Из-под ног

Знаете, как уходит земля из-под ног? В 11 лет ты этого не замечаешь, это не твоя личная трагедия — это касается всей семьи. Рядом с тобой родные. Они старше тебя, мудрее, защитят и выручат. Если надо — выплачут все слезы за тебя. Они — твоя каменная стена.  И если уж очень больно, то за стеной ни капельки этого нестрашно.

А вот в 40 лет — вся ответственность ложится на хрупкие женские плечи. Разве можно так рано уходить от нас, мама? — спросят дочери. Разве можно так горько плакать навзрыд? — спросят внучки.

В 72 года бабушки Клавы не стало. Сердце не выдержало переживать. А переживать — было всем делом жизни. Она принимала ее бескорыстно, со всей своей легкостью и чистотой. Не умела выкручиваться, обманывать, сулить золотые горы, жила — просто, без препонов и большого достатка. Бережно сохраняла любовь к детям и внучкам, умела ее отдавать. Была честной, смахивала рукой слезы так, что никто не видел, принимала удары судьбы, подчиняясь ее указаниям. Оказалось, что не такой уж простой труд — жить.

Знаете, как уходит земля из-под ног в 4 года? Когда сестра Юля говорит тебе за детской игрой под высокой раскидистой яблоней, что твоих близких не станет. Она говорит это спокойно, не желая обидеть или уколоть.

— А ты что, не знала, что бабушка с дедушкой тоже маленькими были? — спрашивает она.

— Нет, — кручу головой. Своих близких я застала в момент увядания. Их молодость была для меня загадкой. — Они ведь старенькими были всегда?

— Не всегда! — глаголет истину 8-летняя Юлька. — Были такими, как мы — маленькими.

— Что, и бабушка, и дедушка?

— И бабушка, и дедушка. И папа, и мама, — вздыхает сестра, не переставая щелкать семечки. — Родители тоже когда-нибудь станут старым… и умрут. И бабушка с дедушкой умрут. И нас ждет та же участь.

— Как умрут? — пугаюсь я.

— Так умрут. В землю закопают. И не будет их больше никогда.

— Никогда? Никогда? — шепчу я, распахнув от ужаса большие глаза.

— Никогда, — пожимает плечами сестра, смотрит на меня исподлобья, корежа испытующим взглядом. — Не веришь?

— Нет. Не верю! Не верю! — бью словами в лицо, срываюсь с места и мчусь из сада в дом. Нагоняю деда Ивана возле крылечка. И сбивчиво пытаюсь расспросить о том, что наговорила мне Юлька.

Дед в рубашке нараспашку, готовится к полуденному сну. Один глаз он прищуривает на солнце, вторым смотрит нежно на меня. Корявыми мозолистыми пальцами проводит по моей русой головке и говорит страшные слова:

— Правда. Все правда, — вздыхает спокойно он. Я не перестаю засыпать его вопросами. Мне так хочется знать обратное, так хочется услышать, что Юля не права и несет бессмыслицу, и вообще ничего не понимает в молодости, старости и в семечках, которые обязательно надо есть без шелухи, но ведь с шелухой вкуснее.
Я хочу, чтобы все стало обратно на свои места.  Несусь домой через улицу по самому пеклу. Громко хлопаю железной калиткой, нахожу маму на кухне, смотрю в ее серо-голубые глаза и спрашиваю, запыхавшись: «Мама, это правда?»

Мама осторожно расспрашивает меня обо всем, медлит на каждом слове, в итоге соглашается, но успокаивает мое детское сердце — уверяет, что до своего последнего часа всем нам еще далеко-далеко и волноваться мне не о чем. Я верю ей даже больше, чем Юльке. Земля останавливается и больше не уходит из-под ног. Впереди долгих 7 лет, когда опять придется это почувствовать.

Бабушка Клава уходила быстро. Молниеносно схватило сердце. Так, что мы даже не поняли. Вчера она ходила на базар, отвозила яблоки в старой коляске, точила лясы с соседкой, а сегодня слегла. За детской игрой мы с сестрой-ровесницей ничего и не поняли. Только испугались сильно. Бабушке плохо, вокруг все суетятся, подходить нельзя, шуметь нельзя, только деду Леше можно. «Ничего! Встанет, оклемается», — бросает он, не догадываясь, что прожить без нее больше полугода не сможет.

Бабушку поили из трубочки жидким йогуртом, заставляли поднимать голову и совали в рот таблетки. В доме творилось что-то непонятное, иное, от чего в страхе неминуемого предчувствия ходило сердце ходуном, и корежили спину мурашки.
Через сутки «Скорая» приехала, чтобы забрать бабушку. Врач попросил больную раздеть догола. Я отворачивалась, пряча стыдливый взгляд. Мне не хотелось видеть бабушку беспомощной. Мне хотелось запомнить ее с доброй солнечной улыбкой, радующуюся нам, своим внучкам. Помнить, как она рассказывала одну и ту же сказку перед сном, собирать с ней яблоки, ходить на базар. Радоваться каждому покупателю и пересчитывать мелочь, надеясь на то, что после продажи «белого налива» перепадет на шоколадку или леденец.

Мне бы очень хотелось, чтобы она вернулась домой. Чтобы дом был полон радости и смеха. Чтобы бабушка пела и хлопала в ладоши, а мы с сестрой скакали так, что в серванте подпрыгивали блюдца от сервиза. Мне бы очень хотелось…. Только жизнь распорядилась иначе. Три дня в реанимации, куда допускали только дочерей, а нам — внучкам — сообщали скудные сведения. Три дня без сознания, в полубреду, в полусне. Три дня и земля ушла из-под ног.

Мне было одиннадцать. Я не плакала, а свято верила в то, что бабушка отправилась в лучший из миров, что там не будет боли и переживаний. Не будет безудержно болеть сердце по причине и без. Там безмятежность и покой. Там ей лучше.
В день похорон нас с сестрами отвели сперва за дом и отпоили «валерьянкой». Сестры печально подвывали, тихо стонали. Я не выдержала эмоционального напряжения и скупо пустила первую слезу. Какие бы мысли ни сидели в моей маленькой головушке на тот момент, но горе захватывает полностью, прижимает и давит камнем на плечи. Удержать в такой момент равновесие трудно. И я плакала, сидя на стульях, выставленных в ряд у гроба. Плакала, не стесняясь чужих взглядов неизвестных мне людей. Плакала и тихо шептала про себя, обращаясь к бабушке. Я всем своим детским сердцем верила, что она меня слышит: «Тебе там будет лучше… лучше…. я верю в это, моя любимая бабушка»

Знаете, когда земля уходит из-под ног? Когда старшую дочь Ирину судорожно за руки отрывают от гроба матери. Когда воет она горьким, до костей пробирающим эхом на все старое кладбище. Когда за спиной соседи говорят «ополоумела», а сестры отрывают побелевшие пальцы от гроба. Земля уходит из-под ног, а она ничего не помнит. «Разве такое было?» — спросит чуть позже Ирина. «Было», — ответят эхом сестры.

Безмятежный желтый диск медленно будет опускаться за горизонт, подкрашивая облака золотистым сиянием. Перегонные коровы истопчут копытами улицу Горького, оставляя на каменных дорожках следы жидких лепешек. А мы будем долго сидеть в бабушкином доме, и разговаривать с грустью о былых временах. Плакать больше никто не осмелится. «Не при детях», — подумают взрослые. «Мамам и так тяжело», — спрячут чувства в ладошку дети.

Только ветер будет шуметь в проводах возле полосы кладбища, будто убаюкивая новых поселенцев — спите Божьи дети, спите покойным сном.

Знаете, как уходит земля из-под ног? Раз, два, три, четыре. Один за одним уйдут в небытие мои предки. Бабушка и дедушка, бабушка и дедушка. Раз, два, три, четыре… пять — папа.
Знаете, как уходит земля из-под ног? Я знаю.