Живые картинки воспоминаний

         (триптих)

1. Самые первые…


Помню, бабушка, радуясь, причитает:

— Ой, тепер будемо жити, на недилю хватыть.
— Сашко, беры, беры йиж, йиж, — ласково говорит
мне дедуля, отдирая сосульки с окладистой седой боро-
ды, — от зайчика подарок.

И я хватаю кусочек пахнущего тмином житного. Этот
запах вкуснотищи остался на всю жизнь. Никогда не
оставляю на столе недоеденный кусочек хлеба. Никог-
да и нигде не выбрасываю хлеб. Случается, что привожу
чёрствую горбушку даже из-за границы. Не выбрасывать
же её перед отлётом?! Жена смотрит на мои чудачества
снисходительно, а я всё ещё помню: зима и холодно.

Сколько тогда мне было лет — не припомню. Но от-
чётливо вижу пацанёнка, сидящего на топчане у тёплой
стенки… Голодно. Затопили «грубку», так в нашем селе
по-украински называли печку-душегрейку. Дедушка
Фёдор вошёл в хату с торбой, а в ней — куски хлеба,
несколько картофелин, кулёк с пшеном… даже кусочек
сала там оказался. Всё это выложили на топчан. Мама и
бабушка, раскладывают продукты по кучкам и пересчи-
тывают вслух. Дед принёс добычу с заработков, несколь-
ко дней ходил по сёлам и предлагал свою помощь по хо-
зяйству… Какая работа? А разная: дров нарубить, навоз
в поле вывезти, скотину покормить… После войны это
было, голод — везде, а за речкой Вилией жили получше…

* * *

Ранняя осень. Пригревает тёплое солнышко. Взрос-
лые убирают огород: мама Лиза, бабушка Марта, дядя
Роман и дедушка Фёдор. Дед тщательно перебирает
картофель, отбраковывая битые или поточенные жуком
клубни. Рядом в земле выкопанная дедушкой яма, уст-
ланная сухой соломой… Подвала у нас нет, а как сохра-
нить картофель? Отобранные клубни складывают в яму,
сверху закрывают соломой, ставя высокий сноп стоймя,
и засыпают землёй. И вот перед окнами дома — бурт зем-
ли с торчащим из него соломенным снопом, естествен-
ным каналом вентиляции. В этой самой яме наше спа-
сение от голодной зимы. В морозный ясный день потом
приходит чувство праздника: дедушка раскапывает яму,
выбирает оттуда клубни, а дядя Рома быстро переносит
их в хату, где бабушка с мамой опять перебирают и от-
браковывают подгнившие… А после картошка хранится
в прохладной кладовке в мешках. Картошка, наверное,
единственное блюдо в нашей семье, да и в селе тоже. Жа-
реная, варёная, печёная… А я её очень любил, до сих пор
люблю, особенно толчёную, смешанную с холодной ква-
шеной капустой да приправленную подсолнечным паху-
чим маслом — «олией», как у нас в селе называли его,
вспоминая язык древних славян.


* * *
Воспоминание о первой книге? Оно не забывается.
Сколько же мне было лет? Как тот Иванушка-дурачок из
сказки — зиму я отсиживался на печке. Мал был, обувки
никакой, а пол глиняный, холодный. С печки по нужде —
на ржавое ведро в углу. А на печке тепло, я так сидел там
и сидел, посматривая в заснеженное поле за окном, а за
ним — лес, дававший летом грибы, орехи, ягоду, особенно
пахучую землянику — «суныци». Мать с утра собирала
ягоду, ухитрялась поехать на попутке на базар в Острог,
продать и купить пару «кирпичей» кислого хлеба. «Вот
был бы твой батько, разве так бы жили?» — жалела меня
баба Марта. Но беда — сгинул он на войне.

А ещё лес давал дрова! Дядя Роман и дедушка Фёдор
приносили по вязанке хвороста на своих плечах, иногда
попадалось и бревно. Дядя Роман ставил в лесу силки
на зайцев, но то было зимой, когда я сидел на печке. Под
вечер ставил, а утром проверял. На лыжах ходил дядя
в лес. Даже как-то принёс трёх живых зайцев! С каким
восторгом и страхом я смотрел, как зайцы прыгали по
комнате…

Это было моё счастье. Многое стёрлось из памяти, а
вот ту первую книгу никогда мне не забыть! Не вспоми-
нается её название, да и откуда — я ведь читать не умел.
Книгу мне дал подержать в руках племянник бабушки из
соседнего села Кунив — Толя Демянчук. Он шёл с бра-
том к нам в гости и книгу принёс, нашёл её по дороге —
на лугу. Кто её там бросил или уронил? Бог знает! Но
с каким трепетным интересом я рассматривал картин-
ки в книге и буквы под ними. Как мне хотелось, чтобы
Толя оставил книгу мне! Но об этом я даже заикнуться
не смел. Молчал и ждал чуда. Чуда не случилось. Кни-
гу унесли в Кунив, а я ещё долго вспоминал её и мечтал,
что научусь читать и у меня будет своя книга. Канючил
маму научить меня читать. Она, видимо, не верила, что
в таком малом возрасте что-то пойму, но показала мне
буквы, нарисовав на бумаге. А потом и букварь купила
мне. И я сам всё освоил и полюбил книги на всю жизнь.
Сколько себя помню, столько в руках моих книга. Эта
любовь к шелестящим, пахнущим краской белым листам
бумаги с чёрными рядками букв начиналась в детстве.
Долгой зимой я и читал, и мечтал…


* * *
По осени я с завистью смотрел, как мимо нашей хаты
шли дети в школу. В первый класс гордо шли вчерашние
мои дружки, ребята постарше меня. Я стал им уже и не
ровня, они — школьники! Школа была рядом, за огром-
ными тополями, высотой до неба, стволы в обхват — и
десяти мужиков мало. Так мне казалось. Кто их посадил?
Когда? Может, по приказу царедворца Георга Рейна? В
конце села, на берегу речку Вилии у него до революции
был дворец. И начальную школу, конечно, он подарил
сельской общине. Деревянная, но так добротно сделан-
ная, что до сих пор стоит, только на крышу шифер новый
положили.

Вот мимо меня, грустного, прошёл Гриша Гарьйонив.
Даже не посмотрел в мою сторону, хотя я уже мог читать,
а он — не умел. Отец его Гарьйон, поэтому Гришку звали
так, по имени отца. Меня звали Сашко Лизын. Или —
Мартохин «онук», то бишь внук. Бабушка Марта, для
всех в селе Мартоха, везде с собой меня таскала, даже
в соседнее село брала и большую часть дороги несла на
спине. Как это так? Не пойму до сих пор. Неужели я был
так мал когда-то?

Всё проходит, и тёплые дни осени сменились холод-
ными и нудными затяжными дождями, а затем и зима
подоспела. Боже, как я ждал лета, за которым наступит
первое сентября — меня наконец-то примут в школу! Как
дождался? Не знаю. В кирзовых сапогах, в чьей-то косо-
воротке с полотняной торбой для книг и чернильницы я
переступил порог первого класса. Почему не уходит из
памяти? Первая учительница Галина Иосифовна! Класс
с огромными окнами. Тёплая стена печки, покрашенной
известью. Да ещё радость от учёбы! Четыре года — это
одна стрела, выпущенная кем-то, да ещё и улетела — не
заметишь куда. В пятый класс — пешком четыре киломе-
тра в Кунивскую среднюю школу, маленькую и деревян-
ную, рядом с остовом разбомблённой в войну немцами
великолепной каменной школы. Нашу школу в Долочье
построил русский немец Рейн, сановник царя, а Кунив-
скую разбомбил тоже немец — посланец фашистского
ирода. Школ прошёл я не меньше трёх, но не забыть мне
первую школу и первую учительницу Галину Иосифов-
ну, каждое утро добиравшуюся к нам за четыре киломе-
тра из села Кунив.

Недавно моя племянница Ирина прислала мне по
интернету видеоролик «Долочье с высоты птичьего по-
лёта». Дроном снимали. Осень. Убранные поля. Речка.
Школа от Рейна. Материнская хата. На окраине села,
рядом с погостом красавица-церковь с голубой крышей,
золотые купола отсвечивают на солнце, словно призы-
вая к себе. Мне очень захотелось вернуться в детство, в
юность и исправить какие-то свои ошибки.

Приезжая в Долочье, каждый раз останавливаюсь
возле своей первой школы и любуюсь ею, постаревшей,
но до сих пор красивой своей благородной статью. Она
пережила и мецената Рейна, и бомбёжки, и голод, и хо-
лод. Возможно, немец Рейн и порадовался бы, видя, что
в село пришли телефон и интернет, телевидение и про-
чие блага цивилизации. А возможно, и опечалился бы,
видя, как молодые парни и девушки ищут лучшей доли
за границей…