Дукандор на связь не вышел
В первые годы Афганской войны, военным чекистам приходилось выполнять двойственную задачу. Во-первых осуществлять кантрразведывательное обеспечение частей и подразделений, входящих в состав Ограниченного контингента советских войск в Афганистане и, во-вторых, вместе с советническим аппаратом КГБ СССР обучать афганских офицеров азам оперативной деятельности, совместно с ними проводить мероприятия по выявлению и разоблачению душманских пособников в рядах афганской армии, царандое и органов безопасности.
На первых порах приходилось удивляться не только полнейшей некомпетентности в вопросах конспирации сотрудников афганской контрразведки, но и безалаберности агентов. Да и откуда могли знать бывшие строевые офицеры премудрости секретного мастерства. Был порыв души, желание сражаться с вpaгaми, но опыта никакого.
Однажды, по делам службы я находился на КПП афганского пехотного полка, вижу, к шлагбауму подходит группа афганцев. Мужчина, лет сорока, по всей видимости, глава семейства, почему-то обратился ко мне на фарси, показывая испещренный арабскими буквами листок.
- Человек говорит, что он - агент Рахматулло, - пояснил мне афганский офицер, - что он из банды Мавлави. Просит, чтобы его вместе с семейством срочно принял джигран (майор) Худайназар (джигран Худайназар – афганский контрразведчик). Встретился он с джиграном или нет, я не знаю, но через несколько дней после этого Рахматулло и всех его родных казнили душманы. Перед смертью его долго пытали. Не пожалели даже шестерых маленьких детей...
Были и забавные случаи. Однажды на утренний доклад, - рассказывал мне советник - майор Добров, - прибыл молодой контрразведчик полка Хайрулла и с возмущением стал рассказывать, что в период посещения полка обнаружил под охраной в зиндане – (яме используемой в качестве гауптвахты) своего агента из числа солдат, которого арестовал за какую-то провинность замполит батальона. Разгневанный контрразведчик освободил агента, а в яму приказал посадить замполита. Замечание со стороны Бодрова о том, что он расшифровал своего агента, было им воспринято с обидой. Рассказывая о работе афганских контрразведчиков, я хотел бы отметить, что большинство из них своих ошибок старались не повторять.
Особую категорию среди афганцев представляли офицеры, которые обучались в Советском Союзе. Как правило, это были грамотные в военном и оперативном отношении люди, беззаветно преданные революции. С одним из них, начальником районного (улусвали) отделения ХАД, тураном (капитан) Бахтияром, по долгу службы, мне приходилось неоднократно контактировать, а однажды, даже пришлось поучаствовать в совместной операции по выявлению душманского агента. Впрочем, все по порядку.
Однажды, по команде из Москвы, из состава мотоманевренной группы ПВ КГБ СССР было сформировано подразделение, главной задачей которого было – обеспечение пребывания в приграничном с СССР улусвали Андхой провинциального руководства во главе с секретарем провинциального комитета НДПА Самандаром. Подразделение было небольшое и достаточно мобильное, в него входило около 50 пограничников, минометный взвод и отделение станковых противотанковых гранатометов. Я был назначен замполитом этого сборного отряда, и потому дел было невпроворот. Надо было проанализировать обстановку, сложившуюся в глубинке, ознакомиться с нравами и обычаями туркмен, которые составляют основную часть Андхойского улусвали, чтобы обо всем этом рассказать солдатам и офицерам. Большую помощь в подготовке к поездке оказали советники и офицеры ХАД, курирующие улусвали.
Мой давний знакомый джигран ХАД Изатулла, порекомендовал мне по всем возникающим вопросам контактировать с начальником районного (улусвали) отделения ХАД, Бахтияром, охарактеризовав его, как человека опытного и надежного, но несколько не сдержанного по отношению к руководству.
- За его голову душманы назначили награду в размере миллиона афгани, - отметил Изатулла, говоря о его беззаветной преданности революции...
И вот после непродолжительного полета на вертушках мы приземлились на берегу небольшой речушки рядом со средневековой глинобитной крепостью. Стены ее поднимались над землей метров на восемь-десять, по углам возвышались небольшие башенки. Вход в крепость запирали массивные деревянные ворота, которые при нашем приближении широко распахнулись, выпуская навстречу нам малочисленный свой гарнизон - человек десять солдат, с прапорщиком во главе.
До обеда мы познакомились с довольно-таки обширной территорией, окруженной глухой стеной крепости. Посоветовавшись со старожилами, сразу же решили укрепить наиболее уязвимые участки обороны дополнительными постами, развернули минометный взвод. Меры оказались своевременными, потому что нас в первую же ночь обстреляли из соседнего кишлака. Но после первых же минометных залпов стрельба прекратилась. К моменту нашего прибытия в Андхой, который раскинулся в пятистах метрах от крепости, обстановка здесь была особенно напряженной.
Используя рекомендации советников, мы в первые же дни пребывания в крепости, установили негласный контакт с начальником районного отдела ХАД Бахтияром. Им оказался худощавый, спортивного вида человек лет тридцати. Тонкие, правильные черты его лица, голубые глаза, пронизывающий и в то же время доброжелательный взгляд из-под тонких, как у девушки, бровей, а также резкие оценки существующей в улусвали обстановки, с первых же минут знакомства вызвали у меня чувство доверия и приязни. Молодой человек походил чем-то на Сахиба, моего давнего афганского друга. Чем-то похожи были и их биографии. Правда, хадовец был из семьи обеспеченной, к началу Саурской (Апрельской) революции он учился в Кабульском университете, сотрудничая с НДПА, а когда настала пора защищать революцию, с оружием в руках пошел добровольцем в рабочую дружину. Учился в Харькове. За время учебы у него появилось много советских друзей, с которыми он, по мере возможности, переписывался. Позже, когда мы познакомились поближе, Бахтияр показал мне фотографию своей невесты. С цветного фото глядела чернобровая и черноглазая украинская красавица, взгляд которой так и просился в строчки: жду, надеюсь, верю.
Хадовец немного говорил по-русски, но считал, что его знаний мало и попросил, по возможности, помочь в изучении нашего языка. Это был человек фанатично преданный революции, который поставил перед собой жизненную цель - победа или смерть.
Это знало не только руководство улусвали, но и провинциальное. Некоторые послания хадовца с принципиальными характеристиками деятельности партийных и народных лидеров, как района, так и провинции прорывались через провинциальный отдел ХАД в Кабул, правда, оттуда по бюрократической лестнице спускались обратно. А принципиальность ни в Меймене, ни в Андхое не была в почете, и потому на голову хадовца со всех сторон метались громы и молнии. Дошло до того, что за голову Бахтияра главари оппозиции назначили немалую цену, от 500 тысяч до миллиона афгани. Листовки с перечислением всех грехов хадовца, и ценой за его голову в Андхое мне приходилось видеть не раз.
То, что он был еще жив, во многом зависело от прекрасного знания обстановки и людей, и, конечно же от его личной смелости. Под началом Бахтияра был небольшой отряд защиты революции из преданных ему людей - кровников, которые имели свои счеты с боевиками.
Немало было у него и добровольных помощников из числа дехкан и торговцев. Они вовремя предупреждали хадовца о грозящей беде. Чем завоевал он такое доверие у селян, сказать трудно. Может быть, своей молодой бесшабашностью, готовностью пожертвовать своей жизнью за своих соплеменников. Ведь еще с незапамятных времен воспевали туркмены в своих песнях героев, которые готовы на все ради своего народа. А может быть, потому, что жители приграничного с нашей страной района глубже воспринимали изменения, происходящие в Афганистане.
Во время первой же нашей встречи Бахтияр со знанием дела доложил обстановку, существовавшую в улусвали. Он отметил, что созданный в Андхое комитет НДПА, почти никакого влияния на политическую жизнь в городе не оказывает, что органы народной власти еще не пользуются достаточной силой и доверием населения, и потому на жизненный уклад в улусвали особого влияния не оказывает.
Город со всех сторон обложен бандами непримиримых, главари которых оказывают влияние на дела в городе через своих людей в партийных органах и органах народной власти. Внутри руководства улусвали, сторонники фракций "хальк" и "парчям" все упущения и промахи в работе валят друг на друга.
- Вот уже второй год, - продолжал взволнованно Бахтияр, - в пригороде Андхоя пытаются наладить работу несколько кооперативов по обработке земли, которым из СССР переданы в безвозмездное пользование десять тракторов "Беларусь" и несколько комбайнов. В период подготовки земель к предстоящей посевной участились нападения душманов на кооперативы. В результате этих акций уничтожено почти половина парка сельскохозяйстсвенной техники кооперативов, есть убитые и раненые. В целях самообороны там созданы отряды защиты революции. Видя, что кооперативы имеют оружие и готовы защищать свои земли самостоятельно, боевики изменили тактику своих действий, перешли к блокированию кооперативов. На сегодняшний день у дехкан уже неделя, как кончилось продовольствие. Люди голодают, но не сдаются, прекрасно зная, что если они сложат оружие, бандиты уничтожат их всех до одного. В этой обстановке особенно неприглядно выглядела позиция районного руководства. Имея в своем распоряжении подразделения царандоя, отряды защиты революции, другие силы, улусволи (председатель райисполкома) до сих пор не обеспечил продовольствием и боеприпасами осажденные гарнизоны. Недели две назад была предпринята попытка пробиться к одному из кооперативов. Улусволи, зная, что должен прибыть секретарь провинциального комитета НДПА, опасаясь, что его обвинят в преступной бездеятельности, возглавил отряд защиты революции, состоящий из вооруженных добровольцев. Загрузив в машины продовольствие и боеприпасы, отряд направился к ближайшему осажденному гарнизону. В пригороде, недалеко от подразделения пограничной охраны, отряд был окружен боевиками и взят в полном составе в плен. Неделю о нем не было ни слуху, ни духу, пока не пришел улусволи, который и сообщил о приключившимся с ним конфузе. Он в красках расписал то, как оборонялся отряд, не давая душманам захватить продовольствие и боеприпасы, но перевес был на стороне противника. Как они не оборонялись, но перевес был на стороне противника. Как они не оборонялись, но попали в плен, где над ними вдосталь покуражились моджахеды...
- Но все это голая ложь, - стукнул кулаком по столу Бахтияр. - Я от своих людей узнал, что все было заранее с душманами оговорено. Оказывается, курбаши, который захватил караван с продовольствием и боеприпасами - родной дядя улусволи. Никто в отряде защиты революции и не помышлял о сопротивлении. Боевики за здорово живешь, получили продовольствие, боеприпасы, и даже часть людей из отряда защиты революции. Как говорится, ишак ишака – видит издалека…
Продолжая эту тему, я вспомнил о случаях предательства в среде афганских военных.
- Довольно продолжительное время, наши совместные операции были заранее обречены на провал, только потому, что душманы, через родственников афганских офицеров узнавали не только о маршрутах и целях совместных операций, но и о задействованных силах и средствах, - поддержал я Бахтияра. Дошло до того, что приходилось информировать командование полка и царандой непосредственно перед выходом колонны. Только тогда наши совместные боевые действия стали более или менее результативными. Но все это продолжалось недолго. После того, как провинциальное руководство потребовало согласовывать все операции с губернаторской канцелярией, операции по блокированию и ликвидации душманских формирований, в большинстве случаев вновь стали безрезультативными…
- Я слышал об этом, - сказал задумчиво Бахтияр, - и думаю, что врага надо искать в окружении нашего провинциального партийного лидера, Самандара.
- Неужели предатель сегодня вместе с ним в Андхое? – спросил я.
- Может быть, может быть! – ответил он. - Это-то я и хочу проверить…
Прошло несколько дней.
Однажды в крепость в спешке примчался на своем УАЗике Бахтияр, и с ходу заявил, что километрах в трех от крепости в родовом кишлаке одного из богатеев собрались главари всех окрестных бандформирований для координации своей деятельности против новой власти, захвата Андхоя и объявления Даулатабада местностью, свободной от неверных. На этом совещании боевики разрабатывали план нападения на крепость и уничтожения советского военного гарнизона. Я передал эту информацию майору Лесину, который координировал действия сборного боевого отряда с афганскими властями. Он сразу же вызвал боевые вертолеты, чтобы те, разбомбили это повстанческое гнездо.
Буквально через тридцать-сорок минут звено вертолетов с полной бомбовой и ракетной нагрузкой прошла над нашей крепостью и направилась к кишлаку. Вскоре мы услышали далекие разрывы бомб и ракет. Над кишлаком поднялась черная туча, которая погребальным занавесом накрыла бандитское сборище. Не прошло и часа, как наблюдатели в крепости доложили, что со стороны Андхоя к нам мчатся два УАЗика.
Мы с любопытством вышли навстречу. Оставив машины за воротами, к нам торопливо двинулась группа афганцев во главе с Самандаром. Лицо его было искажено гневом, глаза метали молнии. Размахивая руками, он сходу выразил недовольство нашим вмешательством в их дела.
- Почему вы не согласовали со мной налет авиации?
- У нас просто не было времени на согласование, - спокойно ответил майор Лесин. - У нас же есть договоренность с вами о том, что в приграничной полосе, в экстренных случаях, мы можем действовать самостоятельно, и лишь затем обязаны проинформировать местные власти о проведенных акциях. Вы ведь прекрасно знаете, с чем это связано…
- Да, я помню об этом, - уже спокойно сказал Самандар. И отведя в сторону майора, добавил:
- Честно говоря, я об этом сборище ничего не знал. Об этом мне только, что сказал мой помощник, который накануне, якобы попросил главарей собраться, с тем, чтобы решить вопрос о снятии осады с кооперативов.
Стало ясно, что кто-то из окружения Самандара хотел с помощью легенды о якобы организованной властями встрече с душманами, которой помешал налет советских вертолетов, вбить клин в отношения между «шурави» и провинциальным руководством.
Прошло еще несколько дней и Самандар, как обычно, со своим ближайшим помощником, нанес очередной визит вежливости. Во время небольшого, но традиционного застолья я, как попросил накануне начальник районного отделения ХАД Бахтияр, в разговоре, как бы, между прочим, проболтался, что о сборище главарей боевиков нам стало известно от духанщика Исмаила (по словам хадовца, Исмаил был ярым противником всего нового и всячески помогал душманам), который торгует невдалеке от дома улусволи. Казалось, что на эту информацию никто не обратил ни малейшего внимания. Смандар занятый разговором с майором Лесиным даже ухом не повел на эту мою реплику, он явно не хотел вспоминать о своем недавнем конфузе и вскоре оседлав своего любимого конька, начал рассказывать о том, как прекрасно заживут афганцы после полной победы революции...
Дня через два, ближе к вечеру, к нам заехал обескураженный Бахтияр, который сообщил, что дукан Исмаила сожжен, а торговец и его семья преданы самой зверской казни… Из этого явствовало, одно, что ближайший помощник Самандара и есть тот предатель, который не только передал вскольз оброненную мной информацию душманам, но и, как выяснилось позже постоянно информировал их о совместных с советскими войсками операциях.
Свидетельство о публикации №223122400039