Мемуары Арамиса Часть 207

Глава 207

На смертном одре первый министр Джулио Мазарини порекомендовал Королю Людовику XIV опираться на трех государственных министров, членов верховного королевского совета. Этими министрами были военный министр Мишель Летелье, министр иностранных дел Юг де Лионн, и министр финансов Никола Фуке. Однако при этом кардинал посоветовал Королю опасаться Фуке вследствие его непомерных амбиций, подпитываемых его широко известными чрезмерными пристрастиями: власти и женщин. Фуке, не считаясь с расходами, скупал земли, строил дворцы, разбивал сады, приобретал произведения искусства и бриллианты, и осыпал своих любовниц более чем щедрыми дарами.
В своих поддельных мемуарах Гримо описывает разговор между Кольбером и Королём на следующий день после смерти Мазарини. Разумеется, основной источник его сообщения – это фантазия Гримо. Но он, вероятно, неплохо порылся в библиотеке Атоса, так что в его изображении Кольбер рассказывает Королю всё то, что Мазарини и Фуке было прекрасно известно, но с чем Королю ещё только предстояло познакомиться через год. Кольбер сообщает Людовику XIV, что казна пуста и растрачены будущие доходы за четыре года, для чего сделано уже четыре займа. Займов, разумеется, было сделано гораздо больше, и основная их часть была сделана не от имени Короля, а от имени самого Фуке.
Гримо сообщил о том, что Кольбер вручил Королю тринадцать миллионов ливров, о которых не знала ни одна душа, из тайников Мазарини, сверх тех сорока миллионов, которые он оставил членам своей семьи. Едва ли это возможно. И едва ли у Кольбера хватило честности, чтобы отдать эти деньги, которые он легко мог бы оставить себе. Таких людей, как Атос, которые возвращали бы переданные им на хранение миллионные клады тому, кому они предназначены, не взяв себе даже компенсацию за расходы, которые понесли при подобной операции, во Франции было немного. Точнее сказать, такой человек был лишь один – Атос.
Далее Гримо пишет, что Король предлагает Кольберу должность интенданта финансов, на что Кольбер возражает: «Но ведь уже есть суперинтендант».
Во-первых, Королю не принято говорить слово «но» ни при каких обстоятельствах. Кольбер это знал, Гримо не знал этого. Во-вторых, наличие суперинтенданта финансов не отменяет возможности наличия интенданта финансов. В-третьих, было время, о котором я уже писал, когда одновременно было два суперинтенданта финансов. Так что Кольбер вполне мог бы попросить должность суперинтенданта финансов. В-четвёртых, едва ли Короля удивили бы тринадцать миллионов ливров от Кольбера настолько, что он тут же предложил бы ему подобную должность, поскольку от Фуке Король получал значительно большие суммы, и не раз. В-пятых, Кольбер уже был управляющим первого министра, кардинала Мазарини. Король же назначил его первым министром. 
Кольбер был тенью Мазарини, так что, лишившись Мазарини, Король нуждался в советнике и специалисте, который заменил бы ему Мазарини, поэтому совершенно естественно, что Король воспользовался знаниями и опытом Кольбера.
Гримо сообщил, что Людовик XIV получил депешу от Короля Англии Карла II, который изъявлял согласие на брак Генриетты с Филиппом Орлеанским, а также выражал обеспокоенность по поводу укрепления крепости Бель-Иль. Едва ли было уместно Королю Англии, который, собственно, ещё и не удостоился коронации, которая случилась лишь в конце года в Вестминстере, проявлять беспокойство в отношении укрепления Королём Франции собственных морских границ. Это является неотъемлемым правом любого монарха. Ошибочно утверждать, что информация об укреплении острова Бель-Иль была получена Королём Франции от монарха сопредельного государства. Эти работы были согласованы с кардиналом и Король, разумеется, знал о них. Кардинал даже показывал ему план укреплений, начертанный мной, хотя это был лишь эскиз, весьма предварительный, и на нём не содержались некоторые важные для меня подробности, которые я намеренно не внёс в эти чертежи. Думаю, что Король не стал вникать в чертежи во всех деталях, но он уже был достаточно внимателен к таким вещам, как чертежи крепостей. Так что новости о строительстве Король узнал вовсе не от Генриха II.
Далее Гримо рисует фантастическую картину того, как великолепно д’Артаньян разбирался в лошадях. Вот что он говорит Раулю при виде отряда кавалеристов: «Имей в виду, Рауль, вторая лошадь в пятом ряду потеряет подкову прежде, чем вы доберетесь до моста Мари. В подкове на передней ноге осталось всего два гвоздя».
Подковы коням следует менять через каждые полтора месяца. За это время гвозди не могут вывалиться сами. Если подковы прибиты правильно, то концы гвоздей вылезают снаружи и загибаются. Загнутый на конце гвоздь не выпадал просто так, но даже если бы на подкове осталось только три гвоздя, подкова так просто не отвалится. Ни один мушкетёр не допустит того, чтобы его конь не был своевременно перекован. Кроме того, любой всадник по цокоту копыт по мостовой легко определит, что дело неладное. Но разглядеть, что на подкове не хватает коня, наблюдая за конным отрядом со стороны, невозможно.
Далее Гримо сообщает, что Рауль сообщил д’Артаньяну, что кардинал весьма болен, и даже, вероятнее всего, умер. Как мог Рауль быть осведомлённым о состоянии кардинала лучше, чем д’Артаньян? Услышав эти сведения, д’Артаньян, якобы отреагировал следующим образом: «Д’Артаньян пренебрежительно пожал плечами, желая показать, что смерть кардинала ничуть не огорчает его». Смерть кардинала сильно огорчила д’Артаньяна, поскольку он лишился своего покровителя, источника средств. Он огорчился настолько, что решил покинуть гвардейский полк и продал свою должность по явно заниженной цене, о чём я уже писал ранее. Впрочем, Гримо упомянул, что д’Артаньян вышел в отставку, поскольку эта новость взбудоражила весь Париж, и Гримо просто не мог этого не заметить.
Что ж, я чувствую, пришло время уделить немного внимание персоне Кольбера на страницах моих мемуаров.
Жан-Батист Кольбер был на четыре года моложе Фуке и происходил из семьи влиятельных потомственных коммерсантов, международных торговцев и банкиров, проживающих в Реймсе. Его отец, Никола Кольбер, был участником одного из синдикатов, кредитующих государство и, кроме того, купил должность генерального сборщика акцизного налога на некоторые виды товаров, поступающих в Париж. Семья Кольбера имела длительные деловые и семейные связи с Партичелли д’Эмери, предшественником Фуке. Несмотря на то, что Фуке об этом знал, он не позаботится о том, чтобы сделать Кольбера своим сторонником, и, как показала жизнь, это было его роковой ошибкой.
Жан-Батист Кольбер был более склонен к финансовой деятельности, нежели к юридической. Молодой Жан Батист начал свою карьеру как протеже Мишеля Летелье, с которым был связан родственными узами: сестра военного министра Летелье вышла замуж за одного из Кольберов. В 1640 году отец купил Жану-Баристу правительственный пост инспектора по военному ведомству.
Во времена Фронды Кольбер остался верен короне и Мазарини. Он добился всеобщего уважения благодаря своей фантастической работоспособности и дотошности. Также он обладал даром убеждения, так что умел убедить каждого своего очередного покровителя, что полностью предан его интересам. Это впечатление он последовательно создал у Летелье, Мазарини и Людовика XIV с чрезвычайным талантом.
Не видя в Фуке своего истинного покровителя и начальника, поскольку Кольбер заручился поддержкой самого Короля, он всё же усердно зарабатывал репутацию верного слуги не только трона и кардинала, но также и Никола Фуке. Поэтому Фуке опрометчиво считал Кольбера своим человеком, и поэтому не уделял особого внимания вопросу своевременного поощрения его трудов и установление действительно крепких связей, духовных и взаимовыгодных (что намного важней).
Одна из характерных психологических ошибок почти всех людей в сфере поддержания крепких отношений как в семье, так и в профессиональном сотрудничестве, состоит в том, что для установления таковых отношений люди готовы затрачивать неимоверные усилия, а для поддержания их не делают даже того, что им ничего не стоило бы, то есть простой регулярной демонстрации уважения, доверия, признания, благодарности. Подобно охотнику, который с риском для жизни изловил живого льва, после чего посадил его в хрупкую клетку из ивняка, да ещё с не запирающимися дверьми, мы хотим заполучить в друзья, компаньоны или установить любовные отношения с нужными нам и нравящимся нам людьми, но затем обращаемся с этими людьми так неряшливо, будто бы установленные узы крепче якорных цепей.
На первых порах отношения Кольбера и Фуке были вполне благоприятными, так что они могли бы развиться в приятельские или даже в дружеские отношения. 
Именно Кольбер окончательно убедил Летелье не препятствовать назначению Фуке генеральным прокурором осенью 1650 года, в чём, очевидно, он раскаялся не позднее, чем через десять лет.

(Продолжение следует)