лепятся поближе   к неудобицам и обрывистым склонам. Все расположено здесь рационально  так же как, наверное, и тысячу лет назад и от того,  кажется, что   время здесь застыло  навечно.
        Все бы  было  прекрасно  в  зеленой долине, если бы не война.  Ее следы видны повсюду. Вдоль дороги,  расчленяющей "зеленку"  на  две части, застыли  закопченные, искореженные  остовы машин. Невдалеке от  них видны еще свежие могильные холмики, утыканные по периметру шестами с разноцветными тряпицами.
      Вершина хребта гола как  голова  плешивого. Поросли верблюжьей  колючки,  кое-как прикрывающие выжженную солнцем землю, обрываются  запасливыми дехканами начисто, здесь идет в топку все, что горит.
    Внезапно на  этой  плеши  появляется чудовище с извивающимся в смертельном танце телом.  Это скорпион. Он смело взбирается на  еще  не обсохший глиняный ком и замирает в угрожающей позе. В готовности к последнему удару он изгибает свой страшный хвост, словно  проверяя - на месте ли жало. И недаром.
Со стороны долины послышался гул. Человек, только, что с интересом наблюдавший за скорпионом, прикрыв глаза ладонью,  всматривается вдаль.
- Курбаши Иван!  Геликоптер!- загалдели,     перебивая  друг  друга,    более зоркие афганцы.
- Вижу, - остудил пыл своих подчиненных Иван и глухо  скомандовал:
- Пулемет к бою!
Нукеры зашевелились. Каждый из них делал свое дело без излишней  суеты. Один снял с ДШК чехол, другой установил станок  для  стрельбы  по воздушным целям, третий присоединил коробку с патронами.
К этому времени пара пятнистых, краснозвездных  вертолетов, осуществив   несколько  ракетно-бомбовых ударов  по  укреплениям  моджахедов, резко  взмыла вверх. Летчики прекрасно выполнили свою боевую задачу и  старались  побыстрее  набрать  высоту, чтобы своевременно время уйти из-под обстрела крупнокалиберных пулеметов.  Внизу, после них, остались лишь разрушенная база боевиков, да драпающие в разные стороны боевики. Ведущий, быстро набрав безопасную высоту, медленно кружил над  кишлаком.
    Ведомый - же, решив, по всей видимости, еще раз пройти на бреющем полете над еще дымящимися развалинами, чтобы провести  аэрофотосъемку, а может быть просто из ухарства, мол, знай наших, сначала, сделав боевой  разворот, завис прямо над позицией ДШК, а затем начал медленно  набирать высоту.
  И тут наперерез машины, огненной струей устремилась пулеметная  трасса. Очередь  была короткой,  и потому за грохотом боя ее никто не услышал. Только вертолет, словно споткнувшись  о  невидимое  препятствие, на  несколько   мгновений замер на месте, чтобы в следующий миг рухнуть вниз. Сначала он завалился на бок, перевернулся вверх днищем, и,  со  всего  маху,  грохнулся  о землю. Одна из лопастей с бешеной скоростью вращающегося винта переломилась  от  удара  и,  визжа, резанула  по  тополькам, прорубив в рощице широкую просеку. В поднявшейся пыли показался сначала небольшой язычок пламени, который  быстро  рос, набирал силу, и вскоре уже вся машина была охвачена жадным, всепожирающим огнем.
  Наблюдая за тем, как падает  вертолет, Иван  не  знал, радоваться ему или плакать. Это была не первая подбитая им машина, скорей всего  и не последняя, но все дело в том, что те, первые  были  афганскими, а  этот  вертолет  - свой, советский. Для него местные аборигены и в былые времена  были если не кровными врагами, то людьми второго сорта. И потому гибель афганских экипажей  его не очень-то волновала, во всяком случае после удачного попадания, спал он   спокойно и угрызения совести его не мучили. Получив за  два  сбитых    вертолета  около  миллиона  афгани, Иван понял вдруг, что и на войне можно  неплохо подзаработать. Правда не  решался  он, до  последнего  случая,     поднять руку на краснозвездные вертушки, но хозяин, инженер Ахмед,     видимо, что-то заподозрил и прислал к нему на позицию своего  верного  нукера, известного  живодера - Рахима. Переждав в глубокой яме  воздушный налет, Иван решил, как он делал это  прежде, сменить  позицию, но  Рахим, приставив  ствол  пистолета к его виску, сказал, чтобы  тот оставался на месте. Уловка на этот раз не удалась, хотя  раньше срабатывала наверняка. Пока он менял позицию, устанавливал станок, заряжал пулемет, советские вертолеты обычно уходили. Он пускал несколько очередей вдогонку, но, естественно, мазал.
Чувствуя пронизывающий холод вороненого ствола  у  виска, Иван все-таки не  терял  надежды, что, отбомбившись, вертолеты резко взмоют ввысь и   тогда свой очередной промах он сможет как-то объяснить. Но как назло одна из машин медленно кружила над кишлаком.
       - Если этот геликоптер не собьешь, хозяин тебя как барана зарежет, - зло прохрипел Рахим, обжигая его ненавидящим взглядом.
Иван понял, что это не просто угроза. Что сейчас на волоске  его  собственная жизнь. Сначала  он хотел врезать вертушке в хвост, понимая, что в этом случае у летчиков есть шанс посадить машину на землю и остаться в  живых, но  передумал, ведь  мог и промахнуться и тогда конец. Инженер Ахмед слов на ветер не бросает.
- Ах  будь, что  будет, - бросил он в сердцах и поймав в прицел     кабину, нажал на гашетку.
И вот  краснозвездный вертолет, или вернее все, что от него осталось, серой бесформенной грудой темнел под горой. Черный дым низко стлался по долине и  вскоре его горький чад дополз до позиции Ивана. Едкий запах обгоревшей краски и резины, словно неведомое  отравляющее  вещество  нервно-возбуждающего  действия, проникнув  в  легкие, заполнил все его существо, вызвав при  этом безудержную, неуемную ярость. Афганцы, приданные ему Ахмедом - главарем большого, человек в триста отряда боевиков в полное подчинение, неторопливо копошились, снимая с треноги пулемет, складывая  станок  по-походному. Один из них, навьючивая ДШК  на низкорослую лошадку, нечаянно уронил оружие в  пыль. Подхваченный  неведомой силы яростью,  Иван подскочил к провинившемуся моджахеду   и, сбив его с ног начал жестоко  избивать. Не  владея  собой, он наносил удары по корчившемуся от боли  афганцу до тех пор, пока не обессилил сам. Провинившийся помощник, к тому времени, уже не кричал и не шевелился.
Остальные боевики, скучившись, словно овцы,   приговоренные   к  забою, в страхе ожидали пока непонятно откуда вселившийся в командира  шайтан, не перекинется на них.
      - А ведь  не  его, а  тебя самого  надо  бить, - вдруг охладила  мозг  запоздалая горькая мысль.
     - Ведь это не он, а ты поднял оружие против своих...
     С тех пор как рухнул на землю краснозвездный вертолет, в глубине души Ивана  угнездился  страх и ужас за содеянное. До того и у себя, в расположении батальона и  здесь  в  отряде Ахмеда, Иван убивал только афганцев. Будь то моджахеды или солдаты правительственных войск - все они были  ему чужими людьми, и потому их смерть не вызывала  у  него   каких - либо  переживаний.
     Даже удирая с  гарнизонной  гауптвахты,  он, оглушив  караульного, постоянно думал о нем, моля бога, чтобы тот оклемался. И только услышав набатный звон, которым часовой поднял батальон по тревоге, Иван успокоился и вновь заспешил подальше в горы. Через несколько дней, он уже и не помнил, как выглядит тот неуклюжий караульный. Правда,  первое время он сочувствовал  ему, за  утерянное  оружие  и боеприпасы парня могли подвести и под  трибунал. Но Ивану был необходим автомат, только за него он мог  купить  себе у "духов" жизнь. Новый автомат высоко ценился среди моджахедов. АК-74 повышал престиж главаря не только в глазах подчиненных, но  и  среди главарей других отрядов. Об этом он знал не понаслышке, а из рассказов разведчиков и ХАДовцев, перед которыми не  раз     демонстрировал свое искусство в стрельбе из ДШК. Все это как-то оправдывало захват оружия и морального дискомфорта у него не вызывало.
Вот только вина за сбитый краснозвездный  вертолет  свербила  запоздалым  раскаянием  душу. Иван  гнал  от  себя картину недавнего боя, а мозг  настойчиво возвращался к нему, рисуя  самые  мельчайшие  подробности. Еще  тогда, когда  Иван  только наводил свой пулемет, ему показалось, что за стеклами кабины он ясно видит до боли знакомое лицо. Он понимал, увидеть  кого-то  из летчиков вертолета, который кружит над  самой головой, просто невозможно, однако навязчивая мысль, что  ты  умертвил  не  просто каких-то неведомых людей, а советских летчиков, среди которых был и твой хороший знакомый, не давала Ивану покоя больше всего.
        Он долго  пытался  вспомнить, откуда ему знаком, привидевшийся в иллюминаторе вертолета образ. Перебрал знакомых летчиков, с которыми не  раз   пришлось сталкиваться на войне, но ничего похожего, так и не находил.
      Скользя невидящим взглядом по лицам, замерших в ожидании нового взрыва ярости афганцев, Иван вдруг внимательнее пригляделся   к искаженному  страхом  лицу  одного из моджахедов. Что-то  знакомое  почудилось  ему в глазах нукера. Ну, конечно же, сдерживаемый из последних сил страх. Глядя в расширившиеся  от  ужаса  глаза, он  вдруг   вспомнил, чье лицо ему привиделось.
Их рота, выброшенная  для блокирования одного из высокогорных перевалов, была окружена превосходящими силами противника. Неравный бой   с  переменным  успехом  длился уже несколько часов, а долгожданного  подкрепления все не было и не было. Ротный вызывал вертолеты  огневой  поддержки, но  летчики  отказывались даже приближаться к злосчастному месту, их запросто  могли там сбить даже из стрелкового оружия. Командование  просило ротного продержаться хотя бы до темноты. Однако  моджахеды, похоже, тоже намеревались выбить  «шурави»  до  наступления ночи. При  очередном  обстреле  позиций роты из минометов,  руку Ивана пропорол осколок. Он самостоятельно перебинтовал рану и, отказавшись от услуг санинструктора, продолжал бой. Но сил хватило не надолго. Внезапно закружилась голова, и он потерял сознание. Очнулся  в     глубокой  расщелине, превращенной в полевой лазарет. Кто-то из раненых ввел Ивану промедол, и боль в руке понемногу утихла. От  усталости   и  слабости  Ивана  клонило  в  сон. Глаза закрывались сами собой, и вскоре он снова словно провалился в бездонную яму  небытия. Очнулся от  всепроникающей  боли в руке, когда кто-то из бойцов неосторожно волок его вниз по склону. На небольшой площадке, приткнувшейся к обрыву, садился вертолет. Командир принял решение в первую очередь эвакуировать тяжело    раненых. Иван,  оправившись  от  боли,  помогал затаскивать в вертолет    тяжелых и лишь после того, как последний из них был уложен в  чрево     машины, залез сам. Захлопнулась дверь. Надрывно урча на самых полных оборотах, вертолет поднатужился,  но подняться не смог. Тогда из кабины вышел русоволосый летчик.  В глазах его застыл страх.  Он был молод и хотел жить, возможно, впервые попал в подобную  переделку. Он открыл дверь и начал выкидывать наружу коробки с боеприпасами, какие-то ящики, мешки. После этого плотно закрыл ее и исчез в  кабине. Вертолет   вновь поднатужился, даже чуть приподнялся, но тут же вновь опустился на землю. Слишком много раненых на скамейках и в проходе. Дверь  пилотской  кабины  распахнулась  вновь,  на пороге появился старый знакомый в бронежилете, с каской на голове и автоматом в руках. В   карманах куртки топорщились гранаты.
       - Прощайте,  ребята,  не поминайте лихом, - сказал он и, открыв    дверь,  шагнул туда,  где шел ожесточенный бой. Вновь взревели двигатели и вертолет,  чуть оторвавшись от земли,   ринулся в пропасть.
Ивану показалось, что машина подбита и падает.
- Ну, вот и конец, - подумал он, завидуя летчику, оставшемуся на     перевале.  Но вскоре вертолет выровнял курс и плавно заскользил по     восходящей траектории, стремясь побыстрее покинуть злосчастное место.
 От ребят,  снятых затемно с перевала,  Иван узнал,  что летчик      тот погиб на подходе к позициям роты.
        И вот сегодня Иван вторично убил того летчика, который оставил свое место в вертолете,  возможно,  ради него. Он остался жить, но  так и не отомстил за гибель своих боевых товарищей,  того молоденького летчика,  напротив, он теперь охотится за своими бывшими боевыми друзьями,  за своими согражданами.
  Оставив истерзанного афганца валяться в пыли,  Иван широким шагом направился к кишлаку, подальше от места гибели вертолета. Его воинство, поставив на ноги избитого парня, поплелось за ним следом. В родовой кишлак    инженера  Ахмеда.


ИНФОРМАЦИЯ  К  РАЗМЫШЛЕНИЮ


Для поддержки  постоянного  боевого  духа  афганских  повстанцев, воюющих  с правительственными войсками и частями Ограниченного контингента советских войск в ДРА, главари исламских комитетов  установили следующие расценки:
- за уничтоженный вертолет, транспортный самолет от  500  тысяч до миллиона афгани;
- за уничтоженный танк, зенитную установку- до 500 тысяч  афгани;
- за уничтоженный бронетранспортер, боевую машину пехоты, боевую машину десанта - до 300 тысяч афгани;
- за каждого убитого советского солдата или офицера - до 100 тысяч афгани.
Кроме того, каждому истинному мусульманину, который совершит любое из этих аллаху угодных дел, отпускаются все имеющиеся и будущие грехи.
Для предотвращения  приписок  и  ошибок, слова  "ратника  веры" должны быть подтверждены на Коране еще одним участником событий.
Из сообщения  военных советников в ДРА.



















ГЛАВА  ШЕСТАЯ

Афганистан. Провинция Фарьяб.
Максум Кула ждал... Чтобы как-то скоротать время, он перебирал янтарные четки – подарок своего учителя, улема Насыра, за успехи в изучении богословских наук. Набрав в щепоть несколько бусинок, он пропускал их сквозь пальцы, многократно это повторяя. «Солнечные камешки четок в руках дают светлые мысли голове»,– не раз говорил ученый богослов Максуму. Но почему-то никакого просвета, даже прояснения в голове не наступало. Он в сердцах остервенело бросил четки и, воздев руки вверх, зашептал слова молитвы. Сопровождающие его телохранители (нукеры) – трое здоровых детин, вооруженные двумя пулеметами и длинной, обшитой деревом винтовкой, бросив оружие в пыль, тоже бухнулись на колени, видно полагая, что раз их хозяин молится, значит, пришел час намаза. Пробормотав «Бисмуллахи рахмени рахим», Максум Кула встал. Увидев распростертых в молитве нукеров,  грубо бросил:
– По коням, болваны!
Видя плохое настроение хозяина, всадники резво вскочили в седла и вслед за ним начала подниматься в гору.
Так и не дождавшись отряда, обещанного Мавлави, Максум решил сам выехать навстречу каравану с оружием, двигающемуся из Пакистана. Ему во что бы то ни стало, необходимо было опередить хадовцев, которые, по имеющимся у него данным, были кем-то предупреждены о заграничном караване. Максум Кула должен был перехватить его, с тем, чтобы направить по другому, известному лишь ему маршруту, в урочище Якты. До этого необходимо было еще навестить Сарымбая, предводителя отряда в 200 стволов, который, стараясь не терять своей независимости от исламского комитета, иногда, все-таки оказывал ему разнообразную помощь. Максум хотел попросить у него людей для сопровождения каравана. «Он-то мне не откажет.  Побольше бы таких курбаши, как Сарымбай,– подумал Максум Кула, – с такой опорой можно сколотить целую армию».
Радость от этой мысли лишь на мгновение осветила его чело, на смену пришли другие, совсем не радующие думы: «Почему во время не прибыли люди Мавлави? Перехватили ХАДовцы? Или что-то еще помешало отряду? А может быть он ведет с заграничным центром свою игру? Это на него похоже. Уж больно Мавлави горяч и своенравен, чуть, что не по его, сразу за оружие хватается, никак не уживется в соседстве с другими курбаши, недавно основательно потрепал отряд Сарымбая, убил его племянника, теперь никакими уговорами их не помирить». Максум Кула вспомнил последнюю встречу с ним на заседании Исламского комитета, который собрался в родовом кишлаке Мавлави Кеши сразу же, как только из-за границы прибыл представитель  Исламской партии Афганистана. Тогда собрались самые уважаемые люди долины, почтенные Денгиз-ата, Каримбек, он и Мавлави. Посланник появился неожиданно. Резко распахнулись створки резных дверей, и на пороге возник невысокого роста седой старик, одетый в серого цвета, ниспадающую до колен рубашку и такого же цвета широкие шаровары, подвязанные толстой волосяной веревкой. На голове его красовалась запылившаяся белая чалма. Вошедший, прижав руки к груди, поклонился, сказав:
– Во имя аллаха, против неверных.
Все, молча, приложив к груди руки, ответили на приветствие. Нисколько не смущаясь пронизывающих и недоверчивых взглядов, старик быстро, словно боясь, что его могут перебить, заговорил:
– Мои глаза видят истинных воителей аллаха. В лице вашем и ваших аскеров выражается гнев и справедливое возмущение мусульман против нового правительства. Разве плохо жили вы, достопочтенные, до новой власти, а сейчас вам, верным служителям аллаха, приходится прятаться в горах, как бездомным собакам.
Послышались удовлетворенное цоканье, восклицания.
 – Да, это правда, лучшей жизни, чем при шахе, нам и не надо.
Одобренный этими восклицаниями, пришелец продолжал, глядя на хмуро сидящего в углу Мавлави:
– Дорога, по которой пошли вы, почтеннейшие, трудна и опасна, но, как сказано свыше: «Если вы возблагодарите, я умножу вам», – да поможет в ваших богоугодных делах Аллах....
Не дав страннику закончить эту напыщенную речь, заговорил, сверкнув презрительным взглядом в сторону посланника, Мавлави:
– Мы не ученики медресе, чтобы нас учить и тем более агитировать, короче, чем вы можете нам помочь, когда пришлете оружие и инструкторов, уже прошло больше трех лун, а новобранцев, отправленных мной для обучения за границу, еще нет, а я не могу использовать ваше хваленое оружие с достаточной уверенностью, что оно стреляет именно туда, куда надо.
Все это он выпалил единым духом, после чего вновь уселся на свое место и угрюмо уставился на седобородого гостя. В комнате воцарилось молчание. Пришелец был явно обижен этакой бесцеремонностью, но, не показывая виду, продолжал:
– Я больше не буду задерживать вас, почтенные, и передам вам слова нашего священного вождя Саидахмедхана: «Повинуйтесь Аллаху и повинуйтесь посланнику и обладателю власти среди нас. Забудьте кровные обиды и мелочные разногласия, чтобы, объединившись, единой силой, во имя Аллаха, смести со священной земли шариата врагов ислама, ибо сказано свыше: «Тот, кого ведет Аллах, идет верным путем». Таксыр Саидахмедхан волеизъявил и благословил поставить начальником над всеми. Мы все сердечно поздравляем достопочтенного Мавлави Кеши со столь высокой честью, оказанной ему как истинному и ревностному служителю Ислама.
Мавлави молча принял поздравления, ничем не выражая своей радости. Подождав, пока все замолчат, он тихо сказал:
– Я бил и буду бить всех, кто посягнул на наши жизненные устои, но для этого мне нужна самая малость: деньги и оружие, а также инструкторы, которые бы научили моих джигитов прилично владеть оружием. Но ничего этого пока у меня нет, а ваши слова, достопочтенный, – обращаясь к гостю, продолжал он, – только звук, который никогда не станет тем, что он обозначает. Недаром мудрецы говорили: «Железное сердце у того, у кого опорой гора», так вот горы, то есть конкретной помощи, мне и не хватает.
Закончив говорить, Мавлави впился глазами в лицо седобородого гонца, всем своим видом требуя ответа на свой вопрос. Посланец, повернувшись лицом к нему, спокойно, не торопясь, достал четки и, перебирая их, деловито заговорил:
– Мы стараемся не быть голословными. Караван с оружием ждет сигнала к переходу границы. Сопровождать его будут ваши джигиты, которые в специальных лагерях прошли весь курс военной подготовки и будут вам, уважаемый, хорошей опорой. Деньги за оружие я, уважаемые, возьму сейчас и волей Аллаха выеду ночью, ибо путь мой далек.
Денгиз-ага и Керимбек засуетились вокруг гостя, приглашая его к столу, но посланец, сославшись еще раз на приказ Саидахмедхана не задерживаться, вежливо поблагодарил хозяев. Пока Керимбек ходил за шкатулкой с золотом Исламского комитета, гонец вытащил из-под чалмы во много раз сложенный лист бумаги и начал осторожно его разворачивать. Взору собравшихся предстала потрепанная с виду карта. Расстелив ее на стоящем посреди комнаты круглом столике, старец сделал знак присутствующим подойти ближе.
– Как только я с деньгами перейду границу, Саидахмедхан, мой господин, отправит караван тайными тропами. Кто-то из вас должен встретить его с отрядом проверенных джигитов. Затем, разгрузив караван, необходимо наполнить вьюки отборной пшеницей и под охраной небольшого отряда отправить обратно, но уже по другой тропе. – Заметив на лице Керимбека недоумение, аксакал, алчно блеснув глазами, продолжал: – Да, да, уважаемый, вы не ослышались, ваш хлеб будет очень кстати, это те же деньги, на которые мой досточтимый хозяин снарядит новый караван. – Старик замолчал, словно сосредоточиваясь. Затем, ткнув в карту узким, почерневшим ногтем, сказал: – Встречать будете в урочище Токтауз через две недели. Караван-баши – ваш человек – Сахиб Гапур, он будет иметь на руках все необходимые инструкции, которые Саидахмедхан требует выполнять неукоснительно.
...И вот теперь Максум Кула, так и не дождавшись обещанного  ему отряда, проклиная все на свете, спешил к кишлаку Сарымбая. Максум представил себе, как бугай Сарымбай, прищурив правый глаз и прихрамывая, будет безостановочно сновать от стола к стене, стараясь не встречаться с ним взглядом, и как всегда увильнет от прямого ответа. После последней стычки с Мавлави, Максум Кула не был уверен в том, что Сарымбай ему поможет. Он сплюнул с досады. А как было бы хорошо, если бы эти двое, резкий и властолюбивый Мавлави и степенный, хитрый как лиса Сарымбай, объединились, за ними бы пошли многие. Но завязавшаяся из-за племянника Сарымбая кровная вражда перечеркивала все эти расчеты. И на душе Максума стало еще горше.
Солнце было в зените и немилосердно припекало, опаляя зноем уже начинающую желтеть траву. Безводная земля потрескалась, зияющие то здесь, то там земляные раны, словно для усиления боли, присыпаны белеющей солончаковой пылью. Все вокруг замерло в ожидании вечерней прохлады, только иногда путь всадников перебегали юркие, ничуть не одурманенные жарой ящерицы.
Кони, направляемые умелой рукой всадников, неторопливо рысили по караванной тропе, оставляя за собой чуть видимый  пыльный шлейф. Толстый халат и чалма полностью предохраняли тело от солнечных лучей, но струящийся отовсюду зной проникал через рот и нос, иссушая внутренности. Прекрасно понимая, что значит в такую пору глоток воды, Максум мысленно запретил себе эту роскошь, стараясь отвлечься, думал о тех сказочных днях, когда он познакомился с красавицей Гульчарой. Крылья радужных дум унесли его далеко-далеко…
Он вздрогнул, когда один из его телохранителей, приблизившись, доверительно сказал:
– Хозяин, у родника можно освежиться и напоить коней.
Максум Кула недовольно покосился на всадника, но ничего не сказал в ответ. Подъехав к роднику, он неторопливо слез с коня, достал из вьючной сумы флягу, наполнил ее свежей родниковой водой взамен выплеснутой, и только затем, совершив омовение, досыта напился.
Столпившиеся вокруг источника телохранители, облизывая потрескавшиеся губы, вожделенно смотрели на лоснящуюся от удовольствия физиономию хозяина, ожидая разрешения. И как только тот отошел, кинулись к воде, расталкивая друг друга. Максум презрительно посмотрел на них, но вмешиваться в их свару не стал, прилег в тени невысокого, но тенистого кустарника, на предупредительно подстеленную нукерами кошму.

ИНФОРМАЦИЯ  К  РАЗМЫШЛЕНИЮ


 «Совершенно секретно»
Особая папка
№ П 180/64
Т.т. Косыгину, Андропову, Громыко, Суслову, Тихонову, Устинову, Савинкину, Пегову, Смиртюкову
Выписка из протокола № 180 заседания Политбюро ЦК КПСС от 23 января 1980 года
О порядке направления военнослужащих, рабочих и служащих в советские войска, временно находящиеся в Демократической Республике Афганистан.
Принять предложение Министерства обороны о предоставлении ему права самостоятельно направлять военнослужащих, рабочих и служащих в советские войска, временно находящиеся в Демократической Республике Афганистан, и выдавать им заграничные паспорта в порядке, установленном для советских войск за границей.
Секретарь ЦК Л. Брежнев.
*     *     *
Совершенно секретно
Особая папка
№ П 181/2
Т.т. Косыгину, Андропову, Громыко, Суслову, Тихонову, Устинову, Пономареву, Савинкину, Смиртюкову
Выписка из протокола № 181 заседания Политбюро ЦК КПСС от 25 января 1980 года
О проведении переговоров о заключении Договора между Правительством СССР и Правительством ДРА об условиях временного пребывания советских войск на территории ДРА.
1. Согласиться с предложением МИД СССР, Минобороны и КГБ СССР о проведении переговоров о заключении Договора между Правительством СССР и Правительством Демократической Республики Афганистан об условиях временного пребывания советских войск на территории Демократической Республики Афганистан.
2. Одобрить в основном текст проекта Договора (приложение I).
3. Поручить МИД СССР согласовать проект упомянутого Договора с афганской стороной. Разрешить вносить в текст Договора дополнения и изменения, не имеющие принципиального характера. Время и порядок подписания Договора определить дополнительно.
4. Одобрить проект указаний совпослу в Кабуле (приложение II).
Секретарь ЦК Л. Брежнев.

        Договором определялось, что все расходы по содержанию советских войск на территории Демократической Республики Афганистан Советский Союз берет на себя (статья 3). К договору прилагался секретный протокол, который регламентировал действия ОКСВ в Афганистане, а также определял перечень населенных пунктов и гарнизонов, где афганская сторона выделяла казарменные, служебные фонды и другие помещения, аэродромы и склады для советских войск. Однако большинство гарнизонов, столовых, казарм, стационарных медицинских пунктов, госпиталей, складов и овощехранилищ советским солдатам пришлось обустраивать своими силами. Совпослу в Кабуле были даны соответствующие указания.

*     *     *

Документ
К пункту 2 прот. № 181
Совершенно секретно
Приложение II
Кабул, совпосол
Посетите Бабрака Кармаля и, сославшись на поручение, скажите ему следующее. По оценкам афганских друзей, которые полностью разделяются нами, внешнеполитическая обстановка вокруг ДРА определенное время будет оставаться сложной и напряженной.
Мировой империализм и реакция вкупе с китайскими гегемонистами договариваются о координации своих действий по наращиванию масштабов вооруженного вмешательства в дела ДРА. В последнее время буржуазная пропаганда усилила враждебную антиафганскую и антисоветскую кампанию, направленную на то, чтобы извратить смысл пребывания советских войск в Афганистане.
В этой связи было бы полезно заключить Договор между Правительством СССР и Правительством ДРА об условиях временного пребывания советских войск на территории ДРА, в котором указывалось бы на временный характер этого мероприятия, а также подчеркивалось, что советские войска введены на территорию ДРА по просьбе афганского правительства в целях отражения агрессии извне, не вмешиваются во внутренние дела Афганистана и будут соблюдать внутреннее афганское законодательство. В Договоре можно было бы предусмотреть выделение обеими сторонами уполномоченных по делам временного пребывания советских войск в Афганистане, а также урегулировать вопросы размещения воинских частей, их материального обеспечения, обслуживания, юрисдикции и другие вопросы.
        Если Б. Кармаль выразит принципиальное согласие с нашим предложением, скажите, что Вы можете передать проект Договора на согласование министру иностранных дел ДРА или другому лицу, которое Б. Кармаль укажет. Исполнение телеграфируйте.
         В ходе марша боевых колонн (при их остановках в районах населенных пунктов) возникали импровизированные митинги. Особенно дружелюбно к Советской Армии были настроены солдаты армии ДРА, а также члены комитетов защиты революции.

*     *     *
Информация
В населенном пункте Ташкурган воинов дивизии тепло встретили жители, в том числе женщины и дети. Они охотно вступали с ними в разговоры, задавали вопросы, принимали от советских военнослужащих сувениры. В процессе беседы выяснилось, что местное население знало о прибытии советских войск и в целом к нашей братской интернациональной помощи относится положительно. Всего в беседах принимало участие около 300 человек.
26 декабря в городе Пули-Хумри проведен митинг боевого содружества, на котором присутствовали советские воины и воины 10-го пехотного полка 20-й пехотной дивизии ДРА… В своих выступлениях афганские военнослужащие благодарили советских воинов за интернациональную помощь и выражали готовность к сотрудничеству… Афганские воины скандировали лозунги советско-афганской боевой дружбы.
г. Ташкент 28 декабря 1979 года.




































ГЛАВА  СЕДЬМАЯ

                Афганистан. Провинция Фарьяб. Долина Ширинтагаб.
        Хозяин,  встретил Ивана радостно. Сообщил,  что деньги за  сбитый   советский вертолет тот получит на  следующий  день.  Он  богат, но таких денег у себя дома не держит.
        - Что  будешь  делать  с такими деньгами? -  спросил неожиданно   хозяин.
        - Это  мое  дело, - нехотя ответил Иван и,  сославшись на усталость, пошел в отведенную ему комнату в мужской половине дома.
        Стены глинобитной мазанки изнутри сплошь увешаны коврами. Иван раскатал войлочный матрац и,  заперев дверь  изнутри,  лег  спать.
    Сначала хотел потушить бензиновую лампу,  но раздумал. С некоторых пор стал бояться темноты,  прознав, что в отряде существуют волчьи законы.  За льстивыми поклонами своих подчиненных чувствовал ненависть и зависть, с которой они смотрели ему вслед. За заигрыванием  хозяйских  нукеров  видел ненасытную жажду обогащения и готовность  по первому знаку своего господина изрешетить его из  автомата  или  на крайний случай отравить, чтобы получить хоть малую часть из заработанного Иваном на поле боя.  Охота на вертолеты в его сознании до  нынешнего дня походила на обычную охоту.  Он тщательно выбирал место засады,  не торопясь, перебирал свой ДШК,  очищал от  пыли  и  смазки патроны, а когда видел низко, почти у самой земли, несущиеся машины с опознавательными знаками афганских ВВС,  замирал, ощущая в душе азартный холодок. Как профессиональный промысловик, на глаз определял точку выноса прицела. Его редко подводил меткий глаз и твердая рука. А если случалось, что мазал, то  готов был с досады лопнуть. Тогда доставалось всем, кто    попадался под горячую руку.  Афганцы знали об этом и,  увидев, что    Иван-курбаши промазал, разбегались подальше. После уничтожения краснозвездного вертолета они ожидали от своего курбаши благодарности, подарков, а вышло наоборот. Они не могли и предполагать, что их командир преступил запретную для себя черту и теперь мучился от этого в одиночестве,  на  своей  вшивой   циновке.
        Вскоре к боли душевной добавилось и физическое  недомогание.  Последнее    время  он почувствовал какую-то тяжесть в теле,  усталость наваливалась на него сразу же, как только он оставался один. Вместе с повышенной утомляемостью,    нервозностью,  к  ночи  приходила саднящая головная боль,  стойкая    бессонница.
        Иван стал  замечать  за  собой  не свойственную ему ранее забывчивость, иногда подолгу не мог вспомнить имен своих подчиненных  моджахедов,  хотя раньше он знал поименно всех,    правда, первое время  он не придавал этому большого значения. Стал не в  меру  подозрительным,  легко впадал в истерику.  Афганцы старались  исполнять приказания курбаши быстро и четко, но бывало, и это не помогало. Иван, словно, разъяренный хищник, кидался на своих подчиненных, наказывая их даже за самую малейшую провинность. Во многом его поведение  зависело  от настроения, от того, как часто он  доставал дрожащими пальцами сигарету и через несколько секунд, благоговейно вдыхал в себя райскую горечь гашиша.
        С первой же затяжки весь мир вокруг  него начинал преображаться. Небольшая глинобитная каморка превращалась в  бесконечно-огромный белокаменный дворец,  в котором веселились  все его обитатели:  полуобнаженные наложницы,  степенные визири  и   даже  шах- хозяин дворца.  Движимый чарующей мелодией,  льющейся с  небес, он то и дело подпрыгивал, выделывая при каждом скачке самые  немыслимые и комические пируэты.  Все это выглядело до того потешно, что Иван легко срывался с места и,  громко выкрикивая  незнакомые,   но  очень смешные слова,  сливался со всем этим бесшабашно-веселым народом.  Гонялся за бесстыдно прекрасными чаровницами,  кидался в  общую фантастическую пляску и...  через некоторое время обессиленный, до основания разбитый, валился на тюфяк и  вскоре засыпал.
        Стремясь поскорее  избавиться от,  то  и дело мельтешащего перед глазами, лица  летчика, со сбитого им вертолета,  не дожидаясь,  пока вновь придет к нему состояние, при котором  все клеточки его уставшего тела будут трепетать от невыносимой боли,  Иван, проснулся весь в поту, и сразу же потянулся к  своему походному мешку, за спасительной сигаретой напичканной наркотой. Но там было пусто. Видя это, Иван злобно выругался и, открыв дверь, крикнул в темноту:
        - Эй, кто там, ко мне!
        У проема дверей появилась испуганная, трепещущая, то ли от пламени костра,  то ли от животного  страха  перед  русским  курбаши,   тень его нукера.
        -Чарс и быстро, - еле  сдерживая  нахлынувшую  ярость,  гаркнул   Иван. Тень исчезла,  словно ее и не было.
    Время тянулось по-черепашьи  медленно,  а посыльный не  возвращался.  Иван места себе не находил. Преодолевая внезапно нахлынувшую головную боль, он вновь и вновь мерил резкими короткими шагами  свою комнатушку.  Ярость,  проснувшаяся в нем,  когда обнаружилась пустая пачка из-под сигарет  с  "травкой" постепенно  заполняла  мозг,  сознание. Не владея собой, он пинал ногами стены,  бил кулаками в косяк,  стискивал ладонями виски,  чтобы заглушить  потребу,  пристрастившегося к наркотикам тела.  Но это мало помогало.  Вскоре, страшный душераздирающий вопль,  зародившийся где-то глубоко- глубоко внутри, вырвался наружу.
        - Душа с телом прощается, - подумал Иван, ожидая неминуемой смерти.
           - Разве с такой болью можно жить?
        Но шло время,  а он жил.  Наступали мгновения, когда он проваливался  куда-то в небытие,  ему виделись самые страшные и фантастические кошмары. Спина, лоб, все тело покрывались холодным потом,  сердце билось,  словно зажатая в кулаке  птица,  резко скакало из стороны в сторону,  изредка замирая,  чтобы в следующее   мгновение опять рвануться на волю. Периодически все его существо пронизывала дикая боль, и тогда он, не сдерживаясь, орал благим матом.
        Трудно сказать,  сколько прошло времени, прежде чем дверь в каморку распахнулась, и на пороге появился услужливый афганец. Увидев  искаженное,  нечеловеческой  болью  лицо курбаши,  гонец испуганно   отскочил в спасительную темноту,  оставив за  порогом  две  пачки сигарет с чарсом.
    Иван  с  трудом дотянулся до одной их них,  непослушными руками не  вскрыл одну из пачек.  Вытащив сигарету,  тут же закурил. Обычная  легкость и безудержное веселье почему-то не приходили. Лишь после второй сигареты кайф медленно пополз по жилам,  растворяя страхи и утихомиривая боль.  Ему стало хорошо,  так хорошо,  что хоть песни  пой. И он затянул песню без слов.
         И долго еще  в  ночной  тиши звучал его высокий заунывный голос.    Так воют на   луну одинокие волки.
     Утро не принесло облегчения. Голову  ломило так,  будто с каждым    ударом сердца все глубже и глубже вбивался в затылок клин.  Проходило  действие  травки  и вместе с тем надвигалось что-то неприятное, гадкое, скользкое.  Он вновь забылся тяжелым, дурным  сном. В  затухающем  мозгу    вдруг  мелькнула искорка трезвой мысли - вот заснуть бы так и больше никогда не    проснуться.  Но Иван сразу же от нее отмахнулся.  Он очень хотел жить.  Не    просто существовать,  как существовали его родители, а жить шикарно, как жили  на даче по соседству с лесничеством,  где Иван родился и вырос, большие люди. Воспоминания юности отогнали в тень кошмар  прошедшего  дня. Он снова  увидел до слез знакомое Синегорье,  расплескавшееся волнами лесов от горизонта до горизонта. Однажды ему удалось уговорить вертолетчиков, которые завозили припасы к приезду хозяина дачи, подбросить его к дальнему озеру, где отец  с  десятком других лесников и егерей готовились к утиной охоте. Тогда он  впервые  увидел  свое  Синегорье не со скалы, а с высоты птичьего полета.  Картины юности не тускнеют с годами, а наоборот становятся сочнее и краше. Все зависит от того, как долго ты не был в родных краях,  как сильно тебе хочется побывать там снова. Сейчас Иван отдал бы все свои миллионы, лишь бы вновь  оказаться в  глухом лесничестве,  в родительском доме, увидеть мать, помянуть отца. Но он знал, что нет для него обратной дороги, потому  и  вспоминал свое Синегорье как несбыточную сказку,  как чудо из чудес.


ИНФОРМАЦИЯ  К  РАЗМЫШЛЕНИЮ


Документ

Сентябрь 1981 года.
 «В последнее время США, страны Западной Европы, Египет совместно Пакистаном заметно активизировали помощь афганской контрреволюции. В целях координации деятельности в этом направлении в Исламабаде создана рабочая группа, в состав которой вошли сотрудники генштаба и военной разведки Пакистана и представители посольств США, Англии и Египта. На заседании группы обсуждаются главным образом конкретные операции по проведению подрывных действий, участие отдельных стран в организации движения мятежников на территории ДГА. В частности, подготовка диверсантов и террористов проводится в ФРГ, где с конца 1980 г. действует ряд центров по обучению методам партизанской войны лиц афганской национальности и пакистанских военнослужащих. Срок подготовки рассчитан на 1,5 месяца. В первой половине сентября с. г. в ФРГ на учебу вылетела очередная группа диверсантов.
Египет увеличивает поставки афганским контрреволюционерам современных видов вооружения (автоматы Калашникова, ракеты «земля-воздух», легкие зенитные установки, взрывчатки, мины с часовым устройством и т. д.). Оружие доставляется в Пешавар ночью на самолетах С-130, на этих самолетах периодически прилетают инструкторы, в том числе и американские, по военной подготовке контрреволюционеров на пакистанской территории.
В последнее время Англия также активизировала свое участие в подрывной деятельности против правительства ДРА. Так, в первой половине сентября с. г. в Пакистан прибыла группа английских экспертов по организации партизанской войны в составе 10 человек. В задачу группы, которая сейчас находится в приграничных с ДРА районах, входит всестороннее изучение на месте нынешнего состояния «гражданской войны» в ДРА и подготовка доклада с конкретными предложениями о формах практического участия Англии в оказании помощи «повстанческому движению».
Из информации военной разведки.




















































ГЛАВА  ВОСЬМАЯ


Афганистан. Северная провинция.
Подъем в гору резко замедлил движение колонны мото-маневренной группы, и Сергей, чтобы обеспечить круговой обзор, немного приотстал. Внимательно наблюдая за гребнем перевала, он заметил там группу вооруженных людей, одетых в однообразную, цвета хаки незнакомую форму. «Это, наверное, сарбозы, перевал охраняют, – подумал он. – Где-где, а там духи могли бы нас основательно пощипать».
Вписываясь в очередной поворот, водитель по неопытности ослабил руль, и боевая машина, чуть было не завалившаяся правым боком в кювет, остановилась.
Взглянув вниз, Сергей обомлел: прямо под ним зияла пропасть. Он не стал ругать и без того растерявшегося водителя, который сам, осознавая допущенную оплошность, напряженно держался за руль.
– Спокойно, не торопись, жми на тормоз и осторожно включай заднюю передачу.
Уверенный голос замполита ободрил бойца, и тот без суеты вывел машину из опасного крена. Все произошло так быстро, что десант даже не заметил этого небольшого происшествия. Напряженно всматриваясь через узкие лючки бойниц в окружающее их горное безмолвие, солдаты ждали засады, жаждали свиста пуль и подвигов.
Это чувство, ранее никем из них не испытанное, как-то по-новому, одухотворенно высвечивало их лица, разжигало в глазах огонь.
Сергей усмехнулся про себя: что-то похожее колобродило и у него в душе, заставляя крепче сжимать запотевшими от напряжения пальцами приклад автомата.
Бронетранспортер беспрепятственно пылил дальше, нагоняя колонну. Спуск оказался еще сложнее, чем подъем; глубокие промоины, отвесные скалы, сжимающие и так узкую дорогу, замедляли движение, требуя от водителя нечеловеческого напряжения. «Ничего, пусть привыкает»,– думал Сергей, сочувственно глядя на покрывшийся испариной лоб водителя.
Наконец спуск закончился. Разбитая колея дороги выбегала в зеленую долину и змейкой терялась вдали. Напряжение сразу схлынуло, и Сергей стал удивленно рассматривать распаханные вдоль и поперек пологие холмы и возвышенности. Все-таки зима на дворе, а здесь посевная вовсю. Больше всего его поразила примитивность земледелия. То здесь, то там влажную еще землю пахали и боронили с помощью деревянных сох и сучковатых бревен, на тощих коровенках и ослах.
Вдали показались склоны гор, рассеченные аккуратными параллельными террасами. Подъехав ближе, Сергей разглядел, что это не просто площадки, нарытые крестьянами в крутом склоне, а самые настоящие фруктовые сады, уже начинающие зеленеть. Дальше дорога, которой, видимо, надоело петлять по долине, вывела колонну на обширную равнину, горизонт стал непривычно широким, только далеко-далеко впереди плоскогорье пересекала подернутая голубоватой дымкой гряда остроконечных гор. Кишлаков, простирающихся с обеих сторон дороги, почти не было видно. Их плотной стеной обступали прямоствольные тополя. Только изредка сквозь только начинающую распускаться листву проглядывали плоские крыши глинобитных домов да высокие стены дувалов. Вскоре тополя расступились, открывая взору наблюдателя высокое, громоздкое строение, обнесенное настоящей крепостной стеной с башенками по углам и узкими бойницами, подслеповато щурящимися от жгучего солнца. Только подъехав поближе, Сергей разглядел на скорую руку заделанный пролом в стене, расписанные автоматными очередями стены здания, выбитые окна и черную копоть, застывшую над проемами окон и дверей.
Наверное, эта крепость недавно выдержала настоящую осаду и, как видно, не сдалась. И словно в доказательство этого из-за израненных стен сначала нерешительно, затем смелее показались тюрбаны, а затем и лица одетых в разнообразные одежды людей с винтовками и автоматами в руках. Они приветливо махали руками, что-то крича на своем языке. Из раскрытых настежь ворот вывалила пестрая толпа ополченцев, некоторые из них были крест-накрест перепоясаны пулеметными лентами.
«Как в гражданскую войну, только «максима» не хватает для полной картины», – подумал Сергей. Афганцы приветствовали проходящую колонну, махая руками, и что-то гортанно крича. Сергей расслышал только часто повторяющееся слово «шурави». Он знал, что шурави – значит советский.
Впереди дорогу пересекало русло пересохшей речушки, через которое перекинулся наполовину разрушенный железобетонный мост. За речушкой показались низкорослые кварталы городка, переплетенные сетью глинобитных и каменных дувалов. Только в центре города виднелись двух - трехэтажные здания европейского типа.
Город был полон восточной экзотики. Здесь мирно уживались рядом средневековый и современный архитектурные стили. Невдалеке от старинной мечети, с наполовину обвалившейся крышей минарета, неплохо уживается фешенебельный кинотеатр. Перед искрящимися всеми цветами радуги духанами возвышался новый универсальный магазин, а с низенькими глинобитными лачужками довольно-таки успешно спорили многоэтажные коттеджи – новая жизнь неудержимо отвоевывала у старой необходимое жизненное пространство, бурлила и подмывала, словно горный поток в половодье, одряхлевшие дувалы средневековых жизненных устоев.
Город встретил колонну восторженным многоголосьем. Духанщики, дехкане, рабочие, солдаты и народная милиция (царандой), все пестроцветье одежд азиатского города высыпало на узенькие кривые улочки. Куда ни кинешь взгляда - одни мужчины, только изредка из-за высокого дувала нет-нет да и выглянет женская курчавая головка, жадно зыркнет глазами и спрячемся за цветастую накидку паранджи.
Справа и слева вдоль проезжей части выстроились разнокалиберные, пестреющие разнообразным товаром духаны. Вдоль обшарпанных стен караван-сараев, пристроившись кто на корточках, кто на ковровых подстилках, восседали белобородые старцы, что-то оживленно обсуждая, кивали головами и многозначительно закатывали глаза. На обширном рукотворном холме, среди мохнатой зелени соснового парка, возвышалось крашенное в розовый цвет здание кинотеатра, рядом грозно возвышается над городом дворец генерал-губернатора провинции. На центральной улице, как и во всяком европейском городе, тянули вверх натруженные руки самые настоящие фонари, обшарпанные, с еще свежими рваными пулевыми ранами, они как железные бойцы, вместе с защитниками города, освещая окрестности, тоже стояли на страже покоя горожан.
Особенно поражал воображение настоящий восточный базар, раскинувшийся перед дворцом. Казалось, вот-вот со скрипом раскроются главные ворота, и оттуда медленно выплывет торжественная процессия, с настоящими скороходами, рослыми неграми, легко несущими золоченые носилки с самим солнцеподобным шахом. Но нет, ворота мертвы, только, как и тысячелетия назад, жив базар с его невообразимым шумом, сотканном, как многоцветный афганский ковер, из зазывных воплей торговцев, препирательств покупателей, трубного рева верблюдов и крика упрямых ослов, воплей снующих среди лавок мальчишек-зазывал, с его невообразимыми по содержанию товаров духанами, в которых довольно-таки мирно уживались сладости и ученые книги, часы и кувалды, магнитофоны и паранджа, сигареты и таблетки против курения, с его неимоверными мерами веса – от стандартной фунтовой гирьки до совсем не стандартной груды камней, с помощью которых взвешиваются продукты, дрова и даже материя.
За то короткое время, что боевая машина проезжала через город, у Сергея от желания все увидеть, ведь когда еще придется такое лицезреть, в глазах появилась резь.
Идущая впереди машина на повороте внезапно остановилась. Крикнув водителю «Стой!», Сергей, откинув люк, вылез наружу, чтобы узнать, что же там случилось.
У БТРа забарахлил двигатель, и теперь его цепляли к тягачу.
Сергей огляделся вокруг. Широкая улица прорезала город на две части. По ней взад-вперед сновали двуколки, разукрашенные причудливой резьбой, яркими рисунками и цветами. Весело звеня, проносились на велосипедах мальчишки, неторопливо катили степенные мужи. Изредка, кутаясь с головой в разноцветные накидки, охраняемые мужчинами, торопливо, словно бесплотные тени, неслышно проходили женщины.
– Шурави, шурави, цигарет, – послышались голоса шустрых мальчуганов, без страха снующих вокруг боевых машин.
Сергей с сожалением развел руками. Но мальчишки не отставали.
Один из них, худющий, в рваной, засаленной рубашке, вытащил из холщовой сумки потрепанную тетрадь и протянул ее Сергею. Показал пальцами, мол, тетрадь тебе, а пачка сигарет мне. Сергей согласился: уж очень убогий вид был у пацана, так и хотелось ему хоть чем-то помочь. Он взял у старшины пачку сигарет и протянул ее мальчишке. Добившись своего, сорванец, вместе с другими такими же, как он попрошайками, шумной стайкой помчались дальше.
Полистав тетрадь, Сергей хотел  было отдать ее своим бойцам на письма, но передумал. «Заведу-ка я дневник,– обрадовался он дельной мысли. – Буду записывать туда все, что здесь увижу и услышу. Для истории. Ведь должна же наша здесь жизнь остаться в памяти потомков».
Сергей вынул из внутреннего кармана авторучку и на первом же чистом листе крупными буквами вывел:
АФГАНСКИЙ ДНЕВНИК
Тягач натужно заурчал, дохнул на собравшихся поглазеть зевак солярной гарью и, увлекая за собой неисправную машину, двинулся вперед.
Вскоре колонна вышла на окраину города, и дорога запетляла по пустырю,  который пересекала неширокая взлетно-посадочная полоса. Когда машины до нее доехали, прозвучала команда спешиться.
В наушниках раздался усталый, но довольный голос начальника ММГ:
– Приехали, ребята, теперь мы почти что дома.
Сергей немного позже понял значение этих слов, а пока недоуменно разглядывал раскинувшуюся перед ним местность, рассеченную вдоль и поперек извилистыми арыками.
– К машине, – скомандовал он десанту, и изо всех люков, как горох, сыпанули бойцы. На пропыленных, уставших лицах солдат угадывалась радость от того, что, наконец-то, окончен такой короткий и такой длинный путь. Длинный потому, что поток впечатлений был таким огромным и захватывающим, точно после многосуточного марша.
Рядом со стоящими в линию машинами уже поднимались островерхие палатки, без дела никто не сидел.
Одни разгружали транспортные машины, другие торопливо рыли окопы – скоро начнет темнеть. Сергей, отдав распоряжение на разгрузку машин, торопливо зашагал к маячившему невдалеке начальнику штаба.
– Товарищ майор, – обратился он, – где будет располагаться наша палатка?
Устало взглянув на старшего лейтенанта, майор неопределенно махнул рукой в сторону и то ли шутя, то ли серьезно сказал:
– Твоя хата с краю, – и, повернувшись, быстро пошел к машинам.
Сергей решил ставить брезентовый домик на свое усмотрение – приближался вечер, а крыши над головой до сих пор еще не было. Подойдя к уже наполовину заселенным палаткам, он увидел ряд колышков и табличек, обозначавших улочки и кварталы военного городка.
Место для их палатки было и в самом деле с краю. Такое положение дел, предвещавшее начало, взбодрило его, и, не замечая усталости, Сергей начал энергично руководить установкой временного жилища. Работа спорилась, и скоро над головой затрепетал под ветром брезентовый потолок. После того, как солдаты закрепили растяжки, полотнище палатки, словно единый монолит вросло в глиняную слякоть площадки.
Несмотря на то, что под брезентом было совсем неуютно, а внутри стоял какой-то кисловатый запах, это был настоящий дом. Его предстояло теперь по-настоящему обжить.
Переселение закончилось. В темноте, наскоро поужинав уже успевшими надоесть консервами, все, кроме охранения, заснули крепким сном. Говорят, что сон на новом месте в руку, но Сергею в эту ночь сны не снились, сам Морфей, уставший и пропыленный, сопел без задних ног, позабыв свои сны, вещающие о лучших временах.
Утро выдалось прохладным. По брезенту нудно стучал мелкий дождь, злорадно предвещая затяжную слякоть.
Выйдя из палатки, Сергей сразу окунулся в пропитанный туманной влагой воздух, чертыхнувшись про себя, зашагал, громко чавкая сапогами по грязи.
В палатке командира уже собрались почти все офицеры, ждали старшего начальника, курили, вполголоса переговаривались – делились впечатлениями вчерашнего марша.
Створки палатки внезапно распахнулись, и на пороге появился среднего роста, широкоплечий, с тонкими чертами лица офицер. В глаза сразу бросалась выбивающаяся из-под фуражки седина.
– Товарищи офицеры! – задорно выпалил майор Бруснецов и, пожирая глазами начальство, доложил: – Товарищ полковник, офицеры мото-маневренной группы по вашему приказанию собраны.
Полковник, сняв камуфлированную куртку,  привычным движением руки поправил кобуру с пистолетом, и негромко, но твердо начал:
– Я не хочу повторяться, говоря о цели нашего здесь присутствия. Скажу главное – у вас в руках мощная техника и оружие, которые при умелом использовании защитят вас в бою, позволят успешно выполнять боевые задачи. И всегда, что бы вы ни планировали, продумайте до мелочей все, касающееся жизни каждого солдата. Потерю техники мы всегда сможем восполнить, человеческие же потери восполнить невозможно.
Полковник замолчал, вглядываясь в сосредоточенные лица присутствующих офицеров.
– Вам предстоит решать трудную задачу: обжить этот небольшой участок земли, в то же время оказывать посильное содействие местным органам власти в укреплении народной власти на местах. Что и говорить, первопроходцам во все времена было труднее, но вы всегда знайте, что на родной земле о вас постоянно помнят, вами гордятся, вам завидуют.
Он, вновь замолчал, видимо, подыскивая необходимые в минуту прощания слова:
– Ребята мои дорогие, возвращайтесь домой такими - же здоровыми и красивыми, берегите себя и своих солдат.
Седовласый полковник подошел к каждому офицеру и крепко пожал протянутые на прощание руки, вышел из палатки и твердой, чуть враскачку, походкой пошел к ожидавшим его вертолетам.
Внезапно налетевший порыв ветра сначала порвал тучи на огромные клубящиеся куски, а затем и вовсе разогнал их. Вовнутрь палаток, как редкий и долгожданный гость, заглянуло солнце, и, несмотря на давящее на всех чувство неопределенности и оторванности, возникшее с отлетом «вертушек», на лицах многих офицеров затеплились улыбки.
- Ну что, гвардия, грустить нам некогда, надо работать – сказал Бруснецов. После этих слов офицеров, словно прорвало, не слушая друг друга, они заговорили, обсуждая услышанное.
Подождав, пока схлынет первый поток массового красноречия, начальник ММГ продолжил:
– А работа нам предстоит большая, – и начал пункт за пунктом развивать свою мысль. Сергей едва успевал записывать, сыплющиеся, как из рога изобилия, указания.
Вскоре совещание закончилось и офицеры начали расходиться, обсуждая услышанное, о чем-то споря, хором гогоча над чьей-то очередной шуткой.
Невысокого роста, щуплый, с широкоскулым азиатским лицом и черными, как смоль волосами прапорщик, построив подразделение, доложил:
– Товарищ старший лейтенант, застава для проведения политинформации построена!
– Вольно, – скомандовал замполит и подошел поближе к строю. Около сотни глаз внимательно и вопрошающе смотрели на него.
– Товарищи, – начал Сергей, – мы прибыли сюда, чтобы помочь афганцам, защитить их  от многочисленных врагов, которые как волки прячутся в горах и спускаются в долины под покровом темноты, чтобы творить свое кровавое дело. Обстановка в провинции такая, что долго ждать нападения нам не придется. Есть данные, что душманы, под руководством местного главаря Мавлави Кеши, уже готовят против нас  вылазку. Это наш главный противник, поэтому о Мавлави мы должны знать все.
Мавлави Кеши – старшина группы кишлаков. Богач, имеющий в своем пользовании около сотни джарибов земли (около 42 га), десятки батраков. В период правления Амина, недовольный  политикой новой власти он собрал несколько десятков своих родственников и ушел в горы. Установил связь со сбежавшими в Пакистан лидерами исламских партий. Его хозяином и вдохновителем стал лидер «Исламской партии Афганистана» Саидахмедхан. Ярый сторонник «священной войны», он не гнушается толкать свои банды и на прямой разбой.
Мавлави по национальности пуштун, ему 47 лет. Он фанатически предан своему хозяину и идеям возглавляемой им партии. Общая численность его банд составляет от 500 до 800 человек, имеющих на вооружении 120 автоматов Калашникова, 6 крупнокалиберных пулеметов ДШК, 6 ручных противотанковых гранатометов, один 170-миллиметровый миномет, винтовки, карабины и ручные гранаты.
Костяк банд – 80 наиболее преданных Мавлави боевиков, прошедших специальную подготовку за границей, обученых различным методам диверсий и пропаганды.
Банды Мавлави имеют большие запасы оружия и боеприпасов, продовольствия и одежды. В каждом из 16 кишлаков провинции у Мавлави 20 – 25 пособников, которые при необходимости по его команде могут влиться в банды, тем самым увеличив их численность в полтора - два раза.
Имеются сведения, что его люди есть в полку, оперативном батальоне царандоя, в генерал-губернаторском аппарате и даже в канцелярии провинциального комитета НДПА и ХАДе.
Координирует деятельность банд в провинции резидент партии «Исламская партия Афганистана» в Афганистане Абдусалом, резиденция которого находится в 40 километрах от провинциального центра, в кишлаке Торзоб. Он имеет задачу объединить разрозненные банды в одно крупное формирование.
Мавлави сначала выступал против этого объединения, но, узнав, что в случае, если он создаст в провинции крупное формирование, равное по численности полку, то получит от своих заграничных хозяев генеральское звание и, неограниченную власть над всеми отрядами моджахедов в провинции, развил активную деятельность.
С теми из курбаши, кто ему не хотел подчиняться, Мавлави жестоко расправлялся.
Тактика действий бандформирований, возглавляемых Мавлави следующая; нападение на колонны из засад, минная война, террористические акты в отношении советских специалистов, солдат и офицеров, афганских активистов, ночные налеты на расположение советских войск, если позволяет обстановка, то пытаются нападать и днем, все акты планируются только после тщательной разведки, перепроверки информации, которую бандиты получают путем запугивания и пыток…
Главари банд обычно живут у зажиточных афганцев – старшин кишлаков, духанщиков и других богатеев.
После ночных  операций «духи» уходят подальше от места боя, в кишлаки, переодеваются там, прячут оружие и хоронятся сами, обычно в подвалах домов, в местах, где хранится пшеница, в помещениях для скота, в различных колодцах.
В заключение Сергей показал на белеющий вдали дом со следами пожарища и пустыми глазницами окон:
– Там раньше размещалась школа, и молодой учитель, приехавший из Кабула, учил детей дехкан письменности, языку, истории, рассказывал о революции, о новой власти, которая делает все, чтобы им жилось лучше, чем их родителям. Однажды ночью из своего логова пришли «духи», они убили учителя, сожгли школу, а дехканам сказали, что так будет со всеми, кто станет поддерживать новую власть. Бандитские шайки укрываются в горах, совсем рядом, и в любой момент могут  напасть. Чтобы не быть захваченными врасплох, необходимо создать надежную оборону. Чем быстрее мы ее закончим, тем неуязвимей будем для хитрого и коварного врага. За дело, ребята.
Вскоре застава, подзадориваемая старшиной, ускоренным шагом выходила к своим боевым позициям.
Линия окопов была обозначена колышками, дело оставалось за малым: вырыть сначала ячейки для стрельбы стоя, чтобы потом соединить их общей траншеей. Сергей взял у одного из солдат лопату и, всадив ее в податливую сырую землю, выкинул первый ком земли. Ободренные участием офицера, солдаты десятками лопат вгрызлись в податливую землю, оставляя на ней зияющие раны окопов, так, как делали их отцы, деды и прадеды, готовясь к смертному бою. И земля никогда не подводила их, защищая от пуль и снарядов своим иссеченным войной телом. Но эта была родная земля. А вот защитит ли их чужая афганская земля, никто не знал, да пока и не думал, наверное.
Позиции заставы ММГ вплотную примыкали к обороне десантного батальона, который прибыл в долину на несколько месяцев раньше пограничников.
Сергей, видя, что работа кипит и без его участия, неторопливо направился на стык позиций. Там его уже поджидал, непонятно откуда появившийся офицер-десантник.
- Рад такому соседству, - первым протянул руку капитан, Виктор Ольховцев, - без особых церемоний добавил он, крепко сжимая руку Сергея.
- Илларионов Сергей. Очень рад знакомству с представителем крылатой гвардии, - улыбнулся он, разглядывая морщинистое, загорелое до черноты, худощавое лицо десантника.
- Как дорога? «Духи» не тревожили? А то нас они во время движения хорошо потрепали. Две боевые машины подбили. Офицер и два бойца тогда погибли.      
- У моста, сразу же за приграничным городом?
- Да, там!
- Видели мы там ваши машины. По сути дела это было наше первое знакомство с войной.
- Да разве это война? – капитан вынул из кармана камуфлированной куртки портсигар, предложил сигарету Сергею. Поняв, что тот не курит, задымил в одиночку. И только после третьей глубокой затяжки продолжал:
- То, что было у моста – это цветочки. За то время, что мы выполняем здесь приказы кабульского командования, батальон потерял уже с десяток боевых и транспортных машин и до взвода личного состава. Вот так-то братец…
 - А как вообще здесь обстановка? – попытался перевести разговор Сергей.
- Пока отсюда на операции не выходим, вроде все нормально. Первое время обстреливали нас «духи» из близлежащих кишлаков, по ночам, но после того, как мы на каждый их выстрел начали отвечать артиллерийским огнем, ночные обстрелы прекратились. Так, что и вам советуем.
- А как вообще обстановка в войсках? – Сергею было интересно узнать отношение к войне уже обстрелянного, побывавшего в боях офицера.
- Ты имеешь в виду моральный дух? За то время пока здесь воюем, никто из офицеров рапортов на замену еще не писал. Да и солдаты в бою себя хорошо показали. Вот только… - капитан замялся.
- Все о чем мы говорим, останется между нами, слово чести! – почему-то волнуясь, сказал Сергей.
-  Где-то с месяц назад из соседней части сбежал солдат. Говорят, что во время операции занимался мародерством и за это, до прибытия следователя, его посадили на гауптвахту. Точно не знаю, что там случилось, но ему каким-то образом удалось отобрать оружие у часового и удрать в горы. Есть данные, что этот парень воюет теперь в одной из душманских банд. Вот так-то!
Слова капитана-десантника еще долго будоражили душу Сергея, который не  мог и предполагать, что советский солдат может быть предателем и воевать на стороне врага.
 
ИНФОРМАЦИЯ  К  РАЗМЫШЛЕНИЮ
Листовка
«Срочная информация! К сведению истинных мусульман! Программа Тараки, или то, к чему он стремится:
1. Несомненно, тот, кто недостойно ведет себя, — тот кяфир.
2. Соотечественники делают свою родину неверной.
3. В угоду русским они попирают честь мусульман.
4. Отбирают землю и имущество мусульман.
5. Сыновья Советов (НДПА) говорят: у вас не будет женщин, земли и золота.
6. Будут уничтожены религия ислам и улемы.
7. Русским отдадут землю и родину. Мусульмане, запомните все это. Смерть русским прислужникам! Смерть английским прислужникам!»




ГЛАВА  ДЕВЯТАЯ

     Казахстан. Синегорье.
Зимой жизнь в лесничестве замирала.  Редкие тропинки были протоптаны в снегу лишь к магазину.  Поселок по сути дела был отрезан  от  мира, в то время как к даче,  к ее парадному подъезду вела широкая добротная  асфальтированная дорога,  другим  своим  концом  упирающаяся в шоссе. Массивный  шлагбаум открывался лишь для того,  чтобы пропустить лимузины хозяина и его приближенных.
     Единственным занятием сельчан в короткие зимние дни и длинные ночи были хмельные посиделки. Иван не любил этих застолий и всячески  старался от них увильнуть,  хотя, что греха таить, бывало и напивался, от беспробудной тоски и безысходности, но случалось такое с ним довольно редко. Конечно, чтобы не прослыть белой вороной, ему приходилось делать вид,  что пьет он наравне со всеми,  но часто его стакан так и оставался наполненным до конца попойки. Он наблюдал, как наливается хмельной кровью отец, слышал, как заплетается язык у матери, и  от всего этого его просто воротило....
     Позже, окончательно поняв, что ему никак не пробиться к другой, лучшей жизни, он запил горькую.  Ему казалось, что хмель растворяет дикую человеческую тоску, приглушает душевную боль. Приходило временное, затуманенное винными парами успокоение,  в голову не лезли самые разные мысли о будущем. Иван чувствовал, что начинает спиваться, когда  из военкомата  пришла  повестка.
     Иван явился на сборный пункт с вещами.  Офицер, который делал отметки в повестках, скептически осмотрев лесовика буркнул:
     - С вещами рановато. Комиссию сначала пройди.
     В больших холодных и гулких коридорах районного дома культуры Ивана взвешивали,  щупали со всех сторон, лезли в рот, нос и уши, оттягивали мошонку,  заставляли  приседать,  а затем хлопнув по голому заду, сказали "Здоров!". Иван не успел понять, хорошо это или плохо, а председатель комиссии уже заявил:
     - Тебя, братец, можно и в десантные войска отправлять.
     От этих  слов  сердце  новобранца испуганно зачастило.  Он боялся большой высоты и обычно обходил подальше вышку на озере,  хотя с  утеса прыгал в воду смело.
    За несколько недель до отправки в армию  лейтенант из военкомата  вручил ему повестку, для полного расчета в лесничестве.
     В глубине души Иван был рад, что скоро распрощается с опостылевшим лесничеством.
       - Хоть  на два года,  а там видно будет, - думал он,  добираясь домой. Ему повезло,  из города на к их поселку отправлялся лесовоз, водитель прихватил с  собой Ивана. Узнав,  что тот скоро пойдет в армию,  мрачно пошутил:
     - Ты,  салага,  старайся быть поближе к кухне, да подальше от начальства, авось и выживешь, а может быть и награду дадут. Я  лично  из армии отличную награду привез. Хочешь посмотреть?
     Иван недоуменно глянул на шофера, не зная, шутит тот или нет.
     - Хочу!
     Водитель остановил свой лесовоз,  снял шапку и, схватив  Ивана  за руку, провел пальцами по своей голове. Под волосами Иван ощутил вмятину.
     - Это деды пошутили однажды.  Кирпичом стукнули, а командиру сказали, что молодой пострадал-де из-за несоблюдения  мер  безопасности. Я тогда еле оклемался.  Пока в госпитале лежал,  шутники уволились в запас, с них и взятки гладки. Так что, парень, желаю тебе лучшей доли.
     Он прикурил беломорину и глубоко затянулся.
     Этот рассказ запал глубоко в душу Ивану.
    - И все-таки уж лучше  кирпичом  по голове, чем здесь, в этой глуши до конца жизни быть подлым человеком, - думал он, готовясь в дальний путь.
     Однажды из окна дома Иван увидел, как утки, небольшими стайками, шлепаются на тихую гладь озера,  но обычного охотничьего азарта не ощутил.  Его теперь занимали другие заботы:  побыстрее отсюда уехать,  улететь куда подальше, хоть на край света, лишь бы больше никогда не видеть загульного пьянства вокруг.
     Утиные стаи привлекли за собой и первых добытчиков. Через несколько дней за забором охотничьего замка вдруг все сразу ожило.  Забегали сторожа, прислуга. Из приземлившегося  вскоре вертолета вышли люди в камуфляже,   сгибаясь от тяжести  они тащили в дом баулы, ящики, ружья.
     - Завтра  хозяин прибудет, - сказал, суетясь, отец и не ошибся.  Утро следующего дня оглушило лесовиков пением клаксонов и урчанием  моторов мощных лимузинов.
     - Хозяин на охоту приехал!  Сам приехал. На уток. Знать будет нам на эту неделю работенка, - эти слова не сходили из уст поселян.  Многие в предвкушение доходной забавы и выпивки потирали от радости руки.
     Вечером отец пришел навеселе. Похлопав сына по плечу, сказал:
     - Крепок ты стал. Вырос, а я и не заметил. В деда корнем. Пойдешь завтра с нами? Слышал, наверное, Сам приехал!  Будет добрая охота.
     Сначала Иван хотел отказаться,  но, подумав, согласился.  На  охоте можно было подзаработать. А на дорогу деньги ох как нужны.
     - Где охота-то будет?
  - На Дальнем озере.  Помнишь, там, где в камышах схроны приготовлены. Интересно - право, охотишься и ног не замочишь.  Ну, да ладно. Самому видней,  где охотиться. С ним видно гости издалека. Наверное из Москвы самой. Но это не нашего ума дело. Выпьем, Вань? Я тут полбутылочки для тебя припас...
         - Отстань, не хочу, - наотрез отказался Иван.
     Отец не настаивал. Пока мать доила корову,  быстро  допил  остатки водки и  зашвырнул пустую бутылку подальше,  чтобы не дай Бог жена не узнала. Иван по опыту знал, что если отец утаивал что-то от матери и та уличала его в этом, то в доме был шум и крики громче чем на городской толкучке. Иногда словесные баталии заканчивались настоящим побоищем,  из которого мать обычно выходила победительницей. Это ее крестьянской ширококостной породой  Бог наградил Ивана. Мать хоть и пила ничуть не меньше остальных  мужиков,  но  не пьянела и частенько упившегося в гостях муженька тащила до дома на себе.
     Отец поднял  его  ранним утром. Над поселком только-только забрезжил рассвет.  Компанию, участвующую в охоте, усадили на грузовик и через час с небольшим, высадили невдалеке от озера. Загонщики разошлись по берегу, приготовили трещотки и затаились в ожидании сигнала.
     - Пошли, с богом! - крикнул распорядитель, и лесовики производя самый  невообразимый шум и  гам, двинулись к камышам. Встревоженные  шумом и криками, утки  поднялись с насиженных мест, и большими косяками понеслись к  противоположному  берегу. Раздались  первые выстрелы. Птицы, обезумев от страха, заметались над озером. Водная гладь в районе  засады покрылась множеством  неподвижных  серых точек. Подранки, ища спасения в камышах, безбоязненно кидались чуть ли не под ноги загонщиков. Те безжалостно добивали  их палками. Иван с отвращением наблюдал как отец, хищно оскалив зубы, точным ударом  сшиб  голову  одной, другой, третьей  утки. С самодовольной,  улыбкой хищника, он  прицепил  свою добычу к поясу, и в поисках следующей жертвы кинулся дальше, вглубь камышей.
     А сиятельные  охотники  не удовлетворив еще свой азарт продолжали палить в белый свет, как в копеечку. Некоторые загонщики подошли по берегу уже почти  вплотную к засаде. Стали видны дощатые настилы, удобные сиденья, сетки для добычи. Один из хозяйских гостей, вальяжно развалившийся в  кресле, пытался с высоты  своего  насеста, сачком  достать  добычу, но безрезультатно. Видя  это  в воду полез отец и, схватив подбитого утенка, закинул его прямо охотнику  в  сетку. Выслушав благодарность гостя, он с гордостью посмотрел на сына, мол знай наших! Иван, видя халуйство отца, который за бутылку был готов на все, лишь досадливо сплюнул в воду.
     А  массовое истребление обезумевшей от грохота пальбы птицы только набирало темпы. Иван помнил времена, когда охотничьи  трофеи  не  вмещала даже лесхозовская «шишига», ГАЗ - 66, приходилось вызывать на подмогу трактор с тележкой. Судя по  размаху, подобное ожидалось и в тот день. Но...
     Неожиданно невдалеке от Ивана  дуплетом прогремели  два  выстрела, и через  несколько мгновений окрестности озера прорезал нечеловеческий вопль, который и тут же смолк. В камышах, откуда донесся  крик,  кто-то беспомощно  бился, тщетно  пытаясь выбраться на  берег. Вскоре  шум затих. Над водой повисла звенящая тишина.
     Ошеломленные этим  загонщики  стояли  в  оцепенении, прежде  чем один из них не бросился в гущу камышей.
     - Человека  убили! -  раздался его отчаянный крик и только тогда все, кто был на берегу, кинулись к месту происшествия.
На мостках к этому времени уже никого не  было, только  вдалеке в лесу  гулко взвыл мощный двигатель хозяйского вездехода, и тут - же затих, растворившись вдали.
     В неподвижно  лежащем на мелководье человеке, Иван без труда узнал отца. В погоне за очередным подранком он, видимо, слишком близко  подошел к охотникам. На шум стреляли с ближайших мостков, и потому голова убитого представляла собой сплошное кровавое месиво.
     Когда загонщики вернулись домой, на даче было пусто, словно хозяина там никогда и не было. Правда, вскоре из ворот вышел озабоченный случившимся, управляющий, который, стараясь успокоить семью погибшего, высказывал свои соболезнования, а затем, посчитав, что выполнил свою миссию полностью, сунул в руки матери конверт с ассигнациями.
Когда чиновник ушел, Иван хотел отобрать у матери деньги и бросить их вдогонку хозяйскому холую. Но мать воспротивилась:
- Не тебе дано, не тебе и распоряжаться! 
Отца похоронили на следующий день. Мать повыла для приличия над гробом, справила богатые поминки и вскоре забыла о муже, словно его и не было вовсе.
Единственное событие, которое немного притупило его душевную боль после гибели отца, был приезд деда Ивана.  Иван знал, что у него есть дед, что он жил где-то далеко-далеко, на Дальнем Востоке. Правда родные не любили рассказывать о нем. Только однажды, когда отец был изрядно навеселе, брякнул, что дед Иван, его отец - поганый зек и что он не собирается содержать старика, который не думал о своей семье, когда совершал предательство. Как ни просил Иван отца рассказать о деде подробнее, тот больше к этому разговору не возвращался.
Старик приехал в лесничество, когда отца уже дня три как похоронили. Мать встретила его приезд настороженно, холодно, словно тот и не родней был.
На кладбище с дедом пошел лишь Иван. Мать отказалась, сославшись на срочные дела по хозяйству.
Уронив скупую старческую слезу на могилу сына, старик, обняв внука за плечи, произнес: 
– Мне скоро помирать. Хочу оставить тебе на память вот этот  медальон, он мне от отца, твоего прадеда, достался.  Говаривал мне отец, что вещичка эта сохранила  его в первую мировую. И меня медальон этот оберег на войне, ибо чем еще объяснить то, что я сумел выкарабкаться после тяжелых ранений  в двадцать девятом и в Великую Отечественную.  Даст бог, и тебя от всяческих напастей сохранит.
Дед вытащил из-за пазухи свой простенький солдатский медальон, и торжественно, с благоговением в глазах, протянул его внуку.
Иван бережно его раскрыл. На позеленевшем от давности медном овале, в капле прозрачной как слеза глазури был запечатлен библейский воин, победивший грозного змея.  Иван невольно поднес реликвию к губам и спешно ее поцеловал.
- Я знаю, ты многое в этой жизни повидал,  - повесив медальон на шею, обратился к деду Иван,  - две войны прошел, отец говорил, в тюрьме сидел.  Скажи мне, что в жизни самое главное?
Старик явно не ожидал от внука такого вопроса и потому глубоко задумался.
Начал он свой ответ издалека. Рассказал о своей боевой юности, друзьях-товарищах. Об убийственном равнодушии сталинских застенков. О войне, из которой он вышел победителем… Он еще многое хотел сказать, но нетерпеливая юность прервала неторопливую мудрость: 
- Скажи, тебе часто в жизни приходилось принимать решения, от которых  зависела твоя дальнейшая жизнь?
-  Бывало, - неопределенно произнес дед, внимательно вглядываясь в лицо Ивана, словно пытаясь по нему отгадать к чему же клонит внук, - ты знаешь, внучек, какое бы решение я не принимал, у меня всегда был выбор…
- Значит ты сам выбрал эту свою несуразную жизнь, свой тернистый путь проходящий в одиночестве, вдали от семьи, от близких?
- Скорей всего да! – задумчиво произнес дед.
- Но ты же мог прожить свою жизнь лучше, приличнее?
- Это верно! Но тогда мне надо было сподличать, взять на душу грех. А это для меня неприемлемая плата даже за самую райскую жизнь. 
- Но ты же мог совершить ошибку при выборе?
- Мог! Но, слава Богу, пока, что не совершил, мне кажется, ни одной.
- Скажи мне откровенно, если я, например, пойму, что совершил в своем жизненном выборе ошибку, нужно ли ее исправлять?
 - Дорогой мой, конечно  же,  нужно! Но при этом ты должен знать, что такие ошибки обычно исправляются только кровью. Это я тебе могу сказать точно. Так, что внучек, как говаривали в старину – береги рубаху снову, а честь смолоду!...
Безжалостное солнце целыми пригоршнями швыряло на голову, затылок, спину свои огнедышащие лучи. Иван бежал из последних сил. Кажется еще шаг, два и он упадет на раскаленный песок. Но нет, такое бывает только с новичками. А он в карантине уже почти старослужащий. Вместе с тремя своими земляками он прибыл в учебную часть на целый месяц раньше. Гладя на его выцветшую гимнастерку, молодые, только, что прибывшие в часть солдаты были готовы подчиняться ему как всякому старослужащему, и потому он не мог показать им свою слабость. Матюгаясь на чем свет стоит, Иван все  прибавлял и прибавлял темп.
Три километра пробежал первым, за что получил от командира взвода первую в своей жизни благодарность.
Иван гордился, что попал в десантные войска и делал все для того, чтобы командиры были им довольны, Вот почему, когда в их воздушно-десантной бригаде началось формирование батальона "спецназ", Иван, один из немногих "молодых", попал туда с наилучшими характеристиками.
В "спецназе" требования были на голову выше, чем в учебке. Марш-броски чередовались  прыжками с парашютом. После рукопашного боя, когда от напряжения тряслись руки и ломило ноги, ротный гнал их на стрельбище. От грохота стрельбы закладывало уши, от обилия пороховых газов тошнило, но Иван стойко переносил все    тяготы и лишения военной службы. Ему не привыкать. Хоть такой ритм у десантников почти каждый день. Для чего их готовили? Никто, даже командиры не знали, или не хотели говорить.
Только однажды, зачастивший в часть полковник из штаба округа, обронил невзначай: " Читайте газеты"…



ИНФОРМАЦИЯ  К  РАЗМЫШЛЕНИЮ

Документ
«Секретно»
 1. В декабре советские войска в ДРА и афганские части совместно с органами безопасности, царандоем и партактивистами вели боевые действия по разгрому мятежников в основном в районе Кабула, в восточных и южных провинциях, а также с отдельными бандформированиями на севере страны. В результате боевых действий уничтожено свыше 3,5 тыс. мятежников, 700 взято в плен.
В настоящее время власть прочно удерживается во всех провинциальных центрах. Из имеющихся в стране 290 уездов (волостей) 70% контролируется правительством. Под контролем мятежников находится 74 уезда (волости), или менее 30% (из них половина уездов контролируется мятежниками в труднодоступных горных районах).
В целом в Афганистане достигнуты значительные результаты в деле стабилизации обстановки. Только в течение декабря закреплена государственная власть в 34 уездах (волостях).
2. Утвержден план боевых действий советских войск в ДРА и афганских вооруженных сил на январь и февраль 1981 г. Планом предусматривается сосредоточить основные усилия на разгроме формирований мятежников и укреплении власти в важнейших районах (всего в 24 уездах). Таким образом, под контролем мятежников к исходу февраля может остаться не более 50 уездов (волостей). Предусмотрено также усилить прикрытие государственной границы. В январе-феврале на границу будет выведено в дополнение к 18 имеющимся еще два пограничных батальона. Укомплектованность погранбатальонов доводится до 70% (сейчас 25-35%).
В настоящее время в приграничной полосе установлено 400 минных полей (более 500 тыс. мин, протяженность — 125 км).
Планируется создать еще 20 минных полей (протяженность 10 км, 25 тыс. мин).
В январе — феврале 1981 г. продолжаются оперативно-войсковые операции по ликвидации контрреволюционного подполья в городах Кабул, Кандагар, Герат, Джелалабад и Хост…
В афганской армии продолжается дискриминация офицеров, ранее принадлежавших к халькистскому крылу партии. В отношении их устраиваются провокации, отличившиеся не награждаются, им не присваиваются очередные воинские звания, предпринимаются попытки снятия с должностей…
Из информации военных советников в ДРА.
Январь 1981 года.

*     *     *

В сплочении наша сила

…Сплочение народа, укрепление единства и повышение роли партии, восстановление в стране революционного порядка - таковы наиболее важные особенности нынешнего этапа афганской революции,- рассказал заместитель Председателя Революционного совета ДРА, заместитель премьер-министра страны Султан Али Киштманд.- Хотя после свержения кровавой клики Амина прошло менее двух недель, многое уже сделано и еще больше делается, чтобы преодолев ущерб, нанесенный Афганистану его внешними врагами и их агентурой, обеспечить быстрое продвижение страны вперед по пути революции...
"Комсомольская правда", 11.01.80 г.



























ГЛАВА  ДЕСЯТАЯ


Афганистан. Северная провинция.
…Игорь, прищурив от яркого солнца глаза, счастливо наблюдал, как Галка, нагнувшись, собирала в свою узенькую ладошку алые ягодки земляники. Голубое ситцевое платьишко легкими, воздушными линиями очерчивало гибкий девичий стан, упругие груди, мерно колыхающиеся в такт дыханию. Обрамленная золотистыми локонами голова чуть склонена набок, из-под  длинных, русого цвета бровей то и дело лукаво блестели голубые, словно безоблачное небо глаза, пьянящие своей чистотой и наивностью.
Набрав полную горсть ягод, она, неторопливо ступая, томно покачивая бедрами, подошла к нему, села рядышком и, положив голову Игоря себе на колени, начала, как маленького, кормить сладкими сочными ягодами. Дурачась, Галка, откусив ровно половинку, остальное совала ему в рот, приговаривая:
– Ешь, мой дитеночек, кушай, ребеночек – станешь большим, мы поедем в Надым!
Заметив этот невольный экспромт, они дружно рассмеялись.
– Что мне останется делать, если ты и дальше так будешь развивать свои поэтические способности. Рано или поздно скажешь, что во мне нет ничего лирического, и тем самым дашь мне полный отвод.
Она лишь игриво зыркнула на него своими глубокими, как бездонный колодец, глазами из-под смеженных ресниц. И, взяв губами самую крупную ягоду, поднесла ее к губам. Руки Игоря крепко-накрепко обвили хрупкую девичью шею, и губы влюбленных слились в едином дурманящем поцелуе. От Галины пахло парным молоком, душистой земляникой и немного духами. Опьяненный близостью трепещущего женского тела и нежным поцелуем, Игорь привлек ее к себе. Почувствовав сквозь рубашку упругую мягкость груди, он, не отдавая себе отчета, в сладострастном тумане рвал непослушные пуговицы и крючки, целуя нежную шею, лаская грудь. Внезапно он почувствовал, как напряглось, до этого такое послушное, тело и губы прошептали чуть слышно:
– Не надо, Игорек, мне страшно, – и столько в этих словах было беззащитности и горячей любви, что Игорь, разжав объятия, перевернулся на спину, чувствуя, как бешено колотится сердце, словно стремящееся вырваться из груди. Она резко встала, одернула платье и, стыдливо опустив глаза, зашла за густой куст орешника. Вскоре, выйдя оттуда, села рядом и, заливаясь румянцем, тихо промолвила:
– Я не хочу, чтобы все это произошло раньше времени. Потерпи. Пусть все будет так, как хочет мама.
– Мама, мама, – раздраженно сказал Игорь, – когда ты будешь жить своим умом? Какая послушная маменькина дочка, ты и после свадьбы свою мамочку к кровати пригласишь, чтобы она прочитала нам наставление на сон грядущий и нежно поцеловала в лобик.
– Почему ты недолюбливаешь свою будущую тещу, она ведь вроде современная женщина, всегда знает, чего хочет, и, конечно, по-своему заботится о своей единственной дочке. Правда, она не любит, чтобы ей в чем-то перечили, но, честно говоря, этого никто не любит, а тебе жалко, что ли, сказать пару-другую комплиментов вместо того, чтобы спорить? Неужели тебе так трудно усвоить прописные истины и быть паинькой в присутствии моей мамочки?
Она потрепала его взлохмаченные волосы и, легко вскочив на ноги, побежала, крикнув на ходу:
– Догоняй!
Игорь наблюдал, как она, едва касаясь земли, будто парила над лугом. Развевающиеся полы платья, словно крылья, казалось, несли ее вперед. Он быстро поднялся и, широко расставив руки, бросился за ней, словно охотник за невиданной красоты редкостной бабочкой, забыв о кочках, о колючках шиповника, боясь одного, что вот сейчас она и вправду вспорхнет и растает в голубизне поднебесья, и никогда он ее больше не увидит. Игорь настиг ее только на самой опушке березовой рощицы, крепко-накрепко обхватил руками и, задыхаясь от бешеного бега, удовлетворенно прохрипел:
– Ну что, попалась, птичка, теперь тебе придется подрезать крылышки и для большей верности посадить в золотую клетку.
На это она счастливо умиротворенно рассмеялась, положив голову Игорю на плечо. Немного отдышавшись, они, взявшись за руки, пошли по дороге к городу, отвечая улыбками на любопытные взгляды пассажиров автобусов, то и дело проносящихся мимо. Они шли, беззаботно болтая, то и дело заливаясь беспричинным смехом, занятые только собой, никого и ничего не замечая. Они очень подходили друг другу: статные, белокурые, она, как и подобает девушке, тонка как стебелек, хрупка и беззащитна, он же – высок, широкоплеч, твердо и уверенно вышагивает рядом с ней, всем своим видом утверждая, что ее он в обиду никому и никогда не даст.
Ребята и девчонки с их двора по-доброму завидовали им и тактично молчали, встречая вместе, оставив свои колкости для других. Только сопливая детвора, выказывая огрехи воспитания, кричала на весь двор: «Тили-тили тесто, жених и невеста», – повторяя хором и поодиночке, разноголосо и настойчиво.
Игорь и Галка старались не замечать ни многозначительных взглядов соседей, ни выкриков детворы. Все или знали, или догадывались, что их отношения должны вскоре завершиться свадьбой. До намеченного торжества осталось совсем мало времени, и их родители сбились с ног, готовясь к нему. А они, ничего не замечая, как блаженные, постоянно уединялись, будто боясь, что кто-то подсмотрит и спугнет их счастье, на пушечный выстрел не подпуская к сокровенному даже самых близких друзей…
Внезапно сладкие воспоминания Игоря были прерваны оглушительной пальбой.
- Опять батарея минометы пристреливает, как будто не могут днем настреляться, – досадливо подумал он. После того, как их подразделение обосновалось в долине капитально, перебравшись из простреливаемых насквозь палаток, в добротные землянки, душманы стали реже обстреливать позиции «шурави», но, тем не менее, их редкие огневые налеты, постоянно напоминали  бойцам, что враг рядом и в любой момент может атаковать.   
Стрельба продолжалась недолго. Наконец над лагерем вновь воцарилась звонкая, тревожная тишина, изредка прерываемая звонкими хлопками одиночных выстрелов, к которым все уже давно привыкли и не обращали внимания.
Игорь закрыл глаза, но сон, несмотря на усталость, почему-то не шел. Не давало уснуть полученное накануне письмо от жены. Игорь лежал с открытыми глазами, вспоминая дни, проведенные вместе с молодой супругой. Свадьба с ее обильным застольем в каком-то, не запомнившемся, ресторанчике, с похабным ресторанным оркестриком честно зарабатывающим свой хлеб хриплыми, пропитыми голосами и нестройными звуками гитар, здравицами и пожеланиями родных и гостей, пьяными выкриками: «Горько, горько!...» и мимолетными поцелуями раскрасневшейся жены, все это пролетело как сон. Пробуждение от венчального угара наступило, лишь только они остались вдвоем у застеленной вычурным покрывалом кровати. Игорь сел на краешек, проверяя ее мягкость.
– Мя-а-гкая, – растягивая от волнения слова, тихо сказал он.
Галка подошла к тумбочке, сняла и бережно положила на нее белоснежную накидку, подойдя к зеркалу, причесала распущенные волосы. Подойдя к кровати, быстро расправила ее, взбила подушки и, откинув одеяло, чуть слышно промолвила:
– Ложись.
Быстро сбросив тесные туфли, брюки и рубашку, он юркнул под еще прохладное одеяло. Натянув его до подбородка, наблюдал за ней. Она, пока он раздевался, Галина уже успела переодеться в халат и, тихонько скрипнув дверью, вышла.
- Наверное, смывает косметику, - подумал про себя Игорь. Нервное возбуждение после того, как они остались вдвоем, не только не уменьшилось, а, напротив, с каждой минутой все более и более возрастало. Минуты отсутствия жены казались ему часами. Но вот, наконец, скрипнула дверь и на пороге появилась она, желанная, родная, залившаяся алым румянцем. Щелкнул выключатель, и Игорь почувствовал прикосновение пышущего жаром женского тела. Он стал исступленно целовать ее губы, шею, грудь, лаская шелковистую кожу. Внезапно он ощутил дрожь, и едва слышные слова:
- Игорек, я боюсь.
– Не бойся, мое счастье,– ласково прошептал он.
Она, услышав его уверенный голос, успокоилась. Их губы слились в едином жизнеутверждающем поцелуе…
Медовый месяц, проведенный вдали от родных и хлопот в высокогорном доме отдыха, вылился в нескончаемый праздник любви. Галинка стала еще очаровательней, чем была, словно проснувшийся от зимней спячки под ласковым весенним солнцем благоухающий бутон алой розы. Он старался держаться солиднее, когда шел рядом с ней, но это у него не всегда получалось, и они вместе потешались над его отнюдь не джентльменскими выходками. Игорь, стараясь предупредить все ее желания, носился как мальчишка.
– Ах! – Ей понравился цветочек, примостившийся на краю обрыва, и он сломя голову лезет за ним.
– Ох! – У нее натерт пальчик на ноге, и он на руках несет ее к ближайшему пенечку.
– Эх, как охота прокатиться на лошадке, – бросает лукаво она новую вводную, и он, несмотря ни на какие препятствия, ставит перед ней колхозного иноходца.
Игорь мог сделать все на свете, лишь бы вновь и вновь видеть ее счастливый и признательный взгляд, слышать радостные восклицания и смех. Эти прекраснейшие дни пролетели со скоростью ракеты, и скоро книга их лесной сказки была прочитана от корки до корки. Настали будни. Первые недоразумения и мелкие ссоры. Игорь еще раньше предлагал, чтобы они после свадьбы переехали на квартиру до тех пор, пока не обзаведутся своей. Но привыкшая к постоянной материнской опеке Галка и мысли не допускала, что они будут жить где-то отдельно.
И когда он решил настоять на своем, она сквозь слезы стала говорить, что он ее просто не любит, нисколько не заботится о ней и что он просто неблагодарный человек, и еще многое другое. Игорь, понимая, что кто-то из них должен уступить, скрепя сердце согласился временно пожить у тещи.
Мария Павловна, мать Галины, одобрила это решение и отвела им одну из трех комнат. Вначале жизнь молодоженов протекала, как и везде.
Игорь после окончания десятилетки устроился на завод в цех, где работал его отец. И теперь, как истинный пролетарий, жил, как говорят, по заводскому гудку. Утром уходил на работу. Галка, проводив его, спешила в техникум. Вновь встречались они только под вечер за общим столом. Игорь не любил этих застолий, высокопарных речей Марии Павловны о современной молодежи, ее желания поучать их. Он постоянно сдерживал себя, чтобы не сорваться и не наговорить теще грубостей, его удерживал только упрашивающий Галинкин взгляд. Чувствуя холодность мужа, и прекрасно зная причину, она старалась ласками отвлечь его от мрачных дум, но, ничего не добившись, отворачивалась обиженно к стенке и затихала. Игорь чувствуя, что она не спит, с запоздалым чувством раскаяния, просил у нее прощения. Помирившись они вновь отдавались любовным утехам.
Однажды,  вернувшись усталым и озлобленным с работы – пропесочили на профсоюзном собрании за невнимание и  рассеянность, от которых страдала вся  бригада,  Игорь, молча пройдя в свою комнату, заметил довольно странные вещи: Галка, выдвинув из угла швейную машинку, строчила малюсенькую байковую рубашечку. 
- Она что, в куклы играть собралась, - недоуменно подумал он и, неслышно подойдя сзади, прикрыл ей ладошками глаза. От неожиданности она вздрогнула и, перестав шить,  не говоря ни слова, взяла его руки в свои и осторожно приложила их чуть ниже груди. Ощутив упругость  округлившегося живота, он сначала опешил, потом, словно еще не веря, заикаясь, спросил:
– Галчонок... у нас скоро будет ребеночек, да?
Она медленно развернулась на стуле и счастливо, как-то по-особому глядя на него, только кивнула утвердительно головой. Игорь не сразу пришел в себя от нахлынувшей вдруг радости, что он скоро будет отцом, будет баюкать своего ребенка, будет учить ходить, когда тот подрастет, и еще много чего будет. Он, осторожно обняв свою Галинку, начал целовать зардевшиеся щеки, светящиеся материнской теплотой глаза. На глазах у обоих в этот момент искрились невольно выступившие счастливые слезинки любви.
Дни до рождения ребенка пролетели очень быстро, в заботах и хлопотах. Игорь старался держаться с Марией Павловной еще предупредительней, чем раньше, не дай бог хоть чем-то расстроить Галину, тем более что она стала почему-то еще раздражительней, мнительной и требовала постоянного внимания ко всем своим капризам.
Когда ее увезли в роддом, он не находил себе места, то и дело звоня в приемный покой, слушая в который уже раз, как уставший женский голос успокаивающе говорил, что все нормально и как только крошка появится на свет, ему сообщат. Игорь клал трубку и нервно шагал по комнате, не замечая ничего, то и дело натыкаясь на стулья. Он почти физически ощущал ту боль, которую предстоит перенести его маленькой хрупкой женушке, и снова крутил диск телефона, слушая в ответ все те же стандартные фразы. Он не помнил, как, привалившись бочком на кровать, заснул. Только утром, услышав хлопки открывающейся и закрывающейся двери, проснулся, стараясь вспомнить, почему лежит на кровати одетым. Первой сознательной мыслью, промелькнувшей в голове, была: «Как там Галка?»
Он сразу же бросился к телефону, набрал знакомый номер, послышались короткие гудки. Игорь, чертыхнувшись, в сердцах бросил трубку. Посмотрел на часы и ахнул: до начала рабочего дня оставались считанные минуты, и он как был, так и помчался на завод. На пороге столкнулся с Марией Павловной, которая, не то удивленно, не то осуждающе взглянув на него, сказала:
– У вас родилась дочь, молодой человек, а вы спите, – и уже теплее добавила: – Вот и я стала бабушкой.
На немой вопрос: «А как там Галка?» – она просто ответила:
– Здорова, здорова, да и что с ней станется, не она первая, не она последняя делает свое бабье дело.
Игорь сначала на радостях хотел обнять свою, ставшую после сегодняшнего дня ближе, тещу, но в последний момент раздумал, просто не представлял, как она на это отреагирует. Поблагодарив за радостную весть, он как на крыльях припустил на остановку, успев заскочить в переполненный автобус. Часы уже били 9 часов, когда он, с трудом протиснувшись, выскочил у проходной. Старик вахтер, заметив опоздавшего, уже придвинул к себе толстую тетрадь и ручку, чтобы зафиксировать этот факт, но увидев светящееся радостью лицо и услышав:
«Пал Палыч, у меня дочка родилась!», понимающе улыбнулся, сказав:
– Поздравляю, сынок, поздравляю!
Новость прилетела в цех быстрее, чем добежал до него Игорь, видно, Пал Палыч и здесь преуспел, как это он делает с опоздавшими: не успеет тот дойти до раздевалки, а там уже красуется с колючкой в носу его красная физиономия, с соответствующим текстом.
Когда он вышел из раздевалки, навстречу ему уже шли начальник цеха, немногословный, но до мелочей знающий свое дело инженер, рабочий, которого звали просто Константиныч. Он горячо поздравил новоявленного отца. Подошли друзья, поздравив, они то ли в шутку, то ли всерьез давали практические советы. Не обошлось и без шуток. Игорь стоял, не зная, что делать, и лишь признательно улыбался в ответ.
Из затруднения его вывел Константиныч, сказав:
– Сегодня с тебя здесь толку будет мало, иди переодевайся и дуй к жене, передай ей и дочери от нас большущий привет!
Он легонько подтолкнул Игоря к выходу, и тот, не ожидая повторного приглашения, уже мчался к своей кабинке, по-солдатски быстро переоделся и, одаряя всех улыбками, зашагал к проходной.
По пути с завода Игорь позвонил в роддом, и тот же вчерашний женский голос сообщил ему, что дочь родилась премиленькая, мать чувствует себя нормально и недельки через две их можно будет забрать домой.
Почти две недели он околачивался возле окон больницы, стараясь увидеть лицо своей Галинки. И по-ребячьи радовался, когда ему это удавалось. Хотя черты лица жены с трудом угадывались сквозь двойные стекла третьего этажа, Игорь был твердо уверен, что это она.
Наконец наступил день выписки из роддома. Медленно, словно нехотя, открылись массивные двери, и на порог вышла она, чуть осунувшаяся, но ставшая еще красивей и женственней, чем прежде. За Галинкой вышла медсестра в белом халате, держа в руках небольшой сверточек, из которого доносились приглушенные теплым одеялом всхлипывающие звуки. Передав шевелящийся сверточек матери, она поздравила счастливое семейство с прибавлением. Игорь, точно во сне, подошел к матери, осторожно и неуклюже взял на руки дочь, покачал, но детский плач не прекратился. Тогда Галинка спокойно взяла ее на руки, что-то пропела себе под нос, побаюкала, и ребенок сразу же затих.
Не пришлось Игорю вдосталь налюбоваться дочерью, вскоре пришла повестка из военкомата, настало время идти службу ратную нести. Прощальный день на привокзальной площади. Рядом, понурясь, стояла Галка.
Пока она еще крепилась, стараясь больше улыбаться, говорила о разном, не затрагивая предстоящее, поучала беречь себя, всегда помнить, что его ждут жена и дочь.
Когда прозвучала команда «По вагонам» и настало время прощаться, она не выдержала и по-бабьи, навзрыд, заплакала, уткнувшись ему в грудь. Он всячески старался ее успокоить, целуя в соленые от слез губы, щеки, глаза, но она только крепче прижималась к нему, словно боясь потерять навсегда. Только с помощью провожавших его родителей удалось оторвать Игоря от Галки. Состав тронулся, но он еще долго видел бегущую за поездом маленькую фигурку Галинки. Ночь уже подходила к концу, когда Игоря сморил предутренний сон, но и во сне он не расставался с милым образом своей жены; как и прежде гулял с ней в березовой рощице, говорил ей глупости, стараясь ее рассмешить... В это время где-то высоко в пространстве послышался заунывный голос муэдзина, он настойчиво вещал с расположенного на окраине провинциального центра высокого минарета, призывая правоверных к утренней молитве. Вскоре после этого прозвучала команда – «Подъем!»
Начинался новый день нелегких солдатских будней.

 
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ

Город Меймене – административный центр провинции Фарьяб.
Провинция Фарьяб расположена на северо-западе Демократической Республики Афганистан, занимает территорию в 21,3 тысяч квадратных километров, которую населяет 510 тысяч человек. Основное население провинции: узбеки 48%; таджики - 22,6%; пуштуни - 13,2%; туркмены - 13%; арабы – 3%. Здесь проживает, также, незначительное количество хазарейцев, киргизов, казахов, татар, джоги, таймени.
В административном отношении провинция разделена на шесть улусволи: Андхой, Даулятабад, Тагобширин, Кайсар, Пуштункут, Бельчераг и четыре алекадари: Ханчарбаг, Карамколь, Намусо, Альмор.
Основное занятие населения сельское хозяйство, в котором трудится 85% населения, проживающего в провинции.
Зона земледелия находится в условиях сухого, жаркого климата.
В летний период с саура по акраб (с мая по октябрь) дождей практически не выпадает, поэтому жизненно важное значение приобретает орошение земель. Культурный слой земли в основном состоит из лассовых пород.
Крестьянскими хозяйствами выращиваются в основном такие культуры, как пшеница, ячмень, горох, конопля, хлопок, виноград-кишмиш, грецкие орехи, арбузы и дыни.
Причём имеется возможность снимать урожай зерновых культур два раза в год, но из-за отсутствия развитой системы орошения эта возможность не реализуется. После Саурской революции в провинции начала проводиться широкомасштабная земельно - водная реформа. Ко второй половине 1562 года (1983 год) 15064 крестьянских хозяйств имели паспорта на владение 255407 джерибами  земли (джериб – единица измерения площади, равная ~ 2 га).
По данным кооперативного отдела провинциального управления сельского хозяйства (модериате-зироат) урожайность зерновых культур выращиваемых в провинции довольно высока. Каждый посеянный сир пшеницы даёт, в зависимости от погодных условий, 15-20 сиров (сир – мера веса, равная ~ 2,5 килограммов)  зерна нового урожая, что составляет 25-55 центнеров зерна с гектара. При благоприятных погодных условиях средняя крестьянская семья может обеспечить себя хлебом одного урожая на три года. А весь север Афганистана: провинции Кундуз, Балх, Саманган, Фарьяб способны поставить достаточное количество хлеба для всей страны.
Не менее важное значение для населения провинции имеет скотоводство. По данным прошлых лет в крестьянских хозяйствах содержалось около 1 миллиона 800 тысяч голов скота.
Основная доля крестьян ведёт единоличное хозяйство, но после Саурской революции в провинции проводилась работа по созданию сельскохозяйственных кооперативов из числа крестьян имевших или получивших землю во время проведения земельно-водной реформы.
Ко второму этапу революции  насчитывалось 102 таких кооператива. К настоящему времени большая их часть находится на территории, контролируемой душманами. Фактически действующих осталось 41. Уменьшился и размер помощи, оказываемой государством. Если в 1558 году (1979 год) кооперативам был выделен кредит в размере 12 миллионов афгани, продано 8 тракторов, передано 12 плугов, то в 1361 году (1982 год) кооперативам было продано 19 тонн семенной пшеницы по государственной цене.  В 1562 году (1983 год) министерством сельского хозяйства Афганистана обещана помощь в размере 400 тонн зерна и предприняты меры для поставки минеральных удобрений.
Создаваемые кооперативы общей материальной базы не имеют. Для вступления в кооператив, крестьянам достаточно уплатить вступительный взнос. Кроме сельскохозяйственных кооперативов в городе Меймене создано пять кооператива типа "Истахлоки" для продажи товаров, поступающих от государства, по твёрдым ценам. В настоящее время управлением кооперативов предпринимается меры по созданию кооперативов подобного типа в городе Андхое. Кроме этого в городе Меймене создан также один кооператив по изготовлению мебели и один женский кооператив по производству ковров.
В промышленном отношении провинция развита довольно слабо. Имеющиеся предприятия очень незначительны.
Очень важное значение не только для провинции, но и для страны имеют соляные копи, находящиеся в улусволи Даулятабад. В 1559 году (1980 год) управлением копий было реализовано соли на сумму 2734866 афгани.  В 1360 году (1981 год) соли было реализовано уже на 11 миллионов 176 тысяч афгани. Сейчас для возобновления работы копий необходимы крупные капиталовложения, изыскать которые внутри провинции не представляется возможным.
Кроме перечисленных выше предприятий в городах и кишлаках провинции имеется большое количество духанов по продаже всевозможных товаров, мелких ремесленных мастерских по ремонту автомобилей, мотоциклов, велосипедов, изготовлению гончарных изделий, производство кузнечных, слесарных, медницких столярных работ, выделке каракулевых шкурок и шкур других видов животных, шитью одежды и т. д.
Население Меймене составляет более 150  тысяч жителей. Полуевропейский, полуазиатский город. В провинциальном центре два лицея, мужской и женский. Кинотеатр  на  500  зрителей  и два-три увеселительных  заведения  для мужчин.
В городе работает дизельная электростанция, которая снабжает электроэнергией низкого напряжения центральные улицы в течение 5-6 часов в сутки. Электростанцию обслуживают 51 человек, из них 15 рабочих.
14 рабочих и 11 служащих трудится в типографии провинциальной газеты "Фарьяб", которая выходит тиражом в 1100 экземпляров. Кроме выпуска газеты типография исполняет заказы парткома НДПА, комитета ДОМА и других организаций.
Важное значение для провинции имело хлопкоперерабатывающее предприятие «Джени пресс», на котором работало 50 человек. Предприятие перерабатывало весь хлопок, выращенный в провинции, и снабжало крестьян семенами хлопка. Но в 1559 году (1980 год) "Джеки пресс" было разрушено мятежниками и в настоящее время без капитальных затрат пуску не подлежит.
До 1360 года (1981 год) в Меймане функционировало Фарьябское отделение Гильмендстроя, обладавшее довольно мощной базой различной строительной техники. Им был построен крупный мост через реку Меймене, два лучших в городе лицея Абубайд и Абумуслим. К сегодняшнему дню вся техника разбита, строительные материалы не поступают, от отделения Гильмендстроя осталась лишь одна контора.
В провинциальном центре имеется 141 дукан, в которых занято 1200 мелких торговцев. Особое место среди населения занимает духовенство. В целом по провинции функционирует более 1200 мечетей, из них 107 в Меймене. Насчитывается около 5000 мулл, значительная часть которых выступает против народной власти.
Руководство  политическими, хозяйственными и военными органами осуществляется провинциальным комитетом НДПА, во главе с секретарем Альборсом. Исполнительным органом народной власти является аппарат губернатора, которым является Хашим Пайкор.
В городе расквартирован полк правительственных  войск, оперативный батальон  царандоя и многочисленные подразделения трудовой армии. При партийном комитете, органах  народной  власти, госбезопасности и внутренних дел, как в центре, так и на местах созданы группы защиты революции из числа  рабочих и дехкан, испытавших  зверства повстанцев на себе и своих близких.
В провинциальном центре работает советнический аппарат из числа партийных и советских работников, военнослужащих СА, КГБ и МВД, которые оказывают практическую помощь  в  деле становления партийных и народных  органов в провинции Фарьяб, при формировании частей и подразделений народной армии, органов ХАД и МВД.
Из информации советских партийных и военных советников в ДРА.






































ГЛАВА   ОДИННАДЦАТАЯ


        Афганистан. Долина Ширинтагаб.
Иван редко садился на своего жеребца, предпочитая пешие прогулки, и потому лишь с большим трудом влез на своего текинца с  помощью  одного  из  своих  нукеров. Пристрастие к "травке" давало о себе знать.
        Впервые Иван  попробовал  "травку" –  наркотик, которым предприимчивые афганцы набивали сигареты, в госпитале. Рана, полученная в бою, быстро заживала и через месяц он уже ходил  в  выздоравливающих. Свободного времени было больше чем достаточно, и он помогал медсестрам и нянечкам  ухаживать за  тяжелоранеными, которые  ждали отправки в Союз.
        Молоденький, плотно сбитый парень-кровь  с  молоком, не  мог  не нравиться хорошеньким медичкам, прибывшим в Афганистан в поисках  военной романтики. Иван, выросший в глуши и ничем там не отличившийся на любовном поприще по причине того, что моложе сорокалетних баб в лесничестве никого не было, сначала сторонился  сестричек. Но  однажды, оставшись в процедурном кабинете наедине с чернявой миловидной хохотушкой Светланкой, не сдержал клокочущего в здоровом  мужском организме желания, и обнял девчонку.
        - Ну что ты, что ты! Как тебе не стыдно?- выпалила покрасневшая  до кончиков ушей Светланка, тем не менее, прижимая его голову к   своей огнедышащей, пышной  груди.
    Все дальнейшее произошло, словно в тумане. Иван привлек трепещущее тело к себе, и начал безумно целовать ее  большие  глаза, источающие желание губы. Нежный запах духов с чуть заметным духом больницы, шедший от ее каштановых волос, дурманил рассудок.
        - Милая,  родная моя, - шептал он.
        - Я  хочу, чтобы  ты  знала,  как прекрасны твои глаза, как нежны  твои губы…
 Дальше была ночь любви. Истинной любви и настоящего человеческого счастья.
 Потом Иван не упускал ни  единой возможности, чтобы еще и еще раз не увидеться со  Светланкой, ощутить  ее прикосновение, поймать на себе ее лучистый взгляд.
Однажды порядком по ней соскучившись, он постучал в заветную дверь несколько раз заветным стуком,  и,  не  дождавшись  ответа,    резко  дернул  за ручку. Сорвавшись со щеколды,     дверь отворилась.   В течение нескольких минут Иваном с удивлением наблюдал довольно необычную картину. Ни на что не реагируя,  Светлана сидела за столом, сжав руками голову,   раскачиваясь из стороны в сторону.
        - Что с тобой? - удивленно спросил он.
        Медсестра на его слова никак не реагировала, словно ничего и не слышала. Тогда он подошел к ней и резко тряхнул ее за плечи.
        - Что случилось?  Скажи мне, что с тобой? - встревожено вопрошал Иван, но его слова, как и минуту назад падали в пустоту.
        Так ничего и не добившись, Иван обиженно ретировался.
-  Не хочет  со  мной  разговаривать, так бы и сказала,  – удрученно думал он,     шагая к себе в палату.
        За все время их близких отношений они не давали друг другу никаких обещаний, не клялись в верности до гроба, потому, что знали - война  все их клятвы и обещания может  списать в два счета.
        Тогда, в момент  их  первой  размолвки,  в  горах  шли  кровопролитные     бои. Госпитальные  узнавали  об этом от раненных, прибывающим с поля боя. Операционная работала круглосуточно. Иван понимал, что  Светлане, как  хирургической  сестре, приходится работать без отдыха, и потому ее больше не тревожил. Во время их случайных встреч, она виновато  улыбалась, а если  никого поблизости не было, даже примирительно целовала его, как маленького, в  лоб и тут же спешила в операционную.
        Так прошла неделя, в конце которой, лечащий врач обрадовал Ивана сообщением  о  скорой  выписке  из  госпиталя. Решив  поделиться  вестью  со  Светланой,  он поспешил в операционную. Там ему сказали, что Светлана отдыхает у себя, после дежурства.
        И вот он у заветной двери. Для приличия стукнул  несколько  раз    по  стеклу. В  ответ  тишина. "Нет  там  никого, что  ли?"- подумал     Иван, но прислушавшись, различил доносящиеся из  комнаты  стоны. Иван рванул за ручку. Дверь оказалась запертой. Он рванул сильнее, так, что отскочила щеколда. В комнате среди всеобщего беспорядка, на  кушетке лежала Светлана. Извиваясь, словно эпилептик, она то бормотала что-то нечленораздельное, то всхлипывала, то заливалась  истерическим  смехом, как и в прошлый раз, совсем не реагируя на его присутствие. Заподозрив что-то неладное, Иван внимательно оглядел комнату.
       На столе лежала распечатанная пачка сигарет "Кэмел", рядом  еще    тлеющий  окурок. Иван  машинально сунул его в рот, привычно затянулся и у него тут же  запершило  в  горле  так, что  он  закашлялся  до слез. Поспешно бросив окурок на пол, он растер его каблуком. "Травкой  балуется"-  наконец-то догадался он.
        По рассказам  сослуживцев, Иван представлял себе о воздействии на человека  вседоступного в    Афганистане гашиша. Со слов бывалых вояк он догадывался и о том  состоянии, которое может  испытывать  заядлый его курильщик. С  особым  страхом  наркоманы  вспоминали состояние ломки, которая скручивает тело любителя "травки", лишь только  организм не  получит  очередной  порции  зелья. Все это вызывало у него лишь нездоровое любопытство, а если кто-то и предлагал курнуть, то Иван  с отвращением отвергал подобные предложения.
        Светлана, словно очнувшись от тяжелого  сна, открыла  глаза. Иван  успел заметить в них испуг и смятение, которые через мгновение сменились нескрываемой досадой.
        - Ты  только  не ругай меня. Знаю, что я дура психованная, но мне    так хотелось хоть на часок забыться, чтобы только не видеть  окровавленные тела мальчишек, беспомощно лежащие на операционном столе...
        - Но потребление этой  гадости   скажется  потом, позже. А ты    ведь должна подумать о своем, о нашем будущем.
        - Ванечка, но пойми, что сейчас мне просто необходимо хоть ненадолго забыться от настоящего. Иначе я просто не выдержу. Это ведь ненадолго...- просительно глядя ему в глаза, виновато   сказала она.
        - Если сейчас же не бросишь, то я буду курить с тобой за компанию.
     Светлана поняв, что в словах Ивана не пустая угроза она кинулась к пачке, но Иван опередил ее. Привычно выбив из пачки сигарету, он  тут  же ее закурил. Горечь заполнила рот, легкие, но после первой затяжки уже не так, как при первом знакомстве, першило в горле. Выкурив половину сигареты,  он затушил оставшийся окурок и в ожидании кайфа примостился на кушетке, рядом со Светланой.
        Женщина молча смотрела на него со страхом и осуждением. Действие  наркотика у нее прошло уже полностью, и она, запоздало схватив ополовиненную пачку, бросила ее на пол и принялась  в исступлении топтать ее ногами. Иван равнодушно наблюдал за ее действиями и бессмысленно ухмылялся. Он почувствовал вдруг неведомый ранее душевный  подъем, на  смену которому  пришло  ощущение нескончаемого блаженства. Мозг заволокло густым, непроницаемым туманом, сквозь который доносились  приглушенные  чарующие звуки, виднелись расплывчатые очертание каких-то фантастически невероятных фигур. Ему вдруг стало легко-легко. Он словно птица  парил в поднебесье, дивясь с высоты полета птицы своим Синегорьем. Он поднимался все выше и выше, словно легендарный Икар, прежде чем, почувствовал как безжалостные солнечные лучи  опаляют  огнем  его  руки-крылья  о он падает с не мысленной высоты вниз. Несется стремительно, так, что сердце замирает в груди. Еще  мгновение, и он расшибется об землю, но нет, Иван вдруг, ощущает твердь и  пытается по ней пройти,  хоть несколько шагов. Но неимоверно кружится, раскалывается  от  боли голова. К горлу подступает тошнота. Страшась  своего чудесного и в то же время кошмарного сна, Иван медленно открывает  глаза.  Его  кидает из стороны в сторону. Он пытается зачем-то встать. Схватившись обоими руками за    край стола, Иван, наконец замирает.
        - Ложись  на  кушетку, ну  пожалуйста ложись, - доносится до него    просительный голос Светланы.
          Так закончилась для него первое знакомство с наркотическим зельем.
     Перед самой  выпиской из госпиталя, когда с руки сняли все бинты, Иван случайно задел локтем за дверной косяк, да так, что искры из    глаз посыпались. Нудная, ноющая боль не покидала его ни на минуту. И тогда он вспомнил о непродолжительном, но все заглушающем  состоянии кайфа, который испытал при курении "травки". Выпросив долбан у одного из наркоманов, он, развалившись на постели выкурил его. Боль, словно  ее вовсе и не было, исчезла, наступило состояние покоя и умиротворения. С каждым разом ему это нравилось все больше и  больше. Иван нашел санитара-афганца, который за небольшое вознаграждение обеспечивал его гашишем. С того момента  для  него  началась  полудремная жизнь. Даже к Светлане идти уже не хотелось. Она, видимо, поняв его охлаждение к ней по - своему, больше ему своим вниманием не досаждала.
        Первое время Иван потреблял наркотик изредка, для  того  лишь,    чтобы заглушить свербящую боль в раненой руке, но вскоре незаметно для себя пристрастился.
    Курил "травку", забравшись куда-нибудь в уединенное местечко, и потому никто из врачей о его пристрастии не догадывался. Молча  наблюдала  за  его  падением Светлана, по себе зная, что никакими словами оторвать от наркотиков человека  просто  невозможно. Распрощались они  холодно, словно чужие, едва знакомые люди. Иван понимал, что в этой их внезапно наступившей отчужденности виноват лишь он и только он, но ничего с собой   поделать не мог. Долго казнил он себя  за это, до тех пор, пока время и новые события не  притупили остроту воспоминаний о его первой и такой несуразной любви.
        На военной базе, куда Иван прибыл после  госпиталя,  потребление   наркотиков  не прекратилось. Он просто уже не мог без них жить. Сначала местные торговцы давали ему "травку"  в  долг, прекрасно  зная, что  рано  или  поздно  солдат снова придет за зельем. Потом, видя, что он  основательно к гашишу пристрастился, начали требовать у  него  солдатские вещи. Дальше, больше. Однажды один из духанщиков намекнул, что у него есть партия наркотика достаточная, чтобы  обеспечить  ему  комфортное существование в течение целого года, но взамен  он потребовал автомат и боеприпасы к нему. Тогда Иван от сделки наотрез отказался. Но надолго ли его еще хватит. Пройдет несколько дней, максимум неделя, запасы кончатся и тогда в предчувствии ломки он будет готов на все.
        Трудно сказать  догадывались  сослуживцы  о  его пристрастии к     "травке" или нет, но если и догадывались, то молчали. Это Иван  прекрасно понимал и был постоянно настороже.
С прибытием нового командира роты, Ивану было намного труднее отлучаться из подразделения для того, чтобы пополнить запас наркоты. И потому он постепенно сокращал  потребляемые дозы, стараясь растянуть их от операции до операции. Теперь он потреблял травку лишь в преддверие очередной ломки, благо, что перед боевыми выходами он мог отлеживаться в своей ротной землянке целыми днями.
     Прошла неделька, другая и зелье, несмотря на экономию,  все вышло. Еще день-два и тогда хоть на стенку лезь. Но на этот раз повезло. Предстояла очередная операция.  Необходимо было прочесать  близлежащие кишлаки. Что-то уж часто обстреливалось по ночам позиции батальона.  Операцией возмездия руководил  лично комбат.
        Вышли затемно, чтобы успеть перекрыть все  входы  и  выходы  из     кишлаков со стороны долины и гор. Иван с группой бойцов блокировал узкую улочку, от которой начиналась караванная тропа, уходящая далеко в   горы. Справа  и слева возвышались глинобитные дувалы. Судя по высоте  и толщине ограды, жили там люди далеко не бедные.
        С рассветом  началось  прочесывание кишлаков расположенных в долине. Послышались первые выстрелы. Чуткое ухо Ивана уловило  за  толстыми глинобитными стенами  какую-то  суету, приглушенный говор, цоканье копыт.
         - Так...  Внимание,  ребятки, - вполголоса предупредил он    подчиненных, выделенных ему на время операции, - сейчас увидите, как "духи" пятки салом смазывают!
        Взяв с собой двух бойцов, он подошел к аркообразной резной двери и с силой ее    толкнул. С  первого раза дверца не поддалась. За дувалом в это время все стихло. Иван, понимая, что душманы от возмездия не уйдут, не торопился. Указав  бойцам место укрытия, он вытащил "лимонку" и, выдернув чеку, бросил ее под дверь. Раздался взрыв. В дувале образовался широкий пролом, через    который без труда можно было пройти во двор. Перед домом взбрыкивала оглушенная взрывом лошадь. Отогнав ее в сад, Иван с опаской  заглянул    внутрь  особняка. В  комнатах все было вверх дном, словно     после большого погрома. Одежда, кухонная утварь, мебель все в  беспорядке  было  разбросано  по  полу. "Словно навсегда жилище покидали", -     беззлобно подумал он и, не задерживаясь, направился на мужскую половину дома.
        Солдаты, впервые  попавшие  в глинобитное жилище богатея   только успевали раскрывать в удивлении рты. Пол и стены комнат были сплошь увешаны коврами. В огромных сундуках - кипы   одежды  и разнообразных тканей. На столе одной из комнат стояла полураскрытая коробка,  из которой никелевым покрытием поблескивал  новенький  магнитофон. Иван  вытащил  его, осмотрел со всех сторон.
    - Уж  этот-то духанщику наверняка понравится, - мыслил он думая все время только об одном, поскорее бы приобрести новую партию травки. Засунул  двухкассетник в коробку, неторопливо перевязал ее первой попавшей под руку бечевкой, обрывки которой в   изобилии были разбросаны на полу. Никелированный трофей он вручил одному из бойцов, наказав беречь как зеницу ока.
        В поисках денег и драгоценностей он  осмотрел  содержимое инкрустированных позолотой шкафов красного дерева, стоящих по периметру комнаты. Там, словно на обозрение были выставлены, всевозможной формы медные и серебряные кувшины, дорогие, шитые золотом роскошные халаты,  красовалась упакованная в целлофан самая разнообразная  одежда  -  дубленки, кожаные   плащи, и даже цивильные, явно европейского производства, костюмы. Иван неторопливо, по хозяйски, отобрал два дорогих халата, завернул в низ несколько серебряных кувшинов и, крепко связав, сунул  все это добро в специально приготовленный  мешок.
    -Дело сделано, -  удовлетворенно подумал он и, небрежно бросив мешок второму бойцу, направился к выходу. Лично для себя он ничего  брать  не  стал, не  хотел  испытывать судьбу, памятуя о том, что в свое время жадность фраера сгубила.
        Выйдя во  двор, Иван  боковым  зрением  скорее почувствовал, чем заметил, как из-за угла пристройки, прилепившейся  к  дому, ему  на  голову  опускается  дубина. Он отскочил в сторону и, сорвав с плеча автомат, не целясь, пальнул в стену. Послышался крик, и в то же мгновение на землю повалилось чье-то грузное тело.  Держа палец на спусковом крючке, Иван,  соблюдая предосторожность, заглянул  за  угол.  На   земле  лежал, уткнувшись бородой в  стенку, старик. Кровь тоненькой струйкой петляла к ногам  невольного убийцы. Иван на мгновение опешил. Ему еще ни разу не приходилось лицезреть свою жертву  так близко, почти у самых ног. Из столбняка его вывел резкий удар   по голове. Кто-то  швырял  в него камнями, один из булыжников не долетев   до цели, упал под ноги. Другой цели достиг и шибанул Ивана  по переносице. Из  носа потекла кровь. Иван в бешенстве отпрянул в сторону, огляделся.  Отсутствие обидчика только подогрело его неуправляемую злость. Выхватив "лимонку" он наугад бросил ее в сторону, откуда на него,  предположительно, сыпался каменный град. Раздался глухой  взрыв. Послышались чьи-то душераздирающие вопли.
        Предчувствуя беду, он кинулся к  месту  взрыва. Пробежав  сквозь    густой  кустарник,  чуть было не сорвался в глубокую яму, в глубине     которой еще копошились человеческие обрубки. Стены и даже края  убежища  были забрызганы кровью, покрыты клочками женской одежды.
        Ивана тут же стошнило. Ничего не соображая, он бросился прочь, подальше  от этого ужаса. В проломе дувала столкнулся с перепуганными бойцами, которые, услышав вопли раненных, спешили ему на помощь, сбил их с ног и,  не  останавливаясь, рванул вдоль по пустынной улице. Нашли его только к концу операции. Для того чтобы  солдат, находясь в шоковом состоянии, не наделал глупостей,  комбат временно отправил его  на гауптвахту. Во всяком случае, так сказал замполит. Но по пути к своему новому пристанищу до  Ивана долетели обрывки разговора офицеров, которые в курилке обсуждали его проступок.     Из долетевших до него слов он понял, что рано или поздно,  его ждет трибунал.
       Многое передумал он, пока сидел взаперти. Сначала надеялся, что   придет  ротный  и выручит его, но время шло, а ясности в его деле не   наступало. Когда Иван окончательно понял, что помощи ждать не  откуда, он сначала решил рассказать всю правду о происшедшем военному прокурору, уже неоднократно навещавшему его в  заточении. Но,  хорошенько  поразмыслив, от своей затеи отказался. Ему просто не поверят.
      -Что же делать, как быть? - металась в  воспаленном  мозгу мысль. И не находя, на этот жизненно важный для себя вопрос,  ответа  Иван зверем метался по  темнице. Временное  успокоение  пришло лишь тогда, когда отчаяние родило, казалось бы, несбыточную идею - совершить побег.
        Сначала он гнал от себя эту  мысль, прекрасно  понимая, чем  все это    для  него  может кончиться, но она словно снежный ком обрастала все новыми и новыми доводами, деталями, ширилась и росла. И только окончательно утвердившись  в  полной безысходности своего будущего, Иван принялся обдумывать детали   побега.
        Заговорить зубы  часовому и убедить его прогуляться без разводящего до нужника, особых проблем у Ивана не  вызывало, тем паче, что в караул заступил взвод из их роты, и бойцы знали его, как облупленного. Сложнее  для  него  была необходимость  отключить  часового  и  незамеченным уйти в горы. А там  будь, что будет. Основным козырем в торге с "духами" будет  его  искусство во владении оружием. Ведь не даром во время учений с боевой  стрельбой, не только в Союзе, но и здесь  Ивана постоянно ставили  в  пример. Никто из сослуживцев, кроме  него,  не мог одной очередью из трофейного ДШК поразить грудную цель на расстоянии километра, а то и более.
        - Так что  не  пропаду, -  уже  окончательно  решившись, подумал    Иван.
    Выждав, когда часовым поставят кого-то из  молодых, он  проделал   все так, как задумал.


ИНФОРМАЦИЯ  К  РАЗМЫШЛЕНИЮ

Документ
«Совершенно секретно»
Особая папка
Рабочая запись заседания Политбюро ЦК КПСС 30 июля 1981 года
…Суслов. Хотелось бы посоветоваться. Товарищ Тихонов представил записку в ЦК КПСС относительно увековечения памяти воинов, погибших в Афганистане. Причем предлагается выделять каждой семье по тысяче рублей для установления надгробий на могилах. Дело, конечно, не в деньгах, а в том, что если сейчас мы будем увековечивать память, будем об этом писать на надгробьях могил, а на некоторых кладбищах таких могил будет несколько, то с политической точки зрения это не совсем правильно.
Андропов. Конечно, хоронить воинов нужно с почестями, но увековечивать их память пока что рановато.
Кириленко. Нецелесообразно устанавливать сейчас надгробные плиты.
Тихонов. Вообще, конечно, хоронить нужно, другое дело, следует ли делать надписи.
Суслов. Следовало бы подумать и об ответах родителям, дети которых погибли в Афганистане. Здесь не должно быть вольностей. Ответы должны быть лаконичными и более стандартными…
    Руководствуясь такой вот «политической точкой зрения», чиновники отказывали советским солдатам, павшим на поле брани, даже в последних  почестях. Впрочем, и солдаты Великой Отечественной войны были не в лучшем положении. Ведь многие из них не похоронены до сих пор.
     Только после окончания «афганской войны» Русская православная церковь провела молебны за упокой павших в Афганистане воинов.













































ГЛАВА  ДВЕННАДЦАТАЯ

Афганистан. Долина Ширинтагаб.
Решив переждать жару у ручья, Максум Кула прилег в тени, стараясь уснуть. Но сон не приходил, в голове роилось множество мыслей, тяжких и неприятных. Чтобы как-то отвлечься от них, Максум начал вспоминать времена, которые были счастливейшими в его жизни. Воспоминания, подобно быстрокрылой птице, унесли далеко-далеко в старинный мусульманский город, славящийся своими святыми местами и непревзойденными по изяществу исполнения мечетями. Но не к святым местам и не к знаменитым мечетям перенесли его воспоминания, нет. В памяти проплывали видения – залитые неоновым светом улицы, золоченые, манящие своим блеском, безудержным весельем рестораны и кабаре европейской части города.
Он юношей приехал за границу, чтобы закончить свое образование на поприще Ислама. Так хотели родители, но искушения и соблазны, которые пришли к нему немного позже, были слишком большими, чтобы он сам смог с ними справиться. Максум Кула не знал, благодарить судьбу или клясть ее за то, что она свела его с таким же, как и он, студентом медресе Исламом Пехлеви – сыном зажиточного лавочника. Отец Ислама ничего не жалел для своего единственного сына, лишь бы тот вышел в люди, чтобы в разговоре с клиентами лишний раз прихвастнуть ученостью отпрыска. Ислам же о своем отце отзывался довольно-таки свободно, называя его «старым скрягой», «стариканом» и даже «пузатым тараканом». При отце же Ислам держался пай-мальчиком, сдержанно выслушивал его длинные нравоучения, все это он терпел лишь для того, чтобы уломать старика дать ему побольше денег. Усыплял его бдительность россказнями о том, что святые книги дорожают, что в медресе недостаточно питательно кормят, что студентам необходимо периодически вносить деньги на ремонт старых и строительство новых мечетей и других угодных аллаху строений, и что чем больше вносится денег на богоугодные цели, тем больше ценят его улемы – ученые богословы.
Получив деньги, Пехлеви воздавал славу аллаху, поскорее выпроваживал отца и, заговорщически подмигнув Максуму, говорил:
– Этого мне хватит, чтобы хорошенько погулять с недельку, а потом до следующего аванса придется затягивать потуже ремень.
Он смеялся, глядя на недоуменное лицо своего соседа по комнате. Максуму Кула был чем-то симпатичен этот жизнерадостный неунывающий юноша с тонкими, как у девушки, чертами лица и небольшими черными усиками. Еще тогда, когда Максум впервые переступил порог медресе и зашел в указанную ему для проживания комнату, его встретил настороженный и в то же время насмешливый взгляд Пехлеви. Особенно тот удивился, когда Максум распаковал свой небольшой чемодан начал укладывать вещи в шкаф.
– Ты что же это, приехал сюда только для того, чтобы учиться? – И, встретив недоуменный взгляд новичка, Ислам пояснил: – Неужели, кроме этих, старинных тряпок, у тебя нет ни одного европейского костюма?
– Но, – пытался возразить Максум, – внутренние правила медресе запрещают появляться на занятиях мирской одежде.
Ислам звонко рассмеялся.
– Но правила не требуют, чтобы я и по городу ходил в этих давно изживших себя одеяниях.
Максум Кула тогда ничего не ответил, а, скороговоркой прочитав молитву, улегся в постель.
Однажды, после очередного визита папаши, Пехлеви, сияя от счастья, что старик по ошибке дал ему лишнюю купюру, предложил Максуму:
Хочешь, я познакомлю тебя со своими друзьями, только не отказывайся, за все плачу я.
Максум замялся, заглушая нахлынувшее желание, уже почти полностью согласившись с предложением Ислама, с горечью заявил:
– Но мне нечего одеть, а в своем выходном халате я боюсь показаться смешным.
– Ну что же, – язвительно произнес Ислам, – я представлю тебя как своего учителя-улема. – Он прыснул со смеху. – Представляю, что будет, когда друзья узнают правду, смеху не оберешься.
Он замолчал, что-то обдумывая, подошел к своему шкафу.
– Гулять, так гулять – выбирай любой костюм и все остальное.
Увидев, что Максум все еще нерешительно топчется на месте, подтолкнул его к массивному старомодному шкафу. Окончательно решившись, Максум взял первый попавшийся под руку костюм, бережно снял свое одеяние и начал осторожно примеривать одежду. Они были примерно одного роста, только Максум был немного шире в плечах, поэтому пиджак оказался узковатым, но движения не стеснял. Застегнувшись на все пуговицы и смахнув пыль с туфель, Максум неуверенно, мешковато прошел по комнате, стараясь прижать к туловищу непослушно болтающиеся руки. В костюме он чувствовал себя, скованно, но желание увидеть ночной город и он, махнув на неудобства рукой, задорно сказал:
– Ну что ж, пошли, да простит нас аллах.
Уже начинало смеркаться, когда они незамеченными выскользнули со двора медресе и запрыгнули в первое попавшееся такси. В черте старого города светились лишь уличные фонари. Окна домов, обнесенных высокими дувалами, смотрели на мир пустыми глазницами. На улицах в это, еще раннее, время лишь изредка, словно тени загробного мира, возникали и исчезали мужчины в ниспадающих до земли одеждах, женщины в ярких накидках или под паранджами.
Вскоре впереди стало видно переливающееся разноцветными огнями зарево. Автострада стала оживленней.
Внезапно из-за поворота открылась чарующая панорама.
Свет от окон высотных зданий, фонарей рекламных конструкций радужными потоками захлестывал все пространство от земли до неба. Максум, впервые наблюдавший такое сказочное зрелище, немного растерялся, но, увидев, что Пехлеви насмешливо наблюдает за ним, принял непринужденную позу, изобразив на лице полнейшее равнодушие. Ислам остановил такси у невзрачного на вид здания, окруженного густым газоном или, скорее, парком. Сказав Муксуму следовать за собой, он уверенно отворил незапертую калитку, вошел в сад. Мягкая, посыпанная песком аллея заглушала шаги. Откуда-то из глубины сада слышалась медленная музыка. Деревья стояли так густо, что, только почти вплотную подойдя к дому, Максум увидел залитые ярким светом окна нижнего этажа, за которыми плавно скользили танцующие пары. Ислам, видя, что Максум нерешительно остановился, взял его под руку и чуть ли не силой повел за собой. Оказавшись в зале, Максум еще больше, чем это было в первый раз, растерялся. Он был просто оглушен потоком бьющей на высоких тонах музыки, говором и смехом завсегдатаев, и если бы не Пехлеви, он не знал, куда приткнуться. Вскоре к ним лавирующей походкой подошел человек. После того как Ислам сказал ему на ухо несколько слов и сунул в руку купюру, тот пригласил следовать за собой, в самый конец зала. Там, в укромном местечке под разлапистой пальмой, веселились знакомые Пехлеви. За столом, уставленном уже наполовину опорожненными бутылками, сидели трое мужчин и четыре женщины, которые восторженно встретили появление Ислама. Но, увидев с ним незнакомца, немного поубавили свой восторг. Тот, широким жестом приглашая Максума к столу, торжественно произнес:
– Представляю вам будущее светило богословия Максума Мухамеда Ислама ибн Кула, прошу любить и жаловать.
Максум, по привычке сложив на груди руки, поклонился, чем вызвал восторг у женщин, которые наперебой стали упрашивать его сесть с ними рядом. Мужчины, сдерживая улыбки, переглянулись. Ислам усадил Максума между ярко накрашенной блондинкой, которая, вызывающе глядя на него, нежно произнесла: «Люси», и миниатюрной брюнеткой, которая выжидательно, настороженно взглянув на Максума, назвалась Гульчарой.
Ему с первого взгляда понравилась чернобровая смуглянка, ее пухленькое доверчивое личико с нежным пушком над розовым бутоном губ, она была похожей на ту, придуманную им девушку, которую он мог глубоко и страстно полюбить. В тот вечер они не сказали друг другу ни одного значительного слова, но Гульчара своим женским чутьем, видимо, поняла, что новичок к ней неравнодушен, и у нее взыграл взаимный, не профессиональный, а чисто женский интерес к Максуму. Это он понял тогда, когда они прощались, опьяненные вином и взаимной близостью. После этой встречи Максум ходил сам не свой, пока вновь не повстречался со своей зазнобой. Понимая, что не совсем удобно постоянно пользоваться гардеробом Пехлеви, продав кое-что из своих вещей и книг, приобрел в одном из магазинов в европейской  части города необходимые вещи. Увидев это, Ислам, присвистнув от удивления, сказал:
– Ну, дорогой, видно, ты и впрямь втрескался в ту девку, ну что ж, я ее тебе могу уступить. – Увидев горящий ненавистью взгляд Максума, он осекся: – Ты что, ты что, успокойся, не хватало еще, чтобы из-за какой-то женщины ссориться. – Сказав так, Ислам отступил под прикрытие шкафа. Максум, все так же ненавидяще глядя на приятеля, промолвил:
– Не смей так больше говорить о Гульчаре, я этого больше не потерплю.
С того разговора между Максумом и Исламом будто кошка пробежала. Ислам ненавидел Максума, хотя этого не показывал. Максум же просто не замечал Пехлеви. Он был занят своей внезапно нахлынувшей страстью. Вскоре денег, которые присылал ему отец на карманные расходы, стало просто не хватать, и Максум почувствовал, что Гульчара скучает с ним, пресытившись его любовными ухаживаниями и ночными кутежами.
Прекрасно осознавая причины холодности Гульчары, Максум хотел предать забвению, заглушить любые воспоминания, связанные с ней, но не смог. Он заставил себя подойти с унизительной просьбой к Исламу, чтобы тот занял ему денег. Пехлеви, несмотря на вражду, дал ему немного денег под залогом оставшихся у Максума книг. Денег хватило, но ненадолго, и перед ним снова встал вопрос – где же их взять. Пехлеви, догадываясь отчего у него мрачное настроение, предложил:
– Я знаю человека, у которого много денег. Он за определенные услуги может тебе помочь.
– За какие услуги? – оживившись, спросил Максум,  глаза его загорелись.
– Не знаю, пусть он тебе лучше сам скажет, я дам тебе его адрес. И Ислам на первом, попавшемся под руки, клочке бумаги торопливо нацарапал замысловатый адрес…
- Господин, - прервал умиротворенно текущие воспоминания Максума встревоженный нукер, -  уже прошло много времени, а людей Мавлави Кеши все нет и нет. Может быть, нам лучше поменять место стоянки, перебраться поближе к перевалу, чтобы в случае опасности своевременно уйти…
- Что ты все трясешься, как заячий хвост, - недовольно осадил излишне ретивого охранника Максум Кула, хотя в глубине души с ним согласился. Уж очень открытое место он выбрал для отдыха. Конечно, намного лучше бы было подождать отряд на самом перевале, но там во всю жарило солнце и не было ни одного кустика.
- Смотри внимательней, если через час отряда не будет, в сторону урочища Токтагуз поскачем самостоятельно, - уже более миролюбиво сказал он и, поправив по головой попону попытался вновь восстановить картину былого.



ИНФОРМАЦИЯ  К  РАЗМЫШЛЕНИЮ

Документ
«Секретно»
     …Первые несколько лет после ввода советских войск в Афганистан антиправительственные силы  базировались и действовали крайне разобщенно. Они, как правило, не вели боевых действий с правительственными войсками в «чужих» провинциях и зонах, противились всяким попыткам объединения, укрепления дисциплины, выработке элементов общей стратегии. Признавали только лидеров своей партии. Эта разобщенность не позволяла им добиваться ощутимых побед: мешали межпартийная вражда, местничество, религиозные и национальные разногласия. Тысячи, возможно, десятки тысяч моджахедов погибли в междоусобных столкновениях. Борьба лидеров в Пешаваре обусловливала боевые стычки и на территории страны.
Кроме того, в среде оппозиции имелись глубокие разногласия по вопросам распределения поступавшей из-за рубежа помощи и раздела, сфер влияния на территории Афганистана. Нередко между вооруженными отрядами различной партийной и национальной принадлежности возникали боевые столкновения, от которых они несли потери не меньше, чем в борьбе с правительственными силами и советскими войсками.
В связи с этим со стороны стран, поддерживающих оппозицию, предпринимались большие усилия для достижения единства моджахедов. Но это оказалось неразрешимой задачей. Мятежники сталкивались с теми же трудностями, что и НДПА, ведь основная особенность афганского общества — его разобщенность.
Первая попытка объединения оппозиции была предпринята в конце 1979 года, еще до ввода советских войск в ДРА. Оформившийся тогда «альянс» — Движение исламской революции Афганистана — распался сразу же после создания. Затем усилия по сплочению моджахедов предпринимались постоянно.
США и исламские страны оказывали на лидеров афганской оппозиции в Пакистане постоянное давление с целью побудить их к единству. В итоге накануне открытия чрезвычайной конференции министров иностранных дел стран — членов Организации исламская конференция (январь 1980 года), оппозиция объявила о создании Исламского союза освобождения Афганистана, в который вошли шесть партий.
27 апреля 1980 года на пресс-конференции в Исламабаде, в которой приняли участие руководители шести объединившихся оппозиционных организаций, были объявлены основные цели нового альянса — освобождение Афганистана от власти «атеистического режима» и создание истинного исламского государства в соответствии с положениями Корана и учением пророка Мохаммеда.
Лидеры «шестерки» обязались сотрудничать с теми организациями, которые в своих странах ведут борьбу за установление исламского правления, и призвали глав государств — членов Организации исламская конференция, оказать им помощь политической поддержкой, деньгами и оружием. Этот союз просуществовал до декабря 1980 года, а затем также распался…
Из информации советских партийных военных советников в ДРА.

*     *     *

Документ.
«Секретно»
Доклад начальника разведывательного центра 40-й армии:
«В последнее время в Пакистане штаб-квартирами пяти партий (ИОА, ИПХ, ДИРА, НИФА, НФСА) предпринята очередная попытка объединения с целью организации централизованного руководства вооруженными банд формированиями различной партийной ориентации, разработки совместного плана борьбы против народной власти и формирования временного правительства Афганистана в эмиграции. Председателем нового «союза пяти» избран лидер ИОА Бурхануддин Раббани, которому поручено формирование правительственного кабинета.
Из-за личных претензий на лидерство в контрреволюционном движении в состав нового «союза» не вошли: лидер ИПА Гульбеддин Хекматияр, в подчинении которого находится самая крупная группировка мятежников (1193 отряда и группы общей численностью 40 570 чел., что составляет 33% общей численности мятежников в ДРА) и лидер ИСОА Абдул Расул Саяф (125 отрядов и групп, 4285 мятежников, что составляет 3,5% общей численности мятежников), — пока не переизбранный лидер «союза семи», пользующийся большим авторитетом в лагере контрреволюции.
На наш взгляд, очередная попытка объединиться является только демонстрацией единства афганского контрреволюционного руководства перед иностранными кредиторами…».
Полковник Чернявский, август 1986 года.





               






ГЛАВА  ТРИНАДЦАТАЯ


Исламская республика, граничащая с Афганистаном.
И вот  Иван в стране, где нет войны, где на деньги, полученные за    сбитый советский вертолет, он может позволить  себе  все, что душе  угодно. Сбываются  его  юношеские  грезы, он богат, живет в роскошном особняке, уединенно стоящем среди тенистого сада. Садовник каждое утро  приносит ему, на инкрустированном золотым узором подносе, только-только сорванные,  ароматные   персики, кроваво-красные   гранаты, золотистый, сахарный виноград.
        После завтрака  к подъезду подъезжает роскошный "Шевролет", личный шофер, почтительно кланяясь, распахивает дверцу машины, после чего  Иван,  вытаращив  от  удивления глаза, рассматривает экзотические товары, разложенные чуть ли не на проезжей части. Первое время,  обезумев от изобилия самых разнообразных вещей, он, не скупясь, хватал в духанах и в богатых супермаркетах все, что попадало под руку.  Иван купался  в  роскоши, ему  казалось, что такая жизнь будет продолжаться  бесконечно долго. Так долго, пока ему  не  надоест. Но  прошла  неделя - другая и первый потребительский угар прошел, уступив место беспросветной тоске.
        Ни шикарная  вилла,  ни роскошная машина, ни многочисленные слуги, ни даже  женщины  легкого поведения, которых по просьбе Ивана  доставлял  пронырливый управляющий, уже не радовали его, а вызывали лишь  раздражение и неуемную злобу. В дополнение ко всему этому по ночам на него наваливалась изнурительная бессонница.
        Лишь только наступали сумерки, и он оставался один  на  один  с  собой, его  снова  и  снова  посещал  призрак русоволосого летчика. Иван гнал от себя этот кошмарный образ,  молил Бога отвратить  от  него  эту напасть, простить кровавые его грехи. Но ничего не помогало. Расширившиеся в ужасе, вопрошающие - за что? - глаза летчика, его  беззвучно открывающийся и закрывающийся рот, выговаривающий   прощальные   слова, вызывали   у   него   приступы   нервного  удушья. Иногда Ивану хотелось выбить окно и броситься с высоты второго этажа на асфальт, чтобы мгновенно и безболезненно покончить   с  этим  непрекращающимся кошмаром.
      Чтобы как-то притупить боль, которую причиняли  ему трагические воспоминания, Иван, которого за большие деньги вылечили от пристрастия к наркотикам, вновь пристрастился  к  гашишу.  Правда,  теперь  он  выкуривал зелья намного больше, чем раньше, затуманивая,  взбудораженный  страшными видениями, мозг.
 Однажды, в те непродолжительные часы, когда наркотический туман рассеивался и Иван мог трезво осмыслить все происходящее, он  вдруг отчетливо понял:  в основе его юношеского представления о том, что богатство и счастье это одно и то же, нет ни капли правды, что все это лишь исчезающий вдали, при ближайшем рассмотрении, мираж, оставляющий после себя только горечь и сожаление. Он наконец-то осознал, что для него счастье  наступит лишь тогда,  когда его не будут мучить  кошмары, когда  между  душой  и  телом  вновь наступит  полный комфорт. Это, явно пришедшее свыше, прозрение отрезвило Ивана  до  такой степени, что он твердо решил: чего бы это ему ни стоило, раз и навсегда отказаться от "травки". Но к лекарям он обращаться не стал.
Пережив несколько дней мучительной ломки, когда тело независимо от сознания  ломало и скручивало, причиняя нестерпимую     боль,  Иван, в промежутках между приступами, обдумывал всю свою   недолгую  и такую несуразную жизнь. Что это судьба или простое стечение трагических обстоятельств? Если это первое, то, что толку этому   противиться. А  если  второе, то  у него еще есть шанс изменить свою  жизнь к лучшему. Значит не все потеряно. Ведь недаром дед Иван, прошедший огонь и воду, познавший за время своего  лагерного жития достаточно лиха, говорил:
        - Живи, внучек всегда в согласии со своей  душей, все  остальное  суета-сует.
      Недолог был их первый и последний разговор, а слова деда  надолго запали в душу Ивана. А еще дед Иван говорил, что никогда  не    поздно вернуться  в начало пути и начать все с нуля. Что ж и ему  еще не поздно исправить что-то в своей жизни.
        Но прежде чем что-то менять в себе, прежде всего необходима искренняя вера  в возможность обновление и конечно же обязательное покаяние. А истинного  покаяния нет, и не может быть  без самоистязания. Иван наблюдал однажды, как хлещут себя плетками дервиши.
        - Этим  они очищают свои души от дурных помыслов, -попытался объяснить шофер картину, которую Иван лицезрел  у  стен  мечети. Страшные, в окровавленном рубище,  нищие, завывая что-то во весь голос, рвали на себе волосы, царапали в кровь лица, умерщвляли свою плоть ударами палок и  хлыстов.
    Боль, которую Иван испытывал во время ломки, была сродни самоистязанию дервишей  и потому начала приносить ему некоторое моральное удовлетворение. Это была дань очищения души от скверны.
Однажды утром, когда Иван, очнувшись от очередной ломки, с трудом продрал глаза, он увидел в комнате посланника Саидахмедхана. Тот сидел в кресле и нетерпеливо кусал кончик уса,  дожидаясь его пробуждения. Иван снова смежил веки, с тем, чтобы зловещий посланник пропал, растворился в хаосе сна и кошмарной действительности, но тот, кашлянув несколько раз, встал и подошел к кровати.
- Зачем  он пришел сюда, ведь просил же я всех этих чурок с глазами оставить меня в покое. Хотя бы на несколько недель, - с досадой подумал Иван, все еще притворяясь спящим.
Гость кашлянул громче и, увидев, как вздрогнули веки притворяющегося спящим русского, завел витиеватую речь.
- Мой хозяин, достопочтенный Саидахмедхан, да продлится годы его праведной жизни, хочет, чтобы ты побывал вместе со мной в одном из лагерей беженцев, где содержатся пленные «шурави».
- Что я там потерял? - Иван сел на кровать и начал неторопливо одеваться.
- Нам нужна твоя помощь, - перейдя на деловой тон, без обиняков продолжал посланник.
 - Ты должен поговорить с пленными, рассказать о той жизни, которая их ждет, если они, так же, как и ты, встанут под зеленое знамя священной войны.
- Да  какая уж тут жизнь, - криво усмехнулся Иван.
 - Обещали, что буду отдыхать, а сами со своими проблемами ко мне лезете. Сказали, что здесь полную свободу дадите, а сами шпионите за каждым шагом. Разве об этом я мечтал?
Советнику явно не понравился тон сиятельного пленника, и он еле сдерживая себя, прошипел:
- Это приказ. И если ты его не выполнишь, то мне придется прибегнуть к силе, и тогда ты окажешься на равных с остальными «шурави».  Вместо особняка  ты будешь довольствоваться, в лучшем случае, норой в зловонной яме, а вместо каждодневной гульбы - работой в каменоломнях.
Гость холодно и зло смотрел на Ивана, ожидая ответа.
- Ну ладно, поговорить мне не трудно, - долго не раздумывая, согласился Иван, поежившись в душе от ожидавшего его, в случае строптивости, наказания.
- Ты должен не просто поговорить с пленными, но и найти среди них людей, которые вольются в ряды защитников ислама.
- Добровольно не пойдет никто, - уверенно сказал Иван.
- Это твои трудности. К моменту приезда западных журналистов хоть один из них должен стать нашим и открыто об этом заявить. В противном случае, я уже сказал, что тебя ожидает.
- Ну тогда отправляй меня в зиндан хоть сейчас, - отчаянно и зло заявил Иван, - один я ничего сделать не смогу...
- Не спеши с ответом, - спокойно оборвал Ивана посланник, - у тебя будут хорошие помощники, которые уже не одну неделю работают с пленными. Через три дня готовься в дорогу…
- И еще, - словно забыв сказать что-то еще очень важное, после непродолжительного молчания промолвил незваный гость, - Саидахмедхан, сегодня, после обеденного намаза, хочет видеть тебя в своем доме. Я сам за тобой заеду.   Он резко развернулся и быстро исчез за дверью. Словно его здесь минуту назад и не было.
Забравшись с ногами в постель, Иван тяжелым взглядом уставился в потолок. В голове с трудом ворочались отягченные наркотической одурью и безапелляционным приказом хозяина, мысли. Хотелось вновь забыться и не выплывать из реки сна до тех пор, пока не кончатся все эти кошмары. Но то, когда они кончатся, не знает, наверное, и Аллах.
- О Аллах... - вспомнил Иван молитву и, рухнув с койки на пол, начал повторять телодвижение муллы, за которым он не раз наблюдал в час намаза у инженера Ахмеда, повторяя:
- О, Пророк! Скажи тем, в руках которых пленные: "Если Аллах узнает, про добро в ваших сердцах. Он дарует вам лучшее, чем - то, что взято у вас и простит вам: Аллах прощающ, милосерд!" Повторив запомнившиеся ему слова молитвы несколько раз, Иван несколько успокоился.
В голове стала светлей, мысли, лишившись греховной грязи, уже не были такими тяжелыми и безотрадными, как несколько минут назад.
- А что, я же с добром к ним приду. Может быть кому-то смогу облегчить страдания, вытащив из лагеря. А там пусть сами решают, что делать - бежать или так же, как и я, на них работать. Ведь деньги-то платят немалые, почему бы не потрудиться? И все-таки в глубине  сознания Иван понимал, что эта поездка будет его вторым, хоть и вынужденным, но предательством. Что ни говори, а у него всегда есть право выбора - жить припеваючи или существовать в каменной норе. Он думал об этом, а перед глазами  стояло   худенькое личико летчика с того подбитого им краснозвездного вертолета. Что ж, все это он совершил и совершит еще только  ради того, чтобы выжить. От животного страха перед смертью. Он старался загнать эту мысль поглубже, в самые дальние лабиринты мозга, чтобы, она затерялась там и больше не мозолила сознание, но у него ничего из этого не получалось.


ИНФОРМАЦИЯ  К  РАЗМЫШЛЕНИЮ

Документ
«Секретно»
      По данным разведки, на территории Афганистана, Пакистана и Ирана функционирует разветвленная сеть центров подготовки боевиков. Это позволяет антиправительственным силам иметь обученный резерв для восполнения потерь, понесенных в ходе боевых действий, и поддерживать численность активно действующих вооруженных формирований на уровне, превышающем 60 тысяч человек.
        Всего насчитывается 212 специализированных постоянных центров и пунктов подготовки (178 — на территории Пакистана и 34 — в Иране), позволяющих осуществлять подготовку свыше 75 тысяч человек в год. Основными центрами подготовки мятежников являются:
в Пакистане: Читрал (ИОА), Мирхани (ИПА), Кармарсар (объединенный), Мамадгарт (ИОА), Мансехра (ИОА), Танги (ИПА), Ловарамена (ИПА, ИСОА), Варсак (ИПА, НИФА, НФСА), Исмаилки (НИФА, НФСА), Камени-Балу (ИПА), Садр (ИПА), Татарай (ИПХ), Уч-Нахр (ИПА), Умар-Мияна (ИПА), Хапах (объединенный), Шакай (объединенный), Барторбанди (ИПА, ИОА), Гвакай (ИПА), Садда (ДИРА, ИПА), Тхал (НФСА, ИОА), Тиндох (ИПА), Шаши (объединенный), Мирамшах (объединенный), Мир-Али (ИПА, ИОА), Мардаргар, Ярукарез и др.
в Иране: Мешхед (Партия аллаха), Тегеран (объединенный), Бирджанд (объединенный), Заболь (Партия Аллаха), Шираз, Захедан, Хатай и др.
        В большинстве учебных центров проводилось общее военное обучение. Оно включало в себя изучение материальной части стрелкового оружия и практические стрельбы, овладение основами тактики ведения боевых действий, отработку навыков ориентирования на местности, оказание первичной медицинской помощи. Кроме того, программы подготовки предусматривали религиозно-политическую обработку, курс антиправительственной и антисоветской пропаганды в Иране для идеологической обработки обучаемых был создан специальный пропагандистский факультет при Кумском теологическом центре. Особое внимание уделялось вопросам подготовки диверсантов-террористов и руководящего состава вооруженных формирований. В ряде учебных центров обучались специалисты по минно-подрывному делу применению зенитно-пулеметных средств (ДШК, ЗГУ) и других видов оружия, создавались также специализированные центры с раздельным обучением специалистов по боевому применению переносных зенитных ракетных комплексов (Мамадгарт, Варсак, Садда, Аравали и др.) и пусковых установок реактивных снарядов.
         Обучением мятежников занимались инструкторы пакистанских и иранских вооруженных сил, бывшие офицеры афганской армии, а также инструкторы из США, Китая, Египта и Саудовской Аравии. Для осуществления контроля за подготовкой и обучением как в Пакистане, так и в Иране были созданы специальные координационные центры. Эти центры кроме контроля обобщали опыт боевых и специальных действий на территории Афганистана, разрабатывали рекомендации по их ведению, составляли учебные программы, а также занимались укомплектованием центров подготовки преподавателями и инструкторами. Сроки обучения в центрах подготовки были от двух-трех недель до шести месяцев…
Из информации советских партийных и военных советников в ДРА.



ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ


Афганистан. Северная провинция.
Игорь вытер вспотевший лоб, разогнул спину, устало произнес:
– Ну что, ребята, перекурим маленько.
В ответ раздались радостные возгласы одобрения.
– Не мешало бы, да табачок в палатке, далеко ходить, – деланно уныло сказал паренек невысокого роста, белобрысый, с тонкими чертами опушенного первой волосяной порослью лица, задорно вздернутый нос придавал ему вид этакого уличного забияки.
– Кончай травить! Уже который день сигареты сшибаешь, – беззлобно заметил его сосед, вскрывая пачку папирос.
– Да что вы, ребята! – воскликнул балагур. – Я уже третий день как бросил курить. Вот если вы только предложите за компанию, то не откажусь, я парень компанейский. – Он, излучая глазами смех, победоносно посмотрел на товарищей и, не выдержав паузы, прыснул, за ним загоготали остальные.
Вытащив из разбухших от всякой всячины карманов сигареты, бойцы протянули по одной весельчаку. Тот, состроив на лице мину мыслителя, долго выбирал, взвешивая, обнюхивая каждую. Это уморительное зрелище не осталось незамеченным, с соседних позиций подошли отдыхавшие солдаты, и вокруг незадачливого шутника раздавался смех и шутливые реплики.
Игорь сидел у только что открытого окопа, слушал солдатские байки, но подойти к весельчакам не решался.
Наверное, потому, что со своим грустным видом не хотел стать объектом беззлобных шуток Степана. Они знали друг друга давно, еще до призыва в армию, вместе учились в школе ДОСААФ на операторов РЛС, но это не мешало. Степану то и дело подначивать его. И хотя делал он это ради шутки, Игорь иногда слишком близко принимал его выходки к сердцу, замыкался в себе. Степану подчас стоило большого труда вернуть былое расположение друга. Обычно их размолвки бывали недолговечными. Игоря они больше всего удручали, тем более что новых друзей, с кем бы он мог говорить откровенно, он еще не нашел. И не потому, что они были плохими товарищами, совсем нет, всему виной была его излишняя замкнутость и мнительность, которую сослуживцы понимали как высокомерие, и, как он ни старался завоевать их дружбу, все оставалось по-прежнему. Другое дело Степка. Тот понимал его с полуслова, и поэтому все радости, происходившие в еще не окрепшей семье друга, были его радостями, а горести – его горестями. Только ему одному Игорь мог, не таясь, рассказывать о своей Галинке, о дочурке Аленке. Игорь вспомнил, что в последнем полученном им письме жена писала, что дочь уже вовсю ползает, пытается что-то сказать, но разобрать о чем хочет сказать пока невозможно, что недавно они с Аленкой приболели немного, но все уже нормально и бояться нечего – обычная детская болезнь. Он чувствовал радость друга, когда они обсуждали строки, в которых Галинка расписывала похождения дочери. Слушая те или иные объяснения Степана, Игорь поражался его познаниям в вопросах, в которых сам еще мало разбирался.
– Ты не удивляйся этому, ведь я почти с восьмого класса, как заправская нянька занимался воспитанием племянника. Стирал пеленки, пеленал, катал в коляске и даже болел вместе с ним корью. Ты только не думай, что у него нет родителей, есть, да еще какие. Но ты не можешь себе представить этих молодоженов во время сессии (они оба учатся в энергетическом институте) нет времени  не только прогулять ребенка, но даже во время его покормить. Ходят как лунатики, глаза красные, вечно спешат, волнуются. Я, наверное, только из-за этих страшных сессий не пошел бы в институт, ни за какие деньги. – Степан рассмеялся, похлопал Игоря по плечу. – Так-то, дружище, учись, пока я рядом. Между прочим, племянник, до сих пор называет меня папой Степой, ждет, не дождется моего возвращения. Сестра пишет, что Славка, муж ее, никак не добьется, чтобы Бориска его одного так называл.
Степан задумчиво уставился в даль, улыбаясь чему-то своему.
Сегодня было ровно два месяца, как Игорь получил последнее письмо. Он выбегал к каждому вертолету, но писем больше не было. Игорю очень хотелось сейчас поговорить со Степаном наедине, излить горечь, накопившуюся за дни безуспешного ожидания весточки из дома.
Но тот был сейчас далек от переживаний Игоря, балагурил, перемывая косточки всем, кто этого заслуживал.
Перекур явно затягивался, но сержанты, забыв про свои обязанности, восторженно слушали все новые и новые солдатские байки.
На тропинке, ведущей от палаток к позициям, появилась высокая, статная фигура майора Бруснецова, который неторопливо направлялся к ним. Прозвучал чей-то громкий возглас:
– Ребята, по местам, батя идет! – и все как один бойцы рассыпались по позиции. Работа закипела с новой силой. Насыпь из еще влажной земли по бокам извилистой траншеи росла все выше и выше. В воздухе то и дело мелькали отполированные до блеска лезвия кирок и лопат, слышались ободряющие возгласы:
– У-у-у-ух! А-а-а-ах! – перемежаясь шутками, молодым и бесшабашным смехом.
Начальник ММГ, оглядев выполненную работу, удовлетворенно хмыкнул:
– Если дело так и дальше пойдет, то скоро и за копаниры для боевой техники примемся. – Ловя улыбки работающих солдат, добавил: – Будем вживаться, такова наша задача.
Он неторопливо зашагал дальше, вдоль теряющихся вдали окопов, на ходу давая советы, подбадривая бойцов, а то и просто улыбаясь своей светлой, поощрительной улыбкой.
Бойцы уважали и горячо любили своего командира, это было заметно по их отношению к службе и работе, льющимся впереди него возгласам:
– Батя в поход собрался! Или, – Ну, батя тебе сейчас задаст! Они видели в нем не только грозного начальника ММГ, облеченного большой властью, но и прежде всего отца, готового в любой момент прийти на помощь и в то же время, если кто провинится, строго спросить за нерадивость.
Солнце стало в зенит и немилосердно палило. Еще совсем недавно молочно-белые спины бойцов покраснели, у многих облупились носы от чрезмерного употребления солнечных ванн. Жарко, пот застилает глаза, приходится то и дело смахивать рукой соленые капли, скопившиеся на лбу. Стоит только на минутку набежать туче, тут же, откуда ни возьмись, на голые плечи и спину обрушивается поток ледяной прохлады, и с нетерпением ждешь, когда же снова покажется беспристрастное светило –средоточие живительного тепла.
Игорь понуро орудовал лопатой, то и дело отгоняя мрачные мысли, медленно, но уверенно вползающие в голову. Он вгрызался в землю сантиметр за сантиметром, взрыхляя и выкидывая на поверхность ссохшиеся комья глины. Вскоре копать стало легче, лопата, словно нож в масло, лезла в глубь влажного грунта, вырывая пласты пахнущей перегноем земли.
Степан уже полностью отрыл позицию и аккуратно лопатой выравнивал земляной стол для сошек пулемета.
Заметив подошедшего друга, он кивнул ему, приглашая присесть и немного подождать, пока он управится. Прибив лопаткой осыпающуюся, еще влажную землю, он вылез из окопа и, отойдя в сторону, оценивающе осмотрел свою огневую позицию. Довольно проговорил:
– Ну что, нравится?
Увидев мрачное и решительное лицо друга, беспокойно спросил:
– Что с тобой случилось, на тебе лица нет?
Игорь, торопясь и сбиваясь, рассказал ему все, что передумал в одиночестве, ожидая вестей от жены.
– Да-а-а, – протянул Степан. – Вот что значит жениться до армии.
Почувствовав отразившуюся в глазах друга боль, замолчал. Что он, еще мальчишка, мог посоветовать ему, чтобы унять боль? Для девчонок своего класса Степан всегда был своим парнем, которому они могли доверить самое сокровенное, и на его ухаживания отвечали удивленно-пленительными улыбками, всерьез не принимая.
Он видел лишь, как донжуанствовали его товарищи, но все это было несерьезно. Любовь как таковую он увидел в отношениях своей сестры и Славки, которые, несмотря на запреты родителей, не желавших, чтобы они в свои студенческие годы занимались пеленками-распашонками, лишь только исполнилось восемнадцать лет, пошли и расписались в загсе, ошарашив «предков» свидетельством о браке.
– Ты знаешь, – после продолжительной паузы начал Степан, – если она любит тебя по-настоящему, то будет ждать, сколько бы ты от нее вдалеке ни был. Все образуется. Просто, наверное, письмо где-то затерялось, мало ли таких случаев раньше было.
– Да, бывает и такое, – уже менее угрюмо заключил Игорь.
Утро следующего дня было довольно пасмурным. Накануне ночью прошел дождь. Вокруг грязь и слякоть, но, несмотря на это на лице Игоря уже не  видно тревоги и озабоченности. Они со Степаном настроены по боевому. Возможно и потому, что прошел слух о предстоящей в скором времени операции. Предстоящая встреча с замполитом заставы рождала у них радужные надежды боевой перспективы, которые заслонили собой все былые невзгоды и мрачные мысли.
Друзья  вышли из землянки вместе.
Обильно политая дождем, еще накануне твердая как камень глина размокла, и сапоги почти по щиколотку проваливались в жирную, тягучую грязь. Приходилось поддерживать их за голенища, чтобы не потерять, так что, пока они прошли два десятка метров, разделяющих землянку и палатку, где размещалась ленкомната, ноги солдат основательно промокли. Чертыхаясь и кляня мерзопакостную погоду, Игорь и Степан стряхивали с обуви глиняные гири, прочно сцепившиеся с подошвой. Еще раз очистив сапоги в брезентовом тамбуре, они наконец-то вошли в палатку. Там было сухо и даже уютно. Интерьер был довольно-таки скромным: вдоль брезентовых стен твердо и значимо стояли стенды, радужным пестроцветьем среди них выделялась политическая карта мира, остальное пространство заполняли вкопанные в землю стол и скамьи из толстых, чуть обструганных досок.
Бойцы шумной ватагой заполнили палатку, смех и шутки по поводу разверзнувшихся хлябей небесных сотрясали ее матерчатые бока. Ленкомната ожила, вместе с бойцами пришел своеобразный уют, который могут создать только они – неприхотливые парни в заношенных, добела застиранных гимнастерках с неопределенного цвета погонами на плечах.
В палатку зашел замполит. Прозвучала команда:
– Встать, смирно!
– Вольно! Садитесь! – поспешно произнес Сергей и подошел к столу.
Чисто, до блеска выбритое лицо замполита сияло добротой и простодушием. Вслед за ним, словно ветерком с далекой родины, дохнуло нежным запахом сирени.
Взяв в руки указку, он начал занятие:
– Сегодня мы познакомимся с нравами и обычаями народов дружественного Афганистана. Я прошу вас слушать внимательно, не отвлекаясь.
Он замолчал, собираясь с мыслями, полистал конспект, отложил его в сторону и начал рассказ:
– Демократическая Республика Афганистан имеет древнюю и богатую историю...
Друзья внимательно слушали рассказчика. Им было интересно, когда он, вот так, отложив конспект, вел повествование, приводя жизненные примеры, которых не сыщешь ни в каком учебнике. Бойцы слушали, веря каждому слову офицера, даже в самом важном споре,  как самый веский довод обычно они говорили: «Так сказал замполит!»
         Игорь и Степан были довольны прожитым днем. Несмотря на непогоду и отсутствие долгожданных вертолетов, несмотря ни на что, Игорь, успокоенный участием друга и тем, что избавился от черных подозрений, с еще большим нетерпением ждал письма, которое обязательно должно прийти, лишь только восстановятся здесь такая капризная погода. Степан же был рад, что смог укрепить веру друга в самого дорогого для него человека.


ИНФОРМАЦИЯ  К  РАЗМЫШЛЕНИЮ


Демократическая Республика  Афганистан  -  страна  мусульманская. Господствующая  религия - ислам суннитского толка, 80 процентов населения - мусульмане-сунниты, 18 процентов - шииты, остальные  два процента - последователи других верований.
В Афганистане насчитывается 15 тысяч мечетей, в том числе в Кабуле их около 650. Имеется 250 тысяч мулл и других служителей культа.
Количество святых мест - мазаров святых, более 8 тысяч. Наиболее известные мазары и мечети:  гробница "Мазар  святого  Али"  в  Мазар-и-Шерифе, мечеть в городе Кандагаре "Место хранения одежды пророка Мухаммеда", мечеть Сахи в Кабуле…
НДПА, соблюдая  уважение к религии, мусульманским обычаям и традициям, делает все для восстановления  мечетей  и  других святых мест, пострадавших от рук мятежников. За последние четыре года на эти цели правительство ДРА  выделило  1250  миллионов  афганей, на них построено 114 новых мечетей и восстановлено более тысячи. За двухлетний период государство субсидировало 822 миллиона афганей в виде помощи верующим, совершающим паломничество в Мекку.
СОВЕТСКИЙ ВОИН  - помочь отразить агрессию,  обеспечить безопасность наших южных границ - такова боевая задача, с которой Правительство направило тебя на территорию Демократической Республики Афганистан. Чтобы  как можно лучше выполнить свой патриотический и интернациональный долг,  ты должен не только постоянно  совершенствовать свою боевую выучку и мастерство, но и хорошо знать страну, в которой ты находишься,  уважать ее народ, его традиции и обычаи. Ты должен знать афганскую историю, культуру, экономику и политику.
Будь же достоин великой исторической миссии, которую возложила на  тебя наша Родина - Союз  Советских Социалистических Республик. Помни,  что по тому,  как ты будешь вести себя в этой стране, афганский народ будет судить о всей советской армии, о нашей великой Советской Родине...
Из памятки советскому воину-патриоту, интернационалисту.































ГЛАВА  ПЯТНАДЦАТАЯ


Исламская республика, граничащая с Афганистаном. Резиденция одного из лидеров боевиков - Саидахмедхана.
Просторный двухэтажный особняк Саидахмедхана располагался в глубине густого, тенистого сада, на большей части деревьев которого, заманчиво пестрели, наливаясь живительным, солнечным соком мандарины, гнули ветви тяжелые, золотистые персики и пузатые сливы. Меж усыпанных плодами деревьев царственной походкой прогуливались королевские павлины, оглашая близлежащие окрестности   тревожными, неприятными для человеческого слуха криками.
Саидахмедхан сам вышел навстречу Ивану, тем самым отдавая дань уважения своему русскому курбаши, так много успевшему совершить  в боях против неверных.
- Я рад приветствовать Ивана-курбаши у себя дома, - милостливо промолвил хозяин после того, как Иван, поклонившись, остановился в шаге от него.
- Сегодня в доме собрались мои самые верные друзья и соратники, для того, чтобы  обсудить очень важное для всех нас дело.  Мы хотели бы услышать кое-какие  рекомендации  от тебя, как от человека неплохо разбирающегося в том, как воюют неверные. Инженер Ахмед достаточно высоко ценит твои военные познания. Он говорил мне, что в последнее время только благодаря тебе, воинам Аллаха удавалось выходить из боя с наименьшими потерями. А для меня его слова - это самая лучшая рекомендация.
Внимательно выслушав слова Саидахмедхана, Иван сдержанно поклонился хозяину.
- Дорогой мой гость, прошу за мной, - широким жестом пригласил Ивана Саидахмедхан и резко, по военному, развернувшись на месте направился во внутрь дома.
В просторном затененном толстыми шторами зале Иван несколько секунд адаптировался к полумраку и потому не сразу разглядел ожидавших прихода хозяина людей. И потому не сразу понял к кому обращены слова Саидахмедхана:
- Господа представляю известного вам  Ивана-Курбаши. Если бы в борьбе против неверных участвовала сотня таких джигитов, то мы бы уже давно изгнали со своей многострадальной земли всех неверных.
После этих слов Иван услышал гул восклицаний и приветственных слов и, наконец-то разглядел в глубине зала, сплошь задрапированного дорогими коврами, несколько человек. Гости, устроившись на мягких диванах, внимательно разглядывали его, словно прицениваясь, стоит ли он посвящения в святая-святых исламского комитета или нет. Вскоре в комнате воцарила тревожная, звонкая тишина.
Саидахмедхан, зная о недоверии, с каким его соратники относятся к любому отщепенцу, в том числе и к этому русскому, твердо заявил:
- Господа, в нашей продолжительной и кровопролитной  войне с неверными, мы не можем отказываться от реальной и ощутимой  помощи таких людей, как русский курбаши, и  из-за того только, что они для нас иноверцы. Но жизнь сложная штука, и иногда она выкидывает такие сюрпризы, что бывает заклятый противник, волей обстоятельств и Всевышнего, становится, зачастую, союзником, правда бывает и наоборот…
 Так, что нам надо отбросить старые предрассудки и смотреть на жизнь более прагматично. Если обстоятельства способствуют укреплению нашей силе и власти, то ими надо непременно воспользоваться. Все, что делается на благо нашей священной войне – угодно Аллаху, да будет умножаться в веках его мудрость и величие. Я достаточно повидал, скитаясь в этом суетнейшем из миров и, поверьте мне на слово, познал многое в этой жизни. Аллах раскрыл мне глаза на многие тайные механизмы бытия, которые управляют не только людьми близкими по духу и вере, но и недругами.  Насколько известно, существует три основных вида врагов. Просто враг, враг друга и враг врага. Первых двух мы попросту уничтожаем, а вот с третьей категорией необходимо считаться, как с реальной силой, способной существенно помочь нам в войне с многочисленными и хорошо вооруженными захватчиками. И здесь, как говорится - все средства хороши! Так вот Иван-Курбаши, как раз из третьей категории. Мне достоверно известно, что, за совершенное преступление, он должен был предстать перед военным трибуналом. Совершив побег с оружием, он стал в глазах своих соплеменников военным преступником, врагом, которого необходимо уничтожить, как бешеную собаку. Конечно и инженер  Ахмед мог его пристрелить или продать в рабство, но он поступил умно, как и подобает умудренному боевым опытом командиру, поставленному над правоверными воинами, волей Аллаха. Он дал русскому возможность жить и тогда враг врага стал нашим истинным другом и соратником. Он преуспел не только в бою, но и в познании истин Ислама. Я думаю, не долог тот момент, когда он в полной мере осознает себя правоверным. Только нельзя с этим торопиться. Насильно  заставить верить невозможно. А  такие, как он, люди нам очень нужны и потому, я поставил перед русским курбаши задачу - склонить на нашу сторону еще несколько его, попавших в плен соплеменников, – все это было сказано на английском языке и потому Иван  ничего не понял, кроме слов Аллах, Ислам, рашен и курбаши. Он равнодушно разглядывал узоры разосланного на полу огромного ковра, и, казалось, был далек от предстоящего в скором времени важного разговора.
На самом же деле Иван напряженно прислушивался к речи Саидахмедхана и  клял себя за то, что в школе довольно-таки прохладно  относился к изучению английского языка.
- Говорила же мать, учи сынок языки, человеком станешь! Ан - нет. Не послушался. И теперь сижу дурак-дураком, - с горечью думал Иван пытаясь хотя бы по тем словам, которые еще помнил уловить смысл речи хозяина. Но уж очень беден был его словарный запас английского и когда Саидахмедхан перешел на пушту*, он не сразу понял, что обращаются именно к нему.
- Я рассказал моим друзьям о твоей нелегкой судьбе и подвигах совершенных тобой во имя Аллаха против неверных, - вкрадчивым голосом говорил хозяин, глядя на гостя.
- Я искренне благодарен Вам, достопочтенный Саидахмедхан, за лестные слова, сказанные в мой адрес, и хочу заверить всех присутствующих, что буду сражаться за правое дело, еще смелее и решительнее, до тех пор, пока последний захватчик не сгинет с этой благодатной афганской земли, - Иван и сам не ожидал от себя такой, выдержанной, явно в восточном духе, речи, и потому несколько сконфузился. Но, услышав подбадривающие восклицания присутствующих, отбросив смущение, продолжил:
      - Только здесь, на благословенной земле Ислама я понял все радости жизни. Я изучаю Ислам и начинаю постепенно понимать, что Аллах Велик. Начинаю сердцем чувствовать священные для каждого мусульманина слова Корана: нет Бога, кроме Аллаха и Магомед Пророк Его! И это только благодаря Аллаху моя рука не дрогнула, когда наводила пулемет на цель… - голос его, чуть заметно дрогнул. Присутствующие поняли это, как признак волнение и искренне поддержали его своими бравурными возгласами. На самом деле от этих, сказанных через силу, кощунственных для него слов, у Ивана перехватило дыхание, но усилием воли он  пересилил себя. Спокойно, словно ничего и не произошло,  оглядел внимающее его речам сборище. Еще в первую минуту своего присутствия здесь, Иван понял, что вызывает подспудную неприязнь у присутствующих и потому, поставил себе целью, во что бы то ни стало  завладеть доверием не только хозяина, но и его друзей и соратников. Только тогда он сможет узнать что-то для себя очень важное. То, ради чего его сюда пригласили.
- Сражаясь с советскими оккупантами, я понял, что сражаюсь не только за свободу и независимость Афганистана, но и за истинную веру, - эти слова вызвали бурю восклицаний и одобрений присутствующих, и чтобы не переборщить, Иван решил поскорее закончить свою речь:
- И если надо, я готов отдать за это всю свою жизнь! Во имя Аллаха, Всемилостливейшего, Всемилосерднейшего!
- Ом-м-ы-н, - вразнобой, но явно благосклонно, ответили гости.
 Только почувствовав коренной перелом в отношении присутствующих к русскому курбаши, Саидахмедхан заговорил о деле.
- Мы, достопочтенные мои друзья и соратники, собрались сегодня здесь, для того, чтобы окончательно утвердить план предстоящей операции. Многие из вас знают об этом в деталях, но я бы попросил уважаемого Кадыршаха еще раз подробно доложить высокочтимому собранию о нашем замысле.
С дивана резво вскочил сухощавый мужчина, среднего роста, одетый по - европейски, в модный костюм и начищенные до блеска штиблеты. Он по военному, чуть ли не строевым шагом подошел к стене, нажал невидимую кнопку. Неожиданно ковер, прикрывающий стену, ожил, медленно заскользил в сторону. В образовавшейся нише вспыхнул неяркий, матовый свет, который осветил карту, на которой, крупным планом, были обозначены провинции Афганистана граничащие с Исламской республикой.
- Господа, - начал ровным, глуховатым голосом докладчик, - перед нашим исламским комитетом стояла задача подготовить для наших вооруженных формирований, сражающихся с неверными, специалистов-подрывников, гранатометчиков и пулеметчиков. К сегодняшнему дню подготовлено пятьдесят саперов, двадцать наводчиков крупнокалиберных пулеметов и семнадцать гранатометчиков. Кроме этого, благодаря финансовой помощи наших союзников из США и Европы, нами закуплено достаточное количество оружия, боеприпасов и медикаментов, которые необходимо в ближайшее время доставить  в Афганистан.
На совместном совещании командиров отрядов моджахедов* и представителей исламского комитета было принято решение направить военных специалистов и оружие одним крупным караваном. Наши братья заверили, что обеспечат беспрепятственный проход каравана через границу в любом удобном для нас месте. Исходя из этого, я предлагаю, направить караван не обычным путем, по известным всем нам дорогам, а  через труднодоступные горные перевалы, которые, слава Аллаху, открыты для прохода лишь несколько недель в году и их, насколько я знаю ни правительственные, ни советские войска не контролируют. Да, путь этот сложнее и опаснее, но он гарантирует доставку людей и груза до места назначения. Как вы уже знаете, почти половина из тех немногочисленных караванов с оружием и боеприпасами, которые мы снаряжали раньше, захвачена неверными. В этом же, конкретном случае мы себе такого позволить не можем, иначе наши отряды надолго останутся без военных специалистов и оружия…
Кадыршах взял со стола указку и, подойдя поближе к карте, продолжал:
- Предполагаемый маршрут движения каравана – приграничный кишлак Тарачи, далее – через перевал с отметкой 3590, по караванной тропе до перевала с отметкой 2900 и далее – по урочищу Токтагуз. Местность резкопересеченная, высокогорная, но для нашего каравана проходимая. В условном месте караван будет ждать достопочтенный Максум Кула со своими верными нукерами…
- Максум Кула – достойный человек, смелый и решительный. Я думаю, он  справится с возложенной на него задачей, - перебил докладчика Саидахмедхан.
- Продолжайте уважаемый Кадыршах, - добавил хозяин, поняв, что своей репликой сбил заранее отрепетированное выступление.
- Прибывшие с караваном люди вольются в отряд достопочтенного Мавлави и по мере необходимости, после получения боевых навыков, будут рассылаться в  другие отряды моджахедов Ислама…
- А что будете делать с оружием и боеприпасами, там этого груза наберется не на одну сотню человек? – неожиданно задал вопрос один из членов исламского комитета.
- В урочище много пещер в которых без особого труда можно спрятать оружие и боеприпасы, -  продолжил Кадыршах, - и потому караван как бы растворится в горах. Через некоторое время, когда все в окрестностях успокоится, оружие и боеприпасы можно будет небольшими партиями доставлять в любое место…
Начальником каравана я предлагаю назначить нашего преданного соратника и опытного командира Сахиба Гапура. Он уже нашел нескольких проводников, которые за умеренную плату готовы довести караван до самого урочища.      
- Хорошо! – заключил доклад Саидахмедхан, - какие будут вопросы?
Собравшиеся молчали, внимательно разглядывая разноцветные стрелки и кружочки со штабной аккуратностью выведенные на карте.
- Уважаемый Кадыршах, я бы хотел знать, насколько велика ваша уверенность в том, что о предстоящей операции не ведают наши враги, - обратился к докладчику все тот же настойчивый представитель исламского комитета.
- По сообщению моих верных людей, состоящих в услужении новой власти, кое какие сведения о караване, несмотря на все предосторожности, все-таки просочились в ХАД. В настоящее время там организована перепроверка полученных данных. Мне достоверно известно, что вся основная информация по этому вопросу сосредоточена в руках начальника провинциального отдела ХАД Зайнуллы Тарази. До окончательной проверки он держит ее у себя. Поэтому я предлагаю в ближайшие два-три дня организовать на него покушение. Желательно силами кого-то из местных жителей, поддерживающих нашу борьбу. Тем самым мы избавимся от опасного врага, а всю вину за содеянное,  можно возложить на противников просоветского режима, недовольных нынешним строем.  Пока власти будут разбираться там, что к чему, мы беспрепятственно осуществим задуманное.
- Что – ж, план неплохой, я думаю его можно утвердить, - удовлетворенно произнес Саидахмедхан, -  а что скажет об этом наш русский курбаши? – неожиданно добавил он, глядя на Ивана.
Иван, слушая военного, мучительно соображал, каким образом передать услышанную информацию своим. Он уже который раз ловил себя на мысли, что невольно запоминает все увиденное и услышанное, как будто это может когда-то ему пригодиться. Вопрос хозяина застал его врасплох и чтобы не молчать истуканом, он неожиданно для себя выпалил:
- В таком ответственном деле обязательно нужен ложный след.
- Что, что, - не понял или не расслышал Саидахмедхан.
- Я где-то читал,  для того, чтобы сбить со следа полицию, преступники организовали ложный след…
- Если я правильно понял, то ты предлагаешь отправить не один, а два каравана? – первым догадался  Кадыршах.
- Именно это я и имел в виду, - выпалив неизвестно как созревшую в воспаленном, от постоянного недосыпания мозгу мысль, Иван вдруг понял, что подал очень хорошую идею и что эта его идея может быть использована против его боевых товарищей и друзей, которые остались по ту сторону прицела. Сознание этого бросило его в пот. Он хотел заставить свой мозг работать еще результативней, чтобы найти контрмеры своему нечаянному интеллектуальному всплеску, но  не смог. От напряжения заломило в висках, вскоре он почувствовал первые симптомы предстоящей ломки. Еще через мгновение, ему стало все на свете безразлично, кроме одного, поскорее бы отсюда уехать, уйти, уползти в свое одинокое гнездо и, приняв очередную дозу зелья, хоть ненадолго забыться. 
- Ну, что – ж,  идея стоящая, только для того, чтобы собрать второй караван нужно время, - не обращая внимания на внезапно изменившегося в лице гостя, задумчиво произнес хозяин.
- И деньги, - добавил кто-то из представителей исламского комитета.
Все напряженно обдумывали свалившееся, словно снег на голову,  предложение, то и дело поглядывая на Саидахмедхана.
- А зачем нам снаряжать второй караван, - неожиданно прервал явно затянувшееся молчание военный, - я предлагаю пустить  вдогонку одному из караванов контрабандистов, которые выходят отсюда не реже одного в неделю, слух о том, что это и есть тот самый караван с оружием. А основной караван вывести тайно, под покровом ночи, с тем, чтобы хотя бы на время скрыться в только нам одним известном направлении. Через своих людей на той стороне я сделаю все, чтобы  контрабандисты наскочили на засаду. Пока ХАДовцы во всем разберутся, наш караван будет уже на месте. Кадыршах закончил говорить и победоносно оглядел всех присутствующих.
- Я тоже подумывал об этом, - неожиданно для всех заявил Саидахмедхан, явно присваивая себе уже достаточно отшлифованную в головах подчиненных идею, - но для того, чтобы второй караван выглядел более правдоподобно, я предлагаю через своих людей навязать контрабандистам двух моих  верблюдов, груженных тюками с неисправным оружием.
- О, как вы мудры, достопочтенный Саидахмедхан! – расплылся в льстивой улыбке военный.
- Да здравствует Саидахмедхан, светоч мудрости и величия правоверных, - вскричал кто-то из приближенных. Его подобострастно поддержали все остальные.
Саидахмедхан с удовольствием внимал хлынувшему потоку лести, явно представляя себя эдаким средневековым  шахин-шахом.
- О, господин, - подошел к хозяину бледный как утопленник Иван, - я вижу, что вопрос с вашей помощью достойно разрешен. Прошу отпустить меня домой. Я себя плохо чувствую.
Видя, что русский курбаши в хор льстецов вступать не собирается, Саидахмедхан милостливо отпустил его восвояси.



ИНФОРМАЦИЯ  К  РАЗМЫШЛЕНИЮ

Документ.
«Секретно»
    …Контрреволюционное объединение «Альянс-7» создано в мае 1985 года под непосредственным давлением США, Китая и Пакистана. В состав «Альянса» вошли:
1. Исламская партия Афганистана (ИПА).
2. Исламское общество Афганистана (ИОА).
3. Исламская партия Халеса (ИПХ).
4. Исламский союз за освобождение Афганистана (ИСОА).
5. Национальный исламский фронт Афганистана (НИФА).
6. Движение исламской революции Афганистана (ДИРА).
7. Национальный фронт спасения Афганистана (НФСА).
        В то же время распущены существовавшие с 1983 года группировки «Союз семи» и «Союз трех». В «Союз семи» входили ИПА, ИОА, ИСОА, ИПХ и три фракции, отколовшиеся от НИФА и ДИРА. «Союз трех» включал НИФА, ДИРА и НФСА.
         В качестве программы своей деятельности «Альянс» провозгласил непримиримую борьбу с государственной властью ДРА и создание в Афганистане «истинно исламского государства».
         В структуре «Альянса-7» имеется высший совет, исполнительный совет и шесть комитетов, основными из которых являются: политический, военный, международный и по делам беженцев. Однако все эти органы (за исключением высшего совета, в который входят сами лидеры семи организаций) не  укомплектованы и практически бездействуют.
          Четко разграниченных сфер влияния и районов деятельности в Афганистане оппозиционные исламские организации не имеют. Однако наибольшая их активность прослеживается в следующих районах:
ИПА — Кабул, провинции Кабул, Кундуз, Баглан, Кунар, Бадахшан, Нуристан.
ИОА — в провинциях Герат, Бадгис, Фарьяб, Джаузджан, Балх, Саманган, Кундуз, Тахар, Баглан, Бадахшан, долина Панджшер.
ИПХ — Пактика, Пактия, Кунар, Нангархар, округ Хост.
ИСОА — районы активности явно не выражены. Мелкие группы действуют в центральных и юго-восточных провинциях.
ДИРА — Кабул, Логар, Газни, Кандагар, Пактия, Заболь.
НФСА — Кабул, Логар, Кунар, Нангархар, Пактия.
НИФА — Заболь, Пактика, Пактия, Кандагар.
      Оппозиционные организации имеют четкую организационную структуру, которая аналогична для всех. Руководящим органом является исполнительный комитет, состоящий из председателя партии, его заместителей по идеологическим, политическим, военным и административным вопросам, а также председателей комитетов.
         Штаб партии, как правило, состоит из комитетов: политического, военного, финансового, административного, по организационным вопросам и привлечению, информационного, по делам беженцев, по вопросам судопроизводства и контрразведки.
         Штаб осуществляет контроль за действиями вооруженных формирований на территории Афганистана и обстановкой в зоне их ответственности, планирование проведения вооруженных акций, подготовку и переброску караванов с оружием, боеприпасами, средствами МТО на территорию республики, финансирование отрядов; обеспечивает создание баз, строительство укреплений, складов, переход через границу обученных групп; организовывает взаимодействие между формированиями различной партийной принадлежности и выполнял другие задачи.
Промежуточным звеном управления, выполняющим роль местных органов власти, являются исламские комитеты, которые состоят обычно из председателя, одного-двух заместителей, судьи, муллы, сборщиков налогов, старосты населенного пункта и главарей отрядов мятежников, один из которых, как правило, является председателем комитета. Количественный состав исламских комитетов определяется масштабом их деятельности и включал от 5 до 30 чел.
Исламские комитеты нескольких кишлаков или волостей подчиняются центральному исламскому комитету, который создается в уезде. Наиболее крупные из них объединяются в союзы, деятельность которых распространяется на значительную территорию. В ходе своей работы исламские комитеты осуществляют контроль за положением в зоне ответственности, руководили боевыми действиями отрядов, решают спорные вопросы между отдельными главарями, собирают налоги и денежные средства с населения. Они также проводят набор пополнения для мятежных отрядов и групп из числа местных жителей и лиц, прошедших военную подготовку на территории Ирана и Пакистана, организовывают и ведут идеологическую обработку населения и личного состава вооруженных отрядов оппозиции.
В вооруженных формированиях четкая организационно-штатная структура отсутствует. Общим для них является то, что эти формирования делятся на группы, отряды (полки) и банды, руководителями которых являются лица, прошедшие специальную и военную подготовку, хорошо знающие местные условия и имеющие авторитет среди населения.
Из информации советских партийных и военных советников в ДРА.














ГЛАВА  ШЕСТНАДЦАТАЯ

Афганистан. Долина Ширинтагаб.
 Птицы – мысли вновь возвратили Максума в те далекие дни его бесшабашной юности. Оставшись без средств к существованию, он, как утопающий хватается за соломинку, схватил измятый клочок с заветным адресом, начертанным Исламом и, быстро переодевшись, исчез за дверью. Через полчаса он уже стоял у желанной резной калитки.
Отдышавшись, он надавил на черную кнопку звонка.
Через некоторое время послышался грозный, предостерегающий лай собак и приближающиеся шаги. В калитке приоткрылось окошечко, через которое Максума, словно рентгеном, пронзил чей-то недоверчивый взгляд.
– Что надо? – спросили из-за калитки хриплым, явно простуженным голосом.
Максум Кула поднес к глазам листок, с трудом разбирая каракули Ислама, произнес:
– Я хотел бы поговорить с достопочтенным Саидахмедханом по очень важному вопросу.
Калитка нехотя приоткрылась, давая возможность боком протиснуться во двор. Горбатый служитель в черной, ниспадающей до земли одежде, подозрительно разглядывая гостя, жестом указал следовать за ним. За кирпичным забором, по обе стороны аллеи простирался ветвистый сад, так и манящий присесть в тени деревьев, унизанных плодами гранатов, мандаринов и персиков. Подойдя ко второй калитке, которая, по всей видимости, вела во внутренний двор, провожатый опять же жестом указал – жди. Прошло некоторое  время, прежде чем Максум предстал перед хозяином дома, который, удобно устроившись на подушках, самозабвенно курил длинную трубку.
– Кого это Аллах привел ко мне? – заинтересованно глядя на нежданного гостя, спросил он.
Максум Кула, вежливо поприветствовав его, робко сказал:
– Я Максум Кула, сын духанщика, приехал в ваш город из Афганистана, чтобы получить богословское образование.
Выпалив все это единым духом, Максум замолчал, не зная, что делать дальше. Владелец богатой усадьбы  приподнялся на локте и,  внимательно посмотрев на него, уже более мягко спросил:
- Что же вас привело ко мне, достопочтенный таксыр? Я весь внимание, – и он еще более пристально оглядел Максума с головы до ног.
Осмелев, гость решил не растягивать этот неприятный разговор и заговорил о деле.
– Уважаемый Саидахмедхан, зная вашу щедрость, – он решил немного польстить незнакомцу, – я хотел бы просить вас одолжить мне денег, как только  пришлют из дома мое содержание, я тотчас же верну долг. В настоящей момент я очень стеснен в средствах, и потому умоляю вас мне помочь.
Он, тяжело вздохнув, скорбно опустил голову, соображая про себя, даст денег или выгонит в шею. Саидахмедхан не выгнал его в шею, наоборот, принял большое участие в судьбе просителя. Максум свою очередную денежную победу приписывал своему обаянию, да и что другое мог думать самовлюбленный мальчишка, идя навстречу незримой, но уже реально существующей опасности, все это Максум понял много позже. А пока все шло по уже отрепетированному сценарию. Хозяин подозвал слугу, отдал распоряжение постелить для дорогого гостя новый тюфяк, накрыть лучшими блюдами стол. Максум сглотнул слюну, услышав слова, обращенные к слуге. Саидахмедхан широким жестом пригласил будущего богослова за стол, который источал все запахи восточной кухни. Только когда со стола исчезли кухонные дары, хозяин издалека начал разговор. Вопросы сыпались один за другим. Максум едва успевал на них отвечать, не понимая, чего же от него добивается новый знакомый. Его интересовали родственники, друзья и связи Максума в Афганистане. Слушая обстоятельные ответы, он удовлетворенно покачивал головой.
– Максум, насытившись, и поняв по вопросам, что интересен хозяину, он, окончательно осмелев, стал расспрашивать Саидахмедхана, чем же тот все-таки занимается, откуда у него такой богатый дом, на что хозяин, насмешливо глядя, то ли шутя, то ли серьезно произнес:
– Я работаю на тех, кто мне больше заплатит, – увидев, что юноша не вполне его понял, он удовлетворенно рассмеялся. Похлопал его по плечу своей тяжелой ручищей: – Ничего, когда-нибудь поймешь.
Слуга быстро сменил скатерть и, как волшебник из рога изобилия, уставил столик всевозможными фруктами. От стола сразу потянуло ароматами сада. В огромных хрустальных вазах капельками янтаря переливался виноград, на искусно разрисованном подносе горкой возвышались покрытые нежным пушком персики, в центре стола, источая терпкий аромат, столпились пузатые апельсины вперемешку с мандаринами.
– Прошу отведать плоды нашей благословенной земли, – пригласил хозяин.
Максум с удовольствием пробовал то одни, то другие экзотические фрукты, словно стараясь насытиться ими про запас.
Внезапно Максум словно со стороны увидел себя за столом и ужаснулся жадности, с которой уминал плоды, кровь бросилась ему в лицо, он закашлялся, подавившись персиковой косточкой. Подождав, пока гость придет в себя, Саидахмедхан приглушенно, заговорщически заговорил:
– Аллах велик, он видит, что творится на земле и в небесах. Аллах милосерден, он прощает кающимся грешникам, но не прощает вероотступникам.
Максум удивленно посмотрел на собеседника, теряясь в догадках, с чего бы это он так изощряется, словно достопочтенный улем Хаджикул, его учитель, когда хотел сказать что-нибудь неприятное.
– Аллах вечен, ибо нет на земле и в небесах равного ему в мудрости и силе. Только истинные мусульмане воздают должное аллаху в своих молитвах. Кто, кроме истинного мусульманина, может сказать, что аллах воздает ему по заслугам и жизнь с молитвой на устах является праведной…
  И тут же, без всякого логического перехода, брызжа слюной, продолжал:
 – Да покарает аллах неверных, да будут прокляты и забыты, кто посмел поднять руку на наместника аллаха святейшего шаха Дауда…
  Видя, что при этих словах Максум невольно подался вперед, хозяин, сверкнув глазами, сказал:
– В месяце саур (апрель), в Кабуле произошел переворот, власть захватила толпа грязных голодранцев, которые по примеру СССР горят желанием растоптать мусульманство, надругаться над духовенством и все нажитые трудом богатства состоятельных людей раздать голытьбе. Я понимаю, тебе сейчас трудно осмыслить все то, что произошло у тебя на родине, но я тебе скажу одно – правоверный никогда не оставит в беде правоверного. В меру своих сил и возможностей, с помощью наших друзей и союзников, мы поможем своим братьям по вере отстоять свои привилегии и кровно нажитое богатство. Ты говорил, что уже давненько не получал вестей из дома, кто знает, что там могло случиться, нельзя отрицать и самого худшего, – в предчувствии неладного лицо Максума исказила гримаса боли.
 – Поэтому ты с оружием и словами аллаха на устах должен бороться со всеми, кто посмел посягнуть на самое сокровенное – власть Аллаха и наместников Аллаха на земле.
Максум Кула в порыве неудержимого гнева срывающимся голосом заявил:
– Я должен скорее добраться домой, чтобы стать в ряды своих братьев, борющихся против вероотступников.
Он порывался сейчас же куда-то идти, действовать. Саидахмедхан, взяв юношу под руку, почти насильно увел во внутренние покои, уложил на софу. Вскоре Максум затих, было слышно лишь его тихое посапывание.
Саидахмедхан давал ему деньги, всячески поощрял учебу в медресе, постоянно осаживал Максума, когда тот заговаривал о поездке домой.
- Ты нужен в предстоящей борьбе как высокообразованный мулла, а не простой джигит, держащий в руках винтовку, твое оружие – это слово аллаха, ты должен стать духовным вождем священной войны с неверными, – постоянно твердил Саидахмедхан. Вскоре Максум Кула уверовал в свою исключительность. Гульчара, видя, что Максум при деньгах, вновь дарила ему свое расположение и «любовь». Дни проходили в учении, ночи же были отданы на откуп Венере.
Внезапно мысли-птицы испуганно упорхнули за горизонт радужных воспоминаний, к мулле подбежал телохранитель, испуганно крича на ходу:
– К роднику скачет множество людей!
Максум вскочил и, подбежав к своему коню, достал из седельной сумки бинокль, навел его в сторону, куда указывал джигит. Вдали и впрямь клубилась пыль, вскоре показались из-за поворота и всадники. В головном Максум без труда узнал, к своей великой радости, Исмаил Бека, одного из приближенных людей Мавлави Кеши. Максум Кула легко вскочил в седло и, крикнув охранникам следовать за ним, поскакал навстречу долгожданному отряду.


ИНФОРМАЦИЯ  К  РАЗМЫШЛЕНИЮ

Выдержки из досье
О некоторых руководителях партий, входящих в «Альянс-7».
Бурхануддин Раббани — лидер афганской контрреволюционной партии Исламское общество Афганистана (ИОА). Родился в 1940 г. в Файзабаде, северной провинции Бадахшан в религиозной семье. По национальности таджик из племени яфтали, поэтому он особенно привлекателен для многих непуштунов.
После окончания школы, где проявил незаурядные способности и склонность к религиозным дисциплинам, поступил на учебу в исламскую школу «Абу-Ханифия» в Кабуле. С 1958 г. является членом организации «Братья мусульмане». В 1959 г. окончил школу и получил духовный сан. В 1963 г. окончил факультет теологии и права Кабульского университета. Затем преподавал на факультете теологии в Кабульском университете. Был одним из лидеров организации «Братья мусульмане» в Афганистане. По поручению руководства этой организации возглавил молодежную группу при университете, которая получила название «Мусульманская молодежь».
В 1965 г., уехал в Египет и поступил, в университет «Аль-Азкар», где проявил незаурядные способности. В 1968 г. получил ученую степень по исламской философии. По возвращении в Афганистан был назначен преподавателем в Кабульском университете. Опубликовал несколько печатных работ по исламу.
Владеет персидским, арабским, урду, английским и турецким языками.
Однако в нравственном отношении, несмотря на свой благочестивый вид «праведника», является одиозной и аморальной фигурой, прячущей свои дела за личиной «защитника ислама». Его растленность берет начало еще с юношеских лет, когда он близко сошелся с семьей Керим Бая, известного в то время в Афганистане своей развращенностью. В доме Керим Бая часто устраивались оргии, которые завершались насилием над малолетними девочками.
В 1973 г. Раббани был избран руководителем афганской организации «Братья мусульмане» и занимал этот пост до 1976 г.
С приходом к власти М. Дауда подвергался преследованиям со стороны властей. В 1974 г. избежал ареста и укрылся на территории племен, продолжавших выступать против Саудовского режима.
До апреля 1978 г. Б. Раббани был одним из крупнейших торговцев — экспортеров ковров, занимался контрабандой. Он владеет в Пакистане птицефабрикой и предприятиями по производству ковров и тканей, получая ежегодно от них прибыль до 20 млн. рупий. Другим источником доходов Раббани является торговля контрабандными товарами и наркотиками, осуществляемая в Иране и Пакистане главарями бандгрупп его группировки. Сейчас он является одним из крупнейших поставщиков опиума и героина в мусульманские страны. Кроме того, при его участии ведется контрабандный вывоз лазурита из Бадахшана и изумрудов из Панджшера.
Для функционирования своего тайного синдиката Раббани использует фонды и организационную структуру ИОА, беззастенчиво присваивая крупные суммы, предназначенные для оказания помощи афганским беженцам. В частности, за шесть месяцев в конце 1988 г.-начале 1989 г. его личные вклады в банках США и европейских стран на имя «Тафиль Мохаммад» пополнились более чем на 600 млн. пакистанских рупий. В районах Дара-Адам-Хель и Черат в Пакистане под его контролем действуют подпольные лаборатории по обработке опиума. Создана сеть агентов для организации контрабанды наркотиков за рубеж. Основными перевалочными пунктами являются Кветта и Карачи.
Для пакистанских жителей, где расположены лагеря афганских беженцев, не является секретом, что треть засылаемых в Афганистан боевиков Раббани — хронические наркоманы, а около половины употребляют наркотики эпизодически. Эти «воины ислама», находясь в наркотическом опьянении, открыто похваляются тем, что им в ходе рейдов в Афганистан поручаются наиболее ответственные акции — поджоги больниц, отравление колодцев, убийства детей и женщин, а также разбой на дорогах и грабеж мирного населения. Львиная доля награбленного идет тому же Б. Раббани, который вкладывает эти средства в свой бизнес, совершенствует производство и транспортировку наркотиков, стараясь понадежнее скрыть это непристойное для «защитника ислама» занятие от глаз Интерпола.
Раббани выступает за создание в Афганистане исламской республики, основанной на беспрекословном соблюдении законов шариата. В своей деятельности делает упор на развитие отношений с мусульманскими странами, одновременно пытается максимально использовать помощь и поддержку США и Запада в своем соперничестве за лидерство в «Альянсе-7» с Хекматияром. Наиболее сильным влиянием Раббани пользуется среди населения центральных и северных районов страны.
Гульбеддин Хекматияр — лидер Исламской партии Афганистана (ИПА), происходит из семьи крупного землевладельца. Родился в кишлаке Вартапур, уезда Имамсахиб, провинции Кундуз в 1944 г. Выходец из пуштунского племени харути. В 1971 г. окончил лицей «Имамсахиб» в Кундузе, После окончания лицея некоторое время учился на инженерном факультете Кабульского университета, однако за крайне резкие высказывания о королевской семье и афганской аристократии в 1972 г. Хекматияр был посажен в тюрьму, из которой его освободили после свержения в 1973 г. монархии.
Среди афганского руководства имеется целый ряд лиц, знавши Г. Хекматияра и наблюдавших начало его политической деятельности в Кабульском университете. По их мнению, для его взглядов того времени были характерны элементы патриотизма и размышления о прогрессивном будущем Афганистана и его роли в регионе. Нынешние непримиримость и экстремизм Хекматияра сложились в результате стечения неблагоприятных обстоятельств.
Выдвижение Хекматияра в ряды лидеров оппозиционного исламского движения произошло в 1973-1975 гг., когда по указанию М. Дауда были проведены репрессии против представителей духовенства. В 1976 г. эмигрировал в Пакистан, где на базе экстремистской фракции «Братьев мусульман» и организации «Мусульманская молодежь» создал ИПА. Финансовую и другую помощь для создания партии получал от пакистанских военных кругов и спецслужб. С этого времени он является человеком пакистанской секретной службы. Характеризуется склонностью к экстремистским действиям, властностью, высокой амбициозностью и эксцентричностью, которые поставили его в некоторой степени в изолированное положение среди других лидеров афганской оппозиции. Ярый пуштунский националист.
Не раз заявлял: «Я сначала пуштун, а затем уже — мусульманин». Однако в связи с тем, что он родился на севере Афганистана, где пуштуны составляют меньшинство, Хекматияр никогда не был тесно связан с племенной системой. Видимо, поэтому он пользуется наибольшей поддержкой Пакистана, не заинтересованного в укреплении пуштунских племен.
Одновременно Г. Хекматияр внимательно следил за ходом иранской исламской революции, пытаясь определить направленность своей политической платформы. В 1979 г. он посетил Иран, где встречался с Аятоллой Хомейни.
Острые разногласия с руководителями почти всех оппозиционных партий, постоянный контроль и давление со стороны пакистанских властей (вплоть до личных претензий Зияуль-Хака), а также в интересах получения максимальной финансовой помощи от США и других стран Запада вынуждают его часто спекулировать на возможности перебазирования своей штаб-квартиры из Пакистана в Иран, на угрозе сокращения связей ИПА с США и установления более тесного сотрудничества с различными мусульманскими странами, в первую очередь Ираном.
Является владельцем предприятий по обработке драгоценных камней, производству наркотиков, а также двух фабрик, изготавливающих водяные насосы и фарфоровую посуду. Кроме этого имеет 150 рикш в Пешаваре. Присваивая деньги из фондов, предназначенных для поставок продовольствия, медикаментов и одежды афганским беженцам, скупает на свое имя акции промышленных и торговых фирм, помещает сотни тысяч долларов на свои личные счета в западноевропейских и американских банках. Так, только один «Американ Экспресс Банк» в Базеле (Швейцария) в феврале и марте 1987 г. принял от Хекматияра 245 тыс. дол. Часть своих средств содержит в «Хабиб банк» (Пакистан). За аренду своего дома ежемесячно выплачивает до 18 тыс. пакистанских рупий.
В своих финансовых и торговых операциях Хекматияр не брезгует ничем. Через разветвленную сеть подставных лиц и мелких торговых агентов оптом и в розницу сбывает партии медикаментов, одежды и продовольствия, предназначенные для афганских беженцев в Пакистане и Иране. Не отказывается он и от продажи поношенной одежды и вообще от всего того, что приносит прибыль. Действует по принципу: деньги дурно не пахнут.
Является владельцем предприятий по производству наркотиков. По некоторым имеющимся данным, Г. Хекматияром и его ближайшим окружением в Северо-Западной пограничной провинции Пакистана (СЗПП) организована сеть лабораторий по переработке опийного мака в героин. Наркотические вещества через пакистанский порт Карачи вывозятся в Европу и Америку (в том числе и в США). Их оптовый сбыт там дает баснословные прибыли. Интересами наркобизнеса Хекматияра объясняется упорная настойчивость, которую проявляют вооруженные формирования ИПА, пытающиеся овладеть городами Джелалабад и Хост на юго-востоке Афганистана. Именно в этих пограничных провинциях с Пакистаном, так же как и в СЗПП, находятся основные плантации опийного мака, культивируемого мятежниками ИПА.
В одном из своих писем командиру подчиненного вооруженного отряда Хекматияр сообщал, что «международные друзья» предоставили его группировке отравляющие химические вещества. В связи с этим он дал указание направить несколько бойцов для приобретения навыков по их применению у американских специалистов.
Независимые западные журналисты в большинстве своем подтверждали сведения, добытые разведками и спецслужбами РА и СССР, и давали свою характеристику руководителям «Альянса-7». По мнению одного американского официального представителя, по сравнению с другими ведущими лидерами сопротивления «Хекматияр — самый хитрый и подлый». Известный журналист Дэвид Клайн в статье «США должны усилить контроль своей помощи афганским мятежникам» писал по этому поводу: «В то время как настоящие боевые командиры, такие, как легендарный Ахмад Шах Масуд («панджшерский лев») и Исмаил Шах, годами терпели лишения на поле брани из-за недостатка снабжения, партийные функционеры и бюрократы в Пешаваре — городе на пакистанской границе — всегда были наготове заполучить легкую добычу из 600 млн. дол., ежегодно выделяемых ЦРУ.
Лидеры афганской эмиграции в Пакистане в последнее время все чаше совершают вояжи а различные западные страны для встреч с их официальными представителями в целях выбивания новых ассигнований и кредитов на содержание беженцев, формирование и создание из них новых боевых отрядов. Кроме того, эти дельцы от ислама все чаще занимаются вопросами личной коммерции: встречаются с президентами западных фирм, через которые затем осуществляют свой личный, в том числе и нелегальный, бизнес, от чего страдают афганские беженцы. Расчеты показывают, что до беженцев доходит примерно одна шестая часть направляемой для них финансовой и материальной помощи.
«Лидеры оппозиции непопулярны среди беженцев, — заявил один западный дипломат в Исламабаде корреспонденту «Ньюсуик» Рому Моро. — В лагерях растет недовольство среди беженцев тем, что лидеры оппозиции лишь обогащаются, ведя войну с комфортом в Пешаваре, вдали от военных действий и лачуг беженцев».
«…Командиры на местах, люди, непосредственно ведущие боевые действия против афганского правительства, испытывают неприязнь к базирующимся в Пешаваре лидерам сопротивления за то, что те — коррумпированные оппортунисты, которые воспользовались политическими выгодами войны, даже не приняв в ней участия»…

*     *     *

Документ
Выдержка из выступления одного из лидеров антиправительственного альянса перед засылкой очередной группы мятежников в ДРА:
«Уважаемые мусульмане! Прежде чем вы вступите в священную войну с неверными, я хотел бы сказать вам, что вы должны знать о священной войне и что вы должны соблюдать в этой войне.
Во-первых, каждый из вас, направляясь на баррикады войны, должен помнить, что это ваш долг перед богом. Вы идете воевать не ради чьего-то удовольствия, не потому, что нынешнее государство заставляет вас служить у себя, но для того чтобы вы объединились с борцами за веру. Вы должны руководствоваться тем, что это ваш долг перед богом и вы идете выполнять этот долг.
Это приравнивается к вашим молитвам. Каждый день вы идете читать молитву, помня, что это ваш долг перед богом. Так и ваши действия — это тоже долг быть на этой войне. И если вы не выполните этот долг, вы ответственны перед богом и попадете в ад.
Во-вторых, никто из вас не должен гнаться за богатством. Не выходите из своих позиций за имуществом, оружием, находящимися на открытой местности. Если оно само оказалось под вашими ногами — это ваша удача, посланная богом. Если его не оказалось, то оно не должно манить вас за собой. Первостепенной вашей задачей должно оставаться служение аллаху. Вы должны помнить, что, если вы повернулись лицом к богатству, оно убежит от вас. Если же вы повернулись к нему спиной, оно само будет идти за вами. Это сущность природы и закон жизни.
В-третьих, не держите в душе алчность к славе. Если кто-то из борцов погонится за славой, его борьба не считается борьбой за бога. Всегда будьте уравновешенными, скромными, исполнительными. Это — закон. Божий закон. Всех, кто на этом свете был покорным, скромным, бог возвеличит.
В-четвертых, вы должны воздерживаться от пролития крови мусульманина — борца за веру. Бог велит — если два мусульманина скрестили свои мечи и намерились пролить кровь друг друга, то место им — ад. Наверное, вам говорили, и каковы мучения ада. Да спасет вас аллах от ада!
…Один из важных моих советов вам — не мучайте мирных жителей. Не забывайте, что вы сами восстали против зла. Вы восстали против неверных, против несправедливости. Если народ увидит от вас зло и несправедливость, то к кому ему идти? Народ, невинные, останутся между двумя огнями.
Я думаю, что вы должны стать именно теми людьми, которые должны вылечить раны многострадального народа. Услышав о вашем приезде в его края, народ должен радоваться, должен думать, что приехали его спасители и освободители от злых сил.
…Мы неоднократно говорили вашим командирам и сейчас говорю вам — мы выделяем деньги каждой группе, отправляющейся в Афганистан, и говорим — не берите у невинных жителей хлеб бесплатно. Обязательно заплатите им за питание, не обижайте народ. Если проголодались — пойдите к жителям, заплатите им и покушайте. Если услышали, что кто-то болен, — помогите ему. Если услышали, что кто-то не имеет средств, — выдайте ему 100 афгани из нашего бюджета.
У простого народа и так ничего не осталось. Мясо съели русские, кости растащили Тараки, Амин, Бабрак. У народа осталась только кожа. Я клянусь, что некоторые жители по вашему приезду дают вам хлеб, но на душе у них — страх, потому что они тебя накормят, но знают, что голодными останутся их дети. Если не накормят тебя — они боятся, что завтра под любым предлогом их убьют.
Я прошу вас иметь это всегда в виду. Если нет денег — продайте свои вещи, которые мы выдаём вам здесь, но ни в коем случае не берите вещи и хлеб простого народа. Если мы отсюда не смогли вам вовремя доставить деньги и продукты, я разрешаю вам продать оружие и боеприпасы, выданные вам здесь, своему другу, но прошу не грабить народ. Не отбирайте силой у народа ничего.
Помните, что к нам в страну пришел наш общий враг — твой и бедного народа. Давайте сначала ликвидируем нашего общего врага, и, если даст бог, сможем построить исламскую республику в Афганистане, то тогда разберёмся и с нашими внутренними врагами…
Если кто-нибудь из вас убьет хоть одного неверного — ворота в рай вам будут открыты. Вы убиваете его не потому, что он — ваш враг, а потому, что он — враг бога…
Да поможет вам Аллах! Освободим Афганистан от неверных!»











































ГЛАВА  СЕМНАДЦАТАЯ

Афганистан. Центр провинции Фарьяб, город Меймене.
Рабочий день подходил к концу, когда тревожно заверещал внутренний телефон. Начальник провинциального отдела ХАД майор Зайнулла Тарази поднял трубку, и устало спросил:
- Ну, что там еще случилось? – в трубке послышалось вежливое покашливание, затем вкрадчивый голос начальника охраны сообщил:
– Товарищ майор, к вам пришел какой-то дехканин, он говорит, что из одного с вами кишлака Торпакту, хочет повидаться.
– Впустить, – приказал майор. Положив трубку, он неторопливо убрал рабочие документы, зашторил карту.
Вскоре послышался неуверенный стук в дверь. Зайнулла, выйдя из-за стола, подошел к двери, открыл ее. На пороге стоял невысокого роста, со смуглым лицом мужчина с вьющейся из-под видавшей виды тюбетейки смолью волос и задорными, чуть прищуренными глазами человека, познавшего многое в жизни. Одежда гостя состояла из белой пропыленной домотканой рубахи и широких, подвязанных веревкой штанов. На ногах блестели, видимо только что протертые от пыли, резиновые чеботы.
Отступив на шаг, майор еще раз оглядел гостя. Что-то знакомое было в этом задубевшем на солнце лице. Только заметив набухший синевой, наверное, от волнения, рубец от уха до щеки, Зайнулла узнал своего давнего друга, с которым в детстве делил все, даже оплеухи кишлачного старшины.
– Махмуд, дорогой, какими судьбами тебя занесло в такую даль? Как там поживают мои старики? – И, не дожидаясь ответа, троекратно расцеловал его.
 – Да что это я, – смущенно промолвил Тарази, – садись, сейчас попьем чай, а потом ты будешь пресыщать мое любопытство. Ты, наверное, не поверишь, но я уже больше месяца не имею дома никаких вестей.
Махмуд основательно, с чувством собственного достоинства уселся в кресло и только после этого, немного растягивая слова, сказал:
– А я думал, что такой большой начальник просто не узнает меня и вытурит в шею, недаром люди говорят: «Каждому свое: ровня с ровней, а кизяк со своим мешком», но ошибся и, аллах тому свидетель, очень рад такой встрече. Зайнулла, можно, я, как и раньше, буду называть тебя своим братом.
Вместо ответа Амин порывисто встал и, подойдя Махмуду, крепко пожал протянутые навстречу руки.
Подав пиалу с крепко заваренным ароматным чаем гостю, Зайнулла, откинувшись на спинку кресла, внимательно рассматривал его. Он помнил Махмуда мальчишкой, потом юношей, теперь же перед ним сидел солидный мужчина с огрубелыми руками землепашца, обветренным, морщинистым лицом. Только по-прежнему доверчивые глаза его, да рубец на щеке – след удара байской камчи – говорили, что перед ним друг детства, которого Зайнулла не видел с того самого дня, когда, не выдержав непосильного труда на бая, сбежал в поисках новой жизни куда глаза глядят. Заметив, что Тарази за ним наблюдает, Махмуд, допив чай, поставил пиалу на столик и, повернувшись к нему всем корпусом, так, что  скрипнуло кресло:
– Посоветуй, брат, как мне жить дальше – раньше я половину урожая отдавал баю и сельскому духанщику, да еще немного мулле, оставшегося хлеба только-только хватало, чтобы не умереть с голоду. Потом что-то произошло в Кабуле, кишлачные богатеи стали более сговорчивыми, льстиво улыбались, но о том, что же произошло, молчали. Только много позже мы узнали от приехавшего из города молодого учителя, что произошла революция, Сахиб, так звали учителя, как только мог, разъяснил нам, какие блага ожидают бедняков и что необходимо делать, чтобы окончательно победила революции. Но однажды в кишлак пришли люди с гор, во главе с байским сынком и со словами аллаха на устах сожгли школу, до смерти замучили учителя, называя его не иначе, как вероотступником. Грабили и истязали дехкан, единственная вина которых – желание строить новую жизнь. Уходя в горы бандиты, вместе с награбленным, прихватили с собой и наших джигитов. Я хочу спросить тебя – почему бедняки, которые поверили в революцию, продолжают жить впроголодь, со страхом за свою жизнь ложатся спать, не уверенные, что встанут утром живыми? – Он замолчал, ожидая ответа.
Зайнулла, внимательно выслушав друга, встал и задумчиво прошелся по комнате. Остановился у портрета в позолоченной деревянной рамке. С портрета на него внимательно и озабоченно смотрел вождь Апрельской революции Амин.
– Знаешь, Махмуд, – начал он, подойдя к другу, – я постараюсь объяснить тебе почему еще все так происходит и думаю, что ты меня правильно поймешь. Скажи мне, кто, по-твоему, руководит деятельностью банды, которая хозяйничает в вашем и других окрестных кишлаках?
– Ну конечно бай, вместе со старшиной кишлаков.
– А почему, ты как думаешь?
– Наверное, потому, что новая власть им хуже смерти, не дает им права грабить нас, издеваться над нами, как это безбоязненно делали они раньше.
– Вот-вот, – улыбнулся Зайнулла, – ты сам уже близок к ответу на свой вопрос. Скажи мне еще – кто из нашего кишлака был еще в банде?
– Кто же, как не сынки богатеев да десяток насильно угнанных еще давно дехкан. Было еще несколько сопляков, поддавшихся на уговоры богатеев, обещавших им золотые горы и звание защитников веры и Аллаха. И этот сброд бездельников, словно безмозглое стадо, носится в поисках наживы за блудной овцой.
– А здесь ты не прав, – прервал  Махмуда майор,  – если бы дело было в «блудной овце», то с бандитами было бы легко покончить, но в том-то и дело, что во главе банд стоят люди, прошедшие специальную подготовку за границей. Оттуда же они получают инструкции и оружие, даже специалистов-диверсантов.
– Но неужели у революции нет сил, чтобы защитить бедняка, ведь он кормит хлебом всю страну. А что получится, если все наше зерно заберут душманы или сожгут его, как это они уже делали раньше?
– Я знал, что рано или поздно ты задашь мне этот вопрос. И потому скажу тебе откровенно то, что никогда, никому не говорил. Советские войска, которые помогают нашей революции стать на ноги – явление временное. Придет время и они уйдут к себе домой. Вот почему уже сегодня, сейчас каждый дехканин, каждый ремесленник должен понять, что это его власть и это его кровное дело – встать с оружием в руках на ее защиту, ведь байские прислужники не пойдут защищать народную республику, они с помощью богатеев других стран сделают все, чтобы вновь возвратить страну в черную ночь средневековья. Трудно, очень трудно сейчас новой власти, но я верю и хочу, чтобы верил и ты, что скоро, очень скоро настанет время, когда не надо будет афганцу стрелять в афганца, когда долины запестреют разноцветными кабинами тракторов и улыбками дехкан, когда нестройные детские голоса будут распевать песни о новой родине в красивой белокаменной школе.
У Махмуда от этой картины навернулись на глазах слезы, и он, чтобы Зайнулла не заметил, стал смотреть в окно. Майор продолжал:
– У меня к тебе просьба: успокой дехкан, объясни им положение дел и скажи, что наша народная власть победит тем скорее, чем дружнее и активнее все будут помогать ее становлению.
Зайнулла Тарази, говорил убежденно, нисколько не сомневаясь в том, что говорил, хотя в глубине души  понимал, что не все так ясно в этой новой, тревожной жизни. Он представлял себе, как разнородно афганское общество, которое делится не только на богатеев и бедняков, но и имеет значительную прослойку довольно состоятельных земледельцев, которые революцию не поддерживают, а напротив всячески помогают боевикам. Вот их-то убедить в необходимости новой жизни будет труднее всего…
Отогнав подальше нахлынувшие внезапно мрачные мысли, Зайнулла взял гостя за локоть и подвел к окну, выходящему на шумную, разноликую городскую улицу. Рабочий день кончился, и по улице – кто на велосипеде, кто пешком – спешили рабочие и работницы хлопкоперерабатывающей фабрики. Через открытую настежь форточку до них доносились голоса что-то рьяно обсуждающих рабочих, смех, приветствия и добрые пожелания. Народ валил на улицу из проходной, но не растекался, как раньше, по своим, огороженным прочными дувалами, дворикам, а, наоборот, все старались побыть вместе, чувствуя свою силу именно в сплочении, в единстве. По улице гордо шли истинные хозяева города, всей страны. Новые перемены угадывались и в походке женщин, гордо выпрямился стан, а из-под шелковой накидки нет-нет да и стрельнет любопытный озорной взгляд горянки.
- Смотри, Махмуд, – вот она, новая жизнь, и на досуге еще раз подумай, стоит или не стоит бороться с оружием в руках за нее.
Махмуд стоял, задумчиво уставившись в окно. Мысли его были далеко в горах, в родном кишлаке, зажатом с двух сторон скалистыми горами. Он старался представить себе, каким будет Торпакту, когда революция победит полностью. В радуге мыслей вырисовывались знакомые и незнакомые контуры: на берегу горной речушки, в саду бывшего кишлачного богатея, – большая, чисто выбеленная школа, вокруг которой шумная ватага ребятишек гоняет мяч, запускает змея, кувыркается, смеется и поет на все лады. Все опрятно одеты, вымыты и причесаны. Вот один черноглазый сорванец сломя голову несется по дорожке, спотыкается и падает, встает на колени и, горько, плачет. К нему подбегает красивая молодая женщина, утирает ребенку нос, успокаивающе гладит по курчавой головке. Что-то до боли знакомое чудится ему в фигурке и жестах женщины – да это же Зухра, ну конечно, самый дорогой для него человек. Ребенок перестает плакать и, повернув свое милое личико к матери, радостно смеется. Мальчонка похож на него, или это только кажется, наверное, у них с Зухрой был бы такой же парнишка. От этого лицо Махмуда озаряется счастьем, в глазах предательски заблестели скупые мужские слезинки.
Зайнулла, видя на лице друга мимолетную радость, радуется сам. Ему хорошо сегодня, просто хорошо без всяких причин. Он смотрит за расписным автобусом, который медленно катит по уже опустевшей улице. В салоне автобуса чинно сидят старики, увенчанные большими белыми тюрбанами – там царит мудрость и спокойствие, на крыше же, зацепившись за поручни, праздно галдя и махая руками, сидит самая пестрая публика.
 Махмуд, очнувшись от своих радужных дум, рассеянно улыбнувшись другу, отошел от окна, сел в кресло. В комнате воцарилось напряженное молчание. Гость ждал и в то же время боялся вопроса друга о семье, он просто не представлял, как будет рассказывать ему о злодействе. Ночью жители кишлака были разбужены визгом и лаем собак, криками людей, стрельбой. Внезапно на краю кишлака запылал огонь. Когда Махмуд с другими дехканами прибежал к месту пожарища, все уже было кончено. Спустившись с гор, душманы вырезали всю семью Зайнуллы Тарази. Нарушив затянувшееся молчание, майор спросил:
– Как там мои старики поживают, что-то давно от  них никаких вестей, все собираюсь их навестить, да времени никак не выберу.
Махмуд срывающимся голосом чуть слышно промолвил:
- Всех твоих родных уже нет в живых, так же как и твоего родного дома.
На немой, полный отчаяния  и муки вопрос:
- Кто? – он, с трудом, разжимая непослушные губы ответил:
- Разбойники из банды Мавлави Кеши, три дня назад, - услышав трагическую весть, Зайнулла тяжело опустился в кресло и, сдавив виски руками, обречено повторял:
– Я так и знал, я так и знал… Я так и знал, что это рано или поздно произойдет. Хотел их в город забрать, но отец наотрез отказался отрываться от своего дома и хозяйства…
Внезапно он умолк, уставившись перед собой, ничего не замечая. Махмуд, подойдя к нему, положил на плечо руку. Зайнулла вздрогнул и, повернувшись к другу, посмотрел на него полным муки взглядом. Постепенно он успокоился и попросил подробнее рассказать, как все произошло. Свалившееся внезапно горе прибавило морщин на лице Тарази. За считанные минуты он, казалось, постарел лет на десять.
Быстро справившись со своим горем,  Зайнулла еще решительнее и тверже зашагал по комнате, взгляд стал таким же, как и раньше, сосредоточенным и пронзительным, только в самой глубине угадывалась сдерживаемая усилием воли, саднящая боль.
В комнате стало совсем темно, когда Махмуд прервал затянувшееся молчание:
– Твое горе – это мое горе, брат, той страшной ночью я поклялся аллахом, что отомщу за кровь и муки родителей, или не жить мне спокойно на белом свете. То, что я тебе скажу, будет лишь частицей в выполнении священной моей клятвы. Из банды Мавлави Кеши сбежал, насильно угнанный в горы, мой племянник Казимулла. В свое время, несколько лет назад, он  прислуживал мулле, и тот обучил его грамоте. Поэтому, когда Казимулла попал в банду, главарь приблизил его к себе, поручив ведение походной канцелярии. Так вот, с неделю назад в родовом кишлаке Мавлави было небольшое сборище, на котором присутствовали члены исламского комитета, главари крупных банд и какой-то нездешний старец с большими полномочиями. Казимулла в это время был в охране дома и видел, как готовились к встрече старика. Подождав, пока пришелец пройдет в комнаты, племянник притаился у освещенного окна и услышал только концовку их разговора, когда гость говорил, что через две недели люди Мавлави должны встретить в урочище Тахтауз большой караван. Казимулла утверждает, что караван с оружием моджахеды ждут из-за границы уже давно. За все эти сведения я ручаюсь головой…



ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ

…Среди афганцев не редко встречались легендарные, героические личности. Знал я командира отряда ополченцев, Кадыра. Он сбежал из банды, после того, как главарь изнасиловал его сестру. Предварительно Кадыр, убив своего обидчика, по сути дела надолго обезглавил банду. Ему мы доверяли полностью, учили воевать, снабжали трофейным оружием. Он самостоятельно проводил успешные операции по ликвидации бандформирований, нередко захватывал в плен главарей. Помню, как однажды ночью он приволок, по заказу  разведчиков, главаря одной из крупных банд. В связи с этим за  головой Кадыра, со стороны душманов, началась насоящая охота. Однажды, его отряд попал в засаду. Узнав об этом,  я, не раздумывая, сразу же выехал на помощь, но опоздал. В этом бою он погиб, пуля попала прямо в лоб, потому, что он всегда смотрел смерти в лицо. Так вот, даже труп этого героя не давал покоя душманам. Преемник убитого им главаря-насильника  прислал специальную группу боевиков аж из соседней провинции, лишь для того, чтобы отрыть могилу Кадыра и обезглавить  его. Кладбище было у нас на виду, и потому мы взяли погост под свою охрану. Несколько раз под покровом темноты, боевики пытались приблизиться к могиле Кадыра. Но мы, заметив душманов, навешивали осветительную мину и били по ним из всех видов оружия. Потеряв несколько  человек, эта группа, ни с чем, ушла обратно. Местные душманы на такой вандализм не пошли, смерти этого человека им было вполне достаточно…
 Из воспоминаний участника афганских событий, капитана Зуфара Ибрагимова










ГЛАВА  ВОСЕМНАДЦАТАЯ


Исламская республика, граничащая с Афганистаном.
До лагеря беженцев Иван с посланником ехали несколько часов. За рулем сидел его личный водитель, на удивление молчаливый в присутствии «гостя». Иван отметил также, что японским джипом тот управлял не менее искусно, чем "Шевролет".
Через лобовое стекло Иван мог видеть только дорогу, нескончаемой лентой стремящуюся под колеса машины. Боковые шторки были плотно задернуты. Когда, еще в начале пути, он хотел посмотреть в окно, посланник недовольно взглянул на Ивана, бросив через плечо:
- Сиди спокойно. Любопытство зачастую укорачивает жизнь.
Оставив попытку узнать, что там за шторой, Иван, развалившись на просторном заднем сидении, вздремнул и проснулся лишь после того, как взвизгнули тормоза, и все его тело подалось по инерции вперед.
- Что, уже приехали? - бодро спросил он. Афганцы ничего не ответили. Дождавшись, когда от полосатой будки шлагбаума к машине подошли два моджахеда с автоматами наперевес, посланник открыл дверцу джипа и, не выходя из машины наружу, протянул  документы часовым. 
Через несколько минут шлагбаум поднялся, пропуская их в палаточный городок.
Иван видел лишь разноцветные парусиновые стены с  маленькими подслеповатыми окошечками, обступившие пыльную улицу с двух сторон.
Джип ехал медленно, потому что через дорогу то и дело сновали грязные, оборванные детишки, да сгорбившиеся под тяжестью глиняных сосудов женщины, укрытые до пят изрядно потрепанными, выгоревшими на солнце накидками.
Они проехали с десяток кварталов, пока впереди не показался пустырь, который упирался в скалистую гору, на множество ярусов которой копошились маленькие человеческие фигурки.
Машина сверкнула с дороги, ведущей, по всей видимости, к каменоломням, и вскоре остановилась у небольшого опрятного городка. Среди платанов и тополей, то там, то здесь были разбросаны одно-двухэтажные коттеджи, сложенные из тщательно обтесанных камней песчаника. Между домами проложена брусчатка. В центре этого небольшого городка находилась бетонированная площадка, напоминающая плац (кое где краской были нанесены уже почти стершиеся квадраты разметки).
- Выходи, - сказал посланник Ивану.
Навстречу гостям из двухэтажного особняка вышел загорелый мужчина в шортах и безрукавке, с пробковым шлемом на голове. Для полного джентльменского набора не хватало лишь тросточки, да толстой сигары в презрительно выпяченных губах англичанина, о том, что это именно британский подданный, Иван был почему-то твердо убежден, хотя и видел впервые.
Обменявшись с посланником Саидахмедхана приветствием на английском языке, «житель туманного Альбиона» неожиданно заговорил с Иваном по-русски.
- Здравствуйте, господин Полтавцев. Давайте знакомиться. Я приехал в эту глушь из Соединенных Штатов для того, чтобы хоть чем-то облегчить участь ваших соплеменников - русских пленных. Я хоть и не был ни разу в России, но всей душой вам сочувствую. Думаю, что мы станем хорошими друзьями.
Иван, который в течение многих месяцев не слышал родного языка, сначала опешил. Слушая русскую речь, он словно онемел, не зная, что сказать. Советник протянул ему руку.
- Лев Дмитриевич Потанин.
- Вы первый, кто говорит здесь со мной по-русски, - медленно, подбирая слова, сказал Иван и крепко пожал протянутую руку.
- Я первый, но не последний, - весело, не замечая волнения Ивана, сказал Потанин и широким жестом пригласил гостей в дом.
- Первым делом я покажу вам офис, где мы занимаемся с пленными.
Иван внутренне содрогнулся, предполагая увидеть что-то вроде средневекового подземелья с обязательной в таких случаях камерой пыток.
Американец открыл дверь и, пропустив гостей вперед, зашел последним.
Широкое, прямоугольное помещение с высокими потолками напоминало что-то среднее между классом и комнатой отдыха. Посредине  в три  рада стояли столы с придвинутыми к ним  удобными креслами.
Вдоль стен были расставлены кожаные диваны, меж которыми стояли шкафы, напоминающие домашние бары, с батареями пивных банок разного калибра.
Напротив диванов - стеллажи, на которых лежали подшивки газет, стопки журналов, альбомы.
Иван скользнул равнодушным взглядом по подшивкам, и чуть было не вскрикнул от удивления. Он узнал "Правду", "Известия", “Огонек” и еще множество других, давно не виденных им советских изданий. Он с интересом начал перелистывать газеты, не замечая удовлетворенных ухмылок своих спутников.
Газеты были почти месячной давности, но это было неважно. Он впервые за многие месяцы чужбины наконец-то из первых рук мог узнать, что творится в стране, которую он, сколько не старался, забыть так и не мог.
Ему было интересно все. И то, что сталевары Запорожья перевыполнили пятилетний план. И то, что Алла Пугачева стала лауреатом международного конкурса артистов эстрады. И то, что по всей стране идет восторженное обсуждение книг Леонида Ильича Брежнева “Малая земля” и "Возрождение". Иван вчитывался в газетные строки, и на глазах у него наворачивались  слезы. Смахнув их украдкой, он с большим вниманием начал листать "Известия".  Рапорты, бравурные статьи и речи, призывы догнать и перегнать  капиталистический мир - все это изо дня в день публиковалось на газетных полосах, словно важнее этого в стране и мире не происходило. Словно и не лилась кровь советских солдат, словно и не было проблем с пленными, бойцами сороковой армии.
Борзописцы, позабыв о них, с восторгом превозносили победы Апрельской революции, которая “триумфальным маршем” двигалась по стране.
Иван горько усмехнулся, вспомнив, как во время совместных операций "солдаты афганской революции" после первых же выстрелов боевиков в страхе забивались в овраги и щели, как тараканы. А после  того, как их рота  уничтожала или разгоняла очередную засаду душманов, сарбозы,  как пауки, в поисках наживы расползались по кишлакам, беззастенчиво грабя дехкан средь бела дня.
- Вояки, мать вашу... - с презрением думал Иван и, отложив сладкозвучную подшивку "Известий", взял со стола толстый журнал.
"Посев" - прочитал он на обложке.  "Не в силе бог, а в правде! Александр Невский". Прочитав девиз журнала, Иван с интересом начал листать журнал дальше. В конце нашел адрес и удивленно присвистнул. Аж во Франкфурте печатают. Явно антисоветский, - с каким-то подспудным страхом подумал он и положил журнал на прежнее место, но через минуту, преодолев мимолетный испуг, взял его обратно. Переборол интерес к запретному, свойственный, наверное, каждому советскому человеку. Иван читал журнал, не обращая никакого внимания на переговаривающихся вполголоса о чем-то своем, хозяев.
- Господин Полтавцев, - оторвал его от "Посева" Потанин. - Скоро, минут через десять, в комнату приведут пленных. Пока что они не должны вас здесь видеть. Если вам по вкусу эти журналы, я прикажу подготовить нужную подборку. А сейчас прошу следовать за мной.
Через неприметную дверь, они вышли из комнаты и, пройдя по коридору вглубь здания, вошли в соседнее помещение.
Интерьер комнаты напоминал небольшой просмотровый зал. Одну стену прикрывали плотные черные шторы. Метрах в пяти-шести от них начинались ряды кресел. Иван насчитал таких рядов пять. Задние кресла несколько возвышались над передними.
- Кино, что ли, показывать будут. - Иван недоуменно взглянул на Потанина.
- Прошу к столу, - предложил тот и указал рукой в  дальний конце комнаты. Его Иван сразу и не заметил, потому что в помещении стоял приятный полумрак. Стол был накрыт. Всевозможные напитки, экзотические фрукты, другие яства так и влекли к себе  притомившихся с дороги гостей.
Иван, не ожидая повторного приглашения, с ходу откупорил бутылку с пивом, еще покрытую капельками холодного пота, и одним духом ее осушил. Посланник Саидахмедхана категорически отказался от спиртного. Быстро разделав гранат, он начал проворно поглощать рубиновые зерна. Па губах его застыла капелька сока.
- Словно кровь пьет, - содрогнулся в душе Иван.
- Ну а ты чем лучше, - вставил слово внутренний голос... Чтобы, как обычно заглушить его, он налил полный стакан шотландского виски и, не разбавляя тоником, проглотил. Афганец и Потанин удивленно переглянулись.
В голове Ивана зашумело. Внутренний голос захлебнулся и больше не вещал, душу не будоражил.
Подождав, пока гости утолят жажду и первый голод, Потанин взглянув на Ивана, сказал:
- Отсюда я познакомлю вас со своими питомцами. Ребята, конечно, разные, но у всех их есть одно общее - они не хотят работать на каменоломнях, любят деньги и желают покончить с советским прошлым. Я хочу, чтобы вы посмотрели на то, как я и мои люди работают с пленными. Вы должны сами убедиться, что никто никакого давления на них не оказывает. Ребята все делают добровольно. Они свободны в своих действиях и поступках... Правда, только на то время, пока моджахеды передают их в наши руки, - добавил он и предложил поудобнее устроиться в креслах. Сам сел рядом с выдвижным пультом. Нажал кнопку. По мере того, как раздвигались шторы, свет в комнате тускнел, пока не потух совсем. В первое мгновение зрелище, которое внезапно открылось перед уже захмелевшим Иваном, вызвало у него испуг. Увидев прямо перед собой пятерых пленных, обряженных в серые шаровары и длиннополые рубахи пуштун, которые, глядя ему прямо в глаза, причесывались, не замечая, что за ними наблюдают, Иван отшатнулся на спинку кресла. Если бы не было кресла, он бы, наверное, куда-нибудь сбежал, укрылся, подальше от этих обреченных, безжизненных взглядов безусых мальчишек, которые, наверное, еще и в полной мере и не знали, что такое жизнь.
- Это зеркальная стена, - пояснил удовлетворенный произведенным эффектом Потанин. - Мы их видим, они нас нет.
Сначала пленные бесцельно бродили по комнате. Потом одни из них устроившись у баров, пили соки, пиво, шумно о чем-то переговаривались, другие жадно перелистывали газеты, журналы, третьи, включив видео, восхищенно наблюдали за разворачивающимся сюжетом  американского боевика.
- Я познакомлю вас со своими наиболее перспективными питомцами, - обращаясь к Ивану,  сказал Потанин.
 - Вон, видите, стоит парень с журналом в руках - это рядовой Рахманов Расул, полгода назад он бросил в "дедов", которые изо дня в день его третировали, склоняли к сожительству, гранату. Его посадили. Боясь ответственности, он сбежал с гауптвахты и хотел добраться до границы. Его схватили люди из отряда твоего хозяина и вот уже в течение четырех месяцев он обрабатывает гранит. Трудолюбив. Правоверный, думаю, что он уже готов сотрудничать с повстанцами. Дальше - у бара - высокий, худой парень, он пьет уже третью банку пива. Это рядовой Федор Ярин. Он понес на продажу в духан свой бронежилет. Получив деньги, купил блок сигарет с "травкой", находясь на службе накурился и, ничего не соображая, с оружием в руках был захвачен в плен. Здесь он уже ветеран - полгода работает. Любит выпить. Не сдерживает своих эмоций.  С ним надо обращаться осторожно. Следующий - парень, тот, который сидит, раскрыв рот, у самого телевизора. Это сержант Демидов Сергей. Когда его уличили в мародерстве, и посадили на гауптвахту, он сбежал, убил командира и, прихватив его оружие, ушел в горы. Говорил мне, что хотел создать свою банду для того, чтобы грабить караваны, не завися ни от повстанцев, ни от Советов. Здесь он уже больше месяца, на мой взгляд,  способен возглавить отряд повстанцев, подобный вашему. Кому-кому, а ему дороги назад нет. Пока остановимся на этих трех. Понаблюдаем за ними, через  часок можно будет заняться каждым из них в отдельности,
Потанин нажал кнопку и, через несколько минут, в комнату,  где были пленные, вошел человек.
- Это один из лучших моих инструкторов, - с гордостью сказал хозяин.
Поздоровавшись, инструктор подождал, пока все заняли свои места за столами, потом подошел к каждому из своих подопечных. Он поинтересовался их здоровьем, говорил слова утешения, что-то советовал. Несмотря на усталость, после изнурительного труда в каменоломнях, пленные искренне радовались встрече с ним.
Сделав обзор обстановки в СССР и мире, инструктор подозвал к себе Ярина и, вручив газету, предложил ему прочитать что-нибудь по его усмотрению. Федор прочитал о том, как советские солдаты, находящиеся в Афганистане, возводят школу. Он показал всем фотографию, на которой широколицый, улыбающийся боец держал на руках афганскую девочку - будущую ученицу.
- Что думают у вас в стране, когда читают такие статьи? -спросил инструктор.
- Что мы здесь не воюем, а баб щупаем да загораем, - не задумываясь, выпалил Федор...
Потом с комментариями статьи, напечатанной в другой советской газете, выступил сам инструктор.
Слушал его Иван с не меньшим интересом, чем пленные. В статье говорилось о том, что если бы Сталин не издал жестких приказов, карающих сдачу красноармейцев в плен, то, возможно, и никакой Победы 1945 года и не было.
- В предвоенном Уставе внутренней службы РККА не было даже упоминания о пленных, их как бы не существовало. Нынешний устав также, как и послевоенный, не предусматривает пленение, лишь сдачу в плен, то есть измену Родине. Цитирую: "... Ничто, в том число и угроза смерти, не должна заставить военнослужащего Вооруженных  Сил СССР сдаться в плен". Я думаю, все вы уже догадываетесь, что вас ждет на Родине. Ведь ни для кого не секрет, что многих из победителей Второй мировой войны в Советском Союзе загнали   в концентрационные лагеря ГУЛАГа,  только за то, воины хотя бы ненадолго попадали в плен...
Он приводил множество примеров, называл фамилии и ему просто невозможно было не верить, тем более, на фоне того, что советские газеты беззастенчиво врали, повествуя об истинном положение дел в Афганистане. И кроме того, по всем советским канонам пленных ни в какой войне не должно было быть. Им просто не было места в обществе.
В заключении инструктор включил видеомагнитофон и вскоре на экранах мониторов замелькали холодящие кровь кадры:
... Вон, потешаясь, несколько моджахедов со свирепыми лицами наставили автоматы на русоголового паренька, затравленного и одинокого. Глаза его наполнены ужасом и болью.
- Все это ждет тех, кто не захочет перейти на сторону воинов Аллаха, те же, кто с нами, - вещает диктор, - будет жить лучше всех.
На экране богатые магазины, роскошные особняки. Русоголовый парень в пуштунском одеянии встречает киногруппу у своего богатого дома, в котором много комнат, а еще больше дорогих вещей. Камера словно случайно скользнула по женщине, закрывшейся паранджей, и остановилась на двух сытых, прилично  одетых чернявых мальчуганах, лица которых чем-то отдаленно напоминают черты хозяина дома. Он доволен жизнью. Он счастлив.
- Для того, чтобы все это было, надо много трудиться, - говорит диктор. И на смену семейной идиллии приходит война. Двое веселых "шурави" в компании таких же жизнерадостных моджахедов по-волчьи крадутся к дороге, по которой вот-вот (слышится нарастающий шум моторов) пройдет советская колонна "наливняков". В это сначала не верится, но через несколько минут стремительно проносятся холодящие кровь кадры, где они  в упор добивают своих. Возможно, тех, кто раньше делил с ними все невзгоды этой страшной войны...
Последние кадры отрезвили Ивана окончательно. Он вдруг ясно понял, что этот фильм и про него, хотя он и не расстреливал в упор своих... А тот вертолет? А тот летчик? Воспоминания, которые он хотел утопить в американском питье, вновь предстали перед глазами.
Иван резко встал, направился к столу. С вожделением отыскал глазами заветную бутылку. Потянулся было за ней, но, услышав окрик хозяина, остановился.
- Потом, господин Полтавцев. Потом, когда закончим - спокойно сказал Потанин, нажимая кнопки пульта. Черные шторы закрыли хитрое зеркало. Откуда-то из-под пола появился телевизор с широким экраном. В комнате забрезжил мягкий, матовый свет.
Вскоре бесшумно отворилась дверь, и в комнату вошел слуга-китаец. Это Иван понял по тому, как тот обратился к Потанину.
- Ли слусаетса, моя господина.
- Прибери на столе. Поставь дополнительные приборы. Принеси колбас, ветчины, жаркого. И быстро.
- Ли слусается, моя господина. Ли сделает все быстро-быстро.
Не успел китаец скрыться, как в комнату зашел инструктор. Тот, которого Иван только что видел в роли пастыря заблудших душ.
- Давай сначала Рахманова, потом Ярина. Демидова оставим напоследок. Он парень свойский, - приказал хозяин.
- Слушаюсь, - инструктор по военному повернулся кругом и исчез за дверью.
- Принимать гостей можете здесь. Сейчас слуга все организует. В лоб предлагать сотрудничество не рекомендую. Хоть и обкатали пленных каменоломни, а все-таки с ними надо держать ухо востро. Но не беспокойся, если что случится непредвиденное, мои помощники буду тут как тут. Рекомендую  начать общение с задушевной беседы. Виски и хорошая закуска любого сделают разговорчивыми.
- А что будет с остальными?
- Остальными? - Потанин на мгновение задумался. Говорить правду или уклониться от вопроса? Иван понял это по его убегающему взгляду.
 - Остальные пойдут в  свой лагерь, в  норы.
- А нельзя им как-то помочь?
- Нет. Вы им ничем не поможете. В конце - концов все находится в их руках, - и радушный хозяин, не дожидаясь дальнейших вопросов, направился к выходу. Нукер Саидахмедхана - следом.
Иван остался один. Подошел к столу, налил стакан виски и чуть-чуть разбавив тоником, выпил. Выпил назло тем, кто за ним сейчас наблюдал.  А то, что это так, он нисколько не сомневался.
Расул Рахманов вошел в комнату, словно в сумрачную пещеру. Сделав несколько шагов, остановился. Втянув голову в плечи, опасливо оглянулся по сторонам. Увидев незнакомца, насторожился еще больше.
- Садись за стол, - радушно предложил Иван. Пленный, ступая осторожно, словно по минному полю, направился к столу. Сел на краешек стула. Взгляд его упал на стол. Глаза загорелись голодным огнем.
В это время в комнату бесшумно проскользнул слуга-китаец с огромным подносом в руках. Разгрузив яства, он поставил на поднос пустые бутылки и так же незаметно исчез.
- Ешь, - предложил Иван. Рахманов недоверчиво взглянул на него, но к еде не прикоснулся. Тогда Иван, отхватив ножом большой кусок колбасы, начал с аппетитом жевать. Гость, не заставляя себя упрашивать, накинулся на жаркое. Ел обжигаясь. Иван налил ему виски. Тот одним махом опорожнил стакан и поперхнулся. Долго до красноты кашлял. Успокоился только выпив две бутылки "фанты". Набив желудок, солдат откинулся на спинку стула и, уставившись осоловевшими глазами на Ивана, сказал:
- Что я должен делать?
- Пока ничего.
- Мне надоело жить в яме. Мне надоело целыми днями махать кувалдой. Я хочу жить,  хорошо одеваться, сытно есть, спать в своем доме. Для этого я готов делать все, что прикажут.
Иван явно не ожидал такого быстрого успеха в своей вербовочной миссии и потому напряженно думал, что Рахманову на это сказать.
- Ты не хочешь обратно в Союз?
- А что я там забыл? Родом из-под Семипалатинска. Родители умерли от какой-то неизвестной болезни, один брат в тюрьме, другой калека. Меня дома никто не ждет. Да и для Союза я человек пропащий...
- Хорошо. А что  ты умеешь делать?
 Рахманов кинул на Ивана испуганный взгляд и  заикаясь от страха, пролепетал:
- Я гранатометчик. На учебке первой гранатой в цель попадал.
- Хорошо, - еще раз повторил Иван, оценивающе разглядывая парня.
-А  БТР можешь поразить с одного выстрела?
- Смогу, - не задумываясь, выпалил Рахманов...
- И в  советские ?
- Да хоть в черта лысого, лишь бы выбраться из этого ада...
Федор Ярин вошел в комнату, как к себе домой.
- Привет, - кивнул он Ивану и, не дожидаясь приглашения сел за стол. Налил полный стакан виски и залпом опрокинул содержимое в рот. Крякнул. Налил еще и успокоился только после третьего стакана. Вызывающе взглянул на Ивана.
- Тебя что, вербовать меня прислали, да? Я на все согласен, только в своих стрелять не буду. Слушай, ты помоги мне с кем-нибудь из западных журналистов связаться. Я им все расскажу не таясь. Что внук кулака и сын шахтера, который, если до сих пор не завалило в забое, не просыхает от водки. Ты думаешь, где я так пить научился? Это моего пахана воспитание. Так сведешь меня с американцами, или кишка тонка?
- Сведу. Но тебя заставят заявить на весь мир о нарушении прав человека в Союзе.
- Ну и что ж - скажу. Я сам жертва. Какого хрена меня сюда на убой погнали? Ведь в конце концов я мог и в забое подохнуть, но до этого успел бы дать стране угля, хоть мелкого, но много, - Федор осклабился. Налил еще стакан, осушил до дна и только после этого накинулся на ветчину...
Вопреки утверждению Потанина,  с Сергеем Демидовым  Ивану пришлось довольно-таки попотеть. Парень оказался немногословным. Каждое слово приходилось тянуть, словно клещами.
Пить он наотрез отказался, и тогда, чтобы вызвать  к себе доверие, Иван рассказал ему о своей судьбе. О том, как он стал тем, кем был. Правда, не поведал он ему лишь о том, что сбил краснозвездный вертолет.
Демидов попросил закурить, минут десять дымили молча.
- Я получил письмо от своей девчонки, - неожиданно начал Сергей. - Она то ли в шутку, то ли всерьез написала, что если я приеду к ней без ордена, то она на меня смотреть не будет. Подзадорила меня. Хотя кто из нас не мечтал получить такую награду? На одной операции отличился, на другой. Ну, думаю, теперь обязательно наградят. Прошло полгода, приезжает из Кабула полковник с наградами. Все, кто был на операциях, был представлен к награде, даже писаря, а меня в списках не оказалось. Я подумал, что по случайности не внесли. Однажды колонна, которую мы сопровождали, попала под перекрестный огонь "духов". Взводного ранило. Я вытащил его из горящей машины и вовремя. Громыхнул взрыв, и весь БТР вспыхнул словно факел. Когда "вертушки" загнали "духов" в горы, лейтенанта подобрал санитарный БТР, а меня ротный обещал представить к ордену. Уже дембель на носу, а о награде ни слуху, ни духу. И тогда меня одногодок из штаба надоумил:               
- Не жди ордена, не получишь. Надо в строевой части  нужного человека чем-нибудь задобрить? Видишь, у меня "звездочка", знаешь, как заработал?  Духан БМПэшкой стукнули и все, что там ценное было, взяли.  Так вот, я видеомагнитофон и подарил. Усекаешь?
А я спал и во сне видел орден. Решил попробовать. А дальше все было как у тебя. Взял кое-что в доме, хозяина, который кинулся за своим добром, застрелил, а тут майор из штаба полка, все это увидел. Доложил. Посадили меня в яму, как собаку. Удрал, да на часового нарвался. Пришлось его кокнуть. Вот и все...
- Как тебе здесь? - после продолжительного молчания нарушил тишину Иван.
- Здесь хорошо. По-человечески к нам относятся, не то, что у моджахедов.
- А как тебе Потанин?..
- Кто?
- Ну, старший здесь.
- Хороший мужик. Хочет всех нас отсюда вытащить, да власти не дают.
- И ты этому веришь?
- Верю.
-  А ты знаешь, что здесь делаю я?
- Наверное, тоже помочь нам чем-то хочешь. Да?!
И столько в словах пленного было надежды, что Иван на него не на шутку обозлился. Неужели он не понимает, что от всех их здесь ждут? И на зло Потанину, холую Саидахмедхана, не сдерживая себя, выпалил:
- Вас здесь так обхаживают не для того, чтобы из плена освободить. Вы - пополнение для отрядов моджахедов, ваши слова - это основа "сенсационных разоблачений"  Союза...
- И все-таки здесь нам хотят добра.
- Добра? Ты  знаешь, что за теми черными шторами?
- Стена, наверное.
- Пошли.
Иван потащил Демидова за собой, распахнул расписное полотнище и перед изумленным взглядом пленника предстала комната, где сидели, стояли, ходили его товарищи по несчастью, словно подопытные кролики под колпаком исследователя.
- Ну что скажешь теперь?
- Я не знаю, кому здесь верить, - Сергей с надеждой посмотрел на Ивана.
- И мне не верь. Я такой же, как и они. Я не сказал тебе, что  наш вертолет сбил. Получил за это почти миллион афганей и вот здесь, за границей, делаю все, чтобы их растранжирить. Поедешь со мной?
Из доверчивого и спокойного теленка Сергей в мгновение ока превратился в разъяренного льва. Глаза его налились кровью и не успел Иван даже вскинуть для защиты лица руки, как получил удар, потом второй.
Когда вбежали охранники и схватили брыкающегося Сергея, тот хрипя и матюгаясь кричал:
- Тебя сука, наши и здесь достанут.               
Собрав все свои силы Демидов еще раз рванулся к Ивану и не дотянувшись руками плюнул ему в лицо.
Иван стоял посреди комнаты, ничего не видя, ничего не слыша в состоянии какого-то умиротворенного столбняка. Кровь из разбитого носа тоненьким ручейком текла по подбородку и, скопившись в его ложбинке, капала на пол, на рубаху - словно на белый алтарь искупления.
Ивану было больно и вместе с тем легко. Саднило тело, но он чувствовал, как воскресает внутри вечная его душа.
Больше Ивана здесь ничто не удерживало. Чужие люди вокруг, ни уму, ни сердцу культура и обычаи. Что бы он здесь ни делал, ни говорил, ни думал - в глазах азиатов он чужой, инородец.
А ведь у него есть место, где  в нем души не чают, где  ждет, не дождется его дед Иван. Вот только это его заветное место, находится в Союзе. А путь в Союз лежит через Афганистан.
Да, там стреляют, там его могут убить, но это единственный путь искупления. Правда, есть еще один вариант: попытаться связаться с кем-то из американцев или англичан и уехать с ними, но ведь и там будут окружать его те же чужие люди со своими нравами и обычаями. И там    не сможет очиститься, от скверны совершенных преступлений. А его нисколько не прельщало существование неприкаянного грешника.
В общем, этот путь был нереален в самом своем зародыше,  потому что встретиться, даже случайно с кем-то из американских представителей, ему вряд ли позволят люди Саидахмедхана. Он чувствовал присутствие их постоянно, хотя и не видел ни разу. Конечно, Иван догадывался, что и шофер, и слуги в доме следят не только за его безопасностью, но и караулят его, как сиятельного пленника.    
Решив раз и навсегда покончить с праздной жизнью за границей, Иван словно невзначай поделился этой мыслью с шофером. Через день его навестил посланник Саидахмедхана.  Конечно, он сказал, что зашел просто так, проведать его, узнать, не нужна ли Ивану какая помощь.
- Я хочу вернуться обратно, - сразу, без излишних, принятых на востоке словопрений, заявил Иван.
- Разве не по нраву нашего гостю тихий город и райский сад, может быть, ему не хватает красивых женщин? - в словах слуги Саидахмедхана слышалась тревога и подозрительность.
- Все хорошо, уважаемый, - стараясь успокоить его, сказал Иван.
- Да вот только стосковался я по мужской работе. С детства не привык к праздности. Понимаешь, я с рождения подлый человек, так, наверное, подлым и помру. Нам, подлым, один путь - мантулить до кровавого пота.
Посланник не понял его последних слов, удивленно заморгал глазами, тщетно пытаясь уловить смысл сказанного. Но Иван не стал ничего ему объяснять, лишь добавил:
- Скажи своему хозяину, что через два дня я буду готов возвратиться обратно. Здесь мне делать больше нечего!


ИНФОРМАЦИЯ  К  РАЗМЫШЛЕНИЮ

Документ
«Секретно»
…Для достижения своих целей мятежники прибегают к различным способам вооруженной борьбы с регулярными войсками и силами поддержания порядка, а также проводят диверсионно-террористические акции и агитационно-пропагандистские мероприятия. Вооруженную борьбу ведут, в основном, небольшие и легко вооруженные группы (20-50 чел.), которые действуют по всей стране». В случае необходимости при решении сложных задач несколько групп могут объединяться в отряды в 150-200 и более чел. Состав и организационная структура групп и отрядов в различных провинциях страны неодинаковы.
В качестве варианта можно привести следующую организацию группы мятежников: командир (главарь) с 3-4 телохранителями; заместитель командира (главаря) группы; 3-4 разведчика (наблюдателя); 2-3 боевые группы (по 6-8 чел. в каждой); один-два минометных расчета; один-два расчета ДШК; два-три расчета РПГ; группа минирования (4-5 чел.)…
Из доклада заместителя командующего 40-й армией генерал-майора П. С. Семенова.
*     *     *
Документ
«Секретно»
Аналитическая записка Главного управления боевой подготовки Сухопутных войск
…Тактика действий мятежников с каждым годом становится все более гибкой и грамотной. Приемы и способы ведения вооруженной борьбы постоянно видоизменяются с учетом специфики военно-политической обстановки в стране и применяемой афганскими и советскими войсками тактики действий, которую они постоянно изучают и умело приспосабливаются к ней.
При этом в разных районах Афганистана моджахеды применяют различные способы и формы борьбы. Если, например, в центральных и северных провинциях они действовали в основном мелкими группами (по 10-15 чел.)… в юго-восточных провинциях, прилегающих к Пакистану, сохраняются и крупные бандформирования, предпринимаются попытки захвата административных центров и целых районов.
…Партизанские действия стали более решительными и разнообразными. Душманы больше стали уделять внимания фактору внезапности, скрытности, мобильности и оперативности. Боевые действия ведут активно, особенно в сумерках и с наступлением темноты (18:00-24:00), а также в условиях, когда невозможно применять авиацию. Бандформирования никогда не действуют без тщательной разведки советских и афганских войск, умело используют шаблонность, малейшие промахи и ошибки наших командиров в организации боевых действий или боевого обеспечения. Успешно ведется наблюдение за постами охранения, гарнизонами и маршрутами движения советских и афганских войск, хорошо налажена агентурная разведка. Оповещение осуществляется звуковыми и световыми сигналами (фонарики, костры, зеркала и т. п.). Для этих целей широко привлекается местное население, пастухи и даже дети. Все это позволяет мятежникам при блокировании их баз и районов сосредоточения заблаговременно выводить свои главные силы из-под ударов войск, а оставшимися силами (наиболее подготовленными и выносливыми бойцами) устраивать засады и минировать местность.
Если в результате внезапных действий правительственных войск моджахеды не успели заблаговременно вывести свои бандформирования и вывезти запасы материальных средств и боеприпасов из районов боевых действий, то они огнем дальнобойных средств и стрелкового оружия (винтовка БУР, ДШК) с большой дальности (около 1000 м) или внезапным огнем всех средств с дальности 200-300 м стремятся нанести наступающим войскам поражение, особенно если они остаются без огневой поддержки бронегрупп, артиллерии и авиации, задержать их до наступления темноты, а затем отойти. Отход обычно осуществляется мелкими группами (по 10-15 чел.) в разных направлениях под прикрытием заблаговременно установленных мин, огня снайперов и крупнокалиберных пулеметов (с использованием кяризов, систем арыков, горных троп и расщелин). Но наиболее успешно отход осуществляется ночью через промежутки и разрывы в боевых порядках советских и афганских войск.
Нередко, получая соответствующую информацию о приближении войск, мятежники уходят из кишлачной зоны в горы или прячут оружие и растворяются среди мирного населения, оставляя наблюдателей и мелкие группы по 2-3 чел. для прикрытия отхода. Базовые районы со складами вооружения и материальных средств (например, Джавара, Искаполь, Мелава, Марульгад, Тура-Бура, Шпалькай, Льмархауза, Срана, Шинарай, Исламдара и др.), а также жизненно важные районы (к примеру, Панджшерская и Андарабская долины, Черные горы северо – западнее Джелалабада) мятежники готовят к упорной обороне в инженерном отношении. Оборудуются траншеи, подземные ходы сообщения, окопы и другие сооружения. Оборона этих районов ведется, как правило, всеми силами находящихся там бандформирований до полной эвакуации из них вооружения, боеприпасов и запасов материальных средств в новые базовые районы. Если этого не удается сделать, то оказывается упорное сопротивление до полного выхода из района боевых действий основных бандформирований…
          Оборону высот мятежники организуют в 2-3 яруса. Крупнокалиберные пулеметы и минометы обычно располагаются во втором и третьем ярусах. В населенных пунктах и зеленых зонах занимается круговая оборона. Улучшилось снабжение банд оружием и боеприпасами. Если раньше им поставлялось в основном стрелковое оружие, а также ДШК и РПГ, то в настоящее время мятежники во все возрастающих количествах получают минометы, безоткатные орудия, ПЗРК, реактивные установки, которые уже широко применяются против наших и афганских войск.
          Установлено, что только в начале августа сего года из Китая поступило 20 тысяч автоматов, 20 тысяч ящиков с патронами и снарядами, 70 тысяч пуленепробиваемых жилетов, 50 тысяч пар обуви, бинокли и другое вооружение. Кроме того, 4 августа на базы в Пакистане доставлено 2 тысяч ручных пулеметов, 1 тысяча противотанковых снарядов, 400 тысяч патронов. Большое количество вооружения поступает из Ирана и Саудовской Аравии. Доставляемое из-за рубежа оружие и боеприпасы размещаются следующим образом:
  стрелковое оружие, РПГ и боеприпасы к ним распределяются сразу по отрядам и группам, причем резервные боеприпасы («НЗ») хранятся у главарей;
  тяжелое вооружение (горные пушки, минометы, ДШК) и боеприпасы к нему поступают на базы, в стационарные склады, оборудованные в пещерах, подвалах мечетей и домов главарей.
В настоящее время установлены следующие нормы вооружения мятежников, независимо от их партийной принадлежности: группа в составе 10 человек получает один РПГ и 9 АКМ; в составе 20 человек — 2РПГ и 18 АКМ; в составе 25 человек — один ДШК, одно безоткатное орудие, один миномет, 2-3 РПГ, 16 АКМ; на отряд из 100 человек выделяется одна зенитная установка или ПЗРК, 4 ДШК, 5 безоткатных орудий, 4 миномета, 10 РПГ и соответствующее количество стрелкового оружия.
…В осенне-зимний период 1984-1985 годов тактические приемы и способы действий мятежников против наших войск, видимо, не претерпят особых изменений и будут сводиться к следующему:
  повсеместное ведение боевых действий партизанскими методами (засады, обстрелы, налеты, минирование, диверсии, террор);
  создание централизованной системы управления бандформированиями на основе объединения разрозненных сил;
  концентрация значительных сил в юго-восточных и восточных провинциях с целью проведения крупномасштабных операций, направленных на захват приграничных с Пакистаном районов и создание там так называемых «освобожденных территорий Афганистана» под управлением «временного правительства»;
  концентрация сил, накопление вооружения для восстановления положения в Панджшерской и Андарабской долинах (Ахмад-Шах Масуд);
  постоянное поддержание большой численности группировки мятежников в центре страны с целью дестабилизации обстановки в столице и окрестностях, а также отвлечения сил от Панджшера и Андараба;
  усиление сил и средств для ведения борьбы с нашей авиацией как в воздухе, так и на аэродромах; возможно широкое применение ПЗРК;
  увеличение количества караванов с оружием, боеприпасами и переброска новых групп мятежников из-за рубежа;
  наращивание вооружения в бандформированиях. При этом особое внимание будет уделяться обеспечению их новыми современными образцами оружия (ПЗРК типа «Стингер», «Блоупайп», ПУРС повышенной дальности и т. д.), позволяющего успешно вести боевые действия против регулярной армии;
  проведение широкой и целенаправленной пропаганды среди населения, а также среди военнослужащих ВС ДРА.
Октябрь 1984 года.







ГЛАВА   ДЕВЯТНАДЦАТАЯ


Афганистан. Северная провинция.
«...Сереженька, милый, как мы с Оксанкой по тебе сильно скучаем. Когда становится слишком грустно от одиночества, я вспоминаю все самое дорогое, связанное с тобой, на  душе становится легче, словно вновь встретилась с тобой.
Ты знаешь, я вновь и вновь переживаю в воспоминаниях наши первые встречи. Ты в своих письмах пишешь, что женщине труднее, чем мужчине, переносить разлуку, не знаю, не задумывалась. Трудно, конечно, нет рядом твердого мужского плеча, понимающих и любящих глаз, но я твердо уверена, что от этой разлуки наша с тобой встреча будет еще радостнее. Мы с дочкой нетерпеливо ждем твоего возвращения. Береги себя и пиши почаще.
Крепко-крепко обнимаем и целуем тебя. Твои Наташа и Оксанка».
Сергей отложил письмо, задумался. Слова письма теплой волной прошли по душе, смягчая горечь разлуки, навевая дорогие сердцу воспоминания. Как хорошо он помнит дни после их первой встречи, вспоминает, чего стоила ему невозмутимость, которая, как пишет жена, ее до глубины души огорчила. В воскресенье несостоявшегося свидания он клял себя за опоздание, за то, что не может выполнить своего обещания быть рядом с Натальей. Только через неделю, словно невзначай, они встретились, чтобы больше никогда не расставаться.
Сергей улыбнулся своим сокровенным мыслям; сколько вместе жили, а друг друга так в полной мере и не познали. Наверное семейная жизнь и служит для того, чтобы постоянно находить друг в друге, что-то известное, в поступках, характере любимого человека, раскрывать  возвышенные черты в скоротечности повседневных забот, для того, чтобы по настоящему любить и быть любимым.
Солнце начало припекать, и Сергей, чтобы спрятаться от знойного светила, решил спуститься на «дно» – так все окрестили прохладные землянки. Он лично руководил отделкой комнаты отдыха, и жилище вышло на славу.
Цветочные обои, привезенные им из отпуска и аккуратно расклеенные на стенах, придавали комнатушке обжитый и уютный вид. Встроенные в стену ящики из-под боеприпасов, большой короб, заменяющий стол, и кровати вдоль стен представляли собой всю нехитрую меблировку помещения.
Стены землянки были увешаны фотографиями, с которых загадочно смотрели жены, хмурили личики или непосредственно улыбались дети. Здесь было уютно и приятно мечталось о прошедшем. Сергей сел на кровать, улыбнулся фотографиям жены и дочери и, заложив руки за шею, мечтательно уставился в потолок.
Негромкий стук в дверь прервал его витающие в поднебесье мысли.
– Да-да, заходите, – нетерпеливо воскликнул он.
Дверь осторожно приоткрылась, на пороге нерешительно замер Марченко, добросовестный, но очень уж нерешительный солдат. Сергей неоднократно замечал его стремление к одиночеству, особенно в последнее время.
– Ну что же ты стоишь, проходи, – как можно доброжелательней предложил он, вставая. – Проходи, не стесняйся, да не надо, не надо сапоги снимать, – добавил Сергей, заметив, что тот стягивает сапог, – у нас здесь уже порядком натоптано. Садись сюда, – предложил он, указав на одну из коек. Марченко присел на краешек аккуратно заправленной постели и весь как-то сжался. Сергей глядел на его опущенные плечи, понуро склоненную голову и ждал, что же тот скажет. Молчание затянулось.
– Рассказывай, – просто предложил он, чувствуя борьбу, происходящую в душе солдата, переживающего какое-то свое горе.
Марченко, словно только этого и ждал, запинаясь, начал свой невеселый сказ. Вот уже больше двух месяцев нет писем от жены, да, она живет с дочкой у своей матери, нет, своей квартиры они еще не имеют, учится в техникуме, скоро закончит, нет, ничего обидного для нее он не писал, разве после того, как она написала, что мать продолжает пилить ее за то, что она вышла за него замуж, что он, Игорь Марченко, ей не пара, и что мать подыскала ей самостоятельного мужчину с кооперативной квартирой и машиной. Эти последние строчки до того взбесили его, что он тут же написал письмо, в котором как мог успокоил жену, довольно-таки резко прошелся по адресу тещи. Да, они друг друга любят, еще до армии во дворе все им завидовали, такая счастливая была пара.
Нет, с тещей он старался не ругаться, знал, что любые споры с ней вызывали у жены нервозность, поэтому он старался ей во всем уступать, только Галинку свою он никому не уступит. Нет, он не будет больше ждать и уже отправил с вертолетами большое письмо, где, не сдерживаясь, высказал все, что думал о ее матери, а жене отписал, чтобы та выбирала кого-то одного,– закончил солдат, доверчиво глядя на замполита.
В землянке воцарилось молчание. Сергей обдумывал создавшееся положение, что же посоветовать этому молодому главе семейства, у которого опыт семейной жизни был немногим меньше, чем у него самого, да и в годах разница у них  небольшая. И тогда он мысленно спросил у своей Наталки: «А что бы ты посоветовала?» – и тут же услышал ее ответ – не торопись с выводами, обдумай все хорошенько, взвесь все «за» и «против», прежде чем принять какое-то решение, – иных слов от нее он и не ожидал услышать. Налицо микроскопическая трещинка в семейной жизни, которая, если вовремя ее не зацементировать, превратится в пропасть. Надо во что бы то ни стало восстановить веру солдата в любимого человека, дать ему понять, что тот, кого поистине любишь, стоит выше любых, даже самых вероятных, наговоров и подозрений. Только вера в самое чистое и дорогое может сделать из ничем не примечательного человека отважного воина, и где бы он ни был, какую бы боевую задачу ни выполнял, в нем всегда должна жить непоколебимая убежденность в правоте своего дела, также как и вера  в самого дорогого и любимого человека. Все эти мысли вихрем пролетели в голове Сергея, и он, после непродолжительной паузы сказал:
– Первое, что необходимо тебе сделать, – это поскорее написать вслед последнему твоему письму, другое, где ты все чистосердечно объяснишь. Она поймет и простит, женщины отходчивы и прощают все, кроме измены. А я, со своей стороны, попытаюсь пробить тебе отпуск. – Заметив протестующий жест Марченко, повторил: – Да, отпуск, ты не ослышался. Поедешь, на месте разберешься во всем, только впредь, прежде чем, что-либо предпринимать, думай, во что это может вылиться.
– А что ребята скажут? – пряча искрящиеся радостью глаза, спросил солдат.
Сергей, чтобы развеять последние сомнения Игоря, сердечно добавил:
– Этот отпуск ты заработал, как говорится, потом и кровью, так что и заслуга чисто твоя.
Замполит дружески потрепал Марченко по плечу:
– Придет ответ от супруги, обязательно сообщи мне.
Солдат резко вскочил и будто стал выше ростом, в его глазах вместо недавней боли и подавленности искрилась вера и большая человеческая благодарность, которую нельзя выразить никакими словами.
– Спасибо вам за все, товарищ старший лейтенант, – срывающимся голосом промолвил он, – разрешите идти? – Не дожидаясь ответа, он лихо повернулся кругом и, уверенно ступая, вышел из комнаты.
На боевых позициях полным ходом шла подготовка к предстоящей операции, взбудораженные солдаты громко переговаривались, каждый старался выразить свое, личное отношение к предстоящему походу.
 «Глядя на них, никогда бы не подумал, что назавтра предстоит трудная, очень опасная работа, которая потребует от каждого из них выдержки, мужества, а может быть, и жизни», – размышлял замполит, переходя от машины к машине.
Колона, состоящая из двух застав ММГ на боевых машинах  и роты царандоя на ГАЗ-66 вышла из лагеря ранним утром. Сводному отряду пограничников и афганской милиции предстояло встретить у перевала и сопроводить до места назначения большую транспортную колонну. До перевала все было спокойно. Но несмотря на это все были в готовности к нападению на колонну.
И все-таки первые выстрелы моджахедов прозвучали внезапно. Свинцовым градом осыпали пули и осколки левый борт передней боевой машины. Сидя на командирском месте, Сергей инстинктивно пригнул голову, но в следующий момент громогласно, стараясь перекричать вой двигателей и нарастающий гул боя, крикнул:
– Наводчику, в направлении засады – огонь!
Вскоре Сергей заметил, что основной огонь душманов ведется из района белого мазара, возведенного на сопке, господствующей над долиной.
- В направлении белого мазара, огонь, - скорректировал он действия наводчика и во время.
Вспышки справа и слева от мазара становились чаще, но как только трассы пуль крупнокалиберного пулемета легли прямо в центр засады, огонь душманов ослабел, а затем и вовсе прекратился. В этот момент заговорили автоматы и винтовки «духов», засевших в саду и за дувалами, сначала нестройно, но потом все уверенней и уверенней.
Авангард колонны остановился, принимая бой. Сергей, оторвавшись от командирского триплекса, заглянул во внутрь   десантного отделения машины. Каждый из бойцов занимался там своим делом, в движениях ребят не было суеты, сосредоточенность и предельное внимание выражали их лица. Обстановка усложнялась тем, что основные силы врага до сих пор оставались невидимыми, нанося ощутимые удары по проходящей мимо на большой скорости колонне грузовиков. Наконец на помощь пришли вертолеты. В наушниках шлемофона послышался треск, затем незнакомый глуховатый голос произнес:
– «Земля», «Земля», я «Протон-12», слева от вас по гребню высоты и у подножия в саду – вооруженные афганцы, боеприпасы кончаются, НУРСами обозначаю наибольшие скопления противника и ухожу на базу. «Земля», «Земля», как поняли, прием.
Потянуло гарью. Недалеко, метрах в двухстах, пылал армейский грузовик, мешая проходящей технике. Внезапно из-за пыльного шлейфа выскочила боевая машина пехоты и резко затормозила у грузовика, прикрыв собой его кабину. Из люка черной тенью выскочил боец, пригнувшись, подбежал к уже охваченной огнем кабине, открыл дверцу и, схватив на лету выпавшее тело водителя, тем же путем возвратился обратно. После этого БМП, резко развернувшись на месте и выпустив облако черного дыма, протаранила подбитую машину, сбросив ее в кювет. В это время вертолеты вновь зашли на боевой курс, и Сергей все внимание сосредоточил на них. Из круглых боковых кассет полыхнул огонь, и, оставляя дымящийся шлейф, десятки громыхающих стрел прошили безоблачное небо. Глубоко в саду и на сопках полыхнули разрывы, заклубилась ядовито-черная гарь. Между деревьями суетливо забегали душманы,  было хорошо видно, как один из них, размахивая автоматом, заставлял свое воинство продолжать бой. Моджахеды подчинились, но в это время взахлеб заговорили прозревшие пулеметы и автоматы десанта. Ошарашенные «духи» кинулись врассыпную. Внезапно затараторил автомат с правого борта. Две короткие, одна длинная, про себя посчитал очереди замполит, прежде чем услышал:
– Ну что, получил, гад, больше не будешь ползать! – Излив свое отношение к моджахедам, солдат доложил: – Товарищ старший лейтенант, обнаружил и уничтожил гранатометчика, хотел из-за дувала по нас пальнуть, да не на тех нарвался, – словоохотливо добавил он.
Сергей доложил об этом начальнику мотоманевренной группы и, прильнув к окулярам перископа, стал внимательно  осматривать источенные временем и войной глинобитные заграждения тянущиеся вдоль дороги по правому борту. Внимание его привлекла промоина, переходящая в небольшой овражек, которая вплотную примыкала к полуразрушенному дувалу. Замполит, взглянув на напряженно вцепившегося в баранку руля водителя, бросил:
– Давай резко назад!
Бронетранспортер резко дернулся и нехотя начал отходить. Минутой позже бухнул выстрел и, резанув по ушам, перед носом уходящей машины взорвалась граната. Тут же захлебываясь от ненависти к врагу, ухнул крупный калибр, и когда пыль осела, Сергей увидел валяющиеся в овражке чалму и исковерканную трубу гранатомета. Внутри машины становилось невыносимо жарко. Низкорослый наводчик, прижав припудренное гарью лицо к резиновому налобнику прицела, намертво сжал в руках ручки управления пулеметами, то и дело нажимая на кнопки автоспусков. Пот крупными черными каплями стекал по его обнаженной груди и спине.
– Включить нагнетатели, – прозвучала команда замполита.
Глухо заработал вентилятор, прогоняя знойный воздух от кормы к носу. Стало немного легче дышать, собравшаяся на коже влага испарялась, приятно охлаждая тело. Боевая машина маневрировала, не давая противнику вести прицельный огонь. Броня, сваренная где-то на Поволжье заботливыми рабочими руками, надежно защищала маленький слаженный коллектив. В ходе боя Сергей, время от времени, если позволяла обстановка, оторвавшись от командирского триплекса, оглядывался, узнавая, как дела в десантном отделении, и видел спокойные, сосредоточенные лица, ребят, которые согласно расчету занимались каждый своим ратным трудом: одни наблюдали за противником и вели огонь по засевшим за укрытиями моджахедам, другие лихо вскрывали цинки с патронами, третьи отработанным движением рук загоняли непослушные патроны в ячейки пулеметной ленты.
«Ребята, дорогие мои ребята, теперь я знаю, что пойду с вами хоть в огонь, хоть куда. Было время, что делил я вас на разгильдяев и любимчиков, но с сегодняшнего дня вы просто мои боевые друзья», – думал Сергей, и щемящее чувство радости заполняло его душу.
Прошло всего несколько минут боя, а кажется, что длится он уже давно, до того все эти минуты были насыщены многообразием увиденного и пережитого. Внезапно смолк пулемет, и в машине стало тихо до звона в ушах.
Сергей резко повернулся, вопрошающе посмотрел на наводчика, тот под его взглядом сник:
- Заело, товарищ старший лейтенант! – и тут же начал быстро разбирать дышащий жаром механизм. В тесноте башни он уверенно отсоединял части и, уложив их на ветошь, внимательно рассматривал, стараясь найти неисправность.
В воздухе появилась новая пара вертолетов, которая занялась обработкой сопок, обстреливая позиции противника ракетами и поливая зарывшихся в землю душманов смертоносным свинцом своих пулеметов. Огонь со стороны боевиков ослабел. Все в машине понимали, что передышка будет короткой, боеприпасов у вертолетов хватит ненадолго, и с надеждой смотрели на колдовавшего у пулемета наводчика – без главного калибра будет очень трудно выжить в этом кромешном аду. Бронзовое от загара тело Загидуллина лоснилось от пота, но он, ничего не замечая, обжигаясь, сбивая в кровь руки, продолжал свое дело. Мысль работает напряженно, не мешая рукам. Как несказанно благодарен он своему сержанту-инструктору за то, что тот периодически заставлял его разбирать и собирать крупнокалиберный и танковый пулеметы, и в конце-концов добился того, что Загидуллин довел свое мастерство наводчика пулеметов до автоматизма. Там, в учебке, ему казалось, что сержант со смешной фамилией Пидопригора почему-то придирчиво к нему относился, повторяя полюбившуюся ему Суворовскую пословицу: «Тяжело в учении – легко в бою». И только сейчас, под обстрелом душманов, понял он значение тех не легких, изматывающих тренировок.
Прошли считанные минуты, и главный калибр удовлетворенно заговорил вновь. Сергей, видя быстроту и мастерство солдата, не удержался от похвалы:
– Молодец! Все нормативы перекрыл!
Бой начал постепенно стихать, моджахеды группами и поодиночке спешили укрыться в горах. Но радоваться было еще рано, обстрел колонны продолжали фанатики-гранатометчики, об этом поступали доклады почти со всех боевых машин.
 Бой то затухал, то разгорался вновь. Колонна неудержимо сквозь свинец и пыль двигалась вперед. Наконец мимо, оставляя широкий пыльный шлейф, прошли последние грузовики и боевые машины замыкания.
- Ну, все, основная задача выполнена, теперь придется с боем прорываться назад. Так просто развернуться здесь душманы нам не позволят, – подумал Сергей и скомандовал:
– Всем вести круговое наблюдение.  Будем прорываться!
В наушниках прозвучал приглушенный голос майора Брусницова:
– Я «Кавказ», по моей команде выдвигаемся вперед до передового отряда соседней мото-маневренной группы, там  развернемся и назад. Соседи нас прикроют. О готовности к бою доложить!
– Я – 39, к бою готов, – доложил Сергей.
После того, как о своей готовности доложили остальные, прозвучала команда «Вперед!», и боевые машины, надрывно урча, вздрагивая и извиваясь по труднопроходимой, усыпанной воронками дороге, понеслись к заветной цели, поливая свинцом придорожные дувалы, из-за которых нет-нет да и мелькнет чалма моджахеда или его гранатомет.
Под прикрытием пограничников, сопровождавших транспортную колонну от границы, передовой отряд быстро развернулся и, не задерживаясь, двинулся обратно. Все шло нормально, пока наблюдатель не сообщил, что идущая следом машина задымила и замедлила ход. В наушниках что-то щелкнуло, заскрежетало, и сквозь этот шум Сергей смог разобрать только одно:
- Повторяю, я – 38, идти своим ходом не мог... Больше ничего разобрать было невозможно.
- Надо немедленно цеплять, – подумал Сергей, бросив водителю:
– Скорость – пятнадцать.
Увидев, что подбитая машина резко, словно споткнувшись, остановилась, быстро добавил:
– Стой! И потихоньку назад.
Бронетранспортер, дернувшись, медленно попятился назад к своему израненному собрату. Сергей, оглянувшись в десантное отделение, внимательно оглядел уставшие и вместе с тем внутренне просветленные  лица бойцов. Все было ясно без слов.
– Я пойду, – опережая товарищей, твердо сказал Игорь. Сергей уже готов был высказать свои доводы против этого скоропалительного решения солдата, все-таки дома ждут жена, маленькая дочь, но, поймав его решительный и в то же время умоляющий взгляд, сказал:
– Хорошо.
Машина стала метрах в трех от подорвавшегося на мине и охромевшего на два колеса БТРа-инвалида, двигатели которого почему-то молчали. Открыв десантный люк, Игорь ужом скользнул на дорогу, быстро освободил трос от бортового крепления и, перебежав под броню соседней машины, закрепил его на буксирном крюке. Только он юркнул в люк обратно, как по корпусу машины запоздало сыпанула пулеметная очередь.  Игорь в это время был уже в безопасности.
До лагеря дошли без особых приключений. Солнце, в последний раз окинув взглядом, растянувшуюся на несколько километров колонну, нехотя закатилось, за обрывистую, безжизненную сопку. С гор пугливо порхнул освежающий ветерок, прежде чем в долину, прикрываясь быстро густеющими сумерками, хлынула лавина прохлады. Сергей, словно сбрасывая все наваждения горячего дня, тряхнул головой и только после этого почувствовал ломоту в висках и одно желание – спать, спать, спать...


ИНФОРМАЦИЯ  К  РАЗМЫШЛЕНИЮ

ВЕДЕТ    К    ПОБЕДЕ    ЛЕНИНСКОЕ  ЗНАМЯ!
Вчера в Ульяновске, в Ленинском мемориале, у памятного красного знамени ЦК КПСС началось фотографирование комсомольцев, юношей и девушек - победителей Всесоюзного Социалистического соревнования.
*     *     *

В  ЦЕНТРЕ     ВНИМАНИЯ 
ответы тов. Л. И. Брежнева на вопросы корр. "Правды". Они вызвали огромный резонанс во всем мире.
СИЛА   МИРА    -  СОЛИДАРНОСТЬ.
..."Леонид Ильич Брежнев, отвечая на вопросы корр. "Правды", прямо сказал о том, кто в действительности создал кризис, поддерживая подрывные действия против афганского народа.
Не нужно быть большим политиком, чтобы догадаться, чем вызвано плохое настроение американского президента. Мы полностью одобряем действия нашего правительства в оказании помощи дружественному афганскому народу.
                И. Гвоздик, звеньевой комсомольско-                молодежного звена, механизатор колхоза им.1 мая, лауреат премии Ленинского комсомола. Ростовская обл. "Комсомольская правда", 16 января 1980 года.






















ГЛАВА  ДВАДЦАТАЯ



Афганистан. Северная провинция.
Игорь отдыхал после службы в ночном дозоре, когда в землянку забежал дежурный и, разбудив его и Степана, передал распоряжение командира – заменить расчет станкового гранатомета, которому предстояло ехать на очередную операцию.
- А что с расчетом? – еще до конца не проснувшись, спросил Степан.
- Что, что, как будто не знаешь, как ехать на операцию, так они болячку какую-нибудь у себя найдут. В общем доктор сказал, что заболели ребята, тудыт их за ногу. Так, что поторапливайтесь, колонна уже вытянулась на взлетной полосе, вас ждут.
 Игорь знал, что их отряду, усиленному ротой царандоя, предстояло штурмовать  очередную высокогорную базу боевиков. Накануне операции он попросил замполита взять и их расчет с собой, но офицер был неумолим.
- Вы свое отъездили, теперь черед другому расчету, - категорически сказал, как отрезал,  он.
Быстро собравшись, схватив в охапку оружие, гранатомет, станок и короб с боеприпасами Игорь и Степан торопливо зашагал к взлетно-посадочной полосе, где колонна боевых машин замерла на месте в ожидании команды. Сергей встретил прибывшую замену с распростертыми объятиями, сказав:
- Чему быть, тому не миновать. Снова вместе, ну, что ж, нам не впервой. Пойдете со мной в передовом дозоре.
 До тех пор пока колонна шла по долине, все было вроде спокойно. Но  лишь  только головной дозор на трех боевых машинах начал подниматься по серпантину на перевал, горы ожили, гулкое эхо  стрельбы  покатилось  по ущельям. В это время вздыбился передний бронетранспортер.  Искореженное колесо вместе со ступицей,  описав крутую дугу, грохнуло по корпусу боевой машины.
Замполит  в считанные минуты оценил обстановку и приняв решение прорываться дальше, внимательно осматривал подступы к перевалу.
Засад было несколько,  это было ясно по грохоту, который доносился и  с  перевала и от подножия.  Боевиков,  которые засели на перевале он сразу же разглядел. Из-за груды камней, возвышающихся в самой верхней точке перевала то и дело выглядывали головы боевиков, которые почти в открытую вели огонь по наскочившей на мину машине.  Разметав засаду несколькими  осколочными гранатами, старший лейтенант, со всем своим передовым отрядом ринулся на помощь бойцам подбитого бронетранспортера, но тот, внезапно дернувшись, самостоятельно пошел вперед.
 Выйдя на перевал, Сергей остановил машину и, высунувшись под   прикрытием люка, внимательно осмотрел  колонну замершую далеко внизу,  в  бинокль. Где-то на  середине   серпантина шел упорный бой,  горела  транспортная машина.  Моджахеды выбрали позицию для засады на господствующей высотке и теперь почти беспрепятственного обстреливали  большую  часть  колонны.  Связавшись с передним бронетранспортером, замполит поставил наводчику задачу  уничтожить обнаруженную засаду. А сам, пересев на место наводчика, прильнул к окуляру прицела крупнокалиберного пулемета  навел оружие на обнаруженную цель. Первая очередь прошла над головами душманов, вторая и третья угодили в самую гущу врага, посеяв там панику.  По метавшимся в  страхе  боевикам ударил крупнокалиберный пулемет соседнего бронетранспортера, довершая разгром.  Бросая оружие и раненых,  оставшиеся в живых душманы кинулись в горы.
Столкнув  догорающий  грузовик  в пропасть колонна беспрепятственно продолжала движение вперед.
- Если такие засады "духи" устраивают в предгорье,  то что они затевают в горах? – родилась у Игоря назойливая мысль.
- Уж  лучше  бы в лагере остался,  какого  черта  напрашивался? - малодушно нашептывал ему вкрадчивый голосок. Но, взглянув на сосредоточенные и решительные лица своих товарищей, на Степана, который разгоряченный боем, кричал что-то обидное вслед удирающим душманам, успокоился и занялся своим привычным делом, снаряжением  быстро опустевших магазинов патронами.
Сергей, словно почувствовав перелом в настроении бойцов, которым предстояло преодолеть в этот день еще не одну засаду, внимательно оглядел их, и твердо себе сказал:
- Они  доверили  тебе  свою жизнь,  свое будущее и твоя задача сделать все возможное и даже невозможное, чтобы не только остались живы, но могли  осуществить свое основное предназначение:
- Посадишь дерево, воспитаешь сына и защитишь Родину. В тот момент он не считал эти свои мысли высокопарными. Они, как никогда были к месту. Потому, что поддержали прежде всего его боевой дух, а значит и дух всего экипажа, всего передового дозора.
- Ребята,  смотрите внимательнее, - вслух сказал он, хотя по опыту прекрасно знал, что на операциях каждый из его бойцов превращался в глаза и уши боевой машины.
Дорога поднималась все круче и круче вверх, заставляя двигатели машин завывать все громче и громче.  Немилосердно жгло  пышащее полуденным зноем солнце. Казалось,  что машины идут по раскаленным углям, так накалились скалы. И ни ветерка, ни малейшей прохлады, хотя кажется что до соблазнительно сверкающих высокогорных ледников - рукой подать. Чем выше в горы, тем безжизненный ландшафт, не видно ничего живого, ни мха, ни былинки. Только шальная птица, случайно залетевшая в высокогорье, медленно парила высоко над головой. Но, сообразив, что медленно ползущий по серпантину червяк, состоящий из грохочущих громад,  чадящих соляркой и бензином, ей явно не по клюву и когтям, она камнем упала вниз, чтобы поскорее скрыться, забиться в глубину расщелины, подальше от всего этого ужаса.
Офицер  задумчиво разглядывал горную пустыню и  поражался  про себя тому, как же человек здесь может жить? И словно в ответ на его немой вопрос за поворотом дороги показалось пуштунское  стойбище.  У шумного ручейка тесно сбившись в кучу стояли черные кочевые шатры из которых, заслышав шум моторов, выскочили любопытные женщины и дети. Мужчин  не  было видно.  Может быть они, испугавшись,  что их силком мобилизуют в армию или  в  банду  какого-нибудь  курбаши, спешно укрылись в  горах,  а может быть просто пасут вдалеке от стана свои многочисленные стада. Полуголая детвора, загоревшая до черноты, смело  лавировала между машинами, выпрашивая для себя хоть чего-нибудь съестного.
Боевая машина притормозила и Сергей, наполовину  высунувшись из люка, на плохом пушту,  с  большим  акцентом,  спросил  у насторожившихся мальчишек, не видели ли те  бандитов. Поняли или  не поняли они его вопрос сказать трудно,  потому что  в  последующее  мгновение  они стайкой встревоженных воробьев вспорхнули и кинулись врассыпную  к своим шатрам.  Оставив на обочине дороги несколько банок с консервами и булку твердого как камень хлеба, колонна двинулась дальше.
Отъехав метров сто от кочевья, Сергей оглянулся. Из крайнего шатра выскочило несколько  ребятишек, опасливо озираясь по сторонам они приблизились к оставленным продуктам и быстро похватав все что там  было, в мгновении  ока исчезли за черной кошмой, прикрывающей вход.
- Видимо  "духи"  уже побывали здесь и под страхом смерти запретили кочевникам говорить, кому бы то ни  было,  об  этом, -  подумал он, внимательно разглядывая в бинокль окрестности.
Передовой отряд уже взобрался на очередной перевал, когда внизу  грохнуло два взрыва и дорога, по  которой они только что прошли оказалось полностью заваленной каменной осыпью.  Еще не затих шум падающих  камней,  как Сергей понял, что душманы хотят захватить  их машины. Снизу помощи ждать было просто неоткуда.  Для разборки  завалов надо  было слишком много времени и сил.
- Что - ж, будем держаться, - процедил офицер сквозь зубы.
- Бейте  "духов"  на предельной дистанции, - предупредил он десант, - близко не подпускать.
А передняя боевая машина пехоты  уже  вела  дуэль с пулеметным расчетом боевиков, засевшим на господствующей над перевалом скале.
Сергей неторопливо  прицелился  и первой же очередью из крупнокалиберного пулемета накрыл душманов. В это время по броне защелкали пули другого пулемета,  а из-за гребня  редкой цепью показались боевики.  Прячась за каждый камень, выступ скалы они подходили все ближе и ближе.
Первым открыл огонь десант бронетранспортера, боевики заметались и в это время заговорили автоматы десанта БМП. Оставив с десяток убитых и раненых, душманы отхлынули за гребень скалы и ненадолго там затихли.
- А что если,  под прикрытием БМП,  внезапно подойти к гребню и закидать противника гранатами,  ведь черт знает, что еще они там замышляют, - подумал Сергей. Приказав командиру БМП вести по гребню  непрерывный огонь из пушки и пулемета, он вместе с расчетом автоматического гранатомета, уже не раз проверенными в бою Игорем и Степаном, незаметно выскользнув  из машины, кинулись к гребню.  Пули с шуршанием проносились у них над головами,  заставляя инстинктивно  втягивать голову в  плечи.  Противник  не заметил маневра, и спокойно дожидались, когда у пулеметчика кончатся патроны.  Увидев, что смельчаки добежали до цели, с БМП прекратили огонь и в это время на головы боевиков, одна за другой, полетели гранаты. Подождав пока они взорвутся, Сергей осторожно взглянул за гребень. В живых не осталось  ни одного душмана. Он повернулся, чтобы сказать об этом своим товарищам,  но в этот момент прозвучал роковой выстрел. Офицер  почувствовал, как обожгло бедро, и перед глазами поплыли красные круги.
Очнулся он уже в вертолете. Увидев наклонившиеся, знакомое лицо доктора, он попытался улыбнуться, но губы почему-то его не слушались, он лишь глухо застонал.


ИНФОРМАЦИЯ  К  РАЗМЫШЛЕНИЮ


Документ
«Секретно»
… В основе тактики действий антиправительственных сил против правительственных войск, а также частей и подразделений Советской армии являются засадные действия, которые моджахеды обычно проводят на дорогах с целью уничтожения боевой техники, автомашин, а также для захвата пленных, вооружения и материальных средств. Тактика ведения «дорожной» войны зависит от условий местности и характера объекта, наличия сил и средств. В ходе засадных действий мятежники обстреливают посты охраны дорожных коммуникаций, минируют отдельные участки дорог, устраивают завалы. Боевой порядок моджахедов в засаде, как правило, включает группы захвата, прикрытия и отвлекающих действий.
        При приближении колонны к месту засады специально выделенные стрелки-снайперы открывают огонь по водителям и старшим машин. Для остановки колонны применяются подрыв управляемыми зарядами головных машин. Для борьбы с бронированной техникой, находящейся в составе колонн, применяются крупнокалиберные пулеметы и гранатометы. Для временного прекращения движения транспорта по дорогам, особенно в районах ведения боевых действий, мятежники устраивают завалы в местах, где их преодоление и расчистка затруднены. Завалы мятежники минируют, а на господствующих высотах для их прикрытия оборудуют позиции ДШК и других огневых средств. При нападении на крупную колонну сначала осуществляется ее дробление на части с последующим уничтожением скопления машин с грузом. Для этого подрываются управляемые мины — в начале, середине и конце колонны, либо они расстреливаются из РПГ. Иногда основная часть машин пропускается, а нападению подвергаются только отставшие машины. Но применяются и другие приемы. Основное противодействие мятежники оказывают войскам тогда, когда проводка колонн закончена и подразделения начинают снимать блоки.
         К этому времени противник заблаговременно сосредоточивает свои силы в ущельях, выходящих к дороге. Одновременно по команде мятежники начинают выдвигаться к дороге, ведя огонь по постам. С фронта же, вдоль дороги войска преследует конная группа, постоянно маневрируя по ущельям и обстреливая отходящие подразделения.
         Нередко в засадах мятежниками используются специальные мобильные группы с ПЗРК вблизи аэродромов, которые проникают в режимные зоны и ведут огонь по самолетам при их взлете и посадке. По взглядам руководства мятежников, наиболее эффективными засадами являются те, которые организуются при возвращении советских и афганских подразделений с боевых действий, когда сказывается усталость личного состава и притупляется его бдительность.
Из выступления начальника штаба ГВС в ДРА, г. Кабул, июнь 1987 г.


























ГЛАВА  ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ


Афганистан. Центр провинции Фарьяб, город Меймене.
В комнате стало совсем темно, когда в глубине двора чахоточно закашлял двигатель и под потолком непривычно ярко зажглась засиженная мухами лампочка.
Зайнулла невольно зажмурился, собрав исписанные листки с подоконника, подошел к столу.
Мысль работала четко. Майор вспомнил поступившие недавно из-за границы тревожные сигналы от верных людей. Суть сообщений сводилась к тому, что в одном из приграничных городов соседней страны снаряжается большой караван с оружием и группой специально обученных к ведению минной войны, диверсантов. Зайнулла Тарази уже наметил ряд оперативных мероприятий по выявлению района формирования каравана, возможных мест перехода границы и маршрутов движения. Полученные данные позволяли предполагать, что душманы могут использовать лишь два направления движения, по высокогорной долине Тогуз - Булак и по урочищу Токтауз.
Рассказ Махмуда только еще раз подтвердил правильность решений, принятых в результате большой аналитической деятельности всего отдела. Майор понимал, что времени у них в обрез, и решил набросать в черновике план оперативно-войсковых мероприятий по захвату «черного» каравана. Только после этого Зайнулла вызвал своего заместителя, в общих чертах обрисовал положение дел, предложив собрать сотрудников отдела ХАД, которые будут принимать участие в операции, чтобы уже до мелочей доработать намеченный им план. Наиболее вероятным для  движения «каравана смерти» майор считал второй маршрут, проходящий по урочищу Токтауз.  После недолгого обсуждения было решено, что руководство операцией в урочище, будет осуществлять капитан Салим Бакши, тем более что он уже успел побывать в том районе с подразделением советского командира Каленова, преследовавшего с оперативным батальоном царандоя банду Мавлави Кеши. Для захвата второго, направленного заграничными эмиссарами, вполне возможно для отвлекающего маневра, каравана, который пройдет по высокогорной долине Тогуз-Булак, Зайнулла Тарази предложил использовать, по договоренности с начальником оперативной группы, осуществлявшей взаимодействие частей и подразделений Советской армии, мото-маневренную группу пограничных войск, начальника которой, майора Бруснецова он хорошо знал по нескольким совместным операциям.
Попрощавшись с товарищами, Зайнулла ненадолго остался в кабинете. Он задумчиво смотрел в окно, за которым уже забрезжил еще пугливый, но неотвратимый рассвет. Мысленно Зайнулла еще и еще раз перебирал в памяти план операции, все ли они предусмотрели, ничего ли не забыли. Совместно разработанный план операции был без изъянов, до последней детали отработан, оставалось в кратчайший срок претворить его в жизнь.
Начинался новый день, и начинался совсем неплохо.
Зайнулла Тарази был в особенно приподнятом настроении. Во-первых потому, что был удовлетворен всей проделанной сегодня работой, а во-вторых от предвкушения встречи со своим верным другом Махмудом, которого, зная, что совещание сильно затянется, он заблаговременно отправил к своему родственнику, Исмаилу-аке.
 Напевая про себя любимую мелодию, он спустился в фойе, растормошил водителя и вместе с ним зашагал к машине. У машины их поджидал царандоевец, который, увидев приближающегося майора, стал по стойке смирно.
– Ты ждешь кого-то, Ахмед? – удивленно спросил у него Зайнулла.
– Мне поручено сопровождать вас, – в другой раз майор, как это уже было не раз, отослал бы телохранителя спать, но сейчас что-то заставило его согласиться с инструкцией, которой предписывалось при передвижении по городу обязательно иметь с собой себе охрану.
– Поехали, – сквозь зевоту промолвил майор, облегченно откинувшись на сидение. Машина с места рванула в предрассветные сумерки городских улиц. Подслеповатые фонари тускло освещали узкие коридоры проезжей части, обрамленные высокими дувалами и тополиной порослью. Свернув с накатанной дороги, «УАЗик» на скорости проехал мимо соснового парка, мужского лицея и поравнялся с высоким дувалом, огораживающим развалины дома сбежавшего за границу директора лицея.
Внезапно из-за угла раздались автоматные очереди, звякнуло, рассыпаясь вдребезги, лобовое стекло, и машина начала писать восьмерки, водитель, видимо, был ранен. Видя это, Зайнулла, выхватил пистолет, и крикнул опешившему телохранителю:
– Держи руль, гони вперед... – не договорив, осел под градом каленого свинца. Видя, что водитель и майор убиты, охранник выскочил из машины и, незамеченный бандитами, перекатился в ближайшую канаву. Машина, наскочив на дувал, остановилась. Сквозь проблески ранней зари царандоевец различил несколько силуэтов крадущихся к машине.
– Получайте, сволочи,– сквозь зубы процедил он, плавно нажимая на спусковой крючок.
Тра-та-та-та-та-та, заговорил автомат. Ошеломленные бандиты закрутились на месте, попадая под смертоносный град пуль. Они залегли, было слышно, как за дувалом яростно о чем-то спорят. Гул, нарастающий со стороны советского военного городка, прекратил препирательства в стане врага, душманы кинулись врассыпную.
Вскоре подъехал комендантский патруль и несколько боевых машин пограничников. Царандоевец, плача и хрипя что-то невразумительное, бросился к стоящему невдалеке «УАЗику», с трудом открыл заклинившуюся дверцу, вытащил из машины безжизненное тело начальника  ХАД и осторожно уложил на забрызганную кровью дорогу…
Махмуд после званого ужина с Исмаил-акой, сославшись на усталость с дороги, ушел спать. Уставший с дороги он заснул сразу же, как только голова коснулась постели. Снились ему радужные сны. Долина, бурная и ласковая речушка, поля с колосящейся пшеницей, ухоженные гряды виноградников, желанная красавица Зухра, собирающая янтарные виноградные гроздья... Под грохот стрельбы сказочный сон испуганно улетучился, оставив Махмуда наедине с суровой действительностью.
Предчувствуя недоброе, накинув второпях одежду, он стремглав бросился к двери, столкнувшись с дядей Зайнуллы. Махмуд, схватив его за руку,  в предчувствии чего-то недоброго, повлек за собой.
Стрельба затихла, потом разгорелась с новой силой. Когда они прибежали к месту разыгравшейся трагедии, все уже было кончено. В окровавленной пыли, прямо на дороге, лежало распростертое безжизненное тело самого близкого для них человека.
– Зайнулла, мальчик мой, что они с тобой сделали? О, Аллах, куда ты смотришь, позволяя убийцам свободно вершить свои кровавые дела, – возопил Исмаил-ака, подошел к телу племянника, закрыл ему глаза и, ничего не замечая, опустошенно побрел по улице, бормоча себе что-то под нос. Махмуд отшатнулся, увидев обезумевшее от горя лицо дяди Зайнуллы. Новые морщины глубоко врезались в его обветренное чело. Он шел, ссутулившись, словно древний старик,  волоча по земле непослушные ноги. Махмуд не бранил Аллаха за его очередное бессердечие, он просто поклялся, что доведет дело друга до победного конца, чего бы это ему ни стоило.


ИНФОРМАЦИЯ  К  РАЗМЫШЛЕНИЮ

Документ
«Секретно»
…В деятельности антиправительственных сил на территории Афганистана особое место  занимали и занимают диверсионно-террористические акции, которые рассматривались исламским руководством как важный фактор серьезного ослабления государственной власти. В разработанном одним из идеологов исламского движения Абу Тарок Мусафером детальном пособии по тактике партизанской войны в Афганистане прямо указывалось, что террор является «особо важным моментом борьбы». В течение всей «афганской войны» мятежники проводили террористические акции и диверсии, Почему это им удавалось? «Хорошо вооруженные и обученные диверсионные группы и экстремистские элементы совершают террористические акты и провокации в Кабуле, Кандагаре, Джелалабаде, Герате, Мазари-Шарифе и ряде других городов, в том числе и по отношению к советским загранучреждениями гражданам. Угрозы и репрессии, гибкая и целенаправленная пропаганда, умелое использование религиозных чувств, националистических и антисоветских настроений, а также ошибок и перегибов, допущенных и допускаемых новой властью, все это в совокупности позволяет афганской реакции оказывать давление на достаточно широкие слои населения…»
Выдержка из доклада совпредставителей в ДРА, г. Кабул, 15 октября 1981 г.

*     *     *

Документ
(Секретно)
В окрестностях Кабула на территории, контролируемой мятежниками, дислоцируются «партизанские группы» (ИПА), которые занимаются проведением диверсионно-террористической деятельности как в самом Кабуле, так и в его окрестностях. Структурно эти группы входят в три зоны:
  зона «Бодр» — районы Дахисабз, Карабаг, Мирбачакот;
  зона «Хайбар» — районы Суруби, Баграми, Чахорасиаб;
  зона «Табук» — районы Шакардара, Пагман, Чахордеги…
В 1981 г. органами службы безопасности Афганистана (СГИ) были арестованы свыше 400 членов «Центральной зоны». В числе арестованных оказалось: 125 военнослужащих, в том числе старших офицеров — 17, младших офицеров — 47, курсантов военных училищ — 24, солдат — 37, сотрудников СГИ — 4, сотрудников царандоя(милиции) — 28, работников верховного суда — 5, один сотрудник прокуратуры кабульской провинции, 11 преподавателей лицеев и вузов, 10 студентов и т. д. Были арестованы руководители ряда комитетов: народного — Бисмелло, служащих — Модир Насрат, культурного — Абдул Хай. В 1982 г. были арестованы 24 члена террористических групп ИПА, входящих в «Центральную зону». В конце 1983 г.-начале 1984 г. были арестованы руководитель «Центральной зоны» Исмати, руководители комитетов Самад, Халид. Всего арестовали свыше 60 чел.
От источников «Касыма», «Джалиля» и других поступает информация о том, что после ареста руководителей зоны ее структурные звенья не восстановлены…
Кроме подполья, организационно входящего в «Центральную зону ИПА в Кабуле», в столице существует ряд подпольных групп, замыкающихся на крупные бандформирования типа Ахмад Шаха Масуда…
Источник информации: ГРУ ГШ ВС СССР, Разведотдел штаба 40-й армии, г. Кабул 1984 г.














ГЛАВА   ДВАДЦАТЬ  ВТОРАЯ


        Афганистан. Долина Ширинтагаб.
В лагерь инженера Ахмеда, Иван, в сопровождении  проводника, добрался только в сумерках. Курбаши воспринял неожиданное его появление настороженно, но вопросов задавать не стал, видя, что тот валится   от  усталости с  ног.
        В коморке  было все по старому. Под потолком ярко горела бензиновая лампа, видно только-только разожженная кем-то из его подчиненных - огонь еще не смог достичь слепящего глаза сияния. Ковры, свернутые в тугой рулон, кошма, пустой походный мешок, висящий на стене - от всех этих вещей, стен, низкого потолка, не смотря на  всю  их  узнаваемость, веяло  холодом отчуждения  и  безысходности. Нет  для него эта глинобитная  хижина никогда домом не будет. Зря он с такой  настойчивостью  сюда   стремился.
        Иван раскатал свою походную постель и как  был  в  пропыленной    одежде, грязных чувяках, так  и  рухнул на кошму, провалившись в бескрайнюю бездну  сна. После всех, выпавших на его долю в  последнее  время   испытаний и треволнений, Иван вновь, как когда-то в юности парил во  над сказочным Синегорьем.
        Вглядываясь в  прозрачную  голубизну  озер, видел себя таким    молодым, таким красивым, таким   счастливым, что   хотелось   петь, кричать, вытворять что-то  самое  несуразное. Иван уже хотел изобразить  что-то такое, но во время остановился, потому, что рядом  вдруг  появился человек, перед  которым было бы просто не серьезно показывать  свой бурный, поистине телячий,  восторг. Они сидят рядом в  каком-то огромном вертолете, в котором вместо маленьких иллюминаторов, огромные, словно витрины, окна. Удивительно, но вертолет почему-то летит до того бесшумно, что Ивану слышится умиротворенный плеск воды, крики утиной стаи, опустившейся на изумрудно-голубую гладь озера. Девчушка в  белом  халате, которой    он когда-то  так и не поведал о своей любви, смотрит на него своими     огромными глазищами и молчит.
        - Света!  Светлана,- позвал он ее. Но она почему-то не откликнулась, продолжая молча смотреть на него и плакать. Слезинки капали ему на руку и словно раскаленные угли прожигали кожу.
        Иван хотел схватить ее за плечи и, встряхнув привести  в  чувство, но вместо  упругого  тела поймал руками лишь пустоту. Светланка    превратилась вдруг в  легкое  облачко, которое  выскользнув  в  иллюминатор исчезло вскоре, растворилось  в  небесной голубизне. Он хотел кинуться вслед за ней, но почему-то так и не смог шевельнуть ни руками, ни ногами. Иван  был словно прикован к месту невидимыми кандалами. А вертолет в это время все так же бесшумно  кружил над одним и тем же озером, так напоминавшем его родное - Лебединое. Ну конечно же это его исхоженное на лодке озерко. Вот  и  скала, на которую он частенько взбирался, чтобы с высоты птичьего полета любоваться сказочными  закатами...  Но  что    это? На  самой  вершине  скалы  откуда-то взялся пулемет. И, о боже, это же  вороненый ствол его    ДШК. Но только не он, а кто-то другой, ему не ведомый целится  прямо  ему прямо в сердце. Иван силится предупредить летчиков, чтобы  они в пике успели уйти из-под обстрела, но крик его беззвучен. Слышится  лишь пулеметная очередь  и  в  следующее мгновение он вместе с машиной и облаком, которое почему-то вновь превращается в Светлану, падают в  тартарары.
        Ужас случившегося холодит кровь и Иван что есть мочи вопит:             
- Спа-си-те !!!
Ему вторит отчаянный женский голос:
- По-мо-ги-те !!!
От этого отчаянного крика Иван проснулся, стряхнул кошмарное    наваждение   и,  перевернувшись  на  другой  бок,  пытался  забыться вновь, но приглушенный расстоянием и  стенами  вопль  заставил  его   проснуться окончательно. Еще  не уверенный полностью в том, что  и в самом деле кто-то взывал о помощи не во сне, а наяву, он спешно вышел во двор.
        - Да  помогите  же  хоть кто – нибудь! - на самой высокой ноте     взывал женский голос из глубины зиндана*10, в котором моджахеды, обычно, держали пленных и провинившихся. И только тогда до Ивана дошло, что крик о помощи не наваждение, а реальность.
        - Да она - же  по-русски кричит, - вдруг ошарашила его следующая мысль. Иван до   того отвык от русской речи, что воспринимал ее как  что-то  уже  не   связанное с  его  настоящей жизнью. На родном языке он разговаривал  разве, что во сне, а в повседневной жизни  изъяснялся больше на   фарси.
        Сбросив последние остатки сна, Иван, нисколько не задумываясь о последствиях, кинулся к яме. В щедром лунном свете он увидел страшную  картину. В глубине  зиндана из рук насильников пыталась вырваться женщина. Но силы были неравными. Четверо афганцев уже распяли пленницу   на дне, пятый, а это был здоровяк Рахим - хозяйский нукер, уже срывал со своей жертвы одежду.
От отчаяния и внезапно вспыхнувшей ненависти к хозяйскому холую, как олицетворению всего самого ему ненавистного здесь, Иван почувствовал в себе прилив нечеловеческой силы. Отстранив лестницу он, особо не раздумывая, сиганул в полумрак ямы. Первым же ударом  сбил с ног  мордатого  нукера. Остальные  афганцы    явно  не  желая испытывать на себе ярость Ивана-курбаши, забились в     тень,  от греха подальше.
        - Кто ты, откуда? - срывающимся от волнения и ненависти к насильникам голосом, спросил Иван.
        В ответ  услышал лишь стон. Видно отчаянная борьба забрала у     женщины слишком много сил и она еще не пришла в себя от перенесенного  потрясения. Иван  склонился над ней, поправил задранное платье, смахнул с него налипшие комья земли и соломы. Пленница, казалось, не подавала  признаков  жизни. Тогда  он  схватил  ее под мышки и, подтащив к глиняной стене, прислонил к ней. Женщина сидела, безвольно  опустив  голову. Лицо  ее  было  в  тени и потому Иван смог рассмотреть только то, что поверх джинсового платья  был надет халат, который  он   сначала  принял за афганскую накидку.
        - Сестричка, наверное. Как же  тебя угораздило попасть в это волчье  логово? - думал он, с нежностью   разглядывая ее.
        Женщина, словно почувствовав на себе чей-то пристальный  взгляд, очнулась. Недоуменно огляделась по сторонам и застонала вновь, сделав неудачную попытку подняться на ноги. Иван помог. В млечном свете луны он вдруг  отчетливо   разглядел до боли знакомые, родные черты.
        - Света! Светлана! - еще не совсем уверенно позвал он.
    Пленница вздрогнула от этих слов словно от электрического разряда. Широко раскрыв свои, полные боли и  отчаяния, глаза  она  недоуменно воззрилась на своего спасителя. Женщина силилась что-то сказать, но дрожащие от волнения и пережитого губы не слушались ее  и  тогда  она,   рыдая, кинулась ему на грудь.
        - Что  ты, что ты, успокойся, ведь я рядом, я с тобой, - успокаивал  он ее, нежно касаясь ладонью растрепанных, мягких и податливых, словно шелк, волос.
     -  Не бойся, со  мной, тебя и пальцем никто не посмеет тронуть, - твердо добавил он и повлек за собой к лестнице.
     Попытался встать  на  ноги, очухавшийся было Рахим, но Иван, отстранив от себя Светлану, двумя сильными ударами в живот вновь поверг его на землю.
     Когда Иван со Светланой  выбрались  на  поверхность, вокруг зиндана уже собралось почти все воинство во главе с  Ахмедом. Афганцы  возбужденно  обсуждали произошедшее событие.
        Сквозь гомон слышались крики:
        - Убить неверного! - но никто не торопился исполнить угрозу.
        Все ждали окончательного вердикта главаря.
        - Жив  еще  Рахим, этот  жирный  шакал? - презрительно кивнув на яму, спросил  Ахмед, пронизывающе глядя на Ивана.
        - Жив, что с ним сделается, -  как можно спокойнее сказал он.
      - Если позволил укротить себя как барана, пусть  там посидит, поразмыслит на досуге, - бесстрастно заметил курбаши и тут же, как – бы  между прочим добавил:
        - Слышишь Иван, ты нарушил закон гор, и люди требуют твоей смерти.
        - На  все  воля Аллаха, - спокойно сказал Иван, готовый ко всему, даже к самому худшему.
     - Но  я не хочу, чтобы причиной раздора между нами служила женщина, и потому прикажу отправить ее в горы, от греха подальше.
     - Я прошу оставить эту женщину мне.
     - Ты разве не побрезгуешь ее телом после этих шакалов? - презрительно усмехнулся Ахмед.
    - Нет!
    - Ну тогда, по нашим законам, ты должен заплатить хозяину женщины хороший калым.
    - Я  заплачу сколько надо! - Иван отстегнул пояс, с которым редко расставался, и, достав из него всю имеющуюся там наличность, не считая подал Ахмеду.
        Тот не спеша пересчитал купюры  и недовольно цыкнул.
        - Вай - вай, как дешево  ты ценишь  эту  женщину. А ведь мне  за границей намного больше дадут.
        - Трехсот  тысяч мало?  - удивленно переспросил Иван, -  Но  где ты, уважаемый, видел, чтобы даже самых дорогих невест за такие деньги покупали?
        - Что-ж!  Я не буду с тобой торговаться. Эй Сахиб, -подозвал он другого своего телохранителя, - Бери эту женщину себе. Твоя  добыча, что хочешь с ней, то и делай.
        Из толпы выскочил звероподобный детина, и, выхватив Светлану  из рук опешившего от неожиданности Ивана, потащил к себе.
     - Постой!- боясь опоздать, выкрикнул Иван, - Сколько же ты хочешь?
       - Пятьсот тысяч!
       - Пятьсот тысяч? - переспросил Иван, - но это же грабеж.
       - Это не грабеж, а свободная торговля! Это именно тот случай, когда спрос рождает предложение, - решил блеснуть эрудицией Ахмед, - спрос, я вижу, довольно высокий, потому и цена соответствующая!
        - Хорошо, я согласен. Но сейчас у меня таких денег нет!
      - Это не проблема. Недостающие деньги я вычту из гонорара за  очередной сбитый вертолет. Сахиб, отведи женщину в дом Ивана. С сегодняшнего дня, по воле Аллаха, она его жена, - громогласно объявил Ахмед.
     Моджахеды молча, боясь  открыто выразить свои чувства к Ивану, разошлись по своим каморкам.



























ГЛАВА  ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ


Афганистан. Долина Ширинтагаб.
– Все шло по плану,– заканчивал свой рассказ Исмаилбек, – когда неожиданно из-за дувала кто-то открыл огонь по группе захвата, по всей видимости, это был один из охранников майора, успевший незаметно выпрыгнуть из машины перед тем, как там разорвалась граната. Времени оставалось в обрез, начинало светать, послышался нарастающий гул машин, идущих на помощь охране, пришлось поспешно закругляться и уходить в горы. Наши потери небольшие, Аллах воздаст смельчакам по заслугам, ведь дело, за которое они отдали свои жизни, угодно Всевышнему.
Максум Кула, пропустив заключительную тираду мимо ушей, нетерпеливо потребовал:
– Что говорят об этом наши люди в городе?
– Верный человек сообщил, что акция прошла успешно, правда, чудом остался жив один из охранников майора, но это не самое главное. На экстренном совещании руководства по поводу убийства начальника ХАД ни слова не говорилось о нашем караване. Это настораживает.
Исмаил-бек ждал оценки того, что сделал, быть может, даже и похвалы, но Максум Кула молчал, задумчиво перебирая четки, смотрел вдаль, ничего не видя. Он неторопливо переваривал полученную информацию. Вот и вновь исламский комитет принял это поспешное решение без него, будь он там, то сумел бы доказать охочим до крови господам, что с этим надо повременить, во всяком случае, акцию можно было провести после прибытия долгожданного каравана. «Рано разворошили осиное гнездо, теперь как бы и самим не пострадать», – невесело усмехнулся он. Опять же то обстоятельство, что даже провинциальное руководство не знало о караване, и тем более планах ХАД на этот счет, говорило о многом: и о том, что готовится крупная операция по захвату оружия с учетом тех ошибок, которые ранее привели к провалу ряда слабо законспирированных мероприятий, и о том, что контрразведка выходит, если еще не вышла, на источники утечки информации среди провинциального руководства. Два вывода напрашивались сами собой: то, что убийство майора повлечет ускорение, активизацию операции ХАДом, и второе, что проводить они ее будут более жестко и бескомпромиссно. Мелькнула мысль, а что, если пока не поздно, выйти из игры, но Максум тут же отбросил ее. Пока что все шло по плану, да и хадовцы не могли знать, что караван будет здесь утром следующего дня.
Глянув на Исмаил-бека, он сказал:
– Да поможет аллах в нашем трудном деле. Да будут деяния, осуществленные во славу священной войны с неверными, возблагодарены на небе и на земле. Ом-м-м-мы-н-н.
Максум Кула вскочил на ноги, стряхнул пыль со своих видавших виды шаровар, привычным жестом поправил пистолет. Мгновение, и он из благообразного слуги аллаха он преобразился в воина, лицо его сразу стало острее, взгляд жестче, хотя губы по-прежнему хранили печать умиротворения. Уже который раз за сегодня поджимал хвост подручный Мавлави, встречаясь с взглядом Максума Кулы. Вот и сейчас, что-то пробормотав в свое оправдание, Исмаил-бек ретировался к своим нукерам. Максум Кула, с легко вскочив  в седло, послал коня в галоп. Конники, не отставая, двинулись за ним следом.
Начало смеркаться, когда отряд, измучив коней и себя, добрались по узким каменистым тропкам в урочище Токтауз. Справа и слева высились неприступные скалы, испещренные глубокими морщинами и шрамами многочисленных трещин. Кое-где в глубине урочища можно было разглядеть пещеры и глубокие ниши, которые могли служить хорошими укрытиями для священного воинства, но Максум Кула вел своих людей дальше, в глубину ущелья, прислушиваясь к советам одного из своих телохранителей – уроженца этих мест. Вскоре, перейдя вброд говорливую горную речушку, моджахеды оказались у входа в просторную пещеру, в которой можно было разместить не только  людей, но и лошадей. Выше пещеры ветром и дождями вымыло широкую площадку, с которой открывался отличный обзор всего ущелья. Исмаил-бек что-то коротко приказал одному из своих помощников, и вскоре на площадке расположились два пулеметчика. Остальные, дав корм коням, начали готовить, на скорую руку, ужин.
Максум Кула, выбрав место в глубине пещеры, наскоро перекусил и, яростно теребя четки, предавался размышлениям. Если перекрыть урочище в одном месте, то силы хадовцев просто отойдут назад, чтобы рано или поздно выбить их и выйти к каравану. Даже уверенный в том, что ХАД не располагает последними данными о прибытии гостей из-за границы, он на всякий случай продумывал не один вариант столкновения с правительственными войсками. Прежде всего необходимо было создать огневой мешок.
Максум Кула подозвал к себе проводника и, подождав, пока тот, выразив словами и мимикой свою готовность умереть за хозяина, стал в почтительной позе, спросил:
– Есть ли где ниже по ущелью такое же укрытие?
Нукер от радости, что немедленно может угодить хозяину, аж руками всплеснул, он бестолково кивал головой, повторяя:
– Я знаю, господин, не одно такое место, я знаю...
Максум резко прервал эти словоизлияния, потребовал:
– Пока не стемнело, покажи, – и, поднявшись, вслед за телохранителем начал карабкаться на площадку. Последние лучи заходящего солнца кровью окрашивали вершины хребта, теряющегося вдали. Холодом и тревогой веяло с гор.
Максум Кула, отбросив ассоциации, вызванные закатом и приближающейся ночью, смотрел туда, куда ему указывал верный нукер. В наступивших сумерках было трудно что-либо разглядеть, но после долгих усилий удалось все-таки рассмотреть расщелину, расширяющуюся кверху. Место было достаточно удобным для засады.
План созрел тут же – разделить нукеров Исмаил-бека на две части, его с половиной отряда и тяжелыми пулеметами оставить здесь, другую половину с заместителем отправить к  расщелине, если хадовцы все-таки в урочище, то в огневом мешке их нетрудно будет уничтожить. Максум Кула вызвал к себе бека и без долгих отступлений изложил суть боевой задачи. На удивленный возглас молодого курбаши – что он скакал сюда, чтобы встречать караван, а не лазить по скалам, Максум Кула яростно ответил:
– Не тебе, щенку, меня учить. Недооценить врага – значит уже в начале боя проиграть, – уже более спокойно добавил он и, подтолкнув Исмаил-бека к тропинке, вслед за ним начал спускаться в пещеру.
– Вторая группа должна занять укрытие с рассветом, – сказал, расставаясь на ночь, Максум Кула.
Курбаши молча кивнул и пошел к своим нукерам, храпящим на ложах из седел и попон. Разбудив верных людей, он отдал последние распоряжения и, сев у входа в пещеру, закурил. Душераздирающий вой раздался невдалеке. У бека мурашки побежали по коже, внутри от безотчетного страха стало как-то пусто, он хотел вскочить, но ноги не слушались, казалось, были ватными.
Вой повторился, но уже тише. Исмаил-бек постепенно пришел в себя. Из-под мрачного свода созданного природой жилища вышел джигит и, услышав завывания, остановился, прислушался.
– Кто это? – сдерживая дрожь в голосе, спросил курбаши.
– Это ветер, господин. Камни поют, будто вещают что-то страшное, – нукер поежился то ли от струящейся с гор прохлады, то ли от предчувствия опасности.
Утро выдалось ясным и прохладным. Совершив намаз, Максум Кула проследил, как моджахедов Ислама во главе с одним из помощников бека осторожно вышла из пещеры, направляясь к расщелине. Вскоре они исчезли в пелене утреннего тумана, цепляющегося за выступы скал.
Через некоторое время они вновь появились, но теперь уже на скале, чтобы потом исчезнуть в расщелине.
«Удачное место, лучше не придумаешь, – думал про себя мулла, разглядывая в бинокль укрытие. – Если все, во имя аллаха, пройдет гладко и противник не заметит ловушки, то основная задача будет выполнена, из такой западни и мышь не выскользнет незамеченной. Да будет так! Ом-м-мы-н-н, – промолвил про себя Максум удовлетворенно, и подозвал Исмаил-бека.
- Надеюсь, аллах поможет тебе в бою с врагами. И если все будет так, как я задумал, то на небосводе священной войны станет одной звездой больше. Этой звездой станешь ты, бек.  Увидев, как алчно загорелись глаза молодого курбаши, добавил:
- Аллах все видит и каждому воздает по заслугам его. А теперь мне пора навстречу каравану. Да поможет нам Всевышний!
Максум Кула спустился в ущелье, там его уже ждали телохранители. Оседланные текинцы яростно грызли удила, нетерпеливо танцуя на месте. Вскочив в седло, он без понуканий пустил своего жеребца в галоп. Верные нукеры, не отставая, скакали в почтительном удалении.
Дорога петляла вдоль горной речушки, и поэтому приходилось то и дело сдерживать коней, чтобы вброд преодолеть ее строптивое течение. Вскоре и лошади, и всадники были мокрыми от брызг бурного потока и струящегося от напряжения пота. Большая часть пути осталась позади, когда Максум Кула решил спешиться, чтобы, оставив коней в укрытии, забраться на одну из сопок и оттуда понаблюдать за дорогой, по которой должен идти долгожданный караван. Подъем был крутым и трудным, зато на голой вершине его ждал неожиданный сюрприз. Исходя потом под безжалостно палящим солнцем, Максум Кула, к своей великой радости, увидел полуразрушенный глинобитный загон. Расположившись в благодатной тени, он огляделся. Перед его взором открылось, казалось бы, беспорядочное нагромождение скалистых гор. Но это только на первый взгляд. Внимательно присмотревшись, мулла нашел теряющееся в голубой дали ущелье, где ждала своего часа тайная, искусная засада Исмаил-бека. С вершины сопки можно было различить стелящуюся меж островерхих хребтов долину, по которой петляла караванная тропа. По этой тропе и должны были прийти гости от Саидахмедхана. Расставив телохранителей для наблюдения за ущельем и тропой, Максум Кула занялся своими мыслями. Предчувствие чего-то непредвиденного тяготило его еще с вечера. Он прекрасно владел своими чувствами, этому умеют обучать и в медресе, и в так называемых лагерях беженцев лощеные американские инструкторы, но чувство опасности еще ни разу не подводило Максума. Он начал перебирать все, даже самые мельчайшие детали операции, но каких-либо существенных огрехов не находил. И все-таки он чувствовал, что они не учли чего-то важного. Острый, волчий слух главаря уловил негромкое жужжание, доносящееся откуда-то сверху. Звук нарастал, переходя в равномерный гул. «Вот чего мы не могли предусмотреть – вертолеты»,– пронеслось в воспаленном мозгу Максума. Гул быстро перерос в грохот, вертолеты заходили на боевой курс. Горное эхо донесло до слуха муллы беспорядочную стрельбу со стороны обреченной засады. Редкие выстрелы вскоре, потонули в канонаде бомбовых разрывов.
Забившись в угол загона, Максум Кула с ужасом наблюдал, как вертолеты, развернувшись над ним, с громким воем снова кинулись в урочище. Было отчетливо видно, как от подкрылков боевых машин отделились небольшие черные точки и с ускорением ринулись вниз. Сначала на месте засады взметнулся ввысь столб пламени и дыма, потом донесся гром разрывов. Сбросив бомбы, вертолеты вновь легли на боевой курс, обстреливая остатки моджахедов из пулеметов.
«Все кончено, – обречено подумал он, но тут же искра надежды вспыхнула в уже потухших было глазах: – Еще не поздно скрыться, надо только незаметно проскочить к лощине, где спрятаны кони, а там и до границы рукой подать».
Вертолеты, сделав свое дело, улетели. Максум Кула с большой надеждой разглядывал дорогу своего спасения в бинокль. Она, как и утром, была пустынной. Решив еще раз осмотреть  картину разгрома, он направил бинокль в сторону ущелья и от увиденного чуть было не выронил из рук английскую оптику. К спасавшей его сопке ускоренно скакал отряд всадников, одетых в однообразную форму синего, цвета. Это был отряд царандоя. Прошипев сквозь зубы:
«Да поможет мне аллах» – мулла кинулся к спасительной расщелине. Задыхаясь от быстрого бега, он с трудом залез в седло, схватил поводья двух других текинцев и, нещадно стегая своего жеребца, очертя голову помчался прочь. Верные нукеры сначала опешили от неожиданности, что лишились коней, но в последующий момент один из них кинулся наперерез главарю, умоляя не оставлять его на поругание неверным. Максум Кула, не целясь, выпустил из пистолета почти весь магазин в преградившего ему путь телохранителя, тот рухнул поперек дороги, раскинув руки и мертвым преграждая путь своему недоброму хозяину.
Конь, храпя, перескочил через окровавленный труп и вскачь понесся к спасительному повороту, за которым ни всадник, ни даже пуля не сможет догнать его. Максум Кула облегченно вздохнул, уверенный в своем спасении, когда жеребец резко дернулся и начал медленно оседать набок. Выстрела он не слышал, поэтому так и не узнал, что причиной его неудавшегося бегства стал второй телохранитель, уроженец здешних мест. Сделав свой мстительный выстрел, он скрылся в родных скалах, чтобы уже никогда не браться за оружие.
Придя в себя, Максум Кула застонал от боли в ноге.
Он чувствовал, что освобожден от тяжелой туши своего текинца, лежит в тени и вокруг него кто-то ходит. С трудом разлепил веки и тут же смежил их вновь, кровь прилила к лицу, боль стала еще нестерпимей, – он узнал в склонившемся к нему человеке Салима Бакши – ближайшего помощника и друга убитого накануне начальника ХАД - Зайнуллы Тарази.
«Теперь мне конец», – промелькнула мысль в затуманенном болью и бессилием мозгу Максума. В доказательство этому он услышал полные ненависти и презрения слова, произнесенные кем-то из окружения:
- Ну что, бандит, твоя песенка спета, – и увидев, что  пленник вздрогнул, успокоил, – Не бойся, я тебя за твои деяния сейчас убивать не буду! Тебя будет судить революционный трибунал.
Лежать и притворяться раненым,  было бессмысленно. Максум Кула, собрав силы, начал подниматься, стоящие рядом и с любопытством рассматривавшие его бойцы оперативного отряда царандоя молчали. Многие из них впервые видели душманского главаря.
Капитан ХАД Салим Бакши, подождав, пока мулла придет в себя, сказал:
– У вас есть один-единственный шанс спасти свою жизнь. Лишние жертвы ни к чему, ваша игра проиграна, и поэтому я предлагаю вам благоразумное решение. Вы с группой наших джигитов встречаете караван, и, ни в коем случае не вызывая подозрения, отводите в соседнее ущелье...
Максум Кула молча кивнул головой, соглашаясь. Со стороны урочища подъехал разношерстный отряд вооруженных афганцев, которых без труда можно было принять за моджахедов.
Взглянув на часы, Салим Бакши зычно скомандовал:
– Всем по местам. Действовать согласно плану.
Аскеры оперативного отряда царандоя, вскочив на коней, ускоренной рысью поскакали в сторону урочища Токтагуз, хадовцы заняли сопку, служившую убежищем Максуму Куле, на месте остался лишь отряд добровольцев Султана Саида. Мулла получил обратно все свое боевое снаряжение, включая и пистолеты, предварительно разряженные. Ему подвели коня – узкогрудого, тонконогого текинца, помогли вскарабкаться в седло. Конь сначала противился незнакомому седоку, мотал головой, взбрыкивал, но когда Максум, преодолевая боль, железными тисками ног сдавил строптивцу живот, жеребец, почувствовав силу седока, успокоился и зашагал вровень с остальными. Справа от него, почти касаясь стремени, скакал командир отряда, слева – гигантского роста бородач, по огромным натруженным ручищам и въевшейся в кожу окалине которого можно было без труда определить, что тот раньше был кузнецом.
– Запомни свое место, при встрече с караваном больше молчи, скажешь то, что я тебе шепну, и знай, что поток ненужных слов легче всего прерывается пулей, – втолковывал Максуму Султан Саид. Он молча соглашался и в ответ лишь кивал головой.
Командир хотел добавить еще что-нибудь порезче, но его внимание было отвлечено перестуком копыт. Вскоре из-за поворота показался всадник, который, осадив коня рядом с Султаном, поспешно прокричал одно лишь слово:
«Идут!» Командир пришпорил коня и на крыльях бранной удали помчался навстречу каравану. По трое в ряд, не отставая от него, шли конники дружной и стремительной лавой, готовой смести со своего пути любое препятствие. Отвесные стены ущелья расходились все шире и шире, переходя в долину. Вдалеке пестрой лентой извивался спускающийся с перевала караван, словно огромная, пышащая злобой змея, заглатывающая огромные куски дороги и оставляющая за собой черный пыльный шлейф. «И в самом деле – Черный караван»,– подумал Султан, наблюдая за зловеще движущимся потоком людей и животных. Когда они подъехали к каравану на расстояние ружейного выстрела, Султан Саид остановил своих джигитов, распорядившись дожидаться его возвращения, а в случае непредвиденных осложнений действовать по обстановке, во всем подчиняясь своему заместителю. Сам же вместе с захваченным главарем и кузнецом-телохранителем поскакал навстречу группе, отколовшейся от каравана. На середине пути они встретились. Максум Кула, изобразив на лице радость встречи, радушно произнес слова приветствия и, не слезая с коней, все троекратно облобызались. В одном из караванщиков он узнал ближайшего слугу Саидахмедхана, которому тот поручал самые важные дела. Не показывая виду, они обменялись многозначительными взглядами, в тот же момент Максум почувствовал леденящее душу прикосновение пистолета, и теплящаяся мысль о возможном спасении из вражьих рук мгновенно улетучилась. Закончив церемониал приветствия, приступили к делу. Максум Кула многозначительно молчал, говорил Султан, которого он представил как племянника Мавлави Кеши.
– Караван, который вы, уважаемые, рискуя головой, провели через множество препятствий, – разглагольствовал он, стараясь усыпить бдительность моджахедов, – вольет новые силы в дело священной войны против врагов. Воины аллаха, взяв в руки это карающее оружие, прогонят с нашей многострадальной земли противников ислама – истинной веры каждого честного мусульманина. Во имя Аллаха, Всемилостивейшего, Всемилосерднейшего, – благоговейно произнес Султан в заключение, вознося славу аллаху. Не дожидаясь окончания реплик во славу всевышнего, тоном, не терпящим возражений, он добавил: – Я с достопочтенным Максумом Кулой и проводником поеду впереди, вы со своими людьми следуйте за нами.
Максум, словно подтверждая это решение, произнес:
– Да будет аллах способствовать нашей удаче, – и вместе со своими стражами поскакал к дожидавшемуся их отряду. Как только караван поравнялся с джигитами Султана, те без суеты заняли свои места справа и слева от навьюченных зловещим грузом животных. Ничего не подозревающие моджахеды позволили завести себя в хорошо подготовленную западню. До последнего момента не верили они, что так быстро окончилась их «освободительная миссия». Ошарашенные, они не успели сделать ни одного выстрела. Только преданный пес Саидахмед-хана, что-то подозревавший еще при встрече с группой Султана, хотел покарать отступника, но кузнец, совсем недавно готовый в любой момент разрядить свой пистолет в пойманного главаря, не дал тому возможности даже вскинуть оружие, уложил на месте.


ИНФОРМАЦИЯ  К  РАЗМЫШЛЕНИЮ


Документ
«Секретно»
…Следует заметить, что доставка вооружения и боеприпасов на территорию ДРА была очень сложным и опасным для мятежников делом, поэтому она хорошо оплачивалась.
По своему составу и назначению караваны были различными. Одни доставляли крупные партии оружия на перевалочные базы и склады и имели в своем составе от 25 до 100 вьючных животных или автомобилей и до 80 чел. охраны. В зависимости от важности груза охрана увеличивалась. Другие направлялись совместно с группами мятежников, прошедших обучение в учебных центрах в Пакистане и Иране. Они были, как правило, меньшего состава. Когда переправлялось небольшое количество оружия, соответственно маленьким был и караван. Обычно за несколько дней до выхода каравана мятежники под видом беженцев или мелких торговцев проверяли маршруты и уточняли проходимость рек, ущелий и отдельных участков. Методом опроса местных жителей выявляли наличие участков минирования и устройства засад правительственными и советскими подразделениями, а также интенсивность полетов авиации. К проверке маршрутов привлекались и водители автомашин, перевозивших контрабанду, кочевники и разведчики на мотоциклах. Для вскрытия мест возможных засад и наличия участков минирования моджахеды предварительно перегоняли скот в направлении пути следования.
При совершении перехода большими караванами движение по территории, контролируемой правительственными и советскими войсками, осуществлялось ночью. Дневки устраивались в населенных пунктах с выставлением усиленной охраны или на перевалочных базах. По прибытии на специально оборудованные базы старший каравана передавал доставленное оружие и боеприпасы представителям исламских комитетов.
Всего для переброски оружия и боеприпасов из Пакистана и Ирана афганскую территорию мятежники использовали около 100 маршрутов, которые были разбиты по направлениям: бадахшанское, кунар-нангархарское, газни-гардезское, кандагарское, гильмендское, фарахское, гератское и др. Не перекрыв эти караванные марши нельзя было наладить нормальную жизнь в Афганистане, так как, получая всестороннюю помощь исключительно из-за рубежа, вооруженные формирования оппозиции могли продолжать подрывные и диверсионные действия против режима НДПА очень долго. Советское военное командование это хорошо понимало и предпринимало соответствующие меры. С караванами боролись постоянно.
Как же были организованы боевые действия по уничтожению караванов? Этот вопрос решался комплексно. В начале 1984 г. советским военным командованием был разработан план под кодовым названием «Завеса», согласно которому предполагалось перекрыть все эти маршруты и лишить тем самым моджахеддинов постоянных источников поступления вооружения и боеприпасов. В системе «Завеса» боевые действия вели 11 мотострелковых батальонов, 3 разведывательных батальона, 8 батальонов «спецназ», рота «спецназ», 11 разведывательных рот и 60 разведывательных взводов, которые одновременно могли выставить 180 засад. Реально же ежедневно выставлялось 30-40 засад.
Из информации  военных советников в ДРА
*     *     *
Документ
«Секретно»
…С 15 апреля 1984 года, во исполнение плана, утвержденного командующим 40-й армией, выделенные части и подразделения приступили к боевым действиям в зоне «Завеса.
Цель создания этой зоны — не допустить проникновения, выдвижения и снабжения бандформирований людьми, вооружением, боеприпасами, материально-техническими средствами по караванным путям из Пакистана на территорию ДРА (с последовательным уничтожением караванов до рубежа основной магистрали Асадабад, Джелалабад, Кабул, Газни, Кандагар, Гиришк, Герат).
Ширина боевых действий достигает от 100 до 300 км и протяженности — до 1000 км. Основу выделенных сил и средств составляют батальоны специального назначения и отдельная рота «спецназ». Вся зона боевых действий в соответствии с дислокацией частей специального назначения разделена на районы ответственности. За каждым батальоном закреплено по 4 транспортно-боевых вертолета Ми-8 и 4 вертолета огневой поддержки Ми-24. При ведении боевых действий в радиусе 15 км выделяются артиллерийские подразделения. Для устройства минно-взрывных заграждений на путях движения караванов батальонам придано по одному взводу спецминирования, а также по одному отделению роты сигнальных средств для установки рубежей «Реалия-V». Для ведения разведки группы применяют следующие способы ведения боевых действий — засада, поиск, налет, наблюдение. Батальоны «спецназ» также широко применяют такой способ боевых действий, как полеты вертолетов на воздушную разведку с досмотровыми группами на борту (тогда полученные данные воздушной разведки реализуются без дополнительной затраты времени, по решению командира группы). Состав группы обычно составляет 15-20 человек на двух вертолетах Ми-8 под прикрытием пары Ми-24. В случае сопротивления каравана досмотру по нему наносится удар вертолетами и досмотровая группа завершает его уничтожение.
Практически не ведут борьбу с караванами ВС ДРА или мы не получаем от них данных, хотя 24 пограничных батальона стоят на прикрытии государственной границы с Пакистаном. Входящие в зону «Завеса» дежурные силы пехотных дивизий, бригад «командос», артиллерия дивизий бездействуют, хотя в большинстве случаев, по имеющимся у нас данным, караваны проходят в непосредственной близости от ППД (пунктов постоянной дислокации. — Примеч. авт.) частей и постов охранения. Примером того может служить 25-я пд, 59-й пп, который стоит на караванном пути, и караваны проходят от него на удалении от 10 до 30 км, а информация по линии оперативного дежурного «Алмаз» (позывной узла связи аппарата главного военного советника в ДРА. — Примеч. авт.) хотя бы о  их составе и направлении движения не поступает.
 Генерал-майор А. Лучинский (аппарат главного военного советника в ДРА).
*     *     *
Документ
«Секретно»
…Весной 1985 года было увеличено количество батальонов специального назначения, которые разместили вдоль афгано-пакистанской границы на самых опасных направлениях. Организационно они были сведены в две бригады. Их штабы располагались в Джелалабаде и Лашкаргахе. Пожалуй, это были самые боеспособные части 40-й армии, так как туда входили наиболее подготовленные в военном и физическом отношении солдаты и офицеры. Они были лучше экипированы и вооружены. Каждой бригаде и батальону устанавливалась зона ответственности, где они вели разведку и уничтожали караваны. Как правило, успешно против караванов в Афганистане подразделения спецназа действовали в засадах, но здесь тоже многое зависело от их выдержки и удачи. Успешных операций по перехвату караванов с применением засад было проведено немало. Некоторые батальоны спецназа почти каждый месяц забивали по одному-два каравана. Однако, по словам самих военнослужащих этих частей и данным агентурной разведки, перехватывалось лишь 12-15% всех караванов, направляемых в Афганистан.
Обычно засадные действия против караванов проводились по следующей схеме. Получив разведданные о времени и маршруте выдвижения каравана, спецназовцы проводили подготовку к операции, стремясь предусмотреть все мелочи. Первое время группы спецназа на место проведения операций выдвигались на технике. Прибыв на место, спецназовцы спешивались. Техника немедленно отправлялась на ближайший советский сторожевой пост или заставу в готовности к немедленному действию по сигналу командира группы, а десант совершал в быстром темпе пеший переход к месту засады. Чтобы обеспечить скрытность, переход совершался ночью. Длина перехода колебалась от 10 до 30 км (иногда до 100 км). Совершая переход от места высадки, спецназ вводил в заблуждение разведку и добровольных помощников моджахедов, так как те всегда внимательно следили всеми передвижением бронетехники и полетами вертолетов. Но коре нам пришлось отказаться от этого, так как громоздкая и растянутая по времени выброска десанта не обеспечивала внезапность и результативность таких действий была, как правило, нулевой.
В последующем для каждой бригады были созданы отдельные вертолетные эскадрильи и, высадка или выброска групп спецназа чаще проводилась на вертолетах. Здесь тоже была выработана соответствующая тактика действий (постоянная смена маршрутов полета вертолетов, ложная высадка десанта в нескольких районах и т. д.). Техника, предназначенная для обеспечения действий спецназа, выходила чуть позже и останавливалась в близлежащем районе (на удалении 30-50 километров).
Выбрав место для засады, спецназ «садился на тропу» и поджидал «добычу». Главное — «не засветиться». В лучшем случае засада не имела результата, а в худшем — подвергалась нападению превосходящих сил мятежников, ведь они вели постоянную разведку и для групп спецназа, о которых им становилось заранее известно, они сами готовили засады. Причем нападали моджахеды в тот момент, когда вертолеты уже улетели, а техника еще не подошла. Тогда спецназовцы несли самые большие потери.
Из информации  военных советников в ДРА.




ГЛАВА  ДВАДЦАТЬ  ЧЕТВЕРТАЯ

     Афганистан. Долина Ширинтагаб.
На востоке  чуть забрезжил рассвет. В тяжелейших для Ивана и Светланы муках рождался новый день. После всего того, что произошло, Светлана еще долго  не могла прийти в себя и все спокойно осмыслить. Забившись в самый дальний угол каморки она лишь  молчаливым, затравленным  взглядом  отвечала на  его  настойчивые вопросы. Так ничего от нее и, не добившись, Иван вышел во двор и, спокойно пройдя мимо  задремавшего  стража, направился в глубину  хозяйского сада. Лишь там, под вековечной чинарой он мог остаться наедине со своими мыслями.
     С того самого момента, как увидел распятую на дне  зиндана  женщину, Иван находился словно в кошмарном полусне. Ощутив  какую-то неведомую силу он довольно-таки  легко  свалил  хозяйского  телохранителя, освободил пленницу и на руках вынес ее из тюрьмы. Все это время Иван ощущал свою причастность к чему-то  предопределенному свыше. "Все  это Божье провидение. Мне дается последний шанс, последняя возможность искупить свои грехи перед Богом и людьми. Во  искупление своих прегрешений он во что бы то ни стало должен высвободить Светланку из этого «бандитского рая».
         Вариант за  вариантом обдумывал Иван пути побега и тут же их отвергал. Ни один из тех планов, что он заранее для себя  подготовил,  не  давал полной уверенности на успех. Он мог рисковать собой, но ставить на карту жизнь Светланы просто не имел права.
       Внезапно горькие думы его прервал  шорох. Иван  насторожился. Мелькнула  мысль, что его пасет кто-то из ближайших подручных Ахмеда.
       - Этого еще не хватало, - с досадой подумал Иван, прекрасно зная, что после того как он сбил тот злосчастный вертолет,  хозяин больше  не  ограничивал  его  свободу. Сделал это Ахмед конечно же не из добрых побуждений, а  потому лишь, что понимал - русский курбаши повязан кровью своих соотечественников  и  бежать  ему теперь некуда.
     Насторожившись он уловил  чье-то  глухое  покашливание. Звук  шел словно из - под земли. Но сколько бы не всматривался Иван в заросли, заключенного меж высокими дувалами, сада, никого и ничего так  и не обнаружил.
     Глухой кашель повторился, но уже  громче, настолько, что  Иван  смог приблизительно  установить  откуда. Звук  исходил  из  под разлапистого древнего  платана. Иван, стараясь бесшумно ступать  прокрался  к  дереву  и  притаился   за ним. Вскоре  ожидание  его было вознаграждено. Послышалось клацание металла о металл и из под земли в нескольких шагах от него возник ... лесной див. Самый настоящий. Вид взлохмаченной, словно у лешего головы и  лохмотьев, еле-еле прикрывающих  коротконогое тельце неведомого существа, вызвали у Ивана непередаваемый ужас.
     - Это же не леший, а сам хозяин преисподней - Сатана! Он пришел, чтобы  забрать меня к себе в Ад!  О, Георгий-Победоносец! Спаситель и защитник русского воинства, не дай мне умереть раньше времени. Дозволь сначала невинную душу Светланки спасти, а там уж воздай с  лихвой  за  грехи мои  тяжкие.
      Длившееся  несколько  мгновений  оцепенение прошло лишь только Иван начал шептать про себя имя Святого Георгия. Глядя на непонятно  откуда взявшееся чудище, он со страхом ждал, когда нечистый оглянется и пронзит его насквозь своим испепеляющим взором, чтобы  потом беспомощного и безвольного утащить к себе в преисподнюю.
      Иван с большим трудом заставил себя отвести взгляд от неизвестно откуда взявшегося существа и сделать несколько шагов на негнущихся ногах за спасительный ствол платана.  Только на это ему сил и хватило. В следующее мгновение он, как подкошенный, рухнул на толстый корень платана, вздыбившийся бугром из-под земли.  Только ощутив резкую боль в предплечье, возникшую от соприкосновения с твердым словно гранит деревом, Иван наконец-то смог освободиться от кошмарного наваждение и прислонившись спиной к платану хотел не торопясь осмыслить все то, что с ним только, что произошло. Но это давалось ему с трудом.
               Там, в далеком и незабываемом Отечестве Иван не верил  ни в бога, ни в черта. Жил, как и все его сверстники - сегодняшним днем, особо не размышляя над тем, что его постоянно окружало и влияло на  дальнейшую его судьбу. Только здесь, в пылающем войной Афганистане он  начал о многом задумываться, в том числе и о смысле жизни. Постоянно встречающиеся на войне смерть и кровь положили начало его  суевериям. Когда же он сам побывал в двух-трех основательных переделках, и ощутил смертельный холодок от прикосновения костлявой, то понял, что в природе просто необходимо существование высшего провидения. Бога или еще кого-то, кто должен все видеть, все слышать, все знать и  каждому воздавать по его заслугам, творя чудо для тех, кто искренне в него верует. Правда последнее время он не знал кого предпочесть, кому довериться - Христу или Аллаху. А может быть от всех свалившихся на его плечи бед  ему больше поможет заступник православных ратников - Георгий Победоносец? Так и не найдя окончательно ясного для себя ответа на все эти животрепещущие вопросы, Иван  обращался к той вере, которая в самые нелегкие  моменты жизни больше всего соответствовала потребности души. Постоянно общаясь с афганцами, он видел как те фанатично и неукоснительно совершали намаз, иногда и он мысленно обращался к Пророку,  но это было  крайне редко. Всуе - же чаще вспоминал Христа. Что ни говори, а он всегда ощущал себя русским, и потому православие было ему ближе, родней. Все-таки это была вера его предков. И только когда он вместе с боевиками направлялся на дело, то испрашивая у всевышнего благословения, он вслед за молящимися машинально повторял их телодвижения и бормотал ранее зазубренные слова из Корана, скорее отдавая дань сложившейся в банде традиции, чем истинной вере. Вот такая мешанина была у Ивана в голове, и теперь он с большим трудом дистанцируясь от всего этого, пытался трезво поразмыслить над увиденным.   
           - Допустим, что и в самом деле дьявол пришел  именно за мной, то почему я еще не в преисподней? Что же это со мной случилось?  Как мог я, взрослый и здравомыслящий человек в это поверить... ? Ну и перепугали же тебя дружочек, - уже спокойно, и в то же время скептически подумал Иван и смело шагнул из своего укрытия, навстречу неведомо откуда взявшемуся чудовищу.
     Прошло несколько мгновений, но земля перед ним так и не разверзлась, да  и  сернистым духом так и не запахло. Иван огляделся вокруг. Насколько хватало глаз никого видно  не было.
      - Неужели и в самом  деле мне все это привиделось?  Наваждение какое-то - подумал он, еще и еще раз осматривая место где только - что стояло  страшилище о двух ногах и двух руках. Но землю под  платаном  покрывали лишь листья, да редкие кучки  хвороста. Памятуя о том, что после приема излишней дозы гашиша подобные видения с ним бывали  и  раньше,  Иван в сердцах махнул на страшное видение рукой.
         - Привиделось. Что - ж, со всяким бывает, - уже спокойно подумал Иван, и мысли его вновь переключились на главное: как все-таки спасти Светланку и тем самым хоть на йоту искупить свою вину перед ней, перед многими другими своими соотечественниками, которым он вольно или невольно причинил боль.
       Окончательно придя в себя, Иван, пробуя свою молодецкую силу, проворно забрался на  толстый  сук, который, словно воздетая к небесам рука, отходил от главного ствола платана.
   С высоты дерева открывался сказочный вид на  зеленую  долину. Правда, теперь она была скорее радужной, чем зеленой, в радужном  многоцветье осенней листвы. Стыдливо сбросив всю свою, некогда изумрудно-зеленую одежду на землю, отданные на откуп дерзким и сумасшедшим горным ветрам, голые сады и виноградники сиротливо ждали холодов. Только разноцветные пятна многочисленных крестьянских наделов, издали похожие на бескрайнее лоскутное одеяло, казалось, надежно укутывало пологие склоны долины от предстоящих холодов. В воздухе, вместе с запахом гниющей листвы и сытным духом пшеничной соломы, чувствовался еле - еле уловимый дух высокогорных ледников, который живительной, легкой прохладой омывал разгоряченное подъемом на дерево лицо, принося с собой умиротворение и спокойствие.
         Здесь, на могучем платане находилось его постоянное убежище, где он хоть не надолго мог спрятаться от чужих, назойливых глаз, чужой речи, чужого образа жизни. Это место, прежде всего, напоминало Ивану его детство, привычку обозревать Синегорье с вершины самых высоких скал, одиноко разбросанных среди буйной зелени лесов. Именно в этом тайном уголке, угнездившемся на плечах мудрого платана-великана Иван, в минуты нестерпимой грусти, изливал ему свои мысли и чаяния. И лесной мудрец не оставлял  его слова, идущие от самого сердца, без ответа. Тревожно встряхивал ветвями, предостерегающе шелестел листвой, остерегая человека от необдуманных поступков. Ласково оглаживал его шершавой пятерней ветвей, благословляя на дело доброе. Но сегодня мудрый платан бы почему-то к нему равнодушен. Растеряв большую часть своего летнего наряда, он, как и все вокруг готовился к зимней спячке, и потому, наверное, не мог уделить должного внимания своему несчастному другу.
        Иван уже не раз обозревал с дерева окрестности долины, еще и  еще  раз  убеждаясь, что бежать  из  этого логова  просто невозможно. Родовое гнездо Ахмеда - состоятельного землевладельца и некогда большого  провинциального  чиновника, располагалось  на окраине богатого кишлака, ласточкиным гнездом прилепившегося к пологому склону островерхого хребта.  Огромный дом  и хозяйственные постройки, обнесены высоким дувалом, протяженностью в несколько километров, за которым, в пределах видимости, располагались  круглосуточные  посты моджахедов. Ивану хорошо видны владения хозяина, простирающиеся до самой дороги, рассекающей долину почти на две равные части. За внутренним забором простирались сплошные сады и виноградники. В самой низине протекал широкий и всегда полноводный арык, водами  которого  орошались лучшие  земли  Ахмеда, на  которых  выращивалась пшеница и знаменитый длинный рис.
     Стелящаяся среди  долины дорога в этот час была пустынной. Лишь изредка пылили по ней небольшие караваны, спешащие  на  большой  базар  в  провинциальный  центр, с самыми разнообразными товарами. Иван помнил эту дорогу другой - ощетинившуюся стволами  боевых машин и артиллерийских установок. Но в отличие от других  участков пути, здесь советские войска  обычно проходили без боев, потому, что Ахмед строго-настрого запретил своим боевикам нападать на колонны вблизи родового кишлака. Для засад он  обычно  выбирал довольно отдаленные от своего логова направления и нападал, как правило, в районе перевала, километрах в пятнадцати от кишлака. Правда, во время  последнего  налета  "духов" на колонну  наливняков, который проходил уже без участия Ивана, советские  вертолеты, то ли  по  ошибке, то  ли по наводке ХАДовцев сбросили несколько бомб на поместье Ахмеда. Одна из них чуть было не разрушила дом главаря, проломив  лишь  в нескольких местах массивный и высокий дувал.
      - Как  жаль, что  не  накрыло  всю  эту шайку-лейку разом, - подумал Иван, разглядывая только-только заделанный глиной пролом.
           - Что же делать? Что делать? - удрученно крутился в голове один единственный вопрос, так и не находящий ответа. Мысли, натыкаясь на него, поспешно разбегались в разные стороны, рисуя в воспаленном мозгу картины побега, одну, несбыточнее другой.   
          Вот прижав к сердцу любимую, мчится Иван над долиной на моторном дельтаплане, полеты которого не раз наблюдал в своем сказочном Синегорье... Или, наконец на огромной скорости мчится со Светланой в новенькой хозяйской “Тойоте”, которая вот уже в течение месяца, без капли бензина стоит рядом с его жилищем на приколе.       
     И хотя Иван прекрасно понимал, что дельтаплан его может запросто догнать пуля, а машину наверняка остановит мина или гранатомет, он продолжал витать в облаках таких желанных и потому таких сладких грез.
     - Кх-кхе, кхе,-  снова долетел  до  ушей  Ивана  уже знакомый, глухой кашель. Прозвучал он до того неожиданно, что Иван едва не свалился  с  дерева.
   После этого раздался уже знакомый стук металла о металл и вскоре из - под земли вновь возникло, невиданное существо.
Человек в рваном халате с  трудом вылез из неведомо откуда взявшегося колодца (только что на том месте лежала куча хвороста) и, вытащив за собой кожаный мешок, поволок его за собой к дувалу, туда, где зияла еще не полностью засыпанная грунтом воронка.
Вытряхнув из бурдюка землю, старик, кряхтя и покашливая, направился обратно и вскоре вновь исчез из виду. Вход в подземелье на этот раз он почему-то оставил открытым.
- Значит еще вернется, - подумал Иван, - да это же   никакой не сатана, а всего-навсего местный  мираб,- удовлетворенно заключил он и торопливо, словно боясь, что пропустит новое пришествие старика, начал спускаться  вниз.       
- Как же я раньше не догадался, - недоумевал Иван, шагая к колодцу, где только что неестественно быстро исчез, так перепугавший его в первый раз, афганец.
Из подземелья, дохнуло, холодом и промозглой сыростью. Где-то глубоко под землей слышались всплески воды, гулко отдавались в сводах подземного тоннеля шаги мираба.
Иван слышал о существовании подземных рукотворных галерей, по которым грунтовые воды выводились на поверхность земли, для полива полей и виноградников.
Афганцы называли их кяризами, и держали все, что с ними связано в глубочайшем секрете.  Входы в колодцы дехкане, обычно, тщательно маскировали от чужих глаз.
Выход из кяриза  был выложен камнем и закрывался сверху круглой и частой металлическая решеткой, на которую, Иван догадался об этом сразу, еще несколько минут назад была навалена куча хвороста, она-то и маскировала вход в колодец.
Он стоял в задумчивости,  не зная, что хорошего или плохого принесет  ему встреча с мирабом, но в глубине его сознания уже теплилась мысль, что может быть хоть этот старик поможет хоть как-то спасти Светланку.
Притаившись за стволом могучего дерева, он с нетерпением  ждал появление мираба.      
Старик появился из-под земли неожиданно, настороженно  огляделся по сторонам и лишь убедившись в том, что поблизости никого нет, вытянул из колодца свою нелегкую ношу.
Иван решил подождать, пока мираб доковыляет со своим бурдюком, набитым землей, до воронки и лишь тогда выйти из за своего укрытия.
Всыпав содержимое в яму, старик направился к колодцу, но увидев незнакомца резко остановился, попятился назад.
- Подойди ко мне! - тоном, не терпящим возражения, приказал Иван.
Афганец нехотя  подошел, поклонился  ему и со страхом и любопытством одновременно проявившимися на побитом оспой лице,  уставился на Ивана.
-Меня зовут Иван-курбаши, -  услышав это имя, афганец непроизвольно отшатнулся от него, словно его шарахнуло электрическим разрядом.
 - Небось уже слышал обо мне? - усмехнулся Иван. Поняв по его перепуганному виду, что старик вот-вот бросится от него, куда  глядят его обезумевшие от страха глаза, как можно спокойнее добавил:         
 -Не бойся, я тебя не трону. Пока не трону, - поправился Иван и, не дожидаясь, пока старик придет в себя окончательно, спросил:
-Ты что здесь делаешь?
- Кяриз чищу, господин. После бомбежки обрушились подземные своды, хозяин приказал мне расчистить завалы. Чтобы работа шла быстрее он, да продлятся годы его праведной жизни, разрешил мне воспользоваться этим колодцем. Я скоро закончу, и не буду беспокоить  господина, - говоря все это он, словно загипнотизированный кролик перед коброй, не моргая смотрел в глаза русского курбаши, о жестокости которого жители  кишлака были достаточно наслышаны. Он старался льстиво улыбнуться, стремясь  хоть этим как-то умилостивить  его.
           -Как  тебя звать старик?
           - Аятулла, господин.
           - Это не твой сын у носит мой пулемет?    
         - О да, мой господин. Магомет - мой единственный сын, продолжатель рода.
     - Ну что ж, неплохого ты джигита вырастил, - польстил самолюбию  старика  Иван и сразу же задал вопрос, который уже  в течение продолжительного времени вертелся у него в голове:
         - Скажи мне, старик, а куда выходит этот кяриз?
        - Об этом я не могу сказать тебе, господин. Я дал на Коране клятву о том, что никогда и никому не выдам тайны подземных галерей, открытой мне отцом.
           - Но нас здесь только  двое и никто в целом свете не узнает о том, что ты мне скажешь, - по доброму хотел заставить старика выдать тайну Иван, но, видя, что тот непреклонен, повысил голос:
             - Ты наверное не любишь своего сына, оборванец. За то, что  не хочешь отвечать на мой вопрос, я прикажу сейчас же посадить твоего сына в холодную пещеру. Там, я знаю, пленники и десяти дней не протягивают.
Перепуганный до смерти старик упал перед Иваном на колени и, хватаясь за полы халата дрожащими руками, пытался целовать его запыленные сапоги. Иван отпихнул старика ногой и с деланным равнодушием спросил:
-Ну что, будешь говорить?      
- Я все скажу, господин, только не трогай моего сына.
 - Вот это деловой разговор.         
 Мираб встал на ноги, отряхнул пыль, прилипшую к шароварам листву, и глухо сказал:
 - Этот кяриз выходит в головной арык, из которого берет воду весь кишлак...
- А где именно выходит галерея, - нетерпеливо переспросил Иван.
 - Подземная галерея выходит в тополиной рощице, там, где начинаются земли нашего достопочтенного хозяина.
- Это в той рощице, что у большой дороги?
- Да, господин.
- Подожди меня здесь, - приказал Иван и на глазах изумленного старика, быстро вскарабкался на платан.
Как он и представлял себе, тополиная поросль, густо облепившая берега головного арыка, подходила к самой дороге. От трассы ее отделял лишь невысокий дувал, который без особых усилий мог преодолеть даже  самый неподготовленный человек.
- Это сам бог послал мне в помощь старика, - думал он, спускаясь на землю.
- Теперь слушай меня внимательно, старик. Ты хочешь, чтобы твой сын Магомет стал самым богатым человеком в кишлаке, чтобы твоя семья жила в большом и новом доме, имела свои пашни, сады и виноградники?
Мираб недоуменно, со страхом посмотрел на внезапно подобревшего русского, пытаясь понять, издевается тот над ним, или говорит серьезно.
-О Аллах, кто бы этого не хотел? - неуверенно начал он.
- Если ты добросовестно и без ошибок  сделаешь то, что я тебе скажу, то получишь сто тысяч афгани.
- А что я должен сделать?, - поверив в серьезные намерения русского курбаши, уже деловито спросил он.
- Ты сказал, что кяриз выходит к дороге.
- Да, господин.
- Значит отсюда по подземной галерее можно добраться до головного арыка?
- Можно. Только я еще не все вычистил, так что в некоторых местах можно пройти только согнувшись. О, я понял тебя господин. Ты хочешь бежать?
- Предположим.
-Но если о том, что я тебе помогал, узнает хозяин. Ведь он погубит всю мою семью и сына не пожалеет.
-  Но я повторяю, о нашем деле будут знать только я и ты.
Старик долго и трудно соображал. И только что-то определенно для себя решив, прошептал  про себя слова молитвы и твердо сказал:
- Нет. Делай со мной, что хочешь, но не заставляй грешить дважды.
- Старик, ты наверное плохо представляешь себе, с кем имеешь дело. Ведь после всего того, что я тебе здесь сказал, ты должен или согласиться на мои условия и получить сто тысяч афгани, или умереть, - Иван вытащил из внутреннего кармана пистолет, который всегда был при нем и приставил еще теплый ствол к виску мираба. Тот побледнел, шарахнулся в сторону.
 - Я прикажу своим телохранителям отрезать твоему сыну голову и потом в мешке отправлю ее в твой дом. А еще я расскажу Ахмеду о том, что ты выдал мне тайну кяриза, и тогда муллы проклянут твое имя и род твой.
Старик побледнел.
- Только не это, мой господин, я  сделаю все, что ты прикажешь. Вот только нельзя ли еще прибавить? - страх с лица старика  тут же улетучился, вместо него в глазах загорелась неудержимая алчность.
- Хорошо, я добавлю еще столько же, только чтобы все было без глупостей. Я свое слово сдержу. Ты прекрасно знаешь, что   терять мне здесь нечего.
- Не беспокойтесь, господин, Аятулла тоже слов на ветер не бросает.
- Ты должен прийти по первому моему зову. Я дам знать через   Магомета. Вот тебе аванс, вторую половину получишь, когда позову, или нет, чтобы было меньше разговоров о твоем богатстве, вторую половину денег я выдам твоему сыну, как вознаграждение за доблестную службу. Думаю, что так будет лучше.
- О да, господин. Ты мудр не по годам.
- А теперь накрепко запомни и до времени забудь, что  бежать ты поможешь моей жене. А теперь, старик, прощай.
Мираб торопливо раскланявшись схватил пустой бурдюк и в мгновение ока исчез в чреве колодце.
Иван  постоял еще некоторое время у входа в кяриз, осмысливая  все только что произошедшее.
Как все прекрасно получилось, словно Бог услышал его молитвы. И старик, и деньги, что хранились в заначке, все, волей Всевышнего, будет  способствовать скорому побегу его Светланки. Ради этого он был готов на все. Ради этого Иван мог убить старика, его сына, еще множество афганцев. Для него они всегда были и оставались врагами. Шла борьба за выживание, а в ней все средства хороши. И хотя он уже решил, что воспользуется помощью старика только Светлана, а ему предстоит отвлечь внимание моджахедов на себя, на душе было легко и радостно.
Очнувшись от нахлынувших мыслей, Иван подозрительно осмотрелся вокруг, но ничего опасного не узрев, направился в свою каморку.
В комнатушке, полумрак, который рассеивало заглядывающее в  подслеповатое окошко солнце, все оставалось на своих местах, словно время застыло в этих четырех глинобитных стенах.
Светланка затравленным зверьком продолжала сидеть в углу, бросив на вошедшего Ивана вопрошающий недобрый взгляд. В комнате было тепло, но она, съежившись, все куталась и куталась в свой некогда белоснежный халатик, словно вместе с Иваном в дверь вошла зимняя стужа.
- Ну что, успокоилась? - не зная с чего начать трудный  разговор, сказал он, остановившись в нескольких шагах от женщины.
-Как ты здесь оказалась?
Светлана испуганно посмотрела на него снизу вверх, словно ожидая удара, но, поняв, что он не собирается причинить ей зла, ответила:
-Мы летели на санитарном вертолете в Союз. Я сопровождала группу тяжелораненых. Как  ребята радовались предстоящей встрече с родной землей, все расспрашивали летчиков, сколько до границы осталось. Посмотреть хотели на границу с высоты. Да не довелось им ее увидеть. Подбили вертолет, а когда машина с трудом, но села, всех, кто еще был жив, перебили "духи"..., - Светлана говорила с трудом, словно трагические воспоминания продолжали давить на нее неимоверно тяжелым грузом.
- Душманы  нашли меня под ранеными, когда собирали свои трофеи. Что было дальше, сам знаешь...
- Слушай, а как попал сюда  ты? - уже окрепшим, требовательным голосом спросила Светлана вставая.
Не  выдержав напора, сверкающих праведным гневом глаз, Иван отступил на шаг, потом на два. Так он пятился до тех пор, пока не уперся своей широкой, литой спиной в стену. Светлана подошла поближе и начала молотить своими маленькими кулачками по его широкой груди. Он стоял, как истукан, не отвечая на удары, ничего не соображая.
 -Ты, ты фашист, - задыхаясь от бессилия и злобы, хрипела Светлана, продолжая наносить удары по его бледному лицу, голове. Когда первый приступ отчаяния прошел, Светлана устало опустилась на свернутую в рулон кошму, и все еще презрительно глядя ему в глаза, сказала:
- Как же ты докатился до такой жизни? Ведь я знала тебя другим, недаром же приглянулся ты мне с первой нашей встречи. А в людях я, хоть немного, но разбираюсь, всякого  насмотрелась.. Это до какого тебя состояния надо было довести, чтобы ты на своих руку поднял?
Иван опустился рядом со Светланой и неторопливо, глухим от волнения голосом начал свое горькое повествование.
Женщина слушала его исповедь, сначала с недоверием, но чем трагичное становился рассказ, тем искренне было ее участие, тем реже ловил он в ее глазах отчуждение и холод. Светлана сопереживала ему, и это открытие побуждало Ивана к полному откровению. Он рассказывал ей о своих душевных муках, о страшных мыслях, обо всем, что мучило его последнее время, иссушало сердце. 
Он заметил, что взгляд ее подобрел, в глазах появилась прежняя теплота. Та теплота, что постоянно присутствует в лице матери, которая хочет отчитать напроказничавшего ребенка.
- Но ты больше никогда, никогда не поднимешь оружие против наших, - спросила после долгого молчания Светлана.
Взгляд ее вновь посуровел, глаза, словно рентгеновские лучи, просвечивали его мозг и душу. Она ждала от него прямого и правдивого ответа.
Сказать ложь перед ее ликом значило бы обмануть саму богоматерь.
- Больше я никогда не подниму оружие против наших, даже если это будет стоить мне жизни, - словно клятву произнес Иван.
Светлана поверила и сразу преобразилась. Стала прежней, доброй и ласковой, прекрасной и любимой женщиной, по которой он  стосковался в этой богом забытой афганской дыре. От чувства признательности и любви к Светлане, которая не только поняла его, но и многое простила,  приняла его таким, каким он стал за время их долгой разлуки, у Ивана выступили на глазах слезы нахлынувшего внезапно счастья. Впервые за многие недели и месяцы пребывания среди моджахедов Иван чувствовал себя на седьмом небе, и была бы божья воля, остановил бы это мгновение навсегда.
- Я люблю тебя, мой спаситель, - сказала Светлана, подвигаясь к нему. Иван обнял ее за плечи и притянул к себе.
Долгожданный и потому сладкий поцелуй скрепил, начавшую было покрываться трещинами любовь этих двух таких неприспособленных к жизни в этом несуразном мире, опаленных войной людей. И кто знает, может быть, тогда там, во вражеском лагере, в серых стенах глинобитной комнатушки, увешанной, роскошными коврами, наперекор этому несуразное миру, который больше похож на перемирие между  очередными войнами, зародилась новая жизнь.
Примерно через две недели после неожиданной встречи Ивана и Светланы, в двери их жилища, ранним утром кто-то настойчиво постучал. 
Иван, быстро одевшись, вышел. У входа его ждал хозяйский нукер, который передал приказ Ахмеда срочно к нему прибыть.
День выдался пасмурным. Из нагромождения рваных черных туч изредка выглядывало солнце, нехотя лаская притаившуюся в преддверии грозы землю. Даже птицы, звонким гамом, приветствующие каждый солнечный лучик, притихли, забились подальше от надвигающейся грозной стихии.
Инженер Ахмед встретил Ивана как дорогого гостя, предложил угощение и кальян, но тот от всего этого отказался и, не присаживаясь, выжидательно уставился на курбаши.
- Завтра тебе предстоит нелегкая работа. Половина моего отряда уже выдвинулась в долину Тогуз-Булак, где ожидается прибытие каравана с оружием, направленного для нас Саидахмедханом. Мои люди должны опередить русских и увести людей и драгоценный для нас груз из-под  удара. Наша с тобой задача – задержать на перевале  их колонну, которая, по моим сведениям, тоже направляется в долину. Неверных обязательно будут прикрывать вертолеты, так, что у тебя будет прекрасная возможность поработать. Если собьешь один, то сможешь полностью расплатиться за свою ханум, а если Аллах пошлет тебе удачу и ты собьешь пару, то денег тебе хватит на всю оставшуюся жизнь. Твоя задача уничтожить не меньше одного вертолета, в противном случае твоя женщина вновь окажется в зиндане. Да и с тобой, в случае неудачи, я буду вынужден разговаривать уже по - другому…
- Ты чувствуешь, как я тебе доверяю, - после некоторой заминки, добавил Ахмед, пытаясь смягчить невольно прозвучавшую в его словах угрозу, - и надеюсь, что ты полностью оправдаешь мое доверие.    
- Постараюсь, - ничем не выдавая своих чувств, сказал Иван.
- Когда  выступаем?
- В пять.   
- Тогда я пойду, проверю оружие, приготовлю боеприпасы, проинструктирую своих джигитов.
- Да поможет нам Аллах!
Иван вышел, оставив хозяина в некотором сомнении. Что-то  не нравился ему этот русский последнее время. Он и раньше не был особо многословным, но Ахмед многое из того, что тот не договаривал, читал у него на лице. Сегодня лицо Ивана было просто непроницаемым.   
После того, как Иван мастерски сбил русский вертолет, Ахмед  доверял ему беспредельно, во всяком случае, снял всякое наблюдение за ним. Видел он, что тот слишком болезненно переносил свой боевой успех. Иван, выкуривая одну за другой сигареты с чарсом, то и дело срывал свое агрессивное состояние на подчиненных ему афганцах. Ахмед знал об этом, но молчал. Как тонкий психолог, он знал, что человек, совершивший предательство, испытывает некоторое время душевную боль, но со временем все проходит. Он сказал об этом посланнику Саидахмедхана, когда тот доставил из-за границы деньги за сбитый вертолет. Тогда они единодушно решили, что Иван, получив много денег,  развеется за границей и приедет обратно с пустым кошельком и алчным желанием его пополнить.
Но Иван, вопреки  ожиданиям Ахмеда,  приехал из-за границы на удивление спокойным, немногословным и излишне задумчивым.
Чтобы хоть еще как-то завлечь русского в алчный денежный круг, Ахмед, не без умысла,  уступил ему  пленницу.    
И только теперь он начал подозревать, что все сделанное им для Ивана желаемого результата  не достигло.
- Ну что ж, -  решил он, - если он повернет   оружие против нас, ( а ничего другого более опасного он задумать не мог), то расправа будет, короткой.
Весть, которую принес Иван, повергла Светлану в отчаяние. После недолгого, но счастливого забытья, она снова столкнулась с жестокой действительностью и теперь горько, по-бабьи, причитала у  своего спасителя на груди.
- Рано ты меня оплакиваешь, - дождавшись пока Светлана прекратит рыдать, спокойно сказал Иван. Это его спокойствие сразу же передалось и ей.
- С того самого дня, как ты, волей бога или дьявола оказалась со мной, я все думал, что будет с тобой, если меня вдруг не станет. Война есть война, - Иван привлек к себе Светлану, готовую от этих слов разразиться слезами вновь. Поцеловав ее в мокрые от слез  глаза, он продолжал:   
- В общем есть возможность бежать. Пусть маленький, но шанс хоть одному из нас спастись есть. Я хочу, чтобы ты жила, чтобы мой сын или дочь были счастливее нас. Ведь правда ты родишь мне малышку, - с нескрываемой надеждой в голосе спросил Иван.
- Да, я хотела тебе об этом сказать... Но мы вместе должны уйти отсюда!
- Нет, ты пойдешь одна. Меня могут хватиться, и тогда нам с тобой пощады не будет.  А теперь слушай меня внимательно, - перебивая готовый выплеснуться поток возражений Светланы, продолжил он, - эта стена, под персидским ковром смотрит в хозяйски сад. Сегодня ночью я проделаю в стене лаз, через который ты беспрепятственно выйдешь к вековой чинаре, она там одна в саду. Возле чинары тебя будет ждать старик. Доверься ему полностью. Он проведет тебя по подземной галерее к головному арыку. До подхода нашей колонны спрячешься в тополиной рощице, от дороги ее отделяет невысокий дувал, я думаю, ты его без особого труда преодолеешь. А дольше как Бог даст. Ты только не возражай! Пойми, что это единственная возможность спастись.
- Хорошо, я попробую, - неуверенно сказала она.
 - Я сделаю все, как ты скажешь.
-Вот и молодец, - обрадовался Иван и торопливо, словно боясь, что их снова разлучат, начал целовать ее припухшие губки, соленые щеки, холодный, испещренный ранними морщинами, внезапно свалившихся забот, лоб.
Ночью Иван осторожно, стараясь особо не шуметь, пробил в стене, выходящей и сад, отверстие, достаточное для того, чтобы через него мог пролезть человек. Он даже сам опробовал свой пролом, перелез в сад и, собрав глиняные обломки, осторожно сложил их вовнутрь комнатушки. Отойдя на несколько метров вглубь сада, он, пользуясь светом полной луны, осмотрел стену.
Отверстия не было видно, его заслонял густой частокол тополиной поросли, буйно растущей в тени дома.
После этого Иван пролез обратно. Светлана ждала его, затаив дыхание, то и дело поглядывая на дверь и успокоилась лишь только тогда, когда Иван повесил на прежнее место пушистый персидский ковер.
Глиняные обломки он запихал в походный мешок, который всегда висел  у двери. На этом их приготовления закончились.
Раннее утро было   ослепительно    прекрасным. Над   долиной стояла легкая сизая дымка, которую  ветерок уже кое-где разорвал и сквозь дыры в тумане проступали позолоченные солнцем вершины седовласых гор. Просыпались люди, живность. Продирало глаза все живое, заявляя об этом на всю Вселенную. После тихой, до звона в ушах, ночи пробуждение природы было просто нестерпимо громогласным. И вдруг, в одно мгновение,  все шумы вокруг смолкли. На небе кровавым румянцем заалел восход. Тяжелые черные тучи, захлестнув собой чахлый румянец, торопились охватить собой все вокруг.
Вместо буйного славословия в честь матери природы над долиной нависла сгущающаяся вместе с тучами тревога.
- Вставай, моя радость, пора, -  теребил Иван Светлану.   
-Что, уже утро? - испуганно защебетала Светлана.
-Наше последнее утро, - удрученно добавила она, привлекая Ивана к себе.
Теплая ее грудь мерно дышала, не отойдя еще от сладкого сна.
- Скоро за мной придут, - заторопился Иван. - А мне тебе еще многое тебе надо сказать.
Светлана быстро оделась и, усевшись на войлочный валик, обратилась  в слух.
- Если все будет нормально, а я верю, что все будет так, как мы задумали, и ты уедешь в Союз,  найди там моего деда, Ивана Половцева, вот тебе адрес, - Иван протянул Светлане листок, исписанный корявыми, вкривь и вкось танцующими буквами.
- Передашь ему от меня привет и покажешь вот этот кулон, - Иван снял цепочку и надел ее на шею Светлане. - У меня мировой дед, он тебе поможет.
Иван задумался.
- Да, чуть не забыл. Когда колонна будет уже на перевале, я пошлю к тебе своего денщика, якобы за сигаретами. Отдашь ему сигареты, закрывай на засов дверь и в сад.  Афганцев там быть не должно, но ты будь поосмотрительней. Береженного - Бог бережет. Да, фонарь не забудь и вот эти   записи.
- А что там?
- Там некоторые мои наблюдения, нашим разведчикам, я думаю,  пригодятся...

























ГЛАВА   ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Афганистан. Северная провинция.
Алый закат, заливший весь горизонт, завораживал взор. Солнце только-только скрылось за сопками, а в лазурно-голубом небе уже появились первые звезды, задумчиво разглядывая засыпающую землю своим лучезарным оком. Игорь взял ночной оптический прибор, включил и, дождавшись, пока на экране появятся мириады светло-зеленых точечек, направил его в сторону наблюдаемого объекта. В окуляры прибора были отчетливо видны полуразрушенный глинобитный забор и высаженные по периметру тополя. Ничего подозрительного он не заметил. Игорь отложил прибор в сторону, зажмурил глаза, привыкая к чернильной темноте.
Тишину теплой ночи нарушали лишь трели цикад да по-детски жалобные вопли шакалов. Игорь вслушивался в тревожную тишину, стараясь если не увидать, то хоть услышать крадущегося врага.
Внезапно раздался резкий прерывающийся свист, и через несколько секунд в воздух с шипением взвилась серия зеленых ракет.
– Сигналка сработала, – определил Игорь, внимательно рассматривая прилегающую к переднему краю обороны местность. Краем глаза он успел заметить, как от сработавшей сигналки шарахнулась низкорослая псина и вскоре растворилась в темноте.
– Опять шакал, – досадливо поморщился наблюдатель. – Никакого покоя от них нет.
Об этом небольшом, но довольно частом происшествии Марченко доложил дежурному. И вновь напряженная тишь окутала все вокруг.
Игорю нравилось дежурство в первую половину ночи.
Причин было много. Каждый день на чужой афганской земле приносил с собой массу впечатлений, невозможно было заснуть, не переворошив их вновь. Во-вторых, вечер на позиции давал желанную прохладу, тогда как блиндаж, нажарившийся на солнце, тяжело дышал духотой, и в-третьих, Игорь любил просто так лицезреть алый разлив заката, вспоминая вечера, проведенные с любимой.
Игорь и не заметил, как быстро пролетело время дежурства. Подошла смена, и солдаты направились в блиндаж.
Сон сковал веки Игоря сразу, как только он блаженно растянулся на кровати.
Проснулся от того, что кто-то хлестал его письмом по носу, приговаривая:
– Вставай, лежебока – письмо проворонишь и с носом останешься, но без жены! – довольный экспромтом, Степан рассмеялся. – Вставай быстрей, а то я сам прочитаю. Видишь, какое толстое! – друг еще раз потряс письмом, – в нем, наверное, не меньше дюжины носовых платков для страдающего мужа.
Игорь, стряхнув остатки сна, спрыгнул с койки, на ходу выхватил из рук насмешника долгожданную весточку. Торопливо вскрыл, вытащил оттуда несколько белоснежных листочков, исписанных мелким, округлым почерком жены. Бегло перечитав письмо, он отложил его в сторону, потом схватил вновь и принялся читать уже медленно, смакуя каждое слово. Степан, наблюдавший с любопытством за действиями друга, еле сдерживал смех.
– По тому, что у тебя рот до ушей, да к тому же еще и уши от счастья шевелятся, можно безошибочно сказать, что в твоей семейной жизни полный порядок, – подытожил он свои наблюдения.
Игорь, в третий раз взяв в руки послание своей Галинки, не обижаясь на друга за его шутки, прочитал наиболее радостные строки. О том, что дочь уже вовсю бегает, что научилась говорить «мама», что растет очень капризный ребенок, который ждет не дождется своего папу. Игорь, конечно, скрыл от Степана строки, в которых Галинка давала отповедь по поводу его взбалмошного письма, хотя те строки отнюдь не огорчали его, скорее напротив, были бальзамом на истосковавшуюся но любимой душу. Степан внимательно слушал повествование, радуясь за друга не меньше его самого. Ни о каком сне и речи не могло быть. Игорь аккуратно заправил свою койку и, положив во внутренний карман письмо, чтобы при желании прочесть еще раз, вместе с другом вышел из землянки. Припекало солнце. Спрятавшись от зноя под куском брезента, растянутого над импровизированной курилкой, друзья молча думали каждый о своем. Несмотря на разные характеры, им нравилось бывать вдвоем. Игорь был большим любителем книг и не раз упоенно пересказывал особенно понравившихся ему авторов. Степан читал не меньше и имел свое мнение в отношении известных им обоим героев. Частенько их мнения не сходились и тогда разгорался спор, который никто из сослуживцев и не пытался унять – бесполезно. Несмотря на  то, что их словопрения иногда заканчивались ссорой, до серьезной размолвки они не доходили, а напротив, их родственные души сближались все больше и больше. День пролетел незаметно, как десятки  самых обычных, ни чем не примечательных дней.  Только к вечеру лагерь заволновался. Вездесущие штабные знатоки под большим секретом признались, что на утро намечена переброска в горы нескольких десантных групп. Все с нетерпением ждали утра…
Земля резко уходила вниз. Военный городок, уменьшился до размеров спичечного коробка, и вскоре медленно растаял в утренней синеве. Вокруг, насколько хватало глаз, возвышались пологие сопки, переходящие в горные гряды. Склоны предгорий, словно огромная мозаика, набранная из разноцветных лоскутов, пестрели земельными наделами. На одних уже вовсю колосилась пшеница, на других в ожидании обмолота застыла заскирдованная рожь, третьи отдыхали в ожидании посевной. Несмотря на раннее утро, в полях вовсю кипела работа. Афганцы, завидев вертолеты, бросали работу и с любопытством рассматривали их, выражая то ли восторг, то ли негодование всплесками рук.
Проходит несколько минут, и с высоты птичьего полета во всей красе открывается изумрудный ковер высокогорных пастбищ. Многочисленные отары овец рассыпаются в испуге от гула пролетающих вертолетов, по пологим склонам древних хребтов.
Внезапно в глубине скалистого каньона, словно в сказке, возникает зеленая долина, укутанная еще не успевшей рассеяться голубоватой дымкой. Первые солнечные лучи, пробившиеся в глубокое ущелье, восторженно плескались в извивающейся на дне речушке, рассыпая радостные блестки вокруг. Кишлаки, густо облепившие предгорья, скрывались в тучной зелени садов и виноградников. Сверху отчетливо были видны лишь кривые, узенькие улочки, да приземистые глинобитные строения, с просторными внутренними  дворами. На улицах и во дворах не видно ни души, хотя обычно любопытные крестьяне, услышав рокот винтокрылых птиц, выбегали из домов и приветливо махали руками.
«Видно, здесь совсем недавно побывали душманы, насмерть запугали селян», – думал Игорь, разглядывая замерший в ожидании худшего кишлак.
Из кабины летчиков вышел офицер и, окинув внимательным взглядом пограничный десант, стараясь перекричать шум моторов, произнес:
– Через несколько минут будем на месте, подготовьте все к десантированию.
Бойцы зашевелились, подгоняя снаряжение, подготавливая оружие и боеприпасы к бою.
Вертолеты, забравшись повыше, медленно кружили над сопками, граничащими с безжизненным урочищем.
Найдя меж сопок маленький пятачок ровной земли, первый вертолет зашел на посадку. Бойцы, словно горох высыпая на пыльную лысину высоты, тотчас принимали меры к маскировке и наскоро возводили укрытия. Воздушная машина тут же облегченно взмыла в воздух, прикрывая посадку следующей.
С вершины горы, быстро покрывавшейся бугорками свежевырытой земли, открывалась удивительная панорама. Справа глубокое ущелье, склоны которого отвесно уходят вниз, слева открывался живописный вид на широкую зеленую долину в окаймлении гор, теряющуюся вдали, впереди, перед взором десантников, возвышались скалистые вершины, уходящие в облака, головы которых венчали сахарно-белые шапки вечных ледников. С тыла до самого горизонта простиралось нагромождение сопок, покрытых заплатками полей. Все это Игорь успел заметить, вгрызаясь в иссушенную зноем землю, готовя позицию для стрельбы из автоматического гранатомета.
Твердая как камень глина с трудом поддавалась, и если бы не помощь Степана, ему долго бы еще пришлось возиться.
Полуденное солнце нещадно жгло, словно раскаленная добела железная печка.
Куда-то укрыться на этом безжизненном пятачке, среди скал и ущелий, не было никакой возможности.
Оставив наблюдателей, пограничники как можно глубже врывались в землю, стараясь найти в глубине так необходимую сейчас тень, прохладу. Игорь и Степан натянули над позицией автоматического гранатомета плащ-палатку, которая сразу же приняла на себя большую часть солнечного жара.  В окопе было чуточку прохладней, чем на сопке, и друзья, скрючившись в три погибели, ждали начала боя.
В засаде Игорь и Степан были впервой и потому немного волновались. Это и понятно, ведь при сопровождении колонн они всегда были под защитой брони боевой машины, сверху их прикрывали вертолеты, в любой момент могли прийти на помощь соседи из взаимодействующих подразделений, а здесь только их небольшая группа, без брони, без вертолетного прикрытия. Единственная их защита – чужая земля, единственная их надежда в случае окружения «духами» – надежда на себя, на свои силы, на свое оружие, на свою стойкость. Ибо они, как только ступили на ту сопку, сразу же потеряли единственную нить, связывающую их с внешним миром.
















ГЛАВА  ДВАДЦАТЬ  ШЕСТАЯ


Афганистан. Северная провинция. Кишлак Торпакту.
Пережив двойное потрясение от встречи со старым другом и коварного, зверского убийства его, Махмуд, видя, что семье Тарази, придавленной внезапным и безутешным горем, сейчас не до него, решил идти в родной кишлак. Он спешил рассказать дехканам еще об одном факте жестокости распоясавшихся бандитов. Люди любили и уважали Зайнуллу за его постоянную готовность встать на защиту бедняков перед богатеями, особенно ценили они в нем простоту и душевность, и это несмотря на его молодость.
Зайнулла за время непродолжительной их беседы раскрыл Махмуду глаза на мир, который оказался не таким простым, как он его представлял. Он понял самое главное – необходимо с оружием в руках защищать народную власть.
«Мало самому все это понять, – думал Махмуд, торопливо шагая по пыльной дороге, – необходимо разъяснить сельчанам просто и доступно, так, как растолковывал мне друг, кто есть их друг, а кто враг».
К кишлаку подошел только к вечеру. Вместо лая собак, блеяния овец и криков ослов, которыми обычно встречали его родные места, над селом стояла гнетущая напряженная тишина. В окнах глинобитных мазанок не видно было ни одного огонька. Тяжелое предчувствие беды нахлынуло на Махмуда. Крадучись вдоль дувалов, он пробрался к стоящему на окраине домику, тихонько постучал в обшарпанную и скособоченную от древности калитку. Тишина. Он постучал еще раз, уже громче. Чуть слышно скрипнула дверь в глубине двора, тихо, как ветерок, прошуршали шаги, испуганный голос произнес:
– Кого это так поздно аллах прислал?
– Это я, Махмуд.
Калитка бесшумно отворилась, пропуская его в глубь двора, и тут же захлопнулась. Неразговорчивость отца еще больше усилила тревогу сына. Он, прекрасно зная своего старика, не стал задавать вопросы, тот скажет сам, когда сочтет нужным.
Из женской половины дома вышла мать, неслышно разложила перед Махмудом немудреную снедь, и бесшумно, как и вошла, растворилась на своей половине. Сын успел заметить заплаканные глаза матери, но спрашивать причину горя в присутствии отца не стал. Молчание затянулось.
Наконец отец, вытащив маленький пузырек, отвинтил крышку и высыпал немного зеленого порошка на ладонь.
Привычным движением руки вытряхнул содержимое под язык, медленно почмокал и тут же зло сплюнул. Глухо заговорил:
– Не удивляйся, сын, что в кишлаке так тихо. В твое отсутствие с гор спустились шакалы в человеческом облике, которые, издеваясь над правоверными, называли себя истинными слугами аллаха. Они забрали с собой силой многих наших джигитов, молодых девушек, почти весь скот, перестреляли всех собак. Горе нам, горе.
– А что с дочерью нашего почтенного соседа? – заикаясь от волнения, спросил, словно простонал, Махмуд.
Старик понимающе посмотрел на сына, медленно покачал головой:
– Сын кишлачного старшины, ободренный присутствием своих дружков-бандитов, начал предлагать соседу большие деньги, отпущение всех его долгов, но тот отказался, назвав богатея сопливым щенком. Разъяренные душманы тут же на глазах семьи свалили старика на землю и начали топтать конями, пока он не отдал аллаху душу. После этого схватили его дочь и ушли в горы. С ними ушел и сын кишлачного старшины. Крепись, сынок, аллах любит тех, кто страдает, так говорит наш достопочтенный мулла.
Этих слов Махмуд уже не слышал. Слишком много боли причинил ему сегодняшний день. Он не смог сдержаться и глухо застонал, как от глубокой кровоточащей раны. Скрипя зубами от бессилия, сын раскачивался из стороны в сторону, заглушая боль, стонал горько и тоскливо, пока не забылся.
Пробуждение наступило мгновенно. Махмуд открыл глаза, прищурился от слепящего лучика, незаметно прокравшегося в комнату сквозь узенькие оконца. Он медленно встал и, тяжело ступая, вышел на улицу. Пошатываясь, пошел, придерживаясь за дувал, к утрамбованной сотнями ног площади, месту сходов дехкан. На улицах было пустынно. Остановившись перед полуразрушенным дуканом, Махмуд поманил к себе ребятишек, которые удивленно рассматривали его из-за дувала. Те испуганной стайкой, готовые в любой момент упорхнуть, подошли к нему. Махмуд, положив руку на плечо старшему из мальчуганов, произнес:
– Как можно быстрее необходимо собрать людей на сход, я принес очень важные вести из города.
Шумная стайка ребятишек проворно разбежалась и вскоре скрылась за глинобитными заборами. Ждать пришлось недолго. Сначала тихонько приплелись седобородые старики, которые уже не могли наравне со всеми работать в поле и грелись на солнышке. Через некоторое время начали подходить запыленные, разгоряченные работой дехкане.
Когда собрались почти все селяне, старейший из жителей призвал крестьян к тишине. Возбужденная многоголосица стихла. Махмуд рассказал дехканам все, что накипело у него в душе. Он никогда еще не говорил так долго и доходчиво. Крик возмущения и боли вырвался у людей, когда Махмуд рассказал о злодейском убийстве Тарази, над площадью заклокотал людской гнев, будоража сердца селян от мала, до велика.
Махмуд стоял молча, дожидаясь, пока улягутся страсти, самого главного он еще не сказал. Гул голосов постепенно растворился в выжидательной тишине. Дехкане ждали, напряженно вглядываясь в лицо Махмуда.
– Горечь тяжелой утраты нашего Зайнуллы, наглая бандитская вылазка моджахедов, которые силой увели наших джигитов и женщин, которые жестоко расправились с теми, кто встал на защиту своей чести, требует от каждого, способного держать в руках оружие, народной мести. Земляки, раньше я вместе с вами верил в то, что твердил нам мулла: и о священной войне в защиту ислама, и о неверных, которые затеяли революцию, чтобы вовлечь всех мусульман во грех и заставить отречься от веры. Теперь, после разговора с Зайнуллой, я очень многое понял. Я видел, как живет город, в котором управляет новая, наша власть. В определенное аллахом время с высоких минаретов раздаются голоса муэдзинов, призывающих правоверных к молитве, и никто не заставляет их отрекаться от единственно верного закона Магомета.
Люди учатся и работают, отдыхают и веселятся – это их право, которое они с оружием в руках стойко защищают.
Нам тоже даны эти права, но их надо защищать. Тогда не будет над кишлаком ни дыма пожарищ, ни слез матерей, ни унижений наших отцов и братьев. Мы должны отбить душманам всякую охоту покидать свои норы в горах и тем более нападать на наши жилища. Народная власть приняла закон о создании отрядов защиты революции по кишлакам и долинам. Оружие и остальное снаряжение можно будет получить в городе. Кто пойдет со мной?
Над площадью нависло тягостное безмолвие. Селяне молча обдумывали сказанное Махмудом. Одни полностью поддерживали его и готовы были идти в огонь и воду, другие и готовы были выступить против моджахедов, но уж очень боялись их мести, третьи, а их было меньшинство, враждебно отнеслись к идее создания отряда. В толпе дехкан произошло движение, послышались возгласы одобрения и проклятий, напутственные речи аксакалов и горестные завывания жен и матерей, провожающих мужчин в неведомый путь. Вскоре возле Махмуда собралось десятка два джигитов, глаза их горели решимостью и жаждой мести. Провожать их вышли все бедняки селения Торпакту. Они желали добровольцам покровительства аллаха и всех святых, почитаемых в кишлаке, совали им в руки кто лепешку, кто кус вяленого мяса, все, чем были богаты.
Небольшой отряд, вооруженный пока что суковатыми палками, бодро шагал по дороге в город. Многие из джигитов ни разу не были там и о городской жизни знали понаслышке.
Переночевав в караван-сарае одного из пригородных селений, наскоро позавтракав, джигиты направились в город, который сквозь утренний туман казался еще более сказочным и недоступным. Ранние прохожие, завидев толпу удивленно озирающихся по сторонам крестьян, останавливались, с любопытством рассматривали их, гадая, куда это спешат с утра пораньше джигиты, вроде и день не базарный. Некоторые спрашивали их об этом.
Вскоре отряд подошел к двухэтажному зданию европейского типа, на фасаде которого крупными красными буквами было выведено – Царандой. У ворот, распахнутых настежь, ходила вооруженная охрана. Махмуд, сказав товарищам, чтобы они подождали его, направился к офицеру, который, устроившись в тени забора, читал газету. Тот сначала не обратил внимания на подошедшего дехканина, мало ли их бродит по городу, но когда до его ушей дошло, что пришел отряд добровольцев из кишлака Зайнуллы Тарази, офицер радостно вскочил, учтиво поздоровался с Махмудом и вместе с ним подошел к смущенным вниманием городского начальника джигитам. Он попросил дехкан немного подождать, пока закончится важное совещание.
«Не для того мы торопились, чтобы здесь стоять»,– думал про себя Махмуд, и когда через некоторое время из подъезда вышел небольшого роста подтянутый офицер и направился к стоящей неподалеку машине, он решительно бросился вслед за ним. Подбежав к автомобилю, Махмуд с ходу ошарашил незнакомца своей захлебывающейся от быстрого бега речью. Дождавшись, пока он отдышится, офицер удивленно спросил:
– Как твое имя и чем я могу помочь?
– Я Махмуд, из кишлака Торпакту, пришел в город, чтобы со своими товарищами помочь народной власти в борьбе с душманами.
– Постой, постой, это не про тебя говорил Зайнулла незадолго перед смертью?
Махмуд усердно закивал головой:
– Накануне мы с ним встретились после долгой разлуки, Зайнулла объяснил мне все, что происходит в стране, на многое раскрыл глаза. После того, как расправились с ним, я поклялся мстить моджахедам до тех пор, пока последний из них не покинет нашу землю. Мы пришли за оружием. Душманы грабят наши жилища, убивают непокорных.
– Постой, не торопись, у вас еще будет время свести счеты с моджахедами, – прервал Махмуда хадовец.
– Я отдам распоряжение, чтобы ваш отряд вооружили и немного, хотя бы в основном, научили важнейшим приемам организации и ведения боя.
Через некоторое время Махмуд получил новенькие, еще в масле, винтовки.
Офицер коротко обрисовал ситуацию в провинции, а в заключение посоветовал:
– Для охраны вашего кишлака и близлежащих полей лучше всего воздвигнуть глинобитные башни на господствующих высотах, оборудовав их так, чтобы можно было в течение нескольких часов, до подхода помощи, держать круговую оборону.
Вскоре Махмуд вместе со своим, отрядом направился домой. Джигиты уже не ребячились, как раньше, они, держа в руках оружие, посерьезнели, спины, привыкшие гнуться в поклонах и работе, выпрямились, во взглядах их прибавилось уверенности и значимости.
Все они были искренне уверены в том, что народная власть пришла к ним на века.
- Только бы советские войска раньше времени не уходили, - думал Махмуд, вглядываясь в посуровившие лица своих односельчан, готовых драться за свое будущее с оружием в руках. Он знал немного больше их и потому мысли о рано или поздно предстоящем расставании с шурави не давали ему покоя всю дорогу.  Это и понятно, ведь Махмуд прежде всего мечтал о своем счастье, счастье своих односельчан, счастье афганского народа, и потому напрочь забывал, что у каждого из солдат и офицеров Ограниченного контингента советских войск в Афганистане было свое представление о счастье для себя, своих боевых друзей и всего советского народа. В далеком Союзе их ждали матери, жены, дети, родные и близкие. И только долг держал их тут, в знойных, дышащих смертоносным огнем горах и долинах Афганистана.




 
ГЛАВА   ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ


Афганистан. Северная провинция.
Командир десантно-штурмовой группы, капитан Коваленко, вместе с замполитом, недавно прибывшим из госпиталя старшим лейтенантом Сергеем Илларионовым, обходили только что отрытые бойцами укрепления, проверял маскировку, надежность огневых позиций и ходов сообщения, связывающих их с командным пунктом. По ходу движения Коваленко ставил боевую задачу каждому солдату и сержанту в отдельности. Сергей если видел в глазах некоторых из бойцов нескрываемое беспокойство, успокаивал их, а кого надо подбадривал.
Высокогорное ущелье Тогуз-Булак, по которому должен был пройти караван с оружием, с высоты сопки, на которой располагалась ДШГ, было словно на ладони.
Караванный путь просматривался от узкого скалистого ущелья, где буравил камни, глухо урча, горный поток и до самого подножия их высоты. Дорога, попетляв по берегу речушки, которая терялась среди садов, виноградников и тополиных рощиц в долине,  сворачивала в горы, где за горным хребтом проходила граница. Караван, по данным хадовцев, должен был перейти  границу ночью и быть в зоне видимости ДШГ к обеду. В долине, казалось, все дышало миром и согласием. Вдалеке возделывали нивы дехкане. Мирно дымили в кишлаке очаги.
Но Сергей не верил в эту обволакивающую тишину и спокойствие, которые окружили их с того момента, как растаяли в голубизне неба  вертолеты. По опыту он знал, что все здесь, на чужой земле обманчиво и непостоянно. Ощущение этого особенно обострялось, когда операции проходили в «зеленке». Тогда он будто кожей ощущал десятки, а то и сотни ненавидящих, пылающих ненавистью и злобой глаз, то ли боевиков, то ли местных жителей.
- Со стороны границы в долину спускается караван. Сергей услышав от наблюдателя это сообщение, тут же направился к КНП. 
- Что будем делать? – встретил его вопросом капитан.
Сергей мельком взглянул на часы. Было всего лишь одиннадцать часов пятнадцать минут. До прибытия вертолетов, которые должны били обеспечить огневую поддержку ДШГ, оставалось еще почти два часа.
- Майор Бруснецов ясно сказал, что по данным хадовцев, караван должен быть здесь только к часам к тринадцати, не раньше. Может быть это какой-то другой?
- Что они, по твоему, каждый день здесь проходят?
- Не знаю, не знаю, - задумчиво произнес капитан, внимательно рассматривая в бинокль вереницу навьюченных тяжелой поклажей  животных.
– Судя по всему,  верблюды несут на себе достаточно тяжелый груз, уж больно медленно движутся.
– Именно это наблюдение и наводит меня на мысль, что, это и есть караван с оружием, – уверенно сказал Сергей. – Наверное, у разведчиков ошибка со временем вышла.
– Что ж, вполне может быть, вполне может быть, – еще ничего окончательно не решив, сказал капитан.
Сергей не торопил события. Честно говоря, он не горел особым желанием раньше времени ввязываться с боевиками в драку. Чмсленный перевес  был явно на стороне душманов, да и местность они знали лучше. «Даст бог, пронесет», – подумал он, разглядывая в бинокль, извивающийся по долине  змеей, караван.
Не хотел ввязываться в бой и капитан. Чисто по человечески не хотел. А вот как начальник штаба подразделения должен был ввязаться. Совсем не потому, что в этом караване были его кровные враги и недруги, совсем не потому, что он горел желанием подставить под огонь своих солдат, и не потому, что у него чесались руки кого-то убить. Просто этого требовала военная машина, в которой он должен быть всегда заменимым и оттого очень послушным винтиком. Военная машина хотела огня, крови и жизней, и он, как дисциплинированный винтик, должен был кормить ее этими деликатесами, иначе без еды, без смазки машина просто-напросто могла рассыпаться, развяться по миру тлетворным пеплом.
– Будем выполнять приказ, – тоном, не терпящим возражений, сказал капитан.
– Как только голова каравана поравняется с бродом через речку,  огнем правого фланга отсекаем голову и долбим со всех видов оружия, не давая противнику скрыться в ущелье. Я беру на себя хвост колонны. Огонь открывать по моей команде. Если что, остаешься за меня, – капитан невесело усмехнулся и, пожав Сергею руку, склонился над планшетом, что-то записывая.
Через полчаса, когда голова каравана, растянувшегося метров на триста перед позициями ДШГ, поравняется с переправой, Сергей скомандовал:
– Огонь!
И сразу же заухал автоматический гранатомет, швейными машинками застрочили пулеметы и автоматы. Со своих позиций ударили станковые гранатометы. Началась самая настоящая бойня – это Сергей понял только спустя минут десять после начала боя. «Какой же это, к черту, душманский караван, ни одного выстрела в ответ не прозвучало», – зло думал Сергей, наблюдая за тем азартом, с которым его солдаты кромсали людей и животных.
– Прекратить огонь! – запоздало, хриплым от волнения голосом прокричал замполит, но солдаты не сразу поняли, чего хочет от них офицер, и продолжали стрелять по мечущимся в панике людям. Некоторые из раненых афганцев пытались уползти подальше с дороги, спрятаться в какую-нибудь расщелину или промоину, но солдаты весело, встав в полный рост на краю окопов, расстреливали их, словно на стрельбище. Вскидка, совмещение прицела с живой мишенью, короткое нажатие на спусковой крючок, и жертва навечно замирала, уткнувшись лицом в иссушенную зноем землю.
– Что вы делаете! – срывающимся голосом кричал Сергей, но расстрел уже закончился. Десятки трупов людей и животных уже не шевелились. Сергей кинулся к капитану, чтобы высказать ему все, что о нем думал, но, встретив настороженно-насмешливый взгляд, передумал.
– Ты что, старлей раскричался, нервишки, что ли, расшатаны?
– Это же не тот караван, – тихо сказал Сергей.
Капитан пожал плечами.
– Ну уж кого бог послал... Выбирать нам было не из чего.
Сергей вышел с КНП, словно побитая собака. Поплелся в свой окоп. Упал на дно и затих.
– Товарищ старший лейтенант! Товарищ старший лейтенант!
Сергей очнулся от мрачных дум, распирающих голову. Взглянул на солдата.
– Что случилось, Степа? – медленно выговаривая слова, спросил он.
– Нас «духи» окружили!
– Как «духи»? Почему «духи»? – Сообщение солдата было до того неожиданным, что Сергей только и смог задать эти бессмысленные вопросы.
Эго удивило то, что обратно Степан пополз к своей огневой позиции почему-то по-пластунски и, особо не задумываясь, с чего бы это, он выпрыгнул из своего окопа и, не хоронясь, направился на КНП.
Сергей уже сделал несколько шагов по твердой, как камень, земле сопки, пока по ушам не резанул крик:
– Ложись!
Падая на землю он скорее почувствовал, чем услышал, как над ним со свистом пронесся рой пуль.
Сергей, сжался в комок. Следующая очередь прошла немного впереди. Его задело лишь кусочками глины да пылью. Он не стал ждать третьей очереди, а, быстро работая руками и ногами, пополз к спасительному окопу, где его уже ждал капитан.
Боевики обложили их со стороны гор. Единственно свободным путем оставалась дорога в ущелье. Только со стороны долины душманов не было видно, но это ни о чем не говорило. Они могли схорониться в любом саду или рощице.
– Может быть, пока «духи» не нападают, уйти в ущелье, там, километрах в десяти, афганские подразделения, помогут, – предложил Сергей.
– Я уже обдумывал этот вариант. Он не самый лучший. Давай подумаем вместе, – капитан взглянул на часы.
– Немногим более часа осталось до прилета «вертушек», – задумчиво сказал он.
– Так стоит ли выходить из укрытий на голое место, где эти гады могут нас в два счета перещелкать?
– Я думаю, что нет.
– Значит, будем обороняться здесь. До прилета вертолетов продержимся. Боеприпасы есть, укрепления более или менее надежные.
Сергей, пригнувшись, дошел по ходу сообщения до позиции автоматического гранатомета.
Игорь и Степан, окончив снаряжение автоматных рожков патронами и коробок для гранатомета гранатами, о чем-то тихо переговаривались.
– Игорь, остаешься здесь, а ты, Степан, бери автомат, лопату и дуй на противоположную сторону сопки, там дополнительные позиции будем рыть.
– Есть, товарищ старший лейтенант, – недовольно проговорил солдат и, попрощавшись с другом, пополз на противоположную сторону сопки, туда же Сергей направил и других бойцов, оставив  на основных огневых позициях только дежурные огневые средства. Душманы, заметив движение на сопке, начали интенсивнее обстреливать ее из автоматов и винтовок.
Неприцельный огонь моджахедов вреда особого не приносил, но и не позволял рыть дополнительные огневые позиции, открыто.
Неожиданно тишину гор, изредка обрываемую автоматными очередями, прорезал грохот минометов. На сопке одна за другой разорвались три мины. Одна из них угодила в окоп пулеметчика, и в воздух вместе с черным дымом и кусками ссохшейся глины полетели первые кровоточащие человеческие ошметки.
– Так, ребята! – обратился замполит к сгрудившимся вокруг него перепуганным солдатам. – «Духи» быстро пристреляют нашу траншею, они ее уже взяли в вилку,  так что теперь броском выдвигайтесь к своим позициям. В окоп перейдем, как только они попытаются нас атаковать. Ждите команду.
Через несколько секунд в траншеях уже никого не было.
Запоздало ухнули минометы, и вновь три мины одна за другой взорвались за траншеей.
– Теперь жди прямого попадания, – сказал Сергей, вжавшись вместе со Степаном и Игорем в землю на дне окопа.
Снова громыхнули три взрыва. Сергей осторожно приподнял голову из-за бруствера. «Вовремя смылись», – радостно подумал он, но тут же понял, что для особой радости оснований мало.
Боевики продолжали методический обстрел сопки.
Сергей видел, как несколько мин распахали позицию станковых противотанковых гранатометов. Кинулся туда.
Вслед ему запоздало резанула длинная очередь из крупнокалиберного пулемета.
– Шу-шу-ть, – тревожно прошуршали где-то сзади пули.
Когда он рухнул на дно неглубокой воронки, на голову посыпались закаменевшие на солнце кусочки глины, завизжали срикошетившие о край воронки пули. Сергей вжался что было сил в землю и, казалось, лежал бы так  долго-долго, до тех пор, пока не пришли бы спасительные «вертушки».
Все его существо противилось тому, что требовал мозг, и он разжигал в себе злость, зачем-то кусая губу.
Наконец тело с трудом оторвалось от такой мягкой и спасительной, хоть и чужой, земли, и, стремительно подавшись вперед, Сергей выскочил из воронки и броском, чуть ли не сливаясь с землей, кинулся в траншею гранатометчиков. Из четырех человек в живых остались двое.
Один с перебинтованной головой и рукой злобно ругался, кусая от боли губы. Сергей достал пластмассовый «портсигар», вынул оттуда тюбик промедола и, не говоря ни слова, ловко всадил иголку в ягодицу раненому, тот резко дернулся, в глазах солдата блеснул ненавидящий огонек, он обложил матом офицера и тут же замолк, постепенно приходя в себя. Второй из оставшихся в живых в это время откапывал из земли своего товарища. Делал он это как-то вяло, чисто механически.
–  Сержант Громов,– крикнул Сергей,– что с гранатометом?
Сержант продолжал копаться в земле, словно ничего не услышал.
– Контужен, – сразу догадался Сергей. Уложив сержанта на дне окопа, он принялся раскапывать других. Торчащие из земли ноги и руки солдат были неподвижны, и, несмотря на стоящее в зените солнце, от них веяло неземным, вселенским холодом вечности.
Сергей, в который уже раз с надеждой посмотрел на часы.
До вертолетов осталось еще целых восемнадцать минут.
– Товарищ старший лейтенант, – падая Сергею на голову, прокричал посыльный. – Командира ранило осколками в ногу, он не может передвигаться. Сказал, чтобы командовали вы.
– Какие у нас потери?
– Пять человек убито, шесть ранено, один из них – тяжело.
Сергей, пользуясь затишьем, осторожно высунулся из-за бруствера, оглядел позиции, половина окопов была полузасыпана землей, вершина сопки была сплошь покрыта воронками. Достав бинокль, навел его на высотки, о которых говорил капитан, но моджахедов там почему-то не увидел. Те или попрятались, или замышляли какую-то новую пакость.
– Давай, пробеги по окопам, все, кто держится на ногах, пусть переходят на запасные позиции, раненых вынести на КНП. На прежних позициях остаются только второй расчет противотанкового гранатомета и вы, – сказал Сергей, обращаясь  к   Игорю со Степаном.
– Ваша задача не дать «духам»  зайти с тыла,– добавил офицер, когда посыльный скрылся из виду.
Сергей, зная, что моджахеды ни за что не оставят их в покое и будут атаковать до тех пор, пока не перебьют их всех, принял решение все оставшиеся силы кинуть на запасные позиции, так как основного удара  душманов ждал именно там.
Во-первых, потому, что, используя складки местности, душманы могли скрытно выйти к их позициям на расстоянии 500 – 600 метров, а во-вторых, потому, что склон с той стороны был намного положе, чем со стороны основных позиций. Все это главарь моджахедов не мог не взять в расчет.
Сергей уже не раз испытал на себе хитрую и в то же время напористую тактику афганских боевиков и потому готовился к последнему бою тщательно. Приказал собравшимся в запасной траншее бойцам углубить и удлинить траншею, сделать дополнительные позиции для пулеметов. Лично проверил состояние оружия, наличие патронов и гранат, еще раз уточнил задачу каждого солдата.
Тех, кто мог держать в руках оружие, осталось человек двадцать. Шестнадцать – на запасных позициях, ставших к началу боя основными, четверо прикрывали тыл. Раненые вместе с капитаном тоже готовились к обороне. Они, по мере возможности, снаряжали патронами магазины к автоматам, ленты к пулеметам.
И все, в то же время, то и дело задирали головы вверх, чутко прислушивались к навалившейся на сопку тревожной тишине.
До прибытия вертолетов оставалось одиннадцать с небольшим минут, когда наблюдатели доложили, что две группы моджахедов, стремительно вынырнув из-за кромки оврага, ускоренным шагом движутся к позициям.
- До «духов» метров шестьсот, – на глаз определил Сергей и, заметив, что кое-кто из солдат уже торопливо целится, крикнул:
– Без моей команды не стрелять. Патроны беречь.
Навел бинокль на идущих впереди  отрядов фанатиков, которые личным примером воодушевляли остальных, выбрал для наблюдения высокорослого, крепкого парня. Несмотря на то, что боевикам пришлось выдвигаться по горам со своих прежних позиций не менее двух-трех километров, Сергей не заметил у них особой усталости.
Попавший в перекрестье бинокля афганец, держа в руках автомат, шел довольно ходко, с каждым шагом все больше и больше опережая своих товарищей. Изредка останавливаясь на короткое мгновение, он с тревогой и любопытством, как казалось Сергею, глядел на сопку, потом кричал что-то подбадривающее и торопливо шагал дальше.
– Товарищ старший лейтенант, – оторвал Сергея от будоражащих душу мыслей один из бойцов.– Метров четыреста осталось, разрешите «Огонь»?
– Нет, рано еще, – прохрипел от жары и волнения офицер, хотя рассудок говорил, требовал открывать огонь. Еще несколько минут, и душманы с криками «алла» кинутся в атаку, и что будет дальше одному богу известно. Но в душе он противился этому до самой последней возможности. В душе он даже не хотел смерти того молодого, крепкого афганца, который, борясь со страхом, с каждой секундой все ближе и ближе подходил к границе жизни и смерти.
Перед тем, как дать приказ на открытие огня, Сергей еще раз с надеждой взглянул на горизонт. Вертолетов не было.
– Огонь! – крикнул он, что было мочи, и сразу же отметил, зафиксировал, сфотографировал, как дернулся  афганец, словно наскочил на невидимую стену, как, бросив недоуменный, обиженный взгляд на сопку, неуклюже упал на свою родную, иссушенную зноем землю.
Сергей смотрел на молодого моджахеда и ничего больше вокруг не замечал, словно и не колотили по перепонкам частые автоматные и пулеметные очереди, словно и не раздавались из уст наступающих холодящие душу крики:
– Ал-л-ла.
Словно в ответ им, навстречу душманам неслась отборная, охрипшая, осипшая матерщина. Это продолжалось недолго, минуту-две, но Сергею показалось, что был он в оцепенении целую вечность.
Несмотря на плотный, слаженный огонь обороняющихся, несколько боевиков прорвались к позициям на дальность броска гранаты. Один из них, в огромной белой чалме, вскинул вдруг руку и швырнул что-то на сопку.
Сергей запоздало схватил автомат и, почти не целясь,  полосанул по боевику. Тот упал и, помогая себе руками и ногами, начал сползать вниз. Но ему не повезло. Граната, которую он кинул на сопку, до позиции не долетела, а покатилась обратно. Поравнявшись с раненым афганцем, она глухо взорвалась.
Из уст моджахедов вырвался вопль ужаса, некоторые из них начали откатываться назад, но большинство залегли и начали обстреливать позиции.
Видя, что штурм захлебнулся, душманы вновь открыли минометный огонь. Сергей быстро обнаружил позиции минометов, да моджахеды их и не скрывали, они, видимо, рассчитывали на быстрый успех и потому вытащили свои орудия из-за укрытия.
– Оставить наблюдателей, остальные – на дно траншеи, – приказал он, а сам, прыгая от воронки к воронке, кинулся к позиции автоматического гранатомета.
– Ну, ребята, теперь ваша работа, – с ходу бросил он Игорю и Степану, вваливаясь в окоп.
Сергей указал Игорю ориентиры, дал бинокль, чтобы тот сам внимательно осмотрел позицию афганских минометчиков.
– Расстояние тысяча метров, – уверенно сказал Игорь, отдавая бинокль офицеру.
Сергей проверил дальность с помощью бинокля, показания почти совпадали.
– Ставь тысячу, – приказал он.
Игорь развернул свой гранатомет, навел его на позицию «духов» и, навалившись на ручки всем телом, нажал на гашетку.
– Та-та-та, – загрохотал гранатомет.
Сергей навел бинокль на сопку с минометами и через несколько секунд зафиксировал три белых дымка позади позиции моджахедов.
– Ставь девятьсот и давай длинную очередь, – уверенно сказал Сергей.
– Та-та-та-та-та-та, – заговорил гранатомет, выплевывая в воздух свой смертоносный груз, и вся позиция минометчиков покрылась всполохами разрывов. Через несколько минут вместо трех, по позициям обороняющихся долбил лишь только один миномет, да и то редко и не прицельно. Оставшиеся в живых душманы стреляли скорее для острастки, стремясь поддержать боевой дух своих собратьев залегших перед последним броском.
Сергей взглянул на часы, было уже тринадцать, а вертолетов все не было и не было.
Отчаяние охватило его. Ведь и он, и все здесь держались одной только надеждой, что придут вертолеты и освободят их от этого смертельного ада.
– Смотрите здесь повнимательней,– сказал он и, по-пластунски пополз на КНП.
Здесь Сергея застала ужасающая картина. Несколько мин упали вокруг КНП и от взрывов обрушились края окопа, засыпав раненых землей. Только из хода сообщения слышался чей-то глухой стон. Сергей кинулся на голос. Увидел полузасыпаное туловище капитана, его окровавленную, дергающуюся из стороны в сторону голову.
Сергей начал руками разгребать осыпь, освобождая командира от земельного плена. Когда обнажились перебинтованные ноги, капитан застонал еще громче, затем открыл глаза.
– А-а, это ты, Сережа, – спокойно, словно ничего и не было, сказал он. – Сделай мне обезболивающее, мочи нет, как больно, вот голову еще зацепило.
Сергей разорвал свой индпакет и торопливо перевязал рану.
А бой только набирал темпы. К моджахедам прибыло подкрепление, еще человек двадцать, и бойцы теперь уже с большим трудом отбивали вражеские атаки.
Заканчивались боеприпасы. Осталось по одной гранате на человека.
Моджахеды, лишившись артиллерии, с нечеловеческим фанатизмом лезли под пули, заставляя своими предсмертными воплями сжиматься сердца солдат.
– Был бы у меня станковый пулемет да коробки три патронов в придачу, я б им показал кузькину мать! – прохрипел капитан, застонав больше от бессилия, чем от боли.
- Слушай Серега! Дай мне свой пистолет. Ты понимаешь, не привык я сдаваться в плен, - командир улыбнулся сквозь стиснутые, покусанные в кровь губы.
 
- На, возьми, мне он ни к чему, - сказал он и крепко стиснул на прощание его пылающую ладонь в своей. Чтобы капитан ни в коем случае не заметил предательски выступивших слез, Сергей резко развернулся и, пригибаясь, направился к траншее, где  обливаясь кровавым потом, из последних сил сражались его бойцы.
Дождавшись, когда на высоту хлынула новая волна душманов, Сергей скомандовал:
– Гранатой! Огонь!
С десяток гранат брызнули стальными осколками, впиваясь в тела моджахедов.
Атака захлебнулась, и душманы, уже в который раз, повернули  назад.
Пользуясь небольшим затишьем, Сергей пересчитал бойцов. Из двадцати боеспособных осталось лишь человек пятнадцать. Два солдата навечно уткнулись в бруствер, еще двоих накрыло миной. Пятый, сержант Шушарин, не выдержав напряжения боя, выскочил из окопа и, строча из автомата, побежал навстречу моджахедам. Труп его лежал метрах в двадцати ниже по склону.
Душманы, перегруппировавшись, вновь полезли на сопку. Одновременно с их атакой по позициям десантно-штурмовой группы начал бить крупнокалиберный пулемет.
- Всем на дно окопа. Игорь и Степан ваша задача вести наблюдение за противником. Как только «духи» приблизятся метров на двести, открывайте огонь, мы поддержем.
 Моджахеды в это время заняли соседнюю высотку и теперь беспрепятственно обстреливали позиции ДШГ из пулеметов.
– Нам, во что бы то ни стало, надо еще хоть немного продержаться, – крикнул Сергей, – ну где же эти чертовы вертолеты, – зло процедил он сквозь зубы скорее для себя, чем для окружающих, и отчаянно выругался.
Солдаты, экономя патроны, лишь изредка огрызались на плотный огонь душманов.
Сергей с упорством утопающего, хватающегося за соломинку, вглядывался в небесную синь, надеясь увидеть спасительные «вертушки», но все было напрасно. Он уже отчаялся, когда почудился сквозь грохот боя, нарастающий рокот моторов, привиделись две медленно плывущие у горизонта точки. «Наши, это наши», – подумал Сергей и, не соображая, что делает, вскочил во весь рост и радостно закричал:
– Ребята, наши, наши летят! - в этот момент над его головой с шорохом пронесся рой пуль. Это был последний шквал вражеского огня. В следующее мгновение грохот разрывов НУРСов, запущенный с вертушек, перекрыл собой всю канонаду затихающего боя. Увидев приближающиеся вертолеты, боевики в ужасе заметались под сопкой, пытаясь укрыться от смертоносного огня всевидящих машин в многочисленных расщелинах и оврагах.
После того, как вертолеты наполовину уничтожили, наполовину разогнали по норам весь отряд боевиков, в долину медленно вползла колонна боевых машин. Несколько бронетранспортеров и БМП, свернули с дороги и, надрывно урча, двинулись в сторону так и не захваченной моджахедами сопки.
 Навстречу прибывшему подкреплению вышли те немногие, которые еще нашли в себе силы подняться. Оборванные, измазанные глиной и пороховой копотью солдаты, отвергнув помощь санитаров, дотащили-таки до санитарного бронетранспортера  своего командира. И лишь потом, передав его с рук на руки военврачу, они словно подкошенные обессилено рухнули   под колеса боевой машины. Игорь и Степан, несмотря на ранения, доплелись до санитарного бронетранспортера самостоятельно.  Замполит подошел к командирской машине последним, только после того, когда из траншей и воронок был извлечен последний солдат.
Медленно, с трудом переставляя ноги, Сергей подошел к полковнику, руководившему  совместной операцией вплотную, и вместо того, чтобы, как это положено, обстоятельно обо всем доложить, резко вскинул руку и со всего размаха врезал ему по лицу. Это было последнее, на что у него хватило сил, ибо в следующий момент, он уже бесчувственным чурбаном лежал на опаленной зноем и войной, проклятой и чужой, афганской земле. 


ИНФОРМАЦИЯ  К  РАЗМЫШЛЕНИЮ

Взвод лейтенанта Кузнецова Николая Анатольевича, выполняя боевую задачу, был отрезан от основных сил и окружен душманами. Бандиты усилили обстрел группы. Лейтенант Кузнецов Н.А. вынес из под огня тяжело раненного прапорщика Бахмутова С.В., оказал ему необходимую помощь и вернулся в группу. (Спасенный прапорщик впоследствии перенес более 40-а пластических операций).
Отдав команду группе прорываться из окружения, лейтенант Кузнецов Н. А. с тыловым дозором остался прикрывать отход. Душманы непрерывно атаковали. Сам, тяжело раненный в ногу лейтенант Кузнецов Н. А., прикрывал отход своих товарищей. Отстреливался до последнего патрона и уничтожил 12 человек.
Душманы кинулись на него в надежде взять офицера живым. Лейтенант Кузнецов Н.А., израсходовав все боеприпасы, взорвал себя и подошедших вплотную врагов гранатой. Через несколько часов моджахедам пришла помощь с территории Пакистана и сопротивление разведчиков было полностью сломлено.
На рассвете следующего дня на советский пост вышли только два военнослужащих со множественными ранениями. Чтобы вывезти из ущелья 27 трупов, была проведена операция силами двух бригад специального назначения.
Указом Верховного Совета СССР от 21 ноября 1985 года за этот подвиг лейтенант Н.Кузнецов был награждён Золотой Звездой Героя Советского Союза (посмертно).
Из истории 5 отдельной бригады специального назначения ВДВ (5 обр СпН).







































ГЛАВА  ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

               
Афганистан. Долина Ширинтагаб.
Над долиной грохотал бой. Слышалась частая артиллерийская канонада, стрекот пулеметов и автоматов, разрозненные винтовочные выстрелы. Но Светлана не обращала на грохот боя никакого внимания, перевернувшись на спину, она с радостью внимала  прорывающемуся сквозь плотные тучи солнцу, глубоко вздыхала аромат трав и благодарила Бога и Георгия Победоносца за то, что они вытащили ее из мрака преисподней.
Она отдыхала.
Светлана не помнила, сколько она так лежала, постепенно приходя в себя. Сильно напугал ее грохот пулемета, резанувшего длинной очередью по саду прямо над ее головой. А когда. пулемет замолчал, она услышала родной трехэтажный мат, который ей показался слаще самого изящного комплимента.
Стараясь перекричать грохот стрельбы, надрывая голосовые связки, она закричала:
- Ребята, ребята, не стреляйте в меня, я здесь, за дувалом.
Голоса на приглушенно рычащей машине смолкли.      
- Ребята, спасите меня, - из последних сил крикнула Светлана, проваливаясь куда-то в бездонную пропасть небытия.
Очнулась Светлана, когда машину сильно тряхнуло  на ухабе.               
-Где я, - слабым голосом спросила она.
- Не беспокойся, сестренка, ты у своих,  - радостным голосом сообщил ей кто-то рядом.
Она открыла глаза, обвела взглядом тесную металлическую коробку десантного отделения боевой машины и сразу успокоившись, заснула глубоким, спокойным сном. Теперь ни стрельба, ни тряска уже не могли ее разбудить. После стольких трудов и волнений организм требовал продолжительного отдыха.

Забрав остатки десантно-штурмовой группы, батальон возвращался на базу. Проезжая через перевал, там где  "духи", во время движения колонны в долину Тогуз-Булак, устроили свою засаду, командир передового дозора доложил, что прямо посреди дороги лежит человек в афганской одежде, но с кучерявыми русыми волосами. На афганца явно не похож. Получив команду разобраться, офицер, на всякий случай, поставил свою машину между пустующими позициями моджахедов и телом неизвестного. И только после этого вместе с двумя бойцами вылез из бокового люка. Солдаты перевернули уже закоченевший труп на спину и в ужасе застыли на месте. В груди у трупа зияла глубокая рана, словно прорубленная топором.
Даже густой загар не мог скрыть чисто славянского типа лица погибшего. Командир передового дозора доложил обстановку и получив команду забрать тело с собой, торопливо закрепил его на борту боевой машины.   
В это время из "санитарки" выскочила женщина и, не разбирая дороги, кинулась в голову колонны. Белый халат ее развивался по ветру, словно огромные крылья, делая ее похожей на большую птицу, сломя голову спешащую на помощь кому-то.
Подбежав к переднему бронетранспортеру она несколько мгновений, в оцепенении глядела на безжизненное тело, после чего   принялась зачем-то  приглаживать растрепанные, покрытые пылью волосы погибшего, а затем забилась в истерике, и, уже ничего не соображая начала карабкаться на броню.
- Ваня, Ванечка, я здесь, я тебя спасу, - причитала она вырываясь  из рук  прибежавшего вслед за ней военврача.
Два бойца, пришедшие ему на помощь с трудом оттащили убитую горем женщину от боевой машины.  Она затихла лишь в «санитарке», когда капитан-медик ввел ей успокоительное. Заснула, и больше никого  не тревожила до самой базы. 
Через несколько дней, запаковав в цинковые гробы останки Ивана-курбаши и бойцов, погибших в долине Тогуз-Булак, их “грузом 200” отправили в Союз.
Сопровождала скорбный борт, рано поседевшая, но тихая в своем горе медсестра. Закончился срок  пребывания  в кабульском госпитале, и теперь ее уже ничего в Афганистане не удерживало.
Светлана вместе с телом своего  погибшего мужа спешила на Дальний Восток, подальше от горячего, смертоносного пламени  афгана. Там их обоих ждал дед Иван, своевременно уведомленный и подготовленный райвоенкомом.
Дед, которому не дали позаботиться о сыне и внуке, жил теперь  одной надеждой - вырастить правнука. Ему-то он отдаст всю свою неистраченную за долгую жизнь любовь, накопившуюся нежность и неиссякаемую мудрость. Только бы прожил он свою будущую жизнь счастливее и достойнее, не в пример прадеду, деду и отцу.