Пылесос

ПЫЛЕСОС


Путь до школы неблизкий. Надо пройти мимо нескольких двухэтажек, затем трехэтажек и стройки, огороженной высоким забором с колючей проволокой. У входа можно остановиться и поговорить с солдатами. Они зачем-то охраняли этот забор и дядек, что-то строивших внутри него.
Обычно, у двухэтажек Лёньку ждал Ляжкин, которого его мама всегда провожала до выхода из подъезда.
Вообще-то он не Ляжкин. Он - Таймураз Катаев. Голова у него огурцом, что Лёньке иногда даже бывало смешно смотреть на неё. Лёнька всегда дружил с Таймуразом. И в детском саду, и после него. На улице они всегда играли вместе. В детском саду даже их кровати всегда стояли рядом. Он осетин. Иногда он плохо говорит по-русски и тогда он учит Лёньку говорить по-осетински. Вот поэтому для Лёньки нет проблем, чтобы понять своего друга, а ему - Лёньку.
Мама Таймураза частенько передавала ему для Лёньки всякие вкусности, а Лёнькина мама всегда напоминала ему, чтобы он угостил Таймураза бутербродами, которые она оставляла, если задерживалась на работе.
Таймураз повыше и посильнее Лёньки. Поэтому Лёнька с Черёмой никогда не боялись затевать потасовки с другими пацанами с улицы и из соседних дворов. Они всегда знали, что их тройка неделима и они вместе сильнее их всех. Но иногда Жаронд, рыжий, хитрый пацан из соседнего подъезда вылавливал их поодиночке и вымещал все свои накопившиеся обиды.
Но это ему редко сходило с рук. Возмездие всегда настигало его в лице неразлучной тройки. В конце концов, Жаронд отстал от них и ребята всегда спокойно играли или у себя во дворе, или в соседних.

А сейчас Лёнька шёл вместе с Таймуразом в школу. Черёму уже отвели в детский сад. А они уже взрослые первоклассники, поэтому шли самостоятельно. Ведь они уже целую неделю учились в первом классе. Ведь все премудрости этой школы им знакомы, и они их всегда легко преодолевают.
Подошли к стройке. Поглазели на солдат с настоящими автоматами и на злобных овчарок. Чуть что не так, собаки сразу же начинали лаять. Но с солдатами мальчишки уже познакомились. Овчарки слушались солдат, но только недоверчиво косились в строну ребят и, порой, негромко рычали.
Мальчишек так и тянуло поглядеть в щели в заборе. Что же там делают люди, которых так строго охраняют? Но долго задерживаться около него нельзя. Можно опоздать на уроки.
Рядом со стройкой находился их бывший детский сад с длинным зелёным забором. Проходя мимо него, Лёньке иногда становилось грустно, что он больше никогда не вернётся назад в свою группу и к своей воспитательнице.
Но ничего. Вечером, когда Черёмина мама пойдёт забирать его из садика, Лёнька обязательно пойдёт с ней и попадёт в такую знакомую и добрую обстановку.
Но вот забор детского садика закончился и сразу открылся вид на школу. Она находится за небольшой речкой Бадкой.
Сейчас Бадка быстро катит свои прозрачные воды в бушующий Ардон. Это она сейчас такая мирная. А весной, когда тает снег, она бешеная. Её тогда уже уважительно называют Баддон. Она даже может катить огромные камни и вода в ней тогда очень грязная и чёрно-коричневая. Родители всегда предупреждают ребят, чтобы они близко к ней не подходили в этот период. А сейчас с берега на берег можно перебраться по обнажённым гладким камням, что мальчишки иногда и делали летом.
Но сейчас мальчишкам не до этого. Надо учиться. Надо идти в класс и постараться всё делать так, как говорит Прасковья Антоновна.

Школа большая и двухэтажная. Их класс находится на первом этаже. У него очень большие и высокие окна. В нём с утра всегда светло, потому что в них всегда светит яркое утреннее солнце.
Лёнька устраивается со своей соседкой Женькой на первой парте, а Таймураз уходит на задние парты. Он ведь высокий и ему определили место там.
Женька на Лёньку больше не обижается. Она знает, что это он не со зла макнул её косу в чернильницу. Она смотрит на Лёньку большущими карими глазами и улыбается.
Но Лёньке сегодня не до её улыбок. Папа вчера вечером сказал, чтобы он внимательно слушал учительницу и впитывал в себя все её слова, как губка. Вот этим Лёнька и собирался сегодня заняться с полной серьёзностью.
Вынув чернильницу и ручку, он разложил тетрадку на парте и слегка залез на Женькину половинку. Та вызывающе глянула на него:
- Не лезь на мою половину парты, - ехидно прошипела она.
Лёнька послушно отодвинулся. Всё-таки он ещё чувствовал себя виноватым, но Женька тут же задвинула свою тетрадь на его половину.
Нет! Такого Лёнька стерпеть не смог. Он моментально смёл Женькину тетрадь в сторону. Заодно на пол полетели и ручки. Чернильницы чудом задержались в лунках.
Прасковья Антоновна сразу же заметила потасовку.
- Макаров, ты опять принялся за старое! – грозно прикрикнула она, когда Лёнька полез под парту за утерянной ручкой.
- Ничего я не начинаю, - пропыхтел Лёнька из-под парты. - Она сама всё начала.
Но когда он вылез, то у парты уже стояла Прасковья Антоновна. Она строго смотрела на Лёньку и от её взгляда он невольно содрогнулся. Ну вот, опять всё началось заново.
«Хотел же новую жизнь начать» - с горечью подумалось Лёньке. – «А оно вон, как получается…»
Из громадных Женькиных глаз катились слёзы. Она с такой обидой смотрела на Лёньку, что ему вообще стало плохо. Предчувствие наказания нависло над ним.
- Ну, сколько можно издеваться над нами, Макаров? – громыхал голос Прасковьи Антоновны. - Ты постоянно мешаешь мне проводить уроки. – И строгим голосом приказала: - Выйди из-за парты и встань в угол.
Пришлось подчиниться, выйти и встать в угол около учительского стола лицом к стене.
Обида глодала Лёньку. Собирался ведь с утра впитывать все знания. А тут как их впитаешь, когда сам стоишь в углу, а весь класс сверлит твой затылок глазами? В голове не проскользнуло ни единой нормальной мысли до самого звонка. Только обида терзала Лёньку, да иногда предательские слёзы сами выкатывались из глаз.

Зазвенел звонок. Все задвигались в классе и захлопали крышками парт. Прасковья Антоновна подошла к Лёньке и развернула лицом к себе.
- Ну что? Понял свою ошибку? – грозным голосом вопросила она и смотрела в его глаза немигающим взглядом.
Какую ошибку? Что за ошибку? Но Лёнька смекнул, что надо соглашаться, а то потом неизвестно что ещё будет.
Хлюпнув носом для большего эффекта, он кивнул и без того понуренной головой. Наверное, его раскаяние понравилось учительнице.
- Ладно. Иди, погуляй на переменке, - подобревшим голосом разрешила она и Лёнька поплёлся к двери.
За дверью его ждали сочувствующие друзья. Таймураз похлопал друга по плечу:
- Не реви. Всё уже прошло. Училка больше тебя не накажет.
Другие пацаны тоже с сочувствием смотрели на Лёньку. Они понимали, что наказали его несправедливо. Лёнька перестал хлюпать носом, вытер его кулаком и огляделся.
В другом конце коридора стояла группа девчонок. Они окружили Женьку и о чём-то шептались.
Какая сила потянула Лёньку туда, он и сам не понял. Но мальчишки всей ватагой грозно приблизились к этой группке беззащитных одуванчиков. Лёнька выдвинулся вперёд и зловеще пообещал, вытянув вперёд кулак:
- Ну, всё! Хана вам пришла. После уроков встретимся.
Побледневшие девчонки только плотнее сгрудились, но тут раздался звонок, помешавший Лёньке высказать накипевшие обиды. Все помчались в класс и уселись за парты.
Лёнька тоже занял своё место. Но какое уже тут впитывание знаний? Какая учёба? Голова переполнялась коварными замыслами о предстоящей расправе.
Все переменки пацаны обсуждали предстоящую месть вообще всем девчонкам. У всех пацанов тоже имелись к этим задавакам свои претензии.
Так прошло ещё два урока и наконец-то прозвенел долгожданный звонок.

Банда гурьбой выбежала из школы и, быстро перебежав мост, спряталась за дровяным сараем школьного сторожа Геора, построенного около зелёного забора детского садика.
В засаде пришлось сидеть довольно долго. Уже прошли все первоклассники из других классов, но девчонки их класса из школы не выходили.
Но вскоре они показались на мосту. Осторожно оглядываясь, они группкой перешли мост.
И вот настало время мести!

Место для отступления противнику мальчишки отрезали и с тыла неслись на врага с криками и воплями, грозно задрав портфели над головами.
Лёнька, Таймураз, Икаша, Козёл, Пигич, Созий, Свисток, полные решимости отомстить за нанесённые обиды, мчались на перепуганных девчонок. Расплата казалась неминуема. Но тут раздался грозный окрик и мальчишки увидели хромого сторожа Геора. Он выскочил из-за моста и быстро приближался к ним, грозно потрясая палкой над головой.
Конечно, силы оказались не равными, и ватага мстителей изменила направление набега. Скорее всего, он напоминал побег от разъярённого Геора.
С криками:
- Мы ещё встретимся, - мальчишки быстро удрали за детский садик и стройку, где обсуждали дальнейшие планы мщения. И, обсудив их, довольные разошлись по домам.
Вечером мама Лёньку ни о чём особом не расспрашивала, она только просмотрела его тетрадки и отправила спать.

На следующий день первый урок начался как обычно. Но, вместе с тем и необычно.
Прасковья Антоновна, медленно осмотрев весь класс пронзительным взглядом, зловеще произнесла:
- И что же это вы сотворили вчера? Позор! Стыд какой! Нападать на девочек! Да разве я вас этому учу? Встать всем участникам! – грозно приказала она.
Под её тяжёлым взглядом волей-неволей пришлось встать. Вся банда мстителей стояла, потупив головы.
- Хорошо, хоть смелости хватило признаться в своём безобразном поведении, - так же грозно рокотал голос учительницы. - Хорошо, что мне не надо вас об этом допытывать, и вы в этом сами сознались. И поэтому мне не надо об этом безобразии ставить в известность директора школы.
От этих слов у Лёньки невольный холодок пробрался по спине и мурашки пошли по коже, но училка оставалась непреклонной:
- Всем нарушителям порядка! Немедленно принести и положить свои дневники мне на стол, - и с невероятным треском ладонью обозначила место на столе, куда именно надо принести и положить дневники. - Я напишу вашим родителям о ваших героических похождениях. Пусть они с вами сами разбираются.
У Лёньки не только холод пронизал всю спину, а начали трястись коленки, когда он представил, что случится с его нижней задней частью тела, когда папа прочтёт такую запись в его дневнике.
Медленно, с явной неохотой, преступники несли свои дневники на стол. Кроме Лёньки.
Он тоже сделал вид, что ищет дневник в портфеле, но незаметно перепрятал его в мешок, где лежал завтрак и поглубже засунул его под парту. Женька вопросительно глянула на Лёньку, а он, увидев её взгляд, прижал палец к губам. Молчи мол и Женька утвердительно в ответ кивнула.
Прасковья Антоновна, грозно глядя на Лёньку, медленно произнесла:
- А тебя, Макаров, что, моё приказание не касается?
Хоть поджилки и тряслись у Лёньки, но он, не моргнув глазом, соврал:
- А я его дома забыл.
Прасковья Антоновна не поверила. Она подошла к его парте, открыла её и, достав Лёнькин портфель, заглянула в него. Дневника там не было. Не найдя дневника, Прасковья Антоновна удивлённо перевела взгляд на Лёньку:
- Ну, что же. Значит, ты принесёшь его завтра. - Решительно произнесла она. - Но запись я тебе всё равно сделаю, - и начала урок.
Лёнька благодарно посмотрел на Женьку. Но та только дёрнула плечиком. Мол. Подумаешь. Но Лёнька всё равно был ей благодарен. Эта не Валька Бекузарова. Она Таймураза сразу заложила учительнице в прошлый раз.

На следующий день урок начался точно так же. Прасковья Антоновна первым делом спросила у Лёньки:
- Ну, что, Макаров? Ты принёс дневник? – вопрос прозвучал так же грозно, как и вчера.
Но дневника у Лёньки в портфеле сегодня на самом деле не было. Он его дома засунул глубоко под тумбочку, на которой стоял радиоприёмник.

Это было самое новое и интересное приобретение родителей Лёньки. Если поднять верхнюю лакированную крышку приёмника, то там находился патефон для проигрывания пластинок. А на шкале приёмника обозначались названия городов всего мира и располагалось с десяток клавиш под ней. Ими переключались радиоволны. Короткие, ультракороткие, длинные. От этих названий кружилась голова. Лёнька с Черёмой и Таймуразом подолгу щёлкали ими. Ловили музыку всего эфира, всей Земли.

- Нет, я его не смог найти. Он куда-то неизвестно куда задевался, - невразумительно лопотал Лёнька.
У Прасковьи Антоновны от удивления поднялись брови:
- Как это неизвестно куда задевался? У него что, есть ноги или крылья, что он сам может деваться, куда ему захочется? – так же удивлённо произнесла она. - Очень даже странно. Придётся мне с тобой вместе пойти к тебе домой и попытаться разыскать его.
Вот те раз! Лёньку, как молнией пригвоздило к парте. А вдруг найдут!? Вот тогда ему уже точно попадет.
- Да нет, Прасковья Антоновна, вы даже и не пытайтесь его искать, - с безразличием махнул рукой Лёнька. - Его даже с помощью пылесоса невозможно отыскать так глубоко он задевался, - таким образом Лёнька пытался избежать неизбежно приближающейся порки и поэтому придумал про пылесос.
Папа недавно привёз его из Москвы. Такого в посёлке ещё ни у кого не было, и Лёнька подумал, что учителка даже не догадывается о существовании такого агрегата. Но, он тут же понял, что что глубоко заблуждается.
- Странно, - произнесла в очередной раз Прасковья Антоновна. - Но домой мы к тебе всё же сходим после уроков, - многообещающе огорошила она его и начала урок.
Какой тут урок! Какие тут знания! Лёнька сидел, как на иголках с одной мыслью, как бы успеть перепрятать дневник и избежать предстоящего раскрытия преступления.

После уроков Прасковья Антоновна не дала Лёньке даже приподняться с парты, пригвоздив его к ней строгим взглядом, поэтому он молча сидел и покорно ждал, когда она закончит проверку тетрадей.
Перед выходом из школы Прасковья Антоновна зашла в учительскую. Лёнька слышал, как она что-то говорила по телефону. Но и без всяких пояснений он понял, что звонила она маме и о чём-то её просила.

Вот они и вышли из школы. Ни яркое солнышко, ни нежный осенний ветерок, ничто не радовало Лёньку. Он плёлся рядом с учительницей и однозначно отвечал на её вопросы. Никогда ещё дорога домой не казалась ему столь длинной.
Но вот они и перед дверью Лёнькиной квартиры. На стук в дверь её открыла мама. Ну, ничего себе! Так и папа оказывается дома?! Он обычно приходил только поздно вечером, а тут в середине дня и он дома. Всё это показалось Лёньке очень странным. Под ложечкой противно заныло.

Родители гостеприимно встретили Прасковью Антоновну. Усадили её в гостиной за круглый стол, накрытый белой скатертью, а Лёньку поставили перед своими очами и начали допрос.
Его, как вражеского агента, всячески допытывали о столь злостном событии, как о потере дневника. Но, оказалось, что это только вершина айсберга. Тут выявилось Лёнькино главное преступление - заговор по нападению на девчонок, мерзкая мстительность его характера и его злостное враньё. Все преступления одно за другим выплыли наружу.
По мере выявления истины, голос папы становился всё более басовитым. Лёнька знал, что при появлении таких ноток в голосе папы пороть его будут нещадно. Требовалось как можно быстрее и искреннее во всём сознаваться.
Поэтому он разрыдался, наверное, вполне естественно, потому что мама схватилась за грудь и с жалостью смотрела на своего ревущего сына.
И с таким рёвом Лёнька полез под тумбочку за этим злополучным дневником.
Предмет преступления изъяли и выставили на всеобщее обозрение.
Прасковья Антоновна сидела довольная. Свою воспитательную миссию она выполнила, поэтому быстро засобиралась домой, а родители, проводив её, вернулись в комнату, где оставили сыночка в гордом одиночестве.
Папа выглядел очень недовольным и заметно нервничал.
— Это же надо додуматься! Пылесосом не достать, - грозно возмущался он. – Это же надо такое придумать! И что же мне с тобой делать с таким умным и сообразительным? – и папина рука непроизвольно потянулась за ремнём.
По Лёнькиной спине прошёл смертельный холод, рыдания переросли в нешуточный вопль, слёзы градом потекли из глаз, как из брандспойта. Лёнька так старательно орал в надежде на родительское сострадание, что первой не выдержала мама и присела около своего Лёнечки на корточки.
- Ну успокойся, ну не плачь, - уговаривала она, прижимая его к груди и нежно гладя по голове.
А когда Лёнька увидел, что папина рука оставила ремень, то понял, что наказание миновало, но для убедительности в своём раскаянии, его рыдания стали ещё громче и слёз покатилось в десять раз больше.
Лёнька долго ещё не мог успокоиться от рыданий. И даже, когда мама поила своего расстроенного сыночка чаем, всхлипывания то и дело сотрясали его плечи.
Папа ходил мрачнее тучи. Он всё ждал, когда же сын перестану рыдать. Он так больше сегодня и не пошёл на работу.

А вечером началась экзекуция. Лёнька стоял между папой и мамой, пытающихся достучаться словами до его мозгов. Нет, они ничем не угрожали Лёньке, они разговаривали с ним обычным тоном, всячески пытаясь объяснить то, где он оказался не прав и как требовалось бы поступить в создавшейся ситуации.

***

Последняя такая беседа с Леонидом проводилась в семнадцать лет. Но, видно слова родителей слишком долго идут до тех, кому они предназначаются. И, только сейчас, когда мама и папа смотрят на своего сына с небес, он только сейчас смог осознать, как же они были правы, и насколько сильно хотели поселить добро в его юную голову.

***

А наутро в школе от «подельников» только и слышалось:
- Ну, что, отлупили? Ну, что сказала учителка? Что, зад болит? – ехидничали Лёнькины «друзья» по банде.
Их всех не пожалели дома и нешуточно отделали ремнём. Даже Таймураз пожаловался.
- Мама долго, долго меня бил.
А Лёнька фертом прошёлся перед ними.
- У вас у всех есть красная запись в дневнике. А мой, так и остался чистым, - он вынул дневник из портфеля и помахал им перед лицами подельников.
Вот тут-то Лёнька впервые и увидел завистливые и злобные взгляды своих «друзей».
Ох, и сколько подлостей они сделали ему в его юношеской жизни. И Козёл и Икаша и Пигич. Все, кроме Ляжкина.
Только Таймураз навсегда остался Лёнькиным самым лучшим и преданным другом, наверное, потому что он именно сын своих гор, алан.

Владивосток 2012

Рассказ опубликован в книге «Детство»: https://ridero.ru/books/detstvo_3/