Владивосток, каким он был для меня

Просыпаюсь утром 1 ноября в городе Свободном с ощущением радости и свободы от того, что меня ждут впереди осенние каникулы. Каникулы 1973 года. Летние каникулы я провёл в тайге, где впервые почувствовал, что сам смогу построить свою жизнь. Этому поспособствовал мой любимый папа, направив мою жизнь в русло, в котором я до сих пор нахожусь. Он заставил меня работать. И не просто работать, а получать удовольствие от работы, что я и продолжаю делать до сих пор.
И вот, проснувшись и готовясь к походу в школу, я был в настроении некоторой переполненности. Почему? Да потому что я предвкушал поездку на поезде через неделю во Владивосток.
Придя в школу, я, как обычно, чётко перед этим выучил уроки, выполнив все контрольные и диктанты, и был готов в полном вооружении с чистотой выполненного обещания родителям закончить четверть на должном уровне. Эти дни с 1 по 5 ноября как будто слились в один. Я очень ждал того времени, когда же я смогу получить долгожданный билет на поезд и вырваться из этой домашней петли.
Вот не помню, честно, кто меня провожал на поезд, каким образом мне купили билет, а ведь по тем временам было весьма сложно уехать из Свободного. Но я ехал в плацкартном вагоне — до сих пор у меня это перемежается с другими поездками во Владивосток. Хотя я помню, что папа с мамой уже в это время отдыхали в санатории «Амурский залив» во Владивостоке.
И вот я в поезде. Для меня всё ново. Я вижу других людей не из окна удобного дома на улице Мухина, а рядом, совсем рядом. Солдаты, матросы и обыкновенные люди едут куда-то. Я восторгаюсь. Но после того как поезд проехал Биробиджан, меня стала утомлять унылость и однообразность его движения. Хотя я неплохо знал географию, для меня действительно стали явью станции Белогорск, Бира, Биробиджан и т. д. Большое впечатление произвели на меня тоннели. А их по дороге немало.
Чем ближе Владивосток, тем сильнее моё нетерпение. Папа сообщил Лёксику и Доценту, что я приезжаю и я был уверен, что всё будет нормально. Поэтому я был абсолютно спокоен, зная, что во Владике меня ждут мои два брата и встреча с родителями. Так что сомнений о скорой встрече с ними у меня не было.
Медленно поезд приближается к перрону. Я вглядываюсь в окно. И не вижу никого… Думаю, что вот сейчас увижу родные лица. Погода прекрасная. Когда я уезжал из Свободного, было минус двадцать, а здесь благодать — плюс двенадцать! Выхожу на перрон. Оглядываюсь. Никого. Постоял минут пять. Осмотрелся. Подождал. Думаю, куда лучше идти. И тут до меня доходит одна мысль! А ведь я один в этом городе, где не знаю ни адреса Доцента, ни адреса Лёксика! Мгновенная паника. Сумбур в голове. Потом думаю, что всё нормально. Может, телеграмма не дошла, может, какие-то другие вещи. Ведь Лёксика могли поставить на вахту, а он не успел сообщить Доценту о моём приезде. Я поднялся на привокзальную площадь. Красота! Ленин стоит в своей обычной позе, предлагая идти в далёкое счастливое будущее. Пожухлые клёны. Красивый, под старину, вокзал. Всё это заставило меня успокоиться и подумать: а что же делать дальше?
В общем, подошёл я к таксисту и говорю:
— А как доехать до морского училища?
А он мне отвечает:
— Тебе какое училище надо — Невельского или Макарова?
Я подумал, что Лёксик никогда не говорил, что он учится в однофамильном училище, поэтому, наверное, «Невельского» было бы правильно, и поэтому отвечаю:
— Невельского.
Следующий вопрос:
— Сколько платишь?
Отвечаю:
— По счетчику.
Таксист аж рот открыл, а потом рассмеялся над моим ответом.
— Ну ладно, жук. По счётчику так по счётчику. Отвезу тебя по счётчику.
Заплатил я за эту поездку 1 рубль 10 копеек. Выхожу из такси. Солнце светит. Мне жарко в моём зимнем одеянии. Вижу, что вокруг очень много курсантов в чёрной морской форме. Это вселило в меня уверенность, что я на верном пути, поэтому спокойно иду дальше и думаю: «Как же я найду в таком количестве зданий и людей то, что мне нужно? Где же Лёксик живёт?»
Поднимаюсь по ступенькам наверх к большому жёлтому корпусу. Навстречу бежит какой-то курсант. Я перехватываю его и спрашиваю:
— А ты не знаешь Алексея Макарова?
Тот остановился и поинтересовался:
— А ты что, поступать приехал? — и с сожалением добавил: — Так ты опоздал.
Такой ответ ничего не прояснял, поэтому я продолжил расспрашивать его:
— Мне брата найти надо, а потом, может быть, и поступать буду, — это я уже добавил для красного словца.
Что-то прояснив для себя, курсант принялся спрашивать:
— А он на каком факультете учится? Штурман он, механик или ещё кто-то?
Для меня это тоже было вопросом, ведь Лёксик никогда мне не говорил о своей будущей специальности. Для меня было одно известно — что он будущий моряк.
— Механик, — брякнул я наобум, а сам думаю, точно ли механик?
Тогда парнишка уже уверенно начал советовать:
— Иди прямо, потом направо. Внизу вторая общага. Зайдёшь в первую дверь и спросишь у дневального, как пройти к механикам. Понял? — впопыхах проговорил он, а я, протянув ему руку, поблагодарил:
— Понял, понял. Спасибо.
Парнишка крепко ответил на моё рукопожатие и помчался дальше, а я пошёл в указанном направлении.
Иду дальше. Подхожу к кирпичному зданию, что было последним на косогоре, а на душе — тоска. Может, не то общежитие, может быть, не туда приехал? А если не туда? Что делать дальше? Захожу. Спрашиваю у спускающегося курсанта:
— А где рота механиков?
Тот, не взглянув на меня, отмахнулся:
— Да на четвёртом этаже, — и помчался дальше.
Неуверенно поднимаюсь по бетонным отполированным ступенькам. Смотрю на окрашенные зелёной краской стены и осторожно толкаю деревянную дверь на четвёртом этаже.
У двери стоит подтянутый бравый курсант в морской форме с бело-голубой повязкой на рукаве.
— А Макаров Алексей где? Как мне его найти? — нерешительно спрашиваю этого сурового стража.
Он, осмотрев меня с ног до головы, усмехнулся и доброжелательно спросил:
— Что? К брату приехал, что ли? Иди. Налево 403-й кубрик. И никуда не уходи. Они сейчас тут с Федей будут скоро. Он тут уже всем про тебя порассказал.
Тут я чуть на жопу и не сел. Думаю, а ведь нашёл! И правильно нашёл! Дневальный, высокий парень в курсантской форме, с бело-голубой повязкой на рукаве, похлопал меня по плечу и, подтолкнув в спину, посоветовал:
— Иди, иди в кубрик. Там и жди.
Пять лычек блеснули золотом на рукаве его руки, которой он меня подтолкнул, чтобы я прошёл по длинному коридору.
Пройдя по коридору, читая номера кубриков на дверях, я нашёл 403-й и зашёл в него. Никого, с сожалением отметил я. Четыре аккуратно заправленные койки. В изголовье каждой из них пирамидкой стояла подушка, а в ногах белая полоса простыни.
Вокруг была изумительная чистота. На окнах повешены шторки, и на них, как на юных красавицах, перетянуты талии. У окна стоял стол, вокруг которого расположились четыре табурета, выставленные по струнке. Я посмотрел в окно, и меня поразил вид тёмно-синей глади вод Амурского залива. Мне было страшно нарушить этот гармоничный порядок, но я отодвинул один из табуретов и присел у стола.
Смотрю в окно. Думаю, долго ли ждать. Уже и есть хочется. Ведь со вчерашнего вечера я почти ничего не ел. Тут слышу топот ног по коридору. Крики. Маты. Рывком открывается дверь, и в неё влетает мой дорогой братишка Лёксик! За ним заходит здоровенный курсант. Лёксик начинает меня тормошить, обнимать. Его энергия в полном объёме передаётся мне. Мичманки, гюйсы летят на кровати, нарушая первозданный порядок. Вокруг меня бурлит поток энергии, радости.
— Знакомься, — подвёл мне Лёксик к здоровенному, высокому курсанту. — Это мой дорогой братишка. — И, показав на верзилу в чётко подогнанной морской форме, но только уже без гюйса и мицы, представил его: — Это Федя, мой друг.
Тот, с уважением, протянув мне руку, басом представился:
— Федя.
Только потом я узнал, что на самом деле его зовут Виктор Федяев, но среди своих друзей он всегда был Федя Рог по кличке Рогулин. Но не потому, что он знаменитый хоккеист по фамилии Рагулин, а потому, что он однажды прободал асфальт своим лбом в степени лёгкого алкогольного опьянения и целый месяц ходил с таким рогом на лбу.
— Как ты меня нашёл, Андрюня? — громко орёт Лёксик. Я начинаю ему рассказывать, как и что делал. Он смотрит на меня с удивлением и восторгом.
— Ну ты даёшь! В незнакомом городе, где никого не знаешь, найти того, кого тебе надо было… Ну ты даёшь! — неподдельно восторгается он моим подвигам. Федя тоже очень доволен.
— Ну, Лёха, у тебя и братан… Такого больше нигде не найдёшь, — басит он.
Потом оказывается, что они вдвоём были на вокзале, встречали меня. Но я так и не понял, где мы разминулись. Они давали объявление по громкой связи. Истратили целых 50 копеек на это. Избегались по перрону и вокзалу. Кажется, им какой-то таксист сказал, что я поехал на такси. И после этого они решили, что другого пути у меня нет. Только в училище. И поэтому решили прекратить поиски на вокзале, а вернулись в училище.
Мы поговорили ещё немного и пошли на трамвай, чтобы поехать к Доценту на Дальзавод.
Доехав на трамвае до остановки «Дальзавод», поднялись в сопку и в одной из халуп нашли то, что нам было нужно. Это был небольшой домик, огороженный покосившимся забором, с туалетом во дворе. Доцент там снимал комнату у бывшего зэка Валентина вместе со своим другом Мишкой Цовбуном по кличке Геолог.
После таких приключений мне ещё больше захотелось есть. Нас встретил Доцент. Лёксик передал меня в руки Доцента и обещал вернуться позже, так как у него были какие-то занятия в училище. И они с Федей ушли. Мне не понравилось, как встретил меня Доцент. Как-то не по-братски. Жёстко и неприветливо. Жить мне предстояло у него. Хозяин был не против. Это была обыкновенная халупа на горе, одноэтажный домик. Хозяин был пропитой алкаш, длинный как осина и искривлённый в середине. Доцент меня сразу спросил:
— У тебя деньги есть?
Я ответил, что мне родители дали немного, на что он заявил:
— Давай их сюда, кормить я тебя не намерен. У меня нет свободных денег.
Мне стало как-то обидно от таких слов. После радушного приёма у старшего брата и приключений, связанных с сегодняшним утром, я почувствовал, что я опять в прежней жопе. Моё радостное настроение быстро прошло. Я вышел во двор и стал осматривать окружающие меня сопки с убогими домишками и расположенный где-то внизу залив Золотой Рог со снующими катерками.
Настроение пришло в порядок только вечером, когда пришли Лёксик и Федя Рог. Потом подошёл и Мишка Цовбун. Накрыли стол. Что-то там пили. Не помню уже что. Как помнится, мне не наливали. Хотя я был бы не против засадить грамм триста, так как эту школу я прошёл в отряде геологов на Золотой Горе этим летом.
Только потом я вспомнил, что они пили. Ром. Это был кубинский ром «Негро». Федя и Мишка долго смеялись — ром для негров. Они были удивительно похожи, Федя и Мишка. Только один в курсантской морской форме, а другой в гражданке. Весёлые такие. Потом, кажется, и я выпил грамм сто. Завеселело. Лёксик, Федя, Мишка и Доцент попёрлись в кабак «Электрон», который был неподалёку от остановки трамвая. Меня не взяли, так как меня бы и не пустили. Слишком мал был ростом и фейсом не вышел. Я залёг спать. Среди ночи припёрлись Доцент и Мишка. Оба кривые, но довольные. У Доцента, правда, под левым глазом — порыв кожи и синяк.
Потом оказалось, что вся эта бригада отметелила в кабаке каких-то придурков с учебного судна «Меридиан», разбив кучу посуды и массу морд. Особенно отличился Доцент, который своими боксёрскими действиями уложил пару идиотов. Те начали качать права, когда увидели Лёксика и Федю в курсантской форме. Привыкли, сволочи, помыкать курсантами в рейсах, где им курсанты были преданы как рабы. Но пятикурсники в степени лёгкого алкогольного опьянения не смогли снести такого оскорбления и достойно проучили вышеназванные элементы, тем самым нарушив покой советских граждан, отдыхавших в том ресторанчике-кафе «Электрон». Но милиция, которая подоспела позже, не смогла настичь своей карающей рукой обыкновенных студентов и курсантов.
Утром, проснувшись, я не увидел никого. Только услышал равномерный скрип кровати в соседней комнате. Пройдя по коридору, я открыл дверь в комнату Мишки. Он там преспокойненько драл какую-то девку. Я целомудренно закрыл дверь, чтобы не помешать столь прозаичному занятию.
Для меня это всё выглядело так, как будто я попал в другой мир. Мои братья дома были совсем другие. Я их видел послушными и исполнительными сыновьями в присутствии родителей. Скромными и восприимчивыми ко всему происходящему в семье. А тут они были совсем не они. Они были живыми, свободными и способными к принятию самостоятельных решений парнями. Вот это меня и удивляло. Меня тревожила мысль, а буду ли я таким же свободным и независимым, когда уйду из дома и вырвусь из-под родительской опеки? Этим летом я почувствовал это. В тайге, среди мужиков, старателей, алкоголиков и просто обычных людей.
Никто не учил меня готовить. Но сегодня я это делал сам. Я спустился с сопки в магазин рядом с памятником на остановке «Дальзавод» и что хотел, то и купил там. На удивление, мне свободно продали бутылку рома, которую с большим удовольствием накатили вечером те же лица. И было всё так спокойно и равномерно. Мы много говорили с Доцентом о жизни, об учёбе, о спорте, о футболе. Лёксика эти темы мало интересовали. Ему с Федей и Мишкой нужен был другой, реальный спорт. Подвыпив, они много трепались о бабах, особенно Федя. Он парень был хоть куда!
На ночь Лёксик с Федей обязаны были возвращаться в училище. У них в 22.00 была проверка. Ночевали они там. Потом с утра в их роте были лекции. А вот уже после трёх часов Лёксик приехал ко мне один.
Лицо его не выражало былого энтузиазма. С порога он сообщил мне:
— Всё. Хорош балдеть. Пора ехать к родителям. Они, наверное, тебя уже потеряли.
Грустно и больно было спускаться с такой полюбившейся мне своей свободой сопки. Но мы снова в трамвае. Вышли на площади. Лёксик на последние три рубля купил букет хризантем. Пешком дошли до вокзала и сели в электричку. И тут, на этот случай вонючий, идёт контроль билетов. Контролёрши в составе двух упитанных женщин вошли в вагон с обеих сторон. У меня аж в животе похолодело, но Лёксик был спокоен, как мамонт в мезозойскую эру. Ни единая клеточка на его лице не дрогнула. Проверяющие тётки неизбежно приближались к нам. Что будет? Денег нет, в милицию, что ли, загребут? Страх меня сковал. И вот они у наших скамеек.
— Ваши билеты, пожалуйста, — ехидненько-вопросительно обратились к нам эти полноватенькие тётечки.
И вот что меня поразило. Лёксик, не дрогнув ни взглядом, ни голосом и совершенно достоверно, чуть ли не плачущим голосом, поведал им, что мы на последние деньги купили цветы нашей разбитой параличом маме, которая лежит в санатории «Сад-город». И бедный папа за ней там ухаживает. А мы везём им смену одежды и продукты, чтобы им было хоть немного легче прожить ещё неделю.
Растроганные таким жалостливым рассказом тётеньки чуть ли не прослезились, внимательно выслушав душещипательную историю, выданную Лёксиком. Они тут же простили нас, таких верных сыновей, и позволили ехать дальше.
А вот потом для меня уже наступили унылые дни. Наши родители отдыхали в санатории «Амурский залив» на 19-м километре на станции электрички Санаторная. Для меня там уже был снят номер, где я и жил. И я вынужден был мирно и планомерно переселиться к ним. О встрече с братьями можно было забыть. Встречи происходили, как и во всех порядочных семьях, только в выходные дни.
Там не было никакой свободы. Скукота и полное отсутствие свободы действий. Ни выпить, ни закусить, как говорится. Эти дни в санатории мало чем мне запомнились. Даже море и прогулки по осенним лесам не производили на меня никакого впечатления. Помню, что родителям я был в тягость. Они любовались друг другом. А мне хотелось к братьям. Мне хотелось огня жизни, свободы и радости от общения с ними. Они приезжали, но это было совсем не то, как тогда, когда мы были в халупе у Валентина на Дальзаводской. Там жизнь реально кипела.
Потом был унылый путь на поезде домой, в наш разлюбезный город Свободный. А мне так не хватало того времени и дней, когда мы были вместе. Сидели, смеялись, шутили и пили. Такими мы были родными. Все вместе. Во Владивостоке.

Март 2013 Владивосток
Андрей Макаров

Рассказ опубликован в книге «За жизнь…» https://ridero.ru/books/za_zhizn_1/