Огради меня...

“...старик теперь уже явно salao, то есть «самый что ни на есть невезучий»…”

Э. Хемингуэй "Старик и море".

Накануне прошёл ледяной дождь. Этакий природный феномен декабря, когда небеса льют жидкую воду на скованную морозом землю. Тот парадокс погоды буквально омрачил праздник Рождества Христова в одном отдельно взятом подмосковном посёлке. Отключилось электричество враз и на всех улицах. Солнце рано скрылось за горизонтом. Луна, народившись в тонкий месяц, еле светила. Звёзды погрязли в облачных склоках, погасли, словно их никогда и не было на небосклоне. Наступил мрак. Хотя независимый от розетки газовый котёл работал исправно и, по большому счёту, было неплохо: в доме тепло, и свеча горела.

Salao, так назовём героя сказки, вышел на улицу. Приспичило ему узнать, что да как, да когда включат электричество. Дотелепал до ближайшего трансформатора, надеясь встретить там электриков. Электриков не было, на улице не было вообще никого. Ровно два года, как честной народ узнал про COVID-19. И потому, наверное, миряне, руководствуясь самым злободневным в то время лозунгом “беречь себя”, сидели по домам. Мысль, что прогулка выдалась бестолковой, наконец дошла до Salao, и он направился восвояси. Почитай уже у самого дома он наступил на совершенно скользкий лёд. Левая нога ушла куда-то вперёд и чуть в сторону — перелом! Наступил перелом. И голень торчала неестественно в сторону. И осознание нереальности: “Я такой, как бы ловкий, ещё утром пробежался на лыжах… теперь вот на льду, не могу подняться, от боли не помня себя…”

Знакомый всякому проворный франт с хвостом и козлиной бородою знать славно порезвился в Рождество. Тучу дождливую отбил от её южного стада, чтоб оросить подмосковные дали. Сплясал гопака на обледеневших проводах, стуча копытцами, и затем радостно наблюдал искрящийся фейерверк, который устроила оборванная фаза на земле. Украл месяц да спрятал его в висевшую у него на перевязи при боку ладунку. Наконец, залакировал льдом лужу на пути нашего бесхитростного героя.

Оживший рингтон потребовал от Salao как-то взять себя в руки. Звонил именинник. Нет, не Иисус. “Березенко” высветил экран. “Я же его с утра поздравил, и Серый обещал перезвонить, когда освободится” — промелькнуло в сознании.

— Серёга, ногу сломал… замерзаю на улице… Говорить не могу.... от заряда телефона завишу. — Скороговоркой, метя паузы звонкой матерью, ответил Salao.

— Что… Шутишь! Как тебе помочь? — послышался голос друга из-за 69-й параллели.

— Наверно никак, ты далеко…

Слава имениннику! Господь, есть он или его нет, вложил в голову правильную мысль позвонить супруге. Она вышла на крыльцо, позвала. В безлюдной тишине посёлка сильно кричать не требовалось, до дома было не более сотни метров. Попробовали встать со льда общими усилиями. Острая боль при малейшем сотрясении голени не позволила прыгать на одной ноге. Пришлось ползти до крыльца по-пластунски, там пару ступенек вверх. Жена открыла дверь, и Salao вполз в прихожую.

— Пожалуй, без тебя даже не открыл бы эту тугую дверь, — сказал он жене.

Та вызвала скорую помощь. Предложила пробираться на кровать в спальню. Но для этого надо было преодолеть ещё несколько ступенек вверх. Решили, лучше остаться в прихожей. Вниз спускаться со сломанной ногой, когда приедет скорая, всяк тяжелее. Здесь батарея есть, и этого достаточно, чтоб ждать. Лежал на дощатом полу под одеялом, старался не шевелиться. Всякое смещение сломанных костей друг относительно друга было чрезвычайно болезненным, приладил лангету. Нехитрая доска, примотанная верёвкой к ноге сверху и снизу, непрочно, но фиксировала линию голени, облегчила страдания. Так коротали три часа ожидания. По приезде скорой новой проблемой стало перенести больного в машину. Даже в конкретном случае, не отягощённого лишним весом Salao, задача виделась практически невыполнимой для хрупкой женщины фельдшера. Жена, не иначе как чудом, всё ж придала заряд энтузиазма водителю, и они втроём на носилках поместили больного в машину.

В приёмном отделении Пушкинской больницы им. Розанова той ночью было немноголюдно. Совсем недолгие пару часов ушли на ожидание очереди. И, наконец, предъявив полис ОМС, больной получил укол обезболивающего. Просверлили отверстие в левой пятке и, продев в него стальной крюк, растянули ногу на распорке. Силу вытяжки отрегулировали доливом воды в пластиковую канистру, подвешенную через блок к этой самой пятке страдальца.

— Здесь будете лечиться или поедете в Москву? — осведомилась работница больницы. Было два часа ночи.

— В Москву? — переспросила, не поняв сути вопроса, супруга.

— Да. Спицу обратно вынем, вызывайте платную перевозку и — в столицу…

Обрисованная перспектива не порадовала. Сделав вид, что слова женщины были восприняты как странная шутка, Salao с женой заверили работницу о намерении лечиться в местной больнице. После подписания необходимых документов больного на каталке доставили в палату травматологического отделения. Здесь, на больничной койке, наконец можно было отдохнуть. Наркотическая реальность забытья заменила сон. Общение со старыми товарищами, плавающими в морях, живущими далеко-далеко и уже вовсе не живыми, наяву по ватсапу и посредством телепатии, наметило путь к исцелению.

А супруга на следующий день приехала в больницу, чтоб поговорить с заведующим отделением Туфаняном Арутюном Карбисовичем.

— Как вы планируете лечить?

— Есть несколько вариантов, — ответил врач. — Традиционный гипс отметаем. И, остаётся: месяц больной висит на растяжке, потом бесплатная операция с установкой отечественного штифта, через год его вынимаем. Или американский титановый… Привозите деньги, назавтра прооперируем. Этот штифт вынимать нет необходимости.

— Сколько?

— Семьдесят пять.

На следующее утро она привезла деньги.

А Salao безмятежно отлёживался на койке, вперив ногу в ближайший левый верхний угол палаты. Запечатлев себя в данной деликатной позе, он отправил фото старому командиру роты. Доклад командиру — рефлекс. Сергей Васильевич, соблюдая субординацию, доложил выше, за что Salao был ему благодарен.

Уже позже, оглядываясь назад, Salao казались те четыре дня на растяжке пустяшными и скоротечными. Но в том времени, когда оно было настоящим, оно тянулось мучительно и медленно. Операция, видевшаяся ему избавлением и окончанием цепи невезения, прошла успешно, но сама по себе стала новым испытанием, звеном цепи. Salao, деревянный по пояс от наркоза, отводил взгляд от картины, когда врач молотком загонял ему штифт в кость голени через колено, согнутое неестественно и до отказа. Брызги летели во все стороны. Наконец штифт встал на место и был раскреплён винтами сверху и снизу. Швы наложены.

Послеоперационный отдых Salao в палате омрачился небольшим огрехом. Лежал он и час, и другой накрытый одеялом, отходил от наркоза. Уже в конце рабочего дня, перед тем как отправиться домой, пришёл доктор и, откинув одеяло, обнаружил, что вся постель больного залита кровью. Оказалось, один из швов разошёлся, из пробоины текла кровь. Доктор, ничуть не поспешая, принёс иглу с нитью, зашил рану. В итоге борьбы за живучесть пробоина была заделана, течь устранена! А больной, сам обездвиженный и не имеющий возможности оглядеть место аварии, поднял над собой телефон, сфотографировал кровавую лужу, в которой сам и лежал, фотографии отослал командиру. Синими губами попросил жену приехать, вытащить его из этого месива. Электричкой, через пару часов, та приехала в больницу. Отыскала чистые простынь и одеяло…

На следующий день счастливый Salao эвакуировался из обители горя и дома страданий. Напоследок на костылях он припрыгал к врачу Арутюну Карбисовичу, чтоб поблагодарить его и попрощаться. Письменно отказался от продолжения лечения. Увёз его водитель из Мира Розы. Огромное спасибо Игорю!

Прошло два года. Наконец, бывший больной снова смог оседлать лыжню. Левая его нога короче правой, и ступня слегка смотрит наружу, выбивая левую лыжу из лыжни. Дай Бог лыжетерапия поможет, скорректирует дрейф курсовой поправкой.

Конец.

* * *

Этой сказкой о Salao хочется напомнить, что здоровье и жизнь — это то, что мы больше всего ценим, но меньше всего бережём. Потому, снова и опять — Берегите себя!

21 декабря 2023 года.