Перелетные ангелы гл. 25

Я стою у окна и смотрю в сад. Вообще у меня удивительный вид на соседний холм, весь в белой акации, алыче и кустарниках бересклета. А рядом, у окна - молодые пихточки, тис, можжевельники... Да нет, все не буду перечислять, это ведь не ботанический учебник.

Ноябрь загнал меня в дом, и я, греясь у печки, смотрю на последние желтые листья, кружащие со снежинками прощальный танец осени. Видно, до последнего надеялись, что произойдет чудо, и они еще зазеленеют, но чуда не произошло, и теперь ложатся на мокрый снег. Порывы ветра мотают их по углам, не давая приюта под снежным одеялом.

Весенняя листва - как первая любовь, яркая, напористая.
- Дайте мне свет, освободите пространство, смотрите - какие мы молодые, здоровые, блестящие.

В зрелом возрасте все стабильно, лишь иногда градины треплют красоту, но еще есть силы затянуть раны.

Осенняя любовь лишь отдает.
- Возьми вот этот лист. Правда, он прекрасен? А теперь я разрисую другой, поярче.

Листья падают, все больше и больше, красивые, не хуже цветов. Но нужны ли они кому-то? Ведь такие недолговечные. Постоят немного, сморщатся, а дальше - зима, и ваза опустеет.

За три года я исписал километры сообщений в контакте. Они то волновали, то утомляли своей безысходностью. Огород приходил в упадок, я перестал выращивать экзотику, которой раньше так гордился. Да и вообще оказалось, что надо мне совсем мало, может, грядок пять, а я всю весну возился с посадками, а вдруг буду не один.

От телефона стали болеть глаза. Я и раньше замечал, что на все приборы я чутко реагирую. Ко мне прилипают ложки, я могу ощутимо ударить током. А тут глаза стали непроизвольно закрываться, словно я уже не хотел видеть этот мир. Я его принял, а что дальше, в чем еще мой рост?

Писать сквозь щелочки глаз я еще мог, а вот на дворе свет слепил, ходьба еще больше давила на глаза, а водить машину было крайне утомительно. Я постоянно спотыкался, натыкался на ветки. Свет в доме перестал включать. Просто сидел или лежал с закрытыми глазами.

Это была цена за попытку вмешаться в естественный, предназначенный мне ход жизни. Одно дело - знать теорию, другое - ей следовать.

И я решил: хватит смешить людей своими поздними поисками, не надо быть таким жадным. Разве мне мало этой жизни? Пусть глаза почти не видят, но я еще могу ощущать руками, я даже могу немного писать, а сочинять с закрытыми глазами даже легче. Я могу слушать музыку.

Тут я вспомнил Юку и вслух сказал так, что взрогнул кот:
 - Меня даже не надо кормить из ложечки!

Мишель свернулся калачиком вокруг моей головы, стало так хорошо и спокойно, и я подумал: пусть теперь будет такая жизнь.