Госпожа сочинитель. Гл. 25-27

25


В преддверии своего тридцать четвертого дня рождения известный беллетрист Рэй Гинсбет стал всерьез подумывать о женитьбе. Думы о семейной жизни делались особенно приятными, когда он видел Лилу... Время для свадьбы было подходящее: трудности миновали, карьера его аккуратно состоялась — «аккуратно» значило, что везде Гинсбет был желанным гостем, его благосклонно слушали, не перебивали и умеренно подвергали критике. Рэй знал, что приятен и любим. В его душе царило умиротворение, выражающееся в спокойном созерцании жизни. Он был состоятелен, но не задавался, оставаясь человеком в меру скромным, в меру общительным и — это отмечали все — наделенным природным обаянием. Его прошлое было покрыто завесой тайны, что лишь подкрепляло уважение и любопытство.

Рэй Гинсбет вел славную жизнь: занимался спортом, много путешествовал, общался с разными людьми, слыл филантропом… Он никуда не торопился, не предавался разгулу, не привлекал к себе внимания, но и не прятался в тень. Несмотря на внешне выдержанный, реалистичный нрав, в глубине души этот человек был подвержен юношескому романтизму. Барышни смутно улавливали это и в разговоре с ним, жеманно краснея, старались всячески угодить.

Гинсбета принимали в лучших домах. Его причуды всегда находили в глазах окружающих восторг и понимание; его красотой восхищались, а, надо признать, он был действительно хорош: высокий, крепко сложенный брюнет с голубыми глазами и нежным овалом лица. Ежедневные пробежки и занятия со штангой взрастили на его руках тугие бугры мышц. Гинсбет был не только силен и галантен, но и обладал развитым умом. Он выглядел как герой из книги и был совершенно не похож на других мужчин светского общества. В нем не чувствовалось грубости; улыбка его была приветливой и лучезарной, а взор внимательным и острым.

Лилу же... Лилу была обычной девушкой, в которой Рэю всё казалось чудесным. С каждым новым днем, с каждой новой встречей его острее тянуло к ней; видеть ее, молча стоять рядом стало для него потребностью. Они познакомились во время пребывания Рэя в Курдзоне, на вечере у мэра. Лишь благодаря этой встрече двухдневная поездка писателя затянулась на три месяца.

Лилу принадлежала к тому типу женщин, которые особо импонируют джентльменам. Она была стройна, кротка, целомудренна, а также отличалась ценным умением выслушивать чужие проблемы и не навязывать при том собственных взглядов.
Лилу говорила мало. Она предпочитала слушать, подперев свою нежную головку маленьким кулачком в бессознательно изящной позе, когда ее серо-зеленые глаза устремлялись вдаль, смотря сквозь собеседника. Ее присутствие было подобно свежему ветерку — шелестом шелкового платья и шлейфом аромата луговых цветов. Светлые локоны открывали точеную шею и линии плеч, чуждых даже легкому загару. Лилу не любила палящего солнца и в полдень выходила из дома под кружевным зонтом. За это Рэй в шутку называл ее снегурочкой, которая боится растаять.
В обществе Лилу вела себя уверенно, но не надменно — скорее дружественно, за что дамы звали ее «наш комнатный ангел». Она будто не замечала обращенных на себя взглядов и уж конечно не видела в этом причин для гордости или дешевого кокетства.

С первой встречи, когда их только представили друг другу, Рэю не пришлось завоевывать расположение своей собеседницы. Лилу сама, казалось, почувствовала его целеустремленную, чистую сущность и потянулась к нему вслед за дарованным ей вниманием. Не прошло и двух дней, как они были признаны самой очаровательной парой. В танце оба двигались одинаково непринужденно. Заворожено глядя друг на друга и посылая приветственные улыбки толпе, они казались воплощением достоинства и благородства. Весь город затаив дыхание ждал объявления помолвки, ведь пара действительно была хороша...

Рэй Гинсбет — очень сильный человек, не сомневалась Лилу. Она имела возможность не раз убеждаться в этом, когда он во время катания на лодке лихо работал веслами или на прогулке по лесу легко переносил ее через ручей. Он многому научил ее; танцевать же с ним было несказанным удовольствием, когда каждый упругий шаг партнера, каждое его плавное движение только подчеркивали грацию стройного девичьего стана; вихрь кружевных юбок и кружение атласных лент, что извивались, точно змеи...

Однако бывали моменты, которые смущали Лилу, отдаляя ее от нового друга. В порыве вальса, в феерические мгновения трепета и экстаза, когда жажда прекрасного достигала своего апогея, порой случалось нечто, что стремительно возвращало девушку к бренной земле. Что-то зловещее врывалось в их сказку, заставляло опомниться и оглядеться. Из ловкого, умелого танцора Рэй вдруг превращался в замкнутого нелюдима. Его движения, еще секунду назад такие свободные, становились тяжелыми и нервными. Он как будто натыкался на невидимую преграду, начиная странно качаться и прихрамывать.

Когда это случилось в первый раз, Лилу принялась осматривать пол в поисках гвоздя или осколка, но, так ничего и не найдя, повернулась к Гинсбету. «Что с вами?» — хотела спросить она, но друга не оказалось рядом. Странно! Обычно он всегда доводил девушку до ее места...

Вскоре Лилу увидела Рэя. Он торопливо шагал к одному из диванов, двигаясь ровно, но с каким-то неестественным напряжением. Когда же она в волнении приблизилась к нему, то не узнала. Он выглядел злым.

— Я сделала что-то не так? — дрогнувшим от досады на саму себя голосом спросила Лилу.

— Вы наступили мне на ногу, — сдвинув брови, ответил Рэй. Его пылающее лицо приняло выражение детской суровости; уголки губ ползли вниз, а глаза силились улыбнуться. — Право, Лу, оставьте ваши выходки. Будьте взрослой, ведь вы уже не дитя! Если я имел дерзость чем-то досадить вам, скажите прямо.

Его ответ и то, как он отчитал ее, смутило Лилу. Она побелела, потом до корней волос залилась краской и прижала ладони к щекам.

— Я отдавила вам ногу? — с ужасом пролепетала девушка. — Я не нарочно… Поверьте, я даже не заметила, как это произошло!

Тут она принялась извиняться, а он небрежно отмахнулся: «Пустяки!», и на том инцидент был исчерпан. Но вскоре всё повторилось снова. На сей раз из вежливости и страха рассердить Рэя Лилу не спросила его, хотя точно знала: странная перемена заключалась не в банальной неловкости. Что-то другое таилось здесь, о чем Рэй не хотел говорить и что заставляло барышню трепетать от тревоги. Но она слишком дорожила дружбой именитого человека, чтобы ему докучать. Лилу молчала. Ей нравилось в Рэе всё, и она бы со смирением приняла любой его недостаток.

В свою очередь Гинсбет не уставал благодарить судьбу за то, что она подарила ему преданность этого трогательного создания. Лилу не любила говорить о своих родителях. Рэй чувствовал, что напоминание об этом причиняет ей душевную муку, поэтому извечно вел беседы на темы музыки, живописи, книг и… любви. За понимание девушка благодарила его взглядом, а иногда — легким рукопожатием. Гинсбет ни разу не был в ее доме. Они встречались на нейтральной территории: в гостях, на балах и приемах, на пикниках, а также на прогулках по лесу или на яхте — по морю. Рэй никогда не внимал гласу сплетен, но мельком слышал, что родители Лилу — люди мутные. Ему было всё равно. Чистота этой девушки была способна извинить грехи всего мира — по крайней мере, для него одного.

Созерцать ее невинную красу стало для него верхом наслаждения: вытянутый овал лица, подбородок в виде пряничка, чуть вздернутый нос, молочно-белая кожа, белесые ресницы и кроткий взгляд больших глаз цвета морской волны, в которых любовь наметила след особой задумчивости. Однако не одна красота побудила Гинсбета столь поспешно отдать предпочтение этой девушке. Ранее он много ездил из страны в страну и за время своих странствий видел не один десяток женщин поразительной красоты; внешность перестала его интересовать. В Лилу Рэю нравилась улыбка. Разве можно сравнить ее улыбку с фальшивым зубоскальством светских дам? Она освещала лицо изнутри, оживляя в нем каждую черточку, придавая всему облику яркую многогранность. Стоило Лилу улыбнуться, как Рэй чувствовал себя счастливейшим человеком на свете. Ночами, тщетно стараясь уснуть, он с удовольствием оживлял в памяти все их встречи, а писательское воображение помогало ему восстанавливать забытые моменты.

Быть может, Лилу вовсе не была такой уж необыкновенной? Она была одной из барышень на выданье — частичкой многоликой толпы женщин Курдзона. Рэй злился, когда позволял себе так думать. С трепетом он вспоминал, как однажды, легко подхватив девушку на руки, он перенес ее через ручей, что петлял в тенистом сумраке леса, и она покорно прижалась к его плечу… Как после, увидев, что Рэй промочил ноги, она велела ему сесть на поваленное бревно и снять обувь. Когда же он позволил всё это проделать с собой, с хозяйским видом взяла из его рук ботинки и отнесла на озаренную солнцем лужайку, где оставила просыхать.

А как в другой раз на пикнике Лилу испортила платье, зацепившись за куст шиповника, и Рэй был вынужден в течение дня не отходить от нее, дабы прикрывать собой изъян ее наряда. Впрочем, в тот день Гинсбет тихо благодарил злополучный куст…

Перечень маленьких услуг, оказываемых ими друг другу, мог быть неисчислим. Помимо прочего в обязанности Рэя входило нести зонтик над Лилу при каждой их прогулке. А как прекрасна была их поездка на яхте! Солнце на безоблачном, выцветшем от зноя небе и яркая голубизна волн слепили глаза; ветер обдавал разгоряченные лица прохладными брызгами. Лилу попросилась порулить и взвизгивала, смеясь, когда суденышко, встретив удар волны, трепетало и грозило лечь на бок. Никогда она не была такой привлекательной: ее лицо, розовое под порывами ветра, светилось радостью. С растрепанной копной золотых волос, в соломенной шляпке она выглядела сущим ребенком…

Но чаще Рэй вспоминал тот день, когда они как обычно отправились бродить по дебрям леса в предместье городка. Весь путь, в течение которого друзьям приходилось карабкаться по наклонным скалистым тропам, густо опутанным плющом, перепрыгивать через расселины и обходить грязь, — Лилу крепко держалась за руку своего верного спутника, позволяя ему шутливо препираться с ее женской неловкостью. Но вдруг из-за ближних кустов на них с лаем кинулись два охотничьих пса…

Рэй с содроганием вспоминал, как побелело лицо девушки и как она до боли стиснула его ладонь. Пока хозяин, сыпля извинениями, привязывал и уводил собак, Лилу не проронила ни звука. Она даже не тронулась с места, чтобы спрятаться за спину Гинсбета. Только потом, когда опасность миновала, ее будто что-то подхлестнуло изнутри. Она громко зарыдала, бросившись ему на шею… Рэю пришлось долго успокаивать ее, прежде чем от рыданий взахлеб Лилу не перешла на тихие всхлипывания.

Испуг девушки, ее самообладание и следующий за всем этим всплеск детской беспомощности — потрясли Рэя до глубины души. Но в то же время ему было приятно сознавать, что именно он, а не кто-нибудь еще, является для нее незаменимым защитником — тем, в ком Лилу может без устали черпать силы и энергию. Она нуждается в нем… О, как упоительно сознавать это! При мысли, что Лилу зависит лишь от него, что всей душой желает быть с ним, Рэя захлестнула волна томительной страсти; остатки робости сгинули в небытие — где им и место, — а на поверхности во всей полноте обозначились качества уверенного мужчины-властителя, который умеет играючи держать судьбы людей в своих руках. Да, когда-то, в далекие бесславные времена он позволял людям распоряжаться собою, зато сейчас право властвовать и повелевать доставит ему много ни с чем несравнимого удовлетворения.

И Гинсбет, отстранив плачущую девушку от себя, ласково прикоснулся губами к ее влажной щеке, а затем, не встретив сопротивления, впился в ее губы стремительным, жадным поцелуем… Так состоялось их объяснение. Одного взгляда, брошенного на Лилу, было достаточно, чтобы понять: она счастлива…
Три месяца прошли незаметно в катаниях на яхте, конных или пеших прогулках, вечеринках и пикниках. В начале четвертого месяца со дня знакомства Рэй перешел в наступление. Он получил желаемое довольно легко: стоило заикнуться о браке, как Лилу дала согласие. Она, безгранично веря ему, не задумываясь приняла, в сущности, поспешное предложение руки и сердца, но никто ее не осудил. Все знали: так должно быть и так будет… Слишком подходят эти двое друг другу.

Итак, дело осталось за родительским благословением, но Рэй, окрыленный любовью, особо не переживал на сей счет. Его карьера, репутация, да запас приятных слов должны дать отличный результат. Бояться нечего. Хотя права была молва — Лилу оттягивала предстоящую встречу. Да, Гинсбет не мальчик — ему тридцать четыре. Быть может, он уже был женат… Но как обаятелен, как умен этот человек! А в душе он такой же юный, каким был, должно быть, двадцать лет назад. Лилу с ним так интересно! Каждый раз у Рэя готова новая история, завораживающая слух и уносящая в дебри мечтаний.

Нет, отнюдь не родительского запрета боялась Лилу. Она боялась самого Рэя…


26

Очередная встреча Гинсбета с невестой состоялась на приеме у Дориганов. Вечер происходил в загородном особняке необычной полукруглой формы со стеклянным куполом и рядом высоких сводчатых окон. Хозяева любили лоск и обилие света. Этим объяснялось отсутствие привычного во всех богатых домах тенистого сада — во дворе не было ни одного деревца, отчего в летнюю пору здесь нестерпимо палил зной. Внутри дома жажда света выражалась в легких занавесях из тюля, отказе от плотных гардин и темных обоев. Днем лучи проникали внутрь залы через стеклянный купол, вечером включалась дивная подсветка, и тогда все стены будто оживали, покрываясь золотистыми огнями, словно рождественская ель.

Обстановка комнат сочетала в себе подобие стилей барокко и ампир: блеск и пышность бальных зал граничила с наличием причудливых барельефов. Белоснежные балюстрады плавно перетекали в площадки с мягким диваном и креслами. Начищенный до зеркального блеска паркет и специальная оркестровая ниша обещали незабываемый бал.

Также обилие дорогих вин и игристого шампанского делали Дориганов находкой для гостей. На вечер были приглашены сливки местного общества: писатели, музыканты, поэты, ученые, литературные критики. Праздник вступил в свои права; от выпитого люди оживились, однако слишком степенный это был народ, чтобы разгуляться до умопомрачения. Обстановка сохраняла приличествующее напряжение.

Между тем Рэй Гинсбет был чересчур увлечен своим счастьем, чтобы что-либо замечать, кроме лица любимой. Сегодня Лилу неотступно следовала за женихом, как если бы уже стала его супругой. Вместе, рука об руку они обходили знакомых — они были одним целым. Еще немного, и влюбленные не разлучатся никогда — оба были опьянены предвкушением свадьбы. При виде будущей жены Рэя распирала гордость: очаровательная, хрупкая, она держалась с таким самообладанием, что просто захватывало дух. Ее волосы были собраны в замысловатую прическу, на устройство которой ушло, наверное, не меньше четырех часов; а в ушах покачивались тяжелые серьги и время от времени вспыхивали яркими звездами на фоне празднично освещенной залы. Тонкий стан обхватывало платье нежного палевого оттенка, благородство которого дополняло ожерелье из крупных жемчужин.

Двое из трех братьев Дориган из кожи лезли вон, чтобы угодить своим гостям. Это были подвижные молодые люди: старший, Джон Дориган, с недавнего времени занял место главы семьи, так как отец стал настолько стар, что впал в детство. Младший Джейми — подросток лет одиннадцати, — рос стеснительным и только и делал, что боязливо жался к стене. Однако Лилу — эта внимательная, чуткая Лилу — посмотрев на Рэя извиняющимся взглядом, упорхнула в противоположную часть залы, где быстро нашла подход к хозяйскому мальчику. Гинсбет с улыбкой заметил, как Джейми на пару с девушкой поглощает мороженое из хрустального стакана, отвергнув всякую робость.

«Она особенная!» — вздохнул про себя Рэй, и сердце его, подпрыгнув, заколотилось в необъяснимом волнении. «Она словно фея из сказки!» — добавил мужчина и снова почему-то вздрогнул. В безотчетном порыве он подался вперед, но тут от размышлений его отвлек средний Дориган — Рунэ. Поразительно красивый и непохожий ни на кого в семье, он пользовался своим преимуществом в полной мере. Тонкий блондин с маленькими ухоженными руками и бледным, нервным лицом, он смотрел на всех небрежно, свысока, утомленно склонив голову и вопросительно выгнув брови. Молодой человек производил огромное впечатление на женщин. Они готовы были влюбиться в него с первого взгляда.

Стоило Рунэ заговорить, как трепетное впечатление о нем улетучивалось: его сиплый, гнусавый голос не вязался с обликом Аполлона. Еще в детстве Дориган сорвал голосовые связки; голос не восстановился до сих пор, усугубленный подростковой метаморфозой. Не только звук голоса, но и темы разговоров этого человека неприглядно обнажали качества его характера, ибо касались в основном сплетен: падения чьей-то репутации, супружеских измен, банкротства и махинаций местных капиталистов. Рунэ хотел выглядеть достойным сыном своей семьи; ему казалось, что в порицании других он сам становится выше.

Мало кто долго выдерживал общество Рунэ. Наверное, многих коробил разительный контраст между внешностью и внутренним содержанием. Постоянной собеседницей Доригана являлась одна въедливая дама с лицом хищной птицы. Ее звали Циркония Лобервайл. Данной особе трудно было угодить — она оборачивала гнусной стороной любое доброе дело. Частенько ее скрипучий фальцет раздавался по всему дому, громя кого-то в пух и прах. Излюбленным выражением госпожи Лобервайл было: «он не герой моего романа». Эту фразу она произносила всякий раз, когда наводила лорнет на какого-нибудь мужчину. Время шло, а никто так и не знал, как выглядит «герой» Цирконии наверное потому, что у нее не было никакого «романа». Между тем с Рунэ они полностью понимали друг друга, пересказывая свежие новости, и этот более, чем странный союз укрепился — союз кутилы и невоздержанной, безвкусно одетой дамы.

Однако сегодня запас сплетен иссяк, поэтому Рунэ в слащавой форме пригласил Рэя Гинсбета в свой круг. Неохотно, просто из нежелания оскорбить тот проследовал на балкон, где Циркония, вульгарно раскинувшись в кресле-качалке с сигаретой в зубах, с желчным интересом поджидала «жертву», чтобы раскритиковать ее до основания. Приличные люди боялись этой женщины как огня, но Рэй смело проследовал к ней. Он не понимал, почему его так раздражает Рунэ. Должно быть, причина крылась в пренебрежительном отношении, какое средний Дориган выказывал к Лилу. Скрипя сердце Рэй понял, что и на сей раз разговор пойдет о его возлюбленной.

— А-а! Вы тот счастливчик, который станет мужем милашки Лу! — усмехнулась госпожа Лобервайл, едва удостоив вошедшего взглядом.

Одетая в бесформенное пестрое платье, женщина наматывала на палец прядь курчавых рыжих волос, а ее приятель, всматриваясь в гостя с лакейской улыбкой, явно желал что-то спросить.

Рэй круто обернулся к нему, чтобы порвать с недоговоренностью.

— Вы уже познакомились с родителями Лилу? — лукаво спросил Рунэ.

— Нет, — холодно ответил Рэй, — но собираюсь сделать это.

Сплетники злорадно переглянулись.

— Напрасно вы не сделали этого раньше, — заметил Дориган. — Много потеряли.

— Почему?! — почти выкрикнул, раздражаясь, Гинсбет, но те сделали вид, будто не услышали вопроса.

Разговор резко перешел на отдаленные темы.

— Конечно, дурную наследственность всегда можно оспорить, — чуть погодя проронила Циркония без всякой видимой связи.

— Но отрицать ее тоже нельзя,— горячо подхватил Рунэ.— Каковы родители, таковы и дети, я так полагаю, — кончил он уже менее уверенно, ибо поймал на себе взгляд Гинсбета, в колючих голубых глазах которого скользнула мрачная догадка. Рунэ испугался. В какой-то момент ему показалось, что тот сейчас же ринется на него, защищая честь невесты. Однако писатель продолжал глядеть на собеседников, словно хищник в ожидании прыжка.

— Да уж! — сказала Циркония, томно опуская глаза. — Порой наследственность играет с людьми злые шутки... Взять к примеру Лилу: образцовая барышня, сущий ангел, и кто бы мог подумать, что ее мать уже много лет находится в лечебнице закрытого типа...

Рэй напрягся:

— Что с ней? Она больна? Лу никогда не говорила мне об этом.

— Подождите! Она сообщит вам эту новость сразу после свадьбы.

Прочитав на лице Гинсбета смешение чувств, сплетники воодушевились. Циркония закачалась в кресле, пуская дым, а Рунэ в знак солидарности встал за ее спиной.

— Такое до свадьбы вам никто не скажет...

На фоне темнеющего, словно синий бархат, неба красивое лицо Рунэ вступало в жуткое противоборство с уродливо размалеванным лицом дамы. Когда он говорил, хотелось обернуться, чтобы поискать обладателя столь скверного голоса.

— Что с матерью Лилу? — тихо спросил Рэй в ожидании чего-нибудь рокового.

— О, спросите у вашей невесты! — театрально подкатив глаза, возразила госпожа Лобервайл. — Мы лишь сторонние наблюдатели.

«Теперь они корчат из себя оскорбленную добродетель», — со злобой подумал Рэй. Эти люди несомненно знали больше, чем хотели говорить. Впрочем, они просто желали выдержать паузу, дабы не слишком компрометировать самих себя.

— Кажется, — вскоре пояснил Рунэ, — несчастная страдает шизофренией. Это воистину ужасно.

— Она вдобавок подвержена зависимости от наркотического зелья, — не удержалась Циркония. — Это помогает ей витать в эмпиреях.

— Нужно надеяться, что Лилу пошла в отца…

— Мне всё равно, — процедил Рэй, после чего решительно направился к двери. — Мне плевать на ваши грязные сплетни! — почти закричал он так, что обрывок фразы был слышен в зале. Многие обернулись на разгоряченного человека с потемневшими от гнева глазами. Он выскочил с балкона как ошпаренный и еще долго не мог прийти в себя.

Заметив Лилу, идущую ему навстречу, Гинсбет постарался изобразить беззаботность. Девушка семенящими шажками приблизилась к нему, коснулась рукой его плеча, посмотрела снизу вверх умоляющим взглядом.

— Рэй, тебе уже сказали…

— Их словам я не придам никакого значения до тех пор, пока ты сама не захочешь мне всё рассказать.

Лилу мучительно колебалась: ее любовь схлестнулась со страхом. Иногда Рэй казался ей таким важным, что в сравнении с ним она чувствовала себя пустышкой. Он хотел чего-то огромного, бурлящего, рискового, чего она не могла ему дать. Лилу была только примерной барышней девятнадцати лет. Всякий раз, когда они бывали вместе, как бы тепло и уютно им не было вдвоем, взгляд Рэя выдавал что-то невысказанное, терзающее. Его глаза смотрели вдаль с ожиданием чего-то, чего упорно не понимала Лилу.

Лилу стыдилась своей матери и вовсе хотела бы от нее отречься, но такой поступок осквернил бы ее добродетель в глазах Рэя. Поэтому девушка отважилась действовать.

— Всё... правда.

Она выговорила это с таким обреченным видом, что Рэй засомневался, ведь она не могла слышать, что именно говорили о ней.

— Ты уверена? — мягко спросил он.

— Да...— На него смотрели большие глаза, исполненные искреннего сожаления.

— Ну-ну, милая, ты невиновата, — поспешил он развеять ее страхи.

— Ты встретишься с моими родителями и сам всё поймешь. Ты им понравишься. А моя мама… Ей особенно интересно будет поговорить с тобой. Ее всегда привлекали люди с… воображением.

Лилу говорила спокойно, но Гинсбет чувствовал стену недосказанности. Уже один тот факт, что она против обыкновения стыдливо опускает глаза, указывал на долю правды в суждениях сплетников.

— Уйдем? — угадал он желание девушки.

— Да.


27

Рука об руку они миновали долгий ряд комнат, несколько раз были вынуждены приостановиться ради разговора с кем-то из гостей, пока наконец не оказались на улице. Решив пройтись, Лилу и Рэй велели шоферу ехать позади на случай, если они утомятся и пожелают сесть в автомобиль. Вокруг простиралась парковая зона: кроны деревьев тесно смыкались над узкой аллеей. Редкие отблески соседних усадеб бросали вспышки света, и Рэй с жарким томлением замечал, как волосы Лилу загораются сотнями янтарных нитей. Точеный профиль девушки был обращен вниз. Она молчала, глядя себе под ноги. Нечто тяжелое, волнующее скрывалось под маской ее смирения. Нет, Лилу не нервничала, не злилась, не корила себя. Что-то потаенное, тревожное, пылкое сквозило в ее частом дыхании. Рэю казалось, что она хочет что-то сообщить, но не находит подходящих слов. Желая ее ободрить, он рассказал забавную историю, сочиненную на ходу. Лилу рассмеялась, однако смех ее вышел усталым.

— Давай подождем автомобиль, — сказала она, останавливаясь посреди дороги. — Я всё обдумала. Завтра мы поедем к моей матери. Не бойся, она не сумасшедшая, — добавила девушка, уловив опасение в его взгляде. — Я знаю, ты не выносишь нервных людей. Она не такая. Просто она немного странная. Пагубное пристрастие к наркотику медленно убивало маму, и отец решил определить ее на лечение. Я полностью одобряю его волю. Так всем нам гораздо легче, чем было тогда…

Гинсбету меньше всего хотелось встречаться с больной, избитой пороком женщиной. Подобные знакомства оседали в его памяти тошнотворной мутью, но в стремлении поддержать Лилу, в желании оценить ее честность он не нашел сил для отказа. Во всяком случае, как бы ужасно не выглядела ее мать, какой бы омерзительной она ему не показалась, ничто на свете не отвратит его от любимой. Рэй твердо знал, что выдержит любое испытание и не отречется от невесты.

— Хорошо, дорогая, — он крепко пожал ее трепещущую руку. — Всё будет так, как ты скажешь.

Рокот мотора стал близок и вскоре из бархатистого сумрака на аллею выплыло лакированное серебристо-серое авто.

Уже после того, как Гинсбет усадил девушку в автомобиль и сам сел рядом, Лилу с благодарностью обернулась к нему. На его щеке запечатлелось легкое прикосновение поцелуя.

— Спасибо. Ты очень добр. Ты всегда понимаешь меня.

Ему хотелось ее обнять, но он воздержался, опасаясь, как бы его страсть не испугала ее, ведь они еще не были женаты.

— Пожалуйста, говори и ты мне всё, что лежит у тебя на сердце. Я пойму, — пролепетала Лилу в порыве воодушевления. — Право, мне даже совестно делается! Я уже стольким обязана тебе...

— Я запрещаю тебе рассуждать о таких глупостях, — строго возразил Рэй и улыбнулся.

Лилу успокоилась. Опасения улеглись под действием его теплого взгляда.