Рассказ бывшей эмигрантки

В самостоятельную жизнь вошла с мыслью о том, что теперь я взрослая и независимая, а оттого не только любимая работа в музыкальной школе занимала моё время. Изначально одолевало любопытство «заглянуть за горизонт», то есть поездить посмотреть. Так оно и получилось. Сначала я переезжала с улицы на улицу, потом из города в город, затем из страны в страну, а теперь хожу с континента на континент.

Казалось бы, что путешествия не имеют отношение к жизни за границей? Ан нет! Ещё как имеют!

Во времена «железного занавеса» для советского гражданина не было никакой возможности, или почти никакой попасть в страну третьего мира, а очень хотелось. Случай представился. 1989 год.

На тот момент жила в городе, где учились иностранные студенты со всего мира. У меня появилась подруга из Никарагуа – Бирмания. Именно с рассказов о маленькой стране в Центральной Америке всё и началось. Я влюбилась в её страну безоговорочно. Решила поехать туда на месяц и посмотреть на потомков майя, на колибри, похожих на цветы, на игривых обезьян в джунглях и на индейские племена в лесной глуши. Рассказы подруги действовали магически.

Несколько месяцев мы интенсивно собирали документы для меня на выезд в страну подруги. Бирмания заканчивала обучение. Мы торопились. Документов собралась целая кучка! Наконец-то, полетели. В результате вместо одного месяца я прожила в Никарагуа пять с половиной лет.

Надо ли говорить о том, что там я вышла замуж? Дело-то молодое! Не сразу узнала о том, что семья моего супруга принадлежала к семейной династии правителей Никарагуа с фамилией Сомоса. Последний президент страны Анастасио Сомоса-младший к тому моменту уже был расстрелян в Парагвае из гранатомёта (сентябрь 1980 год), как предполагалось, американскими наёмниками, но впоследствии мир узнал о народном возмездии. Долгие годы гражданской войны привели страну к разрухе, где процветала преступность и бедность.

Многие родственники Сомосы покинули Никарагуа в момент его свержения, но были и те, кто остался в стране. Они не очень охотно рассказывали о своём родстве с бывшим президентом, которого осуждал весь мир, а граждане Никарагуа откровенно его ненавидели и угрожали расправой всему роду.

Только через несколько месяцев из семейного альбома фотографий узнала о том, что отец моего супруга был троюродным братом Анастасио Сомосы-младшего. Это и объясняло достаток в прекрасном доме, где я жила, манерность и приличное воспитание семейных, их красивую ухоженную внешность, присутствие домработниц, гувернантки для двух чудесных малышек. Ежедневно в дом приезжали работники с фазенд, они привозили машинами фрукты с плантаций, кофе в мешках, подолгу сидели в патио за разговорами, попивая кофе и с любопытством посматривая на меня.

В Никарагуа казалась удивительной каждая мелочь, начиная с посуды на столе до отношения между людьми. Даже облака здесь были другими, а рисунок на Луне непривычно тревожил незнакомыми контурами. Это был совершенно иной мир. Вулканы, которые в межсезонье тропической зимы и лета сотрясали землю, меня пугали, но это не мешало подниматься к кратерам.

Тропические ливни заставляли трястись со страху и забиваться в угол, пока не отгремят жестокие раскаты и не изольются облака реками воды. В это время никто в доме не разговаривал, потому как ничего не слышно, кроме грохота рухнувших небес. Здесь среди бесчисленных озёр и лагун есть даже такая, где водится пресноводная акула бык. Эта лагуна называется, как и страна - Никарагуа.

Поражали апельсиновые и мандариновые сады, которые когда-то были собственностью семьи, а со сменой власти отошли государству, но каждый день из тех садов работники приносили мне ведро мандарин. Устроившись в патио, приступала к их поеданию, а домашние попугаи спускались со своих колец и с удовольствием мне помогали.

Удивлял дворец в колониальном стиле со времён конкисты, где родился и рос отец моего супруга. Высокие мощные колонны упирались в высокие потолки, а эхо там было гулкое и очень чувствительное. Сейчас в здании расположилась киностудия и Дворец молодёжи. С приходом то одной власти в стране, то другой - дворец, то забирают, то отдают обратно.

Трудно адаптировалась к еде, особенно к блюду гайопинто (крашеный петух), которое состояло из нелюбимых для меня продуктов – риса и красной фасоли. Для никарагуанцев же такой гарнир считается основным, и нет ни одного дома в стране, где ежедневно не готовили бы гайопинто. Это потом я его полюбила, и теперь, приезжая в гости к своим родным людям, с радостью налетаю на гайопинто. А вот к матоке – варёному зелёному банану, который употребляют вместо хлеба – так и не привыкла..

Была и такая пища, что мне очень нравилась – это жареные сладкие бананы, чичарон на пальмовых листьях из сильно зажаренной и хрустящей свиной шкуры с юккой и салатом. Обожала накатамаль из маисовой муки с заваренным внутрь кусочком жирной свинины, перчиком в мизинец и сдобренный приправами. Суп из говяжьей требухи здесь варят такой, что пальчики оближешь, а морской молочный суп из морепродуктов, да со сливочным маслом – это, пожалуй, шедевр поварского искусства. Про черепаховые яйца и мясо броненосца можно написать кулинарный трактат!

Я не знаю, стоит ли говорить о том, что на фоне традиционных блюд мне, как астраханке, недоставало солёной, вяленой рыбы. Особенно первое время.

Адаптация к пище ещё не самая сложная штука. Мне предстояло влиться в чужую жизнь. Начала элементарно с быта.

Электрические предметы бытовой техники вроде миксеров, блендеров и грилей, которые в СССР ещё не были популярны, я изучала в Никарагуа. Стирка, уборка дома, мытьё посуды, уход за садом, домашними животными, порядки, привычки людей, правила в обществе, стиль в одежде, отношение к вере и многое другое совершенно отличалось от привычного нашего образа жизни.

В то время я совсем не понимала, что классовая система – вещь очень серьёзная. Каждый представитель такого общества играет свою роль в социальном строе и имеет круг своего общения. Элита связывала свои судьбы только с элитой. Между разными слоями населения даже не допускалась тесная дружба. В СССР тогда были другие принципы, и только эти принципы были заложены в каждом из нас. Нам вбивали в голову, что человек человеку – друг, товарищ и брат. Никакого разделения на богатых и бедных, никакого распределения на классы не допускалось, пусть даже формально. Поэтому в Никарагуа приходилось менять своё мировоззрение, прислушиваясь к советам взрослых домочадцев. Давался такой опыт с трудом.
Каждый раз мне напоминали о том, что я не служанка и не кухарка, а потому незачем мне по утрам начинать уборку в доме, мыть посуду, или стирать свои вещи, особенно в присутствии посторонних или работников.

Что касается изучения языка, то не верьте, если кто-то скажет вам о существовании лёгких и трудных языков. Чужой язык всегда труден. Его надо изучать, если хочешь двигаться. Я учила не только фразы и слова, но ещё грамматику, правописание, построение предложений. Всякое было, и слёзы тоже. Иногда казалось, что медленно схожу с ума от везде слышимого испанского языка, и нет никакой возможности поговорить на русском. Но я его поборола, сломила, заставила подчиниться мне. Я стала думать чужим языком, петь популярные песни и читать церковные молитвы, я даже письма родителям писала на испанском, будучи твёрдо уверена, что пишу по-русски. А моя мамка там, в России, ничего не понимала.

Знания испанского языка сослужили мне в жизни добрую службу, позже, на родине, я работала переводчиком в государственной службе.

Чувствовала ли я себя чужаком в Никарагуа? Да. Чувствовала. Всегда. Основным признаком «чужака» являлась моя внешность, а это белая кожа и светлые глаза, непривычные для никарагуанцев черты лица, манера одеваться. Вторым отличительным признаком является всё-таки язык. Как бы вы хорошо не говорили на чужом языке, коренной житель страны, всегда заметит отличие в вашем произношении даже если вы проживёте в той стране всю оставшуюся жизнь. Если же закрыть глаза на первые два признака и предположить, что такой проблемы нет, то заявление о том, что вы из другой страны, автоматически сделает вас чужаком. Но самое удивительное то, что ты сам себя чувствуешь таковым. Здесь всё чужое. Только в силу своей любознательности и того, что попала в хороший дом, я всё-таки больше ощущала себя счастливицей.

Меня часто спрашивали о политике и даже пытались убедить, что социализм – это плохо, а я не понимаю, да и вообще, русские не понимают, что у них всё плохо. Как правило, об этом говорили в богатых домах, куда я была вхожа, как член семьи Гарсия. Я действительно в политике не очень разбиралась, но вставала на защиту Советского Союза, а чаще всего прекращала контакты с «политиками». Но если меня спрашивали о нашей природе, обычаях, культуре, то охотно рассказывала о моей стране. Особый интерес вызывала тема работы, тема законов для простых людей, тема государственной материальной помощи и, конечно же, кулинарная тема. Однажды мне даже пришлось приготовить целый тазик салата Оливье к Рождеству. На пробу созвали половину городка Сан Маркос, где я жила. Мне было приятно, когда нахваливали салат, но были и такие моменты, которые меня обижали.

Никарагуанцы открыто и неподдельно смеялись над новостями из России, о которых иногда рассказывали по телевизору. Их одолевал гомерический смех при виде наших граждан в зимних шапках. А если я начинала объяснять, что женские шапки и шляпки, украшенные различными цветочками, бантиками, вышивкой, с длинными ушками или с короткими, с козырьками и отворотами - это красиво, то смех доводил всех до слёз.

Как-то случилась так, что я решила устроиться на работу, любую. Моя семья и знакомые оказались в некотором замешательстве. Ведь мне всё дают, а зачем работать? К тому же в стране 95% безработицы. Но меня взяли! Представляете? Меня взяли преподавателем в соседний городок Хинотепе на отделение кройки и шитья немецкого института Эрнста Тельмана, хотя на тот период времени в последний раз я шила только на свою куклу. Думаю, что немцы взяли меня из уважения к моей европейской внешности. Радовало то, что они знали испанский язык хуже меня.
Через полгода, овладев техникой шитья на индустриальных швейных машинах, сменила работу в немецком институте на американскую швейную фабрику компании «Levi Strauss» по производству джинсовой одежды. Находилась она в столице страны Манагуа. Там была борьба. Конкурсный отбор. Желающих целая тысяча. Когда села за швейную машину я, то до вечера из-за неё не встала, требуя раз за разом следующий объём работы. Никто не посмел меня выпроводить. На следующий день пришла раньше всех. Охране заявила, что я уже принята на работу. Меня впустили. Я уверенно заняла вчерашнее место. Когда пришли все начальники и не начальники, я одна сидела в цеху, готовая к работе. Так меня оставили на фабрике. А куда деваться?
Потом было по шесть норм в день, самая высокая зарплата, уважение начальства, персональная премия от хозяйки в $700, на которые в Никарагуа можно было жить год. На фабрике познакомилась с русской девушкой из Украины. Вместе с ней ушли в совместный бизнес. Купили пару швейных машин, оверлок, стол для кроя, утюг и стали работать. Дела пошли в гору. Моя никарагуанская семья не могла нарадоваться на меня и везде мною гордились. В это время была куплена земля, строительный материал для постройки дома, оставалось только начать работы.

Я рассказываю очень кратко, и вся жизнь в чужой стране может показаться лёгкой и вполне сложившейся. На самом деле пробивать дорогу было невероятно трудно. Ушло пять с половиной лет. В это время зарабатывался авторитет, завоёвывалась дружба, расположение, доверие и полное принятие в чужую семью, как в свою. Жизненный опыт в чужой стране дался не просто. В то время начались мои первые самостоятельные путешествия по Центральной Америке.

В одно время со мной в Никарагуа находились ещё пять девушек. У всех жизнь сложилась по-разному. Мы поддерживали связь. Радовались нечастым встречам, ведь жили в разных городах. Мы знали друг о друге всё. Наши удачи или проблемы были общими. Мы помогали друг другу выживать, в основном советами. Ностальгия никого из нас не обошла стороной. У кого-то она была более сильной, у кого-то менее, но все мы одинаково плакали, под песни Владимира Высоцкого о России. Единственная ленточная кассета была у Людмилы из Украины.

Среди всех землячек я находилась в наилучшем положении, по этому поводу чувствовала некую неловкость, хотя понимала, что я не виновата. Но, несмотря на удачно сложившуюся жизнь, мне пришлось вернуться в Россию. Причина стала неожиданной, я заболела. Не зря сотрудников европейских дипломатических миссий в тропических странах меняют через два-три года. Наш организм начинает давать сбои.
Теперь я езжу в Никарагуа только в гости, да и то нечасто. Далеко. Не наездишься. Но точно знаю, что мне там всегда рады.

Я всё так же состою в никарагуанском браке и ношу фамилию своего супруга, но это там, в Никарагуа. Мой бывший муж разводиться со мной не стал, чтобы у меня был шанс в любое время вернуться в его страну. В последний раз была в гостях полтора года назад, а интернет помогает нам общаться в сетях. Эта страна и люди помнят меня молодой. Они знают, как я боролась, стремилась и достигала. Я скучаю по тому времени. Если будете в Никарагуа, передайте от меня привет полный любви! Когда ещё туда попаду?

***
Возможно, если бы я рассказала о жизни в одной из европейских стран, то это было бы ближе и понятней, но тогда кто бы рассказал о жизни в далёкой стране Центральной Америки? Об этом написала книгу - "Чужбина".