Истории смотрят мне в лицо

Белый снег. Белый мир. Белый, как чистый лист бумаги, с робко выглядывающими из-под завесы домами, машинами, людьми.
Линзы моего пенсне стремительно запотевают и размывают мой взор. Мое видение искажается, но я сохраняю контроль и иду вперед.
Сегодня на улице не слишком холодно и я со спокойной душой могу полюбоваться на зимние виды. Вечером здесь будет еще красивее и уютнее. Зимний полумрак будут отгонять сияющие яркими цветами лампочки бесчисленных гирлянд, подготовленных к празднованию Нового года.
Все люди кругом спешат невесть куда. Сейчас же только двенадцать, куда им торопиться? Вечная суета... Я уже не в том возрасте, чтобы поддаваться этому урагану забот. Теперь я вне этой глупой игры.
Кругом столько людей... Я всматриваюсь в их лица. Быть может это слишком подозрительно, но у меня в голове нет никаких плохих намерений. Я всего лишь хочу понять, что стоит за их замёрзшим оскалом и сморщенным лбом под меховой шапкой. Каждый из этих прохожих - сундук историй, который я жажду открыть...
Во всей этой суматохе мой взгляд цепляется за мужчину на скамейке. Он так одинок... Сидит на скамье в сквере. В голове у меня поднимается вихрь мыслей. Быть может, этот человек ждет свою возлюбленную? Может он заблудился? Потерял память?! Скрывается от кого-нибудь или вовсе прячется здесь от своего прошлого...
Я подошел к скамье. Мужчина посмотрел на меня взглядом полным боли и тоски. Что-то в нем взывало ко вниманию. Моему? Он нуждался во мне?
Да.
-Можно? - спросил я, покосившись на свободное место, засыпанное снегом.
-Да, - хладнокровно ответил он.
Я быстро справился со снегом и накрыв сырое место газетой, припрятанной в моем пальто, уселся рядом с незнакомцем.
-Кто вы? - спросил я.
В ответ я получил лишь дикий взгляд, смесь вопроса и возмущения.
-Я хочу сказать, что привело вас сюда? На какой вы части своей истории?
-Что?
Они все увиливают от ответов на вопросы, которые проламываются в их маленькое царство.
-Я думаю, вы поняли вопрос.
-Нет, не понимаю.
Лицо мужчины сделалось еще более раздраженным, это все защитный рефлекс, которым он пытается меня отпугнуть, но ничего не выйдет. Мне нужна суть.
-Расскажите мне, прошу, расскажите, что вас беспокоит. Нельзя же в самом деле так страдать.
-Я, я не верю в то, что смысл есть…
-Смысл рассказывать или смысл жить?
Мой собеседник молчал ожидая, что я сам подберу ответ на свой вопрос.
-Я, кажется, понимаю, что волнует вас, мой друг и я знаю, как справиться с вашим недугом - вам нужна хорошая история. Истории всегда способны увести нас от проблем. В конце концов – все, что нас окружает - своего рода история. Хоть на первый взгляд и не заметно, но наша реальность непостижима и загадочна… У всего есть второе дно.
-И что вы хотите мне рассказать?
-У меня есть множество историй... Некоторые я застал сам, некоторые мне рассказали. Но я уверен, что все они правдивы.
Лицо моего слушателя изменилось. От волнения и негодования оно перешло к неподдельному интересу с маленькой каплей подозрения. Что ж, это был явный комплимент в мой адрес.
-Я поведаю вам о тех, кто создает, кто рассказывает… Кто крутится в потоке слов, кто пишет по велению загадочных рифм.

"Спуск к жерлу фантазий"

Поэты, во всяком случае, большинство поэтов - невероятно чувствительные люди. Их натура и внутренний мир так хрупки, что фатальным может быть любое неосторожное касание. Поэтов всегда что-то беспокоит. Они всегда видят что-то под пеленой, то, что скрыто от глаз, но идти в темноту неведения они могут лишь наощупь, иного не дано. Их руки касаются неизвестных поверхностей, жадно ощупывают их пальцами и в голове возникает он – образ, который мгновенно нужно перенести на бумагу, а чтобы это сделать нужны слова.
Ладони Артема скользили по гладкой, холодной стене, нет, не стене – двери. С металлическим лязгом она отворилась перед мужчиной, пропуская его вперед. Она манила его пройти в кромешную тьму.
Во тьму Артем направился, чтобы отыскать в самом конце пути Ее не уловимый образ. Она и только Она была нужна ему. Она была, где-то там внизу… спряталась от страха или в порыве одной только Ей известной игры…
Во чтобы то не стало необходимо вернуть Ее себе.
Артем сделал шаг во тьму. Его нога коснулась небольшой ступени. “На поиски”, – прозвучало ни то в голове, ни то наяву.
Поэт оглянулся. Никого.
-Вы кто? – спросил мужчина у темноты, шёпотом, чтобы не спугнуть тьму и путь.
Никто не отвечал.
Артём коснулся мокрой кирпичной стены и зашагал вниз по ступеням. Его рука вновь и вновь прикасалась к чему-то пушистому, то были наросты мха, которые постепенно захватывали стену. “Зеленый”, - подумал Артем и домыслил, что кирпич, вероятно красного цвета. “Красный”, - согласились мысли.
В воспоминаниях всплывал какой-то призрачный образ, чего-то живого… это что-то было связано с Ней.
На душе стало теплее, он поверил. В темноте вспыхнула искорка – это красные кирпичики слов столкнулись с зелеными и вспыхнули ответной реакцией. “Свет”.
Артем ускорил шаг, но вовремя остановился, вспоминая что-то еще, что-то важное, что-то живое. Важно, не забывать, что малейшее лишнее движение и башня, в которой он находится развалится на куски.
Артем прокручивал у себя в голове все собранные слова, чтобы понять, что они означают:
“На поиски”,
“Зеленый”,
“Красный”,
“Свет”.
Все это…
“Все это”.
Наконец ответ ворвался в голову поэта – “Розы”.
Точно! Они гуляли там, где цвели розы…
“Их уж нет”.
Пока Она не пропала и цветы не зачахли на глазах мужчины.
Кажется он на верном пути!
Артем зашагал более уверенно, быстро подбирая слова.
“Теперь”.
“Есть”.
“Лишь”.
“Морозы”.
Точно! Зима - сейчас зима, а они встретились летом… Как много времени прошло с Ее исчезновения в середине осени. Найдет ли он Ее? Никогда не поздно! Но… реально ли все это? Или прямо сейчас Артем спит у себя в постели, укатившись тремя одеялами, чтобы точно не замерзнуть в эти унылые холодные ночи? Неважно.
За что же теперь зацепиться? Мужчина замедлил шаг и пытался выудить из памяти новые слова, новые образы.
Он решил начать все заново.
Поднявшись на десять ступеней выше, он прошагал их заново, воспроизводя уже готовые строки слов.
“Она”, - продолжало крутиться в его голове. Пусть же это будет новым словом!
Она “Исчезла” – и это факт. К этому факту добавился еще один – Ее “Не найти”.
Все это нужно было лишь для большей лирики и драматизма, к тому же это и не ложь, ведь еще неделю назад Артем сам был готов уверовать в это.
Потом Артем решил рискнуть и спуститься вниз, и вот он здесь.
Слова складывались в закономерный вопрос:
“Возможно”.
“Отыскать”.
“Ее”.
“В тени?”
Где вообще находится эта башня? И башня ли это? Артём добавил к вопросу свой неоднозначный ответ:
Неуверенное - “Безумие”.
Затем он собрался с силами и дополнил свою точку зрения - “Но стоит”.
Стоило ли это дорогого? И что вообще может быть дороже этого поиска и того, кто ждал его в конце?
Артем задумался над словами. Почему они помогают ему? Ведут? И ведут ли они его вовсе? Или он просто гонится за ними в надежде, что рано или поздно они приведут его к Ней?
Все становилось слишком непонятным, впрочем, во тьме все всегда непонятно. А вот слова, они…
Слово “Слова” материализовалось в руках поэта, вспыхнув теплым пламенем, которое ничуть не обжигало, а напротив согревало его руки, замерзшие от влаги мха на стене.
Артем дописал у себя в мысленном листе:
“Слова”.
“Даруют”.
“Свет”.
А свет…
“Он освещает”.
Освещает правду? Нет, какая еще правда? Что за бредни! Точно!
“Путь” – свет, освещает ему путь! Все-таки слова скорее проводники, хотя и на овец, отбившихся от стада, они тоже похожи. Артем почувствовал, как приятно держать слово “Слова” в руке и добавил:
“Тепло”.
И на душе ему тоже сделалось тепло. Она приближается… Но Она… как ей, наверное, страшно! Все кругом тонет в сомнениях. Где же Она, куда пропала. Она…
“Одна” и он “Один”.
Артем застыл на месте. Он почувствовал, что это тот самый момент, когда понимаешь, что твое произведение, твой текст, твоя история – твой путь, будут жить. Это тот самый момент, когда понимаешь, что отречься от того, что сотворил уже поздно. Чтобы капнуть ложку дегтя в бочку с медом поэт оглянулся. Тьма пугала его. Она была холодна и молчалива. Возможно там, в темноте стоит ее образ и на языке жестов пытается угрожать творцу, пытается отговорить его от спуска. Это пугало… Но точка невозврата уже пройдена, возвращаться нет смысла. Все уже нереально, лестница уже замыкается.
“Мне не свернуть”.
Навстречу Артему по ступеням поднимался порыв холодного ветра, который затушил свет слова “Слова”, но поэт даже не отчаялся, он поверил, что выход близко.
“Так глубоко”, - подумал творец, но не понял, был ли то вопрос, удивление или констатация факта.
Главное, чтобы все это не было зря… И по велению голоса сомнений мужчина уперся в холодную, грубую кирпичную стену.
“Я потерялся”, - тут же подсказала ему стена на пути.
“Я в западне”, - добавил от себя поэт, поколотив кулаками эту стену, а она ведь женщина, она ласки просит…
“Один навек остался”.
Артем посмотрел наверх. Там, высоко-высоко, на потолке весело огромное зеркало. Отражение в нем то и дело рябило, как экран старого телевизора со сломанной антенной. Эта антенна передавала зеркалу изображение Артема, который смотрел на самого себя, но вниз. Огромное лицо зеркального двойника, помехами заменялось на буквы. Это были огромные буквы, поэтому поэт разглядел только поместившеюся над ним – “А”, очевидно “А” – это “Артем”. Глупое зеркало… Артем не блоха под микроскопом! Зачем Артемам вообще было впутываться во все это безумие?
Все ради… Нее и… идеи.
“Идея”.
Если стена встала на пути вниз, значит есть стена, которая не вставала на пути вперед, наверх! Все зависит от взгляда на ситуацию. Зеркало всегда искажает одну деталь. Люди всегда все искажают мыслями и взглядом. Даже свет и его пламя обросли сверхъестественными смыслами, но для кого-то огонь остался лишь способом приготовить блюдо.
После этих раздумий. Артем отошел в правую сторону и увидел новый проход, новый путь, которого до этого не было из-за боковой стены. Этот путь вел ввысь и там, наверху был свет.
Эта лестница… местами извилистая, местами прямая, как текст, написанный в порыве вдохновения, поэт узнал в ней свои слова.

                "Идея
                Один навек остался
                Я в западне
                Я потерялся
                Так глубоко
                Мне не свернуть
                Один
                Одна
                Тепло
                Путь
                Он освещает
                Свет
                Даруют
                Слова
                Но стоит
               
                Безумие

                В тени?
                Ее
                Отыскать
                Возможно
                Не найти
                Исчезла
                Она
                Морозы
                Лишь
                Есть
                Теперь
                Их уж нет
                Розы
                Все это
                Свет
                Красный
                Зеленый
                На поиск"

“Следую”, - отчитался перед собой Артем.
“Вперед”.
“Нет!”, - поспешил исправить ошибку поэт.
“Ввысь”.
Тьма напоминала космос, а свет сияние звезды. Стены ограждавшие белые ступени исчезли и Артем оказался в космосе, как ни странно, наполненным чистейшим воздухом. Дышалось легко.
Тот свет – это полярная звезда? Это Она или идея? Или все это связано?
“Она меня ведет”.
Шаг ускорился.
“Ступенька за ступенькой”.
Артем вдыхал и выдыхал, упиваясь свежим воздухом, стараясь не сбить дыхание.
“Здесь воздух свеж”.
Свет становился ярче, он ослеплял поэта.
“Здесь солнца свет”.
Мужчина вслепую бежал по лестнице.
Внезапно тьма вернулась, но стала совсем другой, светлой. Она была так нежна, в своем сиянии… То был свет луны.
“Луны спокойной блик”.
Ступени кончились, и поэт вышел из подземного бункера, в котором он скитался несколько месяцев.
Зеленая трава, казавшаяся черной в ночи, встретила голые лодыжки нежной щекоткой. Артем оказался на лугу, близ обрыва у океана. Там вдали стоял маяк, который горел блеклым лучом слова “Слова”.
Да, слова, он должен помнить о них, держаться за них.
У обрыва возникли пустые кусты роз и скамейка. А на краю стояла Она…
“Она одна, и я один…”
-Она? – позвал ее поэт.
Она оглянулась. Поманила его рукой, сесть с ней на скамейку.
“И встреча наконец”.
Они вместе сели на скамейку и устремили свои взгляды на океан и маяк. Какой бы долгой не была разлука, но этот океан был достоин их прикованных к себе взглядов. От тихих волн на синем полотне воды их отвлекли кусты роз.
“Цветение”.
Розы вновь вспыхнули своим багряным пламенем на зеленом ковре листьев, похожем на мох.
Она смотрела на поэта.
-Скажи мне, ты ведь – Она? – робко спросил Артем.
“Ответ.”
Артем проснулся и поднял голову с засыпанного кучей слов листа. Спросонья он бегло вчитался в написанную им комбинацию. Похоже все это складывалось в осмысленный текст…
 
“На поиск
Зеленый
Красный
Свет
Все это
Розы
Их уж нет
Теперь
Есть
Лишь
Морозы
Она
Исчезла
Не найти
Возможно
Отыскать
Ее
В тени?
Безумие
Но стоит
Слова
Даруют
Свет
Он освещает
Путь
Тепло
Одна
Один
Мне не свернуть
Так глубоко
Я потерялся
Я в западне
Один навек остался
Идея
Следую
Вперед
Нет!
Ввысь
Она меня ведет
Ступенька за ступенькой
Здесь воздух свеж
Здесь солнца свет
Луны спокойной блик
Она одна, и я один…
И встреча наконец
Цветение
Ответ.”
 
Он получил ответ?
Воспоминания о сновидении отчаянно ускользали от его осмысленного разума, словно стадо овец, убегающее от голодного волка.
Но он же получил ответ!
Он найдет Ее… Он снова поднимется по лестнице, во всяком случае она уже готова… И там наверху он получит свой ответ, который приведет его к Ней.
“Ответ”.
Ответ.
***
-Я ничего не понял, - возмутился собеседник. – Что за ответ? Что она ему ответила?
В ответ от меня он получил лишь усмешку. Я не знаю почему те, кому мне приходится рассказывать свои истории, столь узко мыслят и цепляются за какие-то мелочи. Вместо того, чтобы домыслить все самому, он сразу же просит помощь зала…
-Мой друг, я думаю, что ответ для каждого свой, - ответил я ему.
-Но вы же рассказали эту историю, а стало быть, понимаете ее смысл.
Я загадочно помотал головой, что вероятно окончательно выбило его из колеи. В попытках объяснить, то, что объяснять вообще не следует я развязал какую-то бессмысленную дискуссию:
-Видите-ли, я рассказал вам историю поэта, и это самая обыкновенная история, которая случилась в действительности. Разве вполне обыденные вещи стоит объяснять?
-Нет-нет, он же бродил по какой-то башне и поднимался по лестнице из слов, а когда он вышел из какого-то там бункера и там был обрыв, океан и луна… Что все это значит? Для чего это? Это же символы?
-Быть может и символы. Может быть, он попал в рай?
-Ага! В чистилище еще скажите! В раю нет ночи и луны!
-А если это его персональный рай?
-Что за вздор?! Может быть, ваш поэт просто сильно напился, что ему такая чушь привиделась?
-А может быть вы просто не поэт? Может быть вам нужно быть поэтом, чтобы попасть в эту башню? К тому же, чтобы вам было спокойнее - в конце все обернулось лишь сном…
-Тогда это глупая история! Любую чушь из сна можно выдать за правду, ведь она серьезно кому-то снилась, а значит основана – “на реальных событиях”!
-Я понимаю, как трудно вам постичь тонкие процессы лирической души, однако могу вас заверить, что я тоже не поэт, поэтому мы с вами в одной лодке. Иногда за этой башней символов, которую они выстраивают стоит лишь пустота, приукрашенная десятком красивых слов, которые отбивают безудержный ритм - вот и все. Каждый волен выбирать, во что ему верить.
Я сделал паузу, чтобы мой знакомый все обдумал и поймав ясность, наступившую в его уме, спросил:
-Могу-ли я перейти к следующей истории?
Он кивнул мне.
-Эта история будет о молодом художнике, который отчаянно пытался передать один мимолетный образ - образ из своих снов.
Мой собеседник закатил глаза.
-Позвольте-позвольте, ведь основная часть этого рассказа случилась наяву!

"За границей холста"

Художники всматриваются в детали окружения и видят причудливые формы вокруг. Эти формы одна за другой сыплются в их сознание, перемешиваясь, перевариваясь временем в потоке мыслей и благодаря кисти и краскам вырываются на девственно белый лист. Они словно фотографы подбирают идеальный ракурс и пеленой изысканного стиля наделяют его новым виденьем. По сути, когда мы любуемся пейзажем в картинной галерее мы примеряем на себя маску творца, который его сотворил. В этой маске, через прорези для глаз мы можем видеть мир таким, каким он является в сознании художника.
Симон уже месяц проводил в затворничестве. Бессонница мучала юношу и не давала спать, аппетит бежал следом за сном. Глаза окружили болезненные фиолетовые круги, щетина украсила подбородок. В голове Симона был ужасный кавардак. Мысли, они были спутаны, они извивались, выкручивались, закручивались и перекручивались между собой, они были змеями, которые зарываются в ямы, в песок… песок райского острова? Примерно такой кавардак и творился у него в голове.
Вот Симон стоит перед холстом на мольберте. Стоит он на коленях и смотрит, вглядывается в проедающую разум белизну. В этой белизне, похожей на стены палаты сумасшедшего дома, он пытается отыскать облик, пытается увидеть ее лик. Вроде бы это была какая-то женщина… Да, вероятно. Она являлась ему во снах, она утягивала все его фантазии, сминала их и окрашивала своим желтым цветом. Она была желтой. Вот и все, что Симон помнил, а этого недостаточно… Чтобы ее нарисовать.
Юноша взял в руку баночку желтой краски, открутил ее белую крышку и потянулся за кистью, но что-то пошло не так. Это что-то было фатальным для холста. Рука художника дрогнула, и он с яростью плеснул краску на девственную белизну, заставляя ее утонуть в желтом море.
-Ну почему?! Почему ты прячешься от меня?! Где ты?! Я не вижу тебя в снегу! – вопил он.
Мука для творца, когда в голове нет желанного образа. Она точно была загадочной дамой, которая вечно ускользала от его пылкого сердца.
И вот на секунду Симон затих, перестал вопить и рыдать и взглянул на холст по-новому. Тогда он увидел, как желтые кляксы переплетаются нитями паутины и образуют диковинный узор - силуэт человека. Это была девушка.
Она была смутно похожа на тот мимолетный образ, который Симон увидел среди деревьев в сумрачном лесу своих грез.
Парень вскочил на ноги и подошел к своему творению. Пока клякса растекалась, она казалась такой живой… Но вскоре линии остановились, и фигура замерла в неестественной позе.
-Кто же ты? – спросил он у желтой кляксы.
Через неделю Симон вновь подступился к холсту с серьезными намерениями передать незнакомку из снов на картине. Бессонница отступила от юноши после взгляда на желтую кляксу, которая висела теперь над стареньким диваном в гостиной квартиры художника. Теперь сны принимали юношу в свои распростертые объятия и несли его по изменчивым водопадам мыслей. Ему оставалось лишь смотреть, и он смотрел, он внимательно выискивал желтую даму среди скал и полей, усеянных бесчисленными колосьями, он нырял за ней в озера и бродил по искаженным супермаркетам, не забыв посетить даже свою школу, которую он закончил лет семь назад. Она всегда была рядом, она мимолетно мелькала где-то на фоне и пропадала.
Симон решил поймать загадочную даму хитростью, он подумал, что стоит запоминать ее по небольшим деталям и постепенно передавать их зарисовками. В конечном итоге на черновом холсте вырисовывалась все такая же непонятная абстракция из желто-оранжевой палитры. На белом фоне левитировали желтые листья, а по центру, в вихре кружились такие же желтые ленточки, которые таили в себе силуэт незнакомки.
Все-таки художник не оставил попытки нарисовать свою задумку и поэтому вновь гордо, но с содроганием стоял перед холстом. Теперь все получится. Он легонько окунул кисть в краску и провел ею по белому пространству. Линия фальшивила и кривила. Мольберт рухнул, а вместе с ним и холст. Белый фон с желтой линией яростно топтали ноги творца.
Симон удалился в свою спальню, чтобы вновь получить аудиенцию своего фантома.
Оставшиеся недели месяца Симон из раза в раз рисовал один и тот же образ, добиваясь хоть какого-то изменения. Первые дни все заканчивалось на одной линии, которая продолжала кривить, затем она все-таки выпрямилась и за ней кривить начали ее сестры.
Вот сейчас у художника точно получится шедевр.
Симон выдохнул и принялся воплощать видение в жизнь. Та женщина подбиралась все ближе и ближе к нему в его снах, в его мыслях. Теперь он мог разглядеть ее лучше. Юноша стряхнул с глаз челку, которая отросла за этот месяц вместе с бородой. Сам Симон, конечно, сильно исхудал и выглядел совсем не здорово, но все наладится, когда он передаст ее образ.
Одна за другой чистые, прямые линии сплетались друг с другом и наконец отойдя от мольберта чуть подальше, Симона озарило божественное сияние лучезарной картины, которая вышла из-под его кисти. Наконец-то он увидел ее смазанное лицо перед собой, наяву. Она стала ему так близка за последнее время. Она была так таинственна и даже материализовавшись на бумаге, она все еще скрывала свой лик.
Юноша подошел к картине и прикоснулся к холсту своей рукой. Изображение коснулось его ладони. Симон отпрянул. Что это?! Изображение отпрянуло, в точности повторив движения художника. Она живая?! Она двигалась, двигалась! Словно холст был зеркалом… Неужели портрет — это отражение? Его отражение?
Художник заметил в размытом лице портрета сходства с собой. Юноша неосознанно схватил со столика, неподалеку от себя, банку желтой краски и плеснул ее себе на лицо.
Теперь они точно были похожи…
Симон сам не заметил, как вновь подошел ближе к рисунку и протянул к нему руку. Ладонь прошла желтые линии насквозь. Желтые руки вышли из изображения, вцепились в плечи парня и потащили его к себе.
Симон вновь очутился в сумрачном лесу. Он бежал за изменчивыми линиями, полосками желтого… Он вновь увидел ее среди деревьев… В последний раз увидел ее такой.
Очнувшись от иллюзии своего воспалённого разума и отмывшись от пятен краски на лице, Симон решил, что картина достойна поучаствовать в выставке, которая намечалась в его городе.
Юноша направлялся на выставку в хорошем расположении духа, ожидая, что его картина также очарует посетителей, как очаровала его та девушка из снов, которая ныне была запечатлена на холсте. Пройдя в зал со стендами Симон застыл на месте. Все стены, все стенды были увешана одинаковыми образами дам в желтых тонах. Десятки разных поз, композиций, ракурсов, даже взгляд на даму со стороны кубизма имелся. Да что же это такое?! Неужели все художники видели ее образ?!
Симон подслушал из болтовни собравшихся творцов, что все они увидели загадочную даму во сне. Но почему эти самые художники страдали меньше юноши? Почему не убивались по такой заезженной картине? Что за несправедливость? Как же его с ней отношения?
Художник поспешил скрыться, прихватив с собой свой холст. Однако посетители, искусствоведы-любители бросились за ним вдогонку. Они просили юношу оставить свое творение для обозрения, ведь его точка зрения на желтую даму был по-своему особенной. Неужели они и в правду верили, что все эти картины связаны между собой какой-то параноидальной загадкой?
Симон принес картину домой.
-Ничего, зато мы с тобой будем навеки вместе, - сказал он своему творению и приколотил его над кроватью.
В туже ночь к нему в греза явилась дама. На сей раз она лежала у него на руках. Она умирала.
-Я застыла, - сказала она.
-Что? – не понял художник.
-Я застыла, - повторила она.
-Что? – вновь не понял художник.
Из дамы хлынула кровь. Она была красной.
Симон проснулся в холодном поту и тут же кинулся к картине, висевшей над ним. Он схватил портрет желтой дамы и растоптал его ногами. Он выпустил ее на волю, разрушив рамки. Выпустил ее блуждать по лесу и другим зыбким местностям его снов.
Юноша переключился на обыкновенную живопись, рисовал пейзажи и простенькие натюрморты. Он постарался забыть о даме и желтый использовал редко, но все же часть ее осталась с ним.
Симон вновь и вновь замечал на своих картинах ее силуэт. Он сам не помнил, как подрисовал ее между деревьев в лесу у опушки, как нарисовал ее силуэт в лучах солнца и как поместил ее блик на воде. Казалось, она превратилась в его личную подпись, но он этого не желал! Она начинала пугать его. Она была чудовищем?!
Симон сжег все свои картины, которые он писал после того, как сотворил незнакомку. Юноша склеил куски изуродованного холста с ее портретом поместил в рамку и посадил перед собой. Налив себе и ей бокал вина, он чокнулся с ней за все хорошее и опустошил его.
-Ну что? Пора тебе остаться моим воспоминанием. Остаться ушедшей эпохой моего не легкого периода.
Ему показалось, что он увидел на ее смазанном лице глаза, которые пристально смотрели ему в душу. Может быть, они всегда там были, просто он не всматривался? Неважно.
Картину Симон оставил у себя, но в кладовой, однако вскоре он возможно к ней потеплеет и выпустит ее из заточения. Оригинальная клякса желтой краски ему все-таки нравилась больше. Была она простой, незамысловатой и живой.
Однако, все картины замирают навек, когда художник их дописывает.
***
Мой собеседник сложил руки на груди и весь пропитался недовольством, словно был литературным критиком, которому не хватило экспрессии, реализма и злободневности.
-Как вам эта история? – спросил я, без лишних эмоций, хоть это и было лукавство, ведь я был невероятно заинтересован его мнением.
-Скажите, - начал он, - а ваш Симон, случайно, не был психически болен?
-С чего же вы это взяли?
Какие же интересные открытия делают люди в подобных историях, то скажут, что все было сном, то чистилищем, а то и вовсе – главный герой в психушке лежал, удивительно!
-Как это с чего? Он же с картиной разговаривал, еще и галлюцинации словил! Что же это такое по-вашему?
-Любовь к своему творчеству?
-Нет! И почему все художники разом нарисовали эту женщину? Тоже какой-то символ?
-Не знаю… Иногда творец может услышать зов из глубин своего подсознания, и зов этот раздается в сердцах всех неравнодушных.
-Чего?
-Ну может это был политический подтекст?
По его лицу стало понятно, что он совершенно ничего не понимал.
-Понимаете, я рассказываю вам о творческих людях. Здесь важно их взаимодействие со своим искусством, их мысли. Сны – это наши мысли, а творение – это то, что делает творца творцом. Вот и все.
-Так эта история мистическая или тоже пытается что-то донести своими символами?
-Разве мистика с самого начала не была собранием символов?
Какие бы вопросы мой собеседник мне не задавал, мне было достаточно его внимания, мне нравилось смотреть в его глаза и чувствовать свою ценность, а моя жажда узнать его историю становилась все более сильной. В запасе для моего приятеля оставалось еще две истории, посмотрим, что он скажет про них.
-Что ж, раз мы заговорили про отношения творца к своему творению, стало быть, пора перейти к двум оставшимся историям. На этот раз у нас история про скульптора, - объявил я и продолжил уводить своего слушателя в мир историй.

"Камень – яйцо, пыль – скорлупа"
 
Скульптура – невероятно тяжелое занятие. Как Бог однажды вылепил человека по своему подобию, так человек пытается предать камню свою личину. Люди на протяжении веков, от Древнего Египта и античной Греции до нашего времени лепят и высекают, отсекают и снова лепят.
Скульптор берет частицу величественной скалы, берет свои холодные и точные инструменты и обтесывает непокорный природный материал, срывает скорлупу с того, что таится в его воображении. Другие скульпторы берут глину, гипс, воск и разминая их теплыми руками, пытаются вылепить свое чудо. Есть, конечно, и маленькие творцы, которые работают с цветастым пластилином, есть и люди, которые используют другие материалы, чтобы создать свой объемный образ, но, в сущности, все они относятся к двум перечисленным типам – одни раскалывают скорлупу, другие сразу лепят цыплёнка.
Что самое важное никому из творцов, так или иначе, не подвластно дать жизнь своим творениям, так чтобы они могли, дышать, любить и мыслить. Все статуи так и останутся статичными фигурами, какой материал не выбери и повторить чудо, сотворённое Богом можно лишь рождением ребенка.
Скульптуры Евы никогда не выделялись особой красотой и оригинальностью. Все, что она делала получалось на твердую тройку, но пятерки и четверки ей, собственно, и не нужны были вовсе. Ева была вполне довольна своими творениями. Она любила и косоглазую белку, и зайца с надколотым ухом, и мускулистый торс безголового мужчины с тремя сосками, и силуэт не такой уж и чарующей дамы, которую отнюдь не красили ее толстые короткие пальцы, которые шли вразрез тонким, стройным ножкам и худеньким ручкам, и свой эксперимент – статуэтку медведя из дерева, которая походила на медведя поддатого медовухой, она тоже любила. В конце концов, это были ее творения, ее дети. Детей не выбирают, считала она.
Вот что действительно волновало Еву – так это одиночество. К сожалению, девушка не могла ни с кем поделиться переживаниями, не могла найти свою любовь и человека, который хоть сколько-нибудь был бы похож на нее.
От скуки Ева часто размышляла над скульптурами. Размышляла она над ними, как над формами, как над сосудами, которые что-то должны в себе содержать, но что? Внутри скульптур ведь не было места, чтобы что-то содержать… Вот такими были ее размышления – пустыми и бредовыми, во всяком случае, так она считала.
Со временем Ева поняла, что всякий раз, когда она разминает глину, когда она отсекает все лишнее у каменной глыбы, она вкладывает в материал частицу своей души. Будучи приверженцем эзотерических и магических верований, девушка быстро поймала в голове идею сотворить скульптуру, в которую она вложит всю свою любовь и заботу, вдохнет в нее жизнь и, возможно, вскоре судьба сведет ее с творением вживую.
Художница принялась за работу. Сначала она нарисовала эскиз своей скульптуры – это был молодой человек, крепкого телосложения, одним словом - Аполлон. Глаза мужчины в фантазиях Евы отражали в себе сияние всех звезд, коих бесчисленное множество в бесконечном космосе. Лицо образа было неотразимо… Справится ли она?
Ева долго упражнялась с глиной, пыталась подступиться к камню, она лепила и высекала, лепила и высекала, как делают это все скульпторы. Наконец, она почувствовала, что время пришло и придумала несколько хитростей, чтобы ее статуя, точно получилась словно живой. Статую, впрочем, она решила сделать не одну, чтобы наверняка, девушка решила одну скульптуру вылепить, а другую высечь из камня. Занималась Ева своими работами параллельно. Она то лепила, то высекала, но быстрее дела, конечно, шли с лепкой.
Через полгода в ее мастерской уже стояла неотесанная фигура из камня и недолепленная до конца фигура из глины. Заканчивая работу над глиняным Аполлоном, Ева вложила ему в рот записку с самыми сокровенными пожеланиями и откровениями (Она знала, что так сделал один раввин, чтобы его глиняная статуя ожила).
Наконец скульптуры были завершены. Они были идеальны! Ева была в восторге. Она даже подумать не могла, что способна создать что-то столь прекрасное. Перед девушкой стояли два идеальных мужчины, которые были идентичны друг другу. Какой же из них больше похож на ее суженного? Ева решила погадать.
Художница сидела в темной комнате со свечой в руках и водила ею над миской наполненной водой, приговаривая что-то вроде: «Суженный, явись, к плечам моим прикоснись. Тебя обниму назад не пойду». В голове Ева крутила образы получившихся у нее прекрасных мужчин. Она звала к себе точно такого же Аполлона.
Какого было ее разочарование, когда сутра пораньше она не обнаружила рядом с собой ни суженного, ни ряженного, а вот удивление и шок, она испытала, когда не обнаружила в мастерской своих статуй. Не обнаружила она их на своих прежних местах. Почему-то они переместились ближе к окнам. Ева коснулась каменной статуи рукой и по телу Аполлона тут же пошли трещины. Девушка отпрянула, но по случайности задела глиняного Аполлона. По телу второй статуи также побежали трещины.
Камень и застывшая глина посыпались на пол пылью и осколками и обнажили двух мужчин, которые скрывались под оболочками.
Вот они – суженные.
Аполлоны обступили свою, забившуюся от страха в угол, создательницу и сбивчиво пытались объяснить ей, что только что произошло.
-Ты оживила нас магией своей любви! Ты взывала к нам и вот - мы пришли! – вторили они ей.
Ева быстро оправилась от шока и привела своих чудаковатых созданий в дом. Не понимала девушка только одного. Зачем ей в доме два одинаковых Аполлона? Должна же быть хоть какая-то разница. Не могут они в самом деле быть идентичными?
И стоило только луне бросить свои проклятые лучи на дом художницы, как разница сама собой открылась. Ева проснулась в холодном поту, взгляд ее уловил пугающий силуэт у окна. Аполлон, который должен был спать на диване стоял в ее спальне и проедал создательницу взглядом. Его глаза сияли в ночи.
Медленно он подступился к кровати Евы.
-Хозяйка луна требует смерти твоей! – бросил он и каменной хваткой вцепился в горло девушки.
Ева отчаянно отбивалась от порождения зла и все бы закончилось плачевно, если бы в спальне не зажегся свет и в дверном проеме не возник второй Аполлон. Холодный Аполлон отпрянул от жертвы и бросился на свою копию. Они были такими одинаковыми, но такими разными… Один Аполлон был крепким, как камень, но таким же холодным и бесчувственным, другой же был создан благодаря теплому огню, был вылеплен теплыми руками.
Общими усилиями Ева и глиняный Аполлон вытолкали злодея в окно. Тот, рухнув с четвертого этажа на холодный асфальт разбился на куски. Лишь груда камней осталась от этого Аполлона. Что ж, как скалу не точи, она все равно останется упряма и своенравна. Податливая глина спасла Еве жизнь. Вот он – ее Аполлон, настоящий и единственный!
Аполлон посмотрел на создательницу сверкающими глазами и подержав ее за руки промолвил:
-Ты не можешь быть со мной, я твое творение…
Мужчина по локоть опустил руку в свой рот и извлек из горла бумажку.
-Отдай ее тому, кому она предназначается, - сказал он и окаменел, точнее снова стал глиняной статуей.
Ева рыдала, рыдала всю ночь, а очнулась под утро в мастерской рядом с двумя недоделанными статуями. Она с горечью взглянула на них и поняла, что с самого начала желала сотворить глиняную статую. Она любила этот материал, любила его нежность, любила вылеплять каждую деталь… Каменную статую она навязала себе почем зря. Зачем? Зачем она себя мучает этим сложным материалом, если хочет сотворить то, что ей должно быть по душе?
Ева взяла молоток и разбила каменную статую на куски. Лишь голова осталась от этого Аполлона.
Было ли это правильным решением? Нужно вовремя понять, что было лишним и отсечь это.
И в глиняной скульпторе тоже была лишняя деталь – письмо, которое Ева отдаст человеку, которого полюбит, а скульптуре она уже отдала всю любовь, которую могла, и они оба это знали.
***
Стоило мне закончить свой рассказ, как нетерпеливый слушатель тут же выстрелил в меня вопросом:
-То есть, по-вашему, статуи, которые высекают, а не лепят – это зло?
Вопрос был интересным, но я-то знаю, что всегда стоит готовится к подобным замечаниям, поэтому без замешательств ответил:
-Ну что вы, я всего лишь рассказываю историю, понимаете?
-Нет, - протянул он и ухмыльнулся. – Вы тут решили пофилософствовать и сами полезли в рассуждения о природе скульптур.
Судя по его самодовольному лицу, которое так и светилось от радости, он был горд своей дотошностью.
-Никуда я не лез! – запротестовал я. – Я лишь озвучивал вслух мнение Евы, чтобы вам был более понятен ход ее мысли!
-Ну да, конечно!
Чем дольше я смотрел на своего собеседника, тем более явно мог разглядеть в нем то, что он так отчаянно скрывал, притворяясь пустышкой, которая не имеет веса в истории. Новые черты его характера прояснялись у меня на глазах, и я зачарованно впивался в них взглядом, стараясь не упустить ни одной детали, чтобы не пошатнуть этот образ. Однако, мне не стоило забывать о последней истории, которая, как нельзя лучше вписывалась в наш с ним разговор и в мои рассуждения.
-Осталась последняя история, - объявил я, прерывая всю критику своего слушателя в адрес прошлой истории. – Эта история известного писателя…
-Какого? – бестактно прервал меня он на полуслове.
-Вадима… Гонгонова, - вспомнил или выдумал я, честно говоря, я уже не понимал, что правда, а что вымысле в этом потоке сюжетов.
-Не слышал о таком.
-Я не удивлен, - ответил я не без издевки.
Слушатель скривил недовольную гримасу.
Я приступил к повествованию истории, которая откроет мне дверь к еще одной истории, которая так сильно влекла меня своей неизвестностью. Впрочем, для меня в ней оставалось все меньше вопросов.

"Я - автор"

Случается иногда, что моряк во время дальних странствий пришвартовывается в порту небольшого города на окраине какой-нибудь небольшой страны и остается там навсегда. Все дело в том, что от бескрайних вод, которые когда-то заменили ему дом он отказывается в пользу чего-то более спокойного, можно сказать, очевидного и изведанного. Ему больше не нужно заполнять карты новых земель, ведь в этом городе все доступно и понятно, все у него на ладони. В этом городе лица, которые ему полюбились, в этом городе вся его, хоть и небольшая, но такая яркая и новая жизнь.
Случается иногда и такое, что моряку хватает сил отринуть теплые объятья родных улиц и преданных глаз и вновь бросится к своему судну, ныне охваченному наросту морской соли и отдав швартовы отправится навстречу новым приключениям в безумных водах океана, которые несут в изменчивых волнах сюрпризы и разочарования.
Вадим был тоже, можно сказать, моряком, ну а если еще точнее, то он был писателем и под покровом одной зимней ночи он творил очередной роман про похождения бессменного героя – Глеба Афанасьева. Ну, как сказать, “творил”… скорее вытворял там такое… Пытался Вадим завершить цикл приключений излюбленного публикой философа-алхимика Глеба. У всего есть свой предел, своя черта по достижению которой карета превращается в тыкву, а цикл романов про алхимика, который стабильно пополнялся новыми творениями писателя уже давно превратился в тыкву, которая на данный момент начала гнить и вскоре должна была приступить к полнейшему разложению, поэтому не оставалось у Вадима идей лучше, чем прервать муки своего безнадежного пациента вопреки всем возгласом довольных романами поклонников, которые, очевидно, совсем ослепли, раз могли употреблять подобные низкосортные сюжеты.
Как хорошо все начиналось… Какие в приключениях Афанасьева были символы, какие аллегории к Библии, какие живые герои… и к чему все это привело? К очередному безжалостному приходу энтропии. Нет! Необходимо все закончить – решил Вадим и сел за свой ноутбук в надежде подвести историю, начатую еще в первой книге к логическому концу. Решил Вадим так поступить еще месяц назад, но увы с того момента дело дальше первых четырёх глав не продвинулось. Каждую ночь он садился за стол и отчаянно водил пальцами по клавишам в надежде сыграть на них финальный аккорд своего детища, но этот последний роман - он был заперт в ловушке выстроенных писателем отношений, отношений со своей историей, которая отчаянно уползала от своего финала.
Захлопнув ноутбук Вадим отправился в постель. Снова ничего не получилось.
Стоя на остановке и вглядываясь в номера проезжающих мимо автобусов и троллейбусов, Вадим продолжал топить себя в море безумных уродливых идей для написания романа, которые уже порядком докучали взволнованному сознанию и, казалось, разжижали мозг писателя. Не беда, где-то среди них скрывается она – истинная сюжетная линия, которая поможет ему создать нечто неповторимое. Кого он обманывал? Все было настолько запущено, что мужчина ожидал спасения в новогоднем чуде! Тайно, про себя, он обращался к силам чуда, чтобы они принесли ему на блюдце с золотой каёмочкой желанную идею. Ничего не происходило.
Автобус с номером “42” подоспел как раз вовремя, еще не много и Вадим отморозил бы себе все что только можно, включая пальцы, которые его кормили. Мужчина залетел в теплый салон, оплатил проезд и повернувшись к местам был сражен молнией внезапного чуда или совпадения. В дальней части салона, на месте у окна сидел мужик точь-в-точь похожий на Глеба, точнее на то, каким его представлял Вадим, когда писал о нем романы. Это было так волнующе и странно… Ну а кто бы не удивился?
Двойник Глеба словно поймав на себе взгляд недоумения направил свой ответный взор на Вадима. Писатель отвел любопытные глаза в сторону и прошагал в конец салона, усевшись поближе к заинтересовавшему его субъекту.
Из ореола скрытности Вадим поглядывал на копию Глеба.
-Вы чего, мужчина? – заговорил наконец незнакомец.
Вадим, конечно, растерялся.
-Да так… мы не знакомы? Я вас где-то видел…
-Знаете, вы мне тоже показались знакомым…
-А как вас зовут?
-Глеб.
В тот самый миг Вадим не знал, что и думать, неужели такие совпадения бывают? Или они с этим Глебом и правда знакомы, и он, выбравшись из подсознания сорвался на бумагу в точности до мелочей восстанавливая свой образ?
Единственное что оставалось Вадиму – зацепиться за эту встречу, попытаться разузнать больше об этом мужчине, понять… Писатель, быстро представившись и пройдя через формальную псевдо-дружескую беседу, что к слову заняло всю поездку на автобусе, перешел к самому сладкому – к обсуждению загадочного совпадения. Разумеется, Глеб заинтересовался этой аномалией. Сам он не разу не читал книг Вадима и даже ни разу не слышал об авторе из новостных лент и бубнежа по телеканалам, но при кратком пересказе романов почему-то предсказывал все сюжетные повороты и ходы, которые так умело расставлял Вадим.
Казалось, прогулка мужчин длилась уже несколько часов и по велению механизма неведомого сюжета они незаметно для себя перенеслись в какой-то дорогущий ресторан в центре Москвы.
-Так значит, я, по-твоему, похож на Глеба Афанасьева – алхимика философа? – подытожил Глеб, выслушав краткую биографию, историю творческого пути и краткий пересказ романов Вадима.
-Да, - заключил Вадим, аристократично, вытирая губы салфеткой.
-Вот это история… Так и чего же ты хочешь? Для чего все это?
-Ну понимаешь, я никак не могу написать финальный роман, никак не могу придумать чем завершить путь Глеба, но встретив тебя я словно задышал, я получил вдохновение и пока мы тут ходили в мою голову врезался десяток сцен для моей книги, - восторженно признался писатель.
-Ух ты, - только и сумел ответить Глеб. - Ну тогда я беру с тебя пятьдесят процентов за идею.
Мужчины рассмеялись. Вадим с приятной теплотой на душе уже начинал бороздить просторы океана фантазий, где в отражении видел себя свободным от написания историй про Глеба. Неужели предновогоднее чудо свершилось? Неужели он закончит книгу до нового года? Неужели он нашел себе нового друга?
Шагая по вечерней Москве и любуясь сиянием праздничных декораций мужчины, продолжали свою беседу, но когда настал момент прощания, Глеб отпустил странную шутку, которая звучала так двусмысленно, словно шуткой и не являлась:
-А знаешь, я и есть тот Глеб.
-В смысле? – насторожился Вадим. – Какой?
-Ну тот, твой – Афанасьев.
Мужчины вновь рассмеялись, но было это невероятно натужно.
-Ну то есть… ты шутишь, так?
-Нет, папа.
С минуту они молча таращились друг на друга дикими взглядами.
-Да ладно, тебе, - начал Глеб и Вадим уже про себя выдохнул, - я думаю, это было очевидно, - закончил он, и вот тогда Вадим окончательно перепугался.
А потом этот загадочный Глеб просто растворился в воздухе. Как Вадим мог проморгать такое, проморгать исчезновение? Как вообще исчезновения все время упускают из виду? Возможно, всему виной в данном исчезновении была толпа, сбежавшаяся на аллею, где писатель прогуливался с новым знакомым. Ох уж эти люди с их вечной суматохой… Все, что случилось с Вадимом было видением? Ну не с ума же он сошел, верно?
Вернувшись, домой голодный творец, принялся за работу. Вадим, был человеком эксцентричным и не чурался поверить в магию или эзотерическое видение, в конце концов часть образа Глеба он списал с себя самого, потому-то загадочное происшествие на аллее мало его напугало, и он со спокойной совестью застрочил свои тексты.
К утру писатель очнулся изнуренным невесть сколько продлившемся приступом вдохновения и с удивлением и радостью он заметил на компьютере файл с сотней странниц готового текста. В этот самый момент Вадим решил, что ему вполне удастся закончить свою работу до конца года.
Все в его жизни стало налаживаться, он снова стал весел, снова поддавался порывам вдохновения и следуя плану в черновике автор двигал сюжет к заветной концовке. Днем Вадим выходил на улицу, якобы за вдохновением, но на самом деле пытаясь отыскать Глеба, но разве в Москве вообще возможно просто так кого-то отыскать? Ну он же не в Иванове живет, в самом деле. Однако, всё-таки краем глаза он замечал в толпе ускользающий образ, смутно напоминавший ему Глеба, хотя все это вполне можно было списать на мираж.
Так пролетел волшебный декабрь в жизни писателя. Ставшая привычной цепь, казалось бы, бесконечного и неизменного сценария прервалась тридцатого декабря. К этому времени черновик рукописи был практически дописан. Осталось лишь написать финальную главу с поединком Глеба Афанасьева и темного мага астрала Агафонова Анатолия Анакондовича и эпилог. Собственно, исход поединка и самой истории, продлившейся не один год уже был предрешен и зафиксирован в плане, оставалось лишь написать этот десяток страниц. Вадим собирался покончить с книгой именно тридцать первого декабря, ведь, как и любой уважающий себя писатель “для тех, кто видит скрытые смыслы” он любил символы, ну и еще, потому что тридцатого ему заканчивать историю и эпоху серии романов было лень.
Под вечер мужчина отправился в магазин и накупил там кушаний к новогоднему застолью, ну и, конечно, вина и шампанского – это он взял, чтобы ночью отпраздновать окончание своих творческих мук. И вот с двумя полными пакетами наперевес подходя к выходу гипермаркета он вновь наткнулся на Глеба. Обменявшись приветствиями мужчины, вместе вышли из магазина и отправились на еще одну прогулку, правда с пакетами шагать в этот раз удовольствие было небольшое.
Конечно, Вадим спросил Глеба, куда он пропал в тот день на аллее, на что получил извинения и ответ в духе - “у меня появились дела”. Писатель несколько оттаял и пригласил Глеба домой немного посидеть, поболтать. В конце концов, именно встреча с ним стала толчком для завершения романа.
Спустя полчаса рассказа Вадима о том, каким финальный роман получается чудесным и интересным и как писатель благодарен судьбе за встречу с Глебом мужчины добрались до дома автора. Вадим, оставив гостя в гостиной направился на кухню, предаваясь какой-то урезанной форме готовки, вроде – “откройте пакет и положите пакет внутри этого пакета в микроволновку на три минуты, чтобы ваш соленый попкорн приготовился”. Когда писатель вернулся в гостиную с миской изысканного деликатеса, гостя там не оказалось. “Так, вот теперь уже стоит волноваться”, - решил Вадим, все-таки ситуация напоминала галлюцинации шизофреника. Что ж это за Глеб такой, что он все время испаряется? В довесок ко всему прочему, когда Вадим зашел в гостиную свет в ней был выключен, но он ясно помнил, что, когда Глеб остался в ней наедине свет был включен.
Чертовщина продолжала наращивать свой градус, когда Вадим, заглянув в свой кабинет увидел ноутбук включенным. Синие свечение его экрана бросилось в лицо писателю, стоило только приоткрыть дверь. Вадим второпях для самообороны схватил в руки бутылку шампанского, но пораскинув мозгами поставил ее назад и заменил дешевой деревянной фигуркой.
Бросив в темноту кабинета пресловутое: “Кто здесь? Глеб, это ты?”, Вадим включил свет и наконец выдохнул, увидев комнату пустой. Он тут же подбежал к ноутбуку и обнаружил вкладку с открытым файлом плана последней своей книги.
В этот момент за спиной донесся знакомый голос:
-Как ты мог?!
Вадим обернулся. На пороге кабинета стоял Глеб. Выглядел он взвинчено, в глазах читалась ненависть.
-Столько лет вместе и так ты мне отплатил? – продолжил мужчина.
Вадим заметил, что в руке Глеб сжимает какие-то бумажки.
-Я явился к тебе, чтобы стать вдохновением! Как ты и просил, черт тебя дери! И взамен я получил что?!
-О чем ты? – притворялся дурачком Вадим, получалось у него это произвольно.
-Будто ты не знаешь! Я прочитал твой план, твой сценарий!
Глеб показал Вадиму смятые листы с напечатанным на них планом романа и продолжил свою тираду:
-И знаешь что?! Мне он понравился, - голос мужчины на этом моменте заметно смягчился. – Да, да, не удивляйся, ты написал прекрасную историю. В ней мне досталась и новая девушка красавица, и такая же красивая любовница, и моя не менее красивая жена тоже осталась в сюжете, ты даровал мне славу и народную любовь, наделил меня могущественными силами, столкнул с болезненными трудностями. Ты знаешь? Я все это уже пережил, и это было незабываемо! И вот, когда мне остается шаг до поединка, который определит все, ты собираешься меня в нем убить…
-Нет, ты не понимаешь! – попытался объяснить Вадим, но его собеседник даже не хотел его слушать.
-Нет! Это ты не понимаешь! – воскликнул Глеб. – Мы были вместе все эти годы! Ты подарил мне жизнь, я подарил тебе славу, и ты хочешь оборвать наш с тобой путь прикончив меня? Ты разве не можешь даровать мне конец, где я навек останусь счастлив? Где буквы унесут меня в мой персональный рай? Я помогал нам с тобой закончить все на положительной ноте, я поддержал тебя…
-Но, Глеб, ты не понимаешь! – заикаясь оправдывался Вадим. – Я же просто хочу закончить твой путь красиво! Ты падешь, как герой! Ты останешься со мной и с нашими поклонниками навсегда, Глеб, навсегда! Ты будешь воскресать стоит кому-нибудь открыть первую книгу, все будет повторятся вновь и вновь!
-И каждый раз я буду погибать… - В этот момент Глеб достал из-за пазухи револьвер. Он грубо провернул барабан и направил дуло на своего отца. – За что ты так со мной, отец, папочка?! – взмолился он. Слова эти прозвучали столь странно.
-Я не понимаю… Пожалуйста, Глеб… Давай я перепишу твой конец?.. Прошу, только оставь меня.
-Нет, папочка, это ты меня оставь, ведь я написал эту книгу сам, а ты влезаешь со своим надуманным концом. Теперь я буду решать, что да как!
-Это я тебя породил, ты должен меня слушать!
-Ты меня породил, а я тебя убью!
Раздался хлопок.
Создание, сошедшее со страниц романов Вадима, нажало на курок и все закончилось.
-Нет! – только и успел крикнуть Вадим.
Писатель пал на пол. Разумеется, жизнь покидала его, потому что зачем вообще кому-нибудь нужен умирающий писатель, который пал от собственного сюжета? Когда девушка Жизнь уходила от него к яркому сиянию, она бросила Вадиму холодный взгляд. На что автор пролепетал ей:
-Надо же… все прямо, как в моей книге… как в концовке Глеба того… отсылка выходит… символ?..
Девушка кивнула ему, как кивает психиатр своему пациенту, когда больной отчаянно пытается доказать ему, что в углу комнаты стоит черная тварь с красными глазами, и затем дама начала растворяться.
-Так вы тоже символ? – не успокаивался Вадим.
Силуэт девушки вновь кивнул ему.
-Ну тогда, пять звезд! – проговорил писатель и отчалил от пристани к бескрайнему океану чужих сюжетов, подошедших к концу.
Озлобленный Глеб перешагнул через творца. Вытерев руки и пригладив свои черные волосы, он уселся за ноутбук писателя. Наглость, конечно, вот так вот усаживаться за ноутбук покойника, как за свой собственный.
Глаза героя жадно забегали по экрану. Бесчисленные файлы с тысячами букв, которые составляли сотню сюжетов встретили его в десятках папок на рабочем столе. Глеб посмотрел на смятые бумажки с планом финального романа “Огонь и молнии” и с ненавистью порвал их в клочья. Не нужна этому роману такая дешевая, слитая концовка!
Мужчина открыл файл с финальной главой и с секунду посверлив белый лист взглядом принялся за работу. Пальцы персонажа стучали по клавишам, отплясывая танец искусства. Сегодня муза отправила писателя, так сказать, отдыхать и сама уселась за перо и чернила. Глеб улыбнулся, встречая свое светлое будущие, где у него будут и красотки жены, и все магические опусы мира, и возможно чин президента, почему бы и нет, а еще конечно в конце будет философская мысль, которая обязательно там должна быть.
Вадим очнулся в холодном поту и обнаружил себя хорошенько проспиртованным лежа на диване. Комната заливалась разноцветными огнями гирлянд, из колонок лилась дешевая попса.
-Что за хрень… - промычал он, еле справляясь с заплетавшимся языком.
Осознание не заставило себя долго ждать – он был на новогодней вечеринке у своих друзей.
Собственно, друзья вокруг него и отплясывали, а он напился с горя, что не мог никак написать концовку книги до конца года… Ну ничего! Напишет в следующем году.
-Главное, что не пристрелили, - сделал заключение Вадим.
Возможно, данная мысль и была моралью всего, что ему привиделось.
Может силами алкоголя, а может силою новогоднего чуда, которое пригрезилось ему во сне, завершение сюжета моментально пришло в голову.
Вадим обрадовался, но тут же помрачнел. Выпитая им водка шептала ему на ухо:
-Слушай, а вдруг, ты сейчас спишь или находишься в чистилище?
Вопрос этот был точным и волнующим. Но быстро пришел обнадеживающий ответ от более серьезного и вдумчивого коньяка:
-Какое же это чистилище если новый год через час настанет? Раве в чистилище что-нибудь новое вообще есть?
На том Вадим и порешил, присоединяясь к зажигательному танцу друзей.
А вот, что было плохо, так это то, что шампанское оказалось достаточно скромным и не озвучило свой вопрос:
-Кто же сейчас всем управляет? Автор сюжетом или сюжет автором? И кому же всё-таки принадлежит концовка?
***
По лицу моего уже преданного слушателя, я понял, что наконец-то эта история пришлась ему по душе, однако для поддержания своей серьезности и карикатурной дотошности он вновь отыскал в ней изъян:
-У вас три истории из четырех про то, как заработавшимся или пьяным людям снятся какие-то галлюциногенные сны!
Я рассмеялся, не в силах более сдерживаться. Мне нужно было только одно в эту минуту – узнать его историю, а все остальное наконец скрылось за горизонтом второго плана.
-Расскажите мне лучше вашу историю, мой друг.
Он тут же зажался и помрачнел. Что же он скрывает?
-Ну что же вы молчите? Я поведал вам целых четыре истории, теперь ваш черед поведать мне лишь одну, свою историю.
-А может вы сами?
-Что сам?
-Ну, раз вы так любите истории, может расскажете мне кто я такой?
Предложение было интересным, хоть и не совсем справедливым, но я согласился.
-Хорошо…
В голове своей я вновь шел по заснеженным улицам города. Он был сплошь белым. В смысле все здесь было белым и имело лишь очертания, контуры, которые разграничивали здания и горизонт. Среди этой белизны я был единственным цветным созданием, которое вынужденно было вновь погрузиться в мир пустоты и извлечь из нее что-то по-настоящему интересное.
Я подошёл к огромному сугробу и принялся копать. Я копал руками, разбрасывал комья снега и наконец извлек зарытое под ним чудо.
-Думается мне, вы, мой друг - писатель, - продолжил я, спустя минутное молчание.
Он удивился.
-С чего вы взяли?
-Ну как же, я же рассказываю сегодня только о творческих людях, а стало быть, вы один из них.
-А почему именно писатель?
-Не знаю, может вы и кто-нибудь другой… Это не суть важно. Важно то – из-за чего вы горюете, мой друг, и, кажется, я нашел на это ответ.
Его взгляд был прикован ко мне, он следил за движением моих уст. Быть может, я его загипнотизировал?
-Я вижу сцену, - продолжил я, вытянув руку вперед, для пущей эпатажности. К слову, мой слушатель заметно напрягся в ожидании узнать правду о своей личности. – Я вижу вас… Вы сидите за столом… Нет. Лежите на диване. Вас что-то гложет…
Мне приходилось выдумывать на ходу, точнее не выдумывать, а считывать - считывать его историю.
-И что меня гложет? – поинтересовался он, с нетерпением ожидая ответа.
Я замялся, иногда очень трудно разглядеть что-то в человеке, особенно если не знаешь какого его роль и нужен ли он тебе в целом. На автомате я начал тереть виски. Мое пенсне подводило меня, не давая разглядеть сути дела. Наконец на меня снизошло озарение:
-Как я уже сказал, вы, вероятно, писатель или другая творческая персона…
-Ну?
-Бывает такое, что такие личности не могут найти в себе сил сотворить что-то новое. С вами, очевидно, приключилась такая же беда.
Я чувствовал, как восстанавливается равновесие моих стройных историй, теперь остается лишь подобраться к сути.
-Вы лежите в апатии, думаете, ломаете голову, но к вам не приходит заветная муза. Она, как самая капризная женщина, отвернулась от вас и делает вид, что вас не существует, пролетая мимо и одаривая посторонних художников.
Все, что я выдумывал на ходу, казалось, шло из моего подсознания…
-Вы напрягаетесь, насильно пробираясь по трясине своих мыслей, вы пытаетесь отыскать в ней сюжет, но все без толку. Вы чувствуете, как ваши виски сводит, как ваша голова превращается в один тяжелый мяч, наполненный водой. Она набухает и, когда вы смутно нащупываете образ, вы хватаете его за руку и бежите с ним к столу с ноутбуком, ложно принимая это за порыв вдохновения. Ваша мысль, будь то герой или сцена рассказа вырывается из вашей хватки, кричит на вас, но вы не слышите, вы одурманены своей жаждой сюжета. Вы хотите сесть за стол, но что-то в вашей голове лопается и из ушей, и из рта, и из глаз вырывается поток черной вязкой жижи.
Комната заполняется этой мерзкой слизью, которая сочится из вашей головы, как из рога изобилия. Вы кое-как встаете на ноги, которые по голени утопают в болоте и бредете к столу. Усаживаетесь и ваши пальцы зависают над клавиатурой. Они становятся похожи на подгоревшие сосиски, которые болтаются из стороны в сторону, не в состоянии ничего сотворить.
Позади вас из болота выбирается нечто зловещее – черный силуэт человека. Фигура обнимает вас за плечи и вторит вам, какая вы бездарность, что вы уже исчерпали запас историй, что вам больше нет смысла творить. Вы знаете, что черная фигура права, что все кончено… вы выходите на улицу и теряетесь в своих мыслях, понимая, что все вокруг бессмысленно… и вот – вы здесь на скамейке.
Я был горд, проделанной мною работой. Это воистину прекрасный, но такой бессмысленный сюжет. Однако, я все-таки рад, что сумел докопаться до истины, хоть она и оказалась не такой уж интересной, какой представлялась мне на первый взгляд.
Мой собеседник примерял на себя рассказанную мной историю и вопреки моим ожиданиям сказал мне:
-Нет, мне кажется, что эта история не про меня.
Так холодно и равнодушно. Он сказал, как отрезал, с полной уверенностью в том, что я не рассказчик его истории. Он именно это имел ввиду, я уверен!
-Как это понимать? – сказал я, едва сдерживая обиду.
Он посмотрел на меня извиняющимся взглядом и попытался объясниться, все дальше зарывая себя в лож:
-Я имею ввиду, что эта история правда задела меня, но я не думаю, что она принадлежит мне… Я не такой.
-А какой же вы, позвольте спросить?! Хотя, я же уже спрашивал… и что? Вы мямлили! Не могли и двух слов связать, черт вас подери! Вы дали мне изложить вашу историю, именно это я и сделал!
-Нет… - пытался вставить он свое слово, но я разбушевался не на шутку и было поздно.
-Нет! Сейчас говорю я! Как вы смеете перечить моему голосу, моему слову?! Это ваша история! Я здесь рассказчик – поэтому именно я изложил все ваши проблемы!
-Но, что если…
Он порядком мне надоел. Скучный он был тип – вот и все. К гадалке не ходи, мне такой не нужен. Ошибкой было столько времени потратить на беседу с ним… Теперь-то я увидел, что он был лишним, так еще и противился ходу истории. Такое нужно вовремя пресечь!
Я уже не слушал, что он там мямлил, что пытался объяснять. В моей голове была лишь одна установка…
Я полез рукой во внутренний карман моего пальто, чтобы нащупать вещь, которая давала мне право на все, что угодно. Мой скверный друг засуетился пуще прежнего, когда заметил мои подозрительные движения. В мыслях он уже все понял: “У него в кармане нож!”. Он ошибался…
Ухватившись за рукоять, я извлёк на свет стальное перо. Конечно, его кончик был острым, как пика, а макушка была заточена, как лезвие, но вульгарностью будет назвать такое ножом. Я не бульварная шваль и не маньяк в тени подъезда, чтобы пользоваться таким жалким реквизитом. Мне по душе праведное оружие, которое было популярно еще во Франции. Символ правосудия – топор, вот, что мне было нужно.
Когда пером я замахнулся, на своего оппонента, тот отпрянул в сторону, но не убежал, очевидно его реакции притупились.
Весь мир вокруг нас изменился. Не было больше зимнего вечера, была лишь кромешная тьма и белый город, покрытый снегом. Декорации, как правило, не так важны в такой момент.
Наконец мой строптивый слушатель метнулся прочь, но убежать от меня невозможно! Все представляют это по-разному – кто-то хочет видеть ластик, кто-то указательный палец, мечущий пламенным лучом, а кто-то, как я, по старинке берет топор или факел.
Сжимая рукоять топора в руках, я медленно следовал за своей целью. С небес плавно опускались тысячи листов с перечерканными каракулями. Улицы пустого города наполнялись кипами бумаг, которые полыхали огнем. Кострища преграждали путь моему беглецу. Свернув за угол, он побежал в темный двор, усеянный телами таких же бесполезных болванок, как он сам. Мой лишний человек перепрыгивал через груды покойников и не сбивался с ритма, продолжая ускользать от острого лезвия моего топора. Бегство, впрочем, продлилось не долго, когда он забежал в самый темный угол двора в надежде найти из него выход. Перед его лицом возникла стена, по сторонам тоже были стены, а позади уже стоял я.
-Нет! Пожалуйста!.. – взмолился он.
Он пал на землю, съежился, прильнул к стене и поджал ноги. Отчаянно вытягивая руки, он прикрывался от удара моего праведного орудия.
-Не ты первый – не ты последний, - равнодушно произнес я и замахнулся топором.
Он выглядел таким маленьким человеком… гномом во всем этом мире изуродованных, нереализованных мыслей и идей.
Я приготовился использовать мой топор, однако произошла заминка. Я метался перед выбором – отрубить ли ему голову, как это делали на казни или же ударить по затылку и тем самым сделать литературный оммаж. А если он увернется и все испортит?..
-Стой! – остановил меня он, когда я был близок к удару.
-Что еще?
-Я вспомнил… Я вспомнил… - произнес он совершенно спокойно.
-Что вспомнил?
-Вспомнил кто я такой.
Секунду я подумал, что он лжет мне, что пытается отсрочить конец и в тот миг, я почувствовал, что его мыли сокрыты от меня, что я больше их не вижу.
-Я правда писатель, вы были правы, - продолжил он. – Я писал небольшие фантастические рассказы, но однажды во сне увидел Ее… Я искал ответ, кто она такая, пытался передать Ее слова на бумагу, поместить Ее, как персонажа в книгу, чтобы она была живой, но позже я услышал ее шёпот в моих грезах. Она рассказала мне сюжет романа, который я должен был написать, чтобы получить успех!
-Нет! – я не мог поверить его словам! – Нет! Не пиши его…
-Но почему?
-Потому что, стоит ей стать реальностью, как все пойдет под откос. Идеи для сюжетов испарятся, когда она подставит тебя в самый неподходящий момент. Ты будешь рвать листы один за другим. Писать и уничтожать… Все твои герои умрут, никто не спасется, потому что все они лишь картонные пустышки.
Я был уверен, что он понимает, о чем я говорю. Мой знакомый писатель продолжил:
-Я долго думал, стоит-ли мне писать этот роман… Я выпил со своими друзьями и мне пригрезились слава, деньги, поклонники… Мне приснилось, что люди примут меня, примут мои идеи… Однако, чем дальше я шел по сюжету, тем хуже мне становилось. К старости я стал совсем ничтожен. Я не мог выдавить из себя ни строчки и ее голос, больше не шептал мне на ухо истории.
По моей щеке покатилась слеза.
-Я вышел из квартиры друга и побрел по городу в раздумьях. Я рассматривал людей в надежде отыскать хороший сюжет. Смысл жить… и сел на скамью. Когда разочарование поглотило меня, появились вы…
Мои руки затряслись и сердце защемило в груди. Кажется, сюжет подходил к концу, и мой слушатель или читатель ждал кровавой развязки, в которой я истреблю своего недруга… ведь это нужно сделать? Я заговорил с воспрявшим духом писателем:
-Не пиши то, что она говорит, это того не стоит.
-Нет, я думаю вы ошибаетесь. Теперь я знаю, что меня ждет. Я просто должен дать себе немного отдохнуть.
Я занес топор повыше в надежде вернуть себе ярость, но мой друг уже встал с земли и забрал у меня оружие.
Он занес топор уже надо мной и сказал:
-Знаете, боюсь ошибка здесь вы.
Сказав свою пафосную фразу, он…
***
Я очнулся на скамье.
Мир вокруг был живее живого. Люди спешили по своим делам и даже не обратили внимание на меня уснувшего на скамье. Возможно, они посчитали меня за очередного бездомного, хоть и выглядел я неплохо.
Детали моего сна всплывали в голове сами собой. Я вспомнил, что мне пригрезилось, что я будто был писателем. Какой же из меня писатель? Я усмехнулся, но моя улыбка быстро сползла с лица, когда фигура старика в пенсне всплыла в воспоминаниях.
Тот старик он рассказал мне какие-то глупые истории, а затем гнался за мной с топором, а потом я его, кажется… Ой!
Пожалуй хорошо, что все закончилось обыкновенным сном, пускай это и банальщина…
Я встал со скамьи и поглядел по сторонам. Я чувствовал себя свободным. Я чувствовал, что вижу куда больше, чем прежде. Снег кругом напоминал мне о возможностях, а люди, спешившие по своим делам, напоминали мне о ценности историй.
Я направился вперед, направился к пути, который наконец возник передо мной и вел меня дальше.
***
В конце произведения многие любят подать мораль. Забавно было бы если бы и в жизни кто-нибудь сидел и озвучивал поучительную мысль, как будто они вообще есть в каких-то жизненных передрягах!
Я наблюдал за этой сладкой парочкой весь день. Их шуточное противостояние не на шутку меня увлекло, а старик умело пересказывал чужие истории. Они оба были так увлечены своими ролями, что не смогли заметить статичную фигуру, зависшую на фоне. Что ж, я сочту это за комплимент.
Финал истории безымянного, безликого мужчины и его нового знакомого – старика в пенсе и пальто был необычно ярким. Сном бы я, конечно, все это не назвал, скорее чем-то идейным. Метафора – более подходящее название, но безликому человеку, конечно еще учиться и учиться определять все это. Главное, что этот безликий обрел свой голос и свой путь.
Раз старик исчез, значит я расскажу о судьбе безымянного мужчины. Сейчас он, вероятно, бредет по улицам города и вглядывается в лица людей в надежде узнать их истории. Он разговаривает сам с собой, ведет внутренний монолог, думая, что кто-то его слушает, но поскольку сейчас вы, читатели, слышите меня, вероятно все это он делает впустую. Когда он дойдет до своего дома, он вероятно захочет наконец украсить квартиру к Новому году. На улице так красочно, а у него дома все серое. Поверьте мне, я бывал в его обители и вдоволь искупался в этом болоте уныния, которое царит там.
Все актеры покидают сцену.
Мне тоже пора идти. Я вглядываюсь в лица и меняю их словно они пластилиновые, чтобы они подходили созданному в голове образу. Я беру только то, что мне нужно. В руках я сжимаю картину с изображением скамейки и силуэтов, которые на ней восседают, принадлежащих старику в пенсне и пальто и безликому мужчине. Пусть эта история побудет со мной и с вами некоторое время… Пусть эта картина “Ответ.” повисит у меня над столом, а позже переедет в галерею.
Истории смотрят в мое лицо.