Перелетные ангелы гл. 7

На этом можно было бы поставить точку в романе, и читатель ушел бы с ощущением достижимости счастья. Но я продолжу. И потом, кто сказал, что обретение любви это кульминация жизни? Здесь только все начинается...

Я не буду подробно описывать наш быт. И вовсе не потому, что он всегда скучен. Напротив, так мило создавать уют в доме, эту энергетику добра. Ее часто и не замечаешь сам, но вот приходит друг и чувствует. Быта в привычном смысле у нас и не было.

Ее однокомнатная квартирка была основательно заставлена старой мебелью, просто родителям было жалко сразу выкидывать ее на помойку. На многих полках валялись таблетки, пучки трав и множество блокнотов, исписанных, видно, в состоянии душевной тревоги.

Я сделал ремонт, выбросил лишнее, жилище отозвалось мягкой улыбкой. На стенах развесил музыкальные инструменты. Их часто списывали в музее, где она работала, вот коллекция и пополнялась. Готовил, в основном, я, добывал пищу тоже. Юка мыла посуду. Это была такая мелочь, мы даже не думали, что о таких пустяках можно серь;зно говорить.

Меня вновь захватила тренерская работа. Юка тоже искала новую, может, в какой-то группе или в оркестре, но пианисток в Питере хватало. Она поступила еще и на заочное отделение по классу флейты, но зачем? Играла на ней и так неплохо.

Вечерами часто уходила в Консерваторию, у нее был свой ключ от комнаты с шикарным роялем. Мне оставалось только представлять, какие эмоции там выплескивались, просто в пространство, без апплодисментов. Мне она ведь боялась играть. Вдруг я не пойму музыку так, как понимает она? Лишь изредка Шопен ее уговаривал, и я ощущал, что значит талант исполнителя. Не помню, чтобы на концертах я был бы захвачен таким потоком волнующих звуков.

Как же хорошо все было! И тут появилась моя бывшая. Когда я жил один, это ее не трогало, а теперь видно стала мучить ревность: как же это ты счастлив с ней, а со мной не мог? Она подкараулила Юку на улице, наговорив ей кучу гадостей. И конечно, обвинила ее в том, что та увела меня. Ольга была сильной личностью. Ее голос пробирал до самого нутра. Однажды после ее гнева у меня белки глаз стали оранжевыми, а в груди появился совершенно реальный сгусток чего-то мерзкого.

А что говорить про это юное создание, нервы у Юки были действительно слабые. Другая бы послала эту Олю подальше, ну выпила бы валерьянки и забыла. Но это же был ребенок, совершенно доверяющий миру, открытый всеми своими порами, отдающий в мир свою непосредственность и доброту. Так в робкой душе поселился страх. Она боялась ее вновь встретить, перестала ходить в беговой клуб, где они могли пересечься. Зернышко страха все разрасталось, его не было явно видно, лишь в дневниках появлялись печальные записи.

Но светлого было гораздо больше. Мы расписались. Действительно это так, и не больше. Наша свадьба - это букет белых лилий на столе, бутылка сухого, возможно даже - пельмени из пачки вместо дешевой рыбы, небольшой тортик. К сорока годам начинаешь ценить уже совсем другое, впрочем Юка была на десять лет младше.

Нам сделали студенческие билеты в благодарность за какое-то доброе дело, она мне не хвасталась. Теперь мы могли ездить по городу бесплатно, ведь на дорогу уходило половина моей жалкой зарплаты. Я действительно выглядел еще молодым, только в сорок четыре контролеры засомневались в моей причастности к студенчеству, и я перестал обманывать мир.
Я и за свой горный бегал до тридцати лет вместе с учениками.

Юка нашла работу в музыкальной школе, где стала играть в хоре. Ее вообще дети спрашивали,  в каком классе она учится? Давала и частные уроки игры и даже делала массаж знакомым спортсменам. Может, это было полезно для пальчиков? Не знаю. Знаю лишь, что в таких местах водятся Купидоны со стрелами.