Е. Л. Любарский по страницам биографии. Часть 2

ЕВГЕНИЙ ЛЕОНИДОВИЧ ЛЮБАРСКИЙ: ПО СТРАНИЦАМ БИОГРАФИИ. ЧАСТЬ 2

К БИОГРАФИИ ПРОФЕССОРА БОТАНИКИ КАЗАНСКОГО УНИВЕРСИТЕТА ЕВГЕНИЯ ЛЕОНИДОВИЧА ЛЮБАРСКОГО

Начала редактировать части книги Евгения Леонидовича для размещения здесь, и слёзы наполнили глаза. Прошли 2 года со дня его скоропостижной кончины, а в моём сознании свежи воспоминания и эмоции от общения с ним. Так работает память или мы люди чего-то не понимаем о нас самих? Возможно нет времени? И все события нашей жизни происходят одновременно, но связаны с разными ступенями нашего осознания?

И снова я смеюсь, и снова замирает сердце в некоторых местечках текста о детстве.  Не случайно эти тексты вдохновили меня на написание неоконченной пока ещё повести "ЖИВАЯ ЛЕГЕНДА: ЗАСЛУЖЕННЫЙ ПРОФЕССОР КАЗАНСКОГО УНИВЕРСИТЕТА ЛЮБАРСКИЙ ЕВГЕНИЙ ЛЕОНИДОВИЧ".

НА СТРАНИЦАХ КНИГИ. Любарский Е. Л. Начало пути // Наследие ботаников в Казанском университете. Т. 3. Евгений Леонидович Любарский: по страницам биографии / редактор С. В. Федорова. Казань: Казанский университет, 2021. 11-162с.

3. ДЕТСТВО

3.2. ХАБАРОВСК

В Хабаровске отец сначала продолжал работать доцентом в ДВЛТИ, а после расформирования института с 1 февраля 1934 года стал работать начальником лесопатологической лаборатории Дальневосточной краевой лесной опытной станции (ДВКЛОС), находившейся в Хабаровске в Питомнике по адресу ул. Волочаевская, 1. Питомником назывался большой парк площадью 15 гектаров, огороженный забором. С одной стороны он примыкал к улице Волочаевской, с другой стороны спускался ближе к реке Уссури. В том же году осенью мама поступила учиться в находившийся в Хабаровске Дальневосточный медицинский институт.

По приезде в Хабаровск мы поселились в Доме научных работников на улице Гоголя, 45. Там жили научные работники и преподаватели вузов, приехавшие в Хабаровск из разных регионов Советского Союза. Это трёхэтажное красное кирпичное здание. На каждом этаже вдоль всего здания тянется длинный широкий коридор, в который выходят двери отдельных комнат. На каждом этаже были и туалеты общего пользования. Наша небольшая комната № 7 была угловой на третьем этаже в торце дома, направленном в сторону «вниз по улице Гоголя», спускавшейся от улицы Карла Маркса и площади Свободы к Плюснинке, глубокому оврагу, заваленному мусором, по дну которого протекал ручей, впадавший в Амур. Окно нашей комнаты выходило на улицу Гоголя, точно не помню, но возможно было и второе окно, выходящее в боковой торец дома. Вскоре родители переправили из Казани «малой скоростью» (товарным составом) в Хабаровск мамино пианино, мебель (стулья с зелёной обивкой), сервиз (тарелки с зелёной каёмкой). Но возможно все эти вещи сначала побывали и в Соловейцевом Ключе, точно не помню.

В доме на Гоголя, 45 я обзавёлся первыми моими друзьями примерно одного со мной возраста. Это был полный интернационал:
Вадик Ратнер – еврей,
Слава Борозенец – украинец,
Гера Тумас – литовец,
Женя Любарский – русский.

Воспоминания этого периода у меня в связи с малым возрастом немногочисленны и связаны в основном с нашим домом и его ближайшими окрестностями.

Внизу, в цокольном этаже дома находилась большая ванная комната. Чтобы там помыться, каждая семья заранее записывалась на определённый день и на определённое время. Хорошо помню, как после очередного такого мытья мы все трое, папа, мама и я, поднимались по широкой лестнице к себе наверх на третий этаж.  Папа нёс меня на руках, обмотанного махровой простынёй.

Рядом с домом на улице находился палисадник, окружённый низким зелёным штакетником. И на этом заборчике какие-то, более старшие, мальчики-хулиганы ножичком вырезали несколько «нехороших» слов. А мы уже немного научились читать. Гуляя однажды около дома мы со Славой обратили внимание на два разных слова каждое из трёх букв, абсолютно не понимая их смысла. Не знаю, почему я стал твердить одно из этих слов, а Слава – другое. С этой самодеятельностью каждый из нас, поднявшись в дом, предстал перед своими родителями. Это конечно произвело на них впечатление. Мы оба были наказаны и получили соответствующие разъяснения, а родители обоих потом обменялись своими впечатлениями по этому поводу. Так я впервые познакомился с матом.

Главная лестница дома соединяет коридоры всех этажей в их средней части. На нашем третьем этаже в центральной части коридора стояла чугунная лестница, ведущая на чердак. Помню, как мы с моими друзьями носились наперегонки по нашему коридору на третьем этаже. Однажды это привело к неприятному эпизоду. Я так бежал, что ничего перед собой, как следует, не видел, и с разбега налетел на эту чугунную лестницу. И я треснулся об эту лестницу лбом. Что тут было! Всё лицо в крови. Крик. Родители перепугались, промывали рану марганцовкой. Как её залечивали, не помню. Но родители Славы и Вадика были медики, наверное, они помогли. Это была первая проба на крепость моего черепа. Намного позже были и другие пробы. Шрам посреди моего детского лба постепенно зарос, но след от него до сих пор сохранился.

Кто-то научил нас делать из бумаги самолётики-птички. Это стало нашим большим увлечением. Мы наделывали много этих самолётиков разных размеров, вырезали им ножницами разные «фюзеляжи», в коридоре и на лестничной площадке между коридорами 3-го и 2-го этажей располагали их целыми аэродромами и запускали вниз с лестницы.

Когда я стал немного постарше, мне купили хороший двухколёсный велосипед, и я нередко в сопровождении кого-нибудь из родителей катался на велосипеде по находившейся вблизи от нашего дома большой площади Свободы (ныне это площадь Ленина). Однажды к нам подошёл один дядя, имевший отношение к подготовке то ли майской, то ли ноябрьской (точно не помню) демонстрации и уговорил нас, чтобы я вместе с ещё тремя такими же по возрасту велосипедистами открывал впереди праздничной колонны эту демонстрацию. Предполагалось, что мы проедем одной шеренгой на наряженных велосипедах. Потом мы все четверо велосипедистов под руководством этого дяди вместе тренировались. К сожалению, перед самым днём демонстрации я чем-то заболел и потому не смог участвовать в таком важном и интересном мероприятии.

Вообще я в этот период довольно часто болел. Однажды у меня было даже воспаление среднего уха. Отец потом как-то рассказывал, что врачи рекомендовали делать операцию. В то время такая операция, связанная с долбёжкой черепа, была довольно рискованной, но и оставить болезнь без такой радикальной меры лечения также было опасно. И всё-таки родители не рискнули согласиться на проведение операции. Слава Богу, всё окончилось благополучно, и болезнь отступила.

Ещё помню такой случай. Я вошёл в нашу комнату, когда посредине её на стуле сидела моя мама в нижней рубашке, по-моему, чёрной, и плакала. Что было тому причиной, я не помню: то ли она плохо себя чувствовала, то ли от обиды.

Какое-то время меня водили в где-то близко расположенный детский сад. Там была первая "женщина", которая мне понравилась. Это была девочка Ия, одного со мной возраста. Когда я позже приехал из Казани в Хабаровск уже школьником, перешедшим из 2-го в 3-й класс, я встречался с этой Ией, но тогда она уже не произвела на меня впечатления.

Ещё помню, как мы с мамой как-то поехали на рейсовом автобусе на железнодорожный вокзал (в то время в Хабаровске было всего несколько автобусов), где мама купила в ресторане у какого-то знакомого сотрудника ресторана апельсины (редкое лакомство в то время). Когда мы ехали на автобусе обратно, они у нас рассыпались на полу, и мы их собирали в сумку.

С родителями я часто бывал в Питомнике, там в его нижней части ближе к реке Уссури у нас даже был небольшой огородик, рядом была яма с водой, из которой мы брали воду для полива растений на огороде. У папы был фотоаппарат. Сохранились любительские фотографии того времени, сделанные 6 июля 1936 года, где я в тюбетейке в Питомнике около огорода сижу на шее у папы или стою один или рядом с мамой или с папой или сижу на траве рядом с мамой.

На новый год у нас дома благодаря папе всегда стояла наряженная игрушками ёлка. Были хороводы вокруг ёлки с моими друзьями, песни, подарки.

Во время нашей жизни в Соловейцевом Ключе и в Хабаровске  мои родители ещё активно поддерживали свою связь с Казанью и поэтому отпускное время использовали для поездок по железной дороге в Казань. Вместе с ними обоими или с кем-либо из них я несколько раз (не помню точно сколько) совершил поездки в Казань и обратно, один раз, когда мне было лет 5, даже с заездом в Ленинград (иногда папа ездил в командировку в Москву и Ленинград, с заездом в Казань). Из той поездки в Ленинград у меня в памяти осталось только воспоминание о широкой закруглявшейся внизу лестнице со ступеньками разного цвета в "Доме учёных" – гостинице для временно приезжающих в Ленинград научных работников. Эта лестница начиналась внутри помещения сразу от парадного входа, выходившего на набережную Невы. Потом рабочий вход в эту гостиницу сделали с улицы Степана Халтурина. Позже, будучи ассистентом Казанского университета, я как-то останавливался в этой гостинице и о чудо – я нашёл эту лестницу и увидел её разноцветные ступени, подтвердив свои детские воспоминания.

В то время поезда Владивосток–Москва и Хабаровск–Москва, по-моему, ходили через Казань, это позже их перевели на дорогу через Ярославль. Курьерский поезд Владивосток–Москва, как и сейчас скорый, имел номер 1/2. Мы обычно ездили в курьерских поездах в купейных вагонах. Статус курьерского поезда был в то время выше статуса скорого поезда, хотя, конечно, нынешние скорые поезда ходят быстрее тогдашних курьерских. Состав курьерского поезда состоял из паровоза и голубых вагонов старого образца с открытыми подножками. В то время не было светофоров и всякой автоматики. Движение регулировалось входными и выходными семафорами при каждой станции. Нередко бывало, что входной семафор был закрыт и поезд надолго останавливался на перегоне. Ездили мы обычно летом. Весь народ во время такой остановки высыпал из вагонов и довольно далеко расходился, собирая цветы, которых было множество. Потом семафор открывался, паровоз гудел, люди сбегались к поезду, заходили в вагоны, и поезд двигался дальше.

Однажды, когда мы возвращались в Хабаровск с мамой, на такой неожиданной остановке, мама, оставаясь в вагоне, разрешила мне погулять и дяди – попутчики вывели меня из вагона погулять и подышать свежим воздухом. Я стоял недалеко от двери вагона, когда семафор открылся, паровоз загудел и все  стали заходить в вагоны. Я очень испугался, что могу остаться, но дяди меня быстро подсадили на ступеньки вагона и я вернулся в своё купе.

Ещё я помню, когда я ехал с обоими родителями также, по-моему, в сторону Хабаровска, на меня напал «сырный жор». Я всё просил и просил новые кусочки сыра и никак не мог наесться сыром. 

В то время все железные дороги Советского Союза работали только на паровозной тяге. Конечно, мне всегда было интересно смотреть в окна вагона на разные поезда, на разные паровозы, на природу, станции и города за окном вагона.

Летом 1938 года мама окончила 4 курса Хабаровского мединститута и с отличными оценками была переведена на 5-й курс.

13 июля 1938 года мы с мамой выехали из Хабаровска в Казань, У мамы были проблемы со здоровьем. 

         Евгений Любарский, Казань, 14 сентября 2021 г.
                Светлана Федорова, Казань, 26 декабря 2023 г.