Восприятие Рождества

– Мало сомнений в том, что произнесут большинство искусствоведов о картинах Томаса Кинкейда. Вторичная пейзажная лирика, компенсация отсутствия глубины (например, через работу со светом) воздействием на чувственность и доступными сюжетами: дом, природа, люди, не отмеченные ни загадочностью, ни печалью. Сам он этого и не скрывает: «Это не тот Мир, в котором мы живём, это Мир, в котором мы хотели бы жить. Люди мечтают найти тот ручей, ту хижину в лесу».

– В общем, вердикт эстетов очевиден: сказка для дилетантов в живописи, на которую купились 7 миллионов американцев и примерно столько же жителей планеты, позволившие художнику сколотить состояние около 53-х миллионов долларов. Картинки для релакса, фотообоев и тренингов позитивных созерцаний. Подлинная живопись, произнесут они, отмечена таинством, недоступным любой фотографии и задаёт вопросы, на которые, подчас, и сам художник ответить не в состоянии.

– Как сознательный дилетант в живописи, я с радостью покидаю эстетствующие гостиные, вспоминая о том, что самой лучшей рождественской картиной для меня навсегда останется «Поклонение пастухов» (1622 год) художника Геррита Ван Хонтхорста. (Это тот же эталон, что и «Дары волхвов» О. Генри). Все иные вариации библейского сюжета меня не трогают – я вижу жажду художников заявить «я не такой, как все», но не чувствую в их полотнах Рождества и той радости с благодатным бессилием любых слов. Потому что голландец ухватил суть: пастухи – не пророки с тайными дарами от рождения и не учёные мужи. Благая весть приходит к ним благодаря доброте и чистосердечию, и Ван Хонтхорст передаёт это гениально (в моём восприятии).

– Схожая суть и у рождественских полотен Томаса Кинкейда. На дистанции почти четырёх столетий, разделяющих художников, истина неизменна: Рождество – не то явление, что провоцирует живописцев состязаться в искусстве смыслов и недоговорённостей, а сказка для детей, воспоминание о ней для взрослых и благая весть для всех. Так внешняя прямолинейность (по меркам искусствоведов) становится не просто достоинством, а единственным средством поделиться неотмирным из глубин собственной души. Не искажая смысл Рождества с его тишиной, неспешностью и милосердием – пусть люди, привычные в своём неведении подлинных глубин богоявления на свет, тем не менее почувствуют, что это не просто церковный праздник или традиционная дата календаря, а та надежда, которую не спутать ни с чем иным.

– Ахматова сказала об этом до дрожи точно: «Всем известно, что есть люди, которые чувствуют весну с Рождества». А живопись Кинкейда – один из проводников к свету даже для глухих и безъязыких. Однажды и они зададутся вопросом: так ли реален этот Мир, и всё ли, что действует в нём на уровне причинно-следственных связей и есть Истина? И всегда ли сказка только сказка?

– C тем же святым простодушием, что и Рождество, Кинкейд отображает, например, Шир из трилогии Толкина. Кажется, я слышу, как он произносит главное: сам по себе нерукотворный Мир настолько прекрасен и непостижим, что достаточно его отображения вне эстетствующих фантазий художника, игры со светом и тенями или кокетливости авангардистов. Эти «пунические войны» в Искусстве мне безразличны достаточно давно.

– Сам он прожил жизнь, в чём-то схожую с Мартином Иденом – ни раннее признание таланта (преподаватели художественной школы в Калифорнии говорили про 11-летнего Томаса, что им нечему его обучить, можно только подсказывать), ни деньги и красивые женщины не сделали его счастливым (по внутренним ощущениям) человеком. Подлинный брак у него случился только с собственными полотнами, а алкоголь стал посредником между живописью и реальностью – при том, что в ней у Кинкейда всё обстояло по-житейски обустроено. Как земной итог – скоропостижная смерть от передозировки алкоголем в 54 года (6 апреля 2012 года).

– Он так и останется, в моих глазах, одним из тех, кто не поддаётся пошлости, при всех обоях на экране Windows (у меня на компе тоже Кинкейд), многочисленных и посещаемых галереях в США и Европе и вечных магнитах для холодильников. Доверяя личному отклику, а не голосам искусствоведов, я испытываю от картин Томаса неизменное чувство: Рождество ближе, чем ты думаешь. И да, нас ещё потерпят.