Ночь и туман. Избранные

11 декабря 1941 года

Париж, оккупированная территория Франции

Евреек оказалась ровно чёртова дюжина – что (на этот раз) было просто случайностью. Колокольцев вежливо поздоровался (ибо дамы) и объявил:

«У меня для вас две новости. Одна очень плохая; другая – очень и очень хорошая. Начну с очень плохой – чтобы очень хорошая была и очень радостной…»

В столовой предсказуемо воцарилось полное молчание. Колокольцев осведомился: «Все в курсе, что происходит с вашими соплеменниками на оккупированных территориях СССР – да и Польша недалеко ушла?»

«За всех не скажу» – спокойно ответила высокая красивая женщина несколько стервозной внешности, изысканно одетая и идеально накрашенная – видимо, в тюремной камере оказалась совсем недавно. Однако сделала именно это, в мгновение ока став неформальным лидером этого женского коллектива.

«… но я слышала, что на этих территориях евреев загоняют в гетто где условия такие, что наши тюрьмы просто райские кущи…»

Внимательно посмотрела на Колокольцева. Он кивнул: «Так и есть». Стерва заметно приободрилась – и продолжила:

«Это тех, кому повезло… даже очень повезло…»

«А кому не повезло?» – в высшей степени обеспокоенно осведомилась невысокая полная женщина лет пятидесяти или около того.

Стерва пожала плечами и усмехнулась: «Собирают на площади местечка, потом на грузовиках вывозят за город, а там…»

Запнулась, немного помолчала и решительно продолжила: «… раздевают догола и расстреливают на краю общей могилы. В спину из винтовок. Кому сильно не повезло – палач промахнулся – закапывают ещё живыми…»

И снова вопросительно посмотрела на Колокольцева. Тот снова кивнул: «Всё верно». И продолжил: «К сожалению, это ещё не вся плохая новость…»

Женщины испуганно-ошарашенно уставились на него. Он бесстрастно продолжил: «Весной этого года, ещё до вторжения в Советский Союз, руководством рейха было принято решение о полном уничтожении всех евреев на территориях, подконтрольных Германии и её союзникам…»

От ужаса женщин аж столбняк хватил. Всех, кроме стервы. Та смотрела на Колокольцева и слушала его скорее с интересом, чем со страхом. Последний не чувствовался вообще.

Колокольцев бесстрастно продолжал: «В середине сентября началась депортация евреев Германии в гетто на Востоке – в минское, рижское, каунасское и лодзинское гетто…»

Сделал многозначительную паузу – и продолжил: «По моим данным, к настоящему времени депортированы чуть более сорока тысяч немецких евреев – это где-то пятнадцать процентов еврейского населения Германии…»

Статистикой его бесперебойно снабжал глава «еврейского» реферата IV B 4 Главного управления имперской безопасности СС-оберштурмбанфюрер Адольф Эйхман. Снабжал по банальной причине – Колокольцев был по самые уши в «еврейской проблеме» с лета 1933 года и потому имел право.

«… из которых шесть тысяч уже расстреляны – остальных та же участь ждёт уже в ближайшие месяцы…»

«Я так понимаю, мы следующие?» – усмехнулась стерва. «И это есть та самая плохая новость?»

«Да и да» – улыбнулся Колокольцев. Эта впечатляющая даже по нехилым парижским меркам стерва ему положительно нравилась.

«Правильно ли я понимаю?» – осведомилась стерва, «что хорошая новость состоит в том, что мы сможем избежать этой участи… с вашей помощью?»

«Совершенно правильно понимаете» – подтвердил Колокольцев.

«И каким же образом?» – в высшей степени заинтересованно (что неудивительно совсем) спросила стервоза. «И что мы должны для этого сделать?»

Вместо ответа Колокольцев осведомился: «Сионистки есть?». И тут же добавил: «Ничего не бойтесь – это не преступление. Напротив, к сионизму СС относится весьма положительно…»

Ибо зарабатывает на оном твёрдую валюту в промышленных масштабах вот уже более восьми лет. Об этом, понятное дело, еврейкам знать не полагалось.

Поднялись две несмелые руки. Через некоторое время ещё одна.

«Печально» – вздохнул Колокольцев. «Я думал, будет лучше – у нас в рейхе примерно каждый второй еврей сионист…»

Затем махнул рукой и усмехнулся: «Впрочем, это неважно. Важно, что с данного момента вы все сионистки…»

«Это ещё почему?» – удивилась стерва. Крайне недовольный вид не оставлял сомнений в том, что сионисткой она не была ни разу… да и еврейкой тоже только по названию. А так типичнейшая француженка… парижанка даже.

И тут да неё дошло. «Да ладно» – рассмеялась она. И с изумлением осведомилась: «Вы что, нас всех в Палестину сейчас отправите?»

Колокольцев кивнул. И объяснил: «Сейчас вас посадят в автобус и отвезут в отель Лютеция. В штаб-квартиру абвера – германской военной разведки…»

Сделал небольшую паузу – и продолжил: «Там вам сделают новые документы, после чего погрузят в поезд, который отвезёт вас в Марсель. Там вас посадят на корабль под турецким флагом, который доставит вас в Палестину. Конечный пункт – город в некотором роде моего имени…»

От такого откровения даже «железная стерва» почти потеряла дар речи.

«Ккак… вашего?» – изумлённо пролепетала она. Колокольцев пожал плечами и с улыбкой объяснил: «Город был основан чуть более двух месяцев назад. Основали его четыре с половиной тысячи евреев, которых я перехватил по дороге к расстрельному рву и отправил в Палестину…»

«Четыре. С половиной. Тысячи» – выдохнула стерва. Колокольцев кивнул: «Сейчас чуть больше – я периодически добавляю… понемногу…»

Сделал многозначительную паузу – и продолжил: «Теперь что вы должны сделать. Вы должны сделать только одно. Смириться…»

«Мы должны будем смириться ещё с чем-то, кроме переезда в Палестину?» – несколько испуганно осведомилась стерва. Которой все присутствующие (обычное дело в таких ситуациях) с удовольствием передали право говорить от их имени.

Колокольцев кивнул – и объяснил: «Вам несказанно повезло – причём аж дважды. Во-первых, тем, что в вашем городе внезапно оказался я…»

Сделал многозначительную паузу – и представился: «Я полковник СС Роланд фон Таубе. Я личный помощник рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера по особым поручениям; а в Париже выполняю особое задание фюрера…»

Сделал ещё одну многозначительную паузу – и продолжил: «… поэтому я могу приказать отправить всех вас хоть на Луну – и мой приказ будет выполнен…»

По выражению лица стервы было совершенно очевидно, что она предпочла бы Луну Палестине десять раз из десяти. Он продолжил:

«Во-вторых, несколько дней назад фюрер подписал директиву, которая сильно облегчила мне задачу по перемещению таких как вы… да куда угодно…»

Многозначительно вздохнул – и продолжил: «А смириться вам придётся с тем, что, в соответствии с этой директивой фюрера, для своих родных и близких, знакомых, вообще для всех… вы исчезнете. Просто исчезнете – в ночь и туман…»

«Поэтому новые документы?» – усмехнулась стерва. Колокольцев кивнул, подошёл к двери, открыл и подозвал дежурившего в коридоре инспектора парижской полиции. После чего отдал боевой приказ:

«Всю эту компанию отправить в отель Лютеция – капитану абвера Альфреду Топферу. Скажешь, что это еврейки – он знает, что с ними делать…»

Еврейки покорно поднялись – и понуро отправились вслед за инспектором. Кроме стервы, которая (не так чтобы неожиданно) и не подумала даже шевельнуться.

Когда Колокольцев вопросительно посмотрел на неё, она – на почти идеальном немецком – объявила: «Я хочу остаться. Я очень хочу остаться с тобой здесь…»

Колокольцев вздохнул – и махнул рукой инспектору: «Отправляй. С этим чудом парижского света я сам разберусь…»

Закрыл за собой дверь и ироничным тоном осведомился: «Ты не боишься, что я тебя…». Стерва махнула рукой и рассмеялась: «Да ничего ты со мной не сделаешь… в смысле, ничего плохого»

«Ты уверена?» – удивился Колокольцев. Она кивнула: «Абсолютно»

«И почему же?» – иронично осведомился он. Она спокойно объяснила: «Ты хоть и немец, но внутренне такой же, как девять из десяти наших полицейских – и вообще так называемых коллаборантов…»

«В смысле?» – удивился он. Она спокойно объяснила: «Ты, мягко говоря, не в восторге от национал-социализма вообще и от еврейской политики вашего фюрера, в частности…»

«С чего ты решила?» – удивился он. Она улыбнулась: «Я пианистка… помимо много чего ещё. У меня идеальный слух – а по тембру речи я уже давно научилась определять отношение человека к тому, что он или она говорит…»

Глубоко вздохнула – и продолжила: «Ты человек на удивление свободный и независимый – от всей этой вашей дурной хрени – и очень не любишь, когда тебя вынуждают мириться с тем, что ты категорически осуждаешь…»

Он всё понял – и от души расхохотался: «Ты хочешь сказать, что я использую любую возможность, чтобы отвесить звонкую оплеуху моему начальству? Вывозя за пределы их досягаемости евреев, которых они приговорили к смерти?»

«Я не права?» – искренне удивилась стерва. Всем своим видом давая понять, что считает вероятность этого равной нулю.

Колокольцев улыбнулся: «Не без этого».  А стерва неожиданно приказала: «Дверь запри. И не делай вид, что тебе не нравится подчиняться сильной, смелой, яркой, красивой, интересной женщине. Которую тюрьма не сломала…»

Он вздохнул – и подчинился. Обернувшись, он без особого удивления увидел, что она уже сняла свитер и почти полностью расстегнула блузку. Продолжая раздеваться, она спокойно заявила: «Сначала секс – потом всё остальное. Да, и меня зовут Мари. Мари Штерн…»

Раздевшись догола, она легла на спину на стол, согнула ноги в коленях, широко их развела и улыбнулась: «Иди ко мне…»

Трахалась она… профессионально, хотя было совершенно очевидно, что торговать своим телом она считает ниже собственного достоинства. Кончила всего один раз, зато так ярко, что слышно было во всём здании… наверное. Её это не беспокоило ни разу; Колокольцева тоже (в Париже Нюрнбергские расовые законы игнорировали… да все подряд на самом деле).

Когда он кончил, закончил и оделся, он осведомился: «Сначала отвесить звонкую оплеуху оккупантам, трахнув полковника СС, будучи еврейкой?»

«А то ты этого не делаешь налево и направо с той же целью» – усмехнулась она.

Он рассмеялся: «Делаю, конечно. При каждом удобном случае… да и неудобном тоже». Она, совершенно не торопясь одеваться – и даже сводить вместе шикарные ноги, игриво спросила, будучи совершенно уверенной в ответе:

«В Берлин меня с собой возьмёшь?». Колокольцев вздохнул: «Возьму, конечно – разве от тебя теперь отвертишься…»

«Не отвертишься» – уверенно заявила она. Он подошёл к телефонному аппарату, снял трубку, попросил СС-Хельферин соединить его с штаб-квартирой ЕМК Гмбх. Когда его гендиректор ответил, он осведомился:

«У тебя по-прежнему плохо с кадрами?». Марек Гринберг вздохнул: «Не то слово. Фронт пожирает что твои Сцилла с Харибдой… своих я пока отстоял, а вот с набором новых проблема… а мы, как ты знаешь, расширяемся…»

«Я тут нашёл тебе… местную достопримечательность. Судя по повадкам – наш человек…». Марек усмехнулся: «Не сомневаюсь. Жду с нетерпением…»

«Это был кто?» – заинтересованно осведомилась Мари Штерн. Колокольцев объяснил: «Генеральный директор моей фирмы в Берлине – он тебя хорошо устроит… даже очень хорошо…»

И предупредил: «Только берега не теряй, а то он тебя моей благоверной сдаст. Или её лучшей подруге…»

«А кто они?» – с некоторой опаской спросила стерва. Колокольцев усмехнулся: «Четыре года отработали надзирательницами в женских концлагерях СС. Так что три шкуры спускать очень даже умеют. А теперь одевайся – и в отель Лютеция. Скажешь Альфреду, что тебя на Александер-плац, он поймёт…»

Она нехотя подчинилась. А он отправился в допросную. Пороть женщин.