Без предпосылок и иллюзий. Заключение

З А К Л Ю Ч Е Н И Е

        Подводя итог, следует обратить внимание на строгое соответствие предсказанной Гуссерлем «экзистенциальной перемены» всей минувшей идейной истории человечества – процессу, идущему от начала Осевого времени, третью тысячу лет. В него предсказанная перспектива вписывается, ему служит органическим продолжением. Дабы убедиться, достаточно домыслами да иллюзиями пожертвовать, сложившимися на почве неведения, – мыслить непредвзято.


I
        Осевое время началось с высказывания древнееврейскими пророками фундаментальной и принципиально новой идеи. Прозвучало утверждение о существовании вне мира, над ним Вседержителя и Творца или, иными словами, Бога, который, в отличие от богов, не пребывает в разряде вещей, – представляет Собой только Личность, причем не человеку подобную, а непостижимую в мотивах и замыслах. Человек в качестве личности лишь потому и может раскрыться, что Им создан по Своему подобию. А Он, со Своей стороны, требует подобие выявлять полнее – следовать морали, абсолютно чуждой природе, всем складывающимся в ней традициям и ценностям.
       
Человечность и Бог – две стороны одной идеи, явившейся вдруг в середине VIII века до н. э. на земле Палестины. Свидетельством тому – Книги Пророков (изучаемые непредвзято) и доступная всем (очевидная) истина несовместимости природы с общечеловеческой моралью. Уважение жизни, здоровья и достоинства каждого человека – норма, с которой выживание индивида и какой бы то ни было группы (включая государство) было невозможно еще в течение тысячелетий. И тем не менее идеал был высказан – мыслителями, которые в своих экзистенциальных размышлениях вышли на идею Бога, а значит, за грань описанной Гуссерлем естественной установки сознания (только там, а точнее в переживании конца собственного существования, открывается теистическая онтология).      

После названого идейного поворота пошли века воздействия его на ойкумену. В культурной элите разных народов в рассуждениях на тему справедливости всплыла парадоксальная мысль о возможности достижения идеала на основе универсального запрета «не делай другому того,  чего не желаешь себе» (ныне он известен как золотое правило морали).   А среди евреев – в Палестине и в рассеянии на пространстве античной цивилизации – процесс продолжился. В итоге изучения Книг Пророков сложилась уникальная идейная атмосфера, в коей совершилось едва ли  не самое загадочное событие мировой истории.
       
Перед людьми, уже приближающимися к пониманию теистической онтологии и общечеловеческой морали, выступил Учитель, объявивший себя предсказанным пророками Спасителем, то есть лицом, спасающим от страданий – всех неизбежных в мире, а обусловленных личностным несовершенством человека (вожделениями плоти, причастностью к природе) и, как следствие, греховностью. Осью страданий пророки усмотрели смерть. Ее они осознали явлением несовместимым с существованием личности – бесчеловечностью, вошедшей в мир с первыми людьми и потому несущей характер общей кары. Именно к избавлению от смерти пророчества сводятся: должен прийти Спаситель, коим в каком-то смысле будет воплотившийся Бог. И вот – узнаваемый в качестве Спасителя Учитель назвался Сыном Бога. Назвался, уча народ, возбуждая, стало быть, ненависть власть имущих. Следствием стал приговор за кощунственную ложь – на распятие.
       
Между тем Учителем были представлены весьма убедительные доказательства. Он демонстрировал сверхчеловеческую способность исцеления, – вплоть до возвращения жизни в погибшие тела, тогда как свою  гибель заранее и в согласии с Книгами Пророков толковал как добровольную жертву за грехи человечества. А главное, за его гибелью последовал акт ожидаемого Спасения – Учитель по имени Иисус воскрес. Первым из сынов человеческих?
       
Судить о достоверности доказательств позволяют сообщения о названной проповеднической деятельности, написанные свидетелями ее и ближайшими современниками – людьми, жившими в эпоху императоров Тиберия, Калигулы, Клавдия, Нерона и далее до Домициана. Аутентичность подтверждается рядом деталей, в частности информацией из нехристианских источников I – II веков. При непредвзятом изучении возникает вопрос: не слишком ли сильное впечатление произвело на мировую империю выступление в провинциальном городе одного из сотен религиозных учителей? Действительно, в плане историографии оснований для сомнения в миссии Иисуса не больше, чем для сомнений во множестве других событий той эпохи.
       
Еще информативнее для выводов о происшедшем содержание проповеди. Внимание к нему приковывал тезис: «Кто соблюдет слово Мое, не увидит смерти вовек», – указующий на ожидаемое изменение бытия. Указывая, Иисус извещал: цель достигнута; отныне (после воскресения Спасителя) человек обречен не более чем на физическую гибель. Однако Суд – впереди. Намечалась вторая фаза ожидания. Для распространения проповеди по всей вселенной?
       
Наступления этой фазы многие не понимали. Со временем же она становится главным аргументом в пользу достоверности происшедшего в провинции Иудея «при Понтийстем Пилате» События.
       
Начнем с того, что прозвучавшая проповедь явилось первым в истории полным изложением общечеловеческой морали. Следуя за пророками, Учитель тему развил. Заповедь любви к ближнему, как к самому себе, была уточнена (ближний – всякий, с кем ты столкнулся). И возведена в ранг второй после заповеди любви к Богу – а это уже намек на этику. Ее три столетия спустя изложил Августин. Истоком подлинной (вечной) морали он признал происхождение – творение Богом по Своему подобию. Мы либо равны друг другу в онтологическом противостоянии природе (миру, созданному из ничего), либо равны животным, то есть в бессмысленную природу включены.
       
В рамках этой этики была транспонирована античная доктрина естественного права. Причем важно иметь в виду, процесс начался сразу после проповеди Иисусом общечеловеческой морали – в середине I века учением апостола Павла, то есть начался прежде, чем этика была изложена. Павел, как ни странно, указал в качестве причины морального поведения людей де-факто сознание, обращенное на себя, – совесть56. Странно это в высшей степени, потому что рассуждения Павла предполагают – впервые в истории этики! – понимание возникающей в душах оценки собственных поступков.
       
В трех написанных друг за другом посланиях (Коринфянам и Римлянам) изложено учение о совести как универсальном феномене, – слово «совесть» употребляется в смысле «общечеловеческое моральное сознание». Язычники, согласно Павлу, не зная изучаемого евреями закона, могут следовать общечеловеческой морали («по природе законное делают»), ибо «дело закона у них написано в сердцах». Хотя, как правило, совесть и у них, и у евреев ошибается – она «немощна». Так было от века. Но ныне распространяется весть о Спасении («явилась правда Божия»), и каждый ей поверивший, то есть соблюдающий «слово», изменится, превратится в человека с «доброй» совестью, «духовного». Он-то и «не увидит смерти вовек».
       
Так значит Спасение не заслуживается, как загробная жизнь у язычников, человек не получает его за исполнение какого-то закона, ценой «добрых дел»? 
       
Да! В этом вся суть учения Павла о моральном сознании, – суть, доходившая до широкого круга веками. Спасение, согласно Павлу, дар. Приняв его, человек становится другим, «духовным», его совесть обретает такую силу, что, как правило, не ошибается (вожделениям не уступает). Он уже не может творить зло. Добрые дела – внешний признак происшедшего изменения.
       
Вследствие чего же изменение происходит?
       
Христиане первых веков знали, ибо каждый из них однажды по воле своей стал христианином, принял весть о Спасении, последовал завету: «Я есть путь и истина, и жизнь», или, что ровно то же самое, совершил выбор пути размышлений о смерти (не остался на пути уклонения от них). Ведь уподобление своего существования существованию Учителя Весть необходимым условием предполагает – сказано: «кто не берет креста своего, и следует за Мною; не достоин Меня». И в этом же смысле выбор имеет в виду Павел: «мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились».
       
А каждый, кто принял весть о Спасении (в какие бы века то с ним ни случилось), достаточно глубоко пережил свою смерть, ужас Ничто, а значит, аподиктическую очевидность: впереди – конец, принципиальным образом исключающий смысл в жизни человека. Сомнение в такого рода очевидности логически невозможно (потому чистосердечным быть не может: лицо, его в себе находящее, вступило на путь самообмана). Вероятность же интуитивного выхода на переживание смерти (экзистирование) неотделима от сколько-нибудь развитого (способного к рефлексии) сознания. Этот факт, впервые отчетливо указанный Кьеркегором, вписывается в феноменологию Гуссерля.
       
Но – тех, кто предпочитает от мыслей о смерти уклоняться, всегда  было большинство. Неудивительно, что до нашего времени (в силу прогресса культуры) моменты экзистирования были признаны лишь в качестве широко распространенной психологической проблемы. Это случилось в XX веке. В русле концепции Хайдеггера предпринимались попытки лечения пугающей «неспособности найти смысл жизни». И, конечно, де-факто на пути безотчетной рационализации вожделений, то есть того же уклонения. Наука продолжила «жизнеутверждающий» самообман, над которым еще почти две тысячи лет назад горько усмехнулся Павел своей знаменитой фразой «по рассуждению человеческому»: «Какая мне польза, если мертвые не воскресают? – Станем есть и пить, ибо завтра умрем!»
       
Павел понял проповедь Учителя и указывал на необходимость для спасения прежде всего поверить в Него, поверить в Иисуса как путь к жизни через смерть – решиться вслед за Ним «скорбеть смертельно». О себе говорил: «Я каждый день умираю», о христианах: «смерть действует в нас». В этом переживании человек и становится другим – «духовным», свершается покаяние. Именно в переживании суть. Переживая смерть, и язычник обретает совесть (моральное сознание). А отвергнув совесть, легко «потерпеть кораблекрушение в вере», ибо она-то и мешает обманывать себя.
       
Итак, изначально было разъяснено – апостолом Павлом – и веками доходило до умов, что проповедь общечеловеческой морали соединена у Христа с призывом к переживанию своей смерти. И тем самым к пониманию: не переход она в некое иное состояние в мире («сон без сновидений») или «иной мир», а конец собственного существования, альтернатива «жизни вечной». Но главное, в переживании этом достигается очевидность: жизнь смертью обесценивается. Причем сполна: всякий, кто полагает, что ее такую, несмотря на все страдания и грязь, стоит прожить (что человек животное благородное), обманывает себя: соглашается с борьбой за существование, с унижением личности, мирится с насилием над ней.
       
Иными словами, в тех, кто на призыв евангельской проповеди («Я есть путь…») откликнулся, со временем развивается абсолютное моральное сознание.
       
В адекватности этого разъяснения проповеди Иисуса каждый убеждается, читая Евангелия57. Но особый интерес представляет собой возможность убедиться в рождении морального сознания на пути, указанном Павлом, изучая действительность. Факты указывают: сразу вослед за началом распространения евангельской проповеди наметился поворот в мировой истории. Началось движение от потока цивилизаций, основанных в хозяйственном отношении на эксплуатации большинства населения, к такому состоянию общества, в котором исполняется норма уважения жизни, здоровья и достоинства человека – каждого в равной мере (равенство перед законом).
       
Нет оснований сомневаться, что рабство как массовое явление исчезло в Римской империи во II – III веках, то есть еще до легализации христианства; далее его хозяйственная роль уменьшалась постоянно, а в христианских странах начался запрет (XIII век). И процесс этот исторически беспрецедентен (вне христианского мира и без его влияния не завершался нигде). Несколько осложняет картину античная доктрина естественного права, но необходимо учесть, что на практике она имела в виду отношения людей, аналогичные отношениям животных (половые и семейные). Тогда как тема естественных прав личности – высшая философия, и философы, называя эти права естественными, имели в виду не аналогию их отношениям животных, а независимость от воли людей, то есть следовали иудейскому влиянию. Практическое же значение возведение свободы в естественное право получило поздно – в период расцвета стоицизма, у римских юристов и уже в ходе христианской проповеди. Причем в полной мере моральные идеалы стоицизма юристы в сочинениях своих отражают не ранее III века, а обязательную юридическую силу те сочинения получили еще позднее – по воле христианских императоров.
       
И конечно, основанием для придания юридической силы служил не стоицизм, а учение апостола Павла. Когда, к примеру, юрист Ульпиан называл свободу естественным правом, ссылаясь на «золотой век» (дескать, в «естественном состоянии общества» рабства не было), христиане видели перед собой язычника, у которого «дело закона написано в сердце». Таким образом, доктрина естественного права принималась в рамках этики Августина с изменением смысла слова «естественное», – она транспонировалась. Доказательством может служить Декрет Грациана. В нем итальянский юрист XII века воспользовался словами Христа  из Евангелия от Матфея58, дабы сформулировать определение: «Естественным правом является то, что содержится в законе и Евангелии, по которому каждому предписывается поступать так, как он хочет, чтобы другие поступали с ним».
       
Естественное право в христианском варианте расширялось – в него входили все нормы, которые диктуются золотым правилом и, следовательно, общечеловеческой моралью. Входили на идейном уровне, понятно. Ментальность народов Европы оставалась первобытной (определялась влечениями) на протяжении десяти веков христианской истории – всего периода Средневековья. Таков результат упадка культуры, обусловленного волнами варварских нашествий. В массе население новых стран продолжало жить с религией языческой по духу. Книг не читали, христианства почти не понимали: смерть по-прежнему воображали низвержением в ад, а Спасение – возможностью заслужить рай исполнением обрядов и «добрыми делами».
       
Возрождение (подлинное) началось в XVI веке, после распространения книгопечатания, грамотности и переводов Нового Завета на живые языки. Именно отсюда начинается отсчет усвоения общечеловеческой морали на уровне ментальности передовых стран. Переломным событием стало дополнение Конституции США в 1789 году Биллем о правах. Далее процесс принял, в сущности, характер триумфального шествия и привел уже в 1948 году к провозглашению Всеобщей декларации прав человека.
       
Разумеется, возможным это оказалось лишь благодаря качественному росту эффективности народного хозяйства христианских стран. Традиционная, естественная, основанная на ручном труде экономика не позволяла сохранять достигнутый уровень культуры без эксплуатации большей доли населения. Уже в Римской империи освобождение рабов вело к закрепощению свободных – сначала крестьян, потом ремесленников. И к началу XVI века равенство всех перед законом по-прежнему исключал ручной труд.
       
Однако: не когда-нибудь, а вослед за массовым постижением христианства давно принявшими его формально народами стало складываться хозяйство, основанное на машинном производстве, а говоря точнее,   на принципиально новых технологиях. Место технологий естественных, доступных в природе, занимали найденные на пути естественнонаучных исследований, ибо после выступления Лютера и Реформации в Европе свершилось чудо, породившее идущий доселе технический прогресс, – научная революция.
       
Никаких естественных причин у нее не было. Рассказы о «вызове», который бросил Коперник «церковному авторитету в вопросах природы» противоречат фактам. Вовсе не попытки опровергнуть геоцентризм послужили исходным пунктом. Революцию начал Галилей, призвав видеть мир вещей вне наших органов чувств (реальность) классом измеримых предметов, – воплощенных формальных единств. Гипотеза была принята – сразу и всеми. Как следствие, Ньютон сформулировал свою механику и теорию тяготения – дал впечатляющий образец изучения природы путем построения ее экспериментально проверяемых математических моделей. Процесс пошел.
       
Почему же гипотеза реальности Галилея была принята так легко и непринужденно? Вот вопрос-ключ к пониманию всей последующей мировой истории.
       
А ответ прост, если учесть, что нигде, кроме Европы и ее колоний гипотеза Галилея принята быть не могла. Принимали ее люди с миропониманием, основанным на Новом Завете. Здесь мы опять возвращаемся к факту доказательства временем значения события, происшедшего в Иудее «при Понтийстем Пилате». Никто, кроме христиан, не обладал в XVII веке достаточной способностью преодолевать в себе склонность к одушевлению (вплоть до одухотворения, персонификации) мира природы – к наделению вещей и явлений психикой. Разведение физического мира и сознания (духа, личности) впервые последовательно было проведено в Новом Завете (§ 32).
         
Приняв призыв Галилея считать вещи и явления природного мира воплощенными формальными единствами, научное сообщество не более чем перешло от уже сложившегося среди христиан естественного понимания мира к естественнонаучному. Революции никто не почувствовал  до тех пор, пока не стали доходить до умов результаты трудов Ньютона. Но! самым впечатляющим результатом был крах геоцентризма, а он в условиях всеобщего антропоцентризма тотчас вызвал появление очередной фантазии того же рода – идею присутствия людей на планетах, вращающихся вокруг звезд. Ибо антропоцентризм (склонность, обусловленная естественной установкой сознания) проявляется прежде всего в том, что человек видит себя центром мира, заселенного подобными ему существами. Коль скоро природа, понимаемая как физический, тварный, противостоящий духу мир, включила в себя звезды, люди, такие же как на земле, должны быть и там.
         
Идея эта, важно отметить, принципиально отличается от фантазий язычников о множестве населенных миров, ибо природа уже не одушевлена – представляет собой единый физический мир. Включенность в него людей предполагает вывод о естественном происхождении человека, противоречащий идее уникального акта творения человека – на Земле. Таким образом, в качестве одного из следствий подготовленной христианством революции (в русле естественнонаучного миропонимания) возникла предпосылка антитеизма.
       
Именно она и повела к попыткам объяснить революцию «вызовом» Коперника да «гениальностью» Бруно, возобновлению традиции гностицизма. Тем не менее естественнонаучные исследования на западе Европы начались, наметился технический прогресс, промышленность обретала возможность неограниченного роста эффективности. И – это притом, что наибольшие успехи неизменно достигались в экономике тех стран, где общество вырывалось вперед в преодолении языческой интерпретации христианства, то есть в конфессиях, где главным религиозным актом, вместо обряда, оказывалось, экзистенциальное переживание на основе веры в путь Иисуса к жизни через смерть. Да, лидерами были исключительно протестанты. И хотя с годами прочие конфессии подтягивались к тому же уровню, в протестантских странах сложилась ментальность, которая на века закрепила за ними первенство в научных и экономических достижениях.
       
Не видеть в сем факте доказательства как минимум фундаментального значения в мировой истории происшедшего «при Понтийстем Пилате» События, значит обманывать себя. Но не видеть все же удается многим. И даже после грандиозных провалов всех проектов благоденствия на альтернативной основе, ибо слишком густой теоретический туман мешает понять превращение захолустья цивилизованного мира (каковым была Европа до XVII века) в цивилизацию, качественно превосходящую остальной мир. Есть смысл вернуться к идейной ситуации, в  которой всё началось, дабы непредвзято оценить соответствие фактам возникшей тогда предпосылки.

 
II
        Идет ли во вселенной устремленный к разуму процесс биологической эволюции, – опровергнута ли идея творения?
       
Гипотезы о существовании Луны и других планет в качестве обитаемых миров высказывались в научном сообществе с первых лет после изобретения телескопа. Основанием служило складывавшееся среди христиан понятие о законах природы, то есть рассуждали все так: коль скоро наблюдение указывает (вопреки мнению язычников) на подобие планет земле, они включены в нашу, земную природу, управляются ее законами и, следовательно, тоже имеют обитателей естественного происхождения («из праха земного»). Много лет спустя отсюда делался вывод, что уже в начале XVII века признавалось присутствие аналогичных нам разумных существ на других планетах. В действительности это не совсем так, ибо еще в средневековой Европе ходили слухи о людях, которые к кругу потомков Адама (к человечеству) не относятся. Они широко распространились с XV века, когда португальцы нашли дорогу в один из центров мировой работорговли, в Африку. Точно известно, что торговля чернокожими обитателями африканских лесов развернулась на основании мнения: негр не человек. А так как мнение было спорным, теория населенных планет послужила аргументом в пользу экстраполяции естественнонаучного понимания природы на социум. Лица, ее совершавшие, со временем стали называться деистами.
       
Когда же в сочинениях авторитетных физиков и философов начала формулироваться идея необходимого существования людей на планетах бесконечной вселенной, деизм уже объединял авангард философии. Это произошло в 90-е годы XVII века. Принадлежность к потомкам Адама потеряла значение. Оставался, казалось бы, один шаг до экстраполяции естественнонаучного миропонимания далее – на весь универсум, то есть до отказа от идеи Творца и, стало быть, от теизма.
       
Шаг, однако, растянулся на полтора столетия. Причем путь проложили лица, не понимавшие теистической онтологии, видевшие ее донаучным, основанным на одушевлении природы мировоззрением (антитеисты). В научном сообществе то были маргиналы, а первые из них к нему и не принадлежали – антитеизм родился среди французских либертинов 40-х годов XVIII века. Естественно возникает вопрос: а почему история сложилась так?
       
Ответ следует из изучения сочинений создателей естественнонаучных мировоззрений на всем протяжении их деятельности. Ибо оказывается, что уже первый заметный автор – Ламетри – владел всем кругом идей, которые в конце XIX века изложил «основоположник» – Энгельс. Уже у Ламетри универсум – бытие мира, понимаемое как вечное детерминированное движение материи в бескрайнем пространстве и ее же закономерная организация, – сначала до минералов, далее до растений и животных, включая человека. Жизнь зарождается сама, в океане. Развивается в ходе естественного отбора и гибнет.
       
Особое внимание важно обратить на отсутствие доказательств. Они подменяются рассуждениями о ненужности для объяснения бытия мира «сущностей», существование которых, как выражался Ламетри, «невозможно постичь разумом». Такими «сущностями» он называл понятия, соответствие коих реальности нельзя подтвердить опытом органов чувств. На этой же позиции стоял и Энгельс. Он ее обозначил словами «объяснение мира из него самого». Доказательств тоже не представил. В разработке той же умозрительной концепции, которой располагал Ламетри, «вождь и учитель» не более чем пытался опереться на науку. Особенно заметно это, если вспомнить теорию Дарвина.
       
Она закономерную самоорганизацию материи от клетки до обезьяны не доказывает, потому что изменчивость – случайный процесс. После того, например, как появился первый вид позвоночных, нельзя бы-     ло сказать, куда пойдет эволюция дальше. Но – эффект произведенный теорией, Дарвина вызван именно убеждением, что естественный отбор придает развитию природы закономерный характер, что эволюция видов вела (по словам Энгельса) к позвоночному, «в котором природа приходит к осознанию самой себя».
       
Вряд ли сейчас, кто-то из биологов будет держаться за этот тезис, ибо в его основе тавтология. Что такое естественный отбор? Выживание сильнейшего. А кто такой сильнейший? Тот, кто выживает в отборе. Тавтология исчезает только, если отбор идет в случайной выборке. На это много позже обратил внимание Карл Поппер. Но почему тавтологию не видели миллионы современников Энгельса? Почему картина бытия мира, описанная Ламетри, через полтора столетия обрела убедительность для коллективного сознания?
       
Ответ не постеснялся дать сам Энгельс. Он оставил адептам однозначное отрицание возможности необъяснимых явлений, объявив тождественными понятия «случай» и «бог» в качестве их причин: «Оба эти   названия являются лишь выражением моего незнания и потому не относятся к ведению науки. Наука прекращается там, где теряет силу необходимая связь».
       
«Основоположник», таким образом, жил с верой в детерминированный (подчиненный строгой причинности) универсум и, соответственно, с верой во всеобщую дискурсивную познаваемость – той верой, которая формировалась в Европе после Галилея на основе естественнонаучного понимания природы. В 40-х годах XVIII века на нее выходили одиночки типа Ламетри. Но с тех пор прошли более ста лет научно-технического прогресса. Роль дискурсивного мышления в обществе выросла, оно доминирует в большинстве сфер жизни – и вера во ВДП стала казаться многим естественной как дыхание.
       
А в том, что убеждения «прогрессивно мыслящей» публики основались на вере, сомнений не осталось спустя сто лет после публикации труда Дарвина «Происхождение человека и половой отбор», ибо в 70-е годы ХХ века факты убедили научное сообщество в ложности детерминизма. Вера во ВДП сохранялась лишь благодаря доктрине обусловленности статистических описаний физических систем неполнотой их знания. С этим словоблудием в умах приверженцы оскандалившегося пророка сохраняли верность «науке»..
       
До середины же XX века в детерминизм верило большинство, и нимало людей, следуя за Энгельсом, включали эволюцию видов в процесс самоорганизации материи от туманностей к минералам, «протистам» и,  наконец, к коммунистическому обществу. В теории эволюции сами биологи понимали, что доказательств «не хватает», но теорию всё равно в первом же варианте (дарвинизм) возвели на пьедестал истины, ибо иного дискурсивного описания закономерного происхождения человека во вселенной не было. Возражения отметались – расценивались в качестве «мракобесия», причем даже в XX веке! в условиях успехов астрономии и радиосвязи.
       
Однако важно иметь в виду: естественные науки всегда развиваются лишь усилиям настоящих физиков, – ученых, для которых наблюдаемые ими факты выше веры. Поэтому теория идеологически заряженных биологов, легко принятая коллективным сознанием, в научном сообществе еще и до краха детерминизма вызывала растущий скептицизм. Возражение одного из физиков (Лауреата Нобелевской премии) зафиксировано историей. Он в частном разговоре 1950 года опроверг идею закономерного развития материи до уровня цивилизаций ссылкой на очевидные факты: «А где же тогда радиосообщения оттуда, не говоря уж о зондах и кораблях?»
       
В историю опровержение вошло благодаря приверженцам, горячим сторонникам веры в естественное происхождение человека. Они вопрос физика истолковали как указание на парадокс и поставили целью раз-решить его – найти явные следы внеземных цивилизаций, предъявить, наконец, простое и наглядное опровержение теизма. Замысел сложился в связи со вспышкой интереса к полетам «туда», вызванной в обществе испытаниями баллистических ракет для несения ядерных зарядов и вывода на орбиты спутников связи. Достижение цели представлялось тогда гарантированным в обозримом будущем: энтузиасты доходили до отправки сообщений «инопланетянам». Они – радиоастрономы! – словно древние жрецы, обращались к разуму, направляя взоры к бездне – туда, откуда не получали прямых доказательств существования даже од-ноклеточной жизни.
       
И что же им удалось?


III
       
        К концу XX века естественнонаучными исследованиями установлено: Солнечная система в Галактике – объект уникальный по уровню радиоизлучения, а значит не заинтересоваться планетой у ничем не приметной звезды было б невозможно, если бы было, кому интересоваться. Однако на расстоянии ближайших десятков световых лет (среди сотен тысяч звезд) ни одна цивилизация либо не достигла нашего уровня, либо не родилась. И – последнее много вероятнее, ибо примеров достижения уровня нет в донесенной до нас излучением истории минувших десятков тысяч лет.
       
Что на это могут возразить верующие?
       
В 1971 году участники Международной конференции «Связь с внеземными цивилизациями» собрались под лозунгом: «Мы не знаем в мире уникальных явлений. Почему же мы сами должны быть таким явлением?» Вопрос, разумеется, риторический. Как и все натуралисты, участники верили: человек, социум, цивилизация – атрибуты природы, неизбежные результаты ее самоорганизации. И, подчеркнем, только верили, потому что в связи с крахом детерминизма не могли утверждать закономерность даже в эволюции видов от клетки к обезьяне. Они с той же верой жили, которую выказал Ламетри, – с необоснованным выводом из сложившегося в XVII веке убеждения в присутствии людей на всех планетах. А то убеждение было всего лишь склонностью навеяно, обусловленной естественной установкой, – антропоцентризмом. Исток антите-изма именно здесь.
       
После того как физики признали, что физическая реальность не отвечает условию строгой причинности, не детерминирована, натурализм потерял опору в естественных науках. Он остается «наукой», которая «прекращается там, где теряет силу необходимая связь», то есть сочиненной в XVIII веке идеологией (наукообразной религией). Понимание в ней бытия в целом (естественнонаучное мировоззрение) – результат  экстраполяции миропонимания дискурсивного (точнее, естественнонаучного), предложенного Галилеем для природы, – экстраполяция на основе веры в его универсальность, веры во ВДП.
       
Появление в образе науки религиозного института (причем беспрецедентно влиятельного) угадано было еще во времена Энгельса59 и констатировано сотню лет спустя Фейерабендом. Необходимость же дополнить отделение государства от Церкви отделением его от «науки» далека от умов доселе потому, что предложенное Галилеем миропонимание по инерции сохраняется. Лишь недавно было установлено, что Галилей ошибся: формальные единства, которые он считал воплощенными, существуют не в природе, а в сознании наблюдателя. Сознание моделирует ими стоящую за воспринимаемой природой реальность, та же вне сознания дискурсивно немыслима.
       
По всему поэтому, несмотря на то что вырастал антитеизм в русле естественно-научного миропонимания, физика не доказывает ложность теистической онтологии. Убедившись, что (без предпосылок) вселенная конечна и имеет начало, она теперь убеждается в отсутствия «братьев по разуму». Тут, кстати, для полной ясности надо вспомнить, что теория внеземных цивилизаций критерию фальсифицируемости не удовлетворяет: ее нельзя экспериментально опровергнуть (большая часть вселенной недоступна для наблюдения).
       
И есть еще одно важнейшее для выяснения отношений с натуралистами обстоятельство.
       
Реальность в итоге оказалась неожиданно странной – она не только не детерминирована, она в принципе не познаваема объективно. Понять это в естественной установке нельзя. Но выход из нее давно наметился и в ходе прогресса культуры приближается на массовом уровне.   В перспективе ближайшего столетия его предвидел Гуссерль. Он знал о неприятии большинством научного сообщества беспредпосылочной интерпретации квантовой механики, знал, что для перехода к новому пониманию реальности потребуется наука о выходе из естественной установки, – строгая (основанная на аподиктической очевидности) феноменология. Ее-то усвоение коллективным сознанием и сыграет роль финала – обеспечит окончательный отказ от иллюзий первобытной, естественной установки, отказ, призванный, по Гуссерлю, вызвать «величайшую экзистенциальную перемену, которая в качестве задачи предстоит человечеству  как  таковому».
       
О том, что названная задача поставлена и решается в недрах христианской цивилизации и притом, как прямое следствие События, было рассказано в настоящем очерке. Здесь, в заключении, речь идет о доказательстве достоверности События историей, которая за ним последовала. Так вот – история включает факт отсутствия «братьев по разуму» в изученной части вселенной.
       
Действительно, результатом выхода из естественной установки сознания является его, сознания, открытие. При этом мы убеждаемся, что «между сознанием и реальностью зияет пропасть смысла», то есть сознание – один из модусов бытия (наряду с реальностью). А следовательно, вера в происхождении сознания из природы (в итоге биологической эволюции) заведомо ложная. Истина проще.
       
В какой-то популяции вида Homo sapiens однажды произошли мутации, обусловившие возможность качественного скачка, внешним проявлением коего стала человеческая речь (речь, организованная на базе естественного языка и, значит, связанная с сознанием). Коль скоро реализация возможности вызвана вмешательством Сознания, она может быть во вселенной уникальным явлением.
       
Адепты естественнонаучного мировоззрения вмешательство отрицают – верят в идущие в физическом мире процессы самоорганизации от неорганического вещества до гоминид. На первый взгляд, почему бы и нет? Хотя гипотеза детерминизма и опровергнута, вселенная включает столько планет, что мыслима случайная эволюция до гоминид. Однако – набор задающих вселенную физических и космологических параметров настораживает: незначительное изменение любого из них исключает, как правило, возможность существования биосферы Земли, а оценки вероятности спонтанности такого набора слишком близки к нулю… Так что же? Вселенная настроена на человека? Для лиц, верующих ВДП, – это абсурд, доказательство разумного замысла. Отрицать же настройку можно только на основании гипотезы реальности Галилея. Ибо, если она верна, описываемая физикой «реальность» объективна – и имеет физический смысл гипотеза о мультивселенной.
       
Таким образом, что получается? Окончательное опровержение гипотезы Галилея превращает факт тонкой настройки вселенной в доказательство ее создания ради человека (даже при возможности биологической эволюции до гоминид).
       
О разумном в точном значении этого слова замысле говорить в пределах теистической онтологии, конечно, не приходится. Фраза «разумный замысел» – метафора в попытке приблизится к предмету, превосходящему дискурсивное понимание, выйти из круга антропоцентристских представлений. Всё, что мы в состоянии знать о «сокровенном»60 Творце и о смерти как инструменте продолжающегося творения, давно сказано Учителем:
       
«В мире будете иметь скорбь, но мужайтесь: Я победил мир»61.

56.    Павел пользовался греческим словом syneidesis (русское «совесть», латинское consciencia и немецкое Gewissen – кальки с него). Имелась в виду общая для всех людей способность знать добро и зло, способность, которая от каждого скрыта в нем самом («в сердце»). Совесть, таким образом, есть результат познания самого себя (результат обращения на себя своей способности знать что-либо вообще). Слова, соответствующего способности знать что-либо, в языке Павла не было. Такие слова появились в европейских языках в XVIII веке. В русском – это именно слово «сознание» (обращая сознание на себя, человек обретает совесть). В немецком и, значит, в текстах Гуссерля – Bewusstsein (с использованием этого слова изложена вся феноменология).
57.    Наиболее отчетливо указание на суть проповеди Учителя как призыв к разрыву со своей животностью просматривается в Его определении Спасения, как духовного рождения человека – «рождения свыше» (От Иоанна, 3, 3 : 17), а указание на экзистенциальную суть усилий христианина в словах: «царство Божие внутрь вас есть» (От Луки, 17 : 21).
58.    «Итак, во всем как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки» (7, 12).
59.    С полной ясностью догадка была высказана Ф. Достоевским в 1871 году. Назвав научное мировоззрение полунаукой, он, в частности, отметил: «Полунаука – это деспот, каких еще не приходило до сих пор никогда. Деспот, имеющий своих жрецов и рабов, деспот пред которым все преклоняются с любовью и с суеверием, до сих пор немыслимым, пред которым трепещет даже сама наука и потому постыдно потакает ему» («Бесы», часть 2, глава 1, VII).
60.    «Истинно Ты – Бог сокровенный, Бог Израилев, Спаситель» (Исайя, 45, 15).
61.    Евангелие от Иоанна, 16, 33.