Картошка

Картошка

(рассказ школьника)

На этой неделе папа пришёл домой и сообщил приятную новость, что нам выделили участок земли, который находится в Бадском ущелье. Сейчас туда надо доставить трактор, который распашет землю для всех желающих посадить картошку, чем папа и займется в ближайшие дни.
И вот, в субботу вечером, папа пришёл домой счастливый и довольный:
- Всё, земля распахана! – радостно оповестил он нас. - Завтра мы поедем сажать картошку.
Для этого я в сарай привёз два мешка мелкой картошки для посадки, - пояснил он маме, увидев её удивление.
Папа планировал сделать погреб в сарае, куда можно складывать будущий урожай.
С погребом пока дело не сдвинулось с места, но мы знали, что во втором помещении сарая, обязательно будет яма под погреб.
Надо только там распилить пол и копать, копать и копать для него яму и потом досками зашить стены.
Папа знал, как это делается, и уже несколько раз рассказывал нам, как он сам помогал своему папе строить такой же погреб. Ну, и, конечно, он очень хотел, чтобы этим занимались и мы, его сыновья. Я, вообще то, был не против, хотя Вовка, мой средний брат, не очень радостно воспринял это событие. Ну, а куда деваться, если папа нас, своих сыновей, хочет привлечь к такой важной работе.
Поэтому, сегодня, в субботу все были довольны и счастливы, а я чуть ли не прыгал от радости, что завтра мы поедем в горы на поля и будем сажать там картошку.
Вечером я с трудом уснул, но утром проснулся самый первый.

Будильник ещё не зазвонил, как я уже встал и пошёл проверить, сколько же сейчас времени.
В нашей комнате на стере висели гиревые часы с маятником. Их требовалось заводить каждый день. Для этого одну гирю приходилось каждое утро оттягивать до отказа вниз.
Папа как-то раз привез мне конструктор для сборки часов. Его я сам собрал. Получились часы с кукушкой. Но кукушка почему-то перестала выскакивать и куковать. Это оказалось замечательно. А то, поначалу, кукушка куковала ночью каждый час и никому не давала спать.
Ну а часы, всё равно шли, хоть и показывали цену масла на Луне. За сутки они убегали на пять минут вперед. Поэтому, мне приходилось каждое утро вставать, подводить гири и корректировать время по часам, которые стояли на кухне.
Кухонные часы были старинными, и они всегда показывали точное время, несмотря на свой почтенный возраст.
Я пошёл посмотреть на кухню, сколько сейчас времени.
Мама услышала, что я встал и тоже поднялась. Она начала готовить завтрак, а я старался помочь ей в этом.
Скорее всего, я мешал ей, но она, при любой возможности, гладила меня по голове и одаривала улыбкой.
Потом мы вместе с ней принялись готовиться к сегодняшнему путешествию.
Я с вечера приготовил себе всю одежду, которая бы понадобилась для нашей сегодняшней поездки.
Мама разбудила папу, растолкала Вовку, заставила всех умыться, одеться и мы сели завтракать.
В конце нашего завтрака раздался телефонный звонок.
Папа вышел в коридор и поднял трубку телефона.
Это звонил его шофер дядя Гриша. Он доложил, что машина готова и спрашивал о времени, когда можно подъехать.
- Подъезжай, хоть сейчас. Мы уже готовы к выезду, - сказал папа в трубку, а потом скомандовал нам: - Всем собираться! Сейчас выезжаем.
Мы сразу же кинулись к сложенным сумкам и через пару минут вышли на лестничную площадку.
Мама заперла дверь, и мы спустились во двор.
Машина к этому времени уже стояла внизу.
Дядя Гриша вышел из своего знаменитого ГАЗИКА с брезентовым верхом и помог папе сложить вещи в багажник.
От нашего дома дядя Гриша поехал по мосту через реку Ардон, а потом по улице до школы, откуда начиналась дорога наверх в Бадское ущелье.
Дорога шла круто вверх. Мотор машины натужно гудел, но дядя Гриша уверенно вел её вверх по неровной грунтовой дороге.
Машину кидало то влево, то вправо. Но, дядя Гриша очень опытный шофёр и поэтому по узкой, каменистой дороге ехал всё выше и выше.
Доехали до первого моста. Не стали останавливаться и пересекли его. Дальше шли второй мост, третий и четвертый.
После четвертого моста машина выехала в долину.
Бадское ущелье в этом месте раздавалось и взгляду открывалась широкая долина с пологими горами по обе её стороны, где по дну текла речка Бадка. Это сейчас она была Бадкой с чистой, прозрачной водой, мирно текшей между громадных валунов. А ранней весной или в конце лета, это был Баддон, который рокотал почти чёрной водой, перекатывая громадные валуны вдоль по руслу своего течения.
Вдали виднелись заснеженные пики гор, а слева и справа располагались пологие, поросшие редкими соснами, горы.

***

В своё время, наверное, сосен здесь росло много. Но бельгийцы, которые строили поселок и вели разведку полиметаллов в этих районах, безжалостно вырубили все леса, а сосны, оставшиеся только на вершинах, сами со временем засеяли новой порослью склоны гор. И то, они занимали только верхнюю часть пологих склонов.
А летом, это были очень красивые места.
На склонах вырастала сочная, зеленая трава, чуть ли не по пояс мне, мальчишке.
В некоторых местах яркими багровыми пятнами цвели маковые поля.
Везде простиралось бешеное разнотравье. Воздух был насыщен ароматом трав и цветов, а вокруг стояла тишина и покой.
Чем выше поднимаешься вверх по пологим склонам гор, тем меньше слышался шум Бадки. Вокруг стояла абсолютнейшая тишина, нарушаемая только шелестом трав и сдобренная запахом хвойных деревьев, когда к ним приближаешься.
А под соснами, это уже, когда мы ходили туда в июле или в августе, росло множество грибов. Особенно маслят и рыжиков.
Собирать грибы мы всегда ходили всей семьёй. Но это случалось только тогда, когда папа оказывался свободным в выходные дни.
Мы приходили домой с полными сумками и корзинами грибов, и мама всегда готовила из них нам жарёху с картошкой.
Остатки она резала на кусочки и вывешивала сушиться в чистом, сбитым из сосновых досок сарае. В нём всегда хорошо пахло свежестью и смолой.
Если папа по выходным дням не уезжал на работу, то для нас наступал праздник. Мы ходили на рыбалку. Хотя Бадка и была мелкой речкой в летнее время, но в ней водилась форель.
В такие рыбацкие дни иногда удавалось поймать по несколько рыбёшек, которые потом мы жарили дома и с удовольствием съедали.
А если папа уезжал на рудники в свои выходные дни, то он иногда брал меня с собой.
Там мы ходили по штольням и спускались в шахты на клети.

***

В ущелье было темно из-за отвесных скал, заслоняющих солнце. Там слышался только рокот необузданных вод Бадки.
Хоть полноводье спало, и первая вода после таяния снегов ушла, а Бадка стала намного мельче, но всё равно, она грозно шумела. Брызги пены с камней, иной раз, когда мы переезжали через мосты, попадали на лобовые стекла машины.
После выезда в долину дорога стала уже не такой крутой. ГАЗИК медленно ехал по грунтовой дороге, а мы смотрели по сторонам.
Проехали небольшой аул. Единственная его улица смотрелась безлюдной, хотя в домах жили люди.
Машина ехала вперед, всё выше и выше взбираясь к началу ущелья, туда, где высились пики заснеженных гор.
Тут проходило ещё несколько дорог.
Одна из них шла через Бадку, представляющую собой в этом места огромную лужу, и поднималась налево наверх, но уже круто. Эта дорога с небольшим серпантином шла высоко вверх к сигнальной башне, а другая дорога уходила к перевалу и снежным пикам высоких гор.
Со старинной сигнальной башни нашего поселка эта башня не просматривалась, виднелась только соседняя. Мальчишки говорили, что если на башню, стоящую над нашим посёлком залезть, то с неё можно рассмотреть ещё две соседние башни, а с них уже и эту сигнальную башню Бадского ущелья.
Таким образом, горцы предупреждали друг друга о появлении врага, ещё в древние времена.
Сейчас эта башня стояла полуразрушенной. В ней ничего особенного и интересного я не увидел.
Но, когда машина поравнялась с ней, а мама увидела, что нам уже не сидится в машине, то она попросила дядю Гришу остановиться и выпустила нас с Вовкой со словами:
- Только будьте осторожны. Посмотрите, что находится в башне, и возвращайтесь к машине. Смотрите, не напоритесь на Кощея Бессмертного! – пошутила она и серьёзно добавила: - Мы сейчас будем сажать картошку, а без вашей помощи нам никак нельзя будет обойтись, - и ещё раз напомнила, выпуская нас на свободу. – Только будьте осторожны!
Это она сказала вовремя о нашей помощи. Потому что это явилось стимулом того, что мы очень нужны при посадке картошки и что нам не стоит долго задерживаться в башне.
Кивнув маме, что мы поняли её, мы с Вовкой вырвались из машины и помчались к башне.
Подбежав к её стенам, наш исследовательский пыл от вида таинственных обомшелых древних стен уменьшился.
Вместо дверей в башне на нас смотрел страшный тёмный провал в стене.
Из внутренних помещений башни тянуло сыростью и какой-то непонятной таинственностью. Башня всё больше и больше призывала нас войти внутрь.
Ещё страшнее оказалось заглянуть в проём выломанной двери. Вдруг и вправду оттуда выпрыгнет, какое-нибудь чудище.
Но, переборов страх, я все-таки собрался с духом и заглянул в проём двери.
Внутри оказалось сыро, темно, а на полу что-то валялось. В темноте я не смог рассмотреть, что же именно там находилось.
Меня сдерживал страх войти в эту проломленную дверь, не говоря уже о том, чтобы подняться по лестнице, ведущую в темноте куда-то вверх.
Поэтому мы с Вовкой быстро отскочили от этой тёмной страшной двери и побежали наверх к машине, которая остановилась метрах в пятидесяти выше от этой таинственной и страшной башни.
Дядя Гриша поставил машину поперек склона.
Тут же на чуть зазеленевшей полянке мама расстелила скатерти и поставила рядом с ними сумки с едой.
Увидев нас с Вовкой, бегущих к ней во весь опор, она расставила руки и, поймав, расцеловала, приговаривая:
- Ну, что, исследователи мои? Страшно стало? А это, - она указала на сумки, - мы потом поедим. А сейчас будем сажать картошку! Пошли! Помощники вы мои! – радостно предложила мама.
К нам подошло несколько человек. Папа пошёл вместе с ними, чтобы они показали ему, где находится наш участок.
Трактор распахал весь склон равномерно, поэтому было очень трудно определить, где чей участок находится.
Землемеры подходили к каждой подъехавшей машине и показывали, куда надо ехать и где сажать картошку.
После осмотра участка папа с дядей Гришей вытащили мешки с картошкой для посадки, ведра и лопаты.
Сначала я тоже хватанул лопату и копнул ею рыхлую землю. Появилась небольшая лунка. Мама с усмешкой посоветовала:
- Глубже копай, - она стояла со мной, с интересом наблюдая за моими потугами. - Надо ещё глубже копать, - настаивала она.
Но, глубже копать у меня не получалось.
Увидев моё бессилие, она отстранила меня, забрала лопату и предложила:
- Давай так. Я буду копать лунки, а ты мне будешь помогать. Будешь складывать в них по две, три картошки. Потом я её закопаю, и через некоторое время оттуда вырастет росток. Потом нам придётся сюда ещё раз приехать и окучить эти ростки. А потом мы ещё раз приедем сюда и проверим, как тут всё растет и прополем поле от сорняков. А вот уже осенью мы будем собирать урожай, - закончила она свои объяснения.
Меня очень интересовало всё то, о чём мне рассказала мама и когда же мы всё-таки соберём урожай.
Ну, а что такое осенью — это для меня было очень далеко и непонятно. Потому что ещё даже не закончилась весна, а мама уже говорила о какой-то осени.
А сейчас я взял ведерко и набрал в него картошки из мешка. Ведро таскать вслед за мамой оказалось не легко. Но я крепился и не показывал маме свою усталость.
Мама выкапывала лунки, а я складывал туда картошку. Мама знала, как это делать, потому что она мне недавно рассказывала, что это её мама точно так же учила, как сажают картошку.
Им тоже во время войны выделили участок, и она вместе со своей мамой в городе Родники Ивановской области там сажала картошку, спасшую их от голода.
Ну, а папа лучше всех знал, как сажать картошку, потому что в Сибири в городе Бийске, где он жил во время войны, никто кроме него этого делать не мог в их семье. Потому что все мужчины ушли на фронт, а в доме он оставался за старшего. Он всегда вспоминал, что когда приехала вся родня из блокадного Ленинграда, то они были все худые, щуплые, вшивые и полуголодные, а картошка, спасла их тогда от голода. Все они тогда питались только ей и хлебом, который продавался по хлебным карточкам.
А сейчас папа взял Вовку себе в помощь и пошёл на другой край поля.
Дядя Гриша тоже взял ведро, чтобы кое в чём помочь нам.
И вот мы, я с мамой, папа с Вовкой, и дядя Гриша начали засаживать поле.
Спустя некоторое время мне уже порядком надоело это занятие. Однообразно кидать в лунки картошку и делать такую нудную работу, результатов которой в ближайшее время не предвиделось.
Мама, видя, что я потерял былой энтузиазм, отпустила меня со словами:
- Ладно уж. Идите с Вовкой погуляйте и посмотрите на наших соседей. Вон там, видишь, и друзья твои школьные, - указала она на соседний участок. - Сбегай, проведай их.
Ну, а я очень обрадовался тому, что меня отпустили.
Как только меня выпустили на свободу, я побежали наверх, посмотреть, кто и что сажает на этом поле.
Недалеко находился участок, где папин директор тоже сажал картошку. Около него вертелся мой школьный товарищ Борька.
Мы с Борькой побегали, а потом он обратился к моей сознательности:
- А чего это я буду бегать, когда папа работает? Мне надо с ним работать.
- Ну, тогда и я пойду помогать своим, - согласился я с ним.
Тогда я ещё подумал:
- Как это так! Борька будет помогать, а я не буду.
Мы с Вовкой вернулись к родителям, чтобы продолжить прежнюю работу.
Покопали ещё немножко, после чего мама громко позвала папу и дядю Гришу:
- Мужчины! А не желаете ли перекусить?!
Все устали. Ведь было уже далеко за полдень.
Мама достала еду из сумок, которую она приготовила с вечера и разложила её по тарелкам, расставленным на расстеленной скатерти.
Когда она всё разложила, то мы дружно принялись за еду.
Закончив есть, дядя Гриша с папой закурили и о чём-то начали обсуждать, а мама молча их слушала.
А нам-то, что оставалось делать? Взрослые разговоры нас не интересовали.
Рядом стояла машина. Вот мы и залезли в неё.
А так как я уже знал, что такое руль и где и какие педали находятся, то представлял себя бывалым водителем.
Усевшись на водительское сиденье, я принялся крутить рулём.
Сдернув с места рычаг скоростей, я на ручном тормозе нажал блестящую кнопку и тоже сдвинул его с места и тут… Машина самопроизвольно покатилась по склону.
Хорошо, что дядя Гриша её поставил поперек склона. Уклон этого склона оказался небольшим.
От страха, что машина начала куда-то ехать, я уже не знал, что мне делать дальше, чтобы её остановить.
Я ухватился за рукоятку ручного тормоза и принялся со всей силы нажимать на его блестящую кнопку, предполагая, что от этого машина может остановиться.
На «ГАЗ-69» была рукоятка ручного тормоза и сверху неё находилась блестящая кнопка. Требовалось нажать на эту кнопку и потянуть рычаг на себя. Даже можно и не нажимать кнопку, а просто дернуть рычаг на себя. Но я этого не знал и, уцепившись за этот рычаг, со всей силы вжимал только кнопку, предполагая, что машина от этого остановиться.
Но, машина всё равно сама куда-то ехала и ехала.
Никогда я не забуду истошного крика мамы…
- Машина поехала!!! Там мальчишки!!! 
Ну, а потом уже, как рассказывал папа:
- Гриша вскочил. С какой скоростью он промчался к машине, я не знаю, но он догнал её, открыл водительскую дверь и быстро запрыгнул в кабину, а потом машина сразу встала.
Дядя Гриша резко распахнул дверь, столкнул меня с сиденья и взвел ручной тормоз. Нажав на педали тормоза и сцепления, он поставил рукоятку передач на скорость.
- Ты что наделал? – гневно кричал он на меня.
А что оставалось делать? Я от испуга только мямлил:
- А я только тут вот эту ручечку дернул, - хотел дурачком прикинуться я.
- Какую ручечку? - грозно смотрел на меня дядя Гриша. - Я ж тебе рассказывал, что это не ручечка, а это ручной тормоз. А вот эту, зачем ты дергал? – указал он на рукоятку передач. — Вот эту ручку ты дергал? – продолжал он свой допрос.
Пришлось и тут сознаваться:
- И эту дергал, - всё так же виновато бубнил я.
- Зачем ты её дергал? – гневно отчитывал он меня. — Это же рычаг скоростей. Она же у меня стояла на скорости, а ты её поставил на нейтралку. Зачем ты это сделал?
Ну, а что оставалось говорить? Уже всё было сделано.
Тут к машине подскочила мама. Она распахнула пассажирскую дверь, где, скрючившись сидел я. Она схватила меня в объятья и, заливаясь слезами, начала причитать.
- Ты живой? Ой-ё-ёй!!! Нигде не ударился? Ой-ё-ёй!!! А Вова где?
Она ещё не успела и произнести этих слов, как я услышал грозный голос папы, который, скорее всего, напоминал, не голос человека, а больше походил на рычание медведя.
- Кто был тут у вас самый главный?
Вовка сразу указал на меня пальцем:
— Это не я. Это все Лёнька сделал. Я тут только сидел, - показывал он на заднее сиденье пальцем, где и находился.
Мама с криком оторвалась от меня, перебежала к задней двери и вытащила оттуда Вовку с теми же причитаниями:
- А с тобой всё хорошо? Ой-ё-ёй!!! Ты не ушибся? Ой-ё-ёй, - громко во весь голос плакала она.
Когда проём двери освободился, то его полностью загородил папа. Он за шиворот, не обращая внимания на мои вопли, вытащил меня из машины.
Потом несколько раз поддал мне под зад рукой и выдал ощутимого подзатыльника.
От этих отеческих прикосновений папиной руки я чуть ли ни кубарем покатился по склону вниз.
Мама, увидев папину расправу, закричала:
- Не трогай! Не бей его! Слава богу, они живые. Зачем ты его трогаешь? – сквозь рыдания кричала она папе.
Бросив Вовку, она кинулась ко мне.
У меня тут же проскочила спасительная мысль:
«Ну, всё. Если мама заступилась, значит, лупить больше не будут».
Осторожно подняв голову, я посмотрел на папу, грозно стоявшего надо мной.
Тут уже подбежала ко мне мама и, схватив меня в объятья, принялась ощупывать:
- Ты целый? Целый? Ничего не болит? - приговаривала она, а её слезы так и омывали моё лицо.
Освободившись от маминых объятий, я только пробубнил:
- Да целый я, мам, целый. Ничего со мной не случилось.
- Ой, как хорошо, что Гриша поставил машину попёрек склона, и она не поехала вниз, – по-прежнему причитала мама. - Как хорошо! Ой, Гриша! Какой же ты предусмотрительный!
Я посмотрел на машину. И точно, если бы машина стояла носом вниз, а склон шёл с уклоном вниз примерно в тридцать градусов, то она бы по этому склону разогналась, а через метров сто поле заканчивалось и там находился обрыв, отвесно идущий вниз не меньше, чем на сто метров. Вот тогда бы машина полетела с него вниз. И, неизвестно, что бы вообще могло остаться от нас.
Это уже потом, когда все сидели и рассуждали о происшедшем событии и обо всём ужасе, который пришлось пережить каждому, были высказаны эти предположения.
Только тогда я понял, какую я совершил ошибку. Как, зачем и почему я полез туда? До сих пор не пойму.
Мама, видя, что папа очень сердит на меня и хочет мне оторвать башку, присела возле него, обняла его и ласково попросила:
- Вова, не бей Лёнечку. Ну, сделал он ошибку. Ну, подумаешь, - она ласково заглянула ему в глаза и поцеловала его. - С кем этого не бывает? Но они же оба живы и оба здоровы. Спасибо Грише, что он успел к ним, - и она с благодарностью посмотрела на дядю Гришу.
Папа пересилил себя и пообещал маме:
- Ну, ладно… Я его трогать не буду. Но смотри, – он грозно покачал пальцем перед моим носом, – ещё раз залезешь в машину без моего разрешения, вот тогда тебе уже точно не избежать ни порки, ни всего остального. Понятно? – пальчики у папы были внушительного размера, как примерно моих три.
Если представить, что ладонью, составленной из этих пальчиков, будут проводиться воспитательные действия, то… У меня даже холодок прошёл по спине, от ощущения папиной ладони в определенных местах. Поэтому всё сразу стало понятно.
А что тут непонятного?  И я с радостью закивал, с облегчением подумав:
«Уф! Все! Лупить не будут», - но папе ответил покорно и смиренно: - Да, папа. Я всё понял, папа.
Ну, а то, что я понял, то это да. Такой ладошкой мне перепадало не один раз. Поэтому сейчас мне с ней очень не хотелось знакомиться заново.

Через несколько дней папа счастливый и довольный вернулся с работы и радостно сообщил маме:
— А у нас очередь подходит на машину! Так что можно будет «Москвич» купить. Наша очередь подходит как раз на него.
Тут маму чуть ли не подбросило со стула от папиных слов:
— Никаких машин, никогда больше не будет в этом доме! — чуть ли не закричала она. — Хватит мне того, что они еле живы остались, — кивнула она на нас. — Тебя возят? — уже более спокойно обратилась она к папе. И, получив утвердительный кивок, продолжила: — Вот пусть тебя и возят, а машины в этом доме больше никогда не будет, — при этом она топнула ногой и, для лучшего понимания, махнула рукой с оттопыренным пальцем.
Мама всё так решительно заявила, что сразу стало понятно, что от своего она не отступится. Папа сразу это понял. Он только что-то недовольно пробурчал, но подчинился.
Так что до конца его рабочей деятельности в нашем доме машины больше никогда не было. Его возили только прикрепленные к нему шоферы.

Папа купил свою первую машину только тогда, когда уже ушёл на пенсию. Им оказался новый «Москвич».
Да! Почему-то именно «Москвич». Вот уж папа его центровал…!
То он ему бампер сломает, то передний, то задний, то фару. То одну, то другую, а то и что-нибудь ещё…
В конце концов, когда они уже уезжали из Касимова, он с облегчением продал этот многострадальный «Москвич» и после этого у него действительно никогда больше не было машины.

(Дополнил этот рассказ я уже сам через много лет. Орфография сохранена.)

Февраль 2018

Владивосток

Рассказ опубликован в книге «Юность»: https://ridero.ru/books/yunost_3/