Борис

Лёнька шёл в школу, хотя прекрасно знал, что опаздывает на первый урок, но он не торопился.
После лечения в больнице он объяснил Прасковье Антоновне, что папа каждый день его возит в поликлинику на уколы, поэтому он буду опаздывать на первый урок.
Хотя никто его никуда не возил, а это он сочинил, сам не зная для чего. Может быть для того, чтобы придать в глазах учительницы весомость своему «страшному заболеванию», как неправильный обмен веществ.
Портфель с учебниками был тяжёлый и его время от времени приходилось перекладывать из руки в руку, а верёвка мешка с завтраком резала плечо.
И вот с такими неудобствами Лёнька тащился в школу.
Перейдя мост через вечно бушующий Ардон, он плёлся мимо старых домов, которые, наверное, были построены до войны, а может быть ещё раньше.
За ними начинался пустырь, огороженный высоким забором, за которым были вырыты котлованы. На их месте рабочие в скором времени должны были выстроить новые дома.
Между неровно прибитых досок забора он нашёл щель и через неё принялся разглядывать стройку.
Сразу за забором круто вниз уходили котлованы, в которых ровными кубиками возвышались фундаменты будущих жилых домов для жителей посёлка.
Из этих бетонных кубов, обшитых досками, торчали ржавые прутья строительной арматуры. Сварщики к ним приваривали новые прутья, а снующие рядом рабочие закидывали в них лопатам недавно привезённый цемент.
Поглазев через щель на стройку, он подошёл к плотно закрытым воротам.
Перед воротами была выстроена дощатая будка, возле которой сидел солдат с автоматом и у его ног лежала громадная чёрно-коричневая овчарка, которая при Лёнькином появлении подняла голову и настороженно посмотрела на него.
Солдат Лёньку сразу признал.
- Чего в школу не торопишься, Лёнь? – вместо приветствия обратился он к Лёньке.
- Надоело мне туда ходить, - как бы нехотя, ответил тот, подходя к солдату.
Солдата звали Сашей, и он охранял заключённых, которых каждое утро привозили на стройку в большом зелёном крытом грузовике.
Саша доброжелательно относился к вечно снующим около стройки пацанам, особенно когда они просили его показать автомат или погладить собак.
Солдат было несколько и у каждого из них был автомат. А собак только две. Альма и Рекс. Сейчас Саша был с Альмой, а его напарник Василий, наверное, ходил по стройке с Рексом и наблюдал за порядком.
- Ну, это ты зря так говоришь, - возразил Саша. – Учиться всегда надо. Нельзя без учёбы. Вот если бы я не ленился в своё время, то сейчас бы точно в техникуме учился, а то вот видишь, сижу тут автоматом, да ЗЭКов охраняю, а то ходил бы сейчас с портфелем, да учебниками и на лекциях всяких преподавателей слушал, а не приказы старшины, -мечтательно проговорил он. — Вот такие дела, - Лёньке, конечно, были понятны его объяснения, но не будет же он рассказывать Саше об истории, сочинённой для учительницы. Это была только Лёнькина тайна и он с удовольствием ею пользовался и никого в неё не посвящал.
- Да понимаю я всё, - согласился Лёнька с Сашей, - но я, итак, на первый урок опоздал, - и чтобы перевести разговор в другое русло, попросил: - А можно мне Альму погладить?
- Гладь, гладь, - добродушно согласился Саша и добавил: - Только немного. Не должна она от посторонних получать ласку.
Альма при этих словах вновь подняла голову и посмотрела на Лёньку умными глазами, как бы соглашаясь со своим хозяином.
Лёнька подошёл к собаке, погладил её по загривку, а она, посмотрев на него, ткнулась носом в мешок с завтраком.
- Чего это у тебя в мешке? – настороженно спросил Саша.
- Завтрак там мой, - пояснил он интерес Альмы к мешку: - Тётя Глаша мне его приготовила, - и попросил: - А можно мне дать немного колбасы и хлеба Альме?
- Ни в коем случае, - строго возразил Саша. – Не вздумай даже и кусочка дать, - и пояснил. – Собака никогда ни у кого из посторонних не должна брать пищу. Она должна знать только хозяина. А так как я её хозяин, то и еду ей даю только я. Понятно?
- Понятно… - неохотно подтвердил Лёнька слова Саши, не переставая гладить Альму.
- А если всё понятно, - так же жёстко продолжил Саша, - то не балуй мне собаку и иди куда шёл. Не мешай нам тут делом заниматься, - хотя какие у Саши дела, Лёньке было непонятно. Сиди себе, да сиди, да открывай ворота въезжающим и выезжающим машинам.
Но, если Саша приказал Лёньке не мешать охранять стройку, то пришлось ему подняться с корточек и вновь плестись в школу.

Пройдя вдоль забора стройки, он подошёл к зелёному забору своего бывшего детского садика. В этом высоком заборе, сбитом из досок, тоже было много щелей, через которые можно было осмотреть весь двор садика и вспомнить, как он сам недавно гулял в нём и играл на детских площадках.
Но Лёньке не удалось подойти к известным ему щелям в заборе, так как под ними он увидел понуро сидящего на корточках дядьку.
Лёнька несмело подошёл к нему и с любопытством принялся его разглядывать.
Это был небритый мужчина с осунувшимся лицом, ввалившимися щеками и лохматыми, давно не стриженными волосами. Одет он был в помятый грязный пиджак неопределённого цвета, из-под которого выглядывала давно не стиранная рубашка, а через заплатанные брюки проглядывали острые коленки.   
Увидев Лёньку, мужчина зло посмотрел в его сторону и грубо спросил:
- Чего это ты тут вылупился? Иди куда шёл. Тебе тут выставка что ли? – от его взгляда у Лёньки даже мурашки пошли по коже. Настолько его злые карие глаза пронзили его.
Но он не обратил внимания на его грубый тон, а только спросил:
- Дядь, а что это Вы тут сидите? Может быть, Вам какая помощь нужна или Вы больны? Лёньке почему-то до глубины души стало его жалко за неухоженный вид, небритость и помятость. Даже грубые слова и злые глаза не вызвали у него особого испуга, а только жалость.
Поднявшись с корточек тот усмехнулся и похлопал Лёньку по плечу:
- Не боись, пацан, всё в поряде, - рука у него была большая и почти вся синяя от татуировок. На пальцах написано «БОРЯ».
Несмотря на худобу, рука Бориса оказалась тяжёлой и сильной. Он сжал Лёнькино плечо и повернул к себе.
- Тебя та хоть звать то, как, пацан? – хрипло спросил он, но в его голосе уже не чувствовалось злости, поэтому Лёнька, высвободив плечо из жёстких пальцев Бориса, без страха ответил:
- Лёнькой меня зовут.
- А меня Борисом, - усмехнувшись, он протянул ладонь. – Давай знакомиться.
В ответ на его предложение Лёнька пожал жилистую в заскорузлых мозолях ладонь Бориса.
- Чего ты тут шибаешься? – продолжил расспросы новый знакомый. – В школе вроде бы занятия начались. Вон вся ребятня уже пробежала, да и звонок я слышал, а ты тут торчишь.
- Дела задержали, - уклончиво ответил Лёнька, тут же пояснив: - А в школе об этом знают.
— Это хорошо, что знают, - думая о чём-то своём негромко проговорил Борис. – А вот обо мне никто ничего не знает, - в голосе Бориса прозвучали печальные нотки, но, стряхнув с себя невесёлые мысли и он, как бы между прочим, спросил: - А пожрать у тебя есть чего?
- Есть, - не задумываясь ответил Лёнька, потому что этот чёртов мешок с завтраком так оттягивал ему плечо, что он побыстрее хотел от него избавиться.
С собой тётя Глаша, их домработница, дала ему два бутерброда. Один – это кусок хлеба, намазанный сливочным маслом, посыпанный сахаром и накрытый таким же куском белого хлеба. Это от булки хлеба отрезался пласт толщиной в сантиметр, который разрезался пополам. Один кусок намазывался сливочным маслом и посыпался сахаром и накрывался второй половинкой. Чтобы сахар не просыпался, тётя Глаша заворачивала его в газету, а другой бутерброд был с колбасой. Это на половину точно такого же куска хлеба было положено несколько кружочков докторской колбасы с кусочком сыра, и всё это было прикрыто точно таким же куском хлеба. В дополнение к этому с собой Лёньке приходилось брать небольшую фляжку с кипячёным молоком. Как же он его ненавидел, это молоко, особенно когда оно было тёплое! Но так как мама была уверена, что неправильный обмен веществ в Лёнькином организме происходит именно из-за отсутствия молока, то тётя Глаша всегда в дополнение к бутербродам давала ему эту фляжку. Молоко он обычно выливал, а домой приносил пустую фляжку, как подтверждение того, что он больше не хочет в больницу к доктору Собанову и исправно выполняет мамины наказы. А ещё он выливал его из-за того, что пацаны в классе, увидев однажды, что Лёнька запивает бутерброды молоком, начали дразнить его молокососом. 
Вид Бориса и его простые вопросы, заданные мирным тоном, внушили Лёньке доверие, поэтому он снял с плеча мешок с завтраком.
- Возьмите, - передал он его Борису. – Тут мне тётя Глаша положила на завтрак бутерброды, и Вы их можете взять. Мне этого очень много, я никогда столько не съедаю. Всегда делюсь с друзьями.
Борис с интересом посмотрел на Лёньку, но мешок взял, вновь присел у забора на корточки, облокотившись на него спиной.
Осторожно развернув газеты, в которые были завёрнуты бутерброды, он удовлетворённо хмыкнул:
- Ну ты, Лёня, и даёшь. Такую красоту одолеть не можешь. А я вот со вчерашнего дня ни маковой росинки во рту не держал, - и впился жёлтыми зубами в хлеб.
Лёнька с интересом смотрел на жующего Бориса, потому что никогда не видел, чтобы человек с такой жадностью поглощал пищу.
Когда с бутербродами было покончено, Борис осторожно ссыпал на ладонь просыпанный сахар и хлебные крошки. Увидев, что он покончил с едой, Лёнька протянул ему фляжку с молоком.
- Запейте. Здесь молоко, - пояснил он, кивая на фляжку.
Припав к горлышку, Борис сделал несколько жадных глотков и, оторвавшись с благодарностью посмотрел на Лёньку.
- Ну, спасибо тебе, дорогой. Помог ты мне, - и уже смакуя, допил остатки молока: — Вот где красота! - Усмехнулся он. – Давненько я такой вкусноты не пил. Разве что в детстве, когда… - голос его поник и он о чём-то на мгновение задумался. - Хороший ты парень, Лёнька, - Борис приподнялся с корточек и потрепал Лёньку по голове, - только впредь не будь таким доверчивым к посторонним людям.
- А почему? - поинтересовался Лёнька, ведь он думал, что совершил хорошее дело, накормив голодного человека.
- Разные людишки могут попасться на твоём пути, но, - он как бы стряхнул с себя какие-то мысли, продолжил: - долго рассказывать об этом, но ты больше так не делай.
Лёнька задрал голову и, глядя Борису в глаза, попытался уловить мысль, которой тот хотел поделиться со ним. Увидев его пытливый взгляд, Борис пояснил:
- Потому что я – это я, а другой бы вкрался к тебе в доверие, напросился бы в гости и обокрал хату, да по башке бы ещё дал тебе, да твоей тёте Глаше, а я с этим делом завязал.
Из его путанных объяснений Бориса Лёнька ничего не понял, а тот, ещё раз потрепав его по волосам и по-доброму усмехнувшись, попрощался:
- Давай, пока, Лёнька. Глядишь ещё и встретимся, а мне пора. К начальнику мне надо, - и, махнув рукой, ушёл.
А Лёньке надо было идти в школу. Он, итак, опоздал на первый урок. Но он знал, что Прасковья Антоновна его за опоздание не отругает, поэтому особо туда не торопился.

На следующий день он точно так же зашёл на стройку, поговорил с Сашей, погладил Альму и подошёл к забору детского садика.
Борис всё также сидел на корточках у забора, но только уже в другом месте.
Увидев Лёньку, он приветственно махнул рукой:
- Привет, Лёнька! – и на его лице Лёнька увидел добрую улыбку.
Ему стало приятно, что Борис не забыл его и рад их встрече.
Подойдя к Борису, Лёнька, как самый настоящий взрослый человек, протянул ему для приветствия руку:
- Здравствуйте, дядь Борис, - ему как-то неудобно было обращаться к Борису на «ты», поэтому невольно, скорее всего по привычке, он обратился к нему, как к более старшему.
- Ты посмотри на него, какой он вежливый, - усмехнулся Борис, - а ведь меня никто так никогда не называл.
- А как называли? – Лёньке почему-то стало интересно хоть что-то узнать о новом знакомом.
- А никак, - покривил губы Борис. – Или Борькой, что того хряка, или по погонялу.
Что такое погоняло Лёнька понятие не имел, и тут же переспросил Бориса:
- А что это такое – «погоняло»?
- Да кликуха это моя, что братва меня наградила, - но, секунду подумав, пояснил: - Но ты не обращай на это внимание, а зови просто Борисом.
- Ладно, понял, - почесал Лёнька макушку, но вспомнив, что Борис, наверное, голоден, спросил у него:
- А Вы кушать хотите? – всё-таки он ещё не мог пересилить себя и начать «тыкать» Борису.
Тот, замешкавшись от такого предложения, пожав плечами, ответил:
- Вообще-то похавать бы не мешало.
- Так у меня есть с собой, - Лёнька снял с плеча осточертевший мешок. – Тут у меня сегодня бутерброды с котлетами…
- Да ты что? – обрадовался Борис. – А ну, гони их сюда свои котлеты. Посмотрим, чем это тебя твоя тётя Глаша пичкает, - от предвкушаемого удовольствия он даже потёр ладони.
Сегодня тётя Глаша дала Лёньке бутерброды с котлетами. Он попросил её, чтобы она положила ему не две котлеты, как обычно, а четыре, мол он ими с Черёмой поделится.
Лёнька передал мешок Борису, а тот, по-хозяйски раскрыв его, вынул, завёрнутые в кальку бутерброды и с удовольствием принялся уплетать их, запивая ненавистным Лёньке кипячёным молоком с пенкой.
Чувствовалось, что и сегодня Борис был очень голоден. Лёньке было жаль его. Он только стоял и молча наблюдал, как Борис расправляется с творениями тёти Глаши.

Так продолжалось ещё три дня.
В один из вечеров, когда ни тёти Глаши, ни мамы не было дома, Лёнька залез в стенной шкаф, где мама складывала старые или изношенные вещи и в одном из ящиков нашёл несколько папиных рубашек. Хотел взять и брюки, но Борис был худой, как жердь, а папа был намного крупнее его. В другом ящике взял старые ботинки, которые папа давно не надевал и, завернув отобранные вещи в газеты, отнёс их на чердак.
Утром мама собрала ему мешок со школьным завтраком и, поцеловав, отправила в школу. Лёнька, сделав вид, что попрощался с мамой, вышел из квартиры и направился вниз по лестнице на выход из дома. Они жили в трёхэтажном доме на последнем этаже.
Мама с утра была всегда озадачена сбором двух Лёнькиных младших братьев в садик и детские ясли, поэтому ей было не до него. Папа, зная занятость мамы, всегда сам завтракал и очень рано уходил на работу.
Так что, когда за Лёнькой закрылась дверь квартиры, он осторожно, стараясь не шуметь, поднялся на чердак, прихватил приготовленный свёрток и проскользнул во двор. Осторожно, вдоль стенки дома прокрался к старым бельгийским домам и у стройки вышел к забору детского садика.
Борис по-прежнему сидел у забора.
Увидев Лёньку со свёртком в руках, он в недоумении уставился на него:
- Чё это ты притаранил на этот раз? - удивленно воскликнул он.
— Это папины вещи, - попытался объяснять Лёнька, - он их давно не носит, поэтому я решил, а может быть они пригодятся тебе, - и с просьбой посмотрел на Бориса.
- Ты чё? – начал возмущаться Борис. – Обноски меня, что ли хочешь заставить носить?
— Это никакие не обноски, - обиделся Лёнька на слова Бориса, — это старые вещи, которые папа давно не носит. Я их просто так взял, и он их отсутствия просто не заметит, а тебе они будут в самый раз. Ведь у папы такой же рост, как и у тебя. Только он намного полнее. Ты вон, ничего не ешь, а мама и тётя Глаша нас хорошо кормят.
- То-то и оно, что они у вас есть и они вас кормят, а на меня всем наплевать и начхать, - уже не так возмущённо продолжил Борис и уже совсем мирно предложил: - Лады, посмотрю я что у тебя там такого есть. Может и в самом деле подойдёт, а то я тут варежку раззявил, да базарю не по делу.   
Лёнька развязал авоську, в которую был уложен свёрток.
Если Борис раньше хватался сразу за бутерброды, то сейчас он развернул свёрток с вещами, достал рубашку и примерил её на себя.
Убедившись, что рубашка и по длине, и по рукавам ему подходит, он удовлетворённо хмыкнул:
- Молодец, Лёнька, спасибо тебе, как раз по мне. А то, что немного ширше, так ничего, в штаны уберу. Зато смотри красава как;, - и он, несколько раз хлопнув себя по груди, заправил полы рубашки в брюки.
Вид у Бориса был довольный и он, пытливо посмотрев на Лёньку, спросил:
- А там что у тебя?
- Ботинки папины, - Лёнька развернул газеты и вытащил ботинки.
- Ну ку, ну ка, - засуетился Борис, - а покажь их сюдой, - и протянул руку за предложенной обувью, - а то мои уже давно каши просят… - усмехнувшись от своих слов.
Сев на рядом стоящий камень, он скинул свои раздолбанные штиблеты и натянул предложенные ботинки.
Надев их, он привстал, слегка попрыгал и удовлетворённо проговорил:
- Чуть великоваты, но само то, что надо. Главное – не жмут. Ну, Лёнька! Ну, спасибо! Влатал ты меня по последней мод;, - Борис даже немного прошёлся, слегка пританцовывая в новых ботинках.
Лёньке было очень приятно, что подарки очень понравились и его труды не пропали даром.
Развеселившийся Борис успокоился и, как будто Лёнька ему был чем-то обязан, по-хозяйски задал вопрос:
- Хавку притаранил?
Лёнька уже привык к такому, в начале непонятному для него языку Бориса, поэтому понял, что тот спрашивает о еде.
- Да, - подтвердил он. – Вот, - и раскрыл перед Борисом мешок.
Сегодня там были гренки и белое мясо от курицы. Лёнька его терпеть не мог. Если бы не Борис, то он бы его выкинул на помойку. Хотя мама говорила, что в нём полно каких-то витаминов и калорий, которые ему очень необходимы для восстановления сил после перенесённой болезни.

Мама ничего не подозревала о встречах своего сына с Борисом, а была только рада, что он стал хорошо кушать и просил побольше еды давать ему в школу.
Хотя того, что Лёнька съедал дома, ему вполне хватало и он никогда не чувствовал голод. Зато Борис был голоден. Это Лёнька видел, когда тот моментально съедал всё, что он ему приносил. Лёнька копался бы с этими бутербродами, котлетами, да курицей не меньше получаса, а большая перемена у них была двадцать минут. Поэтому половину он не доедал и, если бы ему с этой проблемой не помогал Ляжкин, то пришлось бы половину завтрака выбросить в урну.
Поев, Борис удовлетворённо откидывался и мечтательно тянул:
- Эх, папироску бы засмалить, - но посмотрев на Лёньку, сразу же сам себя прерывал: - А тебе не след к этому привыкать. Зараза — это ещё та, но тебе она не нужна. Не такая у тебя должна быть жизнь, как у меня. Другая она у тебя должна быть.
- Какая это другая? – не понял Лёнька Бориса.
- Хорошая, - задумчиво ответил он на его вопрос.
- А у тебя какая? – не отставал Лёнька от Бориса.
- А у меня хреновая, - поджав губы и цыкнув, печально ответил Борис, но, посмотрев на Лёньку, попытался пояснить ему: — Вот ты живёшь с папкой и мамкой, да ещё и тётя Глаша у тебя есть. А у меня ведь ничего такого не было…
- А что было? – продолжил Лёнька допытываться у Бориса.   
- А было… - Борис задумался и уже без былого задора, печально, начал: - Без отца я рос, - Борис вздохнул, - погиб он на войне и вообще я его даже не помню. Мал был ещё. Мать сутками работала на заводе, чтобы прокормить меня и сестёр, а когда узнала, что отец погиб, то запила с горя. Жили мы плохо, впроголодь. Лишняя краюха хлеба в доме была, как за праздник. В доме мебели не было. Спали и ели на ящиках. Стырил я их из ближайшего магазина. Может с того всё и началось, - Борис замолчал, поджал губы и уставился в сторону бушующего Ардона, но, вздохнув, продолжил: - В школе учился я плохо. Было не до учебы. Жрать всегда хотелось. Одежда была старая и изношенная. За что в классе меня дразнили пацаны с сытыми мордами. Нищетой подзаборной обзывали. Ох, как же я их всех ненавидел, - неожиданно зло прервал он сам себя, но тут же усмехнулся: - А самого жирного я пырнул ножичком в зад. Как в масло вошёл туда ножичек. Как же эта сволочь верещала! Испугался я тогда и убежал. На улице встретил точно таких же пацанов, которые то там чё стырят, то тут, да продадут. Оттого и деньги на хавку были. Но был у этих пацанов «пахан». Без него ни одно дело не делалось. Давал он нам наводки, где и что плохо лежало и где и что можно подрезать. Но потом «пахана» менты замели, да и нас с ним вместе. Пацанов отправили кого в детские колонии, а кого в детские дома, а меня за то, что жирного пырнул в зад, да за воровство отправили в детскую колонию. Потом вышел, опять с братвой связался, опять тюрьма и так три раза, - Борис надолго замолчал, видимо думая о чём-то своём, но сам и прервал своё молчание резким возгласом: - А сейчас не хочу туда возвращаться, хочу устроиться на работу. Хочу жить как все. Не хочу больше быть вором. Человеком, обычным мужиком хочу быть, - и посмотрел на внимательно слушающего Лёньку: - Не веришь, что ли?
- Почему, верю, - Лёнька в нерешительности пожал плечами, настолько его заворожил душещипательный рассказ Бориса. – Папа мне всегда говорит, чтобы чего-нибудь добиться, надо этого сильно захотеть.
- Прав твой батя, - поддержал Лёньку Борис. – И я того же хочу. Значит своего я добьюсь. Вот и документы у меня есть, - он полез во внутренний карман обтрёпанного пиджака и вынул тряпицу, в которой оказалась какая-то помятая бумажка с фотографией Бориса.
Вынув бумажку, он расправил её на колене:
- А начальник в ментовке обещал меня устроить на стройку. Вот поэтому я тут сижу и жду его. Сегодня он точно должен приехать и всё решить. А то эти шкуры, - Борис потряс указательным пальцем в сторону стройки, - меня без его разрешения никак не хотят брать на работу. Говорят, что я ЗЭК и место моё только на киче, - после этих слов он грязно выругался, но посмотрев на Лёньку, извинился: - Ты извини меня, сорвался.
Борис встал, вновь потрепал Лёнькины вихры и уже спокойно, без надрыва проговорил:
- А ты, Лёня, иди в школу. Плохому там не научат. В жизни учёба эта ой, как понадобиться, а я пошёл. По-моему, начальник приехал, что-то там все вертухаи зашевелились.
Он отвернулся и двинулся к стройке, а Лёньке только и оставалось, что собрать разбросанные газеты и отнести их к кочегарке, где они понадобятся дяде Геору для растопки печи.

Вскоре обман с поликлиникой раскрылся, папа провёл со сыном «профилактическую беседу», которая на долгие годы отбила у него охоту к преувеличениям, и Лёнька был вынужден, как и все остальные ученики ходить в школу, не опаздывая на первый урок.
Но, каждый раз, проходя мимо забора детского садика, он всегда с надеждой смотрел на то место, где когда-то увидел Бориса.
Ему всегда казалось, что тот сидит здесь на корточках и ждёт его, а при его встрече обрадуется, встанет и поздоровается своим хрипловатым голосом.
Но Бориса не было. Лёнька уже подумал, что тот куда-то уехал и просто забыл попрощаться. Но как же он обрадовался, когда вскоре увидел Бориса на стройке.
В тот день Лёнька с Ляшкиным и Черёмой после окончания уроков решили остановиться у ворот стройки и заговорили с солдатами.
В будке перед воротами сидел Саша с Альмой.
Саша, как старых знакомых окликнул мальчишек:
- Пацаны, а что это вы не заходите, не здороваетесь? Или забыли нас с Альмой?
Подойдя к Саше, мальчишки по очереди с ним поздоровались. Ляжкин попросил Сашу потрогать автомат, а Черёма погладить Альму, Лёнька же заглянул в полуоткрытые ворота стройки.
Кубы фундаментов уже значительно подросли и на некоторых из них даже начали возводить кирпичную кладку.
К своему удивлению, он увидел Бориса. Тот шёл с тачкой по деревянным мосткам и опрокинул из неё цемент в бункер.
Когда он выпрямился, Лёнька от радости забыл всё на свете, бросил портфель, забежал во двор стройки и, радостно замахав руками, прокричал:
- Дядя Борис! – размахивал он обеими руками.
Борис оглянулся на крик и, увидев Лёньку, спустился по мосткам на землю и не спеша подошёл к нему.
Он не обращал внимания ни на собак, ни на солдат с автоматами.
Подойдя, он похлопал Лёньку по плечу:
- Привет, Лёнь! Как жизнь? В школу больше не опаздываешь?
- Да нормально всё, - торопливо затараторил Лёнька. – Училка заложила меня маме, так теперь не опаздываю. Папа сильно был недоволен.
- Чё, - Борис с улыбкой посмотрел на Лёньку, - лупил что ли?
- Ага, - честно признался Лёнька.
- Сильно? - Борис по-прежнему с улыбкой разглядывал Лёньку.
- Не очень, - поморщившись, пожал плечами он.
- Ничего, - подбодрил его Борис, - бывает. На то он и батя, чтобы тебя уму-разуму учить. Плохому батя не научит. А я, видишь, на стройке работаю. Выполнил начальник своё обещание. Приняли меня на работу, да и общагу дали, - гордо сообщил он о своей радости Лёньке.
Лёнька знал это общежитие для рабочих, которое находилось рядом с поселковым клубом «Шахтёр». На первом этаже в нём было отделение милиции.
У Бориса был уже не такой измождённый вид, как при их первой встрече. Он был в чистой, новой спецовке, резиновых сапогах, а из кармана у него выглядывали брезентовые рукавицы.
- Я знаю, где эта общага, - кивнул головой Лёнька.
- Так что ты можешь зайти ко мне в гости, - Борис доброжелательно смотрел на Лёньку. – Чайку пошвыркаем, побазланим о жизни. Только ты у мамани своей сначала разрешения спроси, если соберёшься ко мне. А то мало ли что случиться может… А вообще, Лёня, спасибо тебе, что не дал мне сдохнуть тогда. А то я уже был готов хоть головой в речку, - кивнул он на несущийся с вечным рокотом бурлящий Ардон.
Лёнька был несказанно рад, что увидел Бориса, что тот разговаривает со ним, как со взрослым. Чувства гордости за такое отношение к себе и благодарность, заставили Лёньку даже развернуть плечи и независимо осмотреть грязный двор стройки и любопытные физиономии Ляжкина и Черёмы, которые с интересом смотрели на него через полуоткрытые ворота.
- Ну, ладно, Лёня, - попрощался с Лёнькой Борис, - работать мне надо, а то бригадир, итак, на меня бочку катит. Пойду я, - и, ещё раз хлопнув Лёньку по плечу, пошёл к брошенной тачке, а тот вернулся к воротам.
Саша, когда Лёнька подошёл к воротам, только зло прошипел:
- Ты посмотри на эту вольняшку… Борзеет, падла. Забыл, когда баланду тут хавал. Ишь, независимый какой тут выпендрился, - а потом зло прикрикнул на Лёньку: - А ты чё уши тут развесил? Пошёл отсюда! – и, вытолкав Лёньку за ворота, закрыл их за ним.
Но Лёнька не успел испытать чувство обиды на Сашу, потому что на него тут же навалились друзья:
- Ты чё это, Лёнь, - недоумённо спросил его Ляжкин, - знаешь его, что ли?
- Ага, знаю, - гордости Лёнькиной не было предела, - недавно познакомились, я ему бутерброды отдавал, которые тётя Глаша мне на завтрак давала.
- И ты нам ничего не рассказал … - с обидой в голосе упрекнул Лёньку Черёма, - друг ещё называется. А я думаю, ну Лёнька и жрать стал, что даже бутербродом не поделится.
- Да не переживай ты так, - успокоил Лёнька своего закадычного друга. – Дам я тебе этих бутербродов сколько хочешь и с Борисом познакомлю. Может и в гости к нему сходим. Он сказал, что в каменной общаге около клуба живёт.
Черёма удовлетворился обещаниями и сразу забыл обиду.
Замечательный характер был у Черёмы, он никогда не помнил обид, и Лёнька всегда с ним решал все их самые трудные пацанячьи проблемы без споров и драк.

Лёнька же, несмотря на неприязнь со стороны охранника Саши, каждый день после школы останавливался у ворот стройки и ждал, когда Борис выйдет ко нему и скажет пару слов.
- Как жизнь, Лёнька? Ты учись, мамку не забижай. Она у тебя самая лучшая в мире.
От этого Лёньке становилось тепло и хорошо, и он весёлый и довольный возвращался домой.
Иногда он приходил к воротам стройки с Ляжкиным, а иногда и с Черёмой.

Вскоре Сашу с Василием перевели на другой объект, а с новыми солдатами мальчишки быстро познакомились, и они тоже давали им потрогать автоматы и погладить собак.
Иногда Лёнька просил солдат, когда был один, позвать Бориса. Тот уже был в чистой робе, всегда выбрит и в чистых рубашках, лицо у него при встречах всегда было добрым и улыбчивым, а не таким озабоченным и горестным, как в их первую встречу.

Как-то, в одну из встреч, Борис сказал, что с прежней жизнью он завязал, т. е. покончил и ему начальник милиции скоро выдаст настоящий паспорт. И ещё Борис сказал, что послал всех своих корефанов подальше и не хочет иметь с ними никаких дел. Лёнька был очень рад за Бориса и за его решение. Он верил, что такой хороший человек, как Борис, обязательно должен жить хорошей жизнью.
- Ты верь мне, - горячо заверил Борис Лёньку, - я всего добьюсь в жизни. И семья у меня будет, а может быть даже такой же клёвый пацан, как и ты.
После этих слов он погладил Лёньку по голове и ушёл работать, потому что его позвали к себе какие-то мужики.

События последующих дней сложились так, что Лёнька не смог ходить на стройку.
У них начались осенние каникулы. Папа брал его с собой на шахты, и они спускались на клетях глубоко под землю и ходили по штольням. Ездили к Мамисонскому перевалу, куда папа возил своих болгарских друзей. Там они жарили шашлыки, и Лёнька им в этом помогал. В свободное папино воскресенье сходили на рыбалку, и папа поймал несколько форелей. Всей семьёй ездили на картофельные поля в Бадкинском ущелье к развалинам сигнальных башен, где копали картошку.
Каникулы пролетели, как один день, и Лёнька был полон впечатлений от интересных событий, которые произошли с ним.
Как же ему не хотелось опять идти в школу и продолжать тягомотину всех занятий и уроков, когда каникулы закончились. Но с этим ничего нельзя было поделать и в школу всё равно пришлось идти.
Зато после первого дня занятий он с трепетом в душе пошёл к стройке. Ему так хотелось увидеть Бориса и рассказать ему обо всём том, что произошло с ним на каникулах. Лёнька абсолютно был уверен, что Борис его выслушает, поймёт и порадуется за него.

Подойдя к полуоткрытым воротам, он осмотрел двор стройки.
Солдаты были заняты своими делами и внимания на него не обратили. Ну стоит себе одинокий пацан, глазеет на стройку, да пусть, главное, чтобы не мешался и не лез куда не надо.
Но Бориса, как Лёнька ни всматривался в рабочих, он не увидел.
Подойдя к будке, где сидел скучающий солдат с автоматом, Лёнька попросил его:
- Дяденька, а не могли бы Вы позвать Бориса? – Лёнька постарался вложить в свой голос, как можно больше жалости.
Солдат лениво посмотрел на писклявого пацанчика, как смотрят на какую-нибудь надоедливую букашку, и нехотя переспросил:
- Иди ка ты пацан отсюда подальше, не до тебя, - и отвернулся.
- Ну, дяденька, - не отставал от него Лёнька, - мне очень надо увидеть Бориса. Позовите мне его, пожалуйста, - и как можно жалостливее продолжил смотреть на солдата.
Солдат, видимо поняв, что пацан от него отстанет, вновь посмотрел на него и спросил:
- Какого это тебе Бориса надо позвать? ЗЭКа, что ли? Если ЗЭКа, то не положено.
- Нет, - принялся горячо его заверять Лёнька. – Он не ЗЭК. Он здесь просто работает. Его начальник милиции сюда определил работать.
- Вольняшку, что ли? – уточнил солдат.
- Ага, - радостно закивал головой Лёнька. – его, дядю Бориса.
Солдат почесал голову под пилоткой и обратился к подошедшему солдату:
- Слышь, Серёга, тут пацан спрашивает какого-то Бориса, вольняшку. Говорит, что тот у нас здесь на стройке работает. Не знаешь такого?
Подошедший солдат посмотрел на Лёньку, закурил и, подумав, начал вспоминать:
- А не про того ли Бориса он спрашивает, что на днях в котлован свалился?
- Может и про того, - лениво подтвердил первый солдат и, посмотрев на Лёньку, пояснил ему: - На днях у нас произошел несчастный случай и один из работяг, бывший ЗЭК, упал в котлован, напоролся на арматурину и погиб. В морг его увезли. Следователь приезжал. Разборки тут разные были. Всё начальство на ушах стояло.
Но его перебил второй солдат:
- Да никакой это ни несчастный случай, - махнув рукой в направлении стройки, — это ЗЭКи меж собой устроили разборки и не простили ему, что он от них ушёл и наказали его.
Солдаты тут же забыли, что только что говорили и начали обсуждать свои проблемы, а Лёнька от такого известия, что Борис погиб и его больше нет, безмолвно стоял и смотрел по сторонам.
Ему было непонятно, как это так, что Бориса нет. Куда же он делся и что дальше делать? Как же жить, если человека, с которым ты был знаком, разговаривал, смеялся, больше нет? Для него это было непонятно. И тем более непонятно, что для этих молодых и здоровых парней исчезновение Бориса явилось таким незначительным событием, как будто на стекле просто раздавили какую-то букашку.
Ну никак не мог Лёнька уложить у себя в голове, что молодого, доброго мужика нет и больше никогда не будет. Что он не выйдет и не потреплет его по голове со словами: «Как дела, Лёнька?», что он никогда больше не улыбнётся и Лёнька никогда не услышит его хрипловатый голос.
Понятно, когда бабушка умерла. Правда Лёньки тогда не было дома, но мама ему всё рассказала о смерти бабушки и её похоронах. Бабушка была старенькая и вечно чем-то недовольная. Она даже манную кашу, которую готовила для среднего брата, Лёньке не давала. А тут Борис. Сильный, добрый, справедливый. Сколько он сделал добра Лёньке и сказал хороших слов. После его слов и разговоров с ним Лёньке и в самом деле захотелось идти в школу и учиться, потому и четверть он закончил хорошо без единой тройки.
А теперь его нет… И Лёнька в полном непонимании и расстройстве, от того, что всё это произошло, поплёлся домой.
Уроки не делались, задачи не решались, кушать не хотелось. Такое состояние его не покидало несколько дней.
Мама даже поинтересовалась, почему это он такой невеселый и даже меньше стал кушать и перестал брать завтраки с собой в школу. Но Лёнька ей соврал, что это из-за неприятностей в школе, связанной с интернатскими пацанами, которые постоянно приставали к ним.
Недавно Лёнька и в самом деле пришёл с «фонарём» под глазом после драки с ними. Мама тогда была очень возмущена и ходила к директору школы разбираться с этим случаем. После этого пацаны из интерната перестали нападать на них толпой, но если что было непонятно, то драки были только один на один. И это было честно. Поэтому про приход мамы в школу больше никто вспоминал.

Постепенно горькие воспоминания об исчезновения Бориса из Лёнькиной жизни, из-за многочисленных событий в его жизни стали отдаляться и как-то сами собой сглаживаться из памяти. Но на стройку он больше не ходил и даже каждый раз, проходя мимо неё, старался не смотреть в её сторону.

А на месте стройки вскоре выросли два новых кирпичных пятиэтажных дома. Их заселили. Это было очень радостное событие для всех жителей поселка. В одном из них родители Лёнькиного одноклассника Мишки Петроченко, получили квартиру, и Мишка даже позвал всех своих друзей к себе в гости.

Август 2021 г.