Богатыри - немы

https://karamora19Homo Razumens

(отзыв на прозу Олега Разумовского)

Богатыри – не мы...

Быт определяет сознание. Герои Разумовского прекрасно иллюстрируют это положение. Тот свет, что был в начале и который был хорош – где он теперь? Почему и чем всё это загорожено? Была же счастливая страна, было же детство, где от водки тошнило, а от зла плакалось? Куда всё смыло? Герои или, лучше – участники рассказов Разумовского – знают, куда делась жизнь. Посмотрите им в глаза: она делась туда: в глубь окостенелой жизни, в бедность дней, в слабость и ветхость тела. С одной стороны – окружающая внешняя беспробудность, но с другой – ежедневная личная возможность пробуждения ото сна. Тот выбор, который может из раба сделать Диогена. Выбор есть всегда, но герои Разумовского вполне внятно выбирают нежелание выбора. Они родились в этом провинциальном городе, где все винные магазины и водочные друзья известны сызмальства, и теперь без затей, автоматически проживают свою данную жизнь, не делая никаких собственных шагов, лишенные какого-либо личного отношения к чему-либо. В аэродинамических экспериментах есть способ визуализации траектории воздушной струи при помощи закреплённых легчайших шёлковых ниток: почти не создавая помех воздушному течению, они позволяют проследить геометрию потока. Так и люди Разумовского – невесомые нити, хоть и закреплённые с одной стороны некоей человечностью и даже кодексом некоей чести, но с другой стороны – плывущие совершенно по волнам несущейся мимо жизни. Для экспериментатора наличие нити не важно: оторвётся одна – наклеим другую. И герои Разумовского завораживают именно своей неважностью и взаимозаменяемостью. Они – эдакие спившиеся терминаторы, которых сам мир создаёт пачками, и не важно, если один упадёт с крыши, другого завалит поленница дров, третьего съедят каннибалы: в мире существующего безразличия жизнь человека превращена в простую математическую единицу. И выводимые в рассказах автором единицы бытия ни к чему нас, читателей, не призывают, потому что они лишены даже уничижительного понимания своей повторяемости и малости. Их мысли вьются как шёлковые нити, принимая форму струи портвейна или спермы, крови или желчи. Мир Разумовского узнаваем, потому что автор ничего не добавляет в существующий порядок: герои безличны и безразличны. Их эмоции – фантомная память о лучших эмоциях былых дней. Их презрение к обывателям – то же мещанство, зависть к чужому успеху, консюмеризм с чёрного хода: купить водки и выпить. Этот несущественный нищий человек Разумовского беззлобно злится и пьёт, бьёт и убивает окружающих: просто так, по ходу жизни, являя собой крайнюю карикатуру нашего ежедневного русского безразличия: – Не лезь без очереди! Беременная? Сиди дома! Инвалид? В землю давно пора, а туда же – за батоном тянется!

 

Герои Разумовского устали. Они не унижены и оскорблены: они – пошли дальше. Их уже нельзя унизить и оскорбить. Им нет дела до достоевских тонкостей, потому что не девятнадцатый век на дворе, а век грохочущей массовой информации, тысяч ежедневных смертей, денежного блаженства и висельной нищеты. Бламанже и неглиже. Мир неуклонно и неумолимо кататится. Отцы всегда дерутся с детьми, потому что для сына – вся отцовская выстраданная жизнь – лишь пропаганда и информация: такая же как вести с иракских или чеченских полей. Жизнь больше не бьёт ключом, теперь это делает нефть. Мировые рынки закрываются в плюсе, глава банка улыбается, рафаэль надаль берёт сет, а что делать нам? Люди Смоленска и Твери сидят в спокойной незамысловатости своего бытия и ни в чём не участвуют. Мир глобализовался до того, что никто лично уже и не нужен. Система работает сама по себе, а ты можешь учить детей в школе, можешь бухать, можешь утопить соседа в колодце – славы Герострата тебе уже никогда не снискать, потому что грядущему миру живой частный человек в качестве ориентира истинности и человечности – уже не будет нужен. Всё уже выяснено до нас. Человек Разумовского – Homo Razumens – прав, декларируя своими поступками свою обречённость и выключенность из происхоядещего. Если ты – всего лишь единица сложившегося бытия, то какая разница: человек ты или память о человеке? Мир учится выживать без нас, а большие далёкие дяди приучают нас к нашей незаметности, заряжая мясорубку телевизора безцензурным, расчеловечивающим, фаршем информации. Ленин на коленях Ксении Собчак. Серп и молот на носовых платках. Ушная сера в качестве консерванта для йогуртов.

... Переизбыток информации и недостаток контекста тесно связаны, являются двумя сторонами одной медали. Наравне с другими вспомогательными факторами – растущей урбанизацией, разрушением нуклеарной семьи, упадком традиционных институтов – такое состояние постоянной незащищенности создает ценностный вакуум, который с готовностью заполняется всевозможными экспертами, до зубов вооруженными даже еще большим количеством информации. Брак, воспитание детей, трудовые навыки – всё это сегодня подвергнуто сомнению. Эксперты постоянно издают все новые указания. Единственное, в чем мы уверены наверняка и что также питает уверенность экспертов, – это современная наука, которая учит, что любое знание является временным, так что все истины мира рано или поздно должны быть пересмотрены. К примеру, сегодня известно, что Ньютон во многом ошибался, но его модель работала, и только это имело значение. Всегда находится что-то новое. Вместо Истины с большой буквы мы имеем дело с самой последней истиной ...

Александр Бард и Ян Зодерквист «Нетократия»

Homo Razumens слаб и ленив, как мы, он живёт как ни попадя, потакая себе, поступая по пути наименьшего сопротивления и размышления, напивается, насилует, убивает, блюёт... Но что обнадёживает – это то, что он делает всё это на свежем воздухе. Герой Разумовского всегда, через весь свой туман и бред, куда-то идёт, можно почти сказать – стремится. Каждый рассказ – это новая попытка героя выйти из пьянства, из этого быта, из этой невстроенности в мир, выйти и куда-то дойти. Но на пути искателя всегда оказываются шалманы и пивняки, старые друзья, тоже ищущие лучшей жизни, они встречаются и снова заворачивают не туда: спускаются на старую тропу Хошимина, прячутся от шпаны и ментов, и беспамятство опять побеждает, герой падает запьяно и до утра умирает. А завтра снова – в бой! И снова – бессмысленность и надежда. Бессмысленность – как пожизенность, и надежда – как память о лучшем. Проза – как зеркало жизни, и рожа – как повод пенять на автора. Но у кого из нас не появилось желания убить героя этих рассказов, кто не захотел бы запретить Разумовского, избавиться от его низменной речи? Разве хоть раз в жизни каждый из нас не желал кому-то зла? И если желал – то кто ты сам, как не герой чьей-то прозы? Ад – это не другие. Безразличие – это про нас.

… люди с более примитивной натурой не могут избавиться от влияния жестокости, которая окружала их в лагерной жизни (Освенцим – прим. П.Л.). Сейчас, будучи свободными, они считают, что могут пользоваться своей свободой жестоко и неограниченно. Единственное, что для них изменилось - что они сейчас не притесненные, а притеснители. Они стали хозяевами, а не жертвами сил произвола и несправедливости. Они оправдывали свое поведение перенесенными жестокостями.Часто это проявлялось в как будто незначительных происшествиях. Как-то мы с приятелем шли по полям к лагерю и внезапно вышли к полю, покрытому зелеными всходами. Я стал обходить их, но он взял меня под руку и потащил прямо через него. Я пробормотал что-то насчет того, что незачем топтать хрупкие всходы. Он пришел в ярость и закричал: "Не смей это говорить! Разве у нас мало отобрали? Мои жена и ребенок отправлены в газовую камеру, не говоря уже обо всем остальном - и ты не позволяешь мне затоптать несколько стеблей овса?!"

Только постепенно к этим людям возвращалась банальная истина, что ни у кого нет права творить зло ...

Виктор Франкл «Человек в поисках смысла»

Но всё же, сквозь беспробудность героев и беспросветность их жизни на нас смотрят весёлые глаза былинных бомжей и легендарных пьяниц. Они ведут свои эпические бои с зелёным змием, падают в битве, овладевают грязными красавицами и служат примером пьяной доблести. И все свои беззакония они творят лишь на бумаге. Их чёрные истории – всего лишь анекдоты из жизни Пушкина на новый лад. Это – наши русские страшилки, театральная казнь, массовое изнасилование, общегородское линчевание, всероссийское самоубийство, по окончании которых на сцену поднимутся все убитые и замученные, опухшие и расчленённые: выйдут и поклонятся в зал: в глаза напуганного зрителя, вдруг вспомнившего, что он находится не в жизни, а в театре, и что ножи – картонные, а водка намешана из воды. Куски съеденных людей выпрыгивают из глоток каннибалов и кланяются всему честному народу, подпрыгивают и кричат: – Мы живы, мы живы! А вы?

7 мая 2009
Барселона

77.livejournal.com/32191.html