Нинея-8. Я злой и страшный серый волк. 18 плюс

С Серым я договорился утром.

Он, конечно, сначала не хотел со мной разговаривать. Но когда я намекнул ему о том, что он может не только реабилитироваться в глазах Нины, но и доставить ей удовольствие, а также отчасти и отыграться, он заинтересовался.

Я рассказал ему свой план, и что ему нужно будет делать.
- И смотри… никакой самодеятельности! Все, как я сказал и по моему сигналу. Понял?
- Да понял-понял…
- На всякий случай, Серый, чтоб ты знал. Я её в обиду не дам. И ещё, если ты задумаешь недоброе… я сфотографировал вашу встречу с Ниной тогда… ну, ты понимаешь.
Серый вспыхнул:
- Ты видел?!
- Да ты не бойся, от меня-то никто ничего не узнает. Если, конечно, ты сам не вынудишь...
Видно было, что Серый сгорает от стыда, и потому был очень зол на меня. Но куда деваться? Нужно же было заручиться хоть какой-то гарантией, пусть и дутой, так как, конечно же, никаких фотографий у меня не было.

Сигналом к выходу Серого был мой шлепок по попе Нины.
Почему-то я был уверен, что Нина вначале воспротивится Серому, но потом будет довольна.

- Серый, уйди отсюда! - гневно выкрикнула Нина.
Но Серый и ухом не повел, а нагло ухмыляясь, продолжал приближаться.
- Что он здесь делает! Пусть он уйдет! – ярость в глазах Нины медленно гасла, превращаясь в угольки страха.
- Он пришел тебя наказать, ты ведь была такой нехорошей девочкой.

Нина стала пытаться вырваться, изгибаясь всем своим сильным телом, но руки и ноги ее были прочно связаны и закреплены. В гневе она была прекрасна. Высокие загорелые груди плавно колыхались из стороны в сторону, и казалось, что соски, как два больших карих глаза, отчаянно ищут пути спасения.

Серый, ухмыляясь, подошел сзади и погладил Нину по попе.
- Убери руки! Отпусти, немедленно! Пусть он уйдет! – шипела Нина.
В ее голосе наряду с негодованием уже слышалась тихая мольба.
- Здравствуй, Красная шапочка, – сказал Серый, подойдя к ней вплотную, и не спеша спустил с нее трусики.
Нина снова стала брыкаться, как необъезженная лошадь.
- Не смей! Не смей меня тро… – закричала она Серому, но осеклась на полуслове, когда почувствовала его язык между своих ягодиц.  

На ее лице отразилось крайнее изумление. Глаза, казалось, увеличились в два раза, губы что-то пытались произнести, но слова не складывались. Было видно, что она силится понять, что же происходит. Гнев, страх и наслаждение в ее душе боролись друг с другом. Наконец она выдохнула:

- О-о-о…  - и подалась попой навстречу ласке Серого.
Эта ласка была частью моей инструкции – я был уверен, что она вмиг успокоит Нину.
Почувствовав, что первое сопротивление сломлено, Серый поднялся. Сжав руками ягодицы Нины он прошептал ей на ухо:
- Я злой и страшный серый волк, я в поросятах знаю толк…. Р-р-р-р…!
Нина снова протестующе застонала и с мольбой посмотрела мне в глаза.
- Ты ведь знаешь, что провинилась? И должна получить примерную порку! – я поцеловал Нину в губы.
- Но почему он?! – умоляла она.
- Ты знаешь…  - я сжал ее нижние губки, окунув между них свои пальцы, и почувствовал на них липкую влагу.
Нина поняла, что тело предательски выдало ее, и досадливо дернулась:
- М-м-м!

Серый снял кожаный ремень и  вполсилы ударил Нину по попе. Нина вздрогнула, но не проронила ни звука. Он ударил второй раз чуть сильнее. Потом еще сильнее. Глаза Нины увлажнились.
Серый бил сильно, от души. После пяти ударов из глаз Нины брызнули слезы, но она издавала лишь тихие стоны. К десятому удару слезы текли уже ручьем. Её тело обмякло, а сама она находилась в какой-то странной прострации. Она издала стон, но он не был похож на стон страдания. Скорее, это был стон сладострастия.

Я посмотрел на Серого, и он остановился.
- Нинеюшка, ты будешь хорошей девочкой? Не будешь больше брыкаться? Будешь послушной? – я погладил ее по мокрой щеке.
Она вяло качнула головой:
- Д-да, б-буду…
- Вот и хорошо, - я посмотрел на Серого, и он освободил ее ноги от пут и от одежды (шортики и трусики все еще болтались на ее щиколотках).
Я отвязал конец веревки, который был закреплен внизу, и медленно опустил Нину на землю. Нина обессиленно опустилась на колени.

Я расстегнул ширинку и достал член. Она все поняла без слов и тут же обхватила его губами. Серый торжественно показал мне четыре пальца и, сложив их лодочкой, запустил в щелочку Нины.
- У-у-у… - томно простонала Нина.
Через пару минут ее тело начала бить лихорадочная дрожь. Не доводя ее и себя до пика, я мягко отстранил ее.

Серый шлепнул ладонью по попе Нины и скомандовал:
- Вставай, сучонка, на четвереньки, -  он достал презерватив и тюбик с кремом.
Нина послушно встала на четвереньки, пребывая в полубеспямятстве.
- Ноги шире! И выпяти свою сладкую попочку!
Натянув презерватив на член и смазав его кремом, он обильно выдавил крем себе на ладонь и приложил ее к анусу Нины.

- Ты, кажется, любишь, когда тебе попку ласкают?  А когда тебя в попку е@ут? – Серый приставил член к ее дырочке и надавил.
- М-м-м… - тихо простонала Нина, и… подалась попой навстречу.
Серый улыбнулся и, двинув бедрами, вошел глубже.
- О-о-о! – вырвалось у Нины.
Она опустилась грудью на траву, и тихо постанывая, затряслась в оргазме.


- Нет, я пока не хочу заканчивать этот праздник, - рассмеялся Серый, и вышел из Нины, когда ее дрожь стала стихать.
Я взял у Серого ремень. Серый же разделся догола и уселся перед Ниной.
- Поблагодари же меня…

Нина послушно склонилась к его паху и страстно стала покрывать поцелуями его хозяйство. Серый взял ее за волосы:
- Открой рот, сучонка.
Нина покорно посмотрела на него сквозь пелену слез и… послушно открыла рот, приняв его член.

Я посмотрел на попу Нины. Плотно сомкнутые ягодицы были ярко розового цвета с редкими бардовыми ссадинами. Я снова ударил по ним ремнем. Нина вздрогнула и тихо застонала. Я ударил еще десять раз с расстановками. Каждый удар оставлял на попе Нины широкую яркую полосу, которая медленно вздувалась. И с каждым ударом Нина все с большей жадностью сосала член Серого.

Решив, что достаточно, я отбросил ремень и погладил израненные ягодицы Нины. Нина издала тихий благодарный вздох. Похлопав по внутренней стороне бедер, я дал ей понять, чтобы она расставила ноги пошире.

Набухшие и раскрывшиеся от возбуждения лепестки блестели от сока. Я не смог удержаться и прильнул к ним поцелуем. Мои губы буквально утонули в липкой влаге ее мякоти, как в перезрелом персике. Нина нетерпеливо задвигала попой. Я понял, что она уже на грани, и, крепко ухватив за бедра, проник в ее сокровищницу.  

- М-м-м… - издала она долгий полустон-полумычание, энергично двигая головой над пахом Серого, который держал ее за волосы, пригибая ее голову в такт движениям своих бедер.
Всякий раз, когда я совершал очередной толчок, из щелочки Нины доносилось громкое хлюпанье из-за обилия любовного сока.   

Наконец, Серый со стоном отвалился на спину, а Нина с каким-то звериным урчанием продолжала высасывать его семя, мелко дрожа всем телом. И когда я в порыве страсти шлепнул ее по попе, она напряглась, протяжно застонала и обмякла. Секундой позже оргазм захватил и меня.


- Ну, вы блин даете… - прошептала она минут через двадцать, когда стала приходить в себя и смогла говорить. Она все так же лежала у Серого в паху.

Я растянулся на траве и умиротворенно разглядывал проплывающие облака. Серый молчал. Нина медленно поднялась и посмотрела на меня, протягивая завязанные руки. Лицо ее было заплаканным и светящимся от переживаемого ею блаженства. Когда я развязал ее руки, она обняла меня и прошептала:

- Спасибо, дорогой! Это был просто космос! И тебе Серенький… Сережа, спасибо! – она погладила его по увядющему члену.
Он открыл глаза и улыбнулся.
- Но только, чур, молчок, - погрозила она ему кулачком.
- Могила, - пробормотал он с виноватой улыбкой.

Вечером в палатке она протянула мне тюбик троксевазина, чтобы я смазал ей ягодицы, покрытые синяками и кровоподтеками.
- Да-а, вот это мы тебя уработали, - сочувственно сказал я, намазывая ее ягодицы.
- О, не беспокойся. Синяки – это как раз самое меньшее, о чем стоит беспокоиться. Напротив, они даже полезны.
- Чем же?
- Они усиливают кровообращение. Сколько женщин мажется, чем не попадя, в надежде избавиться от целлюлита. А лучшее средство от него – обычная регулярная порка, - рассмеялась она.
- А что испытываешь, когда тебя порют, это же больно? – я все никак не мог взять в толк, как можно это любить.
- О, это… ну, сначала, конечно больно, а потом… потом тело становится таким расслабленным и ватным, ты опрокидываешься в какое-то полузабытье… в общем, это трудно описать… - сказала Нина, блаженно растянувшись на постели, и… мгновенно уснула.